Текст книги "Код Вавилона"

Автор книги: Уве Шомбург

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 29 страниц)

Снайдер, не говоря ни слова, сел за клавиатуру и задал ряд команд. На одном из мониторов появился результат анализа:

– А вот компьютерный анализ ночи четверга. Они идентичны.

– Аберрация хромосом, – пробормотал Нед Бейкер. – Трисомия.

– Что это значит? – забеспокоилась Зоя Перселл.

– Отклонение хромосом, – задумчиво объяснил он. – Но, во-первых, это не так уж и необычно. Численные мутации генома случаются у одного из ста шестидесяти новорожденных. При этом трисомия составляет основную часть.

– Чаще всего трисомии затрагивают хромосомы 21, 18 и 13. Они вызывают болезнь. – Снайдер подождал немного, прежде чем продолжить. – Один из шестисот пятидесяти новорожденных страдает синдромом Дауна, вызванным трисомией по хромосоме 21. Последствия – замедленное моторное развитие и ослабление интеллекта, зачастую врожденный порок сердца и подверженность инфекциям. Особенно часто это случается, когда мать старше сорока пяти лет.

– Еще хуже синдром Эдвардса на почве трисомии по хромосомам 18 и 13, – сказала Джесмин. – Половина пораженных умирает в первые же три месяца, а случается эта трисомия у одного из пяти тысяч.

– Но здесь трисомия другая, – Снайдер выпрямился, тело его напряглось: – Тоже известная, тоже изученная – и все-таки необычная.

– Да не томите же! – Зоя Перселл гневно воззрилась на Снайдера и Бейкера.

– Сорок семь хромосом, – сказал Снайдер.

– На одну больше нормы, – довершил Бейкер. – Тоже трисомия.

– Дополнительная хромосома – это гоносомально.

– Черт, Бейкер! – закричала на него Зоя Перселл. – Что это значит?

– Отклонение затрагивает половые хромосомы.

– Синдром дубль-Y, – негромко сказала Джесмин, отчетливо видевшая отклонение на мониторе.

– Трисомия XYY, – сказал Снайдер.

На несколько секунд зависла тишина.

– На одну Y-хромосому больше… и что? – Зоя Перселл хлопнула ладонью по столу. – Уж коли ваша мужская половая хромосома такая на удивление маленькая, должны же среди вас попадаться типы, у которых их хотя бы две! И что?

– Но эта дополнительная Y-хромосома очень длинная и толстая. Она, как видно, битком набита генами…

Глава 28

Фонтенбло под Парижем

Полдень субботы

Крышка багажника распахнулась. Крис зажмурился. Хотя небо было облачное, свет причинял глазам боль после столь долгих часов в темноте.

– Фу, надо бы тебе помыться!

Мужчина над ним злобно осклабился. Крис заметил три бородавки, которые обезображивали его щеки и подбородок, образуя треугольник. Второй тип был светлокожий и ржаво-рыжий. Бородавчатый взял Криса за связанные лодыжки, а рыжий подхватил под плечи. Они вынули его из багажника и бросили на землю.

Песок и кустики травы царапнули ему щеку. Он повернул голову и увидел высокие лиственные деревья с могучими стволами и густыми кронами.

Глухая боль в ребре не давала вздохнуть. В предплечьях и тыльных сторонах ладоней все еще торчали осколки дерева и камня. Какие-то отпали, какие-то вонзились в кожу еще глубже. Некоторые раны уже воспалились и образовали кроваво-гнойные волдыри.

Рыжий сорвал с его рта пластырь и посадил его. Крис застонал и снова упал. Потребовалось время, чтобы он привык к сидячему положению.

Они освободили его от веревок на ногах и подняли. Крис тотчас же снова рухнул на землю. Они поднимали его снова и снова, а у него всякий раз подкашивались ноги. Их пронизывала режущая боль, и он, стиснув зубы, стонал.

Потом в ногах забегали мурашки, кровь начала циркулировать, и, наконец, он остался стоять. Рыжий поддерживал его, когда он делал первые шаги. Бородавчатый привязал веревку к его связанным за спиной рукам и стал водить его вокруг, как пса на поводке:

– А ну пошел! Еще быстрее!

Криса шатало от машины к деревьям и назад. Они водили его по кругу минут десять.

– Где мы? – спросил Крис.

