Текст книги "Брекен и Ребекка (ЛП)"

Автор книги: Уильям Хорвуд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 25 страниц)

Он сразу понял, насколько она ранима. Но кое-что ускользнуло от него, ведь при встрече с ним к Ребекке внезапно вернулось ощущение безграничной душевной свободы, которое она прежде воспринимала как нечто само собой разумеющееся. Беззаботность, охватившая ее, как только он вошел в нору, с любопытством огляделся по сторонам, а затем посмотрел прямо ей в глаза, повергла ее в изумление, и от удовольствия ей захотелось громко рассмеяться. Более того, ей захотелось танцевать и петь! Но она лишь улыбнулась, впервые за долгое время почувствовав в себе склонность к блаженному легкомыслию.

– Что привело тебя в Данктонский Лес? – с живым интересом спросила она, не подозревая о том, что до нее еще никто не обращался к Босвеллу с этим вполне естественным вопросом, равно как и о том, что, услышав его, Босвелл подумал, что взялся не за свое дело, решив помирить Ребекку с Брекеном.

– Ну… – замялся он, не зная, с чего начать.

– Ты ведь не просто так сюда пришел, Босвелл! Вряд ли ты проделал столь дальний путь лишь затем, чтобы поздороваться и снова отправиться восвояси.

– Мне кажется, что Камень позвал меня к себе или толкнул пуститься в дорогу, – не пытаясь лукавить, ответил он, интуитивно чувствуя, что Ребекка правильно поймет его слова.

Он не ошибся. Ребекка кивнула и ответила:

– Да, конечно. Но почему?

– Это связано с тем, что аффингтонские летописцы называют Седьмой Книгой. Видишь ли, Ребекка, на свете есть Семь Священных Книг и…

Он принялся рассказывать ей обо всем, привел обнаруженные им когда-то таинственные строки, в которых говорилось об остальных шести Книгах, и довольно долго объяснял, почему так важно найти Седьмую Книгу.

– По-моему, Книга найдется, когда тому придет время, – сказала Ребекка, – и вполне может получиться так, что она сама тебя разыщет.

Босвелл понял, о чем она говорит, и признал ее правоту. Разве не твердил он сам себе, что порывистость и настойчивость в таких делах неуместна?

Слушая Босвелла, Ребекка почувствовала, как на душе у нее становится радостней. Она поняла, почему рядом с Босвеллом ей дышится так свободно. Другие кроты, с которыми ей доводилось встречаться, так или иначе обращались к ней за помощью, а Босвеллу, хоть он и был калекой, не требовалось лечение, которым она занималась. Он ничего не хотел от нее и поэтому смог со всей полнотой ощутить ее любовь к жизни, естественную, как свет солнца или дерево. Она блаженно вздохнула, прислушиваясь к его словам и упиваясь этой чудесной легкостью.

Но когда он стал рассказывать ей о Семи Заветных Камнях, каждый из которых был связан с определенной Книгой, и Ребекка поняла, что они не такие огромные, как Камень, возвышающийся на вершине Данктонского Холма, на смену блаженству пришло благоговейное ощущение того, что они с Босвеллом вот-вот соприкоснутся с чудом, перед которым отступает все на свете, Даже время.

Ее чувство передалось Босвеллу, он прервал свой рассказ и спросил:

– Ты можешь что-то рассказать мне об этом?

Впервые с тех пор, как он добрался до Данктонского Леса, ему показалось, что Камень готов ниспослать ему помощь.

И тогда Ребекка поведала ему обо всем, что им с Брекеном довелось увидеть и пережить в Самую Долгую Ночь. Она не воспринимала те события как нечто сверхъестественное, и рассказ об испытанных ими в ту ночь сомнениях, страхах и радостях прозвучал живо и ярко.

Босвелл выслушал ее, и в душе его возникло то же чувство благоговейного восторга, которое ощущала Ребекка. Когда она закончила свой рассказ, он сразу же спросил:

– Так, значит, Брекен прикоснулся к тому камню, который скорей всего и есть Заветный Камень, и его свет померк? Брекен притронулся к нему?

