Текст книги "Спустя вечность"

Автор книги: Туре Гамсун

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 24 страниц)

Туре Гамсун
Спустя вечность: Автобиография

Книга сыновней любви

«Частные обстоятельства в жизни художника, его мнения, его работа, его привязанность к времени, часто имеют большее значение для него самого, чем для других. Здесь все дело в соотношениях. Только в связи с чем-то более крупныму меня появилось чувство, что я и сам могу что-то дать, хотя все можно было бы сделать гораздо лучше».

Туре Гамсун

Этот эпиграф, на наш взгляд, точно отражает суть предлагаемой читателю книги. Далеко не каждый художник, тем более творчески состоявшийся, тем более пишущий автобиографию,может осмыслить соотношения собственных достижений «с чем-то более крупным» и к тому же черпать в этом вдохновение.

Старший сын Кнута Гамсуна Туре (6.III.1912 – 10.I.1995) был известным живописцем, чьи полотна хранятся в Национальной художественной галерее. И не только живописцем, но еще и писателем, и переводчиком, и журналистом.

О его отце, безусловно, самом почитаемом среди норвежских писателей XX века, написано множество научных исследований, биографических очерков, книг воспоминаний. Но совершенно особая роль в изучении его наследия принадлежит Туре Гамсуну, который главную цель своей жизни видел в том, чтобы сохранить память об отце и о его вкладе в сокровищницу норвежской и мировой литературы. «Я верю, – писал он, – что интерес к Кнуту Гамсуну и его произведениям сохранится, пока мы будет чувствовать, что у нас есть литература недалекого прошлого, которой мы можем гордиться и которая прославилась в том числе и благодаря ему. Сегодня его читают и по-прежнему воспринимают как исключительного мастера слова… читают с увлечением, с недоверием и с любовью» [1]1
  Tore Hamsun. Knut Hamsun – min far. Oslo, 1987, s. 358.


[Закрыть].

«С недоверием» и «с любовью» – эти слова поставлены здесь рядом не без оснований. Не одному поколению норвежцев пришлось решать для себя мучительный вопрос об отношении к национальному гению, который во время войны принял сторону Германии, оставаясь приверженцем политики Гитлера вплоть до падения третьего рейха; который назвал Геббельса «борцом за идеальные европейские ценности». Надо сказать, нацистские власти умело использовали Кнута Гамсуна, манипулировали им, пытаясь с помощью авторитета писателя поддержать репутацию своего режима. А слава Кнута Гамсуна и любовь к его творчеству были действительно огромны. В частности, сохранились свидетельства о том, что перед началом суда над Кнутом Гамсуном в апреле 1945 г. В. М. Молотов обратился к тогдашнему министру иностранных дел Норвегии Трюгве Ли с просьбой повлиять на норвежские власти – чтобы те проявили снисхождение к автору «Виктории» и «Пана» и сохранили ему жизнь.

Связью с коллаборационистами запятнали себя и некоторые члены семьи Кнута Гамсуна. Его жена Мария, до замужества актриса, а впоследствии довольно известная детская писательница и автор книг воспоминаний о своем муже, во время войны неоднократно выезжала в Германию и выступала там от имени Кнута Гамсуна с лекциями в поддержку гитлеровского режима. Младший сын Кнута Гамсуна Арилд, разделявший политические взгляды отца, записался добровольцем в СС и воевал на Восточном фронте. Старшего, Туре, оккупационные власти назначили руководителем крупнейшего норвежского издательства «Гюлдендал», поскольку его прежний глава, Харалд Григ, брат известного поэта Нурдала Грига, был отправлен в концентрационный лагерь Грини. И сам Кнут Гамсун, и Мария, и оба их сына после войны были приговорены к суровому наказанию.

Мы говорим об этом, чтобы читатели ясно представили себе, насколько противоречивые чувства вызывает у соотечественников фигура этого гения. И тем ценнее любые свидетельства тех лет, той атмосферы, которая окружала Кнута Гамсуна.

