Текст книги "Мы, монстры. Книга 1. Башня (СИ)"

Автор книги: Тим Вернер

Соавторы: Таша Данилова
сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 23 страниц)

Глава 30. Карта

Он проплыл по комнате в одну сторону, развернулся, двинулся в обратную. Тейрин редко ходил, когда думал. Он предпочитал крутить свои фигурки. Почему сейчас оставил партию на полуслове? Почему дал Риирдалу пергамент? Тейрин никогда ничего не делал просто так. И никогда не оставлял игру.

– Охотник принес весть, Бордрер, – Тейрин редко называл его по имени. И звучало оно из его уст очень неприятно. Неуважительно. “Чистильщик” – другое дело. Но не при госте же его так величать. – К нам явился Зверь из Даара. Опасный монстр, с которым охотник великодушно согласился помочь справиться.

– Справимся, – уверенно ответил Бордрер. – У нас с монстрами разговор короткий.

– Да, – согласился Тейрин. Подошел к столу, глянул на карту, что старательно рисовал Риирдал. Бордрер вытянул шею, чтоб увидеть, но не рассмотрел толком ничего. Ли‍шь то, что линии Риирдал рисует короткие, ломаные, твердые, т‍ак что очертания границ не сразу узнаешь, а почерк у него мелкий, скупой – стоя у дверей не разобрать.

– Он шел в Нат-Кад, – продолжил Тейрин. – Целенаправленно шел к нам. И возможно, уже пришел.

– Точно мы не знаем? – спросил Бордрер.

– Риирдал почти остановил Зверя у самых стен, но ему помешали.

– Чертов эльф, – пробормотал Риирдал, и Бордрер напрягся. А Тейрин поднял указательный палец и коротко взглянул в глаза: тихо.

“Что здесь происходит?” – растерялся Бордрер. Но естественно промолчал. Приказ Тейрина – даже если это короткий незаметный больше никому жест – обсуждению не подлежит.

“Как он взял меня в оборот, пакость мелкая”, – с неожиданным удивлением подумал Бордрер. Он часто злился на Тейрина, но никогда раньше не задумывался, насколько сильна его власть. А потом появился этот, с обкусанными ногтями, уселся за стол, хорошо, что ноги не забросил, и ведет себя с Тейрином, как с обычным пацаном из подворотни.

“А ведь Тейрин и есть обычный пацан, – с тоской подумал Бордрер. – И я его, пакость такую, из подворотни и вытащил. И Нивена вытащил. Что ж я вечно дрянь всякую из грязи вытаскиваю?”

Риирдал тем временем выпрямился в кресле – дорисовал карту. Тейрин остановился над его плечом, склонился над рисунком.

– Это – время? – спросил он, ткнув пальцем. – Дни?

Риирдал кивнул. Тейрин всмотрелся в карту и, не отрывая от нее взгляда, спросил:

– Охотник, зачем Зверю идти в Нат-Кад?

– Он что-то задумал, – пожал здоровым плечом Риирдал. – И думает он не по-человечески, так что я не смогу точно…

– Мне не нужно точно, – перебил Тейрин. – Мне нужно твое мнение. Ты знаешь его лучше‍ нас.

– Да его никто не знает!

– У тебя есть мнение? – Тейрин оторвался от карты и уставился на Риирдала. Тот тоже перевел взгляд. Выдержать взгляд Тейрина, особенно – когда он так близко, когда смотрит сверху вниз, непросто. Бордрер знал. Но Риирдал и глазом не моргнул. Чуть откинулся на стуле и предположил.

– Ищет оборотней.

– Ему даарских мало?

– Да не знаю я! – отмахнулся – второй раз уже отмахнулся – Риирдал.

– Почему ты решил, что он ищет оборотней?

“Отмахивайся, не отмахивайся, а если Тейрин в тебя вцепился, выжмет, выдавит все до последнего”, – злорадно подумал Бордрер. Не нравился ему даарец. Слишком уверен. Слишком самоуверен. Еще и пол испачкал.

– Зверь сам сказал... одному парню, – сказал Риирдал. – А парень сказал мне.

– Что именно сказал?

– Ну, про оборотней.

– Ты не понял, Охотник, – качнул головой Тейрин, обошел стол, сел напротив, положил камушек рядом и сплел пальцы рук в замок. Подался вперед и спросил. – Что именно сказал тебе парень? Дословно. Важно каждое слово.

– “Он ищет оборотней”, – процитировал Риирдал. – Это дословно.

– И больше ты ничего не спросил? – уточнил Тейрин. – Каких? Зачем? Почему в Нат-Каде?

