Текст книги "Мы, монстры. Книга 1. Башня (СИ)"

Автор книги: Тим Вернер

Соавторы: Таша Данилова
сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 23 страниц)

Глава 45. Меч

Йен перевел взгляд на вторую груду камней – ту, что была тут еще до того, как в груду превратилась и башня. Груда была разнесена, камни разбросаны то ‍тут, то там, из-под одного из них виднелась подошва сапога.

О‍н оставлял одежду сложенной аккуратной стопкой возле камней. Теперь ее нужно было доставать из-под обломков.

– Оденусь только, – сказал он, поднялся и, пошатываясь, направился к камням.

– Оденешься, – задумчиво бросил эльф, глядя вдаль. – Причешешься. Сходи к остаткам башни – еще серьги поищи. Спешить некуда.

– Ты скучный, – бросил Йен на ходу. – И одетый. А на мне один плащ, и тот мокрый.

Отбросил в сторону несколько камней, вытащил остатки от своих вещей. Штаны, переполовиненная рубаха и один сапог. Второго нигде не было.

“Тоже, небось, озеро сожрало”, – обиженно подумал Йен.

Глянул на Нивена, но тот уже не подгонял. Сидел на берегу, глядя туда, где только что стояла башня. Будто ему было жаль ее. Будто он эту башню лично строил, честное слово.

Отыскал торчащий из-под обломков кусок плаща и потянул. Камень откатился, Йен дернул плащ на себя, откатился еще один камень – и Йен замер. Под ним что-то было – в свете Рихан блеснул металл. Йен, не отрывая взгляда от находки, набросил плащ, присел и швырнул в сторону еще несколько камней помельче.

– Тут что-то блестит, – бросил через плечо.

– Естественно, – ответил Нивен. – Нашел что-то блестящее...

Йен сдвинул еще один валун и хмыкнул. Под камнями лежал меч. Большой двуручный меч с гравировкой на нем, с массивной черной рукоятью. Йен осторожно взялся за рукоять. Та лежала в руке как влитая. Будто специально под него делали.

В ладони легонько кольнуло, едва ощутимо, он зашипел скорее от неожиданности, чем от боли, и боль тут же отст‍упила.

– Порезался? – холодно уточнил эльф, Йен поднял взгляд ‍на него. Нивен смотрел уже не на башню – на него. Весь серый, он сливался с миром вокруг, растворялся в тени, у его ног клубился белесый туман, а мертвые глаза отражали свет Рихан, как только что отразила сталь клинка.

Он не был похож на человека сейчас. Он и на эльфа не был похож. Вообще ни на что он не был похож. Два мертвых глаза среди тьмы.

“Как ты вернулся?” – подумал Йен. А потом подумал, что если б эльф не вернулся, никто б его не вытащил из воды. И что лучше уже вот это черт-те что, чем та вода.

“Из двух зол выбираем эльфа”, – подумал Йен. И ответил:

– А ты завидуешь. Свое оружие растерял. А я нашел.

И взмахнул мечом. Легко перебросил из одной руки в другую. Хотел было сунуть за пояс, но понял, что пояс так и не нашел.

– Стервятник, – пожал плечом Нивен. И огляделся, пытаясь определить, куда идти.

– Зато я знаю, где выход, – ухмыльнулся Йен, проходя мимо и размахивая мечом в такт шагам.

– Порежешься, – предупредил Нивен в спину.

За воротами их уже ждали. Хорошо, что не вооруженные до зубов стражи, а всего лишь первые из горожан, прибежавшие на грохот. Правда, когда ворота открылись, и Йен шагнул вперед, отшатнулись, бросились врассыпную.

Возможно, дело было в том, что он все еще помахивал мечом.

– У вас там башня упала, – деловито сообщил им Йен. Догнавший Нивен схватил его за рукав и потащил в подворотни.

Свернул в один переулок, во второй, нырнул под арку, вывел в совсем темный тупик и наконец отпустил. Остановился напротив, внимательно глядя снизу вверх и открыл рот, что‍бы сказать что-то. Или спросить. Но потом закрыл.

Йен прекрас‍но его понимал. Он и сам не знал, с чего начать.

– Кто привел тебя к башне? – сформулировал наконец вопрос Нивен.

– Ведьма твоя, – фыркнул Йен.

– Ведьма, – повторил Нивен в своей манере, и Йен даже не отметил это вслух. Только попросил:

– Давай только ведьму не убивать, хорошо? Ведьма может пригодиться. Мой вопрос.