Его сын литературным творчеством начал заниматься еще в сороковые годы. В 1940 г. он написал первую биографию отца для немецкого издательства, которая в 1952 г., переработанная и дополненная, была издана в Норвегии. Самые известные книги Туре Гамсуна в том же жанре документальной прозы – биографии «Кнут Гамсун» (1959) и «Кнут Гамсун – мой отец» (1976). Безусловно, Кнут Гамсун предстает в них таким, каким навсегда сохранился в памяти сына. Тем не менее, рассказывая об отце «с естественным пиететом», Туре Гамсун старается быть предельно честным и беспристрастным. Книга «Спустя вечность», опубликованная в 1990 году, завершает цикл его мемуаров. Вот что говорит о ней сам автор:

«После долгих раздумий я решился ее написать. Я прожил долгие годы в среде, которая в наши дни представляет определенный интерес для читателей. Самое неприятное для меня в сочинении мемуаров – необходимость ставить себя в центр событий. Это совершенно не в моей натуре. Поэтому в книге речь идет в первую очередь о других людях, хотя, разумеется, я не могу совершенно исключить себя из повествования» [2]2
  Hamsun om Hamsun. Sønn på gjengrodde stier. Aftenposten, 27.01.1990.


[Закрыть].

Документальная проза Туре Гамсуна популярна не только в Норвегии, но и за ее пределами, прежде всего в Германии. В России книга «Кнут Гамсун – мой отец» была опубликована 1999 году. Вышеназванные «Кнут Гамсун» и «Кнут Гамсун – мой отец» можно отнести к числу классических «биографий». Наряду с описанием реальных событий и фактов там дан аналитический разбор самих произведений Гамсуна, причем с привлечением множества материалов из семейного архива, позволивших в новом свете увидеть его творчество. «Спустя вечность» – автобиография, хотя содержание ее, безусловно, шире. Помимо членов семьи в ней фигурируют норвежские и немецкие художники (главным образом те, у кого Туре учился живописи), писатели и журналисты, военные и политики. Словом, масса интересных людей, с которыми автору доводилось общаться. Очень важно, что в ней отражен дух времени, причем в разных его ипостасях: как мироощущение отдельных периодов жизни самого автора – детства, юности, зрелости, так и дух эпохи, вернее, нескольких эпох. Основное внимание, как и прежде, он уделяет отцу. Но на этот раз он делает акцент не на творчестве, а на личности Кнута Гамсуна.

Что же это был за человек? Именно это и по сей день пытаются понять норвежцы, именно по этому поводу ведутся жаркие споры. Как могло случиться, что великий Гамсун, по сути, оказался «изменником родины»? Виновен ли он или нет, а если все-таки виновен, то какова мера его вины и ответственности? Не ослабевающие с годами боль и горечь оттого что национальный гений и кумир стал пособником оккупантов, видимо, можно объяснить особенностями ментальности норвежской нации. «Перед нами молодая страна со свойственным молодым странам особенно пылким чувством национального самосознания и особо яростной ненавистью к предателям. Тем более, если до того, как совершить предательство, человек был предметом исключительного восхищения и обожания, был неотъемлемой частью национальной самоидентификации» [3]3
  Пер Улов Энквист. Гамсун. // Кнут Гамсун. Собр. соч. в 6 тт. Т. 6. М., 2000, с. 393.


[Закрыть].

Так считает шведский писатель П. У. Энквист, один из создателей нашумевшего телефильма «Гамсун» (1996), верность его слов косвенно подтверждается тем, что после 1945 года в художественной прозе Норвегии тема предательства стала едва ли не основной.

Измена Кнута Гамсуна – частая тема как газетных публикаций, так и основательных научных изданий. Особенно широкий резонанс вызвали исследования норвежского писателя и журналиста И. С. Коллоэна, его монографии «Гамсун – мечтатель» (2003) и «Гамсун – завоеватель» (2004). В них были снова извлечены на свет давние драматические события, снова заданы вопросы, на которые, казалось бы, уже давно даны ответы. «Кнут Гамсун – духовный вождь, дезориентировавший свой народ, а ведь этот народ за полтора века успел привыкнуть, что поэты и писатели открывают ему великие политические истины. <…> Что могло произойти перед тем, как он столь решительно выбрал свой курс? Отклонялся ли он от этого курса? Пил ли писатель из той же бочки, куда политик справлял малую нужду? И это еще далеко не все вопросы, которые возникают, когда пытаешься вникнуть в историю Кнута Гамсуна» [4]4
  Ингар Слеттен Коллоэн. Неизбежное крушение? // «Иностранная литература» № 11, 2005, с. 229–230.


