Текст книги "Брекен и Ребекка (ЛП)"

Автор книги: Уильям Хорвуд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 25 страниц)

Но вот он наконец остановился, с трудом отдышался и сказал будто невзначай:

– Так-так, всего лишь несколько ростков папоротника и чертополоха. Совсем негусто. Я надеялся на большее… И все же мы могли бы пройти чуть дальше.

– А где мы находимся? – спросила Ребекка, которой никак не удавалось сориентироваться.

– Точно не знаю, – с подозрительной уклончивостью ответил Комфри. – Слушай, Ребекка, может, теперь ты пойдешь первой, а я следом за тобой? – Но когда она двинулась вперед, он тут же сказал: – Н-нет, пойдем лучше вон в ту сторону.

Она повернула и прошла немного, одолевая отлогий подъем, затем еще чуть-чуть, и тут глазам ее открылась неожиданная картина. Не один, не два, не десять, а огромное множество диких анемонов с изящными зелеными листками, белыми и сиреневыми лепестками, усыпанными сияющими капельками дождя.

– Ах, Комфри! – воскликнула она. – Они опять цветут, как прежде. Анемоны! Я тебе не рассказывала?..

Он кивнул. Да, рассказывала, когда они жили в норе у Келью. Ее любовь к цветам передалась ему и пробудила в нем глубочайший интерес ко всяческим травам и растениям. Да, он знал, как нежно она их любит.

– Ты ведь знал, что мы найдем их здесь, верно, Комфри? – сказала она, ласково улыбнувшись ему.

– Нет, н-не знал, – буркнул он, отвернувшись. Ему било неловко за свое вранье, хоть и вполне невинное. Затем он добавил: – Но я подумал, что они снова вырастут. Даже после пожара.

А Ребекка принялась бродить среди цветов, наслаждаясь этим прекрасным зрелищем, задевая на ходу остроконечные, затейливо вырезанные листочки, покачивавшиеся на длинных нежных стебельках. Они появились совсем недавно, и стебельки еще клонились к земле под тяжестью бутонов, многие из которых еще не начали раскрываться. Но они появились здесь вновь!

– Что это за место? – спросила она, глядя на покрытую ростками анемонов землю, на видневшиеся чуть поодаль обгоревшие стволы деревьев и кустов.

– Это Бэрроу-Вэйл, – ответил Комфри.

– О нет! – вырвалось у нее.

– Ребекка, – прошептал Комфри, глядя вместе с ней на анемоны. – Брекен вернется, ты веришь в это? Знаешь, он обязательно вернется.

Целая волна чувств взметнулась в душе Ребекки. Она прикрыла глаза, чувствуя, что на них выступили слезы.

– Комфри, – проговорила она. – Комфри!

С помощью уговоров, и всяческих уловок он ухитрился притащить ее сюда и показать ей эти цветы, чтобы, взглянув на них, она поняла: если с их появлением в лес вновь вернулась жизнь, значит, и Брекен одолеет все преграды и вернется к ней. Но слезы навернулись ей на глаза при мысли о том, как велика любовь, которую питает к ней Комфри, ведь он сумел отыскать в опустошенном Данктонском Лесу проблески красоты, которая прежде нередко приводила ее в упоение, сумел пробудить в ней веру в то, что ей не придется вечно жить в одиночестве. И тут она подумала о том, что Брекен, который любит ее и который рано или поздно вернется, найдет время, подобно Комфри, и придумает, чем бы ее порадовать, и от этого ей еще сильней захотелось плакать.

– Ах, Комфри! – выдохнула она и, подойдя к нему, уткнулась носом ему в плечо.

И тогда Комфри впервые за всю свою жизнь перестал сомневаться в себе, ощутив прилив небывалой гордости и уверенности в своих силах.

– Ребекка, ты лучше всех на свете, – сказал он, ни разу не заикнувшись.

Глава четырнадцатая

Однажды утром Брекен проснулся поздно, понимая, что рассвет наступил уже давным-давно, и чувствуя невероятную тяжесть в голове, которая словно заполнилась сырой глиной. Он еще долго не мог пробудиться до конца и все лежал, ожидая, когда отступит неясная боль в области переносицы и глаз и он окажется не в мире полузабытых беспокойных сновидений, а в обычной норе с меловыми стенами.

