Текст книги "Код Вавилона"

Автор книги: Уве Шомбург

сообщить о нарушении

Текущая страница: 28 (всего у книги 29 страниц)

Глава 47

Картезианский монастырь де ла Верне

Массив Мавров в Южной Франции

Утро среды

Два вертолета сели на большом дворе монастыря.

Папа снял наушники и отстегнул привязной ремень. Кальви открыл боковую дверцу и спрыгнул на землю. Он протянул папе руку, и у того от легкого прыжка на землю слегка подогнулись колени.

За ним из машины спустились Иероним, Марвин и два телохранителя. Тротиньон, Тиццани и Барри торопливо подходили от другого вертолета.

– Вашему Святейшеству ни в коем случае нельзя подвергать себя опасности. – Тиццани сделал еще одну попытку: – На вас лежит ответственность за весь христианский мир. Подумайте об этом…

На западной стороне монастыря гремели выстрелы. Телохранители осматривались, оценивая ситуацию.

– У меня тут есть миссия. – Папа не обращал внимания на выстрелы и посмотрел на Тиццани, отрицательно качая головой: – И я буду ее выполнять. А уж выполню ли – все в воле Божьей. И от выстрелов я не побегу.

Иероним дернул папу за рукав и показал на проход в сплошной череде зданий. Там стояла фигура в светлой рясе с капюшоном:

– Одна из сестер, которые восстанавливают монастырь.

Папа кивнул. Вифлеемская сестра. Безымянная монашка, рядовая сестра на службе у Господа.

Он энергичным шагом направился к ней. Монахиня упала на колени:

– Святой отец, какое благословение!..

Папа поднял монахиню с земли.

– Благослови Господь тебя и твоих сестер.

Ей было за шестьдесят, но глаза излучали силу и уверенность.

– Зло поселилось среди нас.

– Я знаю! Потому я здесь.

В этот момент на западной стороне монастыря взорвался вертолет.

* * *

Сперва он увидел пастуший посох. На сей раз это был епископский посох, но опять без позолоты, без резьбы по слоновой кости и без типичного витого рога.

Посох был прямой, из гладкого металла и серебристо поблескивал.

Если поставить его на землю, то человеку среднего роста он доставал бы до лба. Внизу он завершался острым наконечником.

Пятую часть длины палки составлял искусно вырезанный крест с распятым Иисусом Христом.

На голове у мужчины была светлая шапочка из муарового шелка, одет он был в белую сутану с тридцатью тремя пуговицами и в красные кожаные башмаки, какие носили еще римские цезари. На груди висел крест.

Лицо у мужчины было румяное, а волосы совершенно седые. Ему было далеко за семьдесят, глаза его приветливо светились, а фигура была изящной.

На правом указательном пальце он носил золотой рыбацкий перстень с изображением основателя церкви Петра и с монограммой Бенедикта.

Он видел самого себя.

Картинка расширилась, и он увидел стадо.

Овцы и бараны стояли, не сбившись в кучу, а разбредясь по холмам в поисках сочного корма – где группами, где поодиночке.

Его левая рука держала палку под самой резьбой с крестом, твердо уперев железный наконечник в землю.

Он стоял на небольшом выступе скалы, возвышаясь над стадом. Оттуда открывался хороший обзор местности. И все-таки он видел не все стадо. Крупные обломки скал загораживали видимость, если какое-то из животных забредало за камень.

Точка в небе, только что едва заметная, вдруг выросла в огромного орла. Взмахи его крыльев были мощными, спокойными и решительными. Как всегда. Он увидел гигантский клюв и голодные глаза смертоносного хищника.

Затем когти его напрягшихся ног глубоко вонзились в череп ягненка. Он неловко бросился на помощь. Орел перевернулся, ударился о землю, увлекая за собой добычу. Потом медленными и сильными ударами крыльев пытался преодолеть тяжесть в своих когтях, поднялся над землей и снова осел.

