Текст книги "Код Вавилона"

Автор книги: Уве Шомбург

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 29 страниц)

Глава 18

Берлин

Пятница

Все окрестности Музея Пергамон представляли собой одну сплошную строительную площадку. Улицы были перекопаны, прокладывались новые трубы, и накатывался новый асфальт. После долгих поисков Крис припарковал машину неподалеку от Университета Гумбольдта, повернув запретительную табличку с надписью «Только для строительной техники!» лицом к тротуару. Вряд ли существовала опасность, что к вечеру пятницы это свободное место понадобится какому-нибудь самосвалу.

Один бдительный пешеход осудил его наглость, пригрозил полицией и пошел своей дорогой, все еще продолжая зудеть, когда Крис уже двигался в сторону Шлосбрюкке. В Люстгартене нежились на просторной поляне любители солнца, наслаждаясь послеполуденным теплом. Крис снял льняной пиджак и тоже улегся на траву, подложив под голову рюкзак и глядя на струи фонтана. Он чувствовал, как солнце согревает его лицо, закрыл глаза и слушал смех и гомон голосов вокруг себя.

Утром Крис выехал из Кельна на машине, взятой напрокат, и устроился в Вильмерсдорфе в маленьком пансионе, который всегда бронировал при посещении Берлина.

Когда зазвонил его мобильник, он подумал, что это Ина: хочет что-то уточнить к очередному заказу. Но то была Джесмин.

– Как я рад слышать твой голос, – нежно сказал он. – Где ты пропадаешь? – Он заставил себя реагировать спокойно, хотя от радости готов был подскочить и пуститься в пляс.

– Я еще в дороге. – Голос ее звучал чопорно и отстраненно.

Крис насторожился. Он столько раз оставлял ей сообщения в голосовом ящике, так беспокоился за нее, а она была холодна, как арктический лед.

– Я что, уже в прошлом? – спросил он. – Когда еще ничего даже не началось?

– Что-что?

– Я рад твоему звонку…

– Извини, я никак не могу сосредоточиться. – Ее голос немного смягчился.

– Что случилось? Ведь мы же собирались увидеться в выходные. И что?

Она молчала. Потом засопела. Плакала, что ли? Крис сел на траву.

– Джесмин, что случилось?

– Не сейчас, ладно? – Она снова замолчала, потом ее голос отвердел: – Я еду домой. Я буду рада, если в выходные мы увидимся. Завтра, да?

– Я буду несказанно рад.

– Когда?

– Во второй половине дня, сразу после полудня. Дрезден ведь не так далеко от Берлина.

– Берлин? Почему ты в Берлине?

Он засмеялся:

– Должен провернуть здесь одно дело, но после этого голова у меня свободна. – Он сделал маленькую паузу: – А у тебя? Будет ли у тебя завтра свободна голова – для нас?

– Может быть, – ответила она не сразу.

– Я могу тебе чем-то помочь?

– Я все расскажу тебе завтра. Тогда ты меня поймешь, да? Пожалуйста, не сердись, сейчас я не хочу об этом говорить. Прошу тебя! С тобой это никак не связано.

Крис встал, отряхнулся и направился к Музею Пергамон, в здании которого располагался и Музей Передней Азии.

Улочка перед музеем тоже ремонтировалась. Высокий забор с крышей и деревянным тротуаром для пешеходов загораживал вид на здание.

Он перешел на другую сторону улицы и долго смотрел через строительный забор на огромный комплекс зданий, состоящий из трех корпусов, строительство которых – от стадии проекта до сдачи в 1930 году – длилось почти полвека. Он видел лишь нескольких человек на широкой лестнице, которая вела посетителей с улицы через канал Купферграбен к высокому входу.

Он быстро прошел к следующему перекрестку и повернул налево. По правую руку теперь находилась сложенная из могучего плитняка дамба городской железной дороги, у основания которой приютился ресторан. На тротуаре стояли в два ряда столы и стулья. Почти все столы были заняты, и ему пришлось довольствоваться местом непосредственно у информационного столба автобусной остановки. Скользнув взглядом по ожидающей парочке в мотоциклетных костюмах, он сел спиной к стояку. Так ему была видна улица в сторону музея. Потом он заказал себе капучино и воду.

