Текст книги "Брекен и Ребекка (ЛП)"

Автор книги: Уильям Хорвуд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 25 страниц)

– Очевидно, он двинулся через Кумер, взобравшись по его склонам, ведь другой дороги нет, и оказался в тех пустынных местах, где бродит Гелерт, Пес Шибода. До тех пор, пока вы не заговорили о нем, все считали, что Гелерт разорвал его на куски. Но, видимо, ему удалось пробраться дальше, к одной из вершин Шибода, где кротам нечем кормиться, туда, где стоят священные камни, в Кастель-и-Гвин. – Брэн умолк, и некоторое время никто не нарушал тишину.

– Но зачем? – настаивал Брекен.

– Зачем? Вряд ли кому-либо дано понять, что погнало его навстречу смерти в те края, куда никто не отваживается заглядывать. Впрочем, говорят, он объяснил это тем, что на самом деле никакого Камня нет. Нет, и все. А потому все наши Камни ничего не значат. Он хотел доказать, что Камень, которому поклоняются все кроты и который всегда почитали обитатели Шибода, не имеет никакой силы. К тому же он хотел продемонстрировать свое презрение к нашим страхам и насмеяться над нашей верой. В те времена, до эпидемии чумы, все верили в Камень и совершали ритуалы, но У-Pox настроила его иначе, во всяком случае, она уговорила его не принимать участия в наших обрядах. Да и сам Мандрейк говорил: «Если Камень и вправду есть, как он мог допустить, чтобы, едва я успел родиться, на меня обрушились такие беды?» И после того как многие жестоко пострадали от чумы, некоторые из нас решили, что он прав, понимаете?

Все задумались. Ответ был прост и ясен для Босвелла, но не для Брекена, на чью долю выпало немало тяжких страданий. Брэн вообще считал, что тут не над чем ломать голову. А что думал по этому поводу Келин, было неизвестно.

– Она еще до сих пор жива? Чем ты это объясняешь? – Босвелл задал эти вопросы, обращаясь к Келину, а не к Брэну, и в голосе его сквозило глубокое сочувствие. Брэн перевел его слова на шибодский, и Келин негромко ответил.

– Что он сказал? – спросил Брекен.

Брэн рассмеялся и пожал плечами:

– По его словам, она убеждена в том, что Мандрейк еще вернется.

Брекен так и не решился сообщить им о гибели Мандрейка и теперь замялся, не зная, что сказать. На выручку к нему пришел Босвелл.

– Отведите нас к ней, – мягко проговорил он.

– Но нам надо отдохнуть, поспать… – возразил было Брэн.

– Пожалуйста, – сказал Босвелл, глядя на Келина.

Тот понял его и поднялся с места, готовясь повести их дальше.

❦

Вторая часть пути заняла несколько часов и пролегала по огромным туннелям, выглядевшим просто устрашающе. Сланцевые потолки находились на невообразимой высоте, а сам туннель сделался таким широким, что противоположная стена тонула во мраке. Чтобы не сбиться с пути, они старались держаться к стене поближе, но порой это оказывалось невозможно: из нее постоянно сочилась вода, и на поверхности сланцевых плит кое-где образовались глубокие лужи. В некоторых местах туннель, по которому они шли, пересекался с другими, такими же огромными, и до них все время доносился плеск подводных рек, а однажды они услышали шум подземного водопада. Гулявшее среди стен эхо отличалось такой звучностью, что, прислушиваясь к отзвукам их шагов, можно было подумать, будто в туннеле находятся не кроты, а какие-то гиганты.

– Кто проложил эти туннели? – спросил потрясенный Брекен, и на его голос тут же откликнулось звонкое эхо.

– Их проложили не кроты, – ответил Брэн, – кротам такое не под силу.

Порой на пути им встречались просторные гроты с необычайно высокими сводами, потолки в которых казались столь же недосягаемыми, как верхушки больших буковых деревьев, а на бесцветном ровном полу кое-где попадались покореженные куски ржавого металла, похожие на те, что им попадались около дорог, над которыми летали ревущие совы. В промозглом воздухе висел запах смерти, наступившей множество лет тому назад.

– Неужели она здесь живет? – спросил Брекен.

– Нет, просто этим путем до нее проще добраться, когда наверху мокро. Знаете, мы ведь уже почти пришли, – сказал Брэн.

