Текст книги "Мы, монстры. Книга 1. Башня (СИ)"

Автор книги: Тим Вернер

Соавторы: Таша Данилова
сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 23 страниц)

Глава 17. Плащ

Собаки вышли в город. Риирдал, вцепившись в сбрую, дал отряду короткую команду на снижение. Пошел на бреющем за сворой, а та – рванула к трактиру. Он был готов уже посадить виверну, когда ворота распахнулись, и по дороге галопом рванул зогр унося на себе всадника. Рванул с такой скоростью, что рассмотреть Риирдал ничего не успел – лишь трепещущий на ветру темный плащ.

Собаки на миг замерли, а потом помчались следом за зогром, но тот был слишком быстр даже для королевских ищеек. Риир дернул узду на себя – рано снижаться. Круто развернул виверну, повел вперед. Отряд последовал за ним.

Зогр вывернул на широкую дорогу, ведущую прочь из города, с трудом вписался в поворот, не сбавляя скорости. И уж на дороге разогнался по полной. Собаки с лаем шли следом, но понемногу отставали, и Риир не к месту подумал, что если бы бежали тихо, молча, экономили силы и воздух, то бежали бы быстрее. И вполне возможно, догнали бы. Он стиснул зубы и пришпорил виверну.

Нужно было заканчивать это представление. И так слишком затянулось.

С Шаайенном нужно было покончить давно. Риирдал знал об этом с самого начала. Чуял в младшем принце пакость, просто не осознавал, насколько пакость огромна. Конечно, стоит быть честным с собой и вспомнить о том, что не он начал их вражду – Шаайенн. Но тогда Риирдал был ребенком – что он мог почуять? А Шаайенн уже был Зверем. Иначе, чего бросался на людей? Исподтишка, пока Каарэй отворачивался? А стоило Рэю вновь оказаться рядом, как Шаайенн принимался втихаря ухмыляться и растерянно хлопать широко раскрытыми‍ глазами, когда его обвиняли в чем-либо. Вполне с‍праведливо обвиняли.

“Ничего, – подумал Риирдал. – Больше не будет ухмыляться. Пора заканчивать”.

Виверна обогнала зогра, когда тот был уже за чертой города – чтоб больше никто не пострадал. Хватит. Риирдал слишком хорошо знал Шаайенна, знал, что тот попытается использовать любые средства, лишь бы спастись – он не пренебрегал никакими средствами для достижения своих целей.

И лишь когда зогр ушел достаточно далеко от людей, он вывел виверну вперед, обогнал и усадил, поднимая клубы были и преграждая дорогу. Зогр круто затормозил – встал на дыбы, едва не сбросив всадника.

И лишь сейчас Риирдал осознал ошибку.

Всадник успокоил зогра, хлопнув по холке, спрыгнул на землю. Отбросил капюшон, и Риирдал выругался сквозь зубы. Это был не Шаайенн – какая-то девчонка в его плаще. Чего следовало ожидать. Женщин Шаайенн умеет использовать, во всех смыслах этого слова.

Следом приземлились остальные, перехватили подоспевших собак. Девчонка нахмурилась, озираясь. И озадаченно спросила:

– Вы кто такие?

– Охотники, – процедил Риирдал. – Где хозяин плаща?

– Я хозяин плаща, – пожала она плечами. – Мне его подарили. Вам он дорог? Если очень хотите, пять медяков…

– Где он?! – рявкнул Риир, шагнул к ней и тряхнул за плечи, будто надеялся вытрясти информацию. – Где человек, который тебе его подарил?

– А, этот, – поняла она наконец. – Он вчера уехал.

Риирдал понял, что сжимает ее слишком сильно, отпустил и отступил. Спросил тише:

– Куда?

– А я почем знаю? – удивилась она. – Слушайте, мы с ним не слишком много говорили. Нам не до разговоров было...

– Подумай, – настойчиво поп‍росил Риирдал. – Может, что-нибудь вспомнишь.

Она надолго зад‍умалась. Потом хитро прищурилась и уточнила:

– Так что насчет пяти медяков?

Риирдал сунул руку в карман, не глядя сгреб в горсть мелочь, протянул ей. Она старательно пересчитала монетки, кивнула. Так же старательно принялась отсчитывать сдачу, и в этот момент вызвала точно такой же приступ раздражения, как нередко вызывал сам Шаайенн.

