Текст книги "Предательство. Утраченная история жизни Иисуса Христа"
Автор книги: Уильям Гир
Соавторы: Кэтлин О`Нил Гир
Жанр:
Историческая проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 24 (всего у книги 24 страниц)
Глава 56
В усыпальнице мгновенно воцарилась тьма. Будто кто-то задул светильник. Но Калай успела разглядеть светловолосого епископа, которого она впервые увидела еще в Фуу, в тот день, когда убили монахов в монастыре.
– Куда подевался свет? – спросил кто-то.
– Вы подняли ветер, входя, и задули масляный светильник, – ответил Варнава.
– Ты что, дураком меня считаешь? – требовательно спросил мужской голос. – У светильника свет желтый, а не голубой. Откуда шел этот свет?
Варнава сдвинулся с места. Калай подумала, что он пытается заслонить собой вход, чтобы не дать пришедшим разглядеть то, что находится внутри.
– Епископ Макарий? – позвал Варнава. – С тобой все в порядке?
– Да, – ответил дрожащий мужской голос. – Да. Они подкрались незаметно. Я не знаю, что они…
– Молчать!
– Епископ Меридий, – начал Варнава, стараясь говорить спокойно. – Пожалуйста, скажи нам, чем мы можем тебе помочь, и мы сделаем все, что в наших силах…
– Я знал, что ты что-то прячешь! – ответил Меридий. – Что там? Это Жемчужина?
Калай тихонько отодвинулась от входа, нащупала угол стола и двинулась вдоль него, пока не коснулась руки Кира.
– Сколько человек вошло в усыпальницу? – еле слышно спросил он.
Она нащупала его лицо и сложила руки, чтобы шепотом ответить ему на ухо.
– Я разглядела троих.
– Меридий, Макарий и еще один человек?
– Да, пожилой. Седой, но у него в руке обнаженный меч.
– Где же Заратан?
Она задумалась. Наверное, лежит мертвый у входа в гробницу.
– Его я не видела.
– Калай, мне надо выбраться в соседнее помещение.
– Если ты схватишься за край проема рядом с Варнавой, в нужный момент я смогу подтолкнуть тебя снизу.
Они тихо подобрались к выходу. Калай сложила ладони корзинкой, переплетя пальцы, и подставила их под ногу Киру. Он тяжелый, удержать его будет непросто. Но она должна это сделать.
Неожиданно ессен снова ожил. Комнату наполнило голубое сияние. Калай перестала что-либо видеть. Ее пронзил ужас, она почувствовала внутри пустоту и слабость. Сжала зубы, ожидая приказа Кира.
– Отойди от проема! – приказал кто-то, находящийся снаружи. – Я хочу видеть, что там!
Захрустели осколки оссуария. Варнава присел.
– Подожди, мне нужно ухватиться руками. Я не вижу…
– Двигайся, иначе умрешь!
Варнава выпрямился.
– Давай! – шепнул Кир.
Калай ощутила на своих руках его вес и изо всех сил толкнула его вверх.
Глава 57
Протиснувшись сквозь проем, Кир сбил с ног Варнаву, вскочил и ринулся на Меридия, прежде чем епископ успел что-либо предпринять. Мощно оттолкнувшись ногами, он врезался в него, так что тот упал на седовласого сикария. Оба мужчины оказались на полу.
– Это Атиний! Убей его, идиот! – заорал Меридий, поспешно отползая в сторону.
Бросившись на сикария, Кир перехватил его руку, держащую меч, и с силой ударил ее о пол. Пальцы разжались, и Кир схватил меч. Резко развернувшись, он бросился на Меридия. Епископ ухитрился увернуться и ринулся в соседнюю пещеру.
Кир рванулся вслед за ним.
Меч Кира по дуге опустился на Меридия.
– Нет! Нет! – закричал Меридий, поднимая руку, будто она могла защитить его.
Сверкающее голубым огнем лезвие меча прорубило предплечье Меридия, и отрубленная выше запястья кисть упала на пол со шлепком, как кусок сырого мяса.
– Иисус Христос, спаси меня! Спаси меня! – заревев от боли, крикнул Меридий.
Подобрав с пола кровоточащий обрубок, он побежал к выходу из гробницы, откуда струился солнечный свет.
