Текст книги "Код Вавилона"

Автор книги: Уве Шомбург

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 29 страниц)

– Где Анна? – спросила она.

– У сына. Она при нем дежурит. Ему все хуже день ото дня. – Торнтен подчеркивал каждый слог.

– Что она ответила на ваше предложение?

– Ну, она отказывается дать согласие.

– Значит, у нее есть свои основания, – сказала Джесмин с видимым облегчением после сомнений, которые она только что пережила. – Это ее родительское право. Ей и решать.

– Но она не видит, какие шансы открываются благодаря новому открытию.

– Я тоже не вижу. Я научная ассистентка Уэйна, я не эксперт. Но мой здравый смысл подсказывает мне, что все идет чересчур быстро.

– Но вы же понимаете гораздо больше, вы можете лучше оценить шансы. Убедите вашу сестру. Пожалуйста! – взмолился Хэнк Торнтен. – Подумайте: без лечения Маттиас умрет, а с этой терапией у него появляется шанс… Чего тут медлить? Я сделал бы все, чтобы спасти жизнь моего ребенка! А мать Маттиаса делает все? Будьте честны: она боится ответственности, она медлит и увиливает и тем самым наносит непоправимый вред своему сыну. А вы? Будь это мой племянник, я бы ни секунды не раздумывал, чтобы спасти его!

– Нет! Прекратите! – воскликнула Джесмин, почти не владея собой. – Почему вы не применяете другую терапию, запланированную для Маттиаса?

Фолсом откашлялся и провел ладонями по лицу:

– Потому что эта терапия у другого пациента прошла неудачно. Не дала результатов, которых мы ожидали, – и это при гораздо меньшем поражении печени.

Джесмин закрыла глаза и подавила слезы. Она уже готова была уступить давлению. Но они сказали ей не всю правду.

Джесмин вспомнила подслушанный под окном разговор. Вспомнила холодный ядовитый голос Зои Перселл. И ни слова о смерти того пациента.

Разве можно этим людям доверять? Нет! Она должна выиграть время. Она должна найти какой-то выход…

– Где доктор Дюфур? Мне кажется, он очень ответственный человек.

– Ему нездоровится, – буркнула Зоя Перселл.

– Но здесь – не прямой репортаж, а запись, – сказала она, глядя на экран. – Насколько эта запись свежая – день, час назад? Что с этими мышами сейчас? Они еще живы? – Ее губы сжались в тонкую полоску.

– Такие же резвые, – Торнтен высокомерно улыбнулся.

Джесмин глянула на Снайдера, и тот кивнул, уверенный в победе:

– Все так, как он говорит, Джесмин.

– Уэйн, ты знаешь, сколько испытаний необходимо провести, прежде чем…

– Джесмин, это научная сенсация. Она действительно работает. Взгляни на мышей. Они чувствуют себя превосходно. Чем быстрее мы проведем испытания в реальных условиях, тем скорее получат помощь многие люди. Мальчик станет знаменитым. Вместе со мной! Тебе осталось только согласиться.

– Что это ты вдруг за них, а?

– Но это же мое открытие! – Уэйн Снайдер просто лопался от гордости. – Давай, Джесмин. Помоги нам осчастливить мир этой сенсацией.

– Подумайте о мальчике! – добавил Торнтен. – Он погибнет самым жалким образом! Конечно, не сегодня и не завтра, а постепенно, его хватит всего на несколько недель. И его мать будет сходить с ума от отчаяния, глядя на это. И вы тоже! Потому что виноваты будете вы. Вы согрешите против ребенка! Только потому, что у вас недостало мужества дать ему шанс, который у него есть сейчас. – Он сунул руку во внутренний карман своего свободного пиджака и неожиданно извлек оттуда ампулу с прозрачной розоватой жидкостью: – Вот вещество, готовое для инъекции. Это чудесная жидкость, растворенная в синтетической липидной смеси, при помощи которой мы можем вводить ДНК. Убедите Анну – и спасите Маттиаса!

Глава 37

София-Антиполис

Вечер вторника

По другую сторону запертой внутренней входной двери появился жирный детина, который, несмотря на свою полноту, двигался очень пластично. Череп у него был голый, а лицо казалось странно худым при таком массивном теле. Один из охранников отпер дверь, и Салливан вышел в тамбур. Глаза его сканировали Криса.