Все почему-то смотрели на его выходки снисходительно, особенно, когда они были детьми. И только Риир всегда злился, не мог понять: как такое поведение можно прощать? К тому же – принцу?

Неудивительно, что он с девчонкой поладил. Два сапога пара.

– Оставь себе, – раздраженно бросил Риир, жестом останавливая подсчеты, которые грозили затянуться. – Ну? Куда он поехал?

– Он всё про Феррон вспоминал, – сказала она. – Говорил, мой зогр его боится, а вот чистокровные ферронские – не станут. А чего боится – не пойму. Хороший же парень...

– Прочь отсюда, – устало перебил ее Риирдал, отмахнувшись. Не стал дожидаться, пока она вскочит на зогра – первым запрыгнул на спину виверне и щелкнул языком – дал команду на взлет.

Вернувшись к трактиру, усадил виверну прямо перед воротами, ударил в них кулаком. И еще раз, и еще. Пока их не распахнул сонный и хмурый трактирщик. Собаки рванули мимо него внутрь, а тот мрачно уставился на приземляющихся за спиной Риирдала виверн. Без должного трепета, скорее – будто они у него денег украли. Конечно, это можно было списать на то, что его разбудили посреди ночи, но разве не должен он быть рад гостям в любое время суток?

На крыльцо высыпали самые смелые и‍ любопытные постояльцы. Менее смелые – высунулись из окон.

– П‍роблемы? – холодно уточнил Риирдал, оставляя за спиной виверну и шагая к крыльцу.

– Да, понимаешь, – вздохнул трактирщик. – То никого нет, потому что дороги перекрыты, то как повалят все. Торговцы, курьеры, убийцы, зогры, виверны вон уже… Дальше кто?

– Мы не будем останавливаться, – утешил его Риирдал. – Мы ищем… существо. Похоже на человека. Рыжие волосы, темный плащ, говорит с акцентом. Говорит... много. Скорее всего, был не один, а с женщиной.

Трактирщик задумчиво уставился куда-то над его головой, вспоминая. Потом перевел взгляд на Риира, развел руками и покачал головой.

– Гостей, понимаешь, куча.

И тут же сунул руку в карман, будто проверить что-то хотел, не потерялось ли. Продолжил бормотать, пытаясь что-то нащупать:

– И женщин, и мужчин, понимаешь... И кто там с кем – откуда мне знать? Не помню этого, но мог и пропустить. Может, и того... и был такой. Вот не помню!

“Врет, – определил Риир. – Шаайенна невозможно не заметить и не запомнить”.

– Что в кармане? – спросил у трактирщика.

Тот удивленно глянул на него, снова пожал плечами:

– Деньги, уважаемый, – извлек оттуда увесистый мешочек, подбросил его на ладони. Ядовито уточнил. – Желаете пересчитать?

Риир шагнул вперед и тоже сунул руку в его карман. Трактирщик изумленно вытаращился, но не сопротивлялся. Карман был пуст. Собаки выскочили на улицу, так никого и не обнаружив. Принялись метаться вокруг здания. Толпа зевак стала понемногу рассасываться.

– Плохо, – честно сказал Риирдал и поднял на растерянного трактирщика взгляд. Задумчиво посмотрел в глаза, повторил:

– Плохо…– раз‍вернулся и направился прочь.

Он уже должен быть на полпути в Д‍аар. Письмо от Каарэя ему вручили еще вчера, но вчера же собаки вышли на след, и лишь сейчас след в очередной раз оборвался. Это было не просто плохо – из рук вон плохо. До зубного скрежета.

Он как никто другой хотел добраться до Шаайенна и выпотрошить его. Вывернуть наизнанку. Шаайенн уже очень давно был той еще дрянью, отравляющей жизнь всем, и шанс с ней расправиться казался Рииру вполне справедливым подарком судьбы.

Но Каарэй – другое дело. Каарэй был другом, ему и другим охотниками. Он учился с ними, тренировался с ними, жил их радостями и бедами. Да, охота была для него лишь увлечением, не жизнью, но – увлечением страстным. Он легко, походя, стал одним из лучших, если не лучшим, и Риирдал, добившийся своего звания лишь упорством и тяжкими тренировками, иногда даже завидовал ему. Но завидовал по-доброму. И всегда был готов прийти на помощь. А теперь, когда помощь Рэю на самом деле понадобилась, Риирдал остался здесь. И остался в дураках.

