Текст книги "Код Вавилона"

Автор книги: Уве Шомбург

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 29 страниц)

Глава 40

София-Антиполис близ Канн

Ночь вторника

Крис вышел из клиники на подъездную дорогу, где стояли две машины неотложной помощи. Два лимузина «Ситроен» замыкали этот небольшой конвой спереди и сзади.

Уже подкрадывались сумерки, и яркие краски дня смягчились в лучах заходящего солнца. Подъездная дорога лежала в тени зданий, и фонари уже зажглись.

Воздух был приятный и мягкий – самое время посидеть у пляжного променада с бокалом красного вина. А вместо этого Спэрроу подгонял Криса вперед, уперев дуло ему в спину.

Люди из команды Салливана стояли у машин, моторы уже работали. Свет фар привлекал насекомых, которые так и летели к своей жаркой смерти.

– Теснее друг к другу! Ну наконец-то! – Торнтен нетерпеливо дал отмашку, когда Крис дошел до заднего бампера ближней санитарной машины.

Торнтен спешил поскорее убраться отсюда. Он чуял опасность. Он даже не стал спрашивать у Криса о значении глиняных табличек. Все это могло подождать.

Крис оглядел здоровенного охранника рядом с Торнтеном:

– Охрана и путы? Что, так надо? Достаточно было связать меня одного. – Он указал на Джесмин, которая уже сидела с монахом в машине. Ее руки тоже были связаны на запястьях. Веревка корябала кожу.

– Из чистой предосторожности, – Торнтен самодовольно улыбнулся. – Садитесь уже, пора ехать! – И, повернувшись к Салливану: – Наш самолет в Ницце стоит наготове?

Салливан кивнул:

– Все распоряжения отданы.

– Приберите здесь все. Нельзя, чтобы трупы нашли. Это ясно? Как управитесь, сразу поезжайте за нами. Вы мне там понадобитесь.

– И не забудьте документы по этому Гилфорту, – напомнила Зоя Перселл. – Здесь ничего нельзя оставлять. Ни одной бумажки.

Салливан игнорировал ее и смотрел только на Торнтена.

– Там за это время все подготовят. И в Калифорнии, и в Бостоне. Можете выбрать себе лабораторию.

– Проследите, чтобы здесь все держали язык за зубами.

– Хэнк, надо ехать! – Зоя Перселл беспокойно переминалась с ноги на ногу.

– Эндрю поедет впереди, сам лично будет стеречь мышей, пробы и кости.

– Как Голлум кольцо! – язвительно хихикнула Зоя Перселл.

– Ведьма.

– Хэнк! Он присвоит их.

– Ученый здесь он, а не ты.

– Почему ты так несправедлив ко мне? Герой-то не Эндрю, а я. Это я поймала Снайдера. Фолсом и Дюфур – ничтожества. И ты знаешь, чего я хочу…

– Да, Зоя. Ты хочешь стать генеральным директором. Прекрати, наконец.

Короткий вой сирены разорвал ночную тишину.

– Проклятье, что такое? – Торнтен всматривался вдаль.

По подъездной дороге в горку подъехала машина жандармерии и остановилась у конвоя.

– Ни раньше ни позже, как назло! Я так и знала! – простонала Зоя Перселл.

Несколько секунд не происходило ничего, потом медленно, бесконечно медленно открылись дверцы. Два жандарма в темно-синих униформах вышли – рослые, невозмутимые, полные самоуверенности безраздельные властители. Они так и остались у своей машины, вновь и вновь окидывая взглядом конвой.

– Салливан, урегулируйте вопрос, – прошипел Торнтен. – Мы должны отсюда выехать – неважно как.

Салливан немного постоял, потом кивнул охраннику. Вдвоем они направились к жандармам.

– Случайность или чей-то сигнал? Но чей?

– Молчать, Зарентин. – Торнтен покусывал нижнюю губу. – Если вы сделаете хоть одно неверное движение, я вас прикончу.