– Какая разница…

– Для меня – есть разница, – Крис пришепетывал и не мог отчетливо говорить. Он чувствовал вкус крови на полопавшихся губах.

– Ну, если есть, то… где-то во Франции.

Крис оторопел, потом снова огляделся.

Солнце стояло на западе, но до темноты было еще далеко. Метрах в ста поодаль Крис увидел строение, отгороженное кустарниками, – что-то вроде небольшого замка.

Четыре черных лимузина были припаркованы у водонапорной башни из желтоватого кирпича, какие строили двести лет назад. Местность пересекали канавы с водой, в которых прела листва. Немного в стороне от водонапорной башни стояла часовня, вся в строительных лесах.

Со стороны замковидного здания к ним двигались трое мужчин. Совиное лицо Брандау было отталкивающим. И с чего это Крис взял, что от священника не надо ждать коварства? Ведь он подбросил «жучок» ему в рюкзак.

Рядом с Брандау шел парень с задубелой кожей, руководивший нападением. Он самодовольно рассказал Крису, как они, завладев ключом от пансиона, заявились в его комнату после полуночи и собрали остальные артефакты.

Третий мужчина был приземистый, здоровый, одетый в светлый, почти белый стихарь, расшитый жемчугом и золотыми нитями. Вышивка изображала наверху с каждой стороны – начальные буквы имени Христа, а внизу – два креста. На груди стихарь удерживала искусно выточенная пряжка.

Крис вначале решил, что это какой-нибудь епископ, но потом разглядел под стихарем обычный пуловер и брюки.

– Вот наш фруктик, – сказал Джастин Барри.

– Так-так. – Генри Марвин оценивающе оглядел Криса. – Ну, в настоящий момент вид у него довольно потрепанный. Смотрите за ним в оба. Вы верите в Бога и Библию?

– А вы, наверное, тот издатель, который так охотно выступает в роли щедрого мецената знаменитых музеев мира, когда речь идет о древностях из определенных мест Переднего Востока.

– Кто же это вам рассказал?

– В Берлине жила профессорша, которая выдала мне кое-что про вас.

Генри Марвин громко рассмеялся:

– Ну, тогда вам есть над чем подумать.

– Я уже несколько часов назад перешагнул тот рубеж, за которым я еще о чем-то думал. Я рад, что выбрался из этого гроба.

– О, юмор висельника! Посмотрим, как вам понравится в настоящем гробу. А пока я займусь вашими подарками. Тогда посмотрим, что дальше. Может, ваша новая квартира подойдет вам больше. Ночами там бегают крысы.

Марвин отвернулся и зашагал с Брандау прочь. Барри и рыжий подтолкнули Криса в сторону водонапорной башни. Там они повели его вниз по каменной винтовой лестнице до помещения, от которого расходилось несколько коридоров. По одному из них они довели его до следующей развилки.

Барри открыл тяжелую стальную дверь, запиравшую левый ход, и ступил в узкое, низкое ответвление, выбитое в скалистом подземелье.

Искусственное освещение было ярким, и Крис увидел слева решетки, вмонтированные в скалу и отделяющие склепы от коридора. Клетки были пустые.

Барри дошел до конца коридора и остановился перед последней решеткой.

Рыжий втолкнул Криса в склеп, задняя часть которого лежала в полутьме. Дверь за ним со скрежетом закрылась.

– Привет, – сказал Крис, пристально глядя в угол, где на полу лежало, не шевелясь, чье-то тело.

Потребовалось время, пока фигура медленно повернулась.

– Привет, Крис, – сказал Антонио Понти.

* * *

Дрезден

Полдень субботы

– Y-хромосома задает пол человека. Это известно. Здесь у нас две таких хромосомы, – Зоя Перселл зло смотрела на Снайдера. – Ну, хорошо. Однако вы говорили, что известны и такие случаи. Что же тогда такого особенного в этом открытии, которое, получается, вовсе никакое не открытие?

– В нормальном случае Y-хромосома маленькая, и при XYY-трисомии есть две маленьких Y-хромосомы. А здесь эта дополнительная Y-хромосома, как уже было сказано, большая и толстая, – Уэйн Снайдер встал со стула и потянулся.

– Нед, что вы на это скажете? Он нас попросту дурит? – Зоя Перселл смотрела на своего научного консультанта, а тот как мог избегал ее взгляда.