[Закрыть].

Весь пафос Коллоэна направлен на осуждение писателя, вольно или невольно поставившего свой талант на службу одному из самых бесчеловечных режимов. Но осудить – это еще не значит разобраться в том, что произошло. Нам же важна психологическая подоплека трагического выбора.

Кнут Гамсун прожил долгую жизнь и впитал в себя многие иллюзии и заблуждения века. Свойственная ему традиционная нелюбовь к Англии и США, а также консервативное почвенничество во многом предопределили его идеологические симпатии. «Прежде всего эксцентрическая и фанатическая англофобия сыграла решающую роль в том, что на протяжении пятидесяти лет Гамсун оставался предан Германии. В конце концов это привело к тому, что, обвиненный в предательстве родины, он оказался в 1945 г. на скамье подсудимых», читаем мы у автора одной из лучших биографий писателя [5]5
  R. Fergusson. Gåten Knut Hamsun. Oslo, 1988, s. 360.


[Закрыть]. Не стоит забывать и об увлечении Кнута Гамсуна «переоценкой ценностей» Ницше, который в девяностые годы стал кумиром многих. Вряд ли тогда, да и позже, писатель мог представить, как опасно воздействие романтического индивидуализма немецкого философа. В какой-то момент именно гитлеровский национал-социализм показался Кнуту Гамсуну воплощением мечты об идеальном государстве. Позднее он начал помышлять о создании союза германских народов, в котором Норвегии была бы предназначена ведущая роль. Поэтому он с сочувствием относился к деятельности норвежских фашистов, поддерживал их в своих устных выступлениях и в печати, хотя официально не был членом партии Нашунал Самлинг (Национальное собрание). В первые дни оккупации Гамсун призывал соотечественников не оказывать сопротивления немецким войскам: «Норвежцы! Бросайте оружие и расходитесь по домам, Германия сражается и за наши интересы…». Так возникло «дело Гамсуна». В 1945 г. писателя судили.

Обстоятельства этого судебного разбирательства отражены в последней книге Кнута Гамсуна «На заросших тропинках» (1949), которую с полным основанием можно назвать автобиографической, в ней описаны трагические события его послевоенной жизни. Книга состоит из дневниковых записей, которые Кнут Гамсун вел с мая 1945 по июнь 1948 г., с того момента, когда норвежские власти заключили его под домашний арест.

Обвинение ему намеревались предъявить по двум пунктам. Во-первых, в противозаконном после 9 апреля 1940 г.,то есть после оккупации Норвегии, членстве в Нашунал Самлинг. Во-вторых, в подстрекательстве к совершению противоправных действий, так трактовалось его обращение к населению страны. На допросах он отрицал свою вину и объяснял свои действия вот как: «хотел служить Германии, чтобы защищать интересы Норвегии».

Данный судебный процесс выходил за рамки обычного: судить предстояло мировую знаменитость, лауреата Нобелевской премии, выдающегося деятеля европейской культуры. Поэтому власти специально тянули время. Для медицинского освидетельствования писателя направили в гримстадскую больницу. Через некоторое время его перевели в дом для престарелых в Ланнвике. Рассмотрение дела несколько раз откладывалось. Назначили повторное обследование, на этот раз в университетской психиатрической клинике в Осло. Врачам велено было выяснить, можно ли считать Гамсуна дееспособным, может ли он отвечать за свои действия. Врач-психиатр Г. Лангфельд отметил в заключении «необратимо ослабленную психику» своего пациента, но в целом психическое здоровье Кнута Гамсуна было признано удовлетворительным.