Один из жандармов жестом остановил Салливана и его спутника.

Жандармы медленно двинулись с места. Ленивой походкой они приближались, как два льва к стаду антилоп. Не доходя метров десять, они двинулись параллельно машинам, держась за кобуру своих пистолетов. Передний поднес к лицу переговорное устройство.

Поравнявшись со второй машиной, они вдруг повернули к ней.

– Кранты, – засмеялся Крис.

– Их всего двое, – тихо сказал Торнтен, не сводя глаз с полицейских.

Крис отступил на шаг и оказался рядом со Спэрроу.

– Они что-то заподозрили! – пробормотал он и сделал еще шаг назад.

Внезапно тишину разрезал женский вопль. То был нарастающий звук, который преодолел уже пару октав и никак не хотел кончаться, становясь все протяжнее.

– Это Анна! – воскликнула в санитарной машине Джесмин и вытянула шею.

Оба жандарма остановились, достали оружие и сосредоточились на передней санитарной машине.

Салливан двинулся с места и медленно направился к полицейским. Он поднял руку, чтобы его люди следовали за ним.

– Уймите ее! – прошипела Зоя Перселл рядом с Торнтеном.

Внезапно санитарная машина качнулась. То Джесмин вскочила с сиденья и бросилась наружу. Она налетела на Спэрроу, который от неожиданности потерял равновесие и упал на асфальт. Джесмин упала на него, ожесточенно отбиваясь. Спэрроу попытался удержать ее, но она откатилась в сторону.

Крис нырнул вниз и обрушил связанные руки на грудь Спэрроу. У того изо рта со свистом вырвался воздух. Он закатил глаза, и голова его отвалилась на сторону.

– Что? – Зоя Перселл повернулась: – Хэнк!

Председатель зачарованно следил, как люди Салливана окружали двух жандармов.

Крис вырвал оружие из полураскрывшейся ладони Спэрроу.

Джесмин вскочила на ноги и бросилась вперед.

Крис прыгнул и отшвырнул Зою Перселл в сторону. Потом приставил дуло к затылку Торнтена. Торнтен оцепенел.

– Дальше все пойдет по моим правилам, – Крис нажал посильнее. – К передней санитарной машине!

Между тем люди Салливана взяли жандармов в плотное кольцо. Патовая ситуация давала Крису время.

– Быстро! Быстро! Быстро!

Они добежали до задней двери передней санитарной машины. Джесмин первая вскочила внутрь и приникла к Анне, которая по-прежнему пронзительно кричала. У левой стенки стояла каталка с детским тельцем под одеялом. Жак Дюфур апатично сидел на скамье напротив, глядя в пустоту перед собой.

Под каталкой стоял небольшой дипломат, в который были уложены кости, сыворотка, пробы ткани и глиняные таблички. Рядом стояла клетка, в которой испуганно затаились четыре мыши.

Крис ударил Торнтена по затылку рукоятью пистолета. Председатель медленно начал оседать, и Крис подтолкнул его в спину так, что Торнтен упал вперед – головой на пол санитарной машины.

– По местам!

Крис толкнул бездвижное тело Торнтена внутрь машины и закрыл дверцы связанными руками.

– Ах ты, свинья!

Зоя Перселл налетела на него сзади и впилась ногтями ему в лицо. Они проехались по коже, разорвав ее. Царапины тут же начали саднить так, будто их разъедало кислотой.

Крис чувствовал затылком ее жаркое дыхание, потом припавшее к нему лицо. Она впилась в него зубами и повисла на его затылке как вампир. Он рванул свои связанные руки вверх через голову назад. Дуло пистолета угодило Зое по макушке, и ее бульдожья хватка ослабла. Она сползала по его спине вниз, на асфальт.

Крис снова распахнул задние дверцы и всунул Зою Перселл внутрь, швырнув ее на Торнтена.