– Ну, что я могу на это сказать… Нормальная Y-хромосома в наше время несет в себе, если мне не изменяет память, семьдесят восемь генов с указаниями по созданию двадцати семи протеинов и тем самым располагает лишь третьей частью своей изначальной величины.

– Она что, сокращается? – Зоя Перселл засмеялась: – Нед, а как обстоит дело с женской половой хромосомой? Она-то, надеюсь, растет?

– X-хромосома с ее тысячью девяноста пятью генами осталась неизменной со времен ее возникновения сто-триста миллионов лет назад.

– Итак, вы хотите мне внушить, что половые хромосомы развиваются по-разному? – Зоя Перселл захихикала: – И с каких же пор? В последние сто тысяч лет? И если это так, то ведь это означает, что когда-то был один исходный пункт.

– Когда они возникли и с какого времени их развитие пошло по-разному, рассуждение во многом умозрительное, – вмешался Снайдер. – Почему эти две хромосомы отошли от других хромосомных пар и взяли на себя образование пола, сегодня вам никто точно не скажет. Но произошло это в ранние времена появления млекопитающих.

– А что было перед тем? – Зоя Перселл обвела взглядом всех присутствующих. – Как пол определялся прежде?

– Кто знает? Может, раньше мужской пол млекопитающих задавался температурой, как это сегодня происходит у каретт или у аллигаторов Миссисипи, – Джесмин тоже поднялась со стула и стояла перед финансовой начальницей, скрестив на груди руки. – Или через социальные сигналы, как у зеленушковых рыб, у которых самая крупная самка гарема в течение одной недели превращается в мужской экземпляр и становится новым хозяином гарема, если самец умирает или если кончается корм.

– По крайней мере, есть бесчисленные примеры в мире животных, когда пол задается иначе, чем через хромосомы, – самодовольно сказал Снайдер, сам удивляясь своему хорошему настроению. – Если уж ты мужчина, то должен быть птицей, рептилией или бабочкой. Там самки носят XY и определяют пол.

– Что вы хотите этим сказать? – Зоя Перселл зло зыркнула на Снайдера.

– Женщины подмяли нас, мужчин, – брюзжал Снайдер. – Мы согласились на тяжкое бремя определения пола и платим за это. Наша Y-хромосома, как вы только что слышали, находится в плачевном состоянии. С тех пор, как из-за какой-то маленькой мутации она однажды взялась задавать пол, она только чахнет.

– Я сейчас запла́чу!

– Раньше X– и Y-хромосомы при слиянии зародышевых клеток, то есть при возникновении новой жизни, взаимозаменялись, поскольку располагали многими идентичными отрезками ДНК. Однако новая задача определения пола через Y-хромосому привела к тому, что ДНК стали дрейфовать друг от друга, и сходства постепенно исчезали, все меньше отрезков ДНК совпадало. Это, в свою очередь, имеет следствием то, что не совместимые более отрезки Y-хромосомы при возникновении новой жизни уже не могут участвовать в рекомбинации с X-хромосомами. Так в ходе эволюции на Y-хромосоме умолкал один ген за другим. Сегодня совпадает и рекомбинируется при возникновении новой жизни всего пять процентов ДНК половых хромосом. А обе X-хромосомы женщины, напротив, полностью взаимозаменяемы. Y-хромосома из этого во многом исключена. Мужчина – вымирающий экземпляр, – Снайдер закончил свое пояснение горьким смехом.

– Зато Y-хромосома умеет себя ремонтировать, – отчаянно воскликнул Нед Бейкер.

– Отдельные отрезки Y-хромосомы действительно способны к этому. Но это, к сожалению, касается лишь уже имеющейся информации: она воссоздается. Новой информации в распоряжение хромосомы не поступает. И в этом кроется проблема при изменяющихся условиях окружающей среды.

– Хорошо. Мы, женщины, имеем две одинаковые половые хромосомы, которые умеют постоять друг за друга, а мужчины – одну, которая хиреет. Природа знает, что делает. – Зоя Перселл язвительно рассмеялась.

– Однако из двух женских X-хромосом активна только одна, – вмешалась Джесмин. – Вторая с самого начала отключается. Отключается необратимо!

– Тоже хорошо. – Зоя Перселл нервно уставилась на своего советника: – Нед, что дальше?

