Текст книги "Элла"

Автор книги: Ури Геллер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 29 страниц)

– Я нарисовал несколько картинок, и положил каждую в отдельный конверт, а теперь я бросаю тебе вызов, поскольку мы все читали о тебе, и были поражены твоими потрясающими телепатическими способностями, можешь прочесть мои мысли? – он сделал паузу.

Элла с ничего не выражающим лицом смотрела на конверты. Под жаркими лучами софитов «запах» личности Финнигана накатывал на нее густыми тошнотворными волнами. Она понятия не имела, что находится в конвертах, – даже не понимала, что он просит ее сделать. Но зато ощущение от его чувств сгустилось и сделалось вязким, как ил. Как будто он таял от разочарования, нетерпения и презрения.

– Сейчас я поднимаю красный конверт, я знаю, что у него внутри, это картинка, это символ, и я сосредоточиваюсь на этом символе, я передаю его тебе, Элла. А вы, зрители, сидящие у экранов, тоже можете помочь мне, потому что видите этот символ перед собой, на экранах ваших телевизоров, так почему бы вам не придержать на секунду ваше недоверие, и не сосредоточиться на этом символе, который Элла пытается отгадать!..

– Элла, ты меня слышишь, скажи что-нибудь, ты можешь разобрать что-нибудь из того, что находится в конверте, я показываю тебе красный конверт, скажи мне, чувствуешь ли ты телепатический контакт, алло, Элла, Элла, это желтая звезда, желтая звезда, ты ее не видишь, даже когда я машу ею у тебя перед носом, правда… какого черта?! Что здесь происходит?! – Финниган вскочил на ноги, и запустил конвертами через всю студию. – Да кто она вообще такая – долбаная Хелен Келлер?![25]25
  Хелен Адамс Келлер (Helen Adams Keller, 27 июня 1880 года – 1 июня 1968 года) – слепоглухая американская писательница, преподавательница и общественный деятель.


[Закрыть]

Жестикулируя и бормоча, он ринулся к Тони Дайеру, главе студии. Обе камеры оставались нацелены на Эллу, софиты продолжали гореть. Она не двинулась со своего кресла, вжавшись спиной в подушки, вцепившись в уголки сиденья. Она не оглядывалась, и никто к ней не подходил. Если она и слышала голос отца, кричащего кому-то попридержать язык перед его дочерью, на ее лице это никак не отразилось. Ее кресло медленно наклонилось назад.

Глаза Эллы по-прежнему невидяще мигали. Нижняя челюсть слегка отвисла, когда кресло мягко опрокинулось и его основание скользнуло вверх, как будто сквозь спинку кресла сбоку, чуть пониже плеч Эллы, воткнули стержень. Подголовник нырнул вниз, но не ударился о пол. Элла, чьи волосы свесились назад, продолжала держаться на сиденье так прочно, будто ее охватывал ремень безопасности. Кресло зависло в воздухе, его основание указывало в точку где-то над головами операторов.

Во внезапном молчании, охватившем студию, в тишине, в которой звукорежиссер расслышал даже шорох волос Эллы, раздался вопль Джульетты:

– Элла! Господи! Прекратите это!

Гунтарсон схватил ее за руку.

– Не отвлекайте ее, – предостерег он. – Она может вообще не знать, что делает. Она просто от всего отключилась.

– Мы это снимаем?! – зашипел Финниган на съемочную группу. – Мы должны снять все, и позаботьтесь, чтобы каждый мог убедиться, что тут нет никаких трюков, никаких тросов, ничего такого, у нее глаза открыты, или она в трансе, или что?

Подголовник качнулся, и кресло взвилось вверх, покачивая Эллу в своей колыбели, как птенца в сложенных ковшиком ладонях. Приказы директора были ясно слышны, доносясь из наушников операторов тихим, но отчетливым шепотом. Лорд Трихаррис, чья конституция типа «кожа да кости» делала его на вид даже выше, чем его законные шесть футов три дюйма росту, открыв от удивления рот, медленно вышел на середину комнаты, и протянул руку. Кресло отплыло, не даваясь ему в руки.

– Крупный план, крупный план, – торопил Финниган, – пусть будет видно, что нет никаких шнуров, ни зеркал, ничего!