Тем не менее, суд принял во внимание преклонный возраст писателя, его почти полную глухоту и снял обвинение по второму пункту – в противоправных действиях (за что лидер норвежских фашистов В. Квислинг был приговорен к смертной казни). Но первый пункт был оставлен в силе: хотя формально Кнут Гамсун не может считаться членом Нашунал Самлинг, за неимением доказательств его вступления в партию, он все же несет ответственность за свои действия и выступления в ее поддержку.

По решению окружного суда Кнут Гамсун должен был уплатить крупный денежный штраф в возмещение убытков, нанесенных стране деятельностью Нашунал Самлинг.

Вернувшись домой, Кнут Гамсун стал дописывать свою книгу. Объективная хроника событий сочетается в ней с субъективной их характеристикой. Поразительно, с какой сдержанностью и достоинством, и при этом с какой молодой страстью этот глубокий старец, глухой, почти ослепший, доведенный до отчаянья цинизмом врачей и судебным разбирательством, описывает все пережитое. Картины прошлого перемежаются рассуждениями о настоящем, горестными размышлениями об одиночестве, отверженности, старческой немощности. Лирические зарисовки, наблюдения за природой, воспоминания о детстве и юности… Кнут Гамсун вновь предстал во всем блеске своего самобытного таланта.

Читатели с нетерпением ждали книгу. Она вышла в свет в сентябре 1949 г., примерно через два месяца после того как писателю исполнилось девяносто лет. В том же году книга была издана в Швеции. На следующий год – сразу три издания на немецком. На русском языке книга частично была опубликована в 1993 г., а полностью – в 2000 г., в шеститомном «Собрании сочинений» К. Гамсуна.

Туре Гамсун считал ее «самой замечательной книгой в Норвегии за последние годы». «Никогда еще люди не видели столь великолепного результата „необратимо ослабленной психики“», – иронизирует он, цитируя выводы медицинского освидетельствования отца в столичной психиатрической клинике.

В биографии «Кнут Гамсун – мой отец» заключительная глава посвящена именно этому произведению, в ней досказывается история творческой эволюции писателя. И в автобиографии «Спустя вечность» повествование о своем великом отце Туре завершает этим же, говоря словами Ибсена, «драматическим эпилогом». В нем подводятся итоги жизненного пути отца, и мы узнаем о том, как сам Туре воспринимает и оценивает трагические события прошлого.

«Я долго не мог расстаться с военными годами – не только во время последней войны, но и спустя много лет после нее. Для меня они имели совершенно особое содержание и составляли большую часть моей жизни. Раскаяние? Этот вопрос стоял перед всеми нами. <…> Но требование покаяния должно иметь предел, который устанавливает сама жизнь. Что достигается, если сломлена твоя гордость? Можно ли раскаиваться в том, что ты таков, каков есть и каким был? Что такое раскаяние?»

В этих словах слышится боль человека, пережившего, пусть и по собственной вине, тяжелую драму, но не сломленного и готового, как и прежде, достойно и убедительно защищать память об отце и свой внутренний мир. Автор не оправдывается. Он не снимает с себя ответственности за то, что случилось, но пытается «изнутри» показать, что двигало его отцом и им самим в момент принятия тех или иных решений, имевших столь необратимые последствия, и чтовообще происходило с теми, кто в тяжелой атмосфере предвоенных и военных лет находился «по другую сторону баррикад».