– А это имеет значение? – спросила она с некоторой тревогой, видя, как глубоко потрясен Босвелл.

– Не знаю, Ребекка. Может быть, и нет. Понятия не имею.

– Разве Брекен ничего тебе об этом не рассказывал? – спросила она.

Босвелл покачал головой.

– Ничего. Собственно, он вообще старается не упоминать о тебе. Я просил его показать мне Древнюю Систему, но он запретил ходить туда. Мне кажется… – Тут он осекся, подумав, что, пожалуй, не стоит говорить об этом Ребекке.

– Что? – спросила Ребекка.

Будучи целительницей, она привыкла к тому, что и роты часто замолкают, чего-то не договаривая. Как правило, оказывалось, что именно то, о чем они не решались рассказать сразу, и побудило их обратиться к ней за помощью. Возможно, Босвелл и являлся исключением, но привычки у него те же, что и у всех.

– Я хотел сказать, мне кажется, возникшая у него неприязнь к Древней Системе и даже к самому Камню связана с тем, что вы с ним… ну… – замялся Босвелл, пытаясь подобрать подходящие слова.

– Расстались? – подсказала Ребекка.

– Вот именно, – подтвердил Босвелл. – Да, именно так!

Ребекка тут же посерьезнела, и впервые с тех пор, как Босвелл появился у нее в норе, лицо ее омрачилось, и ощущение потери, которое уловил в ее душе Босвелл, вспыхнуло с новой силой.

Он еще раз убедился в том, насколько она ранима. И, как случалось с ним порой, с величайшей ясностью осознал все свое несовершенство, не позволявшее ему приободрить тех, кто так нуждался в утешении. Он всем сердцем жаждал развеять печаль Ребекки, но не знал, что ей сказать. Внезапно, сам того не ожидая, Босвелл выпалил:

– Он любит тебя.

Возможно, он и пришел к Ребекке, чтобы сказать ей именно это.

– А он знает об этом? – спросила Ребекка.

Босвелл растерянно покачал головой: он не мог ответить на этот вопрос. Он даже не мог понять, знает ли Ребекка о своей любви к Брекену. А впрочем, что могут значить любые слова, если в них нет связи с Камнем, в глубинах которого они зарождаются?

– Стоит мне подумать о нем или услышать его имя, как я тут же вспоминаю о Мандрейке, – спокойно проговорила Ребекка. – Я вспоминаю о том, как он пытался пробиться ко мне тогда, возле Камня, а Брекен удержал меня силой и не пустил к нему.

– Но ведь его убил Стоункроп, – сказал Босвелл.

– Дело не в этом, – прошептала Ребекка, в чьей памяти явственно всплыли события той ночи. – Пожалуй, лучше погибнуть в бою, чем стать добычей сов или жертвой болезни, особенно для Мандрейка. Возможно, так оно и лучше. Но, видишь ли, Брекен слышал крики Мандрейка. Он слышал, как Мандрейк звал меня, но испугался и не пустил меня к нему, и поэтому Мандрейк остался… там…

Голос Ребекки прервался. Она расплакалась, нимало не стесняясь Босвелла, рядом с которым ей дышалось так легко и свободно.

Но Брекен и Ребекка все же встретились. Однажды пути их случайно пересеклись в Болотном Крае, куда Брекен с Босвеллом отправились, чтобы поговорить с Меккинсом об обрушившейся на них в то лето засухе, причинявшей с каждым днем все больше и больше неприятностей.

Брекен с Босвеллом шли по туннелю. Где-то впереди послышался смех, голоса двух кротих, переговаривавшихся друг с другом, и вдруг перед ними появился не кто иной, как Ребекка. Брекен весь сжался, насупился и, казалось, даже рассердился. Ребекка улыбнулась. «Пожалуй, чересчур спокойно», – подумал Босвелл и отошел в сторону, чтобы оставить их наедине друг с другом.

– Ребекка! – с напускной бодростью воскликнул Брекен, слегка придя в себя. – Мне говорили о тебе много хорошего не только данктонцы, но и луговые кроты.