– Ты будешь навеки проклят, если убьешь меня! – закричал он.
Кир замешкался на какое-то мгновение, но и этого оказалось слишком много. Он почувствовал, как в его спину входит железо кинжала, и услышал тихий смешок позади. Кир пошатнулся, но сумел поднять меч и повернуть его обычным для солдат приемом. Однако его движения стали неуверенными и медленными. Сикарий выждал момент и с легкостью сделал выпад, вонзив кинжал ему в грудь. Кира пронзила обжигающая боль, и он замер.
Сквозь дыру в груди свистел воздух, и с каждым вздохом из нее толчками лилась кровь. Значит, у него пробито правое легкое, понял Кир. Он увидел, как Варнава за спиной сикария помогает Калай выбраться через проем. Она ринулась к нему, рыча, как разъяренная львица, и набросилась на сикария сзади как раз в тот момент, когда он нанес Киру второй удар кинжалом.
– Отцепись от меня! – закричал сикарий, крутясь на месте и пытаясь сбросить ее.
– Кир, беги! – крикнула Калай, впиваясь ногтями в глаза сикарию.
Тот вскрикнул, и по его лицу потекла кровь.
Перепугавшись, сикарий начал вслепую тыкать кинжалом назад в надежде попасть Калай в лицо. Собрав остатки сил, Кир ринулся вперед и сбил с ног обоих.
– Калай, в сторону!
Оказавшись верхом на противнике, Кир попытался выкрутить ему руку и отнять кинжал. Но он слабел. Кровь тонкой струйкой стекала у него изо рта. Тело отказывалось слушаться.
Сикарий вырвал руку, перекатился в сторону и, встав на четвереньки, снова нанес Киру удар кинжалом в грудь. Боль пронзила Кира, словно удар молнии. Он выгнулся и начал корчиться, как вынутая из воды рыба.
В проеме входа мелькнула тень, и Кир увидел Заратана. Мальчика колотила столь сильная дрожь, что он едва смог поднять вверх тяжелый меч, держа его обеими руками. Из его горла вырвался невнятный крик, и он ринулся на сикария.
Ошеломленный сикарий дернулся в сторону и поднял руку, словно надеясь остановить движение острого лезвия. Обезумевший Заратан опустил меч со всей силой, на какую был способен. Острое лезвие разрубило предплечье и врезалось в голову сикария, застряв в ней. Заратан рывком выдернул меч, и тело рухнуло на пол, задергалось в конвульсиях, обмякло и затихло.
– Кир! – закричала Калай, подбегая к Киру.
Она зажала ладонями его рану в тщетной попытке остановить кровотечение.
– Боже правый, Боже… – застонал Варнава сквозь слезы.
Макарий взял его под руку.
На губах Кира появилась кровавая пена.
– Хорошо… хорошо… брат, – прошептал он, глядя на Заратана.
Заратан увидел раны от кинжала.
– О, прости меня, Кир! Я… я побоялся войти в гробницу. Поскакал к монастырю за подмогой, но вернулся назад… слишком поздно…
– Где Меридий? Ты убил его? – спросила Калай.
Заратан резко потряс головой.
– Нет, он… он сбежал. Я убил человека, стоявшего у входа. Меридий промчался мимо меня в полном смятении и побежал в город.
Кир кашлянул, и у него на губах появились сгустки крови.
– Благодарю тебя… брат, – прошептал он, опершись рукой о пол.
– Кир, не пытайся говорить! – взмолилась Калай, но Кир обнял ее и прижал к себе, а затем поцеловал ее рыжие волосы окровавленными губами.
– Я люблю тебя… я должен был… это сказать…
В серой полутьме гробницы он увидел, что Макарий и Варнава преклонили колени в молитве… Заратан плакал.
Сердце Кира бешено забилось, стучась о ребра, как птица в клетке. Он не смог вдохнуть и упал навзничь.
В последний раз посмотрел на Калай. Она склонилась над ним, кудрявые пряди рыжих волос, промокшие от пота, обрамляли ее прекрасное лицо. Щеки горели, а в глазах светился мягкий свет любви. Он не сводил с нее глаз, впитывая эту любовь… пока он видит… ее любовь не даст ему умереть… тепло… он не должен…
Глава 58
В пещере слышался плеск волн, накатывающихся на берег.
