355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Уильям Гир » Предательство. Утраченная история жизни Иисуса Христа » Текст книги (страница 7)
Предательство. Утраченная история жизни Иисуса Христа
  • Текст добавлен: 4 октября 2016, 21:15

Текст книги "Предательство. Утраченная история жизни Иисуса Христа"


Автор книги: Уильям Гир


Соавторы: Кэтлин О`Нил Гир
сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 24 страниц)

Глава 10

«Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешного», – шептал Кир, завязывая новый узел на шерстяном шнуре и оглядывая поверхность реки.

Берег, где он притаился, сидя на корточках, окаймляли заросли темного камыша и тростника. Здесь можно было укрыть хоть десяток людей.

«Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешного».

Ночной воздух был наполнен исходящими от Нила прохладой и свежестью, к ним примешивался еле уловимый запах металла и крови, оставшейся на его одеянии.

«Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешного».

Он переложил шнур из занемевшей от напряжения правой руки в левую. Воды реки неспешно катились перед его взором, столь гладкие, что звезды отражались в них с удивительной четкостью.

«Вы где-то рядом, – прошептал он, обращаясь к незримым преследователям. – Я знаю».

Усердие убийц, напавших на монастырь, говорило об их профессионализме. Он хорошо разбирался в таких вещах. Они тщательно спланировали свою атаку, а потом пришли, чтобы все проверить. Солдаты, а не простые наемные убийцы. А если их преследуют солдаты Рима, то за этим стоит император Константин. Что бы он там ни говорил Варнаве, Кир опасался, что знает истинную причину этого нападения. Дело вовсе не в папирусе.

«Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешного».

Завязывая узел на шнуре, он увидел перед своим мысленным взором череду образов. Изуродованные лица убитых – людей, которых он любил. Невинных людей, всей виной которых были лишь их искренние поиски Бога. Яркая картина гибели его жены.

Словно все это прорвалось сквозь закрытую дверь глубоко в его сознании.

«Кир!» – кричала она перед смертью.

Этот голос снова зазвучал в его ушах. Он показался ему настолько реальным, что мышцы его тела напряглись. Он был готов вскочить и ринуться в бой.

«Нет, – сказал он себе, стараясь успокоиться. – Она умерла двенадцать лет назад. Умерла».

Он посмотрел на Варнаву и Заратана, спящих на прибрежном песке. Потом на Калай. Постарался не задерживать свой взгляд на ее лице, освещенном звездным светом. Они все в смертельной опасности. Нельзя позволять себе погружаться в мечты.

«Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешного».

Завязав очередной узел, он с силой выдохнул и склонил голову.

Даже после того, как они перерезали горло его жене и бросили ее на пол, у нее остались силы на то, чтобы повернуться и посмотреть на него, будто она думала, что одного взгляда на него достаточно, чтобы быть в безопасности. Не умереть.

Такое ощущение, что под его кожей ползают насекомые. Мучительная боль, почти физическая.

«Я виноват… во всем виноват только я».

Чувство вины съедало его заживо. Ужасающей, мучительной вины.

Перед его глазами возник образ человека, которого он убил в монастыре. Он смотрел на него своими темными блестящими глазами.

«Я уже был мертв, – сказал он. – Зачем ты взял нож у Калай и вонзил его в мое сердце?»

Кир сжал шнур в руке так, будто это был плотик в бушующем океане жизни.

«Потому, что хороший солдат никогда не полагается на волю случая, – мысленно ответил он. – Ты бы поступил точно так же. Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешного».

И как он ни старался, он не мог изгнать из памяти мертвые глаза своей жены…

Глава 11

Утренний бриз развеял остатки ночной прохлады.

Калай, потирая руки, оглядела мутные воды Нила, простирающиеся на восток до самого горизонта. Солнце еще не взошло, но отсвет зари осветил холмы, и по песку потянулись длинные тени. Вдалеке покачивались пальмы. Каждый островок деревьев – оазис. То тут, то там виднеются стены, окружающие деревни.

Закончив умываться, она села на песок. Они вытащили лодку на берег всего четверть часа назад. Все устали, но сильнее всех – брат Кир. Со времени бойни в монастыре, случившейся вчера вечером, он ни на мгновение не сомкнул глаз.

Перевязав свои волнистые рыжие волосы кожаным шнурком, она посмотрела на троих монахов в десятке шагов от нее. Светловолосый юноша с постоянно изумленным выражением лица спит, свернувшись калачиком, рядом с братом Варнавой. Варнава уткнулся носом в клочок папируса, тот, что они достали из кувшина этой ночью. И только брат Кир занят действительно полезным делом. Найдя на берегу скелет козы, он отделил несколько костей и принялся точить их о шершавый камень, делая из них стилеты.