– Здесь мы далеко не уйдем, – Бейкер задумчиво оглядел всех присутствующих. – Чтобы исследовать хромосому точнее, надо приложить больше ресурсов. Здесь всего лишь маленькая лаборатория. В Бостоне у нас было бы больше возможностей…

Зоя Перселл кивнула. Бейкер подтвердил то, о чем она и сама думала все это время. Она помнила слова председателя в Вилкабамбе. Может, она как раз и нашла тот бриллиант, который поможет ей устранить Фолсома. Она должна знать больше, но так, чтобы Фолсом об этом не пронюхал. Тогда Бостон – неподходящее место. В главном офисе все тотчас все узнают. Втайне она была довольна, что предусмотрительно подготовила другое место.

– Нет. Мы полетим в Софию-Антиполис. Отправимся сейчас же. Салливан уже все организовал.

Джесмин повернулась и зашагала к двери.

– Куда это вы? – крикнула ей вдогонку Зоя Перселл.

– Домой – куда же еще?

Зоя Перселл презрительно рассмеялась:

– Вы что, не поняли, что здесь происходит, а?

– Нет, откуда мне знать, чего вы от меня хотите.

– Тогда я вам скажу. – Зоя Перселл ехидно поведала о предательстве Снайдера. – …И мы подозреваем, что вы действовали в сговоре.

Джесмин устремила взгляд на Снайдера:

– Уэйн, скажи, что это не так.

– Увы, это так. – Он с сожалением посмотрел на Джесмин, которая непонимающе трясла головой. Снайдер повернулся к Зое Перселл: – Она не имеет к этому никакого отношения.

– Кто в это поверит. – Зоя Перселл отвернулась с холодной улыбкой. – Салливан, мы всех берем с собой.

– Могу я хотя бы покормить животных? – вдруг спросила Джесмин.

– Каких животных? – Зоя Перселл вопросительно глянула на Снайдера.

– Наших подопытных животных…

– Что за чушь. Что, больше некому это сделать?

– Некому, – решительно сказала Джесмин. – Я уже вызвалась в эти выходные кормить животных. До понедельника здесь никто не появится.

– Да, у нас так – ради экономии средств, – сказал Снайдер. – В выходные люди ухаживают за животными по очереди, кормят их и наблюдают за текущими экспериментами.

– Тогда пусть животные сдохнут от голода, – проворчала Зоя Перселл.

– Ничего не выйдет, – Джесмин отрицательно покачала головой. – Тут есть животные, за которыми надо наблюдать ежедневно. Они проходят активные тестовые испытания, и их реакции должны записываться. Если угодно, эти животные – гарант грядущего оборота Тайсэби.

Нед Бейкер подтверждающе кивнул финансовой начальнице.

– Хорошо, сделайте это. Только быстро.

Спэрроу сопровождал Джесмин в отсек с подопытными животными, преимущественно мышами. Они вошли в первое помещение с клетками, и Джесмин придерживалась при кормлении заданного плана, который висел на стене у двери.

В четвертой клетке вынюхивали воздух шесть полевок, когда она открывала дверцу и насыпала им зерна и сена.

Три из них были молодые и сильные, а остальные три – старые и уже близкие к смерти. Полевки живут до трех лет, и Джесмин знала, что три старых уже почти достигли этого библейского мышиного возраста.

Три старых сидели в задней части клетки. У них уже не было достаточно сил, чтобы пробиться к корму, растолкав молодых, и им приходилось довольствоваться тем, что останется. Если молодые вообще что-нибудь оставят.

Если память ей не изменяла, в клетке номер четыре находились мыши, с которыми экспериментировал Уэйн Снайдер, добиваясь прорыва в новом поколении противоожоговых и заживляющих мазей.

Мыши набросились на корм. Молодые вновь и вновь оттесняли старых. Надо будет предложить Уэйну, чтобы он их рассадил.

Она наполнила поилку водой и вернулась со Спэрроу в лабораторный отсек.

– Теперь, пожалуй, можно отправляться, – Зоя Перселл огляделась.

– Еще один момент, – Джесмин повернулась к Снайдеру: – Уэйн, зачем ты подсадил к старым мышам молодых? У старых уже нет сил бороться с молодыми.

– Ну что там еще? – простонала Зоя Перселл.

Джесмин повернулась к ней:

– Вас это не касается. Не вмешивайтесь!

