Текст книги "Элла"

Автор книги: Ури Геллер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 29 страниц)

Глава 40

По мере того, как Элла поднималась все выше и выше, все, кого она знала, отдалялись от нее. Родители, школьные подруги, учителя, брат… Родной дом и соседи… Теперь она покинула и страну, в которой родилась.

Гунтарсон, конечно, и не думал об этом сожалеть. Это был её жребий, как и его. То, что имело большее значение, чем её счастье. Да если уж на то пошло, едва ли она вообще когда-либо была счастлива!

Сидя на диване в их номере на двоих в тель-авивском «Хилтоне», он потянулся и дотронулся до ее руки. Ее ладошка легла в его пальцы, похожая на холодный пончик.

– Джульетта скоро будет здесь, – заверил он. – Ну, вот и Рождество, я снял эти комнаты специально по такому случаю, и сам заказал билеты, чтобы доставить ее сюда. Не так-то легко достать билеты на двадцать пятое декабря всего за сутки до вылета, но я все-таки сделал это, ради тебя! Потому что я обещал. Разве не отличный рождественский подарок?

Элла расплакалась – глубокие вздохи внезапно сменились всхлипами. Ему даже показалось вначале, что она собирается чихнуть, и он задумался, нет ли у нее на что-то аллергии – и тут слезы покатились по ее щекам и волосам, да так быстро, что на некоторых прядях по восемь-девять слезинок повисли друг за другом, как жемчужины на нитке.

– Я хочу уехать!

– Не дожидаясь мамы?

– Вместе с ней!

Гунтарсон не стал ей возражать. С некоторых пор он побаивался спорить с Эллой.

Итак, они ждали. Электронный писк, который ни на миг не прерывался с тех пор, как самолет коснулся своими шасси посадочной полосы в Бен-Гурионе, теперь звучал словно откуда-то издалека, как будто отделился от Эллы, отлетел в сторону и заблудился.

Стихли и всхлипы Эллы. Она пробормотала:

– Если сегодня рождественское утро, то мы должны быть в церкви.

– Да, надо бы помолиться, – согласился Гунтарсон.

И они молились. Это помогало убить время. Гунтарсон не решался отойти от нее ни на шаг. Он прямо кожей чувствовал надвигающуюся катастрофу.

Без одиннадцати минут одиннадцать раздался стук в дверь.

– Вот так-так… – прошептал Гунтарсон. Он встал, и отпер дверь.

В нее просунулась, и начала оглядываться блестящая напомаженная голова Хосе Дола.

– Да, это тот номер! – воскликнул он.

Гунтарсон просочился в коридор, и захлопнул дверь за собой. Хотя ему совершенно не хотелось ни на секунду оставлять Эллу одну, позволить ей вновь встретиться с Дола ему хотелось еще меньше.

Рядом с Дола стояла Джульетта. Без Фрэнка.

Краем глаза Гунтарсон заметил какое-то движение, и бросил взгляд в сумрачный коридор. Там стоял Фрэнк вместе со своим отцом Кеном и дядей Робертом.

– Нет! – сказал Гунтарсон. – Нет, нет, и еще раз нет!

– Мой дорогой директор, – Дола завладел его рукой. – Возможно, было бы лучше, если бы мы переместились в ваш номер.

Гунтарсон стряхнул его пальцы, и ухватил за руку Джульетту.

– Миссис Уоллис может войти. Фрэнк тоже, если хочет. Все остальные должны убраться немедленно!

– А ну, отпусти мою жену, приятель! – Кен размашистым шагом шел к нему. – Я на что угодно спорю, ты не забыл, как последний раз встал мне поперек дороги. Добавки захотелось, а?

– А на этот раз здесь еще и большой братец! – прорычал дядя Роберт.

– Мальчики, мальчики, – Дола просительно воздел руки. – Вы же обещали!

– Прошу прощения, – промямлила Джульетта, – вы ведь знаете – он по-прежнему мой муж…

– Никто их не приглашал, – заявил Гунтарсон Дола. – И вас тоже!

– Я пригласил их, – возразил доктор. – А миссис Уоллис пригласила меня. Но, право, неужели нам так необходимо пререкаться в коридоре? Элла ведь там, за дверью, совсем одна? Неужели вас это не беспокоит? Как вы полагаете, что она сейчас думает?

