Текст книги "Мы, монстры. Книга 1. Башня (СИ)"

Автор книги: Тим Вернер

Соавторы: Таша Данилова
сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 23 страниц)

Глава 13. Чистильщик

– Курьер! – окликнули сзади, и Нивен узнал голос трактирщика. Остановился и мысленно выругался.

“Там пять трупов было, – мрачно обратился к нему Нивен. – Пять. Трупов. Ты один. У тебя с мелким это общая черта: лезть, куда не надо?”.

И медленно развернулся. Трактирщик шел навстречу с мешком за плечами, пацан был‍ тут же – топал следом за ним.

– Слушай, – тихо сказал трактир‍щик, останавливаясь в паре шагов, и с облегченным вздохом свалил мешок на землю. – Такое дело… Твой Волахан был у нас. Но он, понимаешь… скоропостижно.

И замолчал, глядя то ли виновато, то ли сочувственно.

– Жаль, – ровно соврал Нивен и коротко глянул на пацана. Тот неуверенно улыбнулся, почувствовав взгляд.

– К нему, понимаешь, грабитель забрался, – говорил трактирщик, а Нивен не сводил с пацана взгляда. – Или еще кто похуже. И он там… всех… море крови, короче, там было. Только и они не дураки. Отбились. И он у нас прям под окнами. Тоже… того...

– Скоропостижно? – подсказал Нивен.

Трактирщик кивнул, пацан улыбнулся шире и подмигнул.

– Хорошо, что ты не видел, что там было, – заговорил трактирщик, который как будто пытался оттянуть время, чтоб не хвататься снова за тяжелый мешок. Или просто любил потрепаться – Нивен никогда толком не мог понять таких людей. Он и пацана-то понять не мог.

Зачем пацану врать о том, что было? Чтобы прикрыть? Кого? Он ведь даже не знает, кого. Не знает, что там, под капюшоном.

И ему повезло, что не знает. Больше не повезет никому.

Нивен развернулся, бросая этого разговорчивого на полуслове, и решительно направился прочь.

Он терпеть не мог людей. Особенно – если с ними нужно разговаривать.

***

Белые башни Нат-Када сверкали в ласковом утреннем свете Ирхана. Алеста отошла от окна и присела на устланное пушистой шкурой ложе у стены. Взяла в руки птичьи кости и, встряхнув, выбросила рядом с собой. Надолго засмотрелась на них, как только что глядела на одну из башен: бездумно. Когда дело каса‍лось Нивена, она не могла толком рассмотреть ничего, даже в к‍остях.

Она всегда чуяла, когда с ним что-то было не так. В такие дни – подолгу нашептывала защитные заклинания, надеясь, что он, несмотря ни на что, все же носит амулет при себе. Слабая помощь, но лучше эта, чем вообще никакой.

Правда, не смогла бы ответить, делает она это из лучших побуждений, или для того, чтобы хоть как-то заглушить чувство вины. Единственное чувство, которое он внушал, – чувство вины. Хотя нет, не единственное – еще страх.

За дверью зарычал Пёс, и Алеста на миг задержала дыхание. Вдруг он?

Но тут же отогнала от себя эти мысли. Ему здесь делать нечего.

Будь он даже в Нат-Каде, будь в соседнем доме, башня должна рухнуть, чтоб он решил заглянуть. Он ненавидел Алесту всей своей темной душой, всей прорвавшейся в этот мир сущностью. Ненавидел, как весь этот город. Как весь мир.

Глупо ожидать от него другого.

Да и не рычал бы на него Пёс.

Она, кутаясь в шаль, неспешно побрела к двери. Толкнула клюкой – и дверь медленно отворилась. У изгороди маячил огромный силуэт. Бордрер. Глава Ордена Чистильщиков. И сердце защемило: значит, права была. Значит, все-таки что-то не так с Нивеном.

Она цыкнула на Пса, кивнула Бордреру, предлагая войти. Сама не стала дожидаться в дверях – поплелась обратно к ложу. Медленно села, сложила руки на крюке, вопросительно уставилась на него. Ее дом был мал для человека размеров Бордрера – тому приходилось пригибаться. И сесть ему было некуда. Разве что на устланный шкурами пол.

– С чем пожаловал? – спросила она, насмешливо изучая его, застывше‍го полусогнутым на пороге. Он был‍ у нее очень давно. Уже, видно, забыл, как радушно она принимает гостей.

Но быстро сориентировался. И, пыхтя под нос, пробрался через комнату. Тяжело уселся на лавку рядом с ней, выдохнул, стащил с головы шляпу и бережно уложил рядом. Потом повернулся, уставился в глаза и заговорил.

– Уродец твой. Что можешь сказать о нем, ведьма?

– О-о, – насмешливо протянула она с облегчением. Судя по всему, жив уродец. Он вообще живучий, это она давно поняла. С того самого момента, как вытаскивала его из чрева умирающей матери на этот свет.

Оно не должно было родиться. По всем законам природы его не должно было существовать. Но оно существовало. Не в последнюю очередь – благодаря ее умениям. И все чаще она думала: может, зря?

Мир отторгал Нивена. Как отторгало когда-то чрево матери, но та, глупая упрямица, упросила, заплатила, сказала: все, что угодно, лишь бы он жил. И сколько бы Алеста не повторяла: “такие живыми не рождаются”, та твердила: “мой будет жить”.

Алеста поила ее отварами, шептала над животом, вытаскивая на свет нечто чуждое. И что именно вытаскивает, поняла слишком поздно – когда услышала дикий, звериный крик матери. Предсмертный. Он начал убивать, не успев родиться. И начал – с матери.

Потом Алеста уже не слышала ее, зато слышала его – протянула к нему невидимую нить и вздрогнула: он кричал в утробе так же дико, будто подражая выносившей его женщине. Передразнивая ее. А потом – этого не могло быть, но было – сквозь крики прорвался смех. Жесткий, презрительный, торжествующий.

Алеста‍ отшатнулась, глянула на роженицу, но та уже смотрела в потол‍ок, невидяще и мертво. И были слышны лишь страшные крики существа из утробы.

Через один удар сердца она схватилась за разложенные тут же, рядом, ножи. Женщина умерла, но шансы спасти существо во чреве еще были.

Алеста до сих пор не могла понять – чего тогда ринулась спасать? Деньги были уплачены. Платильщица почила с миром. Никто ничего не спросил бы с нее. Но нет. Надо было его достать. Заразу живучую.

Но не об этом же рассказывать Бордреру.

А вот о том, что из существа выросло, ему знать лучше. Лично учил все-таки.

Бордрер внимательно смотрел в глаза, ожидая ответа.

– Да что сказать? – хмыкнула Алеста. – Больше тебя вряд ли скажу. Злее любой собаки. Ничего не чувствует, ни боли, ни страха. Ничем и никем не дорожит. Ты ж и сам знаешь. Потому тебе он и пришелся ко двору. Чего ж от меня хочешь?

– Я не о том, – отмахнулся Бордрер. – Он может обладать… какой-нибудь силой?

– Силой? – изумилась она. – Да мне неясно, откуда у него взялись силы до сих пор дожить. Еще и при тебе. Он ведь… жив еще?

– Ты надеешься на это или боишься? – всмотрелся в глаза Бордрер.

“Знать бы самой”, – мысленно хмыкнула она. А он продолжил, по-своему расценив ее молчание.

– Правильно боишься, ведьма. В твоем выродке что-то сломалось. Он действовал с нарушениями уже очень давно, а сейчас – попер против меня. Моих людей положил. Куда пойдет дальше, что будет делать – неизвестно. Может, в леса, а может, сюда. Тебя резать, меня. Он с ума сошел. Так что вспомни, ведьма. Все, что можешь, вспомни о нем.

– Ты сей‍час, – снова насмешливо прищурилась она, – просишь моего сове‍та, чтоб справиться с твоим слетевшим с катушек наймитом? Орден Чистильщиков уже за собой подчистить не может без помощи со стороны?

Конечно, она помнила.

Помнила, что не убила его тут же, на месте, чтоб похоронить вместе с матерью, потому что в его глазах отражался свет Рихан. Всю ночь, как родился, он кричал. И тихо подвывал с улицы Пёс. А она и рада была бы избавиться, но она никогда не умела убивать, даже тварей. Она только спасать могла.

А наутро он замолчал. И свет ушел из глаз, и взгляд опустел. И с тех пор был пустым. Менялся лишь изредка, когда удавалось причинить кому-то боль или напугать до полусмерти. Тогда в глазах появлялись едва заметные безумные искры. А губ касалась мимолетная жесткая усмешка.

И каждый раз она вспоминала тот смех, что слышала перед тем, как вытащить его. И думала, что кривая ухмылка – эхо того смеха. Потому что Нивен не смеялся никогда.

Она помнила, как он впервые до полусмерти напугал гадалку Марлу. Как оставила их наедине лишь на мгновение, а вернулась – было поздно. Белая, как снег, Марла пятилась к двери, а это отродье сидело с ногами на столе, крутило в руках карту и ухмылялось.

– Что ты сделал? – рассердилась Алеста.

– Погадал, – ровно ответил Нивен. Он всегда говорил ровно. Голос его был чистым. Мертвым.

– Избавься от него! – посоветовала Марла и выскочила за дверь, громко ею хлопнув.

– Что ты сделал? – повторила она сквозь зубы.

Из-за Нивена она потеряла многих знакомцев и еще больше – клиентов. Его боялись. Серое ушастое существо, лишь отдаленно‍ похожее на человеческого ребенка, перестало слушаться и ‍сидеть в подвале. Более того – научилось выползать из подвала в самый неподходящий момент, потому что ему нравилось пугать всех вокруг. Оно любило, когда его боялись.

Марла мало чего боялась, да и его знала давно, но вот – и ее напугало.

Нивен не ответил, прокрутил в руке карту. И тогда она разозлилась. Она редко била его, но в тот раз не сдержалась – подошла и отвесила тяжелый подзатыльник. Он круто развернулся и врерился в глаза. Тогда он посмотрел на нее так, как никогда раньше не смотрел – показалось, что он сейчас в ее руку вцепится. Укусит, и укус будет отравленным. И все это – где-то глубоко-глубоко, потому что глаза – пустые.

Она отдернула руку, с трудом сдержалась, чтоб не отшатнуться. Сработал защитный механизм: Алеста часто имела дело с монстрами, и знала – покажешь свой страх, и тебе конец.

А он смотрел так еще несколько мгновений, потом бросил карту на стол и легко соскользнул с него.

А ведь эти карты были дороги Марле. Колода гадалки – как правая рука. И забрать карту из нее – что палец отрезать. И кусок сердца вырвать. И что такого надо было сделать – что он сделал, – чтоб она сама оставила палец и кусок сердца и хлопнула дверью?

Алеста подняла карту – там была Башня. Высокое строение, падающее под ударами молний. Это означало то ли крах основ мироздания, то ли новый этап в жизни. Подумала рассерженно: “Будет тебе новый этап, демоненок”.

И окончательно решила отдать его.

И никто не согласился бы принять такое, кроме Бордрера.

А он, не подозревая, что его судьба уже решена, уже тоже ушел за дверь. То еще кого-нибудь пугать, то ли играть с Псом. Пёс его почему-то любил. Наверное, был единственным, кто его любил. Она даже догадывалась, что и Нивен к Псу мог привязаться. По-своему, но привязаться.

Но не говорить же теперь Бордреру, что слабое место Нивена – ее Пёс. Потому что – она была в этом уверена – если Нивен решит, что это надо для дела, он и Пса расчленит без труда. И ничего не дрогнет внутри, ничего не изменится в глазах – там будет все так же пусто.

– Орден Чистильщиков, – заговорил Бордрер, отвечая на ее вопрос, – занят более важными делами, чем преследование одного спятившего уродца. Потому и зашел к тебе, ведьма. Он на моей совести. И на твоей. Я его привел, я и решу вопрос с ним. А ты подскажешь, как.

– Я и рада бы, – соврала она, – но не знаю, как помочь.

А вот последнее было правдой.

Бордрер вновь надолго уставился в ее глаза, потом опустил взгляд на кости, что так и лежали рядом с ней. И так же долго изучал их. Наконец с тяжелым вздохом поднялся, побрел к выходу.

Он сильно сдал с того времени, как она видела его в последний раз. С другой стороны, когда это было? Лет десять назад? А люди стареют быстро, очень быстро. В дверях Бордрер обернулся и предупредил:

– Если ты как-то помогаешь ему, тебе это выйдет боком.

– Угрожаешь? – удивилась она.

– Нет, – вздохнул и отмахнулся он. – Не меня тебе стоит бояться, ведьма. Его.

И вышел.

Пёс проводил утробным рыком.

А она вновь взялась за кости.

***

Прежде чем уйти, Бордрер еще раз обернулся на ее окна. И подумал, что глупая ведьма зря отпирается. И что она, должно быть, куда сильнее, чем все считают. Потому что Нивен уже не раз, будто случайно, выживал там, где выжить невозможно. И вот сейчас – опять.

О подаренном ведьмой амулете он не знал.

***

Алеста же не знала, что амулет уже много лет как был сорван с шеи и заброшен в глубокую темную пещеру, потому теперь ее шепот помогает разве что летучим мышам да змеям, которые там обитают.

Глава 14. Мадаг

– Ура, – пробормотал себе под нос Йен, – я вышел...

Шагнул на дорогу, огляделся и задумчиво спросил:

– А куда я вышел?

Естественно, ему никто не ответил.

Конечно, хорошо было выбраться из лесу и увидеть наконец ровную дорогу и даже следы от колес на ней. С другой – за поворотом вполне могли оказаться Троллевы ступени, ведущие к Даарским воротам.

Трудно не сбиться с пути, ориентируясь в лесу по принципу “идти в сторону, противоположную направлению полета виверны несколько дней назад”. Да какое там направление! Йен уже не помнил, сколько именно дней прошло с тех пор, как он решил идти на Юг.

Кажется, еще немного – и вообще забудет, кто он такой.

"А кто ты, кстати, такой?" – задумчиво обратился к себе. Но решительно мотнул головой, отгоняя несвоевременные мысли. Сосредоточился на настоящем. Сейчас не важно, кто он такой. Сейчас важно – куда ему дальше.

Посмотрел в небо, по сторонам. И снова в небо. Развернулся в одну сторону, потом – в другую. Тяжело вздохнул, развернулся в третий раз и решительно направился вперед, а заодно прекратил пытаться понять, где именно тут перед.

Ноги, стертые, наверное, уже в кровь, он почти не чувствовал – одеревенели от боли и усталости. Но крови под сапогами видно не было, и Йен пытался двигаться так, будто ее там и правда нет.

Его обгоняли несколько раз – повозки, телеги, всадники. Объезжать начинали еще издалека, но, поравнявшись с ним, лошади все равно норовили рвануть в сторону, чтоб оказаться еще дальше. Как можно дальше от него.

– Да ладно, – бормотал он им вслед, – можно подумать... не такой уж я и страшный...

И нечего так шарахаться – расшибутся же. А потом охотники выйдут на него по следу из приключившихся дорогах смертей. Правда, даже если б ему вот прямо сейчас какая-нибудь гадалка клятвенно пообещала, что так оно и будет, он черта с два свернул бы с дороги.

Все, что угодно, только не снова лес.

Там ветки колючие, ноги подворачиваются на корнях, спать холодно, а спина после проведенных на земле ночей не болит только потому, что он уже ничего не чувствует от боли.

А еще эти звуки... И грязь. И насекомые. Раньше Йен и не подозревал, что в мире существует столько насекомых, скольких встретил в одном чертовом лесу!

Когда впереди показалась стена, ограждавшая поселение, Йен ускорил шаг, чтобы перебраться через нее, не растрачивая время на по‍иски ворот. Тем более, что стена больше напоминала забор. Под‍ошел, схватился за край, подтянулся, вышел на прямые руки, перебросил ногу... А потом перевалился через стену и мешком упал на землю.

Он слишком устал для красивых приземлений. А что больно – так все равно все тело болит.

– И снова грациозненько... – пробормотал Йен. Поднялся медленно, с усилием. И встретился взглядом с одиноко стоящим в нескольких шагах местным жителем.

"Так, оружием в меня не тычет... Собаки не бросаются... Уже лучше... Только вот воняет страшно"

Спиртным от него, мелкого, небритого и нечесанного, несло так, что хоть обратно, прочь из города лезь. Йен придержался за забор, чтоб не упасть. Прокашлялся и спросил:

– Где я?

Получилось все равно хрипло. И страшно, судя по тому, как на него вытаращились.

“Попробовал бы ты по лесу сутками шляться”, – обиженно подумал Йен.

– М-мадаг, – неуверенно пробормотал человек.

– О, да… – кивнул Йен. – Теперь все стало намного яснее...

Мадаг? Это город или это мужик представился? Или обругал его?

Тот был одет в какие-то обноски, глаза у него были красными, а из какофонии исходящих от него неприятных запахов, Йена неожиданно для себя определил еще один – рыбный. Попытался вспомнить, как выглядит карта окрестностей Феррона, и где там какие-нибудь водоемы, в которых рыбу можно добыть.

Не вспомнил. Собеседник попытался было незаметно попятиться, но Йен шагнул к нему и схватил за локоть.

– Феррон где? – спросил он и слегка встряхнул.

– О-о… – со странной интонацией протянул мужик, и Йен понял: далеко. А тот тем временем ткнул пальцем за левое плечо Йена и уверенно ответил:

– Там.

Подумал, ткнул за правое и уже ме‍нее уверенно добавил:

– Или там.

– А трактир? – спросил Йен. – ‍Трактир-то ты должен знать, где.

– Да! – обрадовался тот и ткнул теперь пальцем за собственное плечо. – Там!

– Молодец! – похвалил его Йен, отпустил, отряхнул руку и, решительно отодвинув впавшее в раздумия тело с дороги, направился в указанном направлении.

– Вот теперь и выпьем, – тихо пообещал он дряни внутри. – Ты как хочешь, а я выпью. Они потом, конечно, узнают, что я здесь был, но к тому времени выпить я успею. Всё.

Касательно трактира собеседник не ошибся – Йен вышел к нему через несколько кварталов. Шагнул на крыльцо, придержался за перила, чтоб не упасть раньше времени. Выдохнул, собрался, распрямил плечи, ногой распахнул дверь и стремительно вошел.

Народу было много. Пахло всякой дрянью и все той же рыбой. До тошноты. Но Йен заставил себя промаршировать к стойке и громогласно потребовать:

– Трактирщик!

Через мгновение к нему из подсобного помещения вышел крупный мужик и вопросительно уставился. Вопросительно и немного устало – видимо, клиентов было слишком много. Или просто устал мужик. С кем не бывает.

– Комнату хочу, – ответил на его взгляд Йен.

– Такое дело… – сказал тот. – Не могу всех разместить. В этом году все, как ненормальные едут. Будто мы мед тут варим, а не вино откупориваем. И рано ж еще. Ничего не готово, а они… десятками! Но, смотри, есть варианты. Значит, разделить комнату с кем-нибудь, если договоришься…

Йен мог и с мертвым договориться, но не сегодня. Сегодня он слишком устал. Потому просто снял одно из колец, положил его на стол и вопросительно уставился на хо‍зяина. По кольцу его точно вычислят, но вариантов у ‍него больше нет. Сил – тоже. Меньше всего хотелось провести еще одну ночь на сырой земле.

“Лучше уж пусть вычисляют, – подумал он. – Пусть приходят”.

Трактирщик тем временем поднял кольцо, поглядел на свет, покрутил его в пальцах, покатал на ладони. Присмотрелся, щурясь на свет. Спрятал в кулаке, но ненадолго – кольцо тут же скользнуло в расшитый мешочек на поясе. А трактирщик перегнулся через стойку. Йен прищурился и тоже подался вперед, оказываясь с ним нос к носу.