Место встречи предложила Рамона Зельнер – после того как Крис отказался от встречи в музее. Он бы с удовольствием осмотрел врата Иштар, но слишком велика была опасность быть арестованным в музее, имея на руках глиняные таблички, по подозрению в краже.

Профессорша пришла за пять минут до условленного времени. Она хорошо описала себя – Крис легко узнал изящную женщину с распущенными волосами орехового цвета, ниспадавшими ниже спины. Ее лицо казалось юным и свежим, а глаза внимательно осматривались вокруг. Одета она была в топик кремового цвета, темно-синюю юбку и блейзер. Крис дал бы ей чуть меньше сорока. Мужчина рядом с ней, одетый в темный костюм, был на голову выше. Оба направились сначала в ресторан, но вскоре снова вышли оттуда и сели за освобождающийся столик. Профессорша оглядывала посетителей, словно орду новых студентов.

«Госпожа профессор Рамона Зельнер, а ведь ты, пожалуй, та еще чертовка», – подумал Крис. Он выждал десять минут, наблюдая, как они заказывают себе напитки.

Ее спутник все время беспокойно ерзал на стуле. То, что издали казалось классическим бизнес-костюмом, на поверку оказалось темным одеянием с пасторским воротничком. Уличная форма церковной одежды. Мужчина был священник. Его лицо казалось напряженным, а очки с круглыми стеклами придавали ему совиный вид.

«Ничего подозрительного», – думал Крис, в последний раз осматривая улицу и посетителей. Затем он встал и направился к ним, лавируя между столиками.

– Госпожа Зельнер?

– Да? – Ее живые глаза были такого же орехового цвета, что и волосы. Прокуренный голос был ему уже знаком по телефону. Вживую он звучал еще привлекательнее.

– Если у вас нет возражений, то спокойнее нам было бы там, – Крис жестом пригласил их за свой столик.

– Что, отсюда виднее? – весело спросила она, когда они уселись напротив Криса. В уголках ее рта, демонстрируя высокомерие, возникли насмешливые морщинки.

– Да, виднее… – пробормотал Крис.

– Как мне вас называть?

– По-прежнему: Рицци.

Когда он позвонил ей утром, она пыталась отложить встречу до следующей недели. Крис настоял на своем, пригрозив ей, что уже назначил – на всякий случай – на понедельник встречу с представителем Британского музея.

– Ну, хорошо – Рицци. Вот вам и встреча, которой вы добивались. Что дальше? – В ее прокуренном голосе прозвучала некоторая издевка.

Крис разглядывал ее спутника.

– О, прошу прощения, – она обаятельно улыбнулась: – Томас Брандау. Еще один любитель искусства Передней Азии.

– И к тому же священник. Почему вы так нервничаете? – спросил Крис. – Вас что-то беспокоит?

Руки Брандау вцепились в бокал белого вина:

– Мне не нравится вся эта конспиративность.

– Здесь нет ничего конспиративного, – сухо сказал Крис. – Я всего лишь хочу избавиться от того, что мне передал для вашего музея человек по имени Форстер. Не более того.

– И что это? – Она закинула ногу на ногу и сложила ладони на правой коленке, как раз на том месте, где заканчивалась юбка и открывалась голая загорелая кожа.

Крис заставил себя отвести глаза и достал из-под стола рюкзак. Он извлек оттуда конверт, из которого вынул несколько фотографий.

– Только фотографии? – Профессорша взяла картинки и мельком глянула на них. Со скучающим видом вернула снимки Крису: – Если у вас ничего больше нет…

– Мы лишь начали. Не думаете же вы, что я таскаю с собой сокровища.

– С Форстером мы продвинулись дальше, – ехидно сказала она. – Тот хотя бы переправил мне копию текста.

– Тем лучше. – Крис рассмеялся, забавляясь. – Значит, вы уже знаете, насколько ценны эти предметы.