– Здравствуй, Брекен, – негромко проговорила Ребекка.

– Знаешь, мне очень часто приходится слышать от самых разных кротов…

И Брекен принялся болтать на разные темы, скрывая лишь то, что лежало у него на сердце, ту радость и растерянность, которые он испытал, вновь увидевшись с Ребеккой.

Ребекка слушала его не прерывая и лишь изредка говорила «да», или «ммм», или «неужели?» и всякий раз подавала эти короткие реплики все неохотней и становилась все грустней. Но наступил момент, когда на недолгое время вновь забрезжил свет. Брекен завел речь о засухе, а Ребекка вдруг насмешливым тоном сказала:

– Ты должен положить ей конец, Брекен, ведь ты правишь Данктоном.

Смех Брекена прозвучал, пожалуй, излишне громко, и он ответил:

– Я ведь не всесилен в отличие от Камня, Ребекка.

Затем Босвелл услышал, как она мягко сказала:

– Конечно, дорогой мой, конечно.

Брекен умолк, он не хуже Босвелла понял, что ее упрек продиктован любовью, и не сумел скрыть своей печали. Он отбросил всякое притворство и посмотрел прямо в глаза Ребекке, и она не отвела взгляда. Они на мгновение застыли. Ребекке запомнился этот его взгляд с того самого сентябрьского дня, когда они повстречались во время ливня и Брекен впервые назвал ей свое имя. Тогда он поспешил сбежать и теперь проделал то же самое, торопливо пробормотав пару слов на прощание. Ребекка продолжала стоять на месте, и лишь ласковое прикосновение Босвелла к ее плечу немного смягчило для нее горечь потери. Ребекка подумала, что так или иначе виной всему она сама, ведь, вероятно, она сделала не все, что было в ее силах. Подобное ощущение, от которого сжималось сердце, возникало у нее всякий раз, когда она вспоминала о Мандрейке. И тут на нее вновь нахлынули мысли об отце, которого она так сильно любила, и она опять принялась гадать, почему Брекен не услышал его криков.

Глава девятая

Наступила третья неделя августа, Стоункроп пришел из Луговой системы к. Брекену. Разговор между ними состоялся в норах старейшин в присутствии Босвелла и нескольких кротов из Данктона.

– Наша жизнь крайне осложнилась из-за засухи, Брекен, – сказал Стоункроп. – Видимо, в лесу положение лучше, и вы не заметили, что мы в лугах на грани гибели. Трава засохла и пожелтела, почва потрескалась и стала такой твердой, что кротыши, покинувшие материнские норы, не могут выкопать свои собственные, им приходится жить на поверхности земли в тех немногих местах, где еще осталась высокая трава. Многие стали добычей сов и пустельг. Те, что посильней, ведут борьбу за территории, принадлежащие взрослым кротам, в системе постоянно возникают драки, а дерутся теперь насмерть. Пищи стало мало, и кроты, обнаружившие место, где водятся черви, держат это в секрете от других и убивают тех, кому удается проникнуть в их тайну. Обитатели системы стали относиться друг к другу подозрительно и с недоверием.

– А что мы можем поделать? – холодно спросил Брекен. – У нас тоже плохо с едой, и, насколько мне известно, положение становится все хуже.

Он посмотрел на данктонцев, ожидая, что те подтвердит его слова. Они закивали, а Босвелл подумал про себя: недостаток пищи всегда служит причиной раздоров между соседствующими системами и внутри каждой из них. Ему доводилось слышать об этом, но он впервые столкнулся с этим вплотную.

Брекен бросил на Стоункропа взгляд, в котором не было и тени сочувствия. В его обязанности входит забота о жителях родной системы, и, если Стоункроп рассчитывает на то, что луговые кроты смогут перебраться в Данктон, где легче обеспечить себе пропитание – а судя по всему, он именно к этому и клонит, – придется ему воспрепятствовать и в случае необходимости применить силу.

– Мой предшественник Броум, который помог обитателям вашей системы избавиться от Руна – не говоря уже о Мандрейке, – полагал, что луговым кротам должен быть открыт свободный доступ к Камню, – сказал Стоункроп.