– Что это значит? Чего вы тут размахиваете оружием? – Салливан, не таясь, наморщил нос.

Крис игнорировал этот намек.

– Потому что мне надо войти. Я ищу одного человека.

– Однако ж вы умеете привлечь к себе внимание. Меня зовут Салливан. Я начальник службы безопасности Тайсэби,и сумасшедшим, размахивающим пистолетом, здесь делать нечего. Сейчас я вызову полицию – если, конечно, у вас не найдется убедительного объяснения вашей выходки.

– Мне срочно нужно к Джесмин Пирссон…

Крис пристально следил за шефом службы безопасности. Имя Джесмин, казалось, не вызвало у того видимой реакции.

– Почему бы вам не спрятать оружие? Стрелять вы все равно не станете.

– Если вы не заблуждаетесь на мой счет…

– Довольно. Я начальник службы безопасности международного концерна, и у меня есть нечто более ценное, чем любое оружие. Я знаю людей. Не станете вы тут палить куда попало.

– Мне нужна Джесмин Пирссон. Она мне звонила отсюда. Сказала, что она в опасности. А я ее друг.

– Так-так! – Голос был полон насмешки. – Ваша фамилия?

– Крис Зарентин.

Салливан немного помолчал, потом кивнул:

– Идемте. Я думаю, вас в самом деле ждут. Только спрячьте подальше оружие.

Крис последовал за Салливаном. Тот молча поднялся по лестнице, провел его по длинным коридорам и открыл дверь.

Лицо Джесмин горело румянцем и было прелестно.

Его пульс участился, и кровь застучала в висках.

– Джесмин… – собственный голос показался ему хрипом старого ворона. Проклятье, почему она даже не смотрит на него?

Взгляд Джесмин был прикован к губам сидящего рядом с ней мужчины, а ее стиснутые кулаки крепко прижимались к столу.

«Кажется, я вовремя», – подумал Крис.

Румянец Джесмин выдавал ее волнение.

Он с трудом оторвался от нее и быстро оглядел остальных. Вот удивленное лицо Уэйна. Взгляд Криса скользнул дальше. Центральной персоной всего собрания, несомненно, был человек, сидящий рядом с Джесмин.

– К нам посетитель! – возвестил Салливан, и все головы повернулись к ним.

Лицо Джесмин потемнело еще больше. Ее взгляд выпустил целый сноп стрел с огненными остриями.

– А вот и человек, который сможет ответить на ваши вопросы. Костной пробой мы обязаны ему. – Джесмин вскочила и бросилась к Крису.

– Джесмин, я так сильно… – Крис радостно раскрыл объятия.

Она остановилась перед ним с дрожащими губами.

От ее пощечины из его глаз потекли слезы.

* * *

Жак Дюфур вздрогнул, когда зазвонил мобильник, хоть и ждал этого звонка.

– Хорошо, что ты сдержал обещание. Ведь ты в лаборатории? – голос патера Иеронима был исполнен силы и решимости.

– Да.

– Ты сделал то, что мы обговорили?

Жак Дюфур медлил с ответом. Все это время сомнения глодали его, словно гиены падаль.

– Нет.

– Ты должен довериться Богу! – голос Иеронима напирал, не допуская возражений. – Докажи свое упование на Бога! Ведь ты примешь на себя это испытание?

– Я не могу. Я… все-таки ученый. – Во рту у Дюфура вдруг разом пересохло, как в пустыне.

– Ты сможешь. И должен. Онпросит тебя об этом.

– Почем тебе знать?

– Я знаю. Доверься! Доверься Богу. Доверься мне.

– Когда ты будешь здесь?

– Скоро. Но ты не можешь ждать. К моему приходу все уже должно произойти. Приступай!

– Иероним, не оставляй меня одного. Я уже не знаю, что правильно, а что – нет. Я… подожду, когда приедешь ты.

– Нет! Надо быстро, надо сейчас.

Дюфур молчал.

– Я не могу…

Жак Дюфур встал. Его кости болели и весили центнеры. С момента смерти Майка Гилфорта его физические резервы таяли, как снег на солнцепеке. Он в отчаянии помотал головой. Слишком многого требовал от него Иероним. Тут как ни поступи – быть тебе предателем.