Она высокомерно улыбнулась и слегка надавила на стол ладонью:

– Рицци – или как уж там вас зовут, – вы хоть знаете вообще, что вы сюда привезли?

– Ну так расскажите мне, – негромко произнес Крис.

– Таблички бесценны, если говорить об их значении для истории культуры.

– И принадлежат они Немецкому обществу востоковедов, – вмешался Брандау. Его голос слегка вибрировал и был полон нетерпеливого презрения. – Поскольку именно оно финансировало раскопки в Вавилоне, где эти предметы были найдены. Общество когда-то заключило правомочный договор о находках. Вы должны радоваться, что мы не подключили сюда полицию.

– Найдутся другие покупатели…

– Конечно же, они есть. – Ореховые глаза Рамоны Зельнер угрожающе сверкнули: – Другие музеи, частные коллекционеры. Но как раз этого-то Форстер и не хотел. Во всяком случае, именно так мне передали его слова.

– Вы его знали?

– Нет. Он присылал ко мне своих людей. Сам Форстер никогда не появлялся. Но мы провели несколько телефонных переговоров.

– Значит, вы еще не видели эти клинописные таблички вживую? – спросил Крис, все больше склоняясь к мысли, что Форстер его здорово надул.

– Нет. До сих пор мы видели только фотографии. Хоть качеством и получше тех, что у вас в конверте. И у нас есть части текста в копии и перевод. У вас есть больше?

Крис медлил, но понимал, что без доказательств ему не сдвинуть дело с мертвой точки. Он достал из рюкзака обтрепанный чертеж на желтоватой бумаге, который обнаружил при табличках.

Рамона Зельнер без спешки взяла листок и стала разглядывать его, не отрываясь. Указательным пальцем она прослеживала линии чертежа, то и дело возвращаясь к кресту в нижней части листа.

– Вы знаете, что это такое?

– Нет, – сказал Крис. – Ни малейшего представления. Выглядит как напечатанный, как будто вырванный из книги.

– Так оно и есть. – Она проигнорировала протянутую руку Брандау и не выпустила листок. – Это чертеж местности из книги «Новообретенный Вавилон» 1913 года. Написана Робертом Колдевеем, человеком, который вел раскопки Вавилона по поручению Немецкого общества востоковедов. В этой книге Колдевей представляет результаты раскопок. – Профессорша вертела схему в руках: – Здесь не хватает расшифровки знаков… Слева – это Евфрат. Вот вся разбивка местности. Гениально снятая и начерченная, – сказала она наконец.

– Что же в ней такого особенного?

– Вы что, действительно не понимаете, что к чему? – зашипел Брандау и презрительно воззрился на Криса.

– Нет, не понимаю. – Крису хотелось влепить пастору оплеуху. Этот человек с каждой минутой становился все невыносимее.

– Колдевей – отец современных раскопок, – объяснила Рамона Зельнер. – Он первым подошел к раскопкам систематически и предпринимал замеры местности. Его метод и поныне остается основой новейших раскопок. Он установил критерии для современной археологии.

– Вы были в музее? – вдруг спросил между прочим Брандау.

– Нет, – ответил Крис.

– Жаль. – Его голос сочился презрением. – Как раз в этом году открылась специальная выставка, посвященная личности Колдевея и его достижениям. К стопятидесятилетию со дня рождения. Вам надо посмотреть. Расширяет кругозор.

– Ну, хорошо, – вмешалась профессорша и помахала чертежом. – Крест – это место, где были найдены таблички, от которых вы хотите избавиться.

– Откуда вы знаете?

– От Форстера, откуда же еще.

Крис протянул руку, и она вернула ему чертеж. Крис пристально вгляделся в него.

– Крест обозначен буквами «ЕР». А рядом – «Z». Что это значит?

– Боже мой! – Брандау презрительно закатил глаза.