Кресло вновь и вновь поворачивалось, как бы желая доказать, что к нему ничего не привязано. Потом оно поднялось выше уровня софитов, в сумрак перекрытий, с которых свисали десятки прожекторных ламп. Там оно и зависло, слегка покачиваясь в такт медленному, глубокому дыханию Эллы.

Глава 18

На экране был Финеас Финниган.

– Я – ирландец, а мы, ирландцы, народ привычный к невероятному, если хотите – к сверхъестественному, – он сложил ладони перед собой, говоря с доброжелательным и искренним выражением на лице. Это были девятичасовые новости на Би-Би-Си, вероятно, самая большая аудитория в его жизни. – Это видение-феномен-явление – не знаю что, называйте как хотите – было не от мира сего. Не от мира сего!

Телевизионный экран в гостиничном номере Уоллисов был одним из предметов, указывающих на его VIP-статус. Сорок дюймов по диагонали, обтянутые шелком колонки с каждой стороны, видеомагнитофон и спутниковый декодер, обеспечивавший доступ к более чем сотне телеканалов. Лицо Финнигана на нем было почти вдвое больше своего реального размера.

Элла сидела у окна, уставившись на сдвинутые рейки жалюзи. Она до сих пор не проронила ни слова.

Кен и Джульетта чувствовали себя неуютно в пухлых креслах. Их подушки соответствовали китайскому дизайну номера – голубые драконы на красном шелке, белобородые мудрецы, бамбуковые рамки картин, бумажные тигры, Запретный город[26]26
  Императорский дворец в Пекине, ныне музей.


[Закрыть] и Великая Стена. Кен, похоже, ждал заказанного из китайского ресторана ужина, развалившись, и перекинув ногу через подлокотник – намеренно равнодушный к окружающей роскоши. Единственным предметом, который смотрелся рядом с ним естественно, был телевизионный пульт у него на коленях.

Джульетта нянчила на коленях стакан из свинцового стекла. Она обнаружила в мини-баре четыре миниатюрных бутылочки «Бифитера», и две – тоника «Швепс», которые, впрочем, уже давно были ей без надобности.

– Просто, чтобы капельку взбодриться, – бормотала она, заслоняя собой содержимое бокала от мужа. Она успела побывать в ванной, где оказался отдельный цветной телевизор, и большие, как одеяла, полотенца, и чудесные фены, и восхитительные позолоченные зеркала, и мыло, и туалетная вода «Гуччи», и ледяные мраморные плиты под ногами… Конечно, после такого не обойтись без выпивки!

От Гунтарсона не было ни звука. Элла не помнила, заходил ли он проведать, как у нее дела, после того как она покинула студию. Она изо всех сил пыталась вспомнить хоть что-нибудь – ей казалось, что она уже так долго сидит у этого окна… Она ничего не ела – тарелка с мясом и салатом стояла, нетронутая, у ее локтя. На ней было все то же синее платье, которое ей купили специально для этого шоу. Она помнила, что в студии ей было очень, очень страшно, и знала, что летала. Она была в трансе.

Питер позвонит ей. Скоро, очень скоро. Тогда она немного придет в себя. Она могла бы и сама позвонить, но это как-то не приходило ей в голову. Сейчас ей вообще было трудно что-то удерживать в мыслях.

– О, а тут показывают, как тебя спускали вниз, Элла, – позвал ее отец. – Видишь? Надо было нам это записать, – ему гораздо больше понравилось смотреть на свою дочь, покачивающуюся в кресле в тридцати футах над полом, по телевизору, чем когда это происходило на самом деле в студии. – Там, типа, веревки понадобились. Мальчишки-осветители, они полезли к тебе прямо наверх по стропилам, и понавязали веревок вокруг всего кресла, на случай, если оно вдруг рухнет. А теперь спускают одну длинную на пол, и мы все тащим тебя вниз. Малость похоже на то, как запускать воздушного змея.

Репортаж занял первые десять минут выпуска новостей. Материал, отснятый «Нетворк Юэроп», который безостановочно транслировался по спутниковому телевидению последние три часа, был повторен вновь на замедленной скорости, с увеличенным изображением каждой детали, так что каждый зритель мог увидеть реальные факты. Никаких скрытых тросов. Никаких блоков, никаких зеркал. Кресло летало – вот и все. Оно взлетело и унесло девочку к потолку.