Дюфура стало трясти. Ляжки его дергались, и он, не веря своим глазам, смотрел на этот нервный тик, заметный даже через брюки.

– На то воля Божья! – своим четким неотступным голосом монах все больше разрушал сопротивление Дюфура. Иероним немного помолчал и продолжал ласково, но твердо:

– Божьей милостью мы те, кто мы есть. И ты, и я. Жак Дюфур, всегда помни о том, что Бог судил для людей. Для тебя и для меня. Я сошел с небес не для того, чтобы творить волю Мою, но волю пославшего Меня.Так говорил Господь наш Иисус. И такого же послушания требует в своем Уставе святой Бенедикт от нас, монахов. Ты веришь в Бога, так что следуй и ты его воле. Никто не может уклониться от Божьего испытания. Ведь и я как ни молил, а Бог правит дело так, что я не могу от него уклониться. Ты теперь орудие Бога и действуешь по его воле. Пойми, Жак Дюфур, Онизбрал тебя. Подчинись! Такое на тебя возложено испытание.

Дюфур измученно опустил трубку. Он не знал, как правильно, но это знал Иероним. Дюфур благодарно цеплялся за его неколебимую веру. Иероним указывал ему путь.

Дюфур взял дорожную сумку, которую еще днем похитил в одной из палат, и тяжелыми шагами направился в лабораторию, включил у двери свет и смотрел на потолок до тех пор, пока все до одной лампы не засветились с тихим жужжанием.

* * *

– Таковы женщины, – Зоя Перселл рассмеялась. – Садитесь и переваривайте это доказательство любви. – Ее язвительный взгляд сопровождал Джесмин, когда та возвращалась на место.

– Приятно познакомиться с таинственным незнакомцем, благодаря которому вообще стало возможно это научное открытие. Что привело вас сюда? – Торнтен приветствовал Криса.

Крис пролепетал что-то о важных и неотложных делах и о тревожном звонке Джесмин.

– И вы примчались освобождать мисс Пирссон из лап чудовища… – Торнтен забавлялся. – Оглянитесь вокруг. Целое собрание ответственных ученых. Мисс Пирссон, пожалуй, несколько преувеличила, этого мы и боялись. Мне она только что заявила, что считает себя арестанткой. Что, разумеется, не имеет с действительностью ничего общего.

– Значит, мы с мисс Пирссон можем удалиться отсюда, если захотим?

Торнтен засмеялся:

– Я думаю, вы этого не сделаете. – В нескольких хорошо структурированных фразах он изложил то, что случилось в Дрездене и Праге. Крис ни единым мускулом лица не выдал, что он думает по поводу предательства Уэйна, а слушал внимательно, чтобы усвоить детали генной техники.

– Для меня генетика – огромный, неведомый океан, – сказал Крис, когда Торнтен закончил. – Но, насколько я понял, Уэйн все же довел клетки до деления и затем, исследовав их, открыл 47-ю хромосому, дополнительную мужскую Y-хромосому. Что, опять же, аномалия, которая, однако…

– …Трисомия, да, XYY-трисомия…

– …научно не то чтоб неизвестна. – Крис сделал паузу, сосредоточился. – Далее, я понял, что трисомия практически всегда связана с тяжелыми болезнями.

– Да, причем у половых хромосом существуют особенности, так что с обобщающими высказываниями надо обходиться осторожно, – Торнтен склонил голову набок. – Я намного лучше разбираюсь в растениях. Эндрю, это твоя область.

Эндрю Фолсом поднял брови, однако Торнтен нетерпеливо кивнул, и Фолсом принялся трещать.

– Дополнительные хромосомы обычно вызывают сильные повреждения, например синдром Дауна при трисомии по 21-й хромосоме. Но лишние половые хромосомы, кажется, не так вредоносны, как другие трисомии. Женщины с тремя или четырьмя X-хромосомами часто не проявляют признаков тяжелых заболеваний. Кажется, это связано с тем, что лишние X-хромосомы надолго отключаются. Это попадает в систематику нормальных случаев, ибо у женщины обычно две X-хромосомы – одна от матери, другая от отца. Одна из них отключается уже на ранней стадии. Надолго, навсегда.