В памяти рассказчика возникают яркие эпизоды из детства. Родители, Мария и Кнут Гамсун. Брат Арилд. Сестры Эллинор и Сесилия, которых отец ласково называл «троллятами». Их большой дом в Нёрхолме, который отец с таким любовным тщанием обустраивал. Туре несколько раз повторяет, что пишет не семейную хронику, что им руководит лишь естественное желание, быть может, в последний раз мысленно «встретиться» с близкими, горячо любимыми людьми. «Родителям не всегда удавалось уберечь нас от электрического заряда, возникавшего в воздухе из-за противоречий между ними. И тем не менее, я без раздумий повторю, что у меня было счастливое детство, детские радость и горе были настолько наполнены содержанием,что я не жалею ни об одном прожитом дне». Мария Гамсун, общение с которой не прерывалось вплоть до самой ее смерти (в 1969 г.), осталась в памяти сына «гордым характером», «сильной и вместе с тем слабой женщиной», в душе которой «объединилось много противоречий». Она обеспечивала своим детям «безопасность и надежное прибежище», и несмотря на всю сложность их отношений с мужем, не раз оказывавшихся на грани разрыва, была ему опорой и поддержкой. Туре Гамсун надеется разрушить один из распространенных мифов: будто именно на Марии Гамсун, якобы обладавшей неограниченным влиянием на отца, лежит ответственность за политическую и человеческую катастрофу, пережитую их семьей. Туре Гамсун цитирует письмо матери от 22 августа 1951 г. одному из творцов этого мифа, директору «Гюлдендала» Харалду Григу: «отец никому не позволял диктовать ему, какое у него должно быть мнение». Под этими словами матери автор готов поставить и свою подпись.

Рассказывая об отце, Туре Гамсун прежде всего отмечает его обостренную чувствительность, нервность, душевную ранимость. «Отец был необыкновенно уязвимым человеком, и за все те годы, когда я по мере сил поддерживал его, у меня сложилось совершенно иное впечатление: в действительности отцубыли свойственны <…> рыцарство, гордость и чувство собственного достоинства, которое никоим образом нельзя было спутать с примитивным тщеславием. И я думаю, что его ранимость, казалось бы, из-за совершенно пустяковых вещей, во многом напоминает необыкновенную ранимость таких родственных ему по духу гениев, как Стриндберг и Мунк». Но при этом Кнут Гамсун отличался сильным и отчасти деспотическим характером. Во всяком случае, в своих детей он всегда вселял «чувство надежности, не допуская в душу сомнений», и пока Туре Гамсун рос, эта близость к отцу казалась ему «нерасторжимой с самим понятием авторитет». Слово отца было решающим во всех семейных вопросах, и если он выступал в роли «строгого обличителя», то метал громы и молнии, и дети его боялись. «Тем не менее, даже сегодня, – пишет Туре Гамсун, – я не могу назвать его гнев несправедливым, каким бы обидным он ни был. Потом уже я иначе воспринимал нашу с ним близость, годы многое уравнивают, хотя и далеко не все. Уважение вместе с естественной сыновней любовью я испытывал к нему всю жизнь». В детстве дети часто слышали сетования отца на несправедливость послевоенного мирного договора, о близорукой политике союзников в отношении Германии. Так закладывалась позиция, которую они сохранили на годы и не имели никакого желания ее менять. Здесь они тоже следовали примеру отца. «Он по натуре был боец и всегда отстаивал свою точку зрения, которую не менял уже всю жизнь».

Туре Гамсун считает, что именно эта неспособность пересматривать свои взгляды, это упрямство, доводящее порою до абсурда, и способствовали тому, что отец стал заложником собственных представлений о немецком характере и немецкой культуре. После подавления неудавшегося заговора 1934 г. Кнут Гамсун, возмущенный расстрелом одного из его участников, генерала Курта фон Шляйхера, выразил недовольство Гитлером – «капрал оказался не благородным человеком», посмел расстрелять генерала. «Тут бы отцу и повернуть на несколько градусов», замечает автор, но этого не случилось, ни тогда, ни потом. «Его предрассудки были слишком сильны. Он не мог заставить себя присоединиться к леворадикальной и либеральной интеллигенции, к выступлениям и резолюциям которой относился с мягким презрением». На руку нацистам сыграло и поведение Кнута Гамсуна в «деле Осецкого», когда он выступил против либерально настроенных норвежских общественных деятелей, выдвинувших кандидатуру преследуемого властями немецкого пацифиста на получение Нобелевской премии мира. Как полагает Туре Гамсун, «дело Осецкого» отступило перед взглядом отца на «героическую» Германию и немецкий народ. Кнут Гамсун весьма скептически относился к будущему национал-социалистического немецкого государства, равно как он не верил и в социалистическую систему в России. Однако для него «важными были не системы, а немецкий народ и сознание того неопровержимого факта, что норвежцы и норвежская литература только через это „государство в центре Европы“, могли стать известными и признанными во всем мире».