Фрэнк ужом пробрался к двери за спинами членов своего семейства, и стоял, приникнув глазом к замочной скважине.

– Я ее не вижу! – объявил он.

Гунтарсон замялся. Оставлять девчонку одну в ее теперешнем настроении, наедине с незащищенными окнами за дверью, которая запиралась с ее стороны – это было действительно опасно. Но позволить этому сброду опять вторгаться в ее жизнь – уже полное безумие!

– Миссис Уоллис и Фрэнк – пожалуйста. Что касается остальных – то Элла за вас не просила. Она не ваш клиент, Дола! Кен Уоллис, она больше не ваша дочь!

– Чушь собачья! – рявкнул Кен. – И попомни мои слова – кем бы она ни была для тебя, приятель, быть тебе за это в каталажке!

– Уберите его отсюда! – прошипел Гунтарсон.

– Право, не думаю, – проговорил доктор с изрядной долей ядовитой иронии, – что он захочет уйти!

– Отлично! Я вызываю полицию, – и Директор вытащил телефон.

– Полагаю, Элле это не слишком понравится, – заметил Дола. – Вся ее семья собралась здесь на Рождество, а вы велите их арестовать! А потом, подумайте о прессе…

– С которой вы уже связались, как я понимаю!

– Вы останетесь довольны, Директор. Я просто уверен, что так и будет! Представьте – самая знаменитая распавшаяся семья мира, семья Эллы, воссоединяется благодаря рождественской молитве… Вы меня удивляете, Питер! Я и помыслить не мог, что ваш выбор момента встречи определяла случайность!

– Я выбрал Рождество, – сказал Гунтарсон, все еще подпирая спиной дверь, – потому что перед Рождеством меня об этом попросила Элла. Она просила о возможности увидеться с матерью и братом. Она не просила об этом раньше – и уж точно не просила о встрече с отцом! Тем более – со своим дядюшкой-экзорцистом!

– Я все еще ее не вижу, – подал голос от замочной скважины Фрэнк.

Гунтарсон испытывал жгучее желание разбить поганцу голову о дверную ручку. Он ведь должен был видеть диван – почему же это там нет Эллы?

– Входите, – сдался он, – и если Элла попросит кого-то из вас уйти, вы уйдете немедленно. Это ясно?

– Открывай, – велел Кен и, отпихнув сына в сторону, сам распахнул дверь.

Элла стояла у окна, глядя вниз с высоты семнадцатого этажа. Над ней была только крыша, большой логотип «Хилтона», и синее небо. Она никогда прежде не бывала в таком высоком здании. Если бы люди, которые там, внизу, гуляли под зонтиками и пили кофе, купались и катались на белоснежных лодках, подняли вдруг головы и увидели Эллу, она показалась бы им такой же крошечной, какими она видела их. Но они не ведали о ее присутствии. И она молилась за них.

Фрэнк воскликнул:

– Элла! – и бросился к ней через всю комнату.

Он стоял перед ней, ухватив ее за руки, и их глаза были почти на одном уровне. Он явно окреп, и она прошептала:

– Ты вырос…

Джульетта, застыв в дверях, проговорила только:

– О, Боже мой! Боже мой!

Стоя напротив окна, на фоне льющегося из него солнечного света, Элла казалась почти прозрачной. Кожа на ее лице, бесцветная и бесплотная, обвисла, образовав пергаментные морщины, как у семидесятилетней старушки. Джульетте почудилось: тронь пальцем – и ощутишь под ним только кости. Голова смотрелась преувеличенно раздутой, как неправильной формы глобус, и казалась просто болванкой для волос – как всегда великолепных, бесконечных платиновых волн.

В лучах солнца тоненькая фигурка Эллы выглядела всего лишь размытым силуэтом.

– Ты… скверно выглядишь, – выдохнула Джульетта.

– Ты что, голодом ее морил? – требовательно спросил Кен.

– Да, теперь мне понятно ваше нежелание впустить нас, – констатировал Дола. – На вашем месте я бы тоже не горел желанием позволить людям встречаться с ней. Вам вполне бы могли начать задавать неприятные вопросы о жестоком обращении с детьми.

– Я в порядке, – промолвила Элла.