“Ничего, Шаайенн, – думал он, стиснув зубы, – это я тебе тоже припомню. Я всё тебе припомню”.

В Феррон – значит, в Феррон. И пусть только тамошние Хранители попробуют встать у него на пути.

“А ведь они встанут”, – сказал себе Риир, пытаясь рассудить трезво. В этом было его отличие от многих других охотников – он умел рассуждать холодно и трезво в любых ситуациях.

Хранители встанут на его пути. Феррон закрыт для чужаков. И тем более – для чужих охотников. А с монстрами, что со своими, что с пришлыми, Хранители справляются собственными методами.‍ Так, что от тех и пылинки не остается.

И Риирдалу – без голов‍ы зверя домой возвращаться.

Что Каарэю, что королю сказать, как отцу в глаза смотреть? Не пришел на помощь, когда созвали охотников, но и добычу упустил.

Какой он после этого охотник?

Примерно такой, каким любил выставлять его Шаайенн в своих шуточках.

Неужели лишь Риирдал видел, с кем они имеют дело? Неужели больше никто вокруг не замечал, что улыбаться-то Шаайенн улыбается, но глаза у него при этом – холодные, злые?

Подлая зверюга.

– Пройдусь, – бросил Риирдал своим и решительно направился прочь. Мимо виверн и отряда. Подышать воздухом и подумать.

Он вышел на дорогу, ведущую к холму. Остановился и надолго засмотрелся туда. Когда они шли мимо, собак отвлекло огромное кострище, и теперь Риирдал раздумывал над тем, не вернуться ли туда. Мог ли Шаайенн быть связан с тем, что там горело?

Он знал: звери боятся огня. Но разве этот – боится? Этому ничего не страшно. Его и в костер бросишь – выползет, гад. Добивать надо будет...

– Эй! – тихо позвали из-за спины, и Риирдал обернулся. Рядом стоял паренек, уверенно сжимая в руках деревянный лук. – Ты что тут делаешь?

– Думаю, – ответил Риирдал. Паренек подозрительно прищурился, изучая его. Потом уточнил:

– Это ты ищешь рыжего человека?

– Не человека, – исправил Риирдал.

– А деньги у тебя есть? – спросил мальчик. Забросил лук за плечо и требовательно протянул ладонь.

– Возможно, – ответил Риирдал. Что нового может сказать ребенок? Посоветовать, как отвлечь Хранителей, пока они будут за Йеном по Феррону гоняться?

– Давай, – потребовал пацан, протянув ладонь.

– За что? – удивился Риир. – Ты мне еще ничего не сказал.

– Я скаж‍у, а ты уйдешь, – фыркнул пацан. – Знаю я вас.

По этому “зна‍ю я вас” Риирдал понял: пацан имел дело с Шаайенном. Кто еще опустится до такой низости – обмануть ребенка? Впрочем, это далеко не самый гадкий поступок младшего принца.

– Не уйду, – пообещал Риир и опустился на колено – чтобы быть на одном уровне с мальчиком, смотреть прямо в глаза. Пусть знает – не все в Дааре такие, как Шаайенн. – Даю слово. Мне сказали, он собирался в Феррон. Это ты хотел сказать?

– В Феррон? – переспросил мальчик и насмешливо фыркнул. Риирдал подался вперед и с недоверчивой надеждой спросил:

– Нет?

Мальчик качнул головой.

– А куда?

– Нат-Кад, – сказал мальчик, и Риирдал недоверчиво всмотрелся в его глаза.

– Он ищет оборотней, – серьезно сообщил тот.

“Еще?! – подумал Риирдал. – Ему даарских мало?! Он их по всему миру собрать решил?! Что же ты делаешь, Зверь?”

– Хорошо, – кивнул он. Поднялся, сунул руку в карман и ссыпал в протянутую ладонь паренька горсть монет. И пока тот пересчитывал, прошелся туда-сюда по дороге, сжал руку в кулак и закусил костяшку, потер лоб. Повторил себе. – Хорошо...

Хорошо было, что не в Феррон. Нат-Кад – это уже проще. Да, столица Верхних земель. Да, если оборотень побежал еще вчера, то сегодня, вероятно, уже в их черте. А сунуться в Верхние земли без позволения их властителя Тейрина – почти то же самое, что развязать войну.