Крючковатый клюв орла впился в податливую плоть.

Он нанес удар пастушьей палкой.

Орел попытался отбиться клювом, выронил ягненка и взмыл в воздух, негодуя и крича.

Растерзанный ягненок лежал на земле и не шевелился.

Он видел себя опустившимся на колени и ощупывающим рану животного. Его любимец был мертв. Глубокая скорбь охватила его.

Однако выход был.

Он порылся в своих одеждах и извлек небольшой флакон. Поднес горлышко к пасти животного. На горлышке собралась капля жидкости.

– Нет! Это запрещено! На все времена!

Папа выкрикнул это своему двойнику, и сердце у него судорожно сжалось. Рука продолжала наклонять флакон все ниже и ниже.

Внезапно вместо головы животного он увидел человеческое лицо. Слезы застили ему глаза.

Вина падет на пастыря!

* * *

– Вы просто упали. – Иероним улыбался, помогая папе подняться.

– Долго я был без сознания?

– Несколько секунд, – тихо сказал Иероним.

– Что-то взорвалось.

– Другой вертолет, – ответил Эльджидио Кальви. – Французы выслали своих людей, чтобы присмотреть и в случае чего помочь. Кроме того, они затребовали подкрепления.

– Как нам пройти?..

– Через руины старой церкви, – сказала настоятельница, стоя рядом с папой. Лицо ее было полно тревоги. – Так ближе. Но если вы хотите отдохнуть?..

– Покажите нам дорогу.

– Вашему Святейшеству следует знать…

– Да?

– Один из пленных бежал от них. Он передал мне маленького мальчика, мы отнесли его в мою комнату, там он в безопасности.

– Одной заботой меньше, – пробормотал папа. – Спасибо. Покажите нам дорогу. – Внезапно он обернулся и, глядя на Тиццани, Марвина и Барри, сказал: – А вы останетесь здесь.

– Это против нашего уговора! – запротестовал Марвин.

– Я требую послушания! – прогремел папа грозным голосом. – Я недостаточно вам доверяю! Кальви!

Телохранитель папы бросил несколько слов Тротиньону, и его люди оттеснили Марвина. Никто не обращал внимания на его ругань.

Тиццани смотрел в сторону развалин церкви вслед удаляющейся группе. Он не заметил, что Генри Марвин и Барри внезапно побежали по двору на восток.

Глава 48

Картезианский монастырь де ла Верне

Массив Мавров в Южной Франции

Утро среды

Горящий вертолет перегораживал путь к дороге, а если идти в другую сторону, они дошли бы только до обрыва горного плато. Оставался лишь один выход.

– Скорее отсюда! Наверх! – Крис указал на деревянную лестницу к террасам. Потом подтолкнул Джесмин, которая сжимала в объятиях свою дрожащую сестру.

Спотыкаясь, они поднялись по лестнице и заковыляли по террасе. Анна то и дело звала своего сына.

– Маттиас в безопасности! – крикнул Крис, подталкивая обеих женщин к следующей лестнице на вторую террасу.

– Где мой сын? – Анна вывернулась из объятий сестры и набросилась на Криса с кулаками.

– За ним присматривают монахини, – ответил он, перехватив запястье Анны и пригнув вниз ее занесенную для удара руку. – Мы его заберем! Мы как раз и идем к нему! Монахини нам помогут! Нам надо только перебраться на другую сторону. Идем!

Терраса переходила в квадратный двор среди монастырских строений, сложенных из камня. Эти строения располагались в средней части монастыря и создавали собой преграду на север и восток.

Они перебежали через двор и под арками свернули налево, прошмыгнули под строительными лесами через проем в свежесложенной стене и внезапно очутились перед руинами другой стены.

– Руины церкви, – пробормотала Джесмин, глядя на остатки придела на восточном конце. – С алтарем в сторону Святой земли и Гроба Господня. – Джесмин оглянулась на свежевозведенную стену: – Они ее отстраивают заново.