Поэтому лишь по прошествии некоторого времени он вполне ясно осознал, что в Аффингтоне творится нечто необычное. Сначала он заметил, что в норе у Босвелла совсем тихо, а затем почувствовал, что и вокруг все странным образом опустело.

Он тут же кинулся в нору к Босвеллу, но его догадка подтвердилась, и он не обнаружил своего друга. Он выбежал в проходной туннель в надежде встретить кого-нибудь из летописцев, но не нашел даже следов чьего-либо присутствия. Поначалу Брекен не встревожился, а только удивился, но когда он прошелся по соседнему туннелю, в котором раньше довольно часто появлялись летописцы, и увидел, что там нет ни души, на смену удивлению пришло беспокойство. Повсюду тишина. Лишь вздохи и стоны ветров, гулявших по туннелям, расположенным ближе к поверхности земли, отзвуки которых проникали и в Священные Норы.

Брекен отправился в грот, который однажды попался им с Босвеллом на пути. Один из сходившихся в нем туннелей вел в библиотеку (где он в свое время побывал), а другой – к Священным Норам (где он еще не был). Пока он шел по проложенному в толще меловой породы туннелю, у него возникло странное ощущение: ему показалось, что он больше никогда не встретит ни одного живого крота и будет вечно скитаться, слыша лишь эхо собственных шагов.

Эта иллюзия вскоре развеялась, но на душе от этого не стало легче. Заслышав впереди какой-то шум, Брекен остановился, принюхался, затем побежал в ту сторону, откуда доносились звуки. Из небольшого бокового туннеля вышли два худых согбенных летописца. Они пересекли проход примерно в двух кротовьих футах от него и скрылись в другом, не обратив на Брекена ни малейшего внимания. Они передвигались неспешно, почтительно опустив головы, как будто направлялись на аудиенцию к самому Скиту.

Он крикнул им вслед:

– Вы не видели Босвелла? – Но тут же почувствовал, что допустил оплошность, заговорив слишком громко в местах, где нарушение покоя рассматривается как кощунство.

Один из кротов обернулся и взглянул на него, но не проронил ни слова и отправился вместе со своим спутником дальше. Брекен хотел было пойти следом за ними, но передумал и решил добраться до грота, полагая, что непременно встретит там кого-нибудь.

Войдя в грот, он обнаружил, что в простенке между входами в туннель, ведущий к библиотеке, и в тот, что соединял грот со Священными Норами, стоит, словно на часах, один из летописцев, и ему почему-то тут же живо припомнились боевики.

– Добрый день, – сказал Брекен. – Я разыскиваю Босвелла. Ты его не видел?

Казалось, летописец задремал: он стоял, закрыв глаза и низко опустив голову, совсем как недавно повстречавшиеся Брекену кроты. И снова вопрос Брекена, прозвучавший неуместно громко, остался без ответа, Но потом он заметил, что летописец что-то тихонько бормочет себе под нос. Чуть позже он постепенно вышел из транса и удивленно воззрился на Брекена.

– Ты Брекен из Данктона? – спросил он и, прежде чем Брекен успел что-либо ответить, добавил: – А почему ты здесь?

– А почему бы нет?

– Разве никто не сказал тебе, что ты должен оставаться в норе для гостей, а если тебе захочется погулять, лучше делать это где-нибудь поближе к поверхности земли.

– Никто мне вообще ничего не говорил, – раздраженно буркнул Брекен.

– И все же тебе следует поступить именно так. Только сегодня днем и ночью. Завтра уже все закончится. Ты сможешь отлично подкрепиться в верхних туннелях, ведь все летописцы сегодня постятся. Впрочем, было бы неплохо, если бы ты последовал их примеру.

Столь бесцеремонное обращение и слегка снисходительный тон, в котором говорил летописец, вызвали у Брекена сильное раздражение, и он чуть было не уступил желанию силой прорваться в библиотеку или в Священные Норы, но его остановила мысль о том, что подобным поведением он опозорит Босвелла.