– Да откуда пацану знать-то? – удивился Риирдал.

Тейрин перевел взгляд на собственные руки, потом – на камень. Задумчиво повторил, слегка переиначив:

– Пацану-то откуда знать… – и вскинулся. – Хорошо, – сказал он. – У дверей тебя ждут мои люди, Риирдал. Они проводят к лекарю.

– Не нужен мне лекарь, – фыркнул Риирдал. – Его искать надо! Зверя! Тейрин, я благодарен тебе за помощь, з‍а то, что выслушал, но либо ты сейчас поднимаешь на поиски св‍оих людей, либо я иду сам…

– Я это и собираюсь сделать, – мягко ответил Тейрин. – Поднимать людей. Нат-Кад – мой город, охотник, и я знаю, как быстрее всего организовать поиски Зверя.

– Это не просто зверь, – напомнил Риирдал.

– Я понял, охотник, – коротко кивнул Тейрин. – Теперь иди. Я все сделаю.

– Его должен убить я! – Риирдал повысил голос, но Тейрин вновь будто не обратил на это внимания.

– Убьешь, – все так же мягко пообещал он. – Облава в городе – это не погоня в горах. Ты должен понимать. Необходимо действовать осторожно. Мы начнем действовать. Ты – приведешь себя в порядок к финальному акту.

Риирдал резко поднялся и стремительно направился к двери. Бордреру почудилось, как от него пахнуло морозным воздухом. Будто он принес часть своих заснеженных гор с собой.

– И, охотник... – окликнул его Тейрин.

Риирдал обернулся в дверях.

– Как отдохнешь – приходи, закончим партию.

– Не в игрушки надо играть, – устало сказал Риирдал.

Тейрин какое-то время смотрел на него, и Бордреру показалось, что на этот раз в светлом взгляде мелькнуло искреннее удивление. И на этот раз Риирдал взгляд не выдержал взгляда. Круто развернулся и вышел.

Тейрин помолчал, ожидая, когда шаги за дверью стихнут, кивнул Бордреру, приглашая сесть за стол. Тот подошел, окинул придирчивым взглядом стул – не запачкался ли – и лишь потом уселся. Тейрин подвинул карту к нему. Спросил:

– Что ты видишь?

– Что даарец плохо рисует, – сообщил Бордрер и прищурился, всматриваясь. Зрение его уже давно подводило. Тейрин продолжал смотреть в глаза, и встре‍чаться с ним взглядом не хотелось. Еще одна неприятная привыч‍ка Повелителя: будто проверку каждый раз устраивает, задавая странные вопросы. И будто каждый раз недоволен результатом.

Щенок.

– Что за Зверь? – спросил Бордрер. – И причем здесь эльф? Какой эльф?

– Нивен, очевидно, – ответил Тейрин. Бордрер вздрогнул. А Тейрин поднял на него небесный взгляд и уточнил. – Ты думал, я не знаю об этой твоей проблеме, Чистильщик? Я не знаю только одного: почему о твоих вышедших из-под контроля тварях мне сообщаешь не ты?

– Я решаю проблему, – пробормотал Бордрер. – И как раз пришел о ней сообщить. И о том, какими средствами ее решаю. Но вижу, у нас не одна тварь в округе завелась? К нам из самого Даара уже что-то приползло?

– Оборотень, – кивнул Тейрин, и Бордрер сдержал облегчненный вздох – удалось перевести тему. – По словам охотника, самый страшный из всех оборотней. Зверь, который понимает, кто он такой, и меняет обличья, когда захочет. Планирует уничтожить людей. Но – еще раз повторю вопрос – что ты видишь? На карте – что ты видишь?

– Да тут не видно ничего толком, – пробормотал Бордрер.

– Он шел по лесам от Даара до Мадага. Его не могли найти, потому что искали на точках выхода, возвращались, снова искали, а он все не выходил. Видишь дни? Неделя. Он шел неделю. Выводы, Чистильщик?

– Он медленно ходит, – раздраженно вздохнул Бордрер.

– Человек идет медленнее волка, – сказал Тейрин. – Особенно – по лесу. Зачем ему идти в человеческом обличье так долго? Ноги в кровь сотрет.

– Риирдал не прав, – понял наконец Бордрер. – Он не меняется, когда захочет?

– Здесь, – Т‍ейрин ткнул пальцем в карту, – в Мадаге, он говорит, что идет‍ в Нат-Кад. Искать оборотней. И угоняет зогра с повозкой. Почему?

– Он хочет добраться до цели быстрее. Уйти от погони.

– Он знает, что за ним погоня, – кивнул Тейрин. – И знает, что его будут искать. Зачем ему говорить о том, куда собирается?

– Он… хочет, чтоб его нашли?

– Тогда его нашли бы, – Тейрин подбросил камушек вверх, откинулся в кресле, наблюдая за его полетом. Поймал и подбросил вновь. Проговорил, следя за камушком. – Думаю, он не говорил, куда идет. Думаю, он спрашивал. Об оборотнях. И кто-то сказал о том, что об оборотнях знают в Нат-Каде. И дальше он шел в Нат-Кад. Ехал в Нат-Кад. Его теряли, потому что он шел кругами. Что означает, что мыслит он вполне по-человечески и способен путать след.

Поймал камень в очередной раз, сжал в кулаке, неожиданно выпрямился и остро уставился Бордреру прямо в глаза.

– Он знает, кто он такой, – сказал Тейрин. – Но не умеет собой управлять. А значит, мы имеем дело с обыкновенным оборотнем, которого даарцы почему-то приняли за Зверя из своих легенд.

– Хорошо, – согласился Бордрер. – А с эльфом-то что?

– Охотник догнал своего зверя под стенами Нат-Када, и там охотника ранили. Говорит, стрелявший не был похож на человека. И стрелял не по-человечески. Охотник ушел, как только рассмотрел существо, спрыгнувшее с дерева. Серая кожа. И лицо, и одежда. Охотник решил, что это эльф. Я не стал разубеждать.

– Черт, – вздохнул Бордрер. – Урод совсем двинулся. Всех подряд убивать стал…

– Нет, – Тейрин вновь поднял указательный палец, и Бордрер замолчал. – Не делай поспеш‍ных выводов.

Потянулся к доске и снял две фигурки: волк и воин‍. Поставил перед собой, задумчиво уставился на них.

“Ну? – мысленно подогнал его Бордрер. – Насколько непоспешными должны быть выводы? До завтра на игрушки таращиться будем?”

Но промолчал. Тейрин еще не уставился стеклянным взглядом в стену, значит, пока рано приводить в чувство. Пока он просто думает. Долго думает.

– Они встретились, – сказал Тейрин. – Что было дальше? Предположим, Нивен убивает зверя.

И убрал волка, сжал в кулаке вместе со своим чертовым камнем.

– Но охотник говорит, зверь жив. Говорит, они, даарцы, это чувствуют. И он чувствует, что зверь рядом.

– Если он даже не знает, что это за…

Бордрер осекся, потому что Тейрин вновь поднял палец. Он говорил сейчас с собой, и его не стоило перебивать. И Бордреру выпал уникальный шанс: впервые в жизни подслушать, понять, как думает Тейрин. Что вообще за хрень происходит в его голове.

– Стоит ли верить охотнику? – спросил Тейрин у себя. – Мне он не врет, но – себе? Его разум затуманен жаждой большой победы. И еще, кажется, мести. Человек, что обернулся зверем... Охотник знал его. Они враждовали. И теперь у охотника есть возможность отомстить. Но охотник рассудителен. Ему хватило ума понять, что он ранен и не справится с эльфом. Как бы ни была сильна его жажда, он переступил ее, отпустил зверя и пошел ко мне. Предположим, он умеет не врать себе. И действительно чувствует, что зверь жив, и он здесь...

Тейрин вернул волка на доску. Сгреб в кулак фигурку воина.

– Зверь, – сказал он, – убивает Нивена.

– Нет, – мрачно ответил Бордрер. – Нивен точно здесь. Засветился на улице…

Те‍йрин вернул фигурку на стол. Поднял холодный взгляд. Спросил:‍

– Засветился – как?

– Ну, узнали его, – пожал плечами Бордрер. Как еще засветиться можно? Песни петь на Городской площади?

– Кто видел? – спросил Тейрин, продолжая глядеть в глаза. – При каких обстоятельствах? Что он говорил? Что делал? Почему открыл лицо? Почему он вообще пришел? Ты же его убить пытался, верно?

– Люди убежали, как только его увидели, – мрачно ответил Бордрер. – Не удосужились спросить. И их можно понять.

– Жаль... – ответил Тейрин, и это “жаль“ прозвучало как приговор, и Бордреру показалось, что сейчас Тейрин будет звать стражей, чтоб те разобрались с ним. Но Тейрин отвел взгляд, вновь уставился на фигурки на столе и продолжил. – Никто ничего не спрашивает. Никто ничего не знает. И я не могу увидеть картины.

Глава 31. Как убить чудовище

– Прости, я не научен быть твоим шпионом, – пожал плечами Бордрер. – Мне говорят о проблеме – я ее решаю. Все.

– Плохо решаешь, Чистильщик, – и на этот раз Бордрер понял: ему не кажется. Тейрин зол, невероятно зол, просто скрывает злость за мраморной маской и небесной прохладой взгляда. – Тварь уже в моем городе.

– Я разберусь…

Терйин вновь поднял палец, и Бордреру невыносимо захотелось его сломать. Такой тонкий, еще детский, так легко: раз – и нет пальца. А потом пусть хоть убивают. Но ненадолго станет легче. Он глубоко вздохнул, чтоб справиться с собой.

– Это мой город, – повторил Тейрин. – И разбираться теперь буду я. А ты отвечай на вопросы. На которые сможешь ответить, естественно, – и снова Тейрин впустил в голос немного яда.

Бордрер откинулся на стуле и ‍скрестил руки на груди, пытаясь усмирить вспыхнувший внутри г‍нев. И справиться с дыханием, которое подводило все чаще, вот и теперь – сбилось. И Тейрин, подмечающий все детали, конечно же обратил внимание на то, как Бордрер сердито пыхтит, что гномий механизм. Но ничего не сказал.

Сейчас у них была общая проблема. Точнее, две.

– Нивен мог действовать с ним заодно? Со Зверем?

– Нет, – уверенно мотнул головой Бордрер. – Нивен не умеет быть заодно. Ни с кем. Нивен – бесчувственный монстр, способный исключительно что-либо уничтожать. Убивать и выживать – все, что он умеет.

– Даже если даарская тварь такая же, как он?

– Да у меня все такие же! – сердито фыркнул Бордрер. – И всех – он ненавидит. И каждого уничтожит, глазом не моргнет. Нет, Повелитель, я эту дрянь знаю. Ему ничто не важно, ничто не больно. Я даже к ведьме ходил, что вместо матери ему была. И та его боится.

– Это хорошо, что Алеста боится, – задумчиво произнес Тейрин, глядя на фигурки, и Бордрер дернулся во второй раз за сегодня. Сколько же он знает, этот прозрачный ребенок? Есть что-то, чего он не знает? – Потому что если я прав, и даарский Зверь ищет ответы, он пойдет за ними к ней. И мы это используем. Теперь ответь: куда пойдет Нивен?

– Ты пытаешься найти во всем смысл, – усмехнулся Бордрер, – считаешь, что все действия должны быть оправданными и разумными. А если смысла нет? В действиях Нивена его определенно нет. Он просто уничтожает все на пути.

– Но он идет. Значит, у него есть цель. Его цель – ты, Чистильщик?

Бордрер надолго задумался. Потом медленно кивнул:

– Думаю, да.

– Он знает, где твой дом?

– Дом охраняется так, что там ‍не пройдет никто. Никто не выживет.

– Ты сам только что говори‍л, что выживать – все, что он умеет. Не будь слишком уверен. К тому же, насколько мне известно, он уже не раз выживал чудом. А ты мне нужен живым, Чистильщик, не стоит рисковать – вдруг твоя тварь и впрямь способна на чудеса?

“Не раз выживал чудом, – повторил про себя Бордрер. – Теперь я знаю, кто тебе доносит. Как минимум, одного знаю. И о Нивене, и об Алесте он знает. И мои слова по выживании чудом лишь он слышал. Жаль Кровера, но с ним надо будет разобраться. Минус одна ниточка в паутине Тейрина. Хоть маленький – но шаг”.

– Что ты предлагаешь? – спросил вслух.

– Ты отправишь в свой дом послание, – сказал Тейрин. – Пусть Нивена к ночи ждут там. Он же у тебя ночная тварь? Сообщи своим, что будешь в другом месте. И если с ним не справятся в доме, он узнает, в каком именно. В это же место ведьма отправит Зверя. А я придержу здесь Риирдала. У нас с ним впереди долгая партия. Если две твари не заодно – они уничтожат друг друга. Как минимум, одной проблемой станет меньше. Вторую добьешь. Или добьет Риирдал.

– Но Зверь этот… ты же сам говоришь, он не оборачивается, когда захочет.

– У тебя есть ведьма, – напомнил Тейрин. – Пусть она превратит его в монстра.

– И с чего ей соглашаться на это все?

– С того, что ты ей так скажешь, – на этот раз и голос, и взгляд Тейрина были холоднее льда. И никто не посмел бы ему возразить.

“Вот иди и сам ей скажи, – мрачно подумал Бордрер. – Вот таким тоном попробуй. Посмотрим, кто из вас живым из ее избушки выберется”.