– Колдевей обнаружил храм, который был возведен в честь неизвестного тогда божества, – сказала профессорша и бросила на священника предостерегающий взгляд. – Поэтому «Z». Сегодня это уже известно. То был храм богини Ишары, покровительницы юриспруденции. Возможно, вам что-нибудь говорит кодекс законов царя Хаммурапи. Вавилон имел четкую правовую систему, как раз для защиты слабых. И у них на все были свои отдельные боги. Обозначение «ЕР» относится к храму божества Нинурты.

– Расскажите мне, что написано на табличках.

Крис наблюдал за священником, настроение которого колебалось между нервозностью и нетерпимостью. В зависимости от того, какое чувство побеждало, он беспокойно ерзал на стуле, теребил свой костюм или издавал сокрушенный стон и недовольно кривился.

– Как мы можем это сделать? Таблички-то у вас, вы забыли? – Женщина обаятельно улыбнулась и демонстративно одернула ухоженными руками подол своей юбки.

– Но вы получили копию текста, вы же сами сказали, – Крис засмеялся и посмотрел ей прямо в глаза. – Именно текст вас и взвинтил. Иначе бы вы не приняли цену Форстера.

Это продлилось несколько секунд – и дождь искр в ее глазах иссяк.

– Эта цена действительна лишь в том случае, если подтвердится все, что утверждал Форстер…

– Вы же получаете их теперь намного дешевле.

– Для этого я должна увидеть таблички.

– Когда вы дадите мне деньги. – Крис широко ухмыльнулся: – Я не вижу при вас сумки. Такую сумму по карманам не рассовать.

– Денег у нас с собой нет.

– Жаль. Я не думал, что вы хотите расстроить сделку.

– Я и не хочу. Я должна проверить древности, тогда мы достанем деньги.

Разумеется, она должна была проверить. Прежде чем взяться за рюкзак, он оглянулся на соседние столы.

По улице прополз автобус и остановился у него за спиной; двери с шипением раскрылись.

Он повернул голову. Парочка в черных мотоциклетных костюмах продолжала стоять под навесом остановки. Голова мужчины была побрита наголо, а глаза молодой женщины зловеще накрашены. Брандау и Зельнер проследили за его взглядом. Она улыбнулась, потешаясь, а священник покачал головой.

Крис полез в рюкзак, достал противоударный футляр из твердого пластика и открыл его. Брандау шумно выдохнул, когда Крис развернул два хлопчатобумажных платка, в которые у него была завернута табличка.

– Профан, – зашипел священник.

– Это практично, – возразил Крис.

– Можно мне? – спросила профессорша.

Все препирательства и взаимные упреки прошедших минут как ветром сдуло. Женщина, которая только что была насмешлива, теперь превратилась в сосредоточенного эксперта, целиком захваченного археологическим раритетом.

Ее руки зависли над табличкой. Дрожь в пальцах выдавала алчность, с какой она брала в руки этот реликт.

От других столиков доносился громкий смех, звенели бокалы, гремела посуда, однако профессоршу как отрезало от этого мира.

Ее руки осторожно взяли маленькую глиняную табличку длиной сантиметров десять, испещренную наползающими друг на друга знаками. Строчки к концу едва заметно клонились вниз, будто писец не выдерживал высоту линии.

Женщина то и дело поворачивала табличку, подносила ее к глазам. К напряженному выражению ее лица примешивалось разочарование.

– Жаль, – сказала она, наконец, и решительно положила табличку назад, на платок.

– В чем дело? – Брандау посмотрел сначала на нее, потом на Криса: – Разве это не то, что?..

– И да и нет. – Профессорша злобно посмотрела на Криса: – Рицци ориентируется в вопросе лучше, чем хочет показать.

Брандау, все еще непонимающе качая головой, взялся за хлопчатобумажные платки, на которых лежала табличка, и подтянул их к себе. Лицо его было багровым, а сонная артерия билась, словно насосная станция. Он взволнованно взял табличку. При этом платки соскользнули со стола. Брандау чертыхнулся и отложил табличку. Потом он нагнулся, неловко нашарил на полу платки, положил их на стол и снова потянулся за табличкой.

Крис перехватил запястье священника еще до того, как его рука коснулась таблички:

– Не надо. Эксперт – она. А вы, не дай бог, еще уроните.