Келин повел их за собой вдоль стены очередного огромного грота, где каждое прикосновение когтей к полу казалось очень громким, затем юркнул в проход, размеры которого уже не были столь устрашающими. Дорога пошла вверх, и они почувствовали, как на них пахнуло свежим холодным воздухом. Им еще долго пришлось пробираться среди осколков сланцевых пластин, каких-то прогнивших корней и комков мокрого торфа, прежде чем они наконец оказались на поверхности земли, над которой нависало хмурое серое небо. День клонился к вечеру, но теперь им удалось получше рассмотреть Шибод. Отсюда он казался еще более внушительным: зазубренные верхушки черных скал, заслонявших все, кроме самой высокой вершины, окутанной серой дымкой, приобрели четкость очертаний.

Снова спустившись под землю, они прошли еще примерно с четверть кротовьей мили и очутились среди сырых проходов небольшой системы, при виде которых Брекену вспомнилась нора Келью, жившей когда-то на окраине Болотного Края.

– Гвинбах, это Келин и Брэн, – крикнул Брэн, – а с нами друзья, мы хотим, чтобы вы познакомились.

Завернув за угол, они подошли ко входу в нору. Келин взмахнул лапой, веля им подождать, а сам отправился дальше. Они услышали, как он заговорил по-шибодски, а затем до них донесся надтреснутый старческий голос, в котором порой звучали резкие, как очертания краев сланцевой пластины, нотки. Келин выглянул из проема и поманил за собой Босвелла с Брекеном.

У-Pox лежала на подстилке из высохшего ковыля и вереска. В потертом светло-сером меху виднелись широкие проплешины. Веки слепых слезящихся глаз были сомкнуты, и Брекен заметил, что задние лапы у нее распухли от какой-то болезни, связанной скорее всего с ее преклонным возрастом. Но судя по тому, как она поманила к себе сначала Босвелла, а потом Брекена, несмотря на плохое зрение, ей не составило труда догадаться, где остановился каждый из них. Она обнюхала Босвелла, на мгновенье замерла, притронувшись к его искалеченной лапе, а затем легонько оттолкнула и принялась за Брекена. Он содрогнулся, когда она принялась ощупывать его, словно ощутив прикосновение самой смерти, но в то же время заметил, что Босвелл не сводит с нее глаз, и взгляд его проникнут сочувствием, теплом и, более того, уважением.

– Ра waddod ydych, sy’n ddieithriaid yma? Dywedwch yn eich geiriau eich hunain a siaredwch o’r galon.

[– Кто вы, чужаки? Говорите от всего сердца, своими словами.]

– Она хочет знать, кто вы такие, и просит вас рассказать о себе, – сказал Брэн.

– Хм, я не уверен, что имеет смысл рассказывать ей обо всем… – Брекен запнулся, не зная, как лучше выразиться, но тут вмешался Босвелл. Он обратился прямо к Келину, не прибегая к помощи Брэна.

– С чего нам начать? – спросил он.

Келин помолчал, а затем, к изумлению Брекена, заговорил на их языке, которым прекрасно владел, хотя акцент в его речи слышался более явно, чем у Брэна.

– Расскажи ей обо всем без утайки. От нее все равно ничего не скроешь. Я стану переводить.

В отличие от Брекена, которому были чужды всяческие церемонии, Босвелл повел себя так, словно готовился приступить к совершению обряда. Сначала он расположился поудобнее рядом с У-Pox, а затем замер, прикрыв глаза, словно читая молитву или пытаясь приобщиться к некоей силе, которая могла помочь ему сделать все как подобает. Брекен сильно удивился, заметив, что старая самка повела себя точно так же, как будто поняла его без слов.

И наконец Босвелл негромко проговорил:

– Я поведу рассказ от сердца к сердцу и постараюсь как можно точнее передать истину, исходящую от Камня. – Он умолк, а У-Pox легонько кивнула, склонив набок опущенную к земле голову.

– Меня зовут Босвелл, я летописец из Аффингтона. Путешествие мое заняло не один год, но невзирая на зимние холода и снег я принес тебе известия, которых ты ждала так долго. Да ниспошлет тебе Камень сил, дабы ты смогла смириться с тем, о чем вскоре узнаешь.

Он говорил, делая время от времени паузы, чтобы Келин смог перевести его слова. Брэн с Брекеном потихоньку отошли назад и стояли теперь в одном из темных уголков, и разговор между Босвеллом и У-Рох протекал так, будто они вели его с глазу на глаз. Даже Келина почти не было заметно, и могло показаться, что в норе никого нет, кроме Босвелла и очень старой самки.

– Крота, с которым я пришел и который помог мне благополучно проделать столь дальнее путешествие, зовут Брекен из Данктона – эта система, как и Шибод, входит в число главных. Брекен достоин всяческого доверия. – У-Рох легонько кивнула и повернула голову в ту сторону, где среди теней в молчании стоял Брекен.