«Вот мужчина, достойный женского внимания».

Почувствовав ее взгляд, Кир заткнул за пояс четыре стилета, встал и подошел к ней.

Она неторопливо оглядела его сверху вниз. Широкие плечи, узкая талия, длинные мускулистые ноги. Если бы в ней осталась хоть капля влечения к красивым мужчинам, то он был бы в состоянии разжечь в ней давно угасший огонь желания.

Присев рядом с ней, он посмотрел ей в глаза. Мало у кого хватало смелости выдержать ее взгляд.

– Я хочу тебя спросить, Калай.

– Лучше спроси меня, как я себя чувствую. Не голодна ли. Или что я думаю по поводу освещенной солнцем реки.

Кир нахмурился, но потом его рот медленно растянулся в улыбке. Возможно, он понял, что монахи, отвыкшие считать женщин за людей, старались общаться с ними как можно меньше. Это было самое трудное в ее работе в монастыре. Полное одиночество. Если не считать немой Софии, она практически ни с кем не общалась. Только получала указания от монахов, избегавших смотреть ей в глаза. Мужчины так слабы, так падки на знаки внимания красивых женщин… Похоже, Киру приходится прилагать большие усилия, чтобы скрыть это.

– Извини, – сказал Кир. – Как ты себя чувствуешь, Калай?

– Более или менее, спасибо. Благодарю тебя, что дал мне возможность поспать ночью, пока мы шли на лодке. Думаю, немного отдохнуть удалось всем, кроме тебя.

Кир сдвинул темные брови, глядя на реку.

– Ты прикидываешь, насколько близко преследователи? – спросила она.

– Я опасаюсь, что они могли отправиться по суше.

– А, понимаю, – подумав, ответила она. – Если они отправятся по суше, им не надо будет следовать всем изгибам русла реки. Следовательно, ты опасаешься, что они опередят нас и устроят засаду. В Александрии или в Леонтополисе? – спросила она, приподняв бровь.

– Думаю, они попытаются догнать нас еще до Александрии. Это самый вероятный вариант. Город огромный, много мест, где можно спрятаться. К тому же они должны исходить из того, что у Варнавы там полно друзей, которые ему помогут.

– А еще это самое лучшее место, чтобы сесть на отплывающий корабль, – добавила она.

– И еще один довод в пользу того, что нам не следует туда идти.

Вьющиеся темные волосы обрамляли его красивое лицо.

– Значит, нам придется купить верблюдов или повозку, чтобы двигаться дальше, – сказал Кир, ожидая от нее завершения фразы.

Калай тихо усмехнулась.

– Кир, у меня не было времени, чтобы собрать скопившиеся у меня жалкие шекели, если ты имеешь в виду именно это. Я не смогу заплатить даже за себя, не говоря уже о вас.

– А как насчет того, чтобы продать твою лодку?

– Что ж, это мысль, – ответила она, склонив голову набок. – От нее мне не слишком много пользы, если я поеду верхом на верблюде. К тому же я ее украла, так что она мне не стоила ни гроша. Конечно, я ее продам, – сказала она, убирая выбившийся из прически локон рыжих волос за ухо. – Если ты мне скажешь, куда мы направляемся.

Кир обернулся и посмотрел на лежащего Варнаву.

– Мой брат сказал, что нам надо двигаться на север, это все, что я знаю.

– «Север» – это не место назначения, тебе не кажется?

– Знаю, извини.

– Ты доверяешь ему настолько, чтобы идти, куда бы он ни сказал?

– Я доверю ему даже саму свою жизнь.

Калай повернулась и посмотрела на Варнаву. С того момента, как стало достаточно светло, чтобы читать, он не отрывал взгляда от папируса.

– Варнава уткнулся носом в этот клочок папируса с самого утра. Что там написано?

– Он не давал мне читать его, так что не знаю, – виновато улыбнувшись, ответил Кир.

– А на каком языке текст?

– По-моему, на латыни.

– Это действительно опасно?

Лицо Кира напряглось. Он хмуро посмотрел на реку, оглядел берег и тени, отбрасываемые деревьями.

– Вчера вечером погибли девяносто семь моих братьев, и Варнава уверен в том, что это произошло именно из-за этого «клочка папируса», как ты его называешь. Я бы сказал, что он очень опасен.

Калай хмыкнула и посмотрела вдаль, на верблюда, огибающего вершину холма. Вот положение, подумала она. Вернуться в Фуу она не может: ее там наверняка ищут. Родственников у нее нет. И что ее ждет в обществе трех монахов, чье психическое здоровье внушает сомнения?