– Отпустите меня! – зашипел священник. – Мало того, что я вынужден сидеть за одним столом с авантюристом и вором, так меня еще и оскорбляют!

Крис сдавил запястье сильнее, пока священник не убрал руку. Когда Крис отпустил его, взгляд Брандау затуманился. Крис ухмыльнулся. Священник пожелал ему всех мук преисподней.

– Это одна из табличек Навуходоносора. Его печать ни с чем не спутаешь. – Профессорша посмотрела на Брандау: – Но она не из тех табличек, которые составляют истинную ценность этих древностей.

– Простите, – Крис улыбнулся. – Но маленький тест был необходим. Как бы иначе я узнал, те ли вы люди, за кого себя выдаете?

– Недоверие подчиняет себе всю вашу жизнь, да? – Голос Брандау сочился презрением.

– Форстер убит – этого мало? – Крис покачал головой. Брандау был неприятный человек, но безобидный и жил за своей каменной стеной явно на острове блаженных. Двух месяцев в комиссии по убийствам хватило бы любому человеку, чтобы он изменил свой образ мыслей. – Что там написано?

– Вы правда этого не знаете? – Рамона Зельнер недоверчиво взглянула на Криса. Потом засмеялась: – Впрочем, откуда? Навуходоносор II поведал на своих табличках об успешном военном походе на Киш, который он захватил и включил в свое царство. Так, во всяком случае, следует из перевода, присланного Форстером. Эта же табличка описывает триумфальное вхождение в Киш, если я вкратце правильно поняла. После своей победы Навуходоносор II взял из храма Нинурты в Кише святыни и перенес их в храм Нинурты в Вавилоне.

– Киш? – Крис припомнил, что слышал это название от Форстера еще в Тоскане.

– Бывший царский город в Месопотамии времен Шумера – как и Урук.

– Недалеко от Вавилона, – покровительственно вставил Брандау. – Чуть ли не в пределах видимости. Их не разделяло и ста километров. Тогда были одни лишь города-государства, каждый город – отдельное царство. То было время образования первых крупных государств, процесса кровавого и насильственного.

Крис наморщил лоб:

– Что общего может быть у человека церкви с шумерскими глиняными табличками и языческими богами Вавилона?

Глава 19

Берлин

Пятница

Крис настороженно ждал ответа священника, но Брандау лишь безмолвно смотрел на профессоршу, предоставляя слово ей.

– Когда нам некто неизвестный сделал через подставных лиц предложение и мы узнали, откуда происходят эти предметы и какая с ними может быть связана история, мы, естественно, провели поиск по нашим архивам. Логично? – Глаза Рамоны Зельнер сверкали, как будто она отчитывала своего студента.

– В одном своем отчете Обществу востоковедов Колдевей действительно сообщал об убийстве двух участников раскопок. Он квалифицировал этот случай как акт личной мести в разборках между разными племенами. – Она некоторое время раздумывала. – Помимо того, в те времена частенько нападали бедуины.

– Значит, вы считаете, история Форстера о том, как были похищены эти произведения искусства, правдива?

Пока Рамона Зельнер взвешивала свой ответ, Крис воспользовался паузой, чтобы снова пробежаться взглядом по посетителям, но никто из них интереса к ним не проявлял.

– Рассказывал ли он вам о том, что произошло в конце двадцатых годов? – спросила она.

Крис отрицательно покачал головой.

– Эти предметы были нам предложены уже тогда.

Криса это не удивило. Вор и убийца, естественно, хотел получить свои деньги.

– Вы знаете, что Общество востоковедов и весь Музей Передней Азии существуют благодаря одному-единственному человеку, которому берлинские музеи обязаны и многими другими своими экспонатами? Вы когда-нибудь слышали о Джеймсе Саймоне?

– Нет.

– Как, впрочем, и почти весь Берлин. Спросите сегодня, кто знает имя этого человека, – Зельнер негодующе тряхнула головой. – Даже улицу какую-нибудь не назвали его именем.