– Я расскажу тебе о Мандрейке, что родом из Шибода, расскажу о великих переменах, значение которых не дано понять никому… – Так Босвелл повел свой рассказ, говоря в традиционной манере, присущей летописцам, для которых истина важней всего на свете и которые обладают великим искусством вести разговор от сердца к сердцу.

Когда Келин, переводя его слова, назвал Мандрейка по имени, У-Рох едва заметно вздохнула, тихонько что-то пробормотала и окинула невидящим взором сначала Босвелла, а потом и всех остальных по очереди. Казалось, у нее внезапно прибавилось сил, и ей удалось слегка выпрямиться. Лицо ее выразило гордость, которую испытывает всякий, кто сумел справиться с трудной задачей. Она произнесла несколько слов, и Келин сразу же перевел их:

– Ах, Босвелл, жаль, что ты не самка, ведь тогда нам не понадобилось бы так много слов. Расскажи мне о Мандрейке, которого мне удалось спасти однажды, расскажи мне обо всем до конца, а я в ответ поведаю тебе правду.

И тогда Босвелл заговорил снова. Он рассказал о Данктоне и о том, как изменил жизнь системы Мандрейк, упомянул о Ребекке и о Руне, порой негромко спрашивая Брекена о подробностях, которых сам он не знал или не мог припомнить. И под конец едва слышным голосом он поведал ей о сражении у Камня и о гибели Мандрейка.

У-Рох вздохнула и покачала головой. Босвелл же продолжал рассказывать – о Седьмом Заветном Камне, о смерти Скита, об эпидемии чумы и обо всех событиях, явившихся причиной их появления в Шибоде. Слушая его, Брекен впервые понял связь этих событий с Мандрейком. Но затем он подумал, что они связаны и с Ребеккой, и с Босвеллом, и с Аффингтоном. И с Камнем. Все сплетено воедино.

Последовало долгое молчание, а затем заговорила У-Pox. Она приподнялась и как будто внезапно выросла, и очертания ее фигуры, одетой в серый мех, на котором пролегло множество морщин и складок, явственно проступили на фоне черной сланцевой плиты, служившей одной из стен в норе. Она говорила иначе, чем раньше, в голосе ее появилась напевность, и слова, что она произносила, исходили как будто не от нее, а от совсем молодой и полной сил самки, которой удалось пробиться сквозь толщу времени и вложить свой рассказ в уста той, в чьем одряхлевшем теле лишь едва-едва теплилась жизнь.

Hen wyf i, ni’th oddiweddaf…

Crai fy mryd rhag gofid haint…

Gorddyar adar; gwlyb naint.

Llewychyd lloer; oer dewaint.

Стара я и не понимаю тебя…

Недуг тяжелый гложет меня…

Птицы кричат, струится река,

Сияет луна, и ночь холодна.

Она говорила на шибодском языке, и Брекену показалось, что в ее устах он звучит ритмичнее и мелодичней, чем речь Брэна и других кротов, обитавших в долине. Келин принялся переводить, а ее голос сопровождал его рассказ словно прекрасный звучный аккомпанемент, без которого Брекен с Босвеллом не смогли бы до конца постигнуть смысл ее истории, пронизанной силой чувства, которое можно выразить лишь с помощью поэзии.

Сначала Брекен не вполне понял, о чем она говорит, но потом догадался, что ее рассказ не связное изложение событий, а скорее, вереница из множества образов и воспоминаний. Он подумал, что такое свободное изложение куда ярче, чем повествования, которые встречаются в хрониках летописцев. Она говорила о Мандрейке и присущей ему жизненной силе, которой были чужды покой и скука, положенные в удел обитателям уютных туннелей и нор.

Мандрейк, душе твоей неукротимой

Полет орла подобен над широким руслом

Реки многоводной. Будь я удачливей,

Ты отыскал бы путь к спасенью,

Но невезение мое определило твой удел.

И сердце мое от тоски иссохлось.

Вот ястреб внезапно к земле устремился —

Среди сланцевых плит пятном темнеет твой мех,

Темнеет среди склонов Шибода, и слышен вой

Гелерта.

Он черен подобно Ллин-дир-Арви.

Я исхудала, недуг меня гложет.

О Мандрейк, я прошу, услышь меня.

Ибо тебе суждено возвратиться,

Восстать из теней, залегших в толщах сланца.

Вновь я услышу шум твоих шагов.

Среди цветов, подобных звездам, ветер пляшет,

Снежинки испещрили листья папоротника.

Нет, ястреб меня уже не увидит,

Но круг замкнется победой моей.