– Еще одна! – Крис остановился в нескольких метрах правее перед следующим зданием, отходящим на юг перпендикулярно руинам. Через запертую решетку он разглядел тамбур реставрируемой часовни.

Удивленный возглас Джесмин заставил его резко обернуться.

* * *

На восточном конце руин в разрушенный придел ввалилась группа людей.

Крис увидел светлую шапочку и белую сутану с крестом на груди. Папа выделялся светлым одеянием на фоне остальных, как солнце отличается от окружающих его планет.

По обеим сторонам от папы шли телохранители с оружием в руках; за спиной у него Крис заметил настоятельницу, которой он доверил Маттиаса. Ее светлая ряса казалась темной по сравнению с лучистой белизной папской сутаны.

Джесмин и Анна остались под прикрытием руин, а Крис поспешил в середину разрушенного церковного нефа.

Группа вошедших остановилась.

– Зарентин! Рад вас видеть! – сказал папа после того, как к нему подошел Иероним и что-то шепнул на ухо.

– Оставайтесь там, где стоите! – крикнул Крис. Он бегло оглянулся и попятился к плите из серпентина. На ее слегка наклоненную, гладкую поверхность положил чемоданчик с артефактами и пробами.

– А где остальные? – озабоченно крикнул Иероним. – Где Жак?

– Вертолет взорвался, – Крис махнул рукой назад.

Иероним кивнул:

– Мы слышали взрыв. Тем, кто еще жив, будет оказана помощь. Где Дюфур?

– Дюфур погиб. И две монахини… тоже.

– Господь да будет милостив к их душам, – папа перекрестился и замолк. Потом, казалось, он собрался с духом: – Мне нужно с вами поговорить!

– Кто вы – друг или враг? – Крис указал на Кальви и Тротиньона, которые держали его на прицеле своих пистолетов.

Папа проследил за его жестом и что-то сказал телохранителям. Тротиньон и Кальви опустили оружие. Крис презрительно фыркнул: еще двое охранников во втором ряду продолжали держать его на мушке.

– Мы не хотим вам ничего плохого… – папа призывно глянул на Иеронима, и оба выступили вперед. – Вы ведь знаете брата Иеронима… Нам необходимо поговорить. У вас есть то, на что претендует церковь.

Крис рассмеялся:

– Может, и мне позволено будет вставить словечко? Я хочу получить от вас ответы на свои вопросы, а там будет видно.

– Спрашивайте! – Папа крепче сжал свой посох.

– Мальчик в безопасности?

– Да.

– Хорошо. Только, чтоб вы заранее знали: я разговаривал с неким Антонио Понти.

Папа вопросительно глянул на Криса, потом повернулся к Кальви, и тот что-то шепнул ему на ухо.

– Теперь я понимаю. Вы имеете в виду вора. Ну, этот человек хотел продать артефакты в Ватикан. По тому, что написано на двенадцати табличках, вы тоже понимаете, что таблички должны быть у нас.

– Больше вы ничего не можете предложить?

– Чего вы хотите? Денег? Как этот Понти?

– Денег. Сейчас это интересует меня меньше всего. Я хочу знать!

Крис пристально смотрел на папу, а тот неподвижно ждал. После нескольких минут, которые могли показаться бесконечными, Крис жестом подозвал к себе Джесмин и Анну:

– Есть у вас какая-нибудь идея?

– Покажи их ему! – тихо сказала Джесмин. – Что мы еще можем сделать? Ты же сам хотел с ним встретиться. Вот и встретились… Подумай о Маттиасе.

Он увидел ее взгляд, полный сомнений, и, в конце концов, кивнул. Потом открыл чемоданчик и выложил на каменную плиту, словно игральные карты, двенадцать табличек.

– Вот объекты вашего вожделения! Или, скорее, это? – В последнюю очередь он достал из чемоданчика три кости и положил их впереди табличек. – Подойдите, взгляните на них!