– И кто он был?

– Джеймс Саймон происходил из предпринимательской семьи с корнями в Мекленбурге. Эта семья сделала состояние на торговле сукном. Его тайной страстью было искусство, причем во многих направлениях. Он собирал коллекции и помогал вести археологические раскопки.

– Вы должны рассказать мне об этом больше. У меня нет ни малейшего представления, – смущенно пробормотал Крис.

– Англичане и французы десятилетиями рылись в песках пустыни – в Египте и Месопотамии. Германия тоже хотела участвовать в этом, но не находилось человека, который бы по-настоящему организовал это и к тому же собрал необходимые средства. Потом это взял в свои руки Саймон. Он основал Немецкое общество востоковедов и при помощи своих связей и своих денег позаботился о том, чтобы Германия тоже могла вести раскопки на Ближнем Востоке. Это он финансировал самые разные археологические экспедиции и добывал разрешение на ведение раскопок. Он же и завещал музеям находки, равно как и многие другие произведения искусства. Если бы этого человека не было, нынешние берлинские музеи были бы далеко не такими, какие они есть.

–  That’s life, – пролепетал Крис. – И как в это дело вклинился Форстер?

– В конце двадцатых годов некий человек обратился к Саймону и предложил ему купить как раз те таблички, которыми теперь располагаете вы. За деньги. За большие деньги. Таким же способом – через подставных лиц, не объявляясь.

– И почему тогда это не состоялось?

– Мы не знаем точно. Во всяком случае, контакт был не с Саймоном, а с другим представителем Общества. Таким положение дел предстает из фрагментов сообщений, которые мы нашли. Может, Саймон не имел в наличии необходимую сумму и не смог ее достать. Первая мировая война и послевоенное время разорили его, как и многих других. Он уже не был богатым меценатом. Все кончилось. Кроме того, он был очень болен. Но для нашей сделки это и неважно. Главное то, что контакт был, и человек, который выходил на контакт, подключил затем церковь.

Крис порылся в своих воспоминаниях. Об этом Форстер не обмолвился ни словом. Ни в тот вечер в Тоскане, ни на пашне у дороги.

– Мы, конечно, хотели восстановить тот след. Нам было известно, что тогда все данные пошли в нунциатуру. Вскоре после этого тогдашний нунций отправился в Рим. Мы пытались узнать об этом больше – после того, как Форстер впервые вышел на нас. Это произошло добрых полгода назад. Теперь вы знаете задачу Брандау в этой сделке, как вы ее называете. Он активно сотрудничает с Обществом востоковедов, он сотрудник епископата и наводил справки в Риме после того, как была восстановлена цепочка тогдашних событий.

– И что? – спросил Крис с нескрываемым интересом.

– Церковь имеет двоякое отношение к раскопкам в Месопотамии, – спокойно объяснила Рамона Зельнер. – Со времен Французской революции власть церкви сильно поубавилась, ее имущество во многих странах было конфисковано. Монастыри закрывались, ордена запрещались. Церковь рассматривалась как оплот феодальной власти. А с раскопками ее настиг еще один удар. Удар, направленный против веры, против ее основ.

– Расскажите об этом подробнее, – попросил Крис. – Очень интересно.

Его познания в истории церкви были так же малы, как и в толковании ее основ. Его церковное воспитание было протестантским и закончилось с подготовкой к конфирмации. Он венчался в церкви, но помимо этого если и переступал ее порог, то лишь как турист.

– С раскопками в Персии и Месопотамии, которые по-настоящему начались только в первой четверти девятнадцатого века и велись в то время почти исключительно французами и англичанами, на свет божий явились тысячелетние сокровища и строения ранних высоких культур. И глиняные таблички, – профессорша кивнула в сторону маленькой таблички на столе. – Возникла новая наука: ассирология, названная так в честь ассирийцев, которые основали в этом регионе первое крупное государство. Наука, которой занимаюсь и я. Когда записи на табличках были расшифрованы, а тексты переведены, на столе лежала готовая сенсация. – Она сделала паузу и отхлебнула воды.