– Какие еще молодые? – спросил Уэйн Снайдер.

– Вместе со старыми – из серии по противоожоговым мазям – живут еще три…

– Какие еще три…

Она закатила глаза. Уэйн ведь сам просил, чтобы шестеро последних мышей не подвергались никаким стрессам. Он сам ухаживал за этими животными во время серии опытов и даже дал им имена – вопреки инструкциям: это было запрещено, чтобы не возникали эмоциональные мостики к подопытным животным.

– Уэйн, там в клетке шесть мышей. Три старые и три молодые.

Лицо Снайдера багровело прямо на глазах. Сонная артерия на шее набухла, точно пожарный рукав, а глаза вылезли из орбит.

– Клетка номер четыре? – прохрипел он.

– Да.

Снайдер пустился бежать. Он ворвался в отсек подопытных животных, распахнул дверь и ринулся прямиком к четвертой клетке. Пальцы его вцепились в прутья. Шесть мышей. Три старых, три молодых.

Старые забились в заднюю часть клетки, тогда как молодые все еще поглощали корм.

Ему стало дурно. Он почувствовал, как кровь отхлынула от головы, потом заколотилось сердце. Грудь сводило от колющей боли, а в животе будто бы залег огромный камень.

Бежавшие вслед за ним Спэрроу, Салливан и Джесмин остановились рядом, секундой позже подоспел и Нед Бейкер.

– Что такое? – спросила Джесмин. – Все так, как я сказала. Чего ты так взвинтился?

Он начал смеяться. Он хихикал, он раскатисто хохотал, он бил ладонями по прутьям клетки. Его смех постепенно превращался в настоящую истерику, он ржал, он сотрясался. Слезы выступили у него на глазах и потекли по щекам.

Внезапно он повернулся, шагнул к Джесмин и обнял ее. Дрожа всем телом, положил голову ей на плечо, и слезы капали ей на шею.

– Куда вы подевались? Безумец наконец пришел в себя? – воскликнула Зоя Перселл, входя в отсек.

Снайдер оторвался от плеча Джесмин. Глаза его победно сверкнули, прежде чем он, полный презрения, плюнул под ноги финансовой волчицы.

– С этой минуты я требую почтения! – Глаза его горели, как извергающаяся лава.

– Уэйн?.. – Джесмин мягко погладила его по руке.

Снайдер снова повернулся к клетке:

– В четверг здесь сидели шесть старых полевок. Трем из них я ввел ДНК посредством готовой синтетической липидной смеси.

Все молчали. Мышки тоже, казалось, в оцепенении замерли. Из клетки не было слышно ни шороха, ни возни.

– Ты хочешь сказать?..

– Да! Именно это я и хочу сказать! – вскричал Снайдер.

– О чем вообще речь? – высокий голос Зои Перселл выдавал ее волнение. Она не столько понимала, сколько догадывалась, о чем говорит Снайдер.

– В качестве перевозчика генов часто используются вирусы. Но он экстрагировал ДНК и подмешал к транспортной субстанции, готовой к употреблению. Это альтернативный способ. Существуют готовые липидные смеси для экспериментальных трансфекций. Смесь он впрыснул трем старым мышам. – Джесмин была словно в трансе. – И результат – три молодых и сильных мыши…

– Вы имеете в виду ДНК из проб. Тех, что мы только что…

– Из дополнительной Y-хромосомы, да. – Джесмин с сомнением смотрела на Снайдера: – Ведь это ты имеешь в виду, да?

Снайдер кивнул и нагло ухмыльнулся. Отныне он был звездой.

– Я просто не верю в это, – сказала Джесмин.

– Отчего ж? – Снайдер смеялся и от радости хлопал в ладоши: – Мы же знаем, что маленькая захиревшая мужская Y-хромосома имеет способность регенерироваться. А эта дополнительная Y-хромосома такая большая, она же переполнена генами… И разве это не достаточное доказательство? Посмотри на мышек!.. Эта Y-хромосома полностью регенерирована.

Часть четвертая
Искушение

И вот что начали они делать, и не отстанут они от того, что задумали делать

Бытие

Глава 29

Фонтенбло

Воскресенье после полудня

– По крайней мере, он пунктуален, – буркнул Генри Марвин, когда подъехал «Ситроен», посланный им в аэропорт. Он победно улыбнулся и пожал руку монсеньора Тиццани чересчур крепко.