– Так он и открыт, – раздраженно бросил Брекен. Он не любил, когда ему напоминали о Броуме, Руне и Мандрейке, а слышать о них от Стоункропа было и вовсе неприятно. Все это, как и многое другое, миновало и навсегда осталось в прошлом.

– Кто-нибудь из кротов живет сейчас в Древней Системе? – неожиданно спросил Стоункроп.

Услышав этот вопрос, Брекен, сохраняя бесстрастное выражение, принялся раздумывать над тем, как бы получше ответить, отлично понимая, с какой целью он задан. Он не хотел, чтобы луговые кроты поселились в Древней Системе, подобная мысль показалась ему святотатством. Святотатство? Брекен подумал про себя, что это неожиданное для его лексикона слово. Да ладно, чего там, он просто не хочет, чтобы кто-либо из кротов жил в Древней Системе.

– Если ты полагаешь, что луговые кроты могли бы перебраться в Древнюю Систему, раз никто из данктонцев сейчас в ней не живет… – Он едва было не сказал, что Стоункропу лучше раз и навсегда забыть об этой мысли, но решил, что делать этого не стоит.

За время, которое он провел, управляя Данктоном, Брекен успел заметить, что порой куда удобнее дать уклончивый ответ, нежели прямой и решительный. Поэтому он слегка замялся, а затем неубедительно пробормотал:

– Тогда… тогда нам с данктонцами надо будет хорошенько обсудить этот вопрос. Уверяю тебя, Стоункроп, мы постараемся все уладить самым наилучшим образом.

Но Стоункропу показалась неприятной увертливость, появившаяся в манере Брекена, и он не поверил его словам. Странно, ведь раньше разговаривать с Брекеном было так легко. А сейчас он даже ни разу не улыбнулся. И куда подевалась его живость?

Они обменялись еще несколькими ничего не значащими словами, и Стоункроп ушел, не добившись от Брекена ничего, кроме обещания дать ответ в ближайшие дни или в крайнем случае через неделю. Но Стоункроп предупредил его, что вряд ли сможет в течение долгого времени удерживать луговых кротов от бунта, если ситуация коренным образом не изменится. А если этого не случится и Брекен откажется пойти им навстречу, ему придется решать, не дает ли луговым кротам права захватить Древнюю Систему силой тот факт, что в свое время они оказали Брекену значительную помощь…

Визит Стоункропа разительным образом подействовал на Брекена. Не успел тот скрыться, как он уже велел данктонцам покинуть нору старейшин и, повернувшись к Босвеллу, сказал:

– Так. Надо наведаться в Древнюю Систему и выяснить, как там обстоят дела с пропитанием. Когда я там жил, еды было маловато, но как знать, с тех пор все могло измениться. Только сначала надо проверить, как с червями в Данктоне. Я надеялся, что засуха вот-вот кончится, но пора взглянуть правде в глаза и признать, что она может затянуться еще на несколько недель, а то и месяцев. Мы кое-чем обязаны жителям Луговой системы. Надо найти какой-то выход, но сначала необходимо выяснить все факты.

Босвелл с трудом поверил своим ушам. Впервые с тех пор, как Брекен взял на себя обязанности руководителя системы, он заговорил о чем-то с живостью и горячностью. Глаза у него засияли, в нем явно проснулся боевой дух. Более того, Босвелл понял, что благодаря идее, возникшей у Стоункропа, ему наконец удастся посетить Древнюю Систему вместе с Брекеном.

Сначала они отправились в Вестсайд, затем к Меккинсу в Болотный Край. Они побеседовали с многими кротами и постепенно у них сложилось довольно-таки ясное представление о том, каким образом засуха сказалась на жизни системы. Потом они вернулись в туннели Бэрроу-Вэйла, и тамошние обитатели поначалу изумились, видя, что Брекен слушает их с неподдельным интересом, а затем принялись жаловаться на обрушившиеся на них несчастья. Последним они посетили Истсайд.