Но Риирдал очень хотел догнать зверя. И Риирдал умел быть невероятно настойчивым. А при должном желании и настойчивости за несколько дней можно не только до Тейрина достучаться, можно и самих Мертвых перебуд‍ить. Однако Мертвые Риирдалу были ни к чему. А Тейрин – что е‍му Тейрин?

По сути – такой же пацан, как вот этот, с луком. Только чуть старше и на троне сидит.

Глава 18. Тейрин

Тейрин крутанул доску и, пока та вращалась, принялся складывать очередную башенку из игральных костей. Кости были частью игры в крисскрай – сколько ходов выпадет, на столько клеточек передвинешь фигурки. И каждый раз, пока доска крутилась, Тейрин складывал свои пирамидки. И каждый раз, стоило доске завершить вращение, ломал пирамидку, сжав в кулаке, и выбрасывал на стол.

Вне зависимости от того, кто с ним говорит, насколько важные дела его ждут, и как долго переминается с ноги на ногу сидящая на столе почтовая сойка.

Сойка глядела вопросительно, и Тейрин сказал ей по-человечески:

– Жди.

Хотя знал, что птица не понимает языка, лишь команды.

Прежде чем отвечать, ответ нужно сформулировать. Прежде чем сделать ход, необходимо предугадать его последствия. Тейрин знал, что он не по годам рассудителен. Ему рано пришлось повзрослеть и научиться принимать решения. Он был еще ребенком, когда умерла мать, а вскоре скончался и отец, которого Тейрин никогда не видел. Но знал о нем, о нем все знали – он был повелителем Верхних земель.

А вот о Тейрине не знал никто. Так и не узнал бы, если б он, как только пронеслась по Нат-Каду весть о смерти правителя, не направился к Бордреру, сжимая в руке белый камушек – все, что у него было.

Ордена Нат-Када всегда были истинной силой. Торговцы и Чистильщики – самыми мощными ее очагами. И логичнее было бы сначала идти к Торговцам, но Тейрину было нечего им предложить, не за что сторговаться. А Бордрер – тот не понаслышке знал цену войны. И пон‍имал как никто другой – если трон владыки Верхних земель никт‍о не займет, война начнется. Смертоносная война между Орденами. А вот если трон займет наследник, пусть даже неизвестный доселе, пусть бастард, но хоть какой-то наследник, вопросы можно будет решать куда спокойнее.

Естественно, Бордрер предполагал, что, сидя на троне, Тейрин будет говорить его голосом. Но у Тейрина на этот счет было свое мнение. Просто до поры до времени он этого не озвучивал. Он слушал, учился, искал нужных людей, раскидывал по землям сети информаторов и агентов, и к моменту своего пятнадцатилетия обладал большей властью, чем его отец за всю его жизнь. Он больше не был куклой на троне.

Конечно, каким бы дальновидным Тейрин ни был, он ничего не смог бы сделать, не будь у него белого камня. Но камень был, и теперь Тейрину необходимо взвешивать каждое свое слово, каждый шаг, каждый поступок – чем больше власти ты имеешь, тем большую ответственность несешь.

В письме, лежащем на столе, у самого края доски, было короткое, будто наспех черкнутое, сообщение от даарцев: “Просим разрешение на преследование Оборотня в Верхних землях”.

И он, властитель Верхних земель, сейчас стоял перед выбором: пустить сюда оборотня, которого почему-то отметили заглавной буквой, или пустить оборотня вместе с толпой даарских охотников, которые могут посеять больше хаоса. Вокруг и так было слишком много хаоса, но Тейрин понимал: его не упорядочишь в той мере, в которой хотелось бы. Иногда с ним просто нужно уметь сосуществовать. Однако стоит ли впускать в земли еще один его элемент?

Даарцы – сами что горные великаны. Огромные, шумные, дикие, перевернут вверх дном любой городок, а если до Нат-Када доберутся, обязательно еще и во дворец захотят. В гости. И во дворце тоже все перевернут, и дворец перевернут. Победят всех, кого нужно и не нужно, и уйдут, оставив за собой руины.

Правда, во дворец Тейрин волен будет не пустить – печать на письме не королевская. Сойка – здешняя, почтовая.

Так что же выходит? Какой-то рядовой даарский охотник потерял по дороге оборотня и теперь так хочет его найти, что обнаглел и написал самому Тейрину? Гнал, значит, оборотня, гнал, но слишком увлекся? Это как надо увлечься, чтоб зверюга от Даара аж сюда добежала?

С другой стороны, хорошо, что предупредил. В Верхние земли вломилась неизвестная дрянь с заглавной буквы. И теперь Тейрин пытался определить, где меньшее зло, кто нанесет больше ущерба и посеет больше паники: монстр или толпа крикливых даарцев верхом на вивернах.

И то, и другое было неприятно.

Он бросил кости. Задумчиво взялся за фигурку, размышляя, как оптимально использовать выпавшие пять ходов.

И если не пускать охотников, какими ресурсами останавливать оборотня? У них много всякой пакости водится, но такой – нет.

– Пока нет, – шепотом исправил себя Тейрин. Иногда он говорил сам с собой. Больше ему было не с кем. А даже если кто и находился рядом – что они понимали?

Потому Тейрин и не боялся, что его подслушают. Его собеседники – а врагов он держит близко, как положено, и с ними беседует постоянно, – зачастую не могли понять его, даже если он облачал мысли в речи. Так что поймут из брошенного вскользь обрывка фразы?

"Слишком высокого ты о себе мнения, – подумал Тейрин. – Это тоже опасно. Даже если ты в этом мнении прав".

Итак, о пакости.

Пакости становилось все больше. Расползалась, разрасталась по землям, не только Верхним – по всему миру. Вот уже бегут к ним оборотни из Даара, а в Даар скоро полезут нат-кадовские монстры, и придет время, когда ферронские Хранители, которые только затем и существуют, чтоб с этой дрянью бороться, не будут успевать ее сметать.

Тейрин поднял взгляд на стену. Там, на стене, висели письма и документы, расчерченные карты и шпионские доносы. Удобная штука, если хочешь видеть всю доску… гм! ...всю картину.

Он хотел сказать – “всю картину”.

Мир пребывал в хаосе. И пребывал очень давно. На полях играли разные фигуры, заметные и не очень, некоторые менялись ежедневно, некоторые оставались, преумножая мощь, но в какой-нибудь поворотный момент откуда-то из чащи, из-под земли, из грязи и болот выбиралось еще что-нибудь – мощнее. Наносило удар и рушило все вокруг. И не было никого, кто следил бы за порядком. А все потому, что боги мертвы.

Старая, как мир, легенда. Ее рассказывали детям в многодетных семьях, мол, не ссорьтесь, не деритесь, а то будет, как с Мертвыми: шестеро братьев и сестер, шестеро главных, сильнейших богов, шестеро, на которых держался мир, не поделили между собой власть и уничтожили друг друга в Последней битве. У Тейрина братьев не было, да и матушка рассказывала совсем другие сказки.

Но о богах-то он все равно слышал. И точно знал имя – Сорэн, – когда подобрал тот белый камень. Сорэн была старшей из шести Мертвых.

Сорэн была Светом.

Глава 19. Белый камень

Тейрин поднял камень в одной из подворотен. Таких камней в Нат-Каде было полно – белый мраморный город разрушался уже давно, и его осколки лежали под ногами, в грязи.

Тейрин убегал от людей, что гнались за ним. Или от монстров, или от вечерних теней, которые показались живыми, – он толком не разобрал. Он был из Нат-Када, потому с детства знал: если рядом с тобой шевельнулась тень, если услышал странный звук, если показалось, что услышал странный звук, – беги. Не оглядывайся.

Он влетел в подворотню, завернул за угол, спо‍ткнулся о кочку и упал на груду камней. То ли там недавно что-то разл‍омали, то ли, наоборот, собирались строить и привезли камни, но груда была огромной, и даже странно, как смог он схватить именно тот камень.

Тот самый камень.

Схватил его и развернулся ко входу в подворотню. Убежать он уже не успел. Зато мог метнуть в преследователя камень. Сердце колотилось так, будто вот-вот выскочит из груди, дыхание сорвалось еще пару кварталов назад, и Тейрин никак не мог его успокоить. И едва не задохнулся, когда услышал голос.

Женский, теплый, нежный, голос прозвучал в его голове, но Тейрин сразу понял – это заговорил камень. Точнее, то, что было в этом камне заключено.

– Не бойся, дитя, – сказал голос.

– Я не… боюсь… – срывающимся шепотом ответил Тейрин.

– Я помогу тебе, – пообещал камень.

В подворотню так никто и не вбежал, Тейрин оторвал наконец взгляд от неровной арки и покосился на камень. С сомнением хмыкнул. Тот потеплел в ладони.

– Поможешь... как? – спросил Тейрин.

– Я буду вести тебя, – пообещал камень.

– Кто ты? – спросил Тейрин.

– Я Свет, дитя. Я – Сорэн.

– Первородная? – спросил Тейрин, потому что помнил ее имя. – Из Мертвых богов?

Она рассмеялась, нежно и тихо. И так же нежно поправила его:

– Я уже не мертва. И я помогу тебе.

– А я – тебе, – согласился Тейрин, потому что уже тогда, десятилетним ребенком знал, в мире ничего не делается просто так. За все надо платить.

Теперь он в этом убедился окончательно.

За воскрешение Сорэн придется заплатить огромную цену. Ему, его людям, его землям.

– Ты же была первой, да? – спросил он тогда, шагая к дому и сжимая в ладон‍и камень.

– Я была первой богиней, – исправила она.

И он вспом‍нил легенду.

***

Первым было море, Мирдэн, огромные солёные небо и земля, не было в мире ни Тьмы, ни Света, ни крови, ни слёз, лишь хлад и пустота, и дна у моря не было. И не было никого живого, ибо море было ядом, а яд был солью.

Но встал из соли и камней, из воды и травы морской муж многоликий, сильный и крепкий, рождённый в сердце солёных вод, и имя ему было Д’хал, был он Всемогущим. И создал землю, чтоб ногами ступать, и небо, чтоб отделить землю от звезд. И создал детей своих: Свет, дочь любимую, и Тьму, нелюбимого сына.

И нарек Тьму Лаэфом, Диким. И нарек Свет Сорэн, Ласкающей.

Прекрасна ликом была Сорэн, и сказал Лаэф:

– Возьму тебя в жены, сестра моя.

Но воспротивилась Светлая воле темной.

– Тогда силу мою на себе испытаешь, силой возьму я тебя, – молвил Лаэф. Девять дней и ночей шел он за Сорэн, ни Света, ни Тьмы мир не знал.

Сорэн в небеса бросила чад своих: Ирхана, Светило Дня, что парит, освещая людям дорогу, и сестру его, что ночью даёт зверям путь, Рихан, Светило Ночи.

И выжгли те светом глаза Лаэфа, выжгли чары его колдовские, и негде укрыться, настал его черед бежать.

Создал Темный скалы крутые, овраги глубокие, леса густые, ущелья бездонные, глубины морские, что стали убежищем ему, домом и кровом.‍

Рихан создала тогда птиц, что следили за тенью его там, куда ‍луч её не доставал, и был её вестником коршун. Ирхан в пруды и озёра, и реки с морями рыб пустил, и с тех пор его душою была акула.

***

Сорэн не отрицала, что так все и было. А Сорэн никогда не врала. Почти никогда.

Лаэф был тенью.

Сорэн помнила, как впервые увидела его на вершине горы Гъярнору. Он стоял к ней вполоборота и смотрел не на нее – вдаль, на бесконечную водную гладь. Капюшон скрывал его лицо, а ветер трепал полы длинного плаща, под которыми – она видела – были еще одни, а под ними – еще. Спина была прямой, а голову склонил набок, и Сорэн подумала: отец создал ей поломанную тень – она-то голову не наклоняла никогда.

Он и был поломанный – потом она узнала. Изломанный на тысячи своих отражений. Многоликий. Многослойный, как его плащ. Дикий. Так его называли. Он заметил ее, раскинул руки в стороны – и под ноги легла тень. Стала ковром, снесла его с горы к ней. Он был немногим выше, и она разозлилась еще больше – младший, а выше.

– Что ты создал, отец? – спросила она, и он сбросил капюшон.

Как и ожидала – он был ужасен. Лик его был темным, губы искривлены в отвратительном оскале, который никто не подумал бы назвать улыбкой. Что он улыбается, было понятно лишь по фиолетовым глазам: неожиданно ясным и чистым. То была его первая ложь: глаза говорили одно, облик – другое.

– Я – Тьма, – ответил он ей, и в голосе тоже оказалось много слоев: и яд, и мед, и шепот ветра. – Я буду вечно править вместе с тобой, – вгляделся в нее и добавил. – С-сестра...

Вновь улыбнулся лишь глазами, ког‍да губы по-волчьи скалились, и Сорен взмыла вверх лучом света‍. Ей нужно было подумать. Умерить злобу, унять отвращение. И отдышаться – чтоб не дрожали белые руки.

– Зачем, отец? – растерянно спросила она.

– Ибо не может быть Света без Тьмы, – отозвался тот громом из-за облаков.

– Но я же была! – отчаянно выкрикнула Сорэн. – Я была! И мир не рухнул! Зачем мне, зачем тебе – вот это?!

Д’хал не ответил. Не признаваться же ему было, что поспорил.

– Чти брата своего, – приказал он, – он всегда будет рядом.

– Ну, нет, – прошептала Сорэн. Стрелой помчалась вниз, вспышкой света явилась перед Лаэфом, вскинула голову и приказала:

– Уходи!

– Сестра… – мягко заговорил Лаэф и сделал к ней такой же мягкий шаг.

– Ты – Тьма, ты – тень, ты – мерзость, – выпалила она. – Не буду терпеть тебя вечно!

Он поднял на нее сияющие глаза, и Сорэн подумалось, что это – осколки того света, из которого Д’хал соткал ее саму. Остатки Света, вкрапленные во Тьму.

– Ты всегда так чувствительна? – спросил Лаэф насмешливо. – Или это я вызываю у тебя столь сильные чувства?

В ее ладони вспыхнул сияющий кинжал, она взмахнула рукой, но тот лишь свистнул в воздухе – Лаэф отступил на шаг, вскидывая руки. И тихо засмеялся. Тихий смех рассыпался хрустальным звоном. Утонул в пьянящей патоке его взгляда. А как иначе, если его глаза – частица ее души.

Как мог Д’хал так поступить?! Сделать нечто отвратительное таким… прекрасным?

Сорэн сжала кинжал сильнее. Но не могла оторвать взгляда от него. А он вновь шагнул к ней и протянул руку. И так просто было взяться за нее. И быть рядом. Вечность. И в‍ечно утопать в сиянии его фиолетовых глаз.

– Идем, сестра, – ‍сказал Лаэф. И заговорил жестче – будто уже был ее повелителем. Будто он, младший и кривой, стал старше, главнее. – Брось кинжал, тебе меня не убить. Не кинжалом – так точно.

Но Сорэн была богиней. Старшим и еще вчера единственным ребенком всеотца Д’хала. Она была Светом, Правдой, Жизнью. А Свет не может позволить себе полумер.

– Не убью, – пообещала она, и в другой руке тоже вспыхнул кинжал, и вся она стала вспышкой света. Рванулась к нему, разворачиваясь совсем рядом, чтобы вбить кинжал в сердце, но он отшатнулся, – и тогда полоснула вторым кинжалом по глазам. Так и хотела, так и задумала. Обманный маневр – не убить его хотела, а уничтожить те кусочки себя, что видела в сияющем взгляде.

И возненавидела себя после – впервые обманула. Из-за него.

Лаэф не вскрикнул – зашипел по-змеиному. Взмахнул полой плаща, провалился в тень, пропал, исчез.

А Сорэн гордо вскинула голову и швырнул кинжалы вверх – в глубокое небо, отражение Мирдэна.

И, развернувшись, стремительно направилась прочь – чтоб не заплакать. Но заплакала все равно.

Конечно, этого никто не видел. И не могли об этом написать в легендах. И не мог прочесть Тейрин. А вот она – она не могла об этом забыть. И о том, как ненавидела Лаэфа, и о том, как это стало просто, когда он больше не смотрел на нее ей в глаза, носил повязку на лице, и лишь криво, недобро усмехался, встречая сестру на своем пути. Но руки не поднимал, только змей иногда подсылал.

До поры до времени.

***

Тейрин задумчиво глядел на доску. Мир едва выстоял после Последней битвы богов. И на век‍а погрузился в хаос.

А теперь Тейрину его выводить. Вести к п‍орядку. Не Тейрину, конечно, – Сорэн. Но пока камень холоден и молчит – ее сил не хватает на долгие беседы. Да и тактик из нее, судя по всему, не слишком хороший. И Тейрин сидит в тронном зале с распахнутыми настежь окнами, крутит доску с фигурками и смотрит на стены.

Ответ нужно писать сейчас.

И пока со всех сторон ползет зараза, и у нее – клыки, охотники, армии, а у него – лишь белый камушек в руках, противника нужно переигрывать.

Тейрин сдвинул три фигуры на доске – бессмысленный, казалось бы, ход. Укрепляет Замок в центре, оставляя свободными фланги. На самом деле – ждет. Потому что противники уже двинулись к центральному полю. И готовы перебить друг друга. И если не хватает времени на ход, то не надо идти. Надо просто подождать.

Выдвинул тяжелый ящик стола, достал пергамент и перо.

Разрешить.

Правильное решение – разрешить. Они всегда приходят, правильные, если дать себе немного времени на отстраненные размышления.

– Думай о том, кого впускаешь в свой дом, – неожиданно заговорила Сорэн. Камушек в ладони потеплел. Силы вновь ненадолго вернулись к ней. – Охотники ничем не лучше своих оборотней. Все повязаны, кровью.

Слишком самоуверена.

– И как посоветуешь остановить его? – спросил Тейрин и сам услышал, что вопрос прозвучал недостаточно уважительно. Даже как будто слегка раздраженно. Нет, он, конечно, ничего такого не имел в виду. Он просто немного устал от того, насколько она смелая и бескомромисная. Но она же Свет. Свет всегда такой.

– Он ост‍ановится, – уверенно ответила она. – Или его остановлю я.

“Кон‍ечно”, – мысленно согласился Тейрин.

Иногда ему казалось, что он слишком заигрался в повелителя и стратега. Что слишком самоуверен, что должен верить ей, а не своим умозаключениям. Ей же лучше знать. Она же – богиня.

Ведь пока шел вперед, следуя ее советам, все было так, как она говорила. Все получалось, случалось. Она вела его – и привела на вершину. В буквальном смысле – в замок правителя Верхних земель, стоящий на скале, возвышающийся даже над белыми башнями Нат-Када.

Но теперь, на вершине, откуда все видно, он мог принимать куда более осмысленные решения сам. И ее это раздражало ничуть не меньше, чем его злила ее вера в собственную несокрушимость.

– Ты его сможешь остановить, когда вернешься, – сказал он.

– Так верни меня, – напомнила она. – Ты знаешь, как.

Тейрин вновь поднял взгляд на стену и тихо попорсил:

– Еще немного.

– Ты боишься?! – изумилась она. – После всего, что знаешь, все равно боишься?

– Я жду, – исправил он. – Подходящего времени. Которое придет очень скоро.

Ей не хватало терпения. Никому из ее семьи, судя по всему. Терпения, терпимости. Умения сесть над доской и продумать ход. А Тейрину – хватало.

“Может, потому она меня выбрала? – думал он. – Потому что только я смогу учесть все условия, чтобы сделать ее возвращение безболезненным?”.

Слишком много людей погибнет, когда она будет возвращаться. Будет много крови, много недовольства, не все примут ее. И пока она будет набираться сил, его земли погрязнут в восстаниях и местечковых войнах. Этого не избежать, но это они переживут, если таким положением не воспользуются внешние враги. Северные соседи слишком далеки и слишком замкнуты на себе, а вот Юг – Юг опасен. И люди там опасные, и дряни там всякой развелось столько, что полные колдунов и выродков нат-кадовские улицы в сравнении с ними – почти что вот этот пустой тронный зал. И вся эта дрянь, услышав о возрождении Света, попрет, попытается смести их, пока они не окрепнут.

Сорэн уверенно, со звенящей утренней прохладой насмешкой повторяла: “Пусть попробуют”, а Тейрин решил – ждать. Он знал, чего именно. Южнее Нижних земель – леса Иных. А Иные нынче, если верить шаманам из Кайто, готовятся к чему-то очень серьезному. Да, Сорэн и о шаманах, и о его методах сбора информации отзывалась нелестно. Что уж говорить о колдунах, без подсказок которых в одном только Нат-Каде черт ногу сломит прежде, чем осмотреться успеет?

“Но это такой мир! – хотелось закричать иногда в ответ на ее раздраженные наставления. – Сейчас – такой! Стал таким!”.

И пока она не пришла, не выжгла слепящим светом всю грязь и чернь, ему среди этой грязи и черни жить. И ждать, пока пожрет друг друга. И верить слухам, и крепить на стену очередной донос своего агента из шаманского поселения.