– Послушай, приятель, – заговорил он снова с грубоватой фамильярностью, которой отличались жители Болотного Края, – лучше оставь свои увертки и скажи мне толком, где Босвелл.

Покачав головой, крот ответил:

– Я не могу этого сделать. Если Святой Крот не объяснил тебе, какой сегодня день, я тем более не имею на это права. Отправляйся к себе в нору и помолись, уповая на Камень.

«Да чтоб ты провалился», – подумал про себя Брекен. Он не на шутку разозлился, и ему захотелось задать трепку летописцу. Но он лишь кивнул головой, притворившись, будто намерен последовать его совету, и повернул обратно, решив поискать окольный путь, вместо того чтобы затевать драку. Добравшись до прохода, в который свернули повстречавшиеся ему раньше летописцы, он остановился, устроился поудобнее и впервые за все время пребывания в Аффингтоне попытался интуитивно проникнуть в секрет расположения туннелей. У него тут же возникло приятное ощущение, как будто он вновь оказался в Древней Системе Данктона, покрытой мраком неизвестности, развеять который он мог, лишь полагаясь на собственные силы. Брекен всякий раз испытывал подъем духа, столкнувшись с задачей, для выполнения которой ему приходилось пустить в ход свой ум и уникальную способность ориентироваться в любом месте.

Он пришел к выводу, что какие-то события происходят к западу от грота, в котором он наткнулся на летописца. Там находились помещения библиотеки, норы, а где-то дальше, судя по рассказам Босвелла, пролегал туннель, ведущий к загадочным Норам Безмолвия. Почти не колеблясь, он свернул в боковой проход, в котором некоторое время тому назад скрылись двое кротов, надеясь выяснить, куда они направлялись, а затем узнать, куда же исчез Босвелл и чем так примечателен нынешний день.

На протяжении двух последующих часов Брекен вовсю наслаждался, обследуя древние запыленные туннели, которыми явно пользовались куда реже, чем теми, в которых ему уже довелось побывать. Стоило ему заслышать малейший шум, он тут же замирал на месте, хотя в этом отнюдь не было большой необходимости. Несколько раз ему довелось услышать шаги и монотонные голоса кротов, но он избегал встреч с кем бы то ни было, и те немногие из обитателей Аффингтона, кому случилось пройти мимо Брекена, не заметили его: он ловко прятался, используя многочисленные ниши и тени, отбрасываемые кремневыми выступами в старых стенах. Ему так понравилось прятаться от летописцев, что вскоре основная задача, которую он поставил перед собой – отыскать Босвелла, – отступила на второй план.

Впрочем, затеянной им игре в невидимку настал естественный конец, когда, в очередной раз завернув за угол, он обнаружил, что все же добился своего и добрался окольным путем до главного помещения библиотеки. Увидев там Квайра, который, как обычно, возился с книгами, Брекен почувствовал, что ему надоела и сама игра, и одиночество. Он относился к Квайру с глубоким почтением, а потому вежливо поприветствовал его и объяснил, что ищет Босвелла.

– А с чего ты взял, будто мне известно, где он? – сказал Квайр, присматриваясь к Брекену. – Постой, кажется, я тебя знаю. Ты крот из Данктона, верно? Тот самый, который видел Седьмой Заветный Камень. Ну и что такое с Босвеллом?

Брекен подробно рассказал ему обо всем, что случилось, и признался, что поведение повстречавшихся ему в туннелях летописцев повергло его в полное недоумение.

Квайр улыбнулся и пожал плечами:

– Да, они любят изображать из себя невесть что. Никакой тайны тут нет. Сегодня день, когда должна прозвучать Тайная Песнь. Ну, сам знаешь, миссия Мертона и все такое прочее. Конечно, в момент ее звучания происходит таинство, но сам факт никто ни от кого в секрете не держит. Видишь ли, вся суета связана с тем, что в обряде участвуют лишь избранные кроты числом две дюжины, а их имена заносят в книгу до того, как приступить к исполнению Песни. И вероятно, Брекен из Данктона, ты вскоре обнаружишь, что Босвелл оказался в числе избранных. Поэтому все так и скрытничают. Завтра мы все узнаем, когда Святой Крот вернет в библиотеку книгу с аккуратно вписанными в нее новыми именами. Разумеется, заглядывать туда не положено, но книга хранится на полке, и доступ к ней открыт. Собственно говоря, в этом году среди имен избранных появится немало новых, ведь многие из здешних обитателей погибли от Чумы. Поэтому у нас тут стало пустовато, как ты, наверное, заметил. После того, что тут творилось во время эпидемии, можно только удивляться тому, что осталось достаточно летописцев, которые смогут исполнить Песнь.