Судя по тому, что им довелось не только услышать, но и увидеть собственными глазами, общая картина была мрачной. Система находилась на грани распада, между ее обитателями все чаще и чаще вспыхивали драки из-за еды.

Росшие у кромки леса травы и кустики куманики высохли и пожелтели от недостатка влаги. Казалось, в воздухе столько пыли, что дышать невозможно; резкий свет слепил глаза, хотя землю окутывала белесая дымка, сквозь которую с трудом пробивались яркие лучи солнца. Листья на некоторых из деревьев, особенно на южной их стороне, сморщились, как будто осень наступила преждевременно. Влага, которая обычно на протяжении всего лета сохранялась под слоем опавшей листвы, испарилась, и личинкам, а также червям пришлось укрыться поглубже, и поэтому ставшие привычными для летнего времени вылазки за едой на поверхность земли оказывались тщетными. Вдобавок черви стали размножаться медленнее, из-за чего возник недостаток пропитания. Он ощущался пока не так остро, как в Луговой системе, но, чтобы выжить, каждому из кротов требовалась теперь большая территория, чем прежде, и им приходилось проводить в поисках пищи куда более долгое время. Все чаще и чаще вспыхивали драки из-за участков земли, ведь голодным кротам свойственны раздражительность и агрессивность. С другой стороны, количество сов в лесу увеличилось, а ведь летом и без того жизнь кротов всегда осложнялась с того момента, когда научившиеся летать и самостоятельно охотиться птенцы неясытей становились грозой всех кротышей, как лесных, так и луговых. Впрочем, обычно к концу августа опасный период заканчивался, кротыши взрослели и предпочитали оставаться в своих норах под землей, но в этом году из-за присутствия множества сов в лесу этот опасный период затянулся, усугубляя и без того мрачную атмосферу.

Босвелл с Брекеном выслушали многих кротов, твердивших о том, что происходит что-то очень нехорошее и им страшно, очень страшно. Видимо, Камень прогневался на них, и вскоре произойдет нечто еще более ужасное. И каждый из кротов упомянул о явлении, которое они уже заметили в Бэрроу-Вэйле: по всей системе в туннелях расплодились блохи.

Поэтому к тому времени, когда Брекен с Босвеллом добрались до склонов холма и двинулись к Древней Системе, на душе у них обоих было довольно тягостно. Брекен отметил, что в этом году здесь поселилось неслыханное множество молодых кротов. Им не удалось занять участки в пределах основной системы, поскольку каждый из ее обитателей расширял собственную территорию, и многие из них оказались вынуждены отступить к склонам, где почва всегда была скудна пищей, и влачить довольно-таки жалкое существование среди заброшенных туннелей, оставшихся там еще со времен давнишнего переселения кротов, обитавших некогда в Древней Системе. Эти молодые кроты отличались худобой и боязливостью, что казалось характерным для тяжелого периода, который переживала вся система. Многие из них, едва заметив приближение Брекена и Босвелла, кидались наутек и прятались.

– Вся система разваливается на части, – проворчал Брекен, видя, как разбегаются в страхе кротыши. Он начисто позабыл о том, что и сам когда-то точно так же робел при встрече с крепкими взрослыми самцами. Если бы Босвелл появился в этих краях один, все наверняка сложилось бы иначе, ведь он никому не внушал своим видом страха.

В норе, принадлежавшей некогда Халверу, так никто и не поселился, и они добрались до древних туннелей по проходу, проложенному в свое время Мандрейком сбоку от изображения совы. Босвелл признался Брекену в том, что Ребекка рассказала ему об их путешествии к центру Древней Системы, и в том, что они вместе обнаружили под Камнем, решив, что больше об этом умалчивать нельзя. Узнай Брекен об этом до разговора со Стоункропом, он бы наверняка разозлился, а теперь он даже обрадовался.

– Так, значит, она тебе рассказала? Да, все это правда, только сейчас эти события кажутся мне такими далекими, будто в них участвовал кто-то другой. К прошлому нет возврата, Босвелл.