– Кир, кем ты был в армии?

В ответ тот искоса оценивающе посмотрел на нее.

– А с чего ты решила, что я служил в армии?

– Никто не сможет убить человека так ловко, как ты, если не учился делать это. Ты был личным палачом у какого-нибудь полководца?

– Правильнее было бы сказать, что я был его телохранителем.

– Но в бою ты тоже побывал. Это видно по твоей осанке.

Она любила угадывать прошлое людей по их манере двигаться. Наклон головы или взмах рукой сразу же позволяли ей отличить женщину благородного происхождения от куртизанки. Точно так же и с мужчинами. Неуклюжая походка – вот он, купец. Мягкая поступь знающего свою силу льва – воин.

Кир медленно выдохнул.

– Да. Слишком много боев. И большая их часть – бессмысленные. Императоров так заботит воинская слава.

«Императоров? Он что, был телохранителем императора?»

Некоторое время они молчали.

– А как насчет тебя? – наконец спросил он. – Как простая прачка научилась с такой легкостью резать глотки, одним движением и до самого позвоночника?

– Я од но время работала в мясной лавке, – улыбнувшись, ответила она. – У всех свиней глотки одинаковы.

Он удивленно посмотрел на нее.

– И как же случилось, что помощница мясника, к тому же язычница, поклоняющаяся некоей богине, стала прачкой при христианском монастыре в Египте?

– Скажем так: я сочла, что меня здесь никто не будет искать. И мне не придется беспокоиться о возможных визитах братьев-монахов после захода солнца.

Она помолчала.

– Кроме того, когда-то давно я тоже была христианкой.

– Правда?

Киру очень хотелось спросить ее, почему же она отреклась от прежней веры.

– Твои родители были христианами? – спросил он вместо этого.

Калай согнула ноги в коленях и уперлась в них локтями. Висевшая в утреннем воздухе мельчайшая пыль светилась в лучах солнца. От Нила исходил густой запах речного ила. Интересное лицо у этого Кира, подумала она. Особенно глаза. Тяжелые веки, а под ними словно темные изумруды, загадочно поблескивающие. И как бы она ни приглядывалась, не могла угадать, что же за ними скрывается. Он умеет закрываться от собеседника.

– Да, моя семья была христианской, – ответила она. – Мне было шесть, когда начались Великие гонения. Восемь лет мы бегали и прятались, но в конце концов римские солдаты поймали нас в окрестностях Эммауса. Я своими глазами видела, как обоих моих родителей замучили до смерти. Младшего брата увели и продали в рабство.

Калай замолчала.

– Единственное, чего я хотела в своей жизни, Кир, это семьи, – продолжила она. – Но церковь лишила меня всякой надежды на это.

Лицо Кира осталось непроницаемым.

– И когда ты стала язычницей? – спросил он.

– Как только смогла.

Несложно понять почему, подумал Кир. Даже если бы он не знал подробностей гонений на христиан в Палестине, он видел это своими глазами в Риме. Ужасные времена. Христианские храмы и просто дома, где находили христианские писания, сжигали дотла. Христианство было запрещено законом, его служителей арестовывали. Упорствующих в своей вере лишали всех прав гражданина Римской империи, даже права возбуждать дела в суде. Это означало, что любой человек мог делать с ними все, что угодно. Очень многих людей убили просто за их веру. [50]50
  Очень многих людей убили просто за их веру. – Великое гонение на христиан началось 23 февраля 303 г. и продолжалось почти восемь лет. Христиане подвергались репрессиям по всей Римской империи, но в особенности в восточной ее части. Памфилий, покровитель Евсевия, в ноябре 307 г. был брошен в тюрьму и подвергнут пыткам. Он оставался в тюрьме до 310 г., а затем принял мученическую смерть. Тем временем епископ Кесарийский отрекся от своей веры и оставил общину христиан без руководства. Евсевий, подробно описавший все эти события, ни разу не упомянул имени этого человека и ничего не написал о его дальнейшей судьбе. После битвы у Мильвийского моста в 313 г. император Константин встретился с правителем Восточной Римской империи Лицинием, придерживавшимся языческой веры, и убедил его прекратить гонения на христиан. Именно в это время бывший богослов и исследователь священных текстов Евсевий стал епископом Кесарийским.


[Закрыть]

Уголки ее губ приподнялись.

– Любопытно, не правда ли? – сказала она. – Двадцать два года назад христианские книги жгли римляне-язычники. Теперь христианские книги жгут сами христиане. Когда же это закончится, Кир? Что может быть такого опасного в нескольких черных закорючках на листе пергамента?