– А где это происходит? – спросил Брекен.

Сам я не принадлежу к числу избранных и никогда там не бывал, но знаю, что Песнь исполняется в особом зале, расположенном где-то неподалеку от Нор Безмолвия. Некоторые утверждают, что это самое древнее помещение в Аффингтоне, хотя, строго говоря, оно находится не в Аффингтоне, а ближе к Норам Безмолвия. Около двух миль пути в ту сторону… – Он взмахнул лапой, указывая на запад.

– А можно мне туда сходить? – спросил Брекен.

– Зачем? – изумился Квайр. – Никак не пойму, что за охота вам, молодым, все время бегать куда-то, когда можно многое увидеть и услышать, преспокойно оставаясь на месте. Очевидно, теперь ты спросишь, о чем я думал все годы, которые провел в Норах Безмолвия, и ты будешь не первым.

Брекен не удержался и прыснул. Квайр не ошибся. Он далеко не так прост, как кажется. Квайр тоже рассмеялся, но вскоре его смех сменился хриплым кашлем, который ему наконец удалось подавить, и тогда он сказал:

– Я думал ни о чем, понимаешь? Имей в виду, это очень трудно и удается лишь немногим.

Временами Брекен изумлялся собственной несообразительности, это случалось, когда ему удавалось связать отдельные факты воедино по прошествии столь долгого времени, что ему становилось стыдно за себя. То же самое произошло и теперь, когда он понял, с чем была связана вся эта загадочная суета. Сегодня прозвучит та самая Тайная Песнь, о которой упомянул однажды Хал-вер, рассказывая ему о Мертоне и о его миссии. А летописцем, который поведал миру о Мертоне и, как предполагается, внес первые записи в Книгу Избранных Кротов, был Линден. Но почему же никто ничего не сказал ему об этом? Тогда ему не пришлось бы тревожиться за Босвелла. Собственно, он вдруг почувствовал, что очень горд за него. Надо же, Босвелла приняли в круг избранных! Брекен даже ощутил благоговейный трепет… конечно, сегодня день особенный, ведь Песнь, которая прозвучит сегодня, на протяжении многих лет передавалась из поколения в поколение, ее исполняют лишь раз в двенадцать кротовьих лет, и она перестанет быть тайной для всех кротов, только когда Поющий Камень подаст голос семь раз подряд.

– Квайр, ты когда-нибудь слышал голос Поющего Камня?

– Да, и не один раз. Его нередко можно услышать, когда дует сильный ветер. Собственно говоря, однажды на моей памяти он подал голос три раза подряд, и после этого я решил затвориться в Норах Безмолвия, настолько значительным мне показалось это событие. Я ни разу об этом не пожалел.

– А на что похож его голос?

– Вот беда! Опять вопросы? Ты можешь расспрашивать меня хоть до посинения, но найти ответы на все, что тебя интересует, сможешь только ты сам. Не пора ли тебе уняться? Поднимись-ка лучше на поверхность земли и подыши свежим воздухом. Сходи в то место, под которым находятся Норы Безмолвия, там очень приятно погулять среди трав и деревьев.

– А как до него добраться?

– Опять за свое? Попробуй сам найти дорогу. А если завтра, когда все закончится, увидишь Босвелла, напомни ему, что он еще не все тут доделал. По-моему, он обещал мне навести тут порядок.

На этом Квайр повернулся спиной к Брекену и снова занялся книгами. А Брекен отправился разыскивать выход на поверхность земли, пребывая в умиротворенном расположении духа. Пусть он не сможет наряду с летописцами принять участие в исполнении Песни и связанных с этим ритуалах, но никто не помешает ему, если он подыщет себе спокойное местечко и обратится в этот особенный день с молитвой к Камню и упомянет в ней о Босвелле, которому в ближайшие часы наверняка потребуются дополнительные силы.