Вообще говоря, их привела сюда необходимость выяснить, как обстоят дела с пропитанием в Древней Системе, но они довольно быстро убедились в том, что здесь с едой так же плохо, как и в других местах, и тогда Брекен повел Босвелла в долгую экскурсию по туннелям.

Они провели там три дня, в течение которых Босвеллу удалось узнать о Брекене больше, чем за все предыдущее время. Они побывали у обрыва – на месте, где Брекену впервые удалось проникнуть внутрь системы, – добрались по проходному туннелю до ее центра, побродили по разным ходам, заглядывая в норы, которых даже Брекен не видел прежде.

Брекен описывал события прошлого просто и точно, и порой казалось, что он говорит не о себе, а о ком-то другом, но ему удалось передать в рассказе ощущения страха и радости, которые он испытал, когда впервые принялся исследовать систему.

– По сути дела, смотреть тут особенно не на что: заброшенные ходы и норы, только и всего. Интерес представляет только центральная часть системы… и, пожалуй, я покажу ее тебе, прежде чем мы отправимся в обратный путь, – сказал Брекен, чуть-чуть лукавя: он заметил, в какой восторг приводило Босвелла все, что встречалось им на пути, а чувство радостного возбуждения всегда бывает заразительным.

Когда они наконец добрались до Грота Темных Созвучий, обоих охватил радостный трепет, и они помчались навстречу отголоскам эха, резвясь, как малыши. Босвелл заметил, что к Брекену вновь вернулось доброе расположение духа, словно ему стало легче, когда он покинул основную систему. Возможно, по натуре он был склонен к одиночеству и корень всех проблем заключался в том, что в Бэрроу-Вэйле он не мог ни минуты провести в покое.

Грот выглядел почти как прежде, только вход в туннель, который вел к самому сердцу системы, оказался засыпан после того, как там побывал Мандрейк, а среди земли и камешков валялись кости погибших в схватке боевиков. Впрочем, появился какой-то новый проход, без сомнения проделанный Мандрейком за время, пока он в одиночестве жил среди этих туннелей.

Когда Брекен впервые очутился в гроте, он показался ему неприятным и даже опасным, но теперь царившая в нем атмосфера не произвела на него тягостного впечатления. Он показал Босвеллу рельефные рисунки на стенах, сложные извилистые линии которых сплетались друг с другом, становясь все глубже и четче по мере приближения к центру, где по-прежнему находилось изображение грозной совы. И как он только мог испугаться всего этого?

– Знаешь, что я обнаружил? – сказал Брекен, удивившись своей способности спокойно разговаривать в том месте, которое некогда повергало его в ужас. – Если мычать или напевать определенным образом, звуки будут возвращаться к тебе.

Он только было собрался показать Босвеллу, как это делается, но тот вдруг бросил на него предостерегающий взгляд, приподнял лапу и негромко сказал:

– Осторожней, Брекен. Ты сам не понимаешь, с чем столкнулся.

Брекен заспорил с ним, но, как уже порой случалось, лицо Босвелла приобрело столь суровое выражение, что слова застряли у Брекена в горле. Он открыл рот, но тут же закрыл его и принялся слушать Босвелла.

– Над созданием этой стены трудилось не одно поколение кротов, которых посетила благодать. Она призвана внушать надежду и служить предостережением. Действительно, как ты случайно обнаружил, если издавать напевные звуки, часть силы, скрытой в этих древних письменах, высвобождается. Стена, подобная этой, есть в Аффингтоне, а также в каждой из семи избранных систем. Находясь рядом с ней, следует соблюдать осторожность. Подступы к такой стене всегда охранял страж, наделенный не только богатырской силой, но и большой душевной мудростью. Говорят, ему не дозволялось покидать свой пост даже в случае стихийного бедствия или катастрофы.

Брекен вспомнил, как напугался, обнаружив скелет крота у входного отверстия в середине стены, седьмого по счету. Так, значит, это был скелет стража, а в Древней Системе когда-то разразилось нечто ужасное, но он остался на своем посту. Брекен ощутил отголоски былого трепета, увидев, как преобразился Босвелл, когда они оказались рядом со стеной: если прежде он видел в нем друга и помощника, то теперь стал относиться к нему как ученик к учителю.