Что это? Голые бока и склоны голые

И ни шерстинки, ни травинки,

Лишь когти ломкие, как одряхлевшая скала.

Листок этот вскоре ветром сорвет, Печален его удел.

Родившийся в этом году – старик,

Возродившийся через год полон сил.

Вот так суждено возродиться тебе,

И я разделю твою судьбу,

Ты снова будешь рядом со мной,

И черный Шибод услышит мой смех.

Но сердце мое источила тоска

За долгие годы разлуки с тобой,

И ветер свалил все деревья, что росли на горе.

О, как я смеялась, как выла метель,

Когда ты попался мне на пути.

Остыли озера, в них нет ни капли тепла,

Вороны поселились в Кастель-и-Гвине,

Там, где однажды прошел и ты, Где царит безмолвие Камня,

Где нерушимой твердыней высится Триффан.

От горя сжимается сердце:

Не довелось мне побывать там с тобою

И никогда уже не доведется.

Другой придет тебе на смену,

И ты тогда ко мне вернешься.

И он предстанет пред Камнями Кастель-и-Гвина,

Где неумолчно ветер воет,

Где нерушимой твердыней высится Триффан.

Ее напевный голос затих, Келин перевел последние из слов, и затем надолго воцарилась тишина. Брекен не сводил глаз с У-Pox, и пробужденные ею образы давнишних событий, великих стремлений и Мандрейка, о котором она говорила так, будто он не погиб, слились в его уме воедино, и мысли его обратились к Камням Шибода: он знал, что ему предстоит отправиться к ним.

Но сильней всего он почувствовал, как безгранична ее любовь к Мандрейку, как горюет она о том, что не сумела сделать все как надо, хоть и спасла его однажды. Слушая ее рассказ, ощущая, что за каждым из ее слов стоит правда, он наконец понял, что такая же любовь к Мандрейку жила в душе Ребекки. Он снова, уже в который раз, вспомнил, как ужасно кричал Мандрейк, когда появился на прогалине у Камня. И ведь он слышал его душераздирающие крики, но не сумел на них откликнуться. Да и кому дано унять такую страшную тоску? Откуда взять столько сил? Он снова посмотрел на У-Pox, и ему захотелось сказать ей что-нибудь, что хоть немного утешило бы ее.

– Расскажи ей о Ребекке, – внезапно проговорил он и, повернувшись к Келину, спросил: – Ты не сказал ей?

– Она все знает, – негромко проговорил Босвелл, и Келин кивнул.

– Нет, – настаивал Брекен, – пожалуйста, скажи ей, что я люблю Ребекку. – Он подумал, что, узнав об этом, У-Pox, которой пришлось столько лет провести в ожидании, поймет, что какая-то частица столь дорогого ее сердцу Мандрейка все же сохранилась. – Скажи ей об этом, – повторил Брекен, обращаясь к Келину.

Келин что-то негромко проговорил, повернувшись к У-Pox, и она перевела взгляд на Брекена. С трудом передвигаясь, она подошла к нему и прикоснулась к нему лапой.

– Dywedwch wrthyf sut un ydi Rebecca! – тихонько сказала она.

Брекен взглянул на Келина, ожидая, что тот переведет ее слова.

– Она сказала: «Пожалуйста, опиши мне Ребекку», – перевел Келин.

Брекен перевел взгляд на У-Pox и задумался, пытаясь подыскать нужные слова. Ребекка… как же описать ее…

– Она полна любви, а ее густой серый мех лоснится, словно атлас. Она крупней многих самок, но грациозна, как легкий ветерок. Смех ее подобен лучам солнечного света. Каждое ее движение проникнуто мощным биением жизни, и окружающих слегка пугает эта сила, но они тянутся к ней, чувствуя, что она им необходима… – Он умолк, и, когда Келин закончил переводить его слова, в норе снова воцарилась полная тишина.

Брекен и сам удивился тому, что сказал. Когда он думал раньше о Ребекке, ничего подобного не приходило ему в голову. Неужели она и вправду тоже внушает ему страх? Неужели его привлекает только заключенная в ней жизненная сила?

Ему хотелось еще поговорить с У-Pox, но присутствие Келина, Брэна и Босвелла стесняло его, а вдобавок он никак не мог разобраться в своих чувствах. Он попытался вспомнить, как они с Ребеккой стояли возле Заветного Камня, но все это показалось ему бесконечно далеким, как будто эти события произошли не с ним, а с кем-то другим. Ему стало очень грустно и захотелось плакать, захотелось, чтобы У-Pox обняла его, чтобы Ребекка оказалась рядом.