– Иногда черные закорючки могут оказаться самым страшным оружием в мире, – ответил он.

Интересно, подумала она, почему он не продолжил расспрашивать ее о жизни до прихода в монастырь? Может, просто не желает знать? Мужчины редко желают знать прошлое женщин. Эти мерзости ранят добрых людей в самое сердце.

– Не понимаю, почему вы, монахи, не поклоняетесь Сатане, – сказала она.

– Что?

– Он всякий раз доказывает, что могуществом превосходит Бога. Если бы я решила стать христианкой, то молила бы о помощи именно его.

Кир улыбнулся, очевидно сочтя это за шутку.

– Ты не ответила на мой вопрос, – перевел он разговор на другую тему. – Как ты попала в Египет?

– Ну, это долгая история, Кир, – махнув рукой, ответила она. – Начавшаяся с богатого торговца пряностями, который имел нездоровое пристрастие к веревкам. Однажды ночью его жизнь оборвалась загадочным образом в моем присутствии. У него были друзья, которые либо приняли это слишком близко к сердцу, либо решили позабавиться с веревками по его примеру. А потом много разного, одно за другим.

На мгновение она испугалась, что сейчас на его лице появится страдальческое выражение, как у распятого Христа. Такое выражение обычно появлялось на лице его братьев-монахов, когда они сталкивались с неприглядными сторонами жизни. Но он сдержался. Его лицо снова расслабилось, и он продолжил спокойно глядеть ей прямо в глаза.

– А теперь?

– Думаю, вы нуждаетесь в моей помощи.

– Нуждаемся, – ответил он, кивнув, и встал. – Ты голодна? Почему бы тебе не помочь мне наловить рыбы? Мы ее быстро поджарим и снова двинемся в путь.

Она тоже встала и пошла вместе с ним вдоль берега.

– Надеюсь, ты не собираешься мне проповедовать?

– Нет, – ответил Кир, мотнув головой. – Я более недостоин произносить слово Господа, если вообще когда-либо был этого достоин.

Глава 12

Утренний воздух наполнился сиянием солнечных лучей, отражавшихся от висящей в нем мелкой пыли, и небеса превратились в сверкающий янтарный полог.

Заратан сидел на корточках у крохотного костра, глядя, как кожица рыбы коричневеет и лопается. Смотреть на это было куда проще, чем на Калай, которая ее готовила. Женщина выпотрошила рыб, положив их на кусок дерева, а потом воткнула их в песок вокруг пламени. В его возрасте непреодолимые позывы плоти возникали в самых неожиданных ситуациях. Калай обошла вокруг костра, подбрасывая в огонь ветки. Кудрявые рыжие волосы, обрамляющие ее загорелое лицо, развевались. Когда она наклонилась к костру, чтобы повернуть рыб, он мельком увидел, как в разрезе ее платья показались груди. Это было настоящее мучение.

Кир и Варнава сидели шагах в десяти от них и негромко беседовали. Он слышал лишь обрывки фраз, но выражение лица Кира было ужасным.

– О чем они говорят? – спросила Калай, мотнув головой в сторону Кира и Варнавы.

Сказать, что у нее голубые глаза, – все равно что назвать прекраснейший янтарь просто желтым. Эту искрящуюся неземную глубину и богатство цвета нельзя было описать словами.

– Что-то про город под названием Леонтополис.

– Значит, вот куда мы направляемся?

– Не знаю, но Варнава сказал, что знает человека, старого отшельника, который живет в пещере в нескольких днях пути от города на север, к побережью.

– Значит, мы направляемся в пещеру отшельника?

– Можно подумать, мое мнение учитывается в их планах, – раздраженно ответил Заратан. – Я просто догадываюсь, как и ты.

Калай уперла руки в бедра, и ее полные губы дернулись в усмешке.

– Заратан, ты не думал, что когда тебя сравнивают с котом, то делают это из-за тех завывающих ноток, которые у тебя так часто возникают?

Заратан покраснел.

– Ты ведешь себя просто возмутительно! Лучшее доказательство правоты святого Петра, который сказал, что женщины недостойны жизни.

– Он действительно это сказал?

– Да. Это есть в Евангелии от Фомы, теперь запретном. Одна из моих любимейших книг.

– Понятно почему.

Калай снова наклонилась, чтобы перевернуть жарящихся рыб, и Заратан зажмурился. Он открыл глаза только тогда, когда услышал, что она выпрямилась. Глянув на нее одним глазом, он понял, что Калай пристально смотрит на него.

У него шумно заурчало в животе, желудок будто хотел завязаться узлом.