– Вот! – он протянул Джесмин пистолет: – Если пошевелятся, просто бей по башке!

Она отрицательно покачала головой.

Грянул выстрел, и Крис обернулся. Люди Салливана, словно гиены, набросились на двух жандармов.

Скорее прочь отсюда!

Он захлопнул заднюю дверцу и бросился к водительской. Перед санитарной машиной, работавшей на холостом ходу, стоял лимузин, на заднем стекле которого красовалась броская рекламная наклейка. «Пиццерия „Кактус“», – было написано на ней поверх изображения зеленого яркого кактуса.

Он немного подумал – и прострелил левую заднюю шину «Ситроена», прежде чем влезть на водительское сиденье санитарной машины. Он бросил оружие на пассажирское сиденье, включил первую передачу, взялся за руль снизу – и так все время перехватывался, чтобы вести машину и переключать скорости со связанными руками.

Выехал, объехал лимузин. В зеркале заднего вида заметил, как Салливан бешено машет руками.

* * *

Крис кружил по Софии-Антиполис. Когда его связанные руки соскальзывали с руля, машина билась о бордюр тротуара. Он съехал на какую-то проселочную грунтовую дорогу и остановил машину.

Потом выскочил наружу и побежал к задним дверцам:

– Развяжи меня! Поторопись! – сказал он Джесмин.

Перселл и Торнтен все еще валялись без сознания. Маттиас лежал под одеялом на каталке. Тельце его было зафиксировано ремнями.

В Анне легко угадывалась сестра Джесмин. Но лицо ее, усталое и дряблое, было испещрено морщинами. Она не замечала Криса. Все ее внимание было сконцентрировано на мальчике, с которого она не спускала глаз.

– Вы пойдете со мной вперед, – сказал Крис Дюфуру тоном, не допускающим возражений. Ученый безмолвно выбрался из фургона.

Наконец-то веревки упали с запястий Криса. Освободившись, он освободил и руки Джесмин, а затем связал руки Зои Перселл. Джесмин в это время выпустила на свободу Анну, а Крис связал за спиной руки Торнтена.

– Ничего, что я оставлю тебя здесь с этим типом?

– Но ты ведь уже оставлял.

Он сунул ей в руки пистолет:

– На всякий случай.

– Я не умею с ним обращаться, – Джесмин помотала головой: – Я не хочу.

– А вдруг они что-нибудь сделают?

– Должен быть какой-то другой путь.

Крис испытующе глянул на Дюфура:

– У вас есть шанс. Вы мне поможете?

Дюфур неуверенно кивнул.

Крис освободил его, и вдвоем они перетащили оба обездвиженных тела к стене, примыкающей к водительской кабине. Веревками Дюфура Крис опутал «восьмеркой» шеи Перселл и Торнтена, а концы веревки отдал Джесмин:

– Только потянешь, и начнется удушение. Это покончит со всяким сопротивлением.

* * *

Крис уже хотел вернуться в кабину, но Джесмин удержала его:

– Мальчик болен, – она указала на Маттиаса. Тот лежал с закрытыми глазами, и Анна любовно поглаживала его. – Видишь?

– И что, по-твоему, я должен делать?

– Ехать в отделение жандармерии или в ближайшую больницу.

Крис молчал.

– Я вижу по тебе, что ты на этот счет думаешь совсем иначе, так ведь?

– Джесмин, здесь разворачивается большое дело. Я мог рассказать тебе далеко не все из того, что было в Фонтенбло…

– Поезжай в жандармерию!

– Джесмин…

– У тебя на уме одни твои дурацкие таблички! – вдруг крикнула она. – Ты же все время пялишься на чемоданчик с пробами! Тебе только деньги важны. Ты все еще надеешься за них чего-то получить!

– Джесмин, причина уже далеко не эта, – тихо сказал Крис.