– Прости, но на вид ты совершенно не в порядке!

– Я все время молюсь. Это высасывает из меня силы. Питер говорит…

– Тогда тебе надо перестать молиться, – объявила ее мать. Элла вгляделась в нее через комнату. Джульетта нерешительно протянула ей руки, и Элла с благодарностью поспешила в ее объятия.

– Я стараюсь не пить так много, – прошептала Джульетта. – Но когда рядом нет моей доченьки, нет и особого смысла казаться хорошей. Теперь ты снова со мной, и я больше не буду пить вообще. Обещаю!

Элла подняла голову:

– У тебя всегда был Фрэнк…

– Спасибо тебе за Фрэнка, – ответила Джульетта, и крепко обняла дочь. В это объятие она вложила гораздо больше чувства, чем когда-либо ощущала к Элле. Ведь без Эллы Фрэнк бы умер.

Дола сверкнул вспышкой камеры.

Гунтарсон сделал молниеносный выпад, но промахнулся.

– Пленку! – рявкнул он.

– Ну уж нет, – улыбнулся Дола. – Я имею в виду – это же первое объятие. Воссоединение матери и дочери. Неужели вы в самом деле можете требовать предать забвению столь радостный момент?

– Дайте сюда! – повторил Гунтарсон.

Раздался стук, и в тот же момент дверь, которую Гунтарсон забыл запереть, стала приоткрываться. Он шарахнул по ней ногой.

– Это я, Стюпот, – раздался из коридора жалобный голос.

Гунтарсон выглянул, чтобы удостовериться в этом, и впустил его.

– Ну?!

Стюпот обвел комнату взглядом.

– Так они все приехали… – пробормотал он.

– Точно! Тебе что-то нужно?

– Там звонят с рецепции, спрашивают, будем ли мы заказывать рождественский обед. Я за себя сказал «да», ничего?

– Скажи им «да» за всех нас, – вмешался Кен. – Нас шестеро. Пусть будет семь – твоей драгоценной Элле нужны двойные порции.

Стюпот с опаской глянул на него. Он уже слышал истории об отце Эллы.

– Иди и звони, – приказал Гунтарсон. – Поедят, а когда закончат – пусть убираются!

Но Стюпот не стал возвращаться в собственный номер. Вместо этого он проскользнул в смежную комнату и стал звонить оттуда.

– Отличный момент для фото! – завопил Дола. – Давайте, давайте, соберитесь в кружок. Вся семья на большом диване… Элла, ты должна быть в центре. А вы Джульетта, будете очаровательно смотреться рядом с ней. Надо же, вы почти как сестры – кто бы мог подумать, что это мать и дочь!

Гунтарсон наблюдал за всем этим, скривив губы. Но Элла по-прежнему не отпускала материнскую руку. Казалось, она искренне радуется ее присутствию.

– Фрэнк, будет лучше всего, если ты возьмешь Эллу за другую руку. Это ведь, в некотором роде, с тебя начался весь этот молитвенный бизнес!

– Бравый парнишка, – с одобрением вставил его отец.

– Кен и Роберт, вы будете по обеим сторонам, как стражи. Ничего, втиснетесь! Ах, Роберт, ваша… м-м-м… нижняя часть чуточку широковата, не так ли? Боюсь, вы не вполне помещаетесь.

– Фрэнки может сесть ко мне на колени, – предложил дядя Роберт.

– Нет-нет, в этом нет необходимости, – зачастил Дола, – совершенно никакой необходимости! Вам лучше присесть на подлокотник, это подчеркнет вашу стать.

С другой стороны дивана Кен, дабы быть уверенным в том, что его стать тоже подчеркнута как следует, взгромоздился на второй подлокотник.

– Я встану позади группы, – объявил Гунтарсон.

– Нет, не встанешь! – возразил Кен.

– Это семейный портрет, мистер Гунтарсон!.. А теперь улыбнитесь, пожалуйста, – сказал Дола, поднимая камеру. – Директор! – воскликнул он. – Вы испортили снимок!

Гунтарсон вошел в кадр, как раз когда доктор спустил затвор.

– Убирайся отсюда! – взревел дядя Роберт, хватая Гунтарсона за лацканы, и отталкивая прочь. Гунтарсон выставил было кулаки, но вовремя спохватился.