– Ты ведь сегодня не ешь, правильно? – спросила она.

– Почему же, ем, конечно. А что?

– Ну, это не моего ума дело, но вчера я слышала, как кто-то из монахов сказал, что тебе и Киру приказано три дня поститься из-за разбитого горшка или чего-то в этом роде.

Кровь отхлынула от лица Заратана, и у него закружилась голова.

– Но ведь брат Варнава наверняка не собирается…

– Спроси у него, вот он идет, – сказала Калай, сделав жест рукой.

Резко обернувшись, Заратан увидел братьев-монахов, подходящих к костру. Белое одеяние Кира было покрыто грязью и кровью, после того как ему пришлось поваляться по полу молельни. Путешествие по реке тоже не сделало его чище, и на этом фоне идеальная чистота одеяния Варнавы бросалась в глаза.

Заратан попытался понять, что означает выражение лиц братьев. Оба плотно сжали губы и напряженно смотрели перед собой.

Калай вынула из песка четыре прутика с нанизанной на них рыбой и раздала их своим спутникам. Заратан жадно схватился за еду и впился в нее зубами, прежде чем ему что-то скажут, и вздрогнул от ужаса, увидев, как Кир и Варнава встали на колени и склонили головы.

Варнава принялся тихо читать Символ веры, установленный Ипполитом в 215 году.

– Веруешь ли в Бога Отца Вседержителя? Веруешь ли в Иисуса Христа, Сына Божия, зачатого Девой Мириам от Духа Святого? В Иисуса Христа, распятого Понтием Пилатом, умершего, похороненного и на третий день воскресшего из мертвых, и вознесшегося на небеса, и сидящего одесную Отца, чтобы судить в грядущем живых и мертвых? Веруешь ли в Духа Святого, святую церковь и воскрешение телесное?

– Верую, – раз за разом отвечал Кир.

– Верую, – неразборчиво проговорил Заратан.

Его рот был набит рыбой.

– Что за болтовня! – сказала Калай и принялась за рыбу.

Она ела, а братья-монахи смотрели на нее.

Кир встал, обошел костер и отдал рыбу Заратану.

– Тебе это нужнее, чем мне, брат. Возьми, пожалуйста.

Заратан положил прутик с нанизанной на нем рыбой на колени.

– Спасибо, брат.

Интересно, подумал Заратан, решил ли Кир продолжать поститься или это было очередным «актом милосердия», который он совершал каждый день? Наверное, и то и другое. Как бы то ни было, подвывающий желудок Заратана был благодарен ему за это.

Варнава ел рыбу, не обращая на еду никакого внимания. Его отсутствующий взгляд был направлен на колеблющееся пламя костра.

– Вы же не верите во всю эту ерунду? – спросила Калай, прожевав очередной кусок рыбы.

– Конечно же верим, – резко ответил Заратан. – Что за глупый вопрос? Не думаешь же ты, что мы бы произносили эти слова, если бы…

– По большей части верим, – еле слышно произнес Варнава. – Если не брать в расчет воскрешение и, конечно, того, что Он мамзер.

Глаза Калай широко раскрылись, а Кир окаменел, как от пощечины.

Казалось, последнее слово все еще звенит в воздухе пустыни в ожидании скорого и сурового воздаяния Божьего.

Заратан сглотнул.

– Что значит «мамзер»?

– Это еврейское слово, значит «уб…», – начала Калай.

– Это же слово есть и в арамейском, – перебил ее Кир. – Означает незаконнорожденного ребенка.

Заратан переводил взгляд с одного своего спутника на другого, пытаясь понять, о чем речь. Но похоже, никто не собирался объяснять ему.

– И кто этот незаконнорожденный ребенок?

– Господь наш Иисус, – ответил Варнава, откусив еще кусок рыбы.

Похоже, он был абсолютно равнодушен к выражению шока на лицах его спутников.

– Это кощунство! – выпалил Заратан.

Кир и Калай ошеломленно глядели на старика.

Варнава прожевал кусок рыбы и проглотил его.

– Не замечали ли вы, что в ранних христианских писаниях его никогда не именуют Сыном Девы? – смущенно сказал он.

– Он не был таковым? – спросил Заратан.