Этот эпизод был уже продан Си-Эн-Эн, которая транслировала его в более чем ста странах по всему миру.

– Ты звезда, девочка! Настоящая знаменитость, – отметил Кен, когда следующий сюжет показал студию, битком набитую экспертами. Каждый эксперт в каждой области давал увиденному свое объяснение – физик, два психиатра, профессор по паранормальным явлениям, и, благодаря спутниковой связи с Лас Вегасом, маг, один из самых знаменитых в мире, который каждый вечер «левитировал» за счет искусства режиссера шоу.

Кен продолжал разглагольствовать:

– Мы станем богаты, если как следует поведем дело. Надо бы поговорить с нашим Робертом, он как раз такой человек, как надо, он все знает про то, как делаются деньги. Может, купим такой же «ягуар», как у него. Как ты думаешь?

Он извернулся, чтобы взглянуть через спинку кресла на Эллу. Она сидела, поджав колени так, что они касались плеч, по-прежнему глядя на жалюзи.

– Жаль, что она такая убогая овца, – прошептал он Джульетте.

Ни один из ее родителей не подошел к ней, если не считать того момента, когда они взяли мобильный телефон из ее новенькой синей, в цвет платья, сумочки. Элла равнодушно смотрела, как Кен поднял ее и высыпал содержимое на ладонь, ища телефон в черном футлярчике.

– Не имеет смысла увеличивать телефонный счет из отеля. Мы же не знаем, оплатит ли его газета. Зато мы точно знаем, – добавил он, перебрасывая телефон жене, – что они оплатят этот!

Джульетта позвонила сестре, чтобы узнать, как там Фрэнк. Сильвия пожелала услышать все о телепрограмме. А знают ли они, что Эллу показывали по «Скай Ньюс»?[27]27
  Sky News – британский 24-часовой новостной телеканал. Входит в медиакорпорацию Руперта Мердока, известного телемагната в Соединенном Королевстве.


[Закрыть] Там сейчас показывают всяких магов, и некоторые из них говорят, что все это – ловкий трюк и жульничество… но другие примкнули к единомышленникам, и говорят, что Элла – настоящая. Они сказали, что действительно по-настоящему верят, что их Элла умеет летать. Сильвия не знает, что и думать, – а может быть так, что телевизионщики сами все это подстроили?..

Фрэнку тоже позволили коротко переговорить с матерью, и он задавал те же вопросы, и хныкал, жалуясь на головную боль. Джульетте не особенно хотелось разговаривать. Она почти так же ушла в себя, как и ее дочь. Вся эта суета, все эти странности ее расстраивали – а может быть, дело было в том, что привычное течение жизни оказалось нарушено. Может быть, ей просто не нравилось жить в номере отеля, даже таком роскошном, как этот, если при этом она не видится с сыном. Кое-что ее беспокоило. И нет нужды Кену знать, что именно. Особенно Кену.

В тот момент, когда Кен велел Элле отправляться в постель, прибыли цветы. Их принес один из носильщиков – курьера «Интерфлоры»[28]28
  Интерфлора (Interflora) – всемирно известная служба доставки цветов, объединяющая свыше 58000 цветочных салонов в 160 странах мира.


[Закрыть] и близко не подпустили к номеру.

Букет пришлось протаскивать в комнату стеблями вперед. Носильщик не мог обхватить его даже обеими руками. Когда он пристроил его к столу, из целлофана выглянули желтые магнолии и подсолнухи. Подсолнухи – в январе!

Элла ринулась к цветам и потянулась за ярлычком, привязанным к стеблю. Она сидела, подобрав под себя ноги, вскрывая конверт, а на голову ей сыпались лепестки и пыльца.

– Там еще полно таких, – пропыхтел носильщик. – Вам понадобятся вазы, целая куча, – и тут же следующая охапка загородила дверь.

Первый восторг Эллы исчез без следа, как только она поняла, что в записке нет имени Гунтарсона. Она отстранилась от букета, и стала внимательно разбирать слова на карточке.

– От кого это, а?

– Там, на этой записке, есть имя отправителя?