– Есть одна комната, – прошептал тот. Рыбой несло и от него. Рыбой тут несло так, что Йен понял: теперь он на всю жизнь возненавидит рыбу. Сколько бы той жизни ни осталось. – Там недавно беда случилась. Мы-то кровь отмыли, но, знаешь, пятна…

– Устраивает, – кивнул Йен. – Будет напоминать о бренности бытия, – заметил, как трактирщик впал в раздумья, посоветовал. – Не запоминай эту фразу, – протянул раскрытую ладонь и потребовал. – Ключ! Обед – в комнату. Сейчас.

Отодвинулся было, чтоб уйти, но передумал. Вновь перегнулся через стойку, поманил трактирщика и его же заговорщицким шепотом уточнил:

– Что там было про вино?

Трактирщик уставился на него осуждающе. Мол, как можно такого – да не знать?

– Скоро Восхваление.

Йен продолжал смотреть ему в глаза. Трактирщик снова вздохнул – и снова устало.

– Льем вино в землю, чтоб напоить Мертвых богов. И когда они вернутся…

– …будут пьяные вхлам, – закончил за него Йен. – Вы хоть бы воду им лили, а? А вина – мне принеси.

Трактирщик смерил его таким в‍зглядом, что стало ясно: если бы не кольцо, он бы уже вышвырн‍ул его за неуважение к здешним ритуалам. Ну, по крайней мере, попытался бы вышвырнуть. Потому что Йена и в нормальной жизни из кабака было непросто вышвырнуть. А после недели лесов – тем паче.

“А чего ты хотел? – мысленно спросил у него Йен. – Я и даарские ритуалы не слишком уважал. Скорее, даже наоборот”.

Развернулся и направился к комнатам. Бормоча себе под нос:

– Вино они льют… Это я удачно зашел.

Нашел нужную дверь на втором этаже, прикрыл ее за собой, сделал несколько шагов к креслу у стены и бессильно упал в него. Закрыл глаза, но уснуть не успел – в дверь постучали. Йен тихо выругался, медленно поднялся и, хромая, поплелся открывать. На пороге стоял мальчик и держал в руках огромное блюдо.

Посмотрел снизу вверх, спросил:

– Может, пропустишь?

Йен отошел в сторону, мальчик втащил блюдо в комнату, бахнул им об стол, который казался Йену письменным, но другого тут просто не было. Развернулся и выжидательно уставился.

– И? – уточнил Йен, все еще стоя в дверях.

Мальчик требовательно протянул руку ладонью вверх.

– Ага, – кивнул Йен. – Разбежался. Я твоему отцу только что состояние отдал. Пойди у него кусочек попроси.

– Он мне не отец, – надулся мальчик.

– Душещипательно, – кивнул Йен. – Вот прямо сразу взял и передумал. Пошел вон.

И уже недвусмысленно ткнул пальцем в коридор.

Мальчик смерил его обиженным взглядом, но в коридор вышел. Побрел было прочь, когда Йен вдруг вспомнил о вопросе, задать который трактирщику не подумал – слишком устал, чтобы думать о чем-либо, кро‍ме отдыха. А надо было задать. С него надо было начинать‍.

Что ж, так даже лучше. Трактирщика такие вопросы насторожат, а пацан – что пацан? Нажалуется кому-нибудь?

– Хотя, постой, – окликнул он, и пацан обернулся. – Один мой друг пишет книгу об оборотнях. С кем ему поговорить, чтобы побольше о них узнать?

– У нас оборотней нет, – гордо сообщил мальчик.

“Ха!” – подумал Йен, но промолчал.

– Ему, наверное, в Даар... – предположил мальчик.

– В Дааре холодно и ветрено, – напомнил Йен. – У моего друга слабое здоровье, на него раз чихнешь – и все. Заболел. А если даарец чихнет – развалится. Короче, Даар не вариант. Есть еще идеи?

– Тогда в Нат-Кад, – пожал плечами мальчик. – У них много колдунов. Где колдуны, там и монстры, так?

– Наверное… – задумчиво пробормотал Йен. Собрался уже было удалиться в комнату, как мальчик возмущенно выкрикнул:

– Эй!

– Тихо, – шикнул на него Йен. – Смотри! – и ткнул пальцем ему за спину.

Пацан обернулся.

Йен захлопнул дверь.