Он шел по туннелям, направляясь ко входу в систему, через который они когда-то проникли в нее с Босвеллом, с теплой улыбкой думая о Квайре. Сам того не замечая, он стал двигаться неспешно и церемонно, как двое кротов, которые повстречались ему в начале дня. Теперь и Брекен проникся древним духом благоговения, витавшим над Аффингтоном.

❦

Погода стояла пасмурная и промозглая. Ветер пригнал тучи с той стороны, где у подножия Аффингтонского Холма раскинулись долины, и, когда Брекен выбрался из подземных туннелей, дождь вовсю поливал длинные жесткие травы. Не самая подходящая погода для прогулок, но Брекена это не остановило: в воздухе ощущалась какая-то пронзительная свежесть, соответствовавшая его настроению.

Следуя совету Квайра, он отправился на запад. А поскольку он обладал удивительной способностью всегда и повсюду выбирать самый удачный путь, вскоре он набрел на полосу высоких трав, тянувшуюся в нужном направлении и представлявшую собой отличное прикрытие. Он довольно плохо представлял себе, что именно он ищет, но по прошлому опыту знал, что у него все получится как надо. Он также не взялся бы с уверенностью сказать, в какое время дня пустился в дорогу, ведь небо заволокло темными тучами, которые полностью закрыли солнце.

Но когда у него возникло впечатление, что ему уже пора бы куда-нибудь прийти, день явно начал клониться к вечеру, а небо, и без того темное, стало еще темней. Справа от травяной полосы, вдоль которой он продвигался, раскинулось вспаханное поле. В земле, казавшейся скорее серой, нежели бурой, часто попадались белесоватые обломки мела и синевато-пестрые осколки кремня, но всходы еще не успели пробиться сквозь почву. Слева проходила поросшая травой тропа с многочисленными рытвинами, лужами и выбоинами, на дне которых виднелась светло-серая глина, смесь почвы с мелом.

Вскоре до него донесся знакомый, милый его сердцу звук: шорох ветвей буков, раскачиваемых ветром. Поначалу звук этот был едва слышен, и Брекену, который пробирался среди постоянно шелестевших трав, удалось уловить его только во время минутной остановки. Впрочем, шум ветра, гулявшего среди ветвей, становился все громче и громче, и на мгновение Брекену почудилось, будто он взбирается по склонам Данктонского Холма, направляясь к буковым деревьям, росшим вокруг Камня.

Ветер усилился, небо начало расчищаться, и Брекен заметил, что и впрямь поднимается на холм, над которым возвышаются буковые деревья, о присутствии которых он раньше мог лишь догадываться по характерному шороху. Стволы у них были тоньше, чем у тех, что росли в Данктоне, и поэтому казалось, будто они выше; буки стояли совсем близко друг к другу, и при взгляде с большого расстояния возникало впечатление, будто их ветви, образующие одну большую крону, принадлежат одному дереву.

Буки находились справа от тропы, вдоль которой он шел, прямо посреди вспаханного поля, поэтому Брекену пришлось пробираться к ним по мокрой земле, смешанной с осколками кремня и мела. Где-то в вышине слышался свист ветра, раскачивавшего деревья, которые, как он заметил, подойдя поближе, росли, образуя вытянутый овал, куда не проникал ветер.

Стоило ему оказаться внутри овала, как глазам его открылось поразительное зрелище. Перед ним возвышались четыре больших валуна песчаника, очертания которых сливались в одну неровную темную линию, прерывавшуюся посередине, а в этом проеме виднелись другие камни, выступавшие из земли. Пространство вокруг них заполняли глубокие тени. Эти валуны стояли на подходе к возвышению или насыпи, тянувшейся к дальнему краю овала, образованного буками. И повсюду господствовала глубочайшая тишина: даже природные стихии не смели сюда вторгаться. Обычно небо, окаймленное верхушками буков, должно было выглядеть здесь как напоенный светом овал, но в тот день оно казалось темным и низким.

Поверхность насыпи за валунами покрывала молодая, нежная травка, но по краям виднелись мокрые кончики небольших обломков песчаника, похожие на носики каких-то зверьков.