– И как выглядела эта сенсация? – спросил Крис.

Священник приступил было к ответу, злобно скривившись. Но профессорша осадила его коротким косым взглядом и начала первой:

– Ученые идентифицировали народы и местности, описанные в Ветхом Завете, и тем самым пришли к новому пониманию содержания Библии. Вскрылись и противоречия, порой весьма глубокие. Возникли сомнения в уникальности Библии. Значительным открытием стало то, что отдельные части Ветхого Завета, как оказалось, были закреплены в литературной форме гораздо раньше – как раз на таких табличках.

– То есть Библия списана с других источников? – Глаза Криса весело блеснули.

– Вот этого я и ожидал, – прервал Брандау свое молчание. – Библия не списана. Сам Бог является творцом Библии. Она учит истинам, необходимым для нашего душевного исцеления.

– Но если все-таки…

– Мы, христиане, чтим Ветхий Завет как истинное Слово Божье. Вы хотите усомниться в каноне Священного Писания?

– Что ж, – сказала Зельнер слегка наставительно, – по крайней мере, дело дошло до горячих дискуссий. Бюргерство заинтересовалось раскопками, поскольку вдруг возник вопрос об истинности содержания Библии. В Германии ученый Фридрих Делитцш, руководивший Переднеазиатским отделением Королевских музеев, вызвал настоящую бурю, взявшись утверждать, что Библия не только литературно, но и религиозно, и этически развилась из вавилонских предтеч. Он отказывал Ветхому Завету в Божьем Откровении.

– Заблуждение одиночки, – возмущенно прошипел Брандау. – Глупые нападки на святая святых нашей веры.

– Делитцш объездил со своим докладом всю Европу и Америку и раздул бурю.

– Но тут же со всех сторон на него обрушился град критики. И с полным основанием. Сам кайзер Вильгельм II поставил его на место. Делитцш! – Брандау пренебрежительно махнул рукой.

Крис чувствовал напряжение, которое установилось между профессоршей и священником. Зельнер оперировала фактами, Брандау побивал их интерпретациями.

– Такого рода познания ставят церковь в трудное положение. Я правильно понимаю? – спросил Крис.

Брандау пренебрежительно рассмеялся:

– Кишка у них тонка. Пока что наша вера вполне устояла против этих безграмотных нападок.

– А они набирают силу?

– Еще как, – снова перехватила инициативу Зельнер. – Есть критики церкви, со строго научных позиций занятые этой темой и желающие сорвать маски, как они говорят, с этой поддельной веры.

– Заблудшие, под предлогом просвещения они тщатся осквернить Божественное. Но это им не удастся!

– Не надо приписывать всем ученым лишь дурные мотивы, – внезапно повернулась профессорша к своему спутнику. – Если мы затеем здесь диспут о науке и религии, это нам ничего не даст.

Напряжение между ними озадачило Криса. В чем же тогда их общая заинтересованность, если они придерживаются столь разных взглядов относительно значения глиняных табличек? Что за всем этим стоит?

Крис снова полез в свой рюкзак и достал следующую табличку, завернутую, как и первая, в два хлопчатобумажных платка.

– Это одна из самых древних табличек, – сказал он, разворачивая ткань. – Форстер говорил мне, что это можно определить по значкам на глине. Вы наверняка сумеете это сделать.

Профессорша кивнула.

– Скажите мне, почему эти предметы так ценятся, и мы приступим к сделке. Потом я исчезну, а вы сможете без помех предаться вашему спору. У меня другие проблемы.

Как и перед этим, она изучала маленькую табличку в полной сосредоточенности. Потом достала из сумочки футляр, раскрыла его и извлекла лупу.

Склонившись над столом, она долго разглядывала вдавленные в глину значки.

– Это действительно одна из старых табличек. Насколько я успела разобрать, текст на ней совпадает с одним куском из перевода, предоставленного Форстером.

– С каким куском? – прорычал Брандау.

– Про Всемирный потоп.