– Ах, не эта? Я хочу тебе кое-что сказать: когда мы встретились в первый раз, у меня в голове «кликнуло». «Возможно, это он», – говорила во мне каждая жилочка… Понимаешь? И в последние дни это чувство только и делало, что бросалось на твою защиту, когда рассудок пытался подать голос. Рассудок-то говорил, что в это положение мы попали из-за тебя с твоими дурацкими костями!

– Джесмин, хочешь – верь, хочешь – нет. Да, у меня есть денежные проблемы. И я хотел срубить бабки, да. Но, помимо этого, я такой упертый бык, который на дух не переносит, когда наступают ему на мозоль. Тебе, Анне и мальчику, кстати, тоже. Я хочу знать, что и кто за всем этим стоит. Я просто должен все это узнать! Есть одно подозрение, которое не дает мне покоя!

– И все-таки. – Она энергично помотала головой: – Маттиас – на первом месте. Если ты пойдешь на поводу у своего безумия…

– С Маттиасом ничего не случится… Ведь вы же лечащий врач мальчика, – Крис повернулся к Дюфуру, который, выжидательно понурившись, стоял рядом: – Как обстоят с ним дела?

– Он тяжело болен. Цирроз печени, – механически ответил Дюфур.

– Его неотложно надо везти в больницу?

– Это было бы самое лучшее.

– А если нет – он что, умрет?

Дюфур помедлил:

– В ближайшие часы или дни он не умрет. Нет, уж это нет.

Глаза Джесмин метали молнии, когда она посмотрела на Криса.

Внезапно Анна повернулась к Джесмин и сказала короткую фразу по-шведски.

Джесмин осеклась и затем вымученно кивнула. В следующий момент ее глаза наполнились слезами. Джесмин схватила Дюфура за локоть:

– Моя сестра не понимает, почему Маттиаса не стали лечить так, как собирались. Скажите ей!

Дюфур нерешительно глянул на Анну, потом перевел сострадательный взгляд на Маттиаса, прежде чем ответить:

– Изначально предусмотренное лечение Маттиасу не поможет. Другой пациент от него умер – и мы не знаем, почему.

* * *

Они покинули территорию Софии-Антиполис, миновали въезд на автобан и направились в сторону Канн.

Джесмин и Анна сидели в фургоне напротив каталки. Анна впала в задумчивое молчание после того, как Дюфур окончательно разрушил ее надежду на целительную опытную серию.

– Что вас связывает с этим монахом? С этим Иеронимом? – спросил Крис ученого, который сидел на пассажирском сиденье и показывал ему дорогу.

Дюфур долго молчал.

– Я знаю его с юности. Он был моим духовником, – сказал он наконец.

– Он говорил, что Бог избрал вас, чтобы осуществить свою волю. Мол, тяжкое испытание. Уничтожение проб и было этим испытанием?

Дюфур опять молчал. Потом наконец смущенно откашлялся:

– Иероним это говорил, да. Я был у него после того, как этой жуткой женщине взбрела в голову идея испытать действие хромосомы на мальчике.

– Вас мучила совесть?

– Я ученый и врач, а не авантюрист. Я чту жизнь.

– Это вы-то? Только что вы убили своими руками двоих!

– Это случайно, несчастный случай! Я всего лишь защищался! Я в отчаянии. И больше не знаю, что правильно, что нет. Иероним велел мне уничтожить пробы! Теперь я сомневаюсь во всем, что мне казалось правильным… Никто не может обвинить меня в убийстве! – крикнул Дюфур и ударил кулаком в боковое стекло. Потом стало тихо.

– Так на вас подействовала смерть того больного, что вы испугались научной сенсации? И что это были за опыты? – Крис то и дело поглядывал в боковое зеркало, нет ли погони.

– Новое клиническое воздействие при циррозе печени. Оно обсуждается уже давно. Наши испытания не первые, но у нас был свой, особенный подход.

– И это все? – провоцировал его Крис. – Видимо, не все протекало как надо, так?