– А для чего нужна эта стена? – с некоторой робостью спросил Брекен.

– Она служит для защиты наиболее сокровенной части системы, в которую ведет вот этот вход. За этими письменами скрыты голоса кротов, живших в далеком прошлом, и, чтобы заставить их звучать, нужно произнести заклинание на древнем языке, который полагается знать каждому из кротов-летописцев, хотя в наше время, к сожалению, им владеют далеко не все из них. Будь я и сейчас летописцем, в силу данных мною обетов я не смог бы рассказать тебе об этом, и ты не услышал бы заклинания. Но теперь, Брекен, я начинаю понимать, что мудрость Камня безгранична, а пути его неисповедимы, и он освободил меня, чтобы ты смог услышать, как на самом деле должна звучать стена, ведь на тебя возложено столь многое…

– В каком смысле на меня возложено многое? – спросил Брекен.

Ощущая в поведении Босвелла небывалую суровость, Брекен совсем оробел.

– Мы встретились не случайно, Брекен, и ты наверняка это понимаешь. Тебе на долю выпало неведомое мне предназначение. Я совершенно уверен в этом. И по милости Камня я оказался тем, кто поможет тебе выполнить его. Ребекка… Седьмой Заветный Камень, о котором… о котором тебе так не хотелось рассказывать… беды, которые обрушились на Данктонскую систему и которым пока что не видно конца… все это части единого целого. Чуть ли не в каждой системе царит смятение: в Нунхэмской, Луговой, в Данктонской и в других, которые попадались мне на пути сюда. Кроты утратили веру в Камень, они утратили веру в самих себя, они привыкли всего бояться.

В глазах Брекена, слушавшего Босвелла, тоже появилось испуганное выражение. Кто такой Босвелл? И чего хочет от него Камень?

Брекена начала бить дрожь, ибо голос аффингтонского крота приобретал все большую силу и звучность, в речи его проскальзывали странные слова, и постепенно он перешел на древний язык, не понятный Брекену.

Удивительное, таинственное чередование резких и ласкающих слух звуков. Ему все же удалось понять, что в словах Босвелла скрыто предостережение и что Босвелл не простой крот… Повернувшись лицом к стене, Босвелл начал произносить слова заклинания на языке живших в древние времена кротов, а в ответ послышался гул и отголоски, звучавшие в тысячу раз мощней, чем в тот раз, когда Брекен впервые обнаружил удивительные свойства этой стены.

Несталан живот, и променльива судьба,

То на вусину одбацивет, то в пучину срушит.

Подмукав мрак, а наше плот слаба.

Привремен свет, колосек несигуран,

Несреки и неволья очекиват свуда.

Жуче смеямо ми, в усхикенье ликуе,

А данас од страха дрхтатимо,

На помочи взыскуе…

Смысл древних слов был почти полностью недоступен для Брекена, из глубин стены на Брекена обрушились волны темных созвучий, и ему захотелось убежать и спрятаться от них. Но куда бы он ни кидался, пытаясь укрыться, все новые и новые потоки звуков, струившиеся теперь из каждого туннеля Древней Системы, неизменно настигали его, и он все глубже погружался в их бурный круговорот.

Брекен закричал от ужаса. В тот момент он не мог думать ни о ком, кроме себя. Да и откуда ему было знать, что громкое эхо созвучий, заполнивших грот, в котором находились они с Босвеллом, разнеслось по всем ходам и туннелям, вырвалось на поверхность земли, хлынуло вниз по склонам холма и устремилось к Бэрроу-Вэйлу подобно тому, как мчится вперед неукротимый поток.

Отголоски созвучий донеслись до Болотного Края, и их услышал Меккинс, который умолк, прервав себя на полуслове, затряс головой, а затем бегом выбрался на поверхность земли и застыл, повернувшись лицом в ту сторону, где за лесом находился Камень, откуда вроде бы и доносились песнопения на древнем языке.