– Нет, – ответил Варнава, покачав головой. – Помимо Евангелий мы имеем и другие документы, свидетельствующие, что отцом Иисуса был человек по имени Пантера. И Господа нашего часто называли Иешуа бен Пантера, что означало Иисус, сын Пантеры. Хотя встречаются различные варианты имени его отца: [51]51
  …встречаются различные варианты имени его отца… – Последующие доводы, приводимые Варнавой, являются исторически подтвержденными. Иудейская и языческая традиция не имели ни малейших сомнений по поводу незаконнорожденности Иисуса. В изложении Цельса в его труде «Истинное слово», датируемом 178 г. от P. X., говорится, что Мария забеременела от римского солдата по имени Пантера и муж изгнал ее, обвинив в супружеской измене. Хотя большая часть сведений, изложенных в труде Цельса, являются спорными, маловероятно, что он просто выдумал профессию и имя Пантеры. Очевидно, он записал услышанные от кого-то сведения.
  Кроме источников, упоминаемых Варнавой, в «Толедот Иешу», истории жизни Иисуса в изложении иудеев, написанной в X в., есть сведения о Пантере. Арамейский оригинал этого произведения датируется началом V в. и, вероятно, содержит остатки более древних документов, относимых ко II в. и, возможно, испытавших влияние произведения Цельса.
  Канонические Евангелия тоже дают определенные свидетельства. В Евангелии от Иоанна (8, 41) Иисус спорит в Иерусалиме со своими критиками, и они говорят: «Мы не от любодеяния рождены», намекая тем самым, что он рожден именно так. В Евангелии от Никодима, датируемом IV в., но, вероятно, появившимся еще в конце II в., Иисус предстает на суде перед Пилатом и один из хулителей обвиняет его в незаконнорожденности, что показывает устойчивость этой версии.
  Традиция упоминания бен Пантеры была настолько распространена и устойчива, что ранние христиане не могли просто отмахнуться от нее как от злобной выдумки иудейских оппонентов, – им приходилось давать какие-то объяснения. Так, например, в IV в. Епифаний вводит Пантеру в Святое семейство, утверждая, что отец Иосифа был известен как Иаков Пантера. Даже в VIII в. предпринимались попытки дать этому какие-то толкования; так, Иоанн Дамаскин пишет, что деда Марии звали Пантерой.


[Закрыть]
Пантера, Панфера, Пантири, Пандора или даже Пандера.

– Пантера, – с благоговением произнес Кир.

Заратан вспомнил отрывок из книги Папиаса, который читал ему Кир. Там были слова «сын Пантеры» и что-то про «безголового демона». Он невольно посмотрел на мешок из газельей кожи, лежащий позади Варнавы, и у него возникло неприятное ощущение, что оттуда раздаются голоса, но они звучат вне пределов его слышимости.

– Где были упоминания об этом Пантере, брат? – спросил Кир.

– Во многих документах – и римских, и иудейских. В те времена, когда Господь наш странствовал по Палестине, этот скандал получил широкую огласку, что и описано в одном из наиболее ранних документов раввинов, датируемом семидесятым годом, через сорок лет после смерти Господа нашего, тогда же, когда написано самое раннее известное нам Евангелие – Евангелие от Марка. Заметьте, что Марк вообще не упоминает имени отца Иисуса.

Заратан прищурился. Наверняка это было всего лишь упущением со стороны Марка.

Кир наклонился ближе к Варнаве, не сводя с него глаз.

– И что говорится в этом документе раввинов?

– Это история о раввине Элеазаре, арестованном по обвинению в том, что он перешел в христианство. Ему вменили в вину то, что он внимал еретическим учениям об Иешуа бен Пантере, что являлось нарушением правил поведения раввинов, которым запрещалось каким-либо образом общаться с еретиками. Мы имеем подтверждение этому, поскольку случай был передан на рассмотрение римскому наместнику.

– А что случилось с Элеазаром? Что это было за учение о Господе нашем, которое он услышал?

Варнава оторвал кусок рыбьей кожи и принялся жевать его. Заратан не мог отвести взгляд от морщинистого лица старого монаха. Похоже, он ничем не смущен: выглядит так, будто знал эти факты всю свою жизнь и постоянно обдумывал их, не находя в них ничего еретического. Просто факты.

«Он потерял рассудок! От переживаний… или от голода!» У Заратана отвисла челюсть от удивления, и он с трудом закрыл рот.

– Элеазара помиловали и отпустили, – ответил Варнава. – Но в ходе расследования возник вопрос, который остался открытым. Допустимо ли наносить татуировки на тело в Шаббат, не является ли это нарушением закона о запрете на работу в святой день? Равви Элеазар счел это нарушением.

Заратан сморщил нос.

– Господь наш наносил татуировки на Свое тело в святой день? – спросил он.