– И это – в Рождество! – поддразнил он, не приближаясь. Дядя Роберт нахмурился.

– Пожалуйста, разрешите нам сделать семейный снимок, – робко попросила Джульетта.

– Теперь семья Эллы – весь мир, – ответил на это Гунтарсон, – и я – главный представитель этой семьи!

– Ты – долбаный придурок, вот ты кто! – выкрикнул Кен.

– Пожалуйста, я прошу прощения, но, пожалуйста, следите за языком! – взмолилась Джульетта, указывая на сына.

– Кто-то же должен был ему это сказать! – кивнул дядя Роберт.

– И это буду я, – пообещал Кен, вставая.

У Гунтарсона в руках снова оказался мобильник.

– Один шаг – и я звоню в полицию!

– Ты превратишься в кусок дохлятины, придурок, прежде чем они сюда доберутся!

– Это вы так думаете! На этот раз я подготовился к встрече, – ответил Гунтарсон, сжимая кулаки, и становясь в стойку, как университетский боксер. – И чем бы она ни кончилась – вы направитесь прямиком в израильскую тюрьму!

– Я бы сделал одолжение всему миру, избавив его от беспокойства по твоему поводу!

Элла прошептала:

– Перестаньте ссориться! Перестаньте ссориться!

Но никто и ухом не повел…

Дядя Роберт скопировал стойку Гунтарсона: ноги расставлены, руки наготове.

– Как думаешь, долго бы этот кент продержался в субботний вечер на Норт-стрит, Кенни?

– О-о-о, да! Он бы отлично смотрелся, вздернутый на фонарном столбе!

– Точно, вздернуть его, – согласился дядя Роберт. – Именно это и надо бы проделать с мелким грязным извращенцем!

– Ну, все! – сказал Гунтарсон и начал набирать номер. Кен Уоллис сделал два быстрых шага, схватил Гунтарсона за кисть и вывернул. Телефон выпал, и Кен глянул вниз, примериваясь растоптать его.

Кулак Гунтарсона метнулся вверх – чистый, как в учебнике, апперкот – и из носа Кена брызнула кровавая струйка.

Кен взревел и качнулся вперед, но Гунтарсон оказался быстрее. Дядя Роберт тоже завопил, а Дола, маячивший поблизости, вдруг прыгнул вперед и уперся раскрытыми ладонями в грудь обоим здоровякам. Его макушка едва доходила им до основания шеи, но одного его жеста хватило, чтобы остановить их.

– Хватит!

– Если мы и не убьем тебя сегодня, – выкрикнул Кен, – то заберем Эллу! А я потом еще вернусь, чтобы выпустить тебе кишки и повесить тебя на них же!

Гунтарсон стоял, вжавшись спиной в угол. До двери ему было не меньше восьми футов, и Кен вполне мог бы его достать.

– Дайте мне ваш телефон! – велел он Дола.

– Не думаю, что у вас что-нибудь получится, – пропыхтел Дола, пытавшийся удерживать обоих Уоллисов. Джульетта протиснулась между ними, а Фрэнк встал рядом с отцом. Лицо мальчика исказилось от страха и гнева.

– Отдавай обратно мою сестру, ты!

Гунтарсон никак не мог заглянуть им за спины, туда, где на диване съежилась Элла.

– Вы о ней совершенно не заботитесь! – обвиняющим тоном заявила Джульетта.

– Достаточно ты ее доил! Хватит наживаться на моей девочке! Мы пришли, чтобы забрать ее домой!

– Нет, – возразил Дола, мы пришли не за этим. Мы пришли ради чудесного воссоединения на Рождество, и мне очень жаль, но я должен сказать… Роберт, пожалуйста, перестаньте плеваться в него, вспомните о своем общественном положении!.. Я должен сказать, мне очень жаль, но мы еще не сделали ни одной сносной фотографии!

– Я заставлю тебя пожалеть о том, что ты вообще коснулся моей девочки!

– Ты бил ее! – завопил Гунтарсон в ответ. – Ты колотил ее, пинал и порол ремнем! А я сделал ее предметом всемирной любви и поклонения! Так как ты думаешь, кто из нас к ней лучше относится?!