Их услышал Комфри, рыскавший у кромки леса в поисках трав, которые, увы, погибли из-за засухи, и повернулся лицом к холму. Его обуял страх, и он беспомощно зашевелил губами, пытаясь произнести вслух имя Ребекки, которое всегда несло с собой покой и утешение.

Их услышала Ребекка, сидевшая у себя в норе, и поняла, что наконец наступил момент, которого так ждали кроты многих поколений, с тех далеких пор, когда ее самой еще не было на свете.

Их услышал Стоункроп и многие другие, и, когда звуки, исходившие от Камня, словно раскаты грома, обрушились на них со стороны леса, каждый замер в страхе, бросив то дело, которым занимался.

– Хватит! – крикнул Брекен. – Хватит, прошу тебя! – И он в отчаянии заметался из стороны в сторону.

Голос Босвелла вновь стал иным, слова его звучали по-прежнему громко, но эхо темных отголосков уже не сопровождало их, и тут Брекен услышал, как он проговорил:

– Ты в ссоре со Стоункропом, ты в ссоре с Ребеккой, ты в ссоре с самим собой. Все вы не в ладах друг с другом. Но близится время, когда вам придется научиться прислушиваться к Камню. Вас вот-вот накроет последняя волна мрака.

Посмотрев на Босвелла, Брекен Заметил, что тот и сам испугался своих слов: его прошиб пот и била дрожь, словно им на миг овладела какая-то неведомая могучая сила.

Брекен снова закричал:

– Босвелл! – Но теперь в нем говорил не страх за себя, а страх за других.

«Вас вот-вот накроет последняя волна мрака. Последняя волна?..» Раздумывая над этими загадочными словами, безуспешно пытаясь понять, что они значат, притихшие Брекен и Босвелл проникли в седьмое входное отверстие и отправились к сердцу системы.

Босвелл, который так давно мечтал оказаться в святая святых Данктона, теперь не мог вымолвить ни слова: он куда острее ощущал страх перед угрозой, притаившейся где-то за пределами древних туннелей, чем радость, которую сулила надежда отыскать Седьмую Книгу или сведения о том, где она находится. И все же они с Брекеном продолжали продвигаться вперед и вскоре оказались в одном из туннелей, которые вели к Гроту Эха, а затем Брекен, ни разу не ошибившись, провел его по запутанному лабиринту, среди меловых стен которого играло множество отзвуков, и наконец они добрались до Грота Корней.

Войдя в него, они остановились, глядя на огромное скопище извилистых корней, которые пребывали в полной неподвижности, но и при этом откуда-то из глубочайших щелей и трещин доносился жалобный скрип, похожий на вой, говоривший о страданиях, которые испытывают деревья. Влияние засухи чувствовалось даже здесь: в воздухе почти не ощущалась влага, и звуки, которые издавали корни, стали резче и пронзительней, чем раньше.

– Скрытая в земле часть Камня расположена за корнями, – сказал Брекен и вяло махнул лапой, указывая на них, – и раз уж мы тут оказались, можно попробовать добраться до нее. Но… ладно, сам увидишь.

Брекен повел Босвелла за собой, медленно продвигаясь среди корней и делая на ходу отметки, чтобы потом найти дорогу обратно. Но, как он и предвидел, стоило им удалиться от первого из корней всего на несколько кротовьих ярдов, как их обоих охватило уже знакомое Брекену ощущение сонливости и бессмысленности предпринятой ими затеи. Казалось, чей-то голос нашептывал каждому из них на ухо: «Зачем это нужно?» и «Ты сам знаешь, что не доберешься до цели, уж больно она далека». Затем они сбились с пути, начали ходить кругами и в конце концов снова оказались у входа.

– Теперь понимаешь, о чем я говорил? – сказал Брекен. – Мне удалось проникнуть туда лишь вместе с Ребеккой. Все получилось само собой, мы ни разу не сбились с пути. Но если ты хочешь увидеть Заветный Камень, Босвелл, тебе придется самому придумать, как к нему пробраться.

Босвелл не слушал. Его охватило беспокойство и неясная тревога, словно позади осталось нечто опасное, какая-то тень, очертания которой оставались расплывчатыми.