Варнава вертел в руках чашу с вином, бесцельно двигал ее по столу. В свете свечей темно-красная жидкость казалась живой, сверкая золотыми искорками. Он обвел взглядом рукописи, свитки и папирусы, лежащие в нишах в стене, а потом снова посмотрел на Ливни. Седеющие каштановые волосы свисали у него со лба, закрывая темные глаза, наполненные слезами.
– Это был ессен? – прошептал Ливни.
– Думаю, да, – тяжело вздохнув и кивнув, ответил Варнава.
Ливни прикрыл глаза. Слезы стекали по его щекам и капали на стол, сияя, как алмазы.
– Ты уверен, что это был он?
– Все может быть, – снова вздохнув, ответил Варнава. – Могу только сказать, что ощущение было именно таким.
Кивнув, Ливни открыл глаза. Вытерев лицо рукавом, он снова заговорил:
– Намного больше вероятность того, что это был священник высокого ранга, член Синедриона или…
– Да, возможно.
Но, посмотрев друг на друга, они поняли, что оба не верят в это.
– Варнава, ты не думаешь, что он… – начал Ливни, наклонившись вперед.
Его глаза загорелись.
В туннеле послышались голоса. Варнава поднял взгляд. Вошла Калай. Ее длинные рыжие волосы были распущены и спадали по плечам блестящими волнами, подчеркивая высокие скулы и полные губы. Но он навсегда запомнил ее в образе светящегося голубым светом ангела, стоящего у тела давно умершего человека.
– Что такое, Калай?
– Пришла сказать, что Заратан наконец-то смог уснуть. С ним остался Тирас.
– Благодарю тебя, – ответил Варнава, вздохнув с облегчением.
После их бегства из Иерусалима Заратан взял на себя все обязанности Кира: ехал на лошади первым, разведывал дорогу, проверял, безопасно ли место для стоянки, прежде чем они слезали с лошадей. Он не спал двое суток. С ним происходили странные, жуткие перемены, которых Варнава не мог понять.
Что же до Калай… с момента смерти Кира она почти не разговаривала. Она тоже переменилась. Как будто ее наполнила священная сила женственности. Она оказалась крепкой, куда крепче, чем большинство мужчин, которых ему доводилось знать в своей жизни.
– Калай, – обратился к ней Варнава. – Посиди с нами, выпей вина.
Проведя пальцами по волосам, она бросила взгляд на вход в туннель и села за стол.
Ливни налил вина в чашку и подвинул к ней.
– Есть не хочешь, милая? Я могу попросить Тираса, чтобы он принес еды, – сказал он.
– Не надо, я не голодна, – ответила Калай, покачав головой.
Ливни долго с нежностью смотрел на нее, а потом снова повернулся к Варнаве.
– Я бы ни за что не поверил этой истории, если бы не услышал ее из твоих уст. До сих пор не могу понять, как вам хватило смелости на это.
Поболтав вино в чашке, Варнава поглядел на отражающийся в нем свет свечей.
– Я-то никакой смелости не проявил. Кир, Заратан и Калай вели себя геройски. А я просто шел путем, уготованным мне Богом.
– Ты слышал голос, как слышали его Кир и Калай?
– Нет, – ответил Варнава, глядя в заплаканные глаза Ливни. – Уверен, будь ты там, ты бы услышал. Но не я.
– Если это был его голос, – добавила Калай, отпив большой глоток вина.
Ливни улыбнулся ей с любовью, прощая ее недоверие.
– Что ты теперь будешь делать? – спросил он. – Куда отправишься?
Варнава глубоко вдохнул и медленно выдохнул.
– Обратно в Египет. Там еще много редких книг, которые я спрятал лет двадцать назад. Пора сделать с них списки и спрятать в других местах, чтобы они не пропали.
– А что с Меридием? – после долгой паузы спросил Ливни.
– Думаю, он выжил и вернулся в Рим, хотя не могу сказать с уверенностью.
– Значит, возможно, епископ Сильвестр знает о Жемчужине? Полагаю, ты принял меры предосторожности.
Варнава вытер о перепачканное одеяние влажные от пота руки. С тех пор, когда он менял одежду и мылся, казалось, прошла целая вечность.