Папа и Иероним подошли к плите с другой стороны. Тротиньон и Кальви с настоятельницей застыли в десяти шагах, тогда как остальные два телохранителя по знаку Кальви отступили в дальний конец руин.

– А теперь скажите мне, чьи это кости? Судя по вашему интересу, это скорее божество или библейская фигура, чем какой-нибудь вельможный персонаж, – в тоне Криса звучало ехидство, но он поправился, когда рука Джесмин сдавила его бицепс: – Я хочу сказать: увольте меня от вранья!

Медленно, бесконечно медленно папа переводил взгляд с одной кости на другую.

– Можете их потрогать! Они не заразные!

Папа пропустил замечание Криса мимо ушей и повернулся к Иерониму. Монах лишь обозначил кивок.

– Это кости одного язычника, – голос у папы был ровный, лишенный эмоций. – Одного языческого царя.

– И у этого царя есть имя? – спросил Крис, поскольку папа замолчал.

– Эго кости Этаны,тринадцатого шумерского царя после Всемирного потопа, – сказал в конце концов Иероним, тогда как папа продолжал молчать.

– И что, его полагается знать? – Крис не понимал. – Он был чем-то знаменит?

– Согласно спискам шумерских царей Этана прожил тысячу пятьсот лет.

* * *

Крис озадаченно молчал, а потом нерешительно рассмеялся:

– Кажется, я начинаю понимать: 47-я хромосома…

– Некоторые тексты гласят, что он наполовину происходит от…

– Иероним! – оборвал его папа. Голос его вибрировал от возмущения.

– Пусть договорит! – негодующе воскликнул Крис.

– Якобы родила его Иштар, шумерская богиня. Кто знает, что тогда происходило и какие люди присваивали себе право считаться богами.

– Шумерские боги. Сын богини Иштар? – Крис усмехнулся. – Полубог, получеловек. Тут, возможно, расшатываются ваши монотеистические представления о Боге? Ваше представление о Едином и Единственном оказывается под угрозой, а?

Иероним молчал.

– Вы боитесь, как бы люди не подумали, что это больше соответствует действительности, чем то, что написано в Библии? Если действие хромосомы станет известно всем и будет приведено в качестве доказательства. – Крис вспомнил, как Рамона Зельнер рассказывала о библейских баталиях во времена Вильгельма. – Уже многие места из текста Библии и библейские сцены найдены на шумерских глиняных табличках. Однако Декалог на шумерских табличках – это совсем другое доказательство. Вы боитесь, как бы над церковью опять не разразилась буря, как сто лет назад?

– Глупости, – буркнул папа, отвернувшись и обратившись взглядом на восток. – Это вопрос давно решенный. И больше никого не интересует.

– Вас тревожит, что записи о долгой жизни Этаны научно подтвердятся! – Джесмин ахнула от этой догадки и прикрыла рот ладонью. – Что старение можно победить. Что долгожители на самом деле были и могут появиться снова… Вот чего вы опасаетесь.

– Но действие сорок 47-й на мышей вы уже не можете опровергнуть. О Боже! – Волосы у Криса на затылке встали дыбом, и сердце забилось учащенно. – Я начинаю понимать.

– Ничего вы не понимаете! – Папа снова повернулся к нему.

Они враждебно смотрели друг на друга. Крис видел перед собой ясные и умные глаза папы.

– Нет, понимаю! – возразил он. – Поэтому вы и хотите уничтожить эти кости! Вы просто обязаны – с вашей точки зрения – их уничтожить. – Крис видел по глазам папы, что попал своей догадкой в точку. – Да вам нельзя отдавать эти пробы и кости, они будут потеряны для науки.

– Это не вам решать. – Папа дрожал от ярости. – Если так случится, значит, на то воля Божья. Но этого не случится! Бог не предаст себя сам. Его воля записана в Библии. И Господь говорит: Не вечно Духу Моему быть пренебрегаемым человеками; потому что они плоть; пусть будут дни их сто двадцать лет.

* * *

Яростный крик разорвал тишину прозрачного утра. В проеме северной стены стояли Хэнк Торнтен и Зоя Перселл.

Перселл, крепко вцепившись в рясу монахини-викария, держала пистолет у ее головы. Лицо Торнтена было перемазано кровью, и стоял он скособочившись – в позе, которая, видимо, смягчала его боль. В одной руке он тоже держал пистолет, а в другой нес клетку для перевозки мышей.

Не обращая внимания на Кальви и Тротиньона, Торнтен шагнул вперед и крикнул срывающимся голосом:

– Зарентин! Не отдавай их ему! Они принадлежат науке! – И захромал в их сторону.

– Пристрелите его, если он сделает еще хоть один шаг! – заорал Крис, обращаясь к Кальви и Тротиньону.

Торнтен ковылял вперед с упорством робота. Выстрел Тротиньона пришелся ему под ноги, в каменную плиту.

– Идиоты! – взревел Торнтен, но все же остановился. – Зарентин, кости принадлежат науке… и пробы тоже… Вы знаете, какой шаг мы могли бы сделать для исцеления людей. Отдайте их мне!

Зоя Перселл толкала монахиню перед собой, пока они не поравнялись с Торнтеном.

– А если нет? Тогда вы убьете монахиню?

Торнтен зло ухмыльнулся и потом рассмеялся в голос. «Да, и это я тоже сделаю, – подумал он. – Эта тайна стоит любых жертв. Со стороны каждого».

Себя самого он уже принес в жертву. За несколько дней он из руководителя концерна, человека высокого положения превратился в фанатика, способного на все ради этого знания. Он не понял, когда и где окончательно перешагнул точку невозврата.

«Неважно, – думал он. – Лишь бы раскрыть эту тайну. И настало время пожертвовать ради этого и другими».

– Вы же не допустите такого. Вы же человек рассудка. – Торнтен неотрывно смотрел на чемодан, стоявший рядом с Крисом на земле. – Мне нужны пробы.

– Это я понял.

– Он что, привел вам аргументы, которые вас убедили? – Торнтен указал на папу. – У него их нет. Потому что он не знает ответов. Ни он, ни его вера, ни все философы, вместе взятые. Наступила эра торжества естественных наук. И началась она триумфальным шествием биологии. Наконец-то, наконец-то она на марше, ее не остановишь. Естественные науки находят ответы на вопросы, в которых терпят поражение философия и вера. Сейчас движущая сила – биология, она определяет грядущую эпоху. Ты хоть понимаешь это, Зарентин?

– Вы ничтожный, дрянной эгоист – и больше никто! – Джесмин дрожала от волнения. – Вы не ученый, вы алчная акула. У вас нет благоговения перед чудом жизни, откуда бы она ни возникла. Вам не знакомо чувство ответственности! Иначе бы вы не решились на то, чтобы принудительно испытать на Маттиасе генную субстанцию! Для вас существует только ваша точка зрения, вам даже не приходит в голову мысль, что все исходит из одного источника, как его ни обозначить! На самом деле знание не имеет для вас значения! Вы хотите открытия только для себя! Вы хотите обессмертить свое имя и огрести денег! Больше вам ничего не надо! Вы – позор для науки!

Издевательский смех Торнтена перекрыл ее последние слова.

– Вера и психология лишь вторично используют старые посылы. Воспринимать слова Библии буквально! Это значит остановиться в развитии! Естественные же науки ставят вопросы! Мы – новые гуманисты этого мира!

Крис ненадолго задумался, но потом отрицательно покачал головой:

– Нет, Торнтен, вы ничем не лучше фанатиков веры. Ваш путь – не гуманизм. Вы пренебрегаете людьми. И даже не осознаете этого! Должен быть какой-то третий путь…

– Я – есть третий путь! – Голос папы был тверд и спокоен.