Воспринятая от отца любовь к Германии, ее народу и культуре помешала Туре Гамсуну понять и объективно оценить то, что там происходило в предвоенные и военные годы. Не последнюю роль здесь сыграло и его окружение, сначала во время учебы в консервативном Гримстаде, а потом в школе искусств Турстейна Турстейсона в Осло, где Туре Гамсун сблизился с молодыми национал-радикалами. Для них, как и в его собственной семье, «было естественно интересоваться и восторгаться той картиной, которую новая Германия явила миру». Почему многие молодые норвежцы «приняли гитлеровскую демагогию, его театральное поведение, церемонии, тщательно обдуманные и рассчитанные на публику, которую он знал, – но ведь не на нас же?», – спрашивает Туре Гамсун. И сам же отвечает: «Нет и на нас тоже. Он ошеломлял мир своими действиями и их результатами. Это не могло не потрясти молодежь, скучающую в норвежском политическом захолустье». Юношеские «идеализм и наивность», под влиянием которых многие его друзья и знакомые «позволили затянуть себя в водоворот нацизма», он также склонен считать частью отцовского наследства. «Думаю, почти все, рано или поздно, находят в себе отцовские или материнские черты. Это дар, а иногда и тяжелая ноша, которую нам приходится нести».

В Германии, поступив в мюнхенскую Академию искусств, Туре Гамсун одновременно вступает в ряды СС, где целый год его учат «нести службу, маршировать и строиться». Как сына великого писателя его приглашают на партийные празднества в Нюрнберге осенью 1934 г. Ему хочется принять непосредственное участие в эпохальных событиях, происходящих в Германии. Он купается в лучах отцовской славы: знакомится с высшими чинами в министерстве пропаганды, вскоре после начала учебы в Академии его принимают в узкий круг официально признанных художников третьего рейха. Большую часть времени Туре Гамсун проводит на занятиях, и его мало интересует то, что происходит вокруг. Концлагерь под Мюнхеном кажется ему «почти обычной тюрьмой». «А где сидели политические заключенные? К сожалению, мы даже не задумывались об этом, и газеты никогда о таком не писали». Он честно признается, что только после войны осознал весь масштаб трагедии. «Мировой пожар, миллионы убитых, военные преступления, геноцид. Но что мог знать об этом совсем молодой человек? Догадки и знание пришли потом – слишком поздно. А тогда я был участником этого, мне все казалось прекрасным, так оно было и для большинства немцев, пока и у них не появились свои догадки и свое знание – слишком поздно».

Совсем немного времени потребовалось Туре Гамсуну, чтобы понять, почему перед ним так легко открывались все двери в Германии. Немцы хотели через сына войти в доверие к труднодоступному Кнуту Гамсуну, чтобы получить возможность влиять на него. После оккупации Норвегии положение Туре Гамсуна серьезно осложнилось. Он оказался «между молотом и наковальней». Он еще испытывал «старое искреннее расположение к немцам», однако «суровая военная действительность, бесчеловечность и безграничная тупость» оккупационных властей постепенно разрушали его прежние представления. Назначенный немецкими властями в июле 1940 г. советником по вопросам культуры, он делал все от него зависящее, чтобы не играть никакой официальной роли в затеянной ими игре. И все же ему довелось занимать ответственные посты в оккупированной стране, к чему его вынуждало «навязчивое дружелюбие немцев», тогда как со стороны соотечественников он «встречал только враждебность». Однако необходимо отдать автору должное: в меру своих возможностей он старался спасти людей, подвергшихся преследованиям гестапо, шла ли речь, например, о немецком литераторе Максе Тау, или о норвежских участниках Сопротивления. В этом он тоже походил на своего отца, который – это было отмечено и в решении суда – «использовал свое влияние, чтобы облегчить участь политических заключенных или спасти их».