– Пока что я все понимаю, – сказал Крис, уловив во взгляде Фолсома невысказанный вопрос: успеваешь ли ты за мыслью?

– Мужчины с трисомией половых хромосом имеют больше проблем. Если наличествует две X-хромосомы, то есть XXY-трисомия, то такие мужчины в большинстве случаев страдают синдромом Клайнфельтера, они стерильны, необычайно высоки ростом, имеют ненормально длинные руки и ноги, иногда у них развивается женская грудь, и тело почти лишено волосяного покрова…

– Но здесь у нас XYY-трисомия, верно? – Крис язвительно улыбнулся, поскольку Фолсом смотрел на него, как на ученика средней школы.

– Она тоже может оказывать свое действие, но не обязательно. Такие мужчины ростом выше среднего, у них наблюдается сильная акне, увеличенные пропорции в области лица, крипторхизм, порок сердца, пониженное качество спермы. И еще – такие мужчины чаще всего обладают повышенной агрессией.

– Но все это не тянет на научную сенсацию, а, скорее, похоже на болезнь, – Крис с сомнением покачал головой.

– Действительно, раньше XYY-мужчинам говорили, что они не должны размножаться. – Торнтен рассмеялся: – Были даже исследования, которые хотели припечатать этих мужчин к криминальным социопатам. Но это прошлогодний снег. Сегодня можно утверждать, что XYY-трисомия не несет в себе патологических и даже тяжелых отклонений. К тому же эта трисомия, как правило, не наследуется. Шанс наследственности меньше одного процента. – Голос Фолсома трещал, как газонокосилка.

– Этому есть какое-нибудь объяснение?

– Трисомия – это результат ошибки при образовании мужских зародышевых клеток, когда в результате мейоза, второго редукционного деления клетки, два хроматида Y-хромосомы не отделяются друг от друга. Так сказать, ошибка кустарного исполнения, причина которой крайне редко передается дальше. Y-хромосома сама себя ремонтирует. – Фолсом ударил ладонями по коленям, сигнализируя, что объяснил тупому уже достаточно.

– Значит, удвоение Y-хромосомы – индивидуальная беда, которая больше не наступает у мужского потомства, – повторил Крис.

– Однако мое открытие показывает нечто другое! – Уэйн Снайдер беспокойно ерзал на стуле, полный эйфории и воодушевления. – Эта дополнительная Y-хромосома огромна и битком набита генами, тогда как известные Y-хромосомы маленькие и рудиментарные. – Уэйн, учащенно дыша, ударил кулаком по левой ладони: – Эта Y-хромосома не может произойти от известной Y-хромосомы. Это совершенно другое. Ибо в противном случае…

– …опыт с мышами завершился бы иначе. – Крис попал в такт Уэйну. – Ты подготовил генный материал, впрыснул его престарелым мышам, и те вновь обрели молодость.

– Да, Крис! Да! В это трудно поверить, но это действительно так! – Снайдер вскочил и широкими шагами заходил по залу. – Понадобится целая вечность, пока мы это как положено изучим и хотя бы начнем догадываться, как оно действует, но какое это имеет значение? Многие вещи прекрасно функционируют, хотя мы не можем их объяснить.

– Честно говоря, я просто не верю в это. Можно мне взглянуть на этих мышей?

– Вы увидите всего лишь молодых активных мышей. Больше ничего, – Торнтен засмеялся.

– Тем не менее.

Торнтен глянул на Снайдера и Бейкера:

– Принесете мышей? Мы с удовольствием сделаем все, чтобы развеять сомнения.

* * *

Пройдя в лабораторию, Дюфур пристроил сумку.

Обе клетки с мышами стояли на столе у входа. Чтобы исключить опасность инфекции, их не разместили среди других подопытных животных.

Крепкие мыши взволнованно шныряли по опилкам. Дюфур покачал головой. Его опять охватили сомнения. Как может Иероним требовать от него такое? Каким таким знанием обладает этот монах, что настолько уверен в своей правоте?

–  Бывают пути, которые кажутся человеку верными, но в конце ведут в преисподнюю.Так святой Бенедикт цитировал из книги пословиц. Ты это понимаешь, Жак? – Голос монаха, который все еще гремел в его ушах, помог Дюфуру одолеть сомнения. С дрожью он несмело пошел дальше, к инкубаторному ящику. Новые пробы разрастались там, как плесень на сырой стене.