Дюфур медлил с ответом.

– Предварительно мы провели испытания на мышах, – вздохнув, ответил он. – Это обычный метод. Мыши – самые предпочтительные объекты для лабораторных испытаний.

– И что было не так?

– Наши мыши сдохли. Но не сразу после тестов, а спустя долгое время. Мы просто сделали вид, что их смерть не связана с нашими экспериментами.

– И когда потом умер этот молодой человек…

– Я день и ночь спрашивал себя, как это могло случиться. Я и по сей день не знаю причины смерти Майка Гилфорта.

– И вы не хотели снова остаться виноватым. Я понимаю. – Крис поглядывал на Дюфура, а тот нервно грыз ногти. – А какие движущие мотивы у этого монаха?

Дюфур припомнил истеричную реакцию Иеронима в церкви. Он снова видел его на полу: как тот подползал к кресту, стенал, плакал и молил Бога, чтобы тот избавил его от этого испытания. А потом он взвалил это испытание на него.

– Мне кажется, он знает, что было найдено в костных пробах.

– Как это?

– Не знаю. Он задавал мне наводящие вопросы и чуть не свихнулся от моих ответов. Еще он спрашивал у меня фамилию.

– Какую фамилию?

Дюфур задумался.

– Он спрашивал, не был ли в этом замешан…

– Марвин. Генри Марвин, – это имя само сорвалось у Криса с языка.

Дюфур вцепился в правый бицепс Криса:

– Да-да, эту фамилию и спрашивал Иероним!

Крис язвительно засмеялся:

– Круг замкнулся. Жак Дюфур, где бы мы могли перевести дух? На пару часов. Мне надо все обдумать, подготовиться.

– Вы что, хотите продолжать борьбу? В одиночку, без помощи – против такого могущества?

– Я должен. И вам это тоже поможет, как знать… Так где бы нам остановиться?

– Я живу в Вальбонне, это местечко рядом с технопарком.

– Слишком близко. Там они станут искать в первую очередь.

Дюфур задумался:

– Дом моих родителей на родине пустует…

– Где это?

– В Коллобриере. Два часа езды отсюда. Смотря как ехать. Небольшое местечко в массиве Мавров.

– А города покрупнее там поблизости есть? С аэропортом?

– Тулон недалеко. Марсель немного дальше.

– Как туда ехать?

– На юг. Лучше всего развернуться и – по автобану до съезда…

– Нет, – Крис помотал головой. – Автобан хоть и быстрый, но с него трудно съехать. Всюду ограждения, на съездах терминалы со шлагбаумом. То ли дело дорога вдоль побережья. Развилки, проселки, возможность свернуть где угодно. Куда ехать?

– Сюда! – крикнул Дюфур, когда они миновали Конгресс-центр у Каннского порта. Некоторое время их сопровождал песчаный пляж, потом морские волны стали разбиваться о скалистый берег. Справа от прибрежной дороги вверх поднимался массив Эстерель.

– Скажите мне, что вы задумали, – с неожиданной твердостью в голосе попросил Дюфур. – Я помогу вам.

Крис глянул на него сбоку:

– А я действительно могу вам доверять? Вы перебегаете с одной стороны на другую. То вы ученый, то холоп корыстного предпринимателя, то, наконец, послушный исполнитель у догматичного священника. А теперь вы кем будете?

Дюфур потер ладонями лицо и ответил не сразу:

– Назад к истинной науке. Ко всему, что связано с наукой: изучать, постигать и помогать, помогать людям. Ко всему, что изначально заставило меня выбрать этот путь. Достаточно ли вам такого доказательства?

– И как бы это могло выглядеть?

– Мальчик. Маттиас. Опытная серия, в которой он должен был участвовать, казалась его последним шансом.

– Этой надежды сейчас больше нет.