– Ну, мы не можем утверждать это с уверенностью, но история равви Элеазара гласит, что Господь наш «имел на теле Своем магические знаки в виде шрамов, которые Он обрел в Египте». Следовательно, на плоти Его имелись такие знаки. И заметьте, что в Послании к Галатам говорится, что святой Павел имел на плоти своей «знаки Иисусовы», возможно, такие же заклинания, что были и у Господа нашего, – добавил Варнава, подняв палец.

– И это единственное упоминание? – раздраженно спросил Заратан. – Иудейский документ о нанесении знаков на тело свое? Это же абсурд!

– Нет-нет, есть и другие. Одно из них, датируемое сотым годом, о раввине Элазаре бен Дама, которого укусила змея. Человек по имени Иаков из Галила исцелил его «во имя Иешуа бен Пантеры». Затем, столетие спустя, подобный случай произошел в Галиле. Сына уважаемого раввина «во имя Иешуа бен Пандеры» исцелил чародей. Мне известны лишь три упоминания об этом в документах раввинов, но есть другие…

– Я бы предпочел, чтобы мы вернулись к вопросу об отце Господа нашего, – сказал Кир. – Кем он был?

– Его отцом был Бог! – крикнул Заратан.

Его бешено бьющееся сердце, казалось, поднялось до самого горла, он задыхался.

Варнава моргнул, откусил еще один кусок рыбы и призадумался, приводя свои мысли в порядок. В лучах утреннего солнца его седые волосы отсвечивали розовым.

– Насколько я могу предположить исходя из того, что знаю, он был лучником римской армии [52]52
  …он был лучником римской армии… – Тиберий Юлий Абдес Пантера был похоронен в Бингербрюке, на территории современной Германии, и его могильная плита по сей день хранится в музее античной истории «Ромерхалле» в немецком городе Бад-Кройцнахе. Надпись на плите проста: «Здесь лежит Тиберий Юлий Абдес Пантера, родом из Сидона, прослуживший сорок лет в первой когорте лучников и умерший в 62 года».


[Закрыть]
родом из Сидона и звали его Тиберий Юлий Абдес Пантера.

– Он был лучником в римской армии? – переспросил Кир, словно эта малая деталь позволила ему проникнуть в глубь веков и увидеть давно мертвого Тиберия Пантеру.

Заратан вспомнил разговоры в монастыре о том, что Кир тоже служил лучником в римской армии. Он схватился за воротник, чтобы не задохнуться.

– Да, – ответил Варнава. – Из римских документов мы знаем, что на момент рождения Господа нашего он нес службу в Палестине. В шестом году, когда Господу нашему было двенадцать лет, его перевели на службу в другое место.

– Двенадцать? – прошептал Кир. – То есть «забытые годы»? Господь наш отправился вместе со своим отцом к новому месту его службы?

Варнава наклонил голову вбок, и на его седой бороде мелькнул отблеск пламени костра.

– Насколько мне известно, нет никаких документов, которые подтверждают или опровергают это. Но соглашусь с тем, что это возможно.

– Для Иешуа это было бы настоящим спасением, учитывая те страдания, которые он перенес в детстве, будучи мамзером, – сочувственно проговорил он.

«Этого не может быть!»

Заратан покрылся холодным потом. Поежившись, он вдруг увидел, что Калай с любопытством глядит на него.

Она пересела поудобнее, подобрав ноги под себя, и ее тонкое коричневое платье облекло ее тело, будто вторая кожа. Но эта соблазнительная поза едва привлекла внимание Заратана, объятого ужасом от услышанного.

– Почему? Что такого происходило с детьми-ублюдками? – спросила она.

Заратан вздрогнул, услышав последнее слово.

Но Варнаву это, похоже, ничуть не оскорбило.

– Гадкие вещи. Слово «мамзер» было худшим из оскорблений. Таких детей считали отбросами общества. И мать, и ребенок становились изгоями. В Книге премудростей Соломона, главе третьей, стихи с шестнадцатого по девятнадцатый, и главе четвертой, стихи с третьего по шестой, говорится, что таких детей следует счесть «никчемными» и даже в старости не должно оказывать им почтение. После смерти им будет отказано в Царстве Божием. Во Второзаконии, главе двадцать третьей, стихе третьем, четко говорится, что «сын блудницы не войдет в общество Господне и до десятого колена его».

– Меня не заботит то, что будет после смерти, – отрезала Калай. Ее рыжие волосы развевались на ветру. – Что грозило ему при жизни? Его наказывали?

Заратан вытер об одеяние потные ладони и судорожно облизнул губы. В горле пересохло.