Несколько долгих минут он неподвижно стоял и смотрел сквозь стекло на растущую слизь, которая неукротимо размножалась, полная жизненной силы. Ее белесая масса уже наползла на стекло смотрового окошка.

Чудо жизни. Величайшая в мире тайна. Дюфур почувствовал, как жар бросился ему в лицо, и вновь услышал голос Иеронима.

– Послушание – вот позиция тех, для кого Христос превыше всего. О таких говорит Господь: с первого слова он послушен мне, – непоколебимо возвещал Иероним.

И все-таки… верен ли этот путь? Его ли это дорога? Он предает науку! Свою науку!

– Вспомни о Майке Гилфорте. Он на твоей совести. Неужто его смерть для тебя – недостаточное предостережение? Неужто теперь и мальчик должен умереть, чтобы ты, наконец, осознал и послушался?

Громовые слова Иеронима продолбили Дюфуру череп. Он отчаянно схватился за голову, которая готова была разорваться.

Не раздумывать больше! Не поддаваться этим мучительным сомнениям, которые гложут его. Ведь Иероним указал ему путь.

Он поставил регулятор инкубаторного ящика на «выкл.». Потом натянул защитные перчатки и маску и открыл дверцу ящика. Внутри он ощутил температуру жизни: 37°.

Тепло погладило волоски на его запястьях. Он брал чашки Петри одну за другой и бросал их в свою дорожную сумку. Слизь со стекла смотрового окошка он вытер платком и тоже бросил в сумку.

Он хватал предметы быстро, как жалит змея: схватить и отпрянуть. Слезы текли по его щекам. Он всхлипывал и дрожал в ознобе.

Покончив с инкубатором, он перешел к холодильнику и открыл дверцу. Там уже хранились замороженными два десятка проб. В двух розоватых пробирках генная субстанция поблескивала в готовом липосомном растворе. Еще одну пробирку носил при себе Торнтен, а две они уже использовали, чтобы превратить в молодых животных двух древних мышей.

Неужто это грех? Неужто Богу это неугодно?

Дюфур опять отмел сомнения, побросал пробы в сумку и несколько раз перепроверил, все ли он забрал. Ничего нельзя было оставить.

«Ни единой пробы, ни капли слизи», – требовал Иероним.

Потом он сел к компьютеру и кликнул мышкой в ту область данных, которая была выделена специально для анализов. Обычно все данные исчезали в ненасытной пасти центрального сервера в Бостоне, но на сей раз по указанию Зои Перселл данные сохранялись лишь на местном сервере.

«Вы хотите окончательно стереть файлы?»

Стрелка нацелилась на «Да».

* * *

– Раскрыта дверь к главной тайне человечества.

– Я просто не могу в это поверить, – бормотал Крис.

Все это звучало слишком патетично. Как можно с рудиментарными знаниями о поверхности великого океана сказать, что происходит на глубине в десять тысяч метров?

– Поэтому мы и должны узнать все о происхождении кости.

Крис засмеялся:

– Я должен был всего лишь доставить ее куда велено. И больше ничего. Человек, который что-то знал о ней, уже мертв.

– Пожалуй, вы не понимаете всей важности этого открытия! – В голосе Торнтена зазвучали враждебные нотки. – Мы можем остановить старение, вновь омолодить старые тела. Вы понимаете, что это значит? Продление жизни каждого из нас…

– Бессмертие? – тихо спросил Крис.

– Может быть, и это, – Торнтен кивнул. – Но даже если и не оно, то хотя бы существенное продление срока жизни, не говоря уже о преодолении болезней. Триста теорий старения единым махом сменяются найденным нами решением. Важна любая дополнительная деталь. А от вас что-то не очень много проку.

– А я вам ничего и не обещал.

– Эту кость вы так и носите в своем рюкзаке? – Голос Торнтена предельно напрягся.

Крис не ответил.

Торнтен коротко кивнул, и Салливан со Спэрроу тут же очутились у стула Криса. Салливан без выражения смотрел на Криса сверху вниз, протягивая руку, тогда как ладони Спэрроу легли на плечи Криса.