Элла сунула карточку между влажных стеблей, и медленно поднялась на ноги. Принесли третий букет, состоявший из желтых ромашек и белых нарциссов, похожий на тарелку с яичницей-глазуньей. Она вернулась к окну.

– И прочитать-то она не может, – проворчал отец, выуживая карточку. – Тут написано – Хосе Мигель Дола. Кто это? Итальяшка какой-то. Кто-то из твоих знакомых? – спросил он жену. Но Джульетта покачала головой. Цветы теперь занимали всю площадь от двери до дивана. Если бы она забрала их домой, вдруг подумала Джульетта, их бы хватило на то, чтобы укрыть полы на втором этаже ковром высотой до щиколотки. А стоят они, должно быть, больше, чем Кен заплатил за их настоящие ковры.

– Хосе Дола. Пиар-менеджмент. 110с, Кингз-роуд, Саутвест-1. Тут еще и телефон. Почерк дальше ужасно неразборчивый… «Не подписывайте ничего, пока не переговорите со мной. Х.М.Д.» Ну, конечно! Одна из акул. Повелась на первый запах денежек. Чудесно! Пусть идет на фиг!

Но Джульетта сказала:

– Конечно, я знаю, ты прав. Прости, но я бы очень хотела позвонить ему, и сказать: «Огромное спасибо вам за цветы. Ведь он так много денег на них потратил. Зимой таких цветов нигде не увидишь. Ромашки… разве не чудесно? А эти нарциссы – я уверена, их везли на самолете через всю Европу. Может, ничего, если я позвоню, всего на одну минуточку, и скажу, что цветы нам благополучно доставили?

– Лучше будет, – отозвался Кен, – если это сделаю я.

Дверь Гунтарсону открыла Джульетта. Он переступил через подносы с остатками завтрака, стоявшими около двери, и оказался в цветочном саду.

Все столы и полки в номере ломились от кувшинов и банок, переполненных цветами. Лилии гроздьями свисали с люстры. Розы были заткнуты за шнуры занавесок и жалюзи. Высокие стебли покачивались над каминной решеткой. Ящики столов были выдвинуты, и набиты соцветиями, а из ресторана принесли все пустые бутылки из-под шампанского, и теперь они стояли по углам комнат, и из их горлышек кивали одинокие подсолнухи.

– Ух ты, да у вас здесь настоящие джунгли! Это отель озаботился? – спросил Гунтарсон. – А где Элла?

– Чистит зубы. Думаю, она рада будет вас видеть. Проходите сюда, в гостиную. Чудесный большой номер, правда? Ваша газета так добра к нам, мистер Гунтарсон. Мой муж там…

Гунтарсон изобразил на лице холодную улыбку, собираясь поздороваться с Кеном, но перед ним вдруг предстал маленький черноволосый человечек в белом костюме. На шее у него, будто один из миллиона тех цветов, которыми он с невероятной щедростью завалил Уоллисов, нежным цветом сиял алый галстук-бабочка. На обеденном столе распахнул пасть его крокодиловый портфель, из которого вылезал ворох бумаг. Кен Уоллис сидел, держа в левой руке одну из них, а в правой – толстый «президентский» «Монблан».[29]29
  Фирма, выпускающая эксклюзивные ручки (Германия).


[Закрыть]

Хосе Мигель Дола, легконогий коротышка, стоял у Питера на пути.

Гунтарсон достаточно вежливо пожал протянутую руку и, глядя через голову незнакомца, поздоровался:

– Доброе утро, Кен. Хорошо позавтракали?

– Я так понимаю, что львиная доля досталась Элле. Она явно нагуляла аппетит вчерашними приключениями, – проговорил Дола, не выпуская руку Гунтарсона и не давая ему пройти дальше. – Вы, должно быть, тот парень из «Пост»?

– Я – доктор Гунтарсон.

– А я – доктор Дола. Какое удачное совпадение – мы оба доктора! – он говорил быстро, со скрипучим акцентом, – Зовите меня Джо, я не зазнайка. Видел, видел вашу статейку в сегодняшней «Пост». Живенько пишете!

Гунтарсон дернул ртом, удерживая недовольную гримасу. «Пост» платила ему за сенсационные заметки, и он не видел в этом повода для гордости. Элла заслуживала большего уважения. Та одержимость, которая привела его к Элле, тоже заслуживала большего уважения. Он искал такого экстрасенса, как она, едва ли не с тех пор, как сам был в ее возрасте.

– Вы должны нас извинить. У нас с Уоллисами есть кое-какие частные дела, которыми следует заняться.

Но еще до того, как Кен поднял голову, Гунтарсон понял, что высокомерная отповедь, которая должна была избавить его от доктора Дола, как щелчком сбивают с рукава муху, пропала даром. Здесь, видимо, действительно уже затесалось какое-то другое частное дело.

– Обстоятельства немножко изменились, Питер, – объявил Кен. – Вчера утром Элла была что-то вроде местной бристольской знаменитости. Сегодня о ней говорит весь мир.

– Потому что я ее открыл!

– Потому что моя Элла – уникум. Да, твоя газета напечатала о ней отличную большую статью, и вы здорово приподняли на ней тираж. Но сегодня утром мы уже должны мыслить в международных масштабах.

– Разумеется. И я думаю, мистер Уоллис, скоро вы обнаружите, что не существует международной компании, большей, чем «Пост Комм», – мозг Гунтарсона лихорадочно трудился в поисках лазейки. Он шел сюда с мыслью выманить Уоллисов из сетей «Пост Комм», чтобы завлечь в свои собственные. Но оказывается, его уже опередили.

Не надо было так медлить. Надо было привязать Эллу к себе в первую же встречу. Теперь же его единственным шансом было удерживать Уоллисов с помощью «Пост», и прибрать их к рукам позже.

– Вы же знаете, – настаивал он, – «Пост» – это газеты, журналы, издательства, радио– и телекомпании, обычные и кабельные, киностудии, и даже интернет-провайдеры.

– Однако это – только одна компания, так? – возразил Кен. – Всего одна. А я спорить готов, что любая компания вселенной хотела бы заполучить себе кусочек Эллы и ее магии. Конечно, если деньжат хватит.

– Ага! Деньги! Я так и думал, что вам захочется сегодня обсудить этот вопрос. Команда специалистов «Пост Комм» хотела бы видеть вас в лондонской штаб-квартире в Уоппинге, – он мельком взглянул на часы, – ровно через сорок три минуты. Я знаю, что сэр Перегрин упоминал при вас об этом. И я уверен, что вас не разочарует пакет предложений, подготовленный нашими юристами.

– Зато их кое-что разочарует!

– «Пост» была крайне предупредительна и внимательна к вашей семье, мистер Уоллис, – произнес Гунтарсон, понизив тон до вкрадчивой угрозы. – Я бы не советовал вам на этой стадии развития событий выглядывать из-под ее крылышка. Снаружи – жестокий мир.

– Я сам могу позаботиться о своей семье, – прорычал Кен.

– Не думаю, что вы осознаете, до какой степени подвижна психика Эллы.

– Не думаю, что ты осознаешь, до какой степени это больше не твое дело!

Кен не поднялся с места, но смотрел в лицо Гунтарсону с неприкрытой злобой. Доктор Дола деликатно, одними кончиками пальцев, оперся на разделявшую их лакированную поверхность стола.

– Мой клиент проинформировал меня, что «Пост» предпочитает разрабатывать эту золотую жилу постепенно.

– Ваш клиент?

– Разумеется. Это означает, что вы не выработали никакого соглашения, сколь угодно ограничивающего ваш эксклюзивный доступ к Уоллисам на сколько-нибудь определенный период времени. Что, кстати, учитывая очевидную сенсационность этой истории, несказанно меня удивило.

– Мы уплатили мистеру Уоллису значительную сумму за исключительные права.

– Вы уплатили ему сущие гроши. Признаюсь, за эти цветы я и то больше заплатил.

– О, они – такое чудо, должно быть, невероятно дорогие, – пробормотала Джульетта.

Улыбка доктора Дола обнажила рубиновую вставку в левом клыке.

– Мадам Уоллис, признаюсь вам, я превзошел самого себя.

У меня на самом деле добрые отношения со многими флористами. Это в моих профессиональных интересах. Никогда не знаешь, когда возникнет срочная необходимость ублажить недовольного клиента, или поблагодарить благодетеля. Цветы – универсальный язык, на нем можно сказать все, что угодно. Но в вашем случае я чувствовал, что жест должен быть особенно широким, чтобы хоть как-то отразить магнетизм таланта вашей дочери.

Дола снова улыбнулся. Удачное вложение денег его явно радовало.

– Я видел Эллу в программе «Скай», и обзвонил всех флористов, у которых когда-либо открывал счет. Мы нашли тюльпаны из Амстердама, розы из Джерси, лилии из долины Роны – и я должен заметить, что вы превосходно их аранжировали, мадам Уоллис.

Джульетта польщенно заулыбалась, забыв упомянуть, что это заслуга отельных горничных.

– Я полагаю, вы – специалист по пиару, – заметил Гунтарсон.

– Некоторые газетные редакторы, с их склонностью к аллитерации, называют меня Маэстро Медиа.

– В таком случае, вы, вероятно, знаете, что «Пост» уже связала Уоллисов некоторыми условиями.

– Никто меня ничем не связывал, чувак, – рыкнул Кен.

– Совершенно верно! У вас с ними всего лишь крайне туманное соглашение. Я же, со своей стороны, обеспечиваю крайне точный контракт. Мистер и миссис Уоллис выразили свое полное удовлетворение.

– А что об этом думает Элла?

– Она думает то, что я велю ей думать, – заявил Кен.

– Вы можете обнаружить, мистер Уоллис, что ваша дочь переросла ваши посягательства.

– Элле всего четырнадцать, – заметил Хосе Дола. – Пройдет еще некоторое время, прежде чем она перестанет нуждаться в опеке.

– А кто-нибудь ее вообще спрашивал?

Элла тихонько подобралась к арке, ведущей в гостиную. Она уже услышала все, что ей было важно: ее чувства беспокоили только одного человека. Она в последний раз вытерла рукавом губы, чтобы точно не осталось никаких следов утренней рвоты. Она не хотела, чтобы кто-то об этом догадался, даже Питер.

– Я уверен, – сказал доктор Дола, – Элла осознает, что ее родители радеют о ее интересах…

– Вы мне не нравитесь, – произнесла Элла.

Дола обернулся. Он еще не видел чудесное дитя. Она оказалась гораздо более хрупкой, чем он себе представлял – ничуть не похожа на девочку, которая за завтраком умяла три взрослые порции.

– Мне нравится Питер!

Дола слегка склонил голову в знак приветствия.

– Рад познакомиться с тобой, Элла. Я здесь, чтобы помочь тебе преодолеть трудные времена в твоей жизни.

– Я знаю, зачем вы пришли. Вы хотите делать на мне деньги.

– Элла, заткни пасть, пока тебя не спрашивают!

Она вздрогнула, решаясь проигнорировать отца, и вдруг взорвалась:

– Вы пытаетесь пахнуть так прекрасно и сладко, но внутри воняете!

У Дола отвисла челюсть. Не столько вид разъяренной Эллы, сколько выражение его лица – вот что заставило Гунтарсона расхохотаться.

– Элла, еще одно слово… – пригрозил Кен.

– Жаль, что тебе не понравился мой одеколон, – Дола сумел все же найти слова, чтобы попытаться обратить все в слабое подобие шутки. – Кажется, он меня сильно подвел.

– Я не имела в виду то, как вы на самом деле пахнете, – неохотно промолвила она.

– Отлично. Благодарю тебя. Надеюсь, мы подружимся.

Глаза Эллы налились слезами гнева и разочарования. У нее не хватало словарного запаса, чтобы высказать то, что она чувствовала. Личность доктора Дола – вот что издавало вонь, заполнившую комнату, перебившую ароматы нарциссов и роз. От него исходили волны густого, приторного шарма. То, что пряталось под этим шармом, было гораздо менее привлекательно.

– Элла, тебе бы лучше быть повежливее с доктором Дола. Он принесет нам кучу денег.

– Мне не нужны деньги.

– Ну конечно, ты будешь воздухом питаться!

– Я не буду ничего делать без Питера!

– Элла, – спокойно позвал ее Дола, – поди сюда, присядь за стол. – Но она затрясла головой, и отступила обратно в арку. – У тебя редкий талант. Уникальный. За всю историю на свете не было такого ребенка, как ты!