– Иисуса могли наказывать любыми мыслимыми способами. Мамзеры не имели права занимать публичные должности, а в тех случаях, когда их дела рассматривались в суде, решения всегда могли быть признаны недействительными. Они не имели права на законный брак с законнорожденными иудеями. Если у них рождались дети, существовала большая вероятность того, что этих детей убьют. В Книге премудростей Соломона говорится, что «потомство этих нечистых союзов рассеется… бурею будет вырвано с корнем».

– Так вот почему Господь наш не женился, – сказал Кир. – Просто не мог?

– Возможно. А может быть, решил придерживаться безбрачия. Я согласен скорее со вторым вариантом. Было множество религиозных сект, каждая из которых предрекала скорый приход Царства Божия, так что жениться было бы бессмысленно. Это то, чему учили и ессеи в Палестине, и терапевты в Египте. Если Господь наш принадлежал к какой-либо из этих сект аскетов, то его обет не жениться и не иметь детей был окончательным и бесповоротным.

– Ты думаешь, он входил в какую-то из таких общин? – спросил Кир.

«Господь мой – незаконнорожденный? Не верю. Это ересь!»

Возвышенные и загадочные истории о непорочном зачатии были одними из самых любимых у Заратана. Самые значительные переживания во время ночных бдений были связаны именно с теми моментами, когда он думал о непорочном зачатии.

– Думаю, вполне вероятно, что Господь наш изучал магию и целительство у терапевтов в Египте, а затем вернулся в Палестину, чтобы продолжить Свое обучение уже у ессеев, – сказал Варнава. – Философ-неоплатоник Цельс пишет в своей книге «Истинное слово», что Иисус отправился в Египет, чтобы изучать магию. Общины ессеев и терапевтов были также известны своими обширными познаниями в медицине, лучшими в мире на тот момент.

– Так вот как Он творил Свои чудеса, – с равнодушием язычницы заявила Калай, – исцелял, будучи мастером искусства врачевания.

– Его чудеса творились силой Божией! – заорал Заратан. – Как еще ты сможешь объяснить то, что Он воскресил мертвого?

Калай уже открыла рот, чтобы сказать какую-нибудь гадость, но брат Варнава не дал ей сделать это.

– Я всегда считал, что дело тут в мази Иисусовой, – тихо сказал он.

– Он изобрел мазь, при помощи которой можно воскрешать мертвых? – нахмурившись, спросила Калай.

– Это просто смешно! – крикнул Заратан.

Варнава положил на колени рыбу на прутике и оторвал от нее тонкий кусок мякоти.

– Насколько нам известно, Мархам-и-Иса, мазь Иисусова, упоминается во многих старинных трактатах по врачеванию, – сказал он, жуя рыбу. – Очевидно, она заставляла раны заживать с потрясающей быстротой и даже могла воскресить мертвого. Или, по крайней мере, того, кого принимали за мертвого.

Заратан в ужасе смотрел на Варнаву.

– Брат, а что это за безголовый демон, которому повинуются ветра? – спросил тем временем Кир.

Взгляд Заратана метнулся в его сторону. Во имя Господа всеблагого, почему Кир просто не протянет руку и не даст этому старику пощечину, чтобы привести его в чувство?

– Всякому, кто читал Псалмы, известно, кому повинуются ветра, [53]53
  …кому повинуются ветра. – Псалмы, 114, 3; 148, 8.


[Закрыть]
– ответил Варнава. – Господу. Но в египетском папирусе, где излагаются магические знания, говорится, что ветра повинуются безголовому демону, владыке мира сего, ибо боятся его. [54]54
  …ибо боятся его. – «Греческий магический папирус», лист 136.


[Закрыть]
Он могущественная фигура в текстах о древней магии. А почему ты спросил?

Кир огляделся, словно боясь, что его кто-нибудь услышит.

– Когда я и брат Заратан были в крипте библиотеки, мы нашли книгу Папиаса «Толкование пророчеств Господа». Там было упоминание…

– Ах да, в четвертой главе, – ответил Варнава, сдвинув густые брови и оценивающе поглядев на Кира. – Ты прочел ее, брат?

– Ну, не всю, – смущенно ответил Кир. – Фраза была зашифрована, но я понял ее в той части, где говорилось о Пантере, безголовом демоне и Жемчужине.

Варнава удовлетворенно кивнул.

– Это куда больше, чем смогли понять в этом тексте большинство монахов. Даже после многолетней работы. Ты умеешь работать с шифрами?

Кир долго думал, прежде чем ответить.

– Когда я служил в армии, мне приходилось расшифровывать закодированные послания, адресованные полководцам, – сказал он. – Не то чтобы я очень преуспел в этом, но отрывок, о котором мы говорим, был записан простым шифром с заменой букв из греческого, еврейского и арамейского алфавитов.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю