Текст книги "Код Вавилона"

Автор книги: Уве Шомбург

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 29 страниц)

Глава 15

Дрезден

Ночь с понедельника на вторник

Пиццерию подыскала Джесмин Пирссон.

– Класс! – вырвалось у Уэйна Снайдера, когда они вышли в небольшой дворик на задах пивного зала. – Хорошая наводка. Надо запомнить эту пиццерию. Почему мы раньше сюда не заглядывали?

Столы под развесистыми липами были аккуратно накрыты белыми скатертями с крахмальными салфетками. Терракотовые кадки с цветами напомнили Крису о Тоскане. Невысокие стоячие светильники с мягким желтоватым светом создавали романтическую атмосферу.

Они сели за последний свободный столик и заказали красное вино и пиццу. Джесмин Пирссон долго сидела молча, улыбаясь, пока мужчины вспоминали смешные случаи из времен их юности. Отчужденность долгих лет уступала место новому чувству близости.

– Завидую тебе. Собственная фирма, сам себе хозяин, хоть какая-то независимость – мечта… ну да, пожалуй, – задумчиво сказал Снайдер, чокаясь с Крисом.

– Как к этому приходят? – с любопытством спросила Джесмин.

Крис вкратце повторил то, что уже рассказывал Снайдеру днем.

– Вот так, внезапно, и делаешь это. Хотя не все так просто. – Крис приоткрыл неприятные стороны дела, рассказал о своих клиентах, о погоне за заказами, чтобы уже закруглиться с этим. И даже про свое мюнхенское выступление, после которого лишился нескольких заказчиков. – Ошибки и завышенная самооценка наказываются тут же. Мой парусник – по крайней мере, в настоящий момент – опять отодвигается в неопределенную даль.

– Что за парусник? – Джесмин Пирссон с интересом прислушалась.

Он посмотрел в ее голубые глаза, и ему захотелось остаться с ней наедине. Это было то самое чувство, которое он испытал до сих пор лишь однажды – при знакомстве со своей женой. Блокбастер, который, как он считал, ему уже больше никогда не увидеть.

– А ты все еще продолжаешь о нем мечтать? – Снайдер засмеялся, засовывая в рот кусочек пиццы.

– Еще как! Я по-прежнему иду по следу капитана Джеймса Кука. Да. Человек, ушедший гораздо дальше, чем кто-либо до него. Великие открытия, Таити, остров Пасхи.

– Ах, вон оно что! – Джесмин Пирссон весело рассмеялась, откинула волосы назад и призывно сверкнула на Криса глазами. – Наконец-то вижу человека, который мечтает не о Нобелевской премии, а о чем-то другом.

– Ты мечтаешь о Нобелевской премии? – спросил Крис, повернувшись к Уэйну.

– Об этом, пожалуй, мечтает любой ученый, – Снайдер вдруг посерьезнел.

– Тебе не мешает знать, что ученые способны насмерть враждовать между собой, – заявила Джесмин Пирссон доверительным тоном. – До такой степени они завидуют друг другу.

– Ну, в этом ты преувеличиваешь, – возразил Снайдер.

– Разве что чуть-чуть.

Зазвонил мобильник Снайдера. Он глянул на дисплей и сбросил звонок.

– Что-то мне не верится. Ведь вы работаете в той области, где еще так много предстоит открыть, – сказал Крис.

– Не забывай, мы работаем, чтобы зарабатывать деньги. И мы там все сидим под колпаком, из-под которого ничто не должно просочиться наружу. Никакая секретная служба не имеет такой защиты, как мы.

– А как же все эти отчеты об испытаниях и экспериментах?

– Их чаще всего пишут ученые, работающие в университетах и институтах, они ведут свои работы на официальные деньги и обязаны публиковать результаты.

Мобильник Снайдера опять зазвонил. На сей раз он ответил.

– Я сейчас приду, – только и сказал он.

Джесмин Пирссон мельком глянула на него и повернулась к Крису:

– Так что там у нас с капитаном Куком?

– С моим Индевороммне сейчас как раз предстоит совершить первое из трех его больших путешествий. Огненная земля, Таити, Новая Зеландия, Terra Australis Incognita,у римлян уже описанная картографом Помпонием Мелой. Легендарная Южная земля. – В голосе Криса звучала эйфория и тоска.