– Воздержитесь от глупостей! – Хэнк Торнтен окатил Криса ледяным взглядом. – Я вижу, о чем вы думаете. Но даже если это вам не по вкусу: здесь делается то, чего хочу я. Рюкзак у вас отнимут силой, если что.

– В рюкзаке есть и другие вещи, кроме кости…

– В этом я не сомневался, – Торнтен язвительно хмыкнул: – Может, и еще одна кость? Я уверен, что этот рюкзак – настоящая археологическая находка. Итак!

Крис немного помедлил, затем пожал плечами и отпихнул рюкзак ногой.

– Очень хорошо. Вы разумный человек, – Торнтен покровительственно ухмыльнулся.

– Я знаю свои границы. – Крис выдержал холодный взгляд и откашлялся. – Но… эта Y-хромосома… Откуда она взялась? Почему мы все не носим ее в себе? Отчего она вымерла?

– Откуда она взялась? Совершенно непонятно. Но она есть! Почему мы не носим ее в себе, этому есть вполне объяснимые до определенной точки биологические причины. Вам это интересно?

Крис кивнул.

– Информация откладывается в клеточном ядре ДНК. На особой Y-хромосоме. – Торнтен насмешливо улыбнулся: – Если мужчина с дополнительной Y-хромосомой зачинает дочь, та обладает обычно двумя X-хромосомами. В этом случае наследство Y-хромосомы пропадает в первом же поколении. Допустим, зачинается сын, тогда он, возможно, унаследует вторую Y-хромосому. Если теперь этот сын, в свою очередь, породит дочь, цепочка обрывается на этом месте. Если он остается бездетным, цепочка тоже обрывается. Лишь при зачатии сына одна, а возможно, и вторая Y-хромосома наследуется дальше. Допустим теперь, что с самого начала лишь немногие мужские линии – по каким бы то ни было причинам – были оснащены этой второй Y-хромосомой, тогда эта особая структура ДНК очень быстро исчезнет из природы.

Крис с сомнением смотрел на председателя.

– Зарентин, таково учение о наследственности! И есть еще одно предрасположение, которое тоже может подыграть: клетки состоят из клеточного ядра и цитопротоплазмы. ДНК в клеточном ядре содержит всю наследственную информацию, которая делает из нас людей с нашими индивидуальными свойствами. Цитоплазма, в свою очередь, содержит митохондрии, которые имеют собственную митохондриальную ДНК. Эти митохондрии – электростанции клеток. Они каждую секунду отвечают за то, чтобы клетки функционировали. Они – заправилы! Без обмена через митохондрии информация ДНК клеточного ядра была бы только формулой на бумажке в ящике стола: она есть, но никак не используется.

Клеточные же электростанции – исключительно женские, и у любого человека наследуется только наследственная информация матерей. Понимаете? Из-за того, что эта информация лежит на Y-хромосоме в ДНК клеточного ядра, она не используется. Ибо митохондрии имеют свою собственную ДНК.

Крис помотал головой, с сомнением заглянул в лица присутствующих:

– Но вы же сами не верите в это, разве не так?

– Вера – это не научная категория. Я не верю. Я лишь позволяю себе высказать мнение, подумать над моделью объяснения, которая включает в себя уже известные научные факты. Многие великие открытия поначалу имели еще более умозрительные основания.

– Где же зацепка, которая дает хотя бы смутную возможность, что все это реально? Где те млекопитающие… люди, которые могли бы в какой-то форме подтвердить ваше допущение?

– Люди? Только мужчины, Зарентин. Но никак не женщины, – Торнтен засмеялся.

– Что вы имеете в виду?

– Хоть я и ученый, но в этом случае вынужден сослаться на Библию.

Торнтен, слегка забавляясь, глянул на растерянные лица: Эндрю Фолсом непонимающе мотал головой, Зоя Перселл недоверчиво распахнула глаза.

– Спокойно, Зоя. Я не ударился в религию. – Торнтен встал, сделал несколько шагов и снова повернулся: – Однако в этом случае Библия может выступить в роли свидетеля. Там написано: Аврааму было сто семьдесят пять лет. Адам умер в девятьсот тридцать лет, Мафусаилу было девятьсот шестьдесят девять лет. Ной умер в девятьсот пятьдесят лет.