– Она что, по-вашему, хорошо выглядит? – вопросила Джульетта. Драка между мужчинами взволновала её кровь. – У нее, по-вашему, цветущий вид? По крайней мере, когда она жила с нами, по ней можно было сказать, что она хотя бы ест!

– Он ее не кормит, Джули! Он морит ее голодом. Он – зло!

– Мы не для этого пришли! – прокричал Дола, хлопая в ладоши у них перед носом. – Но коль скоро уж вы все так рвётесь в драку, то почему бы нам не спросить саму девочку?

– Она сделает то, что я велю! – огрызнулся Кен.

– Богом клянусь, – загремел Гунтарсон, глаза которого метали синие молнии, – после сегодняшнего никто из вас больше никогда ее не увидит!

– Давайте! Спросим! Её! Саму! – Дола топал ногой в такт каждому слову. – Хочет ли она оставаться пленницей в чужой стране? Или она предпочла бы жить со своей матерью? – он оглянулся. – Куда она делась?!

– Элла? Элла!

Гунтарсон воспользовался моментом, чтобы выбраться из угла. Он бросился за опустевший диван.

– Она, наверно, в ванной…

Но в ванной ее не было. Ее не было нигде.

Глава 41

– Не могла же она просто исчезнуть, – сказал дядя Роберт, выходя из спальни. Он искал свою племянницу везде, даже под матрац и в комод заглянул.

– Нет, как раз могла! – возразила Джульетта.

– Куда? – спросил Кен. – Если она нарочно это сделала…

– Она не дематериализуется нарочно! – рявкнул Гунтарсон.

– Так вот как ты это называешь? Значит, она не просто смылась?

– В прошлый раз она пришла ко мне! – провыла Джульетта. – А теперь – куда она могла деться?!

– Может, обратно в Бристоль? Позвони тете Сильвии, мам, позвони тете Сильвии! – вопил Фрэнк.

– Да-да! Очень может быть! Хосе, будьте так добры, позвоните!

– Не могла же она просто взять и раствориться в воздухе, – упрямо повторял дядя Роберт.

– Я не уверен, что поступить именно так не было бы лучше всего, – пробормотал Дола. – Если бы атомы ее тела растворились в мировом эфире – по крайней мере, если бы люди так думали, – это было бы весьма удовлетворительным исходом как для самой девочки, так и для ее обожателей…

– Я верну ее обратно! – заявил Гунтарсон.

– Только если найдете, Директор!

Стюпот бочком прокрался в комнату.

– Директор! Срочно, Директор! К телефону! Прямо сейчас!

Уоллисы, перерывая в поисках Эллы подушки, едва заметили, как Гунтарсон вышел из комнаты. Дола проводил его недоверчивым взглядом, но не последовал за ним.

– Она наверху, Директор, – выпалил Стюпот, когда они оказались в коридоре. – Я увидел, что вы все начали драться, а это очень расстроило Эллу. Она начала уходить в себя – понимаете, о чем я? Ну, я ее и подхватил. Вывел ее, пока они все толпились вокруг вас.

– И Элла тебе позволила?! Она что, была в трансе? Я даже не уверен, что она вообще знает, кто ты такой!

– На самом деле, Директор, – сознался Стюпот, темный цвет кожи которого скрыл вспыхнувший на его щеках румянец, – думаю, у нас с Эллой начало налаживаться что-то вроде контакта…

– Предоставь контакт мне, приятель! Где ты ее оставил?

– На крыше.

– Где?!

Когда они добрались до крыши, Элла стояла там, неподвижная, словно колонна. За спиной у нее гудел алый неоновый символ «Хилтона», а перед ней до самого горизонта простиралась ослепительная синева моря.

«Дейли Пост», вторник, 28 декабря.

Репортаж Монти Белла, корреспондента по паранормальным явлениям

Соскучившаяся по солнцу девочка-экстрасенс Элла Уоллис прошлым вечером зарегистрировалась в самой священной из гостиниц мира – где в роли горничных выступают монахи – на то время, пока в центре пустыни возводится новый с иголочки Молитвенный Центр.

Гуру Питер Гунтарсон избрал для своей чудотворицы в качестве временного пристанища монастырь св. Катерины.

Горная обитель, одна из старейших в христианском мире, располагается в живописном месте рядом с горой Синай, где, как принято считать, Бог продиктовал Моисею десять заповедей.