– Я и раньше тебе говорил, что Кук плохо кончил, – Уэйн Снайдер ухмыльнулся.

– А именно? – спросила Джесмин Пирссон.

– В последнем путешествии его убили и расчленили жители Гавайских островов. Они вернули от него кусок вонючего бедра, весом восемь фунтов, а позднее еще скальп с ушами. А кости оставили себе и сварили, потому что верили в божественную силу в костях великого вождя.

Джесмин Пирссон с отвращением скривилась.

– Тебе меня не испугать. Так же, как и раньше, – пробормотал Крис. Ритуал был тот же, что и в их юные годы. Уже тогда Снайдер предупреждал Криса об ужасном конце великого открывателя, когда друг слишком уж погружался в грезы.

– Я знаю, – Уэйн Снайдер засмеялся.

– Но для этого нужны деньги. А с этим дело пока стопорится. – Крис зевнул от усталости. Он был на ногах уже больше тридцати часов, после того как в воскресенье утром проснулся в женевском отеле. До сих пор напряжение держало его в бодром состоянии, но сейчас красное вино грозило свалить его с ног.

– Я уже тогда сказал тебе, что Индевор– это было судно для перевозки угля, с мелким килем, похожее на гроб. Длиной тридцать метров, вонючее, закоптелое и, как все тогдашние суда, тотально завшивленное.

– Мой Индеворбудет современным, быстрым и элегантным. Парусник со всеми современными прибамбасами.

– А правами на вождение парусника ты уже обзавелся? – Снайдер сделал последний глоток вина и встал: – Крис, мне нужно идти. Дома горит. Было прекрасно. В другой раз запасемся временем получше. Я позвоню, когда будут результаты. – Уэйн Снайдер с улыбкой повернулся к своей сотруднице: – Джесмин, будь осторожна. Дело в том, что его мечта получила первый импульс в подростковом возрасте, когда он впервые прочитал про Кука. Там был описан ритуальный таитянский секс, который наблюдал Кук. Это и есть основа его мечты, – Снайдер засмеялся блеющим смехом, прощально поднял руку и заспешил прочь.

– Что случилось? – Крис смотрел вслед уходящему другу юности.

– Его жена, – сказала Джесмин Пирссон между двумя глотками красного вина. – Оба звонка были началом ссоры.

– Она могла бы пойти с нами.

– А четверо цыпляток? Ты знаешь, что это такое?

– Не-ет.

– Вот то-то же, – Джесмин помедлила немного, потом подняла глаза: – Что-то в их браке не так. Он представлял себе это по-другому. Он не создан для того, чтобы менять подгузники, купать, кормить с ложечки, складывать кубики и учить первоклассников читать. Несколько дней назад они узнали, что их пятнадцатилетний сын торгует наркотиками. И все лежит тяжелым бременем на его жене.

– Тут мне нечего сказать.

– Его это нервирует, он нетерпелив, агрессивен. День ото дня все хуже. Как раз в последние месяцы. Разумеется, он мечтает о прорыве в науке, о великом открытии. Он предпочел бы день и ночь работать в лаборатории.

– Вид у него изнуренный.

– Логично. Его терзает совесть. С другой стороны, он хочет заниматься наукой. Из-за этого они постоянно ругаются. Я за него беспокоюсь.

* * *

Она повернула ключ и открыла дверь.

– Тебе это правда не в обузу?

– Нет! – Она глянула на него через плечо. В ее взгляде была смешливость и уверенность в себе.

Крис вошел в квартиру вслед за ней. Когда в пиццерии он спросил ее, не знает ли она поблизости какой-нибудь отель или пансион, она ответила, что он может переночевать и у нее.

– На диване! – смеясь добавила она.

Квартира состояла из трех комнат, была недавно отремонтирована и находилась недалеко от института. Обстановка оставляла место для света и воздуха, в гостиной на стенах висели современные офорты.

– Спать тебе придется в кладовой. – Она показала ему место для ночлега в третьей комнате: старый диван стоял там среди нагромождения коробок и полок. – Я надеюсь, беспорядок тебе не очень помешает. А если все же помешает, то придется потерпеть. Я только недавно въехала и еще не все разобрала.

Она оставила его одного, и он поставил свои вещи. У двери стояли две дорожные сумки. Из одной торчал зеленый плюшевый дракон. Крис нагнулся и отодвинул края сумки. В глаза ему бросились два круглых пластиковых футляра, один из них он достал. На упаковке были изображены воинственный монстр с угловатой головой, металлическая маска, желтые глаза и руки-клешни. Надпись гласила: Бионикл.

«Не слишком ли воинственно для детской игрушки?» – подумал Крис и достал из сумки два компакт-диска. Легенды Метру Нуи. Для детей от 6 лет, – прочитал Крис. DVD и радиопьеса.

Он снова положил все это в сумку и уже некоторое время нерешительно топтался на месте, когда дверь открыла Джесмин.

– Ой, какой у тебя усталый вид. Несмотря на это, по глотку вина перед долгим сном, а? – Она уже переоделась, и теперь на ней была шелковая желтая пижама, скроенная как домашний костюм из двух частей и просторно болтавшаяся.

– С удовольствием.

– Вино в кухне, – сказала она и пошла вперед.

Он последовал за ней, принес уже открытую бутылку красного вина. Она поставила два бокала на стол в гостиной и села в кресло, натянув до подбородка плед.

– Я временами быстро мерзну.

Он налил вино и сел на диван.

Они молчали.

Всю вторую половину дня он раздумывал, как она будет реагировать, если он за ней приударит. Когда она пригласила его переночевать, он сперва подумал, что это прямой призыв. Но потом она вдруг стала отстраненной и холодной, и теперь она тоже излучала отторжение, необъяснимое для него.

От той невысказанной доверительности, которая царила между ними весь вечер, от ее невозмутимого и мягкого подтрунивания не осталось и следа. Он уже раздумывал, не уйти ли все-таки в отель.

Она задумчиво смотрела в бокал, время от времени прихлебывала и мыслями витала где-то далеко. Ее глаза были неподвижными и влажными.

Взгляд Криса блуждал по комнате и остановился на том месте, где стену украшали фотографии. Там было фото пожилой супружеской пары, Джесмин среди группы молодых людей в исследовательской лаборатории, затем ее снимок на лоне природы…

– Это твоя сестра? – неожиданно спросил он, увидев на следующем снимке Джесмин, еще одну женщину и мальчика. Обе женщины явно были сестрами, хоть другая и казалась отчетливо старше Джесмин: ее лицо было полно тревожных морщин. Мальчику было лет пять-шесть. Он смотрел в объектив умными глазами не по годам серьезного ребенка. Крис вспомнил про игрушки в дорожной сумке.

Не дождавшись ответа, он повернул к ней голову. Она в это время как раз вытирала руками глаза.

– Да. Моя сестра и ее семилетний сын. Они живут в Южной Швеции. – Голос ее звучал отстраненно, будто ей неприятно было говорить об этом.

– Без мужа?

– Нет, был. При зачатии. Потом бросил – вскоре после родов. – Она поморщилась: – Я устала. Пойду спать, – внезапно сказала она.

– Я видел дорожную сумку с плюшевым драконом.

Она кивнула, резко отставила бокал, отбросила плед и вскочила:

– Завтра я к ним еду.

* * *

Крису понадобилось время, чтобы сориентироваться. Половина десятого.

Он встал и открыл дверь в холл. В подъезде плакал ребенок, потом ругалась его мать. На кухне гремела посуда, и по квартире распространялся аромат кофе.

– Доброе утро, – сказал он заспанно.

– Привет, – она стояла у тостера, смотрела через плечо и улыбалась. То снова была ее насмешливая улыбка, которую он видел в институте и потом в пиццерии. Она казалась немного искусственной, но от подавленного настроения вчерашней ночи не осталось и следа. – Хоть немного выспался?

– Все отлично. – Он изобразил улыбку и удалился в ванную, побрился и принял душ. Потом надел одну из маек, купленных накануне в дешевой лавке.

– Исключительно радует глаз, – сказала Джесмин, потешаясь, когда он вошел на кухню в майке с яркой пляжной сценой на груди. – Особенно хороши пальмы.

Она была в джинсах и светлом топике, немного подкрашенная.

– Вынужденная покупка. Слишком мало вещей взял с собой в дорогу. – Он сел за маленький стол и наблюдал, как она проверяет свой билет на самолет.

– Ты улетаешь сегодня?

– Да.

Он взял кофе и ждал, но она ничего не добавила к своему краткому ответу.

– Я вчера вечером уже плохо чего понимал. От усталости. Ведь ты едешь к сестре и племяннику?

– Скорее к племяннику, да.

Он мгновенно почувствовал перемену в ее голосе. Опять возникла эта отстраненная меланхолия, которая охватила ее и прошедшим вечером. Она стояла к нему спиной и снова рылась в сумочке, потом нервно отставила ее в сторону.

«Черт», – подумал он. Это была явно неприкасаемая тема.

– Ты пока ничего не рассказывала о себе. Чем, например, ты занимаешься? – спросил Крис в надежде, что она отвлечется.

– Я? – Она беспокойно засмеялась. – Я занимаюсь биохимией. Сначала в Институте Макса Планка, еще студенткой, там я и познакомилась с Уэйном. И позже он помог мне получить работу в фирме. С тех пор я ему помогаю. Молекулы, протеины, раньше их называли белком, исследование энзимов. Это маленькие посыльные, которые только и делают возможным все, что происходит в организме.

Она повернулась и села за стол. Ее голубые глаза были прозрачными и светлыми, и лукавая улыбка в них снова одержала верх. Она отхлебнула кофе.

– А как ты попала в Дрезден? Именно в Дрезден?

– Случайно, – она улыбнулась. – У меня в Дрездене была подруга по переписке, и однажды я к ней приехала. Дружба окрепла, я так и так искала место учебы где-то за границей – а тут как раз создавалось нечто интересное. Так и произошло.

– Ты ничего не ешь? – Крис указал на тосты, но она отрицательно помотала головой:

– Я уже поела.

Крис взял себе два тоста, намазал их маслом и джемом:

– Значит, протеины. А я думал, гены…

– Это трудно объяснить для неспециалиста.

– Все же попытайся.

– Протеины составляют больше пятидесяти процентов сухого веса клеток и являются важнейшей группой веществ в организме. В человеческом организме действуют более десяти тысяч протеинов.

Крис ухмыльнулся:

– Ну вот, я сразу и понял. Ты занимаешься самыми мелкими штучками, какие только есть в биологии.

– Можешь посмеиваться сколько угодно. Есть и меньшая единица – это аминокислоты, из которых и составлены протеины.

– Про эти я тоже слыхал, – подтрунивал он. – Их вроде бы двадцать?

– Тебя это правда интересует? Такое редко встретишь.

– Я хотел преумножить свои сбережения и для этого в годы бума «нового рынка» все инвестировал в биотехнологии. Мой финансовый гуру тогда сказал, что за два года я сколочу себе мой Индевор.

– Ах, опять этот пресловутый Индевор.И все пропало?

– Пара ушлых ребят закупили на мои деньги партию пробирок и пипеток, устроили себе хорошую жизнь, а потом все пошло прахом.

– Наука сильно продвинулась вперед, но далеко не так, как это иногда изображают. Это надо суметь представить себе как вселенную. Пара галактик открыты, до определенной точки можно кое-что увидеть и кое-что объяснить. Но об истинном объеме того, что мы изучаем, мы даже не догадываемся. Да и как?

Она встала и отнесла свою чашку в мойку, убрала масло и джем в холодильник.

– Мне скоро уходить…

Он кивнул и помог ей убрать.

– На чем мы остановились? – напомнил он.

– До недавнего времени наука полагала, что все определяют гены. Сегодня мы знаем, что протеины и сочетания аминокислот играют куда большую роль, чем было принято считать. Взять, например, змей…

– Змей?

– Да, их яд. Лишь недавно открыли, что их яд состоит из совершенно определенной комбинации аминокислот, которые они носят в себе. Или взять бактерии. До сих пор считалось, что существует твердое правило: бактерии не стареют. Теперь мы знаем: бактерии тоже стареют. Как и все живое.

– Я понимаю, что ты хочешь сказать.

Они стояли у раковины рядом. Он мыл чашки и тарелки, она их вытирала. При этом они часто соприкасались плечами. Внезапно он увидел, как волоски на ее руках встали дыбом, словно наэлектризованные. Собственное его возбуждение почти не оставляло ему возможности ясно мыслить.

– Мы только начинаем. Мы лишь приоткрыли дверь, чуть-чуть… И как же мы можем с уверенностью сказать, что это так, а то – иначе?

– Мы еще увидимся?

– Мы только начинаем с нашими почему.Даже про многие медикаменты, которые сегодня продаются, мы порой знаем только то, что они оказывают какое-то действие, а почему– не знаем.

Он взял ее за руку и притянул к себе. Ее тело скользнуло к нему без сопротивления.

– Мы еще увидимся?

– А ты хочешь?

Он ощущал ее теплое гибкое тело. Его охватило неукротимое желание. Она вдруг прильнула к нему и улыбнулась. Он вдохнул ее свежий аромат, а она притянула его голову ближе к своему лицу.

Ее губы были полуоткрыты, а белые зубы внезапно поймали его нижнюю губу и нежно покусывали.

– Да! – прохрипел он, не в силах отвести взгляд от ямочки в уголке ее губ. – Да, непременно. А ты?

– Со второй минуты.

Ее зубы снова принялись покусывать его нижнюю губу. Он застонал.

– Почему только со второй?

– Тсс. Об этом потом.

– Я думал, тебе надо уезжать…

– Через два часа, – сказала она, и ее зрачки сверкнули.

Но так же внезапно она высвободилась из его объятий, и по ее лицу пробежала тень. Она искала в его глазах ответы на вопросы, которых он не знал. Он увидел таинственную дымку, которую не мог себе объяснить.

– Пожалуйста, не сейчас. Это так тяжело. Как было бы хорошо, если бы мы встретились раньше и ты был бы рядом… смог мне помочь… – В ее голосе слышалось отчаяние. – Но все-таки давай встретимся… в субботу, хорошо? Пойдет? Тогда, может быть, мы созвонимся…

– Что случилось?

– Пожалуйста! Не спрашивай… мне очень жаль… но не сейчас.

Глава 16

Кельн

Вторник

Крис стоял у окон своего офиса в кельнском Медиапарке и смотрел вниз, на площадь с прудом. На площади не было ни души, и порывы ветра стегали воду.

Она обещала объявиться, но от нее так и не было ни слуху ни духу. Он не знал, где она. Навещает своего племянника?.. И где она пропадает! Он уже наговорил ей на автоответчик, но она так и не перезвонила. Неужто он гонится за призраком?

Он смотрел, не отрываясь, на мелкие серые волны пруда, потом на небо, обложенное тучами. Пасмурная погода – пасмурные мысли, или наоборот. Он нерешительно повернулся.

Его кабинет на восьмом этаже был размером в двадцать метров, у стен стояли шкафы с папками, и несколько крупноформатных принтов Энди Уорхола украшали белые стены.

Он мрачно уставился на наследие Форстера.

На письменном столе лежали несколько листов бумаги с калькуляцией на следующие недели, а дальше – глиняные таблички и кости.

Уэйн звонил ему с утра, чтобы сообщить, что ничего не вышло. ДНК из кости не реагировала на сыворотку роста. Была мертвая.

– Давай уже, наконец, выкладывай правду, – требовал Снайдер. – Откуда эта кость на самом деле? Это могло бы дать мне хоть какую-то зацепку.

Крис сперва колебался, но потом все же рассказал ему о двенадцати табличках и о своем неудавшемся рейсе в Берлин. Друг его юности только зло рассмеялся в ответ:

– Твое вранье становится все бесстыднее! Крис, оставь это, избавь меня от твоих мюнхаузеновских историй. Если не хочешь говорить – ну и не надо.

Снайдер просто положил трубку, и Крис увидел лишнее подтверждение старой истины, что правда часто оказывается неправдоподобнее всего.

Больше незачем было тратить на это время. Курьерский план на следующую неделю они с Иной уже обговорили, и он мог полностью сосредоточиться на том, что задумал.

Он сел за компьютер и в Интернете просмотрел последние сообщения женевских газет. Форстера идентифицировали. По «Мерседесу» и по фирме проката машин они разузнали, кто был арендатором.

Последнее известие гласило, что женевская полиция провела пресс-конференцию, на которой выступил и адвокат, управляющий наследством Форстера. Как сказал адвокат, присутствие Форстера в Германии совершенно необъяснимо, поскольку транспорт с античными коллекциями ассирийских сокровищ был на пути в Лувр – на этот транспорт, впрочем, тоже было совершено нападение.

Согласно завещанию Форстер оставил свои произведения искусства различным музеям. Деньги от продаж, равно как и остальное свое состояние, он завещал ЮНЕСКО и ЮНИСЕФ, чтобы на эти деньги была оказана помощь в восстановлении Ирака. Особое внимание при этом должно быть уделено окрестностям Вавилона.

«Ни слова про него, ни слова про его груз», – довольно подумал Крис. Но это могло ничего не значить. Полиция – если она его ищет, – из тактических соображений будет умалчивать ту информацию, от которой зависит успех розыска.

Он еще раз посмотрел на расчеты. Вид у них был безнадежный. Тогда он взял мобильник Рицци и набрал номер, который дал ему Форстер.

– Да, – голос на другом конце казался сильно прокуренным.

Крис ошеломленно молчал. Он не рассчитывал, что ответит ему женщина.

* * *

София-Антиполис близ Канн

Вторник

Джесмин Пирссон с подгибающимися коленями стояла в коридоре клиники и не отрываясь смотрела через открытую дверь палаты на взрослую кровать, на которой совсем терялось под одеялом детское тело.

Маттиас Кьельссон с бледным лицом и болезненно-известковым цветом кожи смотрел на свою мать, которая сидела на краю кровати и улыбалась ему. Яркое постельное белье с радостными рисунками по мотивам какой-то детской книжки словно издевалось над ними всеми.

Семилетний мальчик слабыми руками поднял вверх фигурку Бионикла.Он попискивал своим ослабленным голоском почти как мышка, изображая сцену из Легенд Метру Нуи.Пару часов назад он посмотрел фильм, который привезла ему Джесмин, и после этого в изнеможении заснул.

У Джесмин выступили слезы, и глаза сестер встретились. В глазах Анны Кьельссон слез не было, только бесконечная печаль.

Жак Дюфур спокойным шагом прошел по коридору и вошел в палату, не взглянув на Джесмин. Анна что-то сказала Маттиасу тихо и проникновенно, потом встала и последовала за врачом. Они направились через холл в помещение для посетителей.

Обе сестры молча сели, не сводя глаз с Дюфура, а тот, странно измученный и задумчивый, взял со стола папку.

– Я должен вам с сожалением сказать, – обратился Дюфур к Анне, – что ваш сын действительно страдает наследственно обусловленной болезнью обмена веществ, недостатком Альфа-1-антитрипсина. При выраженном фенотипе ZZ образование сыворотки находится на уровне не более двадцати процентов от нормальной концентрации, соответственно присутствует высокая опасность, что болезнь будет прогрессировать.

Врач только подтвердил то, что они уже знали. На длинном плече хромосомы 14 образовалась точечная мутация. Аминокислота глютамин была подменена аминокислотой лизин.

Энзим антитрипсин принадлежит к протеинам острой фазы, он усиленно образуется в печени при воспалениях в организме – для борьбы против разрушения протеина в клетке. Из-за недостатка энзима клетки печени могут разрушаться.

– Маттиас относится к числу детей, у которых самая тяжелая форма, и – как следствие – у них развивается необратимая болезнь печени.

Джесмин не отрываясь смотрела на свою сестру. Морщины прорезали лицо Анны, словно каньоны. Губы выродились в тонкие и ожесточенно сжатые черточки, а мимические морщинки мутировали в горестные складки.

Джесмин знала, как беспощадно Анна корит себя, что не спохватилась вовремя. Но это была нелепость. Болезнь была не такой уж редкой, и тяжелые заболевания печени не были ее автоматическим следствием.

– Когда заметили, это уже нельзя было остановить, – Анна с трудом выговаривала слова. – Врачи говорили, что трансплантация – единственная возможность спасения. Это кошмар.

– Почему же не прибегли к этому? – спросил Дюфур и внутренне вздрогнул. Опять это «почему». Почему эксперимент с Майком Гилфортом не удался? Почему молодой американец умер? Почему он уговорил его дать согласие на эксперимент? Почему теперь этот маленький мальчик?

– Прежде всего необходимо было, чтобы в нашем распоряжении оказалась соответствующая детская печень. Донор и реципиент не должны отличаться по весу больше, чем на двадцать пять процентов. Маттиаса могла спасти только смерть другого ребенка. Но та печень ему не подошла. Такое случается процентах в двадцати донорских органов.

Джесмин содрогнулась, вспомнив о том, что Анна проделывала после этого.

Тогда сестра все чаще стала обсуждать с ней возможность пересадки печени живого человека. Поскольку печень состоит из двух долей, а левая доля гораздо меньше правой, существовала возможность пересадить ребенку левую долю печени здорового родителя. Благодаря этой возможности лист ожидания у детей был сравнительно коротким.

Джесмин с ужасом вспоминала тот вечер, когда Анна спросила ее, смогла бы она пойти на такую жертву.

– Я не могу ответить на этот вопрос. Даже чисто гипотетически. Я не могу просто сказать: да, я это сделаю. Я смогу ответить, только если дойдет до конкретного дела. Все остальное, на мой взгляд, нечестно. А почему ты спрашиваешь?

И Анна безутешно разрыдалась.

– Я решила отдать мою левую долю печени. Для моего сына! – выкрикнула она сквозь слезы. – Но из этого ничего не вышло! У меня другая группа крови. А условие пересадки – одна группа.

Два дня Джесмин бродила по родным лесам, как оглушенная, а потом подвергла себя обследованию, от результатов которого все зависело. Но и ее группа крови не подошла, и она была избавлена от самого тяжелого решения в своей жизни.

Еще одна надежда забрезжила, когда показалась возможной трансплантация левой доли чужой взрослой печени. Однако предоперационное иммунологическое обследование прошло отрицательно. Проба на перекрестную совместимость из сыворотки реципиента и белых кровяных телец донора показала абсолютную непереносимость. Трансплантация оказалась бы смертельной.

Последней надеждой Анны было то, что ее сыну поможет генная терапия.

– Джесмин, зря, что ли, ты работаешь в такой организации? Тебе ведь лучше знать, как далеко вы продвинулись. Ты же можешь разведать, где проходит испытания программа с новыми медикаментами, которые спасут моего сына! Прошу тебя! Иначе он умрет! Даже если вы используете святую воду – дай нам знать. В какой бы части света это ни происходило.

Анна кричала, грозила, негодовала, плакала, она молила, она обнимала, прижимала к себе, чуть не душила, отталкивала и валилась в истерическом плаче.

Джесмин порасспросила в концерне Тайсэбии поспособствовала контакту.

Она тряхнула головой, отгоняя эти воспоминания, и снова вслушалась в спокойный голос Жака Дюфура:

– А что с отцом? Почему он не предложил себя в качестве донора?

– Он исчез вскоре после родов. Сын так нуждается в нем, а его – нет. – Анна так скрипнула зубами, что Джесмин пробрало до мозга костей.

Джесмин неуверенно взглянула на врача. Дюфур показался ей странно задумчивым и нерешительным, он то и дело смотрел на стол.

Там лежало еще нетронутое заявление о согласии. Строка подписи была помечена точками. Пункт о юридических гарантиях в пользу врачей был обведен рамочкой и набран жирным шрифтом.

– Прежде чем вы это подпишете, мы предпримем еще кое-какие обследования, – вдруг сказал Жак Дюфур. – Из-за этого начало терапии задержится на несколько дней. Но я хочу быть совершенно уверен.

* * *

Кельн

Вторник

– Кто это? – спросил женский голос.

– Профессор Зельнер?

– Кто говорит?

Крису понадобилась одна секунда, чтобы справиться с эффектом неожиданности.

– Слово «Вавилон» вам о чем-нибудь говорит? На раннее утро минувшего понедельника у вас была запланирована встреча. К сожалению, она не смогла состояться.

– Кто это? Если вы не скажете, кто вы, я положу трубку.

Тон был спокойный, решительный, последовательный. Самоуверенность этой женщины сквозила в каждом слоге.

– Речь идет о передаче древностей в Музей Передней Азии. – Крис напряженно ждал, какая будет реакция. Он слышал ее тяжелое дыхание, как будто она поднималась вверх по лестнице. Потом щелкнуло. Связь прекратилась.

Крис нажал на кнопку повтора набора. Занято.

Он выругался. Потом горько рассмеялся. С чего это он взял, что все должно пройти как по маслу? Через полчаса он наконец опять услышал в трубке этот прокуренный голос.

– Почему вы бросаете трубку? Если бросите еще раз, это будет решение в пользу Лувра. Артефакты у меня.

Там помолчали.

– Вы не тот, с кем велись переговоры до сих пор.

– Верно. Ваш прежний контакт выпал из сделки. Он, скажем так, больше не имеет к ней интереса. Все полномочия он передал мне.

В телефоне снова установилась тишина. Крис довольно ухмыльнулся. Первый барьер был взят.

– Хорошо. Мы можем попробовать, – наконец-то спокойно сказала профессорша. – Не был ли моим прежним собеседником тот человек, о котором в последние дни так подробно вещает швейцарская пресса?

Теперь онемел на какое-то время Крис.

– Почему вы так решили?

– Вы думаете, нападение на транспорт с ассирийскими ценностями для Лувра могло остаться незамеченным? Это событие обсуждалось уже через пару часов. И пресс-конференцию сегодня утром я тоже посмотрела. Нападение на трассе А9 – это ваших рук дело?

– Нет. Кто бы ни был этот нападавший, он промахнулся. Не того убил. Таблички с клинописью у меня. До сих пор я ждал распоряжений. Но их теперь уже не будет… Тем не менее свою часть договора я исполню.

– Вы хотите сказать, что поездка Форстера в Берлин была еще одним отвлекающим маневром, тогда как на самом деле таблички доставляли вы?

«Да, госпожа профессор, так и считай», – подумал Зарентин.

– Вы его знали?

– Форстера? Нет. Лично – нет. – Она покашливала. – Но как антиквар он мне, естественно, известен. Человек с более чем сомнительной репутацией.

– И, несмотря на это, вы хотели у него купить.

– Это легальная сделка, – холодно сказала она.

– И что? – спросил Крис после некоторой паузы. – Теперь владелец этих предметов – я.

– Идите с ними в полицию.

– Этого я не сделаю. Наша скромная отрасль редко впутывает в свои дела полицию.

– А вы считаете, я должна в них впутываться?

– Я собственник. Это зафиксировано договором.

Опять стало тихо.

– Вы хотите денег?

– Естественно.

– Немецкое общество востоковедов и его спонсоры – не торговый дом.

– А я не самаритянин.

– Форстер собирался передать нам древности безвозмездно.

– Форстер мне сказал, что о цене условились.

В воздухе повисло напряжение, как будто мобильник передавал гигантское силовое поле.

– Наше последнее слово было сто тысяч.

– Плохая из вас лгунья, – Крис весело рассмеялся. – Чтобы не тянуть время: вы сошлись на десяти миллионах. Для перевода их на счета ЮНИСЕФ и ЮНЕСКО. В понедельник утром вы должны были взглянуть на древности, во вторник – перевести деньги, а в среду должна была состояться передача. Такова была сделка.

– Что у вас есть для передачи? – Ученая дама ни на миг не смутилась.

– Шумерские глиняные таблички.

– Идите в полицию, объясните все там. Нашу сделку мы сможем провести и потом.

– Они все конфискуют.

– Вот именно. А мы должны заплатить, чтобы потом эти находки были конфискованы у нас? Вы меня не убедили. Находки так и так принадлежат нам. Они были у нас похищены.

Крис довольно ухмыльнулся. Форстер все это предвидел.

– Что касается древностей, швейцарские законы в принципе лояльны к контрабанде. Покупаешь древности под честное слово, кладешь их на пять лет в приписной таможенный склад – и все возможные претензии преодолены. Вы же знаете, что древности попали в собственность Форстера намного раньше. Так что здесь это не пройдет.