– Меридию так и не удалось заглянуть в нижнюю пещеру. Не думаю, что у него есть хотя бы малейшее представление об источнике этого неземного света.
Ливни внимательно посмотрел на Варнаву.
– Но ты не хуже меня понимаешь, что тогда он вернется. Увидит, поймет, что это такое, и попытается уничтожить…
– Не сумеет, – сказала Калай. – Как и не сможет найти книги, которые мы возили с собой.
Ливни сдвинул кустистые брови.
– Значит, вы приняли меры предосторожности? Вы ведь понимаете, что означает для церкви Константина факт существования этого тела?
– Понимаю. Они убили всех монахов моего монастыря, чтобы скрыть истину, – ответил Варнава, допивая вино и со стуком ставя кружку на стол.
Ее края были покрыты острыми уродливыми зазубринами.
– Ливни… на Тайной вечере Он сказал апостолам, что прежде них отправится в Галил. [109]109
…сказал апостолам, что прежде них отправится в Галил. – Евангелие от Марка, 14, 28. Поэтому, возможно, нет ничего удивительного в том, что в Галилее, севернее Цфата (Сафеда), найдена могила Иешуа га Ноцри, Иисуса из Назарета. О ней знают очень немногие, и ее почти никто не посещает. В XVI в. раввин-каббалист Исаак бен Лурия упоминает эту могилу в числе других могил иудейских мудрецов и святых, называя их «местами погребения праведных».
[Закрыть]
– Да, это написано у Марка, помню, – нахмурившись, ответил Ливни.
Они долгое время смотрели в глаза друг другу. Между ними будто шла беззвучная беседа, как в прежние дни, в библиотеке Кесарии.
Варнава постучал ногтем по краю чашки.
– В отличие от церкви я уважаю его пожелания.
Ливни улыбнулся и усмехнулся.
– Даже не говори, – сказал он, вытирая слезы рукавом. – Я не желаю знать, где это находится.
Калай поджала ноги под себя, а чашку с вином поставила себе на колени.
– Ты сказал Ливни про свиток? – тихо спросила она.
– Какой свиток? – резко обернувшись к ней, отозвался Ливни.
Варнава недовольно глянул на Калай.
– Ты уверен, что хочешь быть вовлечен в это? – подумав, спросил он.
Не обращая внимания на суровое выражение лица Варнавы, Калай продолжила:
– Я нашла свиток в пальцах скелета. Как будто он сжимал его в пальцах, когда умирал.
– Скорее, его вложили в руку умершему, когда готовили к погребению, – поправил ее Варнава.
Ливни выпрямился и сощурился.
– Ты нашла в Его руке свиток?
Эпилог
Епископ Сильвестр нервно теребил воротник одеяния, шагая по залитому светом жаровен залу дворца. Ему казалось, что его шея опухла или воротник слишком тесный. Пальцы были мокрыми от пота. Он миновал нескольких караульных. Ни один даже не глянул на него, словно он был далеким, едва заметным насекомым.
Чем дальше он шел по дворцу, тем сильнее бесконечные ряды колонн и арок напоминали ему холодные сталагмиты. Сильвестр мог поклясться, что ощущал царящий здесь дух зла. Он всегда чувствовал его, входя во дворец Константина. Зловеще сырой и холодный воздух. Чье-то незримое присутствие в каждой тени, словно дворец, как живой, перешептывается сам с собой.
Или это просто страх, ползущий откуда-то изнутри и превращающий его в больного.
Свернув за угол, он остановился. Перед входом в тронный зал Константина стояли четверо центурионов. Странно. Стража здесь есть всегда, но он никогда не видел у императорских дверей людей такого звания да еще в таком количестве.
Он подошел к ним, и центурионы обернулись.
– Доброго тебе вечера, центурион Феликс, – склонив голову, сказал Сильвестр. – Пионий, как поживаешь?
Двух других он не знал.
– У меня все хорошо, – ответил Пионий, рослый темноволосый мужчина. – Он ждет тебя уже некоторое время.
– Меня только что оповестили о том, что он меня вызвал! – дрожащим голосом воскликнул Сильвестр. – Надеюсь, он не разгневался.
– Сам узнаешь, – ответил Пионий, указывая рукой на дверь.
Центурионы отошли от двери, о чем-то тихо разговаривая.