Монсеньору стало больно, однако он не поморщился, а со снисходительной улыбкой оглядел одеяние Марвина:

– Стихарь из лучшей ткани с драгоценной вышивкой. Неплохо, дорогой Марвин. Вы знаете, что вначале его носили с капюшоном для защиты от дождя, и он призван был быть символом богатства? – Тиццани указал на щитовидную затылочную часть.

– Я очень хорошо знаю историю этого предмета одежды, дорогой Тиццани. – Марвин передразнил колкую интонацию монсеньора. – Во времена Каролингов он возник из монашеской рясы…

– Тогда вам известно также, что теперь его надевают священники во время литургических действий под открытым небом. Неужели вам мало руководства всемирным орденом мирян? Вы хотите стать еще и священником? – Тиццани лукаво глянул на него: – На гербе нового папы отсутствует тиара, корона как знак всемирной власти. Бенедикт – первый папа новейшего времени, отказавшийся от него. А вы хотите большего, чем папа?

Марвин подавил поднимавшуюся в нем ярость и успокоил себя мыслью, что Тиццани компенсирует оскорблениями свой челобитный визит к папе. То, что Рим так быстро отреагировал на его звонок, было хорошим знаком. Вопреки всему их притворству, они наверняка сильно заинтересованы в его находках.

– У вас есть поддержка, дорогой Марвин. А вот я один. – Тиццани кивнул Эрику-Мишелю Лавалье и Брандау, которые выжидательно стояли позади Марвина.

Марвин принял такой выход из положения и кивнул себе за спину:

– Месье Лавалье – моя правая рука, кроме того, он эксперт по древним языкам. А почтенный Томас Брандау, как и вы, человек церкви. Он тоже читает тексты на древних языках. И поддерживает дела Преторианцевв Берлине.

– Так-так.

Монсеньор Тиццани запрокинул голову и оглядел главное здание. Стоящий на открытом месте замок с его ренессансным фасадом был построен в конце XIX века. Здание было метров семьдесят в длину, двадцать в ширину и подразделялось на пять конструктивных элементов. По бокам замок был одноэтажный, к середине следовали двухэтажные участки, которые переходили в более узкую трехэтажную среднюю часть. На крышах всех частей здания торчали десять труб.

– Ваши реставрационные работы поистине грандиозны, – негромко заметил священник Римской курии.

– Соразмерно Преторианцам, – довольно сказал Марвин и жестом пригласил гостя в дом.

– Вам известно, что думают об этом ваши противники, – пробормотал монсеньор.

– У меня нет ни одного противника, которого можно было бы воспринимать всерьез! – Марвин самодовольно улыбнулся. – Преторианцы– сплоченный орден. В Риме же случается и по-другому…

Генри Марвин решил основать европейскую резиденцию Преторианцевв Фонтенбло десять лет назад, когда ему было предложено это гигантское имение в пятидесяти километрах к юго-востоку от Парижа.

Исторический город, в королевском замке которого Наполеон Бонапарт отрекся от престола, находился достаточно близко от Парижа. При этом местечко с двадцатью тысячами жителей было на редкость спокойным и удаленным от суеты метрополии.

– Ваши противники говорят, что вы разбазариваете деньги братства мирян!

– Чепуха. Просто удачная покупка. Но задним числом можно извратить все что угодно. – Этой покупкой Марвин обеспечил одному несчастному графу роскошный закат жизни после того, как тот потерял на биржевых спекуляциях остатки своего состояния.

Имение стояло на краю обширной зоны отдыха площадью в 25000 гектаров неподалеку от Фонтенбло.

Они вошли в замок, в средней части которого размещались залы для приема, тогда как два холла налево и направо вели к комнатам.

– Как дела с признанием ордена? Продвинулись ли мы хоть на несколько шагов?

Они обедали, и Тиццани все время ждал этого вопроса.

– Братство мирян – Преторианцев Священного Писания, несомненно, получило бы больше поддержки, если бы во главе его, как в «Опус Деи», стояли рукоположенные священники. Вы простите мне мой прямой ответ?

– Римская курия, к счастью, определяет не все, – возразил Брандау.

– Немецкое епископство известно своей подчас критической и своевольной позицией, – ответил с мягкой улыбкой Тиццани. – Однако, насколько я помню, позиция Римской курии несокрушима как никогда.