– А теперь, – Тейрин вновь откинулся в кресле и по‍дбросил вверх камушек. Проследил за его полетом, подбросил вн‍овь и уточнил. – Где у нас самый высокий забор?

– Забор нам зачем? – растерянно спросил Бордрер.

– Чтоб закрыть за ним волка, – ответил Тейрин. – И воина. И еще, Бордрер. Ты же понимаешь, что тебя там, за забором, быть не должно?

– Да где мне быть тогда? – устало спросил Бордрер.

– Думай, Чистильщик, – пожал плечами Тейрин.

– Озеро Скорби! – сказал Бордрер, щелкнув пальцами.

– Ты хочешь в Озеро Скорби? – задумчиво уточнил Тейрин, продолжая следить за полетом камушка.

Естественно, Бордрер не хотел. К Озеру Скорби никто даже приближаться не хотел. Вода там была черной и отравленной еще со времен Мертвых. И туман клубился над ней в любую погоду. Почему рядом с Озером построили одну из белых башен – никто не знал. Следить с нее, чтоб из Озера никто не выполз, или чтоб в него никто не заполз. А может, сначала башню построили, а потом Озеро появилось.

Говорили, что Озеро – то слезы Ух’эра, бога смерти. Что плакал он лишь однажды, и было это именно здесь, в Нат-Каде, тогда еще – любимой беломраморной обители Сорэн. Но чего ему было плакать, и причем здесь Сорэн, Бордрер не знал. Он еще в глубоком детстве перестал слушать все эти бессмысленные росказни.

В любом случае, и Озеро, и Башню отгородили огромным забором. Башни уже давно не были ни сигнальными, ни сторожевыми. Нат-Кад изрядно разросся с тех пор, как их возвели, и остались они памятниками древней архитектуры в центре города. Но если к остальным трем подойти было можно, даже внутрь зайти, даже подняться, если не боишься, что ступени под тобой проломятся, то эта, четвертая, давно погрязла в зарослях и паутине. Если, конечно, на берегу Озера Скорби были заросли. Если там что-то росло.

Бордрер никогда не заглядывал за тот высокий забор. Никто не заглядывал. Но выше забор был лишь вокруг дворца Тейрина – маленькая крепостная стена. А к своему дворцу Тейрин точно не подпустит никого из монстров.

– Стена вокруг Озера, – напомнил Бордрер. – Можно сказать, что я буду в башне.

– Иди, Чистильщик, – кивнул Тейрин. – Если Зверь в городе, он быстро найдет ведьму. Нивен тем более быстро найдет твой дом. Постарайся успеть. Иначе нам придется воевать на два фронта. И сейчас мне это совершенно не нужно.

– Сейчас? – переспросил Бордрер, который уже поднялся и двинулся было к двери.

Тейрин слишком расслабился при нем – слишком много мыслил вслух. И всплыло некое “сейчас”. Что происходит сейчас? О чем не знает Бордрер?

“Вопрос в том, о чем ты вообще знаешь, старый хрыч, – тоскливо подумал он. – Ну, ничего. Ничего. Я вас всех, мелких, еще переживу. Передавлю, как тараканов. Сначала Нивена задавлю, потом и до тебя доберусь, Повелитель Тейрин”.

Тейрин пристально глянул в глаза и ткнул пальцем в сторону двери.

“И пальцы тебе переломаю”, – мысленно пообещал ему Бордрер. И вышел.

Он знал немногое, и неопределенность убивала.

Его люди ждали у ворот.

– Слушайте, – сказал им Бордрер. – Дом оставим. Всем собрать отряды и занять башню у Озера Скорби. Там с ним разберемся. Со всеми разберемся.

Тейрин предлагал разделить силы. Но Бордрер решил иначе: его сила – все, что осталось. И всю силу нужно сосредоточить в башне. И ударить так, как могут ударить Чистильщики.

***

Тейрин глядел в окно, перекатывая камень на ладони.

Сорэн слышала: он звал.

– Сорэн, – то ли шептал, то ли думал. – Сорэн, Светлая. Помоги.

– Тейрин, – отозвалась она, мягко, нежно. Обняла бы за плечи, но рук не было – просто погладила дуновением теплого ветра, бросила отблеск света под руку – на подоконник. Просто сказала: я здесь, милый мальчик, я рядом.

– Монстр из Даара, – прошептал Тейрин. – Охотник напуган. Стоит ли бояться мне?

– Ничего не бойся, – напомнила она, – рядом со мной – ничего не бойся, Тейрин. В Дааре много монстров – там пролито много нечистой крови. Но никому из них не справиться со мной.