Сильвестр расправил плечи.
– Ваше величество, – тихо сказал он, – это Сильвестр.
– Входи.
В голосе не слышалось гнева, и Сильвестр слегка успокоился. Толкнув тяжелую дверь, он вошел в тронный зал.
Император сидел за столом, обложенный картами, и читал какое-то послание, сморщившись, будто испытывая отвращение. На нем был темно-синий плащ, расшитый серебром и золотом, поверх алой туники. Пояс с мечом лежал рядом, на кресле. Под рукой.
Сильвестр терпеливо дожидался, пока его подзовут. Огонь в очаге колеблющимся янтарным светом освещал затейливо украшенную мебель и куполообразный потолок.
– Они нашли это? – не поднимая глаз, спросил Константин.
– Ну… э… не совсем.
Константин медленно перевел взгляд на Сильвестра. Его глаза блестели, как смазанная маслом оружейная сталь, жесткие и сверкающие, способные в любой момент наполниться смертельной чернотой.
– Отвечай на вопрос.
Сильвестр беспомощно всплеснул руками.
– Епископ Меридий доложил мне о том, что они нашли гробницу, в которой был оссуарий с надписью «Иешуа бар Йосеф», но…
– И он был уничтожен, как я и приказывал.
Сильвестр снова провел пальцами по воротнику. Он словно душил его.
– Нет. – И поспешно добавил: – Потому что мы не можем быть уверены в том, что это именно тот оссуарий. Епископ Макарий заявляет, что у него в монастыре хранятся еще два оссуария с такой же надписью! Очевидно, эти имена во время жизни Господа нашего были очень распространенными. Из этого следует, что гробница не представляет для нас никакой опасности. Мы не можем доказать, что это его могила, но и никто другой не может подтвердить это.
Константин принялся двигать по столу взад и вперед письмо, которое читал до этого, а затем отбросил его в сторону и встал. Протянул руку и надел пояс с мечом. Когда он шел вокруг стола, сердце Сильвестра ушло в пятки. Он всегда знал, что смерть придет к нему здесь, в этом зале.
Остановившись прямо перед ним, Константин упер руки в бедра.
– Тем не менее я все равно желаю, чтобы эту гробницу закопали. И поглубже, – сказал он.
– Да, ваше величество. Я немедленно отправлю распоряжение епископу Макарию.
Константин слегка покачивался из стороны в сторону, словно, беседуя с центурионами, выпил вина больше, чем надо.
Но когда он глянул на Сильвестра, в его глазах не было ни капли хмеля. Это были глаза императора, в сердце которого жил дикий зверь, и они сжигали Сильвестра заживо своим нечеловеческим блеском.
– Сильвестр, я разговаривал со стратегами, моими полководцами, и они согласились со мной, что христианство, каким мы его создали, может стать самым мощным орудием в истории империи.
– Ваше величество? – переспросил Сильвестр, недоуменно моргнув.
– Эта религия распространяется со скоростью пожара.
– О да, конечно же, ваше величество! – возбужденно поддакнул ему Сильвестр. – Конечно же да! Истина – словно редкая жемчужина…
– Если мы сможем правильно и аккуратно направлять веру, это будет чрезвычайно полезно, – перебил его Константин, снова пошатываясь, видимо от усталости. – Теперь ведь это будет несложно? Если нет тела, то и с воскрешением все в порядке.
– Ну… враги у нас все еще остались. Епископ Евсевий все так же отстаивает идеалы веротерпимости. Он никогда не согласится признать наши жесткие догматы по своей воле. А епископ Макарий Иерусалимский, по всей вероятности, помог Еретику и его банде воров. Он…
– Всегда кто-то будет нам противостоять. Но когда мы закончим свое дело, останется лишь наша версия истины. И обещаю тебе, Сильвестр, тогда у церкви будет лишь один Папа – в Риме.
Завуалированное обещание, что когда-нибудь он возглавит христиан всего мира, заставило Сильвестра задрожать в предвкушении.
– Но почему в Риме, ваше величество? Остальные епископы не будут рады этому.
Повернувшись спиной к Сильвестру, Константин подошел к трону и сел. Выставив перед собой открытую ладонь, он с силой сжал ее, будто что-то раздавливая.
– Церковь будет моей, – прошипел он.