Челюсти Марвина терлись друг о друга, как два могучих жернова. Тиццани был всего лишь проситель, а держал себя, как крупный феодал. Если он не привез нужного ответа, то может уходить отсюда прямо сейчас.

– В Ватикане есть шептуны, которые убеждают святого отца, что статус ордена, а тем более персональной прелатуры, для Преторианцев– ошибка. И что позиция нетерпимости нарушит компромисс и покой, найденный в отношениях между церковью и наукой.

– Если хотите знать мое мнение, это гробовой покой, – Марвин отпил глоток красного вина и с удовлетворением цокнул языком. – Мы поднимем мир из спячки.

Тиццани поморщился. Что замышляет этот безумец?

– Это требует больше времени, чем можно было ожидать. Папа настолько занят другими вещами, что до ваших выборов его согласие, пожалуй, скорее всего не последует…

– Тогда почему вы вообще здесь? – вскричал Марвин, не владея собой. – Вы опять хотите провести меня, как в Монтекассино? – Он ударил кулаком по столу так, что бокал с красным вином опрокинулся. Вино разлилось по белой камчатной скатерти, как лужа крови.

Тиццани утихомиривающе поднял ладони.

– Однако если заслуги ордена действительно настолько велики… Для того я и здесь: чтобы проверить…

* * *

Стены помещения были уставлены дорогими книжными стеллажами, искусная резьба которых изображала библейские сцены в миниатюре.

Книги стояли вплотную. Их было огромное количество, но книга была все же одна.

Библия.

–  Преторианцысобирают по всему миру различные издания Священного Писания. Я сам слежу за каталогизацией вместе с одним ученым архивариусом, – Марвин кивнул в сторону Лавалье и Брандау. – Вы ведь этого не знали?

Они стояли перед свободным проемом между стеллажами. Его заполняла стеклянная витрина высотой метра два. Витрина на полметра выступала в комнату, так что ее содержимое можно было видеть с трех сторон. Маленькие датчики с внутренней стороны стекла выдавали электронную охрану.

На стеклянных полках в верхней части витрины стояли подставки, похожие на нотные пюпитры. Их было десять.

На пюпитрах лежали пергаментные листки. То были рукописные страницы с выразительным шрифтом – скорее рисованным, чем писаным. Краска шрифта поблекла.

– Как вы знаете, принято считать, что самый старый полный список Библии – это Кодекс В-19 Публичной библиотеки в Санкт-Петербурге, – сказал Марвин.

– «Кодекс Петрополитанус». Старейший полный текст на древнееврейском, – тихо произнес Лавалье. – Написан масоретами, комментаторами Ветхого Завета одиннадцатого века, которые вокализировали еще более древние библейские тексты, записанные консонантным письмом. – Голос Лавалье вибрировал от научного воодушевления.

– В одном существенном пункте я должен вам возразить, Лавалье. На самом деле Кодекс из Алеппо на несколько десятилетий старше и тем самым является старейшей редакцией исходной Библии. – Генри Марвин стоял перед витриной, широко раскинув руки. Его приземистая, крепкая фигура излучала безграничную гордость.

– Но она, к сожалению, сохранилась не полностью, – Тиццани улыбнулся. – Это и подчеркивалось в ответе Лавалье, не так ли?

– Она сохранилась полностью и содержит весь древнееврейский библейский текст, который по объему, правда, заметно меньше, чем библейский текст греческой диаспоры евреев, – Марвин улыбался, уверенный в себе.

– Неважно. Для нас, христиан католической церкви, Vulgata все еще является мерилом.

– Не надо обижаться, монсеньор Тиццани, – Марвин улыбался, забавляясь. – Здесь речь идет не о вопросах веры. Я говорю о культурно-историческом уникуме.

Лавалье весело рассмеялся:

– Во всяком случае, это факт: единой Библии нет. Перевод Иеронима из четвертого века тоже ведь был попыткой преодолеть разночтения между еврейской и греческой Библией.

Монсеньор Тиццани поднял ладони:

– Из какой Библии взяты эти листки?

– Это десять из отсутствующих ста девяноста двух листов Кодекса Алеппо, – голос Марвина сочился гордостью.

Монсеньор Тиццани властным жестом оттеснил Лавалье с его места и молча уставился на пергаменты.

– Откуда они у вас? – от напряжения Тиццани разбил слова на отдельные протяжные слоги.

– Это моя тайна, – Марвин гордо засмеялся. – В 1947 году синагога в Алеппо горела после того, как в ООН было принято решение о разделе Палестины и об основании государства Израиль. Кодекс был сильно поврежден. Его разделили на части, и члены общины попрятали эти части у себя. В 1959 году ее тайком вывезли через Турцию в Иерусалим. Цели достигли только двести девяносто пять листов из четырехсот восьмидесяти.

– А эти здешние?..

– Ну, а эти десять из исчезнувших страниц теперь здесь, – в голосе Марвина послышались темные, угрожающие нотки. – Я всего лишь хочу дать вам тем самым понять, насколько серьезно Преторианцыотносятся к своей миссии. Ибо теперь нам придется заняться болотом язычества.

Марвин нажал на кнопку дистанционного пульта, и перегородка в стене разъехалась почти беззвучно. За ней обнаружилась небольшая комната, в которой стояло несколько кожаных кресел и стол.

Едва слышное жужжание электромотора смолкло. Словно по волшебству с потолка упали световые пучки и осветили стол, на котором лежали двенадцать глиняных табличек, три кости и глиняный строительный штырь.

Марвин подошел к столу и простер руку, немного помедлил и неторопливо убрал ее.

– К сожалению, вот этим нам приходится интересоваться в настоящий момент больше, чем Библией из Алеппо.

Голос его прозвучал сипло, а тело содрогнулось в благоговейном ознобе. Потом он вновь овладел собой, отступил в сторону и с мрачной миной уселся в кресло.

Лавалье взял со стола свои записи, сделанные от руки:

– Но и это – тоже бесценные сокровища.

– Как вы можете ставить на одну доску тексты языческих глиняных табличек со Словом нашего Господа? Лавалье! Опомнитесь! – грубо одернул его Марвин. Его вдруг начали грызть сомнения. Куда подевался дух Преторианцев? Давно бы уже следовало подвергнуть этого Лавалье испытанию на зрелость… и сделать это как можно скорее.

Лавалье, несмотря на предостерегающие слова, самодовольно улыбнулся. Он свернул свои листки в трубочку.

– Мы с месье Брандау проработали текст и сравнили его с содержанием тех переведенных фрагментов, которые месье Брандау привез из Берлина.

– Что написано на табличках? – Тиццани нежно провел кончиками пальцев по глиняным табличкам. Не спуская при этом задумчивого взгляда с костей. «Обратите внимание на кости», – напутствовал его святой отец.

– Итак, сперва к текстам Навуходоносора II. Это, насколько я знаю, первое описание военного похода Навуходоносора II на Киш.

Лавалье, казалось, стал выше ростом. Его тело вытянулось в струнку, а радостное возбуждение передавалось вибрациями в голосе. Он начал читать вслух.

«Я – Навуходоносор, царь вавилонский, благочестивый князь, фаворит Мардука, любимец Неба, Заветный, стремящийся к мудрости, идущий путями богов, замирающий в благоговении перед их величием, неутомимый правитель города, ежедневно пекущийся о благе Эсагилы и Изиды, неизбывно памятующий о благополучии Вавилона и Борсиппы, мудрый, благочестивый, блюститель Эсагилы и Изиды, первородный сын Набопаласара, царя вавилонского.

С тех пор как Мардук, великий Господин, воздвиг главу моего царского величества и доверил мне господство над всеми людьми, с тех пор, как Небо, хранитель всего, что есть на небесах и на земле, вручил мне законный скипетр для руководства всеми народами и для поддержания процветания человечества, я чту их, пекусь об их божественности, исполняюсь благоговения перед богом и богиней при упоминании их почетных имен. Под их высоким заступничеством я избороздил дальние страны, далекие горы от верхних до нижних морей, непроходимые пути, нехоженые тропы, где нога не знала отдыха, дороги, полные тягот и жажды.

Я подавлял бунты, брал в плен врагов. Страну я держал в порядке, способствовал процветанию народа. Злых и дурных я чурался. Серебро и золото, драгоценные камни и все, что ценно и великолепно, всю полноту блеска, сокровища горных недр и морей, несметные драгоценности, богатые дары приносил я в мой город Вавилон».

Лавалье от напряжения тяжело дышал и сделал паузу, прежде чем приступить к пояснениям.