– Почему? – спросил Тейрин. – Что там было? В Дааре?

Говорить об этом не хотелось, но Сорэн превозмогла себя. И заговорила:

– В Дааре был убит первый монстр. Он напал на людей, и я убила его. Из капель его крови родились другие. Но, мальчик, я убила монстра. Думаешь, я не справлюсь с каплей его крови?

– Как ты его убила? – спросил Тейрин. Иногда он задавал слишком много вопросов и этим был очень похож на него. На первого монстра.

На Затхэ.

– Пронзила сердце, – ответила Сорэн. – Любое чудовище можно убить, если знаешь, где его сердце.

– Тебе жаль его? – спросил Тейрин, и голос его изменился.

– Нет, – честно ответила Сорэн. – Он заслужил эту участь.

Глава 32. Затхэ

– В легенде не было ничего о его смерти, – хмыкнул Тейрин по долгому размышлению. – Там говорится, он до сих пор жив и продолжает плодить новых монстров.

Стояла бы Сорэн перед ним, сверлил бы сейчас взглядом ее, а так – напряженно глядел в окно, будто распахнутые ставни могли ответить. Врет или нет?

– Ты помнишь легенду, – сообщила очевидное Сорэн, и в ее голосе Тейрину почудилась мягкая улыбка. – Ты уже так много всего знаешь...

Да, он знал. Легенды он знал наизусть. Как не знать, е‍сли приходится иметь дело с одной из них живьем? Не во плоти,‍ просто живьем. Пока не во плоти.

Пока.

***

Эйра завидовала отцу своему, творящему зверя и птицу и человека. Говорила:

– Чем хуже я, истинная, любимая дочь его, ведь кто как не любовь будет любим?

И птицы пели, и яблони склоняли ветви, и Ирхан гладил ее волосы, впитавшие его свет, соглашаясь.

Но все сотворил уже Д’хал, не осталось Эйре ничего. Как бы она ни старалась – никто не сошел с белых ладоней на мягкую землю.

И тёмной ночью, когда Рихан невзначай задремала меж облаков, выскользнула Эйра из покоев змеей Лаэфа, протянула руку, взывая – и прилетела к ней птица, и прибежал зверь, и пришел человек. И повела их в тиши ночной в кузницы Заррэта – великан спал вночи, спал до утра, и лишь глас Д’хала громовой мог разбудить его.

Разожгла Эйра огонь да раздула меха. Метнула ножи тонкие, окунула ладони: белые – в кровь теплую, зашептала слова животворящие. Смешала перья и плоть, смешала души-сердца, смешала смех и слезы, и рев звериный, и крик птичий. Ночь ковала, меха раздувала, молотом била – и выковала себе дитя юное, дитя прекрасное и... мёртвое, как и все помыслы Эйры.

Вынесла дитя на вершину Гьярнорру, уложила во льды вечные, но коснулся Ирхан коснулся своим золотым лучом волос ребенка – и творение Эйры ожило. И вспыхнули волосы светом – как у матери.

И повела его Эйра вниз по склону – навстречу братьям и сестрам.

– Что за чудовище? – спросила Сорэн. – Глянешь – пред тобой человек, а моргнёшь – и птицу, и зверя увидишь. Перья топорщатся, клыки блестят, хромает... Ух’эров ли сын?

– Это мой сын, – Эйра сказала, но гла‍с её прервал смех.

То смеялся Ух'эр, сама смерть, Лаэф вторил, Эрхайза-змеиные очи – глядела, не отрываясь. Шипела себе о своём.

– Сын! – хохотал и Заррэт, взмахнув молотом. – Ради этого в кузницу влезла!

– Это не может жить, – молвила Сорэн, не смеясь. – Не живое, не мёртвое, его быть вовсе не может, но есть. Что создала ты, сестра, и зачем? Нужно его изничтожить.

– Нет! – ответила Эйра. – Не отдам, не протягивай руки. Хочешь себе ребенка? Пойди и сама создай!

– Ну хватит! – разозлился Заррэтт. – Кузницу отныне я запру так, что никто не проникнет! Никто не создаст больше монстра!

– Монстр, – подтвердила Тэхэ, что пришла из рощей на чудо глядеть, и снова смеялся Ух’эр, и сказала Сорэн:

– Коль сама уж Тэхэ так сказала, что зверей да чудовищ в лесах почитает, то прими это, Эйра. Услышь.

– Монстр, – повторил Ух’эр, улыбаясь. Изготовился чудище в царство свое затащить.

– Монстр, – тогда повторила и Эйра. Оставила руку ребенка. И шагнула к братьям и сестрам – ведь все так сказали.