Брекен понял, что находится в святом месте. Сначала он обошел вокруг насыпи с одной стороны, затем вернулся и двинулся вдоль другого ее края. Лишь после этого он заглянул в проем между валунами, пытаясь определить по запаху, не наведывались ли сюда другие кроты. Поначалу ему не удалось обнаружить ничьих следов, во всяком случае свежих, но, оказавшись за валунами среди камней, Брекен почувствовал, как на него повеяло запахом, свидетельствовавшим о том, что недавно где-то поблизости побывали кроты. Запах показался ему суховатым и не совсем обычным: он походил на аромат разогретой солнцем древесины или скорлупы буковых орешков. Брекену вдруг почудилось, будто он и на самом деле является свидетелем какого-то загадочного и торжественного старинного обряда, а может, он просто ощутил, как вибрируют большие темные камни, возле которых наверняка действительно множество раз совершались священные ритуалы. Он старался двигаться как можно осторожней и не шуметь, чтобы не потревожить царящий вокруг покой.

Брекену очень хотелось юркнуть в щель между камнями и пробраться в пещерку за ними, но он давно уже усвоил, что, исследуя незнакомые места, нужно действовать так, чтобы все время оставаться незаметным. Он вовсе не чувствовал, что подвергается опасности, но предполагал, что где-то поблизости находятся аффингтонские кроты, и ему не хотелось, чтобы его присутствие кто-нибудь обнаружил. Поэтому он не стал соваться в пещерку за камнями и забрался вверх по склону насыпи, и там, к своему удивлению, увидел холмики кротовин, но давнишние, прибитые к земле дождями и ветром.

Уже стало темнеть, ветер утих, ветви деревьев, росших вокруг насыпи, едва слышно шелестели. Брекен обнюхал каждую из кротовин и отыскал одну, от которой пахло лишь влажной землей. Исходя из опыта, он предположил, что за этим входом никто не наблюдает, и не ошибся. За долгое время там скопилось немалое количество земли, поэтому он принялся трудиться, следя за тем, чтобы почва не осыпалась вниз, и наконец добрался до туннеля, который искал.

Он оказался меньше тех, которые он привык видеть в Аффингтоне, и пролегал среди пород более темных, чем меловые. За небольшим ровным отрезком последовал крутой, почти вертикальный спуск, затем то же самое повторилось еще раз. Брекену показалось, что он все глубже и глубже погружается в тишину. Он почуял кротовий запах, но довольно-таки слабый, как будто исходивший откуда-то издалека. Брекен подумал, не угораздило ли его спуститься в нору, предназначенную для ночлега, но не обнаружил поблизости ни нор, ни кротов.

К удивлению Брекена, туннель закончился тупиком: путь преградила массивная плита песчаника. Он ощупал ее лапой, а затем прижался к ней носом, чувствуя, что за ней скрывается нечто весьма интересное. Брекену очень хотелось пробраться дальше, и он уже было решил прокопать туннель в обход плиты, но, заметив, какая жесткая вокруг нее почва, понял, что наделает слишком много шума. Но он никак не мог отступиться; наряду с трепетом, в который его повергали эти места, в душе его пробудилось необоримое желание проникнуть в их глубины и полная уверенность в том, что ему это удастся, – те же чувства он испытал в свое время, оказавшись вместе с Ребеккой в Гроте Корней, перед тем как им открылся сам Заветный Камень. Брекен пошел обратно, выискивая место, где земля в туннеле была бы помягче.

Вскоре он обнаружил другую плиту песчаника, у нижнего края которой почва оказалась не столь жесткой. Брекен старался не задевать когтями за плиту, чтобы не наделать шума, и по прошествии некоторого времени прокопал углубление, в которое поместилась его голова, а затем и плечи. Проталкивая осыпавшуюся землю назад, он продвигался все дальше и дальше и наконец очутился не то в норе, не то в небольшом гротике. В противоположной стене Брекен заметил проем и услышал, что откуда-то издалека доносятся совсем слабые, слабей, чем тонкий запах, который он все время чуял, отзвуки голосов, как будто множество кротов, собравшихся где-то в отдаленном гроте, шептали хором, а стены вторили им эхом. В темных стенах туннеля попадались плиты песчаника густо-оливкового цвета, поэтому каждый звук в нем отдавался гулким эхом, и, если бы Брекен легонько кашлянул, его бы наверняка обнаружили.