– Вы? Не делайте себя смешным, – Крис помотал головой.

– Вы забываете, что церковь признала эволюционную теорию. Творение и эволюция – больше не антагонисты. Павел II провозгласил это, и я тоже стою на его позиции. Какое еще более убедительное доказательство попытки примирения между церковью и наукой вы можете себе представить, как не связь этих двух идеологий?

– И тем не менее ваша миссия состоит в уничтожении костей и проб? – Крис горько рассмеялся. – Какое уж тут примирение?

Папа и Крис смотрели друг на друга, полные вражды. Джесмин снова дернула его за рукав, но Крис не унимался.

– Вы забываете, что я разговаривал с Понти. Существует тринадцатая табличка. И она находится у вас! Однако до сих пор вы ни словом о ней не обмолвились! Что на ней написано?

Папа долго не сводил с Криса пристального взгляда. Потом наконец извлек из своих одежд маленькую шкатулку и поставил ее на плиту. Бесконечно медленными движениями он достал из нее маленькую глиняную табличку и осторожно положил рядом с остальными.

Потом он протянул Крису лист бумаги.

Крис узнал текст. Он видел его часть в виде копии у профессорши в Берлине.

– И табличку, и перевод брат Иероним нашел в наших архивах. Напомню вам: из текста на других табличках следует, что Этана объединил разные страны и племена в одно царство. Таково было повеление его бога. Читайте!

Крис и Джесмин склонились над листком.

Я сказал: «Господь, пусть будет так. Я стану служить и повиноваться».

И Господь спросил меня: «Чем мне наградить тебя, пастух?», и я ответил: «Полубог, получеловек, я ищу бессмертия, равного богам».

Но Господь сказал: «Пастух, сын человека. Отрекись от этого».

Он привел меня на равнину. Вся земля была усеяна костями мертвых. Тогда спросил меня Господь: «Ты, пастух и человек, могут ли эти кости снова стать живыми людьми»?

Я ответил: «Господь, это знаешь лишь ты».

Господь сказал: «Заговори с этими костями, крикни им: „Вы, иссохшие кости, слушайте, что хочет сказать вам Господь: Я снова вдохну в вас жизнь. Я сделаю так, что жилы и мясо вновь нарастут на вас, и обтяну вас кожей. Я вдохну в вас свое дыхание, чтобы вы снова ожили“».

Я сделал, что повелел мне Господь. Не успел я договорить, как услышал шорох. Кости двинулись друг к другу так, как они должны быть составлены. Я видел, как жилы и мясо наросли на них, а поверх всего образовалась кожа.

И было в них дыхание.

Тогда сказал Господь: «Видишь, в тебе живет сила, и все-таки ты человек и останешься человеком. Я дам тебе тысячу пятьсот лет, чтобы через тебя жила и пребывала моя воля. А в конце твоих дней твоя душа должна вознестись на небо!»

Крис задумчиво положил листок на табличку.

– Отсюда вы и выводите вашу миссию?

Папа молчал.

– Этот Этана был шумерский пастух! А вы – глава католического мира.

Папа молча смотрел на табличку.

– Святой отец, по-моему, ему нужно понять, какой крест отягощает вас. – Иероним немного выждал, затем повернулся к Крису: – Вы должны интерпретировать прочитанное в контексте основных принципов христианской веры, если хотите понять папу.

– Помогите мне, в Библии я не силен. – Крис помедлил. – Этот Этана, должно быть, имел силу оживлять мертвых. Так я понял.

Глаза монаха подернулись туманной дымкой.

– Да, пожалуй, так. Он мог оживлять других. Пожалуй, можно истолковать это так.

– И он… должен вознестись на небо…

Иероним потупил взор.

– Зарентин, по христианскому учению есть только один, кто мог воскрешать к жизни, а потом вознесся на небо.