Прошлой ночью Директор Гунтарсон передал миру одиннадцатую суровую заповедь: «Не подглядывай!»

Лихорадка подглядывания за Эллой достигла пика на прошлой неделе, когда обнаружилось, что жрица молитвенной силы покидает Британию навсегда, чтобы сделать своим домом Святую Землю.

И когда вчера в печати появились фотографии рождественского воссоединения Эллы с ее семьей, всемирная мания поиска свежих новостей о ее телесном и душевном здоровье достигла новых высот.

Домыслы и сплетни по этому поводу совершенно вышли из-под контроля, поскольку тревожный образ Эллы, печальной, страшно исхудавшей, с отсутствующим взглядом, появился в самом конце праздничного сезона.

Директор Гунтарсон вчера вечером настаивал, что его карманный ангел находится в наилучшей форме, и полон желания возобновить свой обычный распорядок молитв за весь мир. Она жадно вчитывалась в тысячи просьб о святой помощи, которые приходили обычной и электронной почтой с момента ее отбытия чартерным рейсом из «Хитроу».

Правда, он добавил: «Безусловно, это омерзительное любопытство по отношению к её фигуре чрезвычайно её расстраивает. Я полагаю, что критиковать ее внешность – не самый лучший способ для мира отплатить юной девушке, чья доброта сделала так много для столь многих. Ничего более жестокого и придумать нельзя!»

Эксперты не испытывают особых сомнений в том, что монахи сочтут своим священным долгом немного откормить свою гостью. Эксперт по правильному питанию доктор Хилер Ступ заявил (здесь в тексте у доктора женское имя, но далее в тексте он фигурирует с мужским именем): «Такая степень аскетизма, даже у святой, не может быть здоровой. И сам Иисус позволял себе время от времени употреблять в пищу хлеба и рыб».

Официально монастырь св. Катерины находится в Египте, хотя и расположен на ближневосточной стороне Суэцкого канала. Некоторые признаки указывают на то, что и молитвенный центр также будет находиться в Египте, в глубине Синайской пустыни, у подножия горы Моисея.

Грузовики и джипы, нагруженные строительными материалами и конструкциями для изгородей, потянулись длинным караваном в пустыню ранним утром после Рождества, породив слухи о том, что Директор Гунтарсон достиг решительного сдвига в переговорах по поводу размещения своего нового проекта с президентом Египта Мубараком.

Один из таких слухов, циркулировавших вчера в правительственных кругах, сообщает, что президент, в обмен на разрешение на строительство, получил обещание, что целиком на средства Фонда Эллы в стране будет построен новый международный аэропорт.

Вкупе с проектом «Звездного Дома» на 125 000 мест, который обеспечит паломникам массовую возможность быть физически поблизости от Эллы во время молитвы, аэропорт может влить свежую кровь в туристический бизнес Египта, в настоящее время испытывающий глубокий спад из-за нападений террористов на автобусы и резни в Долине Цариц близ Луксора.

Если бы такой план был утвержден, то в течение всего лишь пяти лет туристический комплекс, состоящий из отелей, костелов, ресторанов и развлекательных центров, мог бы стать духовной версией Лас-Вегаса, возникшего посреди бесплодной пустыни.

Сам центр, скорее всего, станет местом проведения самых разнообразных экстрасенсорных исследований, а не просто заводом по производству молитв, в чем многие обвиняли британский Центр.

Директор, бывший репортер «Дейли Пост», намекнул на наличие планов, предполагающих помощь юным дарованиям в области экстрасенсорики в развитии их талантов. «Пси-способности – эта позитивная сила, пригодная для того, чтобы сделать наш мир лучше – ждет только подходящего проводника, – заявил он. – А я и есть лучший проводник!»

Отец Эллы, печатник Кен Уоллис, прилетевший вчера вечером из Тель-Авива, заявил: «Гунтарсон держит мою дочь пленницей! Она выглядит так, будто ее морят голодом, и пока Гунтарсон не заставил ее исчезнуть с помощью своего прихлебателя, она не отрываясь держалась за руку матери. Она должна вернуться в лоно семьи, которая ее любит, и я готов к тому, чтобы требовать ее возвращения по суду».

Окончание статьи см. на стр. 4–5.