Дорога шла под уклон, и Брекен старался двигаться как можно более бесшумно и проворно. Он постоянно слышал отзвуки монотонного бормотания и покашливания, которые, казалось, доносились с разных сторон одновременно, – он непременно должен был увидеть, что там происходит. Брекен крался вдоль стены и на каждом повороте прижимался к ней потесней, боясь неожиданно наткнуться на кого-нибудь. Звучание голосов становилось все отчетливей и громче, и временами он останавливался, пребывая в полнейшем убеждении, что за следующим поворотом его взгляду откроется огромное сборище кротов, но вопреки ожиданиям не обнаружил в туннеле никого и продолжал двигаться вперед, навстречу нарастающему гулу.

Брекен почувствовал, как в воздухе что-то изменилось, и догадался, что приближается ко входу в просторный туннель или к провалу. Он стал продвигаться с еще большей осторожностью и вскоре обнаружил, что дальше дороги нет и он стоит на краю уступа в стене огромного зала, подобных которому он никогда прежде не видывал. Пожалуй, он был менее просторным, чем Грот Темных Созвучий, но намного превосходил его по высоте сводов, и Брекену не сразу удалось разглядеть, что находится внизу, хотя он сразу догадался, что там собрались кроты, чьи голоса он слышал все это время.

Зал имел форму круга и походил на колоссальный колодец со стенами из плит песчаника, верхние края которых скрывались где-то высоко в непроглядной гулкой тьме, а дно виднелось далеко-далеко внизу.

С такой высоты собравшиеся в зале кроты казались Брекену крохотными, как муравьи. Они стояли неподвижно, выстроившись полукругом перед какой-то зубчатой тенью. Чуть позже Брекен сообразил, что это не тень, а камень, установленный посреди зала.

Сбоку от них находилась стена, в которой зиял проем, а рядом виднелась большая круглая кремневая плита, приготовленная для того, чтобы замуровать проем. Кремень искрился синеватыми отблесками, резко выделяясь на фоне тусклого шероховатого песчаника.

В зале воцарилась тишина. Затем кто-то отдал команду, и тогда два крота подошли к кремневой плите и принялись раскачивать ее туда-сюда: она была очень тяжелой, и сдвинуть ее с места одним махом они никак не могли. Вот тут-то Брекен и сообразил, что они хотят закрыть проем. Чуть поодаль из стены торчал кремневый зубец, который должен был послужить стопором, чтобы плита попала точно на положенное место. Брекен заметил, что с другой стороны имеется такой же зубец, который кроты, вероятно, использовали, когда наступало время снова открыть проем. Плита раскачивалась вперед-назад, вперед-назад, и тут послышалось пение кротов, звучавшее в такт с мерным поскрипыванием кремня, катавшегося по полу, а стены откликнулись гулким эхом, отголоски которого устремились по спирали вверх, долетели до уступа, на краю которого стоял Брекен, и, постоянно множась, помчались дальше, в окутанные тьмой выси. Ритм пения замедлился, а круглая плита, которую подталкивали кроты, с каждым разом прокатывалась все дальше и дальше. Казалось, она вот-вот дотронется до зубца, но нет, она снова откатилась обратно, и так еще несколько раз, но наконец кроты поднатужились, и плита остановилась, резко ударившись о торчащий из стены кремень.

Наступил незабываемый момент для всех собравшихся в зале. Наибольшее потрясение ожидало тех, кто, как и Брекен, наблюдали за этим впервые. Когда плита натолкнулась на зубец, вспыхнула мощная искра, озарившая зал столь ярким светом, что все в нем резко побелело, кроме теней, ставших черными, как сажа. Очертания каждого из кротов, стоявших внизу, приобрели небывалую четкость; выступы песчаниковых и кремневых плит казались острыми и жесткими, как лед; выемка, где прятался Брекен, стала выглядеть как черная дыра в стене, и взглядам открылись даже высокие своды зала, которые прежде скрывались в непроглядной тьме.