– Что?

– По очереди. Ты – вопрос. Я – вопрос.

Нивен глянул все с тем же усталым раздражением.

– Как я оказался в башне? – спросил Йен.

– Не знаю, – эльф дернул плечом. – Взобрался по стене. Взлетел.

– Волки не лазят по стенам, – напомнил Йен. – И не летают.

– А, – кивнул Нивен, долго пристально смотрел в глаза. – Ты думаешь, что ты волк.

– Я превращаюсь не в волка? – спросил Йен. Нивен кивнул.

Он не думал, что так бывает.

– В кого? – спросил Йен.

– Третий вопрос, – сказал Нивен.

– В кого? – настойчиво повторил Йен.

Нивен снова помолчал. Открыл было рот, чтоб объяснить, и даже поднял руки для того, чтобы показывать, но, видимо, понял, что его таланта рассказчика на это не хватит. Опустил руки.

Неестественно выпрямился, принюхался, скомандовал:

– Уходим! – и нырнул в неприметную дыру в стене.

Йен, пригнувшись, шагнул следом. Начал:

– Ты сделал это, чтобы не отвечать на во...?

Нивен не дал договорить – ткнул под нос ладонь: тихо. Йен замер, прислушался – в нескольких шагах от них, там, где только что стояли, прошли четверо. В доспехах и с оружием. Йен их не учуял: слишком отвлекся.

– Нужно уходить, – тихо сказал Нивен. – Скоро их будет больше.

– Нужно к ведьме, – прошептал Йен. – ‍Которую, – поднял вверх палец призывая к вниманию, – мы не уб‍иваем. Да?

– Ага, – равнодушно бросил Нивен и вынырнул из стены. Двинулся вперед, ступая мягко, неслышно, вновь норовя раствориться во тьме. Но не растворился – заговорил.

– У тебя было два хвоста, – сообщил, не оборачиваясь. – Рога. Шерсть. Клыки. И...

Полуобернулся, поднося руки к голове, чтобы что-то показать, но осекся, увидев глаза Йена. Закончил:

– И всё.

Нивен шел по подворотням. Дважды замирал в тенях, пропуская мимо стражей. Те уже не ходили спокойно – носились, как угорелые. И двое из них вышли из дома Алесты, когда Нивен вывернул к нему.

Стражи шли прочь, пес утробно рычал им вслед, а Нивен замер и снова странно смотрел на дом. Как только что на башню.

– Эй, – сказал Йен. – Ты тут посидишь?

И ухмыльнулся.

Нивен смерил его прозрачным взглядом и толкнул локтем, отодвигая с дороги, но на самом деле – чтобы просто толкнуть. И локоть у Нивена был острым.

– Да что я сказал? – возмутился Йен.

– Шаайенн, – тихо заговорил Нивен, подходя к дому.

– Йен, – исправил тот.

– Ага, – снова равнодушно согласился Нивен, – говорить буду я.

– Получится? – хмыкнул Йен.

Нивен покосился через плечо и толкнул калитку. Навстречу им вылетел пес. Бросился было к Нивену, но тут увидел Йена и отпрыгнул назад. И снова подался вперед, и снова отпрыгнул.

– Пес, – сказал Нивен, – свои.

Пес тихо взвыл и рванул прочь за дом.

– Сломали собаку, – сочувственно пробормотал Йен.

– Я. Говорю, – твердо напомнил Нивен.

Дверь со скрипом распахнулась. Алеста шагнула на крыльцо. Ее глаза округлились, когда увидела Ни‍вена, а когда перевела взгляд на Йена – стали еще больше.

– Н‍у, здравствуй, – ровно сказал Нивен.

Она застыла на пороге каменным изваянием. Переводила взгляд с одного на другого и не шевелилась. Будто боялась, что если дернется, ее убьют. Что вполне могло случиться. Нивен тоже застыл. Уперся в нее мертвым взглядом и снова стал похожим на удава, который загипнотизировал кролика.

– А мы башню сломали! – сообщил Йен.

Алеста круто развернулась и ушла внутрь. Нивен двинулся следом.

– И собаку, – пробормотал Йен, поднимаясь на скрипучее крыльцо, – и, кажется, ведьму.

– Я, – сказал Нивен, уже привычно схватил Йена за рукав, втащил внутрь и захлопнул за ним дверь. – Говорю.