– Этой нет. Но есть другие опытные серии по циррозу печени. И успешные. В последние дни я разыскал один метод, который нахожу очень интересным, но в нашем концерне он не исследовался. – Лицо Дюфура стало серьезным и сосредоточенным. – В Южной Германии есть небольшая биотехфирма, которая развивает идею одного изобретательного врача. В больную печень через катетер вводятся здоровые, живые клетки печени, они там размножаются и таким образом воссоздают жизненно важные функции. Клетки печени берут из донорских органов, которые не подошли для трансплантации. Большое преимущество метода в том, что одним донорским органом могут воспользоваться несколько пациентов.

– И я должен вам верить? – спросил Крис.

– Не нужно объяснять вам, что мы следим за тем, что делают другие ученые. Однако поскольку это связано с большими деньгами, каждый, естественно, держит свои результаты под замком до тех пор, пока не будет в них вполне уверен и не запатентует их. Но в этом методе, по крайней мере, есть реальный прогресс. Несколько кандидатов на смерть, среди которых женщина со смертельным отравлением грибами, были спасены.

Крис долго молчал.

– Вы уверены в том, что говорите?

– Я говорю, что есть надежда, поскольку наука не стоит на месте и делает открытия.

– И Маттиасу это поможет?

– Заранее я не могу сказать. Я знаю не все детали.

– Что? – Крис с трудом выбирался из пучины мыслей. – Ах, да. Что я задумал? Я хочу кое с кем встретиться. И эту встречу надо подготовить. Все, с чем мы сейчас столкнулись, лишь маленькое действие в одном большом спектакле. Я хочу узнать, на чем стоит весь этот театр!

– Этого вам никто сказать не сможет.

– Вы ошибаетесь.

– Кто же может это знать?

Крис вспомнил Фонтенбло, свой разговор с Понти и вопросы Марвина.

– Папа римский.

Глава 41

София-Антиполис близ Канн

Ночь со вторника на среду

Папа нервно бил по губам костяшками пальцев. Здесь, в исследовательском центре фармаконцерна, как сказал Марвин, он найдет то, за чем охотится.

Однако стойло оказалось пусто. Несмотря на вертолет, они опоздали. Кальви доложил ему о двух трупах и посоветовал немедленно скрыться.

Но несколько минут назад у входа жандармерия высадила одного монаха. Неужто брат Иероним? Да может ли такое быть?

За несколько часов до этого монах был увезен отсюда и, связанный, брошен на обочине дороги в Ниццу. Какой-то испанский турист обнаружил его во время короткого привала. Священник был явно поврежден умом и все твердил, что его папа – в Риме. Его доставили в ближайший полицейский участок.

Там он тоже нес ахинею про странные события в Софии-Антиполис, в клинике Тайсэби,и все требовал немедленного разговора с папой.

Только уважение к сану священника заставило полицейских передать сообщение по инстанциям, и оно дошло и до французской службы сопровождения. Об этом информировали Кальви, тот поговорил с монахом по телефону и распорядился, чтобы его привезли.

Открылась дверь – и опасения папы подтвердились.

Брат Иероним упал на колени.

– Святой отец, я сделал все, что было в моих силах. Я пытался позвонить Вашему Святейшеству, но Рим не принимал меня всерьез. Слава Богу, что вы все-таки приехали. Я слишком ничтожен для такого испытания.

Папа взял монаха за плечи и поставил его на ноги.

– Сядьте.

Они сели к столу, и Иероним отметил про себя, что папа выбрал тот же стул, на котором сидел Хэнк Торнтен.

– Расскажите мне все по порядку! – сказал папа и зарылся лицом в ладони.

Иероним говорил, запинаясь, то и дело путаясь в деталях, и виновато опустил голову, когда закончил.

– И что, ошибки быть не может?

Иероним отрицательно помотал головой:

– Я пытался уклониться от этого испытания.