– Я не хочу быть такой, всегда одинокой! Я хочу быть такой, как все! – кровь ее кипела, и она собиралась высказать все, что думала. Она сможет противостоять им, ведь здесь Питер!

– Я имел в виду, что твой талант уникален. Я знаю, что ты просто очень красивая, очень обыкновенная юная леди. Но большинству людей это безразлично. Они захотят нажиться на тебе, использовать тебя, выпотрошить тебя, и им будет наплевать на настоящую Эллу Уоллис. Я могу не дать этому случиться. Я могу тебя обезопасить.

– Доктор Дола – настоящий профи. Он лучший, он может в любой момент протащить тебя на Би-Би-Си. А Би-Би-Си – это всемирное уважение, так, Джо? – сказал Кен. – Покажи ей свои фото, Джо. У него есть фотографии со всеми его крупными клиентами – королевская фамилия, и капитан сборной Англии, и гонщики, и «Спайс Гёрлз». Ты хоть понимаешь, какая это удача, что он вообще хочет иметь с тобой дело?

– Мне нравится Питер, – повторила она.

– Я ей нравлюсь, – подчеркнуто повторил Гунтарсон.

Он победил. Он победил еще до того, как вошел в комнату. Какая глупость с его стороны, что он этого не понимал! Все это лицемерное кривляние по поводу величия «Пост Комм» – не стоило беспокоиться. Он нравится Элле. Он, Гунтарсон. И никто иной!

Кен Уоллис, наверное, уже подписал бумажку, которая свяжет его с Джо Дола на десять тысяч лет вперед. И что с того? Кен – не Элла. Он ничего не сможет сделать без Эллы.

Но в одном отношении Кен был прав. Невозможно даже представить, сколько Элла сможет зарабатывать. Никто не имел ни малейшего представления, на что она будет способна, если ее как следует обучить, если как следует исследовать ее способности, если ее поощрять.

Что Элле нужно – так это наемный служащий. Пиар-гуру. Кто-то, кто знает всех и вся. Кто-то, кто знает цену контрактам. Кто-то, кто выцарапал бы из «Пост» миллионы еще до того, как Элла пальчиком пошевелит. Кто-то, подобный Джо Дола.

Но если Элле не нравится Джо Дола, и она не желает с ним сотрудничать, то она станет хуже, чем просто бесполезна.

И наоборот – если рядом будет Гунтарсон. Элла с самого начала была готова показать ему все – левитацию, телепатию… да даже просто раскрыть рот и поговорить! Он провоцировал ее. Он был ее проводником.

Все это пронеслось перед ним за долю секунды. Со скоростью мысли, со скоростью электрических импульсов, пробегающих по синапсам, со скоростью, догоняющей – если не превосходящей – скорость света. Гунтарсон увидел свет!

– Элле нужно кое-что большее, чем ваши контракты с СМИ.

– Она заслуживает большего, чем ваша «Пост Коммюникейшнз», – парировал Дола.

– Ей нужен проводник.

– Что?

– Ей нужен кто-то, кто обеспечит ее способностям надлежащие условия. Катализатор, инициатор, хранитель, если угодно. Кто-то, кому она доверяет. Кто позволит ее магии струиться потоком, – он расслабленно откинулся на спинку дивана, победно улыбаясь Элле. И она улыбнулась в ответ.

– Вы полагаете, – спросил Дола с натянутой иронией, – что Элла способна проделывать свои паранормальные трюки только в присутствии кого-то из «Пост»?

– Забудем о «Пост». Можете позвонить в «Пост» и сказать им, чтобы они начинали искать человека на мое место.

– Звоните им сами, – бросил Дола. Его приторный, как патока, шарм куда-то улетучился.

– Элла, ты будешь рада, если меня не будет рядом?

Она встревоженно помотала головой.

– Ты стала бы чувствовать себя увереннее, если бы мы поддерживали связь? Как одна команда?

– Моя Элла была паранормом задолго до того, как принесло тебя, парень, – бухнул Кен.

Но Элла уже улыбалась, и кивала. Гунтарсон услышал ее мысленный возглас: «Друзья! Друзья!»