И Ух'эр протянул свои черные руки, но коснулся – обжегся. Не смог утащить. Слишком сплавила, слишком сплела монстра Эйра. И тогда монстр ушел – и никто не пошел вслед за ним, и тропа стала темной, а цветы-ягоды вдоль – почернели.

А Сорэн вслед сказала:

– Пусть идет. Вам же будет уроком: нельзя кровь мешать. Коль на глаза попадется, обходите десятой дорогой. Умереть он не может, но и жизнь его будет несчастной. Так бывает, когда разная кровь льется в реку одну. В одно существо. Получается монстр.

Так в мир пришел первый из н‍их.

Так ушел от богов, своевольный и злобный, так остался гора‍х, промышлял у селений людских, крал, съедал, убивал. И плодил себе подобных.

Так монстры спустились с гор. А боги – остались там.

***

– Я убила его, – твердо повторила Сорэн. – От него остались... отголоски. А я не боюсь отголосков.

Мальчик уставился в окно, сжимая камень так крепко, будто хотел раздавить его. Что-то обдумывал. И уже научился не только запоминать важное – закрывать мысли от нее. Совсем взрослый. Глупый человеческий ребенок. Не от нее нужно закрываться. Она ему не враг. И она не лжет. Лгут легенды, лгут люди, лжет весь мир. Но не она.

Она – Свет. Она – Правда.

И, видно, такая ее судьба – убивать тех монстров, с которыми не люди справятся. И замечать, как быстро растут дети. Слишком быстро.

***

Затхэ, сын Эйры, быстро рос.

Рос в любви.

Глупые легенды врали – конечно же, боги любили его.

В его глазах сверкал огонь из самого сердца кузни Заррэта, и тот принял его к себе. Поначалу нехотя, потом – уже привычно распахивал двери. В конце концов, кузня была колыбелью звереныша, а огонь в глазах – отражением пламенного сердца. Он сам был огнем. Рыжие волосы сверкали в утренних лучах, когда вскидывал выкованный вместе с Заррэтом меч. И во взгляде вспыхивало веселое безумие Ух’эра.

Тот иногда даже приходил посмотреть. А иногда – бросался яблоками, а Затхэ со смехом рассекал их на лету.

Эйра сердилась – она любила яблоки.

– Почему так трудно другими плодами бросаться? – бормотала она. Сейчас Сорэн казалось, что тогда она заранее знала: так же легко Затхэ вскоре рассечет и сердце матери.

А Ух’эр смеялся громче – любил злить Эйру. Подходил поближе к Затхэ и трепал его огн‍енные волосы. И, щурясь, косился на небо, будто насмехался на‍д Ирханом – мол, я его по-настоящему касаюсь, а ты – смотри с небес.

Ух’эр всегда был собственником.

Тэхэ пускала Затхэ в свои леса. Специально для нее он оборачивался – она не любила никого в людском обличье. Но зверя с желтой пушистой шерстью или огромную алую птицу была рада видеть всегда. Поила водой из ручья, срывала плоды с деревьев, такие сладкие, что куда там Эйриным яблокам...

Сорэн видела всё. Рядом не ходила, но – кто помешает Свету смотреть?

Он и ей стал ребенком – тем, которого никогда не было. Ребенком, которому можно петь песни, вплетать в косы свет, рассказывать сказки, укладывая спать. Ребенком, который должен был быть счастливым. И может быть – думала тогда Сорэн, надеялась – может быть, указать путь остальным. Показать, как стать счастливыми: всего лишь быть рядом с ней, всего лишь слушать ее.

Потому отпускала к остальным.

Даже к Лаэфу раз отпустила. Пусть увидит, слепец, их солнечного ребенка, думала она. Пусть завидует.

Раз, уходя из лесу, Затхэ свернул не вверх, не на тропу, что вела на Гьярнору – пошел вниз, к ущелью. И у самого ущелья, в тени огромной скалы, на узкой тропе повстречал Лаэфа.

Лаэф не шел – плыл в тенях. И тьма клубилась вокруг него. И из клубов шипели змеи.

– С дороги, – сказал Лаэф и прошел не мимо – сквозь Затхэ.

А Затхэ подождал, пока клубы дыма рассеются. Обернулся человеком, окликнул Лаэфа, пошел следом.

– Ты ведь Тьма! – сказал, когда догнал.

– А ты – порождение Эйры, – презрительно ответил Лаэф. – Ничего нового придумать не могла, слепила тебя и‍з того, что видела вокруг. Воровка.