– Бог правит нашими путями, не мы, – ответил папа. – Помните, что я сказал, когда вы попросили об освобождении от ваших обязанностей? Это было, когда Марвин объявился в Ватикане в первый раз и сообщил о табличках. Мы оба знали, что настало время испытаний. Как вы могли предположить, что своим удалением в монастырь сможете избежать Божьей воли? Табличку в археологическом архиве нашли вы. Бог избрал вас. Примите же, наконец, это испытание – как принял его я!

– Оно мне не по силам! Я пытался переложить решение на другого, – Иероним опустил голову.

– Это ни к чему. Брат Иероним! Это бремя Господь взвалил на меня. Время близится. Я это чувствую. – Папа устало провел ладонями по лицу. – Но скажите мне, это действительно…

Иероним, дрожа, кивнул:

– Я это видел. Они испытали это на мышах.

– Значит, Марвин сказал правду.

Иероним удивленно поднял глаза.

– Да, да, он тоже здесь. Господь использовал его, чтобы показать мне дорогу сюда.

– Но Господь нас, кажется, оставил! Они сбежали со всем этим!

– Вы слишком мало полагаетесь на Бога! – прошипел папа. – Это еще не конец. – Он вдруг снова почувствовал странную пустоту в голове. – Если бы мы могли их догнать…

Иероним нерешительно смотрел на папу. Потом ему вдруг пришла мысль.

Но папа больше ничего не слышал, с такой силой его охватило видение.

* * *

Началось как всегда – и тем не менее на сей раз было по-другому.

Вначале он увидел пастуший посох. Уже епископский, но опять без позолоты, без резьбы по слоновой кости и без типичного витого рога.

Посох был прямой, из гладкого металла, с серебристым блеском.

Если поставить его на землю, человеку среднего роста он доставал бы до лба. Внизу он переходил в железный наконечник.

Частью палки на верхнем конце был искусно вырезанный крест, изображающий распятого Христа.

Затем он увидел человека, который держал эту палку в руке.

На голове у того была светлая шапочка из муарового шелка, одет он был в белую сутану с тридцатью тремя пуговицами и крестом на груди, обут в красные кожаные башмаки, какие носили еще римские цезари.

Румяный и приветливый, седой, как лунь. Мужчине было далеко за семьдесят. На правом указательном пальце он носил золотое кольцо рыбака с образом святого Петра, основателя церкви, и монограммой Бенедикта.

То был он сам.

Картина расширилась, и он увидел стадо овец. Как всегда.

Животные не жались друг к другу, а паслись кто где, разбредясь по холмам, а то и отбившись от стада.

Он сжимал посох левой рукой под самой резьбой с крестом, уперев железный наконечник в землю.

С выступа скалы, где он стоял, местность хорошо обозревалась. Тем не менее он видел не всех своих животных: обломок скалы загораживал видимость.

Он услышал взмахи крыльев. Сильные и мощные, не лихорадочные, а спокойные и решительные. Как всегда.

Человек, который был его точным подобием, не шелохнулся. Он застыл в своей позе, будто не видел двойника. Но ведь этого быть не могло! Двойник-то его видел!

Орел – поначалу лишь точка на небе – вдруг вырос до огромных размеров, с выпущенными когтями на сильных ногах. Бенедикт увидел непомерный клюв и алчные глаза смертоносного хищника.

Ноги орла напряглись, он выпустил когти и вонзил их в голову ягненка. От резкой потери скорости орел перекувырнулся, увлекая за собой ягненка, но не выпустил его. Медленными сильными ударами крыльев он пытался одолеть тяжесть добычи, оторвался от земли, но снова осел, когда жертва затрепыхалась в агонии. Крючковатый клюв вцепился в мякоть.

Бенедикт закричал!

Однако его точное подобие на выступе скалы не шелохнулось.

Орел поднялся в воздух, тяжело ворочая крыльями. Добыча в его когтях больше не дергалась. За несколько секунд он набрал высоту и исчез.

Вина падет на пастыря!