Заключительная часть автобиографии посвящена описанию того, что происходило с семьей Кнута Гамсуна в период с 1945 года и до его смерти в 1952 г. Стараясь не повторять то, что уже было сказано в многочисленных биографических трудах и лишь минимально используя материалы из воспоминаний матери, свой рассказ Туре выстраивает, опираясь на письма родителей. Эти письма добавляют новые бесценные штрихи к «портрету Гамсуна, портрету времени и связи между отцом и сыном». Не случайно эпиграфом к главе выбраны слова из исследования Торкиля Хансена «Процесс против Гамсуна» (1978): « Он всегда был одним и тем же. За это его и покарали. В этом и состоит различие между искусством и политикой» [6]6
  T. Hansen. Processen mot Hamsun. København, 1878, b. 3, s. 263.


[Закрыть]. Автора этой книги, основанной на документальных данных и вызвавшей бурные дискуссии, Туре Гамсун высоко ценил, хотя и не во всем был с ним согласен. В частности, он считал, что Торкиль Хансен, подобно Харалду Григу и некоторым другим чересчур преувеличил влияние матери на отца в последние двадцать лет их совместной жизни.

Письма отца позволяют еще раз вглядеться во внутренний мир Кнута Гамсуна, иногда они служат дополнением и своеобразным комментарием к его триумфальной книге «Ни заросших тропинках», сопоставимой с самыми лучшими его произведениями. В этих письмах предстает человек, который вопреки перенесенным страданиям и полному упадку сил смог сохранить достоинство и незаурядное мужество. «У меня кружится голова, и я шатаюсь, как пьяный, когда совершаю свои дневные прогулки, но я не сдаюсь и не пропускаю ни одного дня», – пишет он сыну после своего возвращения из дома для престарелых в Нёрхолм. Оказавшись на грани нищеты, Кнут Гамсун думает не столько о себе, сколько о детях и внуках, и всеми силами старается защитить их имущественные интересы.

Гамсун и в письмах оставался великим мастером, в нескольких словах умевшим передать состояние души. Вот одно из последних:

«22.10.49.

…Я совсем ослеп и могу читать только крупные заголовки в газетах.

Но все-таки я хожу, ползаю вниз по лестнице в дровяной сарай и в амбар, а потом вползаю наверх, в свою комнату. У нас была непогода. Потом ненадолго выглянуло солнце, и я смог написать эти строчки. Но потом солнце снова зашло, и это застало меня врасплох!

Однако это не страшно, писать особенно нечего.

Да-да, Туре, ты борешься на свой лад. Всем нелегко жить в этом мире.

Благослови тебя Бог, дорогой Туре, я желаю тебе добра во всем.

Папа».

Дописывая «литературный» портрет отца, Туре цитирует его замечательный афоризм: «Дорогой Туре! Работа – это счастливое колдовство!»

В 20–30-е годы политические заблуждения Гамсуна разделяли и некоторые другие крупные писатели, те, кто оказался в тисках выбора между двумя тоталитарными идеологиями. Но и они, и Гамсун в памяти людей останутся именно благодаря своему «счастливому колдовству», а не заблуждениям.

«Время не реабилитировало его как политика. Но книги Гамсуна живут и еще долго будут жить», уверен его соотечественник, замечательный ученый и путешественник Тур Хейердал [7]7
  Г. Фиш. Норвегия рядом. // Скандинавские встречи. М., 1977, с. 286.


[Закрыть]. Сходную точку зрения высказал и Т. Манн, написавший в 1950 г.: «…до сих пор здравствует престарелый Кнут Гамсун, который надломлен политикой, но тем не менее остается автором самобытнейшей прозы» [8]8
  Т. Манн. Бернард Шоу. // Т. Манн. Собр. соч. в 10 тт. Т. 10. М, 1961, с. 445.


[Закрыть].

Исследователи феномена Кнута Гамсуна, и те, кто порою поддается искусительной хлесткости публицистов, и те, кто порою грешит шаткостью аргументов, предлагают нам все-таки трактовкужизни гения. Книга «Спустя вечность» – о самой жизни. О радостях и горестях, о том опыте, который еще раз доказывает, как важно беречь гуманистические традиции европейской культуры.

А. Сергеев