– Что она украла у тебя? – спросил Затхэ. Он быстро учился. И быстро понимал, о чем боги говорят на самом деле.

– Многоликость, – ответил Лаэф. – Ты меняешь лица. Раньше это умел делать лишь я.

– Да куда мне до тебя! – удивился Затхэ. – У тебя их тысячи. И тысячи голосов. И тысячи теней – и все идут за тобой. Мне до тебя никогда не достать!

– Хорошо, – бросил сквозь зубы Лаэф. – Ты благоразумен.

Взмахнул полой плаща – и растворился во тьме.

***

Сорэн пела ему песни. Ирхан играл с волосами. Рихан берегла сон.

Заррэт учил обращаться с оружием. И подросший Затхэ не просто яблоки разрезал на лету – мог разрубить стрелу, пущенную из лука Тэхэ. И бился почти на равных с Войной.

Слушал ветра и травы, и землю, и ручьи вместе с Тэхэ – и те рассказывали ему историю мира.

Рядом с Ух’эром он смеялся.

Но время шло. Затхэ рос быстро. И скоро уже снисходительно поглядывал на мать. И Ух’эр ему был больше не интересен. Увиливал от битв с Заррэтом. И больше не ходил к Тэхэ. Нашел новое развлечение – подался к людям. Тайком спускался с Гьярнору и днями пропадал в селениях у подножия. И там тоже был всем дорог, и все слушали его, а он – неблагодарный – рассказывал людям о них, богах, истории в духе Ух’эра. И люди смеялись. И прекращали верить.

Что верить в смешных безумцев, всемогущих, но сидящих на вершине горы и то и дело грызущихся друг с другом?

Так, Затхэ? Так?!

Вот тогда-то она и созвала всех.

***

Эйра на‍дулась. Обиделась, когда Сорэн пришла к ней.

– Это касается тв‍оего детища, – напомнила Сорэн.

– Оно уже давно не мое, – пожала плечами Эйра. Фыркнула и спрыгнула с яблони на землю. Ткнула тонким пальчиком Сорэн в грудь. – Вы его у меня отобрали, теперь он – ваш.

– Он ходит к людям, – сказала Сорэн. Эйра пожала плечами, мол, мне-то что? – Приходи вечером на вершину. Там будем решать его судьбу.

– Решайте, – хмыкнула Эйра, рыжая прядь упала ей на нос, и Эйра отвлеклась от Сорэн – сосредоточенно принялась ее сдувать, скосив глаза. Свои длинные золотые волосы она отдала Затхэ. Теперь приходилось учиться управляться с короткими, торчащими во все стороны, падающими на глаза.

***

Заррэт вышел из кузни, поглядел исподлобья: чего пришла?

– Затхэ снова пошел вниз, – сказала Сорэн. – Вечером соберемся на вершине. Нужно с ним разобраться.

Заррэт хмыкнул, поправил в ножнах меч и ушел, хлопнув дверью.

***

Тэхэ вовсе не вышла – прислала вместо себя к опушке лесов оленя.

“Когда буду убивать тебя, сестрица, – подумала Сорэн, – убью не сразу. Рога для начала вырву. Чтобы больнее. Любишь ударить больно – отплачу той же монетой”.

Эйру, дурочку, просто проткну лучем света, тебя же – нет. С тобой разговор будет дольше.

***

К Лаэфу она сама не решилась зайти. Остановилась на границе света и тени у самого ущелья. Крикнула:

– Лаэф! – и шагнула назад – из тени к ногами метнулись змеи. Замерли, свернулись клубками, готовые броситься на нее, сделай она лишнее движение.

– Чего ты хочеш-шь? – прошептала тьма.

– Хочу убить тебя, – призналась она. И тьма презрительно расхохоталась, и пахнуло холодом и гниль‍ю. – Но не сейчас. Сейчас нужно поговорить с Затхэ. Нам всем ‍нужно поговорить с Затхэ.

– Мне не нужно, дорогая сестра, – с мягкой насмешкой прошептала тьма, Лаэф мгновенно менял голоса. Но она всегда узнавала. Она всегда узнавала его. – Меня не интересуют дела монстра.

– Он ходит к людям, – напомнила Сорэн.

– Боишься заразиться от него человечностью? – послышался второй голос. И смех – нежный, серебристый и безумный. Вот почему был запах гнили – братец Ух’эр гостил у Лаэфа. Он частенько заглядывал, ко всем, без спросу, почти как Затхэ. Только вот Затхэ до поры до времени были рады видеть, Ух’эра – нет, никогда нет. И все же – он ходил в гости. Для Смерти любые двери открыты. И не существует ни света, ни тьмы.