Когда при ударе кремня о кремень на мгновение, показавшееся всем вечностью, зал озарился ярким светом, пожилые кроты, которым уже доводилось принимать участие в совершении этого ритуала, громко запели, и зазвучала песнь, возникшая в столь же глубокой древности, как камни, окружавшие собравшихся в зале. Эти удивительные звуки обладали способностью проникать прямо в сердце, заставляя любого всей душой, всем своим существом воспарить и устремиться навстречу великому зову Камня. Ошеломленный Брекен ахнул и подался вперед: он уже не боялся, что его заметят в его укромном убежище, а самые первые ноты песни нашли в его душе глубокий отклик и помогли ему соприкоснуться с вечностью.

Последние из искр, высеченных кремнем, угасли, а Брекен все смотрел вниз, на поющих кротов. Он так и не заметил за то время, пока зал был освещен ярким светом, что в противоположной стене имеется туннель, похожий на тот, в котором прятался он сам, но расположенный чуть повыше, и на краю уступа в вышине стоит Скит, Святой Крот, который, согласно традиции храня молчание, следил за ходом исполнения Песни, как и полагалось каждому из Святых Кротов, ранее принимавших в нем участие.

Но глазам Скита открылось зрелище, от которого содрогнулся бы любой из Святых Кротов, и лицо его, обычно столь спокойное, исказилось от ужаса. Он увидел Брекена в то мгновение, когда в зале вспыхнул яркий белый свет, и понял, что впервые за множество столетий крот, не принадлежавший к числу летописцев, смог услышать, как звучит Песнь, являвшаяся все это долгое время тайной для непосвященных. Он воспринял это как чудовищное святотатство, как попытку осквернить священное таинство, влекущую за собой гибель духа. Содрогнувшись от ужаса, Скит повернулся и заторопился, направляясь к туннелям, ведущим к выступу, на котором стоял Брекен.

Даже не подозревая о том, что его присутствие было замечено, Брекен стоял, прислушиваясь к голосам пожилых кротов, исполнявших первую часть Песни. Слова древнего языка оставались непонятными для него, но постепенно ему удалось интуитивно постигнуть их глубинное значение. Наступила короткая пауза, один из кротов произнес несколько слов, наставляя остальных, и хор перешел к исполнению второй части; к нему присоединились новые голоса, и насыщенность звучания удвоилась. Казалось, с каждой новой строфой, с каждым новым словом и даже слогом Песнь набирает мощь, и становилось понятно, что этот древний гимн является выражением силы, побуждающей всех кротов, и не только летописцев, устремиться навстречу Камню, из которого все они вышли и к которому им суждено когда-нибудь вернуться.

Хор, в который вливались все новые и новые голоса, начал исполнять третью часть Песни, и Брекен заплакал от радости, заполнившей его сердце. Под воздействием чудотворных слов и дивной мелодии все сомнения, связанные с Камнем, с его собственными поступками, отягощавшие его душу, постепенно развеялись, и на смену им пришло поразительное по простоте и ясности знание. Брекен понял: все, что в нем есть, – от Камня, все его поступки, как прошлые, так и будущие, – от Камня. И все в мире – от Камня, и Мандрейк, и Рун, Меккинс и Халвер, Данктон и столь милый его сердцу Босвелл, и Ребекка, и любовь их тоже от Камня, истоки прекрасного чувства, возникшего между ними, заключены в Камне! Вся душа его преисполнилась блаженства, звуки Песни окрылили его, казалось, он вот-вот воспарит в заоблачные выси. Зазвучала четвертая ее часть, ее пели уже все кроты, собравшиеся в зале, и Брекену почудилось, будто и он поет вместе с ними, а душа его, охваченная безудержным стремлением вперед, неслась в полете вместе с отзвуками мощного хора голосов, и на мгновение ему удалось соприкоснуться с безмолвием Камня, недоступным взгляду, с источником всепроникающего света, частью которого является все сущее. И тогда он понял, где довелось побывать им с Ребеккой, и осознал, что поиски их закончатся, лишь когда им снова удастся вместе вернуться туда.