– Про Всемирный потоп? – Крис даже рассмеялся: – Да о нем есть сообщения почти во всех культурах. А в Черном море найдены доказательства, подтверждающие его. Какие-то затопленные селения на больших глубинах. Что же в этом такого уж значительного?

– В шумерском городе-царстве Ур при раскопках тоже нашли доказательства. Метровые слои осадков между культурными слоями поселений. И с подходящей по времени датировкой. Но вот это – нечто большее. Это старейшее описание Всемирного потопа. – Она пригладила ладонями свои длинные волосы, размашисто закинула их за спину. – Старше, чем описание Потопа в эпосе «Гильгамеш», и еще старше, чем описание Зиусудры, которое считалось до сих пор самым первым упоминанием о нем.

Крис задумался. После своего возвращения из Дрездена в Кельн он два дня потратил на то, чтобы больше узнать о происхождении письменности, о Месопотамии и о том, что ему пришлось перевозить.

Наткнулся он при этом и на эпос, в котором описаны приключения царя Гильгамеша. Царь был родом из Урука, первого крупного города-царства в Шумере, и пустился на поиски вечной жизни, но так и не нашел ее. В этом эпосе содержалось первое описание Всемирного потопа.

– Кто или что это такое – Зиусудра? – спросил Крис.

– По рассказам в Библии Бог дает человеку, а именно Ною, и, тем самым, человечеству, шанс выжить. И дает из милости Божьей.

Священник перебил профессоршу:

–  Истребилось всякое существо, которое было на поверхности земли.Знакомо вам это, Рицци? – Он строго посмотрел на Криса: – Или вы Язычник? И благословил Бог Ноя и сынов его и сказал им: плодитесь и размножайтесь, и наполняйте землю… Я поставляю завет Мой с вами и с потомством вашим после вас… поставляю завет Мой с вами, что не будет более истреблена всякая плоть водами потопа, и не будет уже потопа на опустошение земли.Библия, Рицци, истинная история записана в Библии.

Профессорша смотрела на священника, выжидая, когда он замолчит.

– Шумерский текст о Зиусудре старше эпоса о Гильгамеше, который долгое время считался самым ранним упоминанием о Потопе. И этот текст гласит нечто совсем другое: там боги поклялись уничтожить людей, которые своим шумом нарушали их покой. Они стали им докучать – люди, которых они сами же сотворили из глины, чтобы заставить их батрачить на себя в качестве рабов. И почему люди выжили? Не потому, что боги или один бог заключил с ними союз, как это описано в Библии. Нет. А из-за предательства. Один бог по имени Энки выдал человеку по имени Зиусудра: О Зиусудра, правитель Шуриппака, / разрушь свой дом, / построй корабль, / пренебреги богатством, / оставь богов, / получишь жизнь.А Форстер утверждает, что его таблички и его упоминание о Потопе еще старше, чем у Зиусудры…

Постепенно Крис начинал понимать, в чем состоит интерес профессорши. Для исследователя древностей появление более ранних свидетельств становилось сенсацией. Но так ли уж сенсационно – найти более ранний текст того же или похожего содержания?

– Должно быть, за этим кроется что-то еще…

Рамона Зельнер долго смотрела на Криса, прежде чем ответить:

– Форстер, правда, дал нам ознакомиться лишь с частью перевода…

– И что?..

– …но если верно то, что написано в этом переводе, то… – Она поколебалась, потом начала снова: – …эти таблички – от царя, который жил после Потопа и который поначалу пересказывает историю Зиусудры…

– Да говорите уже, наконец, – не выдержал Крис. – Если все это и без того было известно, и текст Зиусудры был уже найден, что же тогда нового в пересказе или еще одном варианте?

– Повествование царя начинается с подтверждения рассказа Зиусудры, это так. А затем следует новое, а вообще-то – неслыханное.

– Не томите…

– Текст, наряду с мифом о Зиусудре, содержит и совершенно другое послание.

Крис видел, как Брандау положил ладонь на руку профессорши, явно желая напомнить о себе. Но она, наоборот, повысила свой прокуренный голос. Теперь он звучал почти благоговейно.