– Я люблю ее, – беспомощно повторил он, и Келин перевел его слова на шибодский. У-Pox улыбнулась и что-то проговорила, обращаясь к нему.

– Она сказала, что знает, как ты любишь Ребекку, дочь Мандрейка, – перевел Келин, – и что когда-нибудь ты тоже до конца это поймешь.

Затем У-Pox снова повела рассказ, но уже не в такой напевной ритмичной манере, как прежде.

– Я не хотела, чтобы он ходил туда, и предупреждала его об опасности, – снова заговорил Келин, переводя ее слова. – Но вы не видели, каким он был в те времена, он не рос у вас на глазах, и поэтому вы вряд ли можете себе представить, какой силой он обладал. Его блестящий мех был подобен небу, где гуляет ветер, небу, в котором порой появляются черные тучи, но чаще сияет солнце. Он обладал внутренней силой, по сравнению с которой унылый, опустевший Шибод – одна из ваших семи великих систем – кажется похожим на никчемный скелет ворона. Они очень разозлились, когда я не позволила ему участвовать в их бессмысленных ритуалах, которые подобно омертвелым когтям впиваются в живую душу Камня, в тоскливых, лишенных всяческой надежды песнопениях. Я говорила ему, что Камень горделиво высится в Кастель-и-Гвине, а эти туннели, проложенные среди сланцевых пород, где нет ничего съестного, не имеют к нему никакого отношения, и их обитателей рано или поздно постигнет кара, как и случилось, когда разразилась эпидемия чумы. Но он возненавидел вместе с ними и меня и решил посмеяться над всеми нами, отправившись туда. Впрочем, я знала, что даже Гелерт, Пес Шибода, не сможет лишить его жизни, это не дано никому на свете.

– Но ведь он все же умер, – тихонько сказал Босвелл, и Келин перевел его слова.

У-Pox покачала головой и рассмеялась впервые за все время разговора с ними, и этот мощный, хоть и резковатый смех напоминал кусты утёсника, растущие на склонах гор.

– Тебе еще многое предстоит понять, Босвелл. А тебе, – она повернулась к Брекену, точно определив, где он стоит, и приподняла свою дряхлую лапу, обращаясь к нему, – тебе многому придется научиться и многое сделать, если ты и вправду любишь дочь Мандрейка.

Она медленно подошла к Брекену, притронулась к нему, и на этот раз ему показалось, будто ласковый ветерок взъерошил ему мех, и он понял: ей открылось все, что было у него на душе.

– Возможно, тебе придется потерять ее, Брекен из Данктона, чтобы затем обрести вновь. Точно так же, как я потеряла Мандрейка, а теперь снова обрела его.

Когда У-Pox произнесла эти загадочные слова, в сердце Брекена закрался страх. Она замолчала, и Келин жестом показал, что настало время оставить ее в покое.

Им довелось встретиться с ней еще раз спустя два дня. Она вывела их туда, где кончались ее туннели, на край глубокого скалистого провала, за которым вдали виднелись крутые склоны Шибода.

Некоторое время У-Pox стояла на краю обрыва, устремив вдаль невидящий взор, а потом сказала:

– Путь к Мойл Шибоду пролегает среди скал Кумера. За ним стоят Камни, о существовании которых теперь уже почти никто не знает, эти Камни вы и стремитесь отыскать. Там же высится и Триффан, но до него вам никогда не добраться. – Она взмахнула лапой, указывая на возвышавшиеся справа горные склоны. – Вон там находится дорога, но взобраться по ней вверх не дано никому из кротов, и всякий, кто осмелится на это, непременно скатится назад.

Она указала на скалы, среди которых кое-где виднелись чахлые кустики черники и папоротника. Верхушки скал маячили где-то далеко в вышине.

– Именно там родился Мандрейк, когда мела метель, там я и нашла его, в местах, куда залетают серебристые чайки, где летом токуют рябчики, но куда никогда не забредают кроты.

У-Pox повернулась, устремив взгляд в мрачные глубины провала, за которым виднелись громады постепенно разрушающихся и медленно погружающихся в небытие скал.

– Ваш путь пролегает среди склонов, по которым бродит Гелерт. – Она нахмурилась и пробормотала себе под нос фразу, которую им уже довелось услышать от нее при их первой встрече: «Hen wyf i, ni’th oddiweddaf». [– Стара я и не понимаю тебя]

Вскинув голову, Брекен посмотрел на громаду Шибода, затем глянул вниз на скалы, среди которых им предстояло вскоре оказаться, и подумал: «Уж если она не понимает, на что остается надеяться мне?»