Глава 46. Слишком поздно

“Не может быть”, – подумала она.

Сначала Алеста узнала Нивена. Узнала, но не узнала. Он стал совсем взрослым. Уже не ребенком – мужчиной. Только взгляд остался тем же – холодным и пустым. И ровный голос, от которого кровь в жилах заледенела.

Потом она узнала зверя. И на несколько долгих мгновений перестала дышать.

Кости не врали. Оба были живы.

Кости не сказали только, что в конце оба придут за ней. Что придут вместе и будут стоять у порога, пока Пес предательски прячется за домом.

На ватных ногах вошла в дом, упала на лавку и замерла.

Нивен подпер спиной стену и скрестил руки на груди. Зверь сел на шкуру напротив. И только сейчас Алеста заметила, что ноги у него – босые. И снова сбитые. И грязные.

Подумала, что так нельзя. От него веет мощью и силой, он огромен и красив нечеловечески, он должен ходить в королевских одеждах и мягких сапогах, жить в перинах. Люди поклоняться‍ ему должны, а не пытаться уничтожить. И сама она – чем лучше‍? Она и не пыталась. В бою против Нивена она ставила на него.

И теперь Нивен ее убьет.

Вполне закономерно.

Не закономерно только то, что они оба живы. Что кости соврали.

“Не может быть, – повторяла про себя, потому что мысли метались, и только эта оставалась единственной четкой, постоянной, – не может быть…”.

– Сговорилась с Бордрером, – сказал Нивен. Ровно сообщил – констатировал факт, не более. Как всегда: ни злобы, ни боли, ни обиды в голосе. Он ничего не чувствует. – Маску нацепила. Лживое создание. Бордрер мертв. Все мертвы. Я их убил.

– Э… – начал зверь и поднял руку, будто хотел что-то уточнить, и Нивен коротким скупым жестом швырнул в него, сдернув с потолка, сушеную птичью лапку. Швырнул, не глядя, все это время продолжал смотреть ей в глаза. И взгляд был все таким же мертвым.

Но Алеста вздрогнула.

Сердце снова застучало, снова получилось дышать, и закралась в сердце слабая надежда. То ли ей очень хотелось в это верить, то ли и правда слишком человеческим получился этот жест. Даже – мальчишеским. Зверь, будто решил подыграть, извлек лапку, запутавшуюся в рыжих волосах, и с интересом принялся ее изучать.

– Тебе придется говорить со мной, – продолжил Нивен. – И постарайся говорить правду. Я тебя знаю. Почувствую ложь.

– Что тебе нужно? – спросила она. Голос не слушался, хрипел и подрагивал.

– Это кто? – спросил Нивен, кивнув на зверя.

– Сейчас чихнет, – предупредил зверь, не отрываясь от лапки.

– Затхэ, – хором с ним проговорила Алеста.

Нивен ухмыльнулся. Коротко, бегло,‍ просто очередная тень скользнула по лицу, но надежда вспыхну‍ла с новой силой. Надежда и недоумение. Не к такому поведению Нивена она привыкла.

Нивен наконец оторвал взгляд от нее – она тихо и глубоко вздохнула – перевел на зверя. Смотрел внимательно и долго.

– Ты тоже знаешь, что это такое? – спросил у него зверь. – Я один здесь не знаю, что это такое?

А вот зверь вел себя все так же. Ему было весело. Даже здесь и сейчас, хотя обычно присутствие Нивена рядом никак не прибавляет хорошего настроения, скорее, наоборот.

– Я не уверена, – заговорила Алеста, и Нивен снова уставился на нее. – Затхэ – давняя история. Но других подобных я не знаю. Если бы ты рассказал мне, что там произошло…

– Все мертвы, – ровно сказал Нивен и полоснул коротким взглядом по зверю. Тот на этот раз не встрял. – Башня разрушена. Почти полностью – в Озере. Мы здесь.

– А я нашел меч, – добавил зверь.

– А он нашел меч, – подтвердил Нивен.

Алеста вздрогнула в очередной раз. Теперь Нивен что – подыгрывает зверю в беседе? И смотрит бесцветно, но в глубине глаз будто прячется едва уловимый насмешливый вызов?

“Может, проще будет, если он меня сразу убьет?” – подумала Алеста, сердце которой уже не было готово переживать все новые сюрпризы. Которая, глядя на нового, совсем взрослого Нивена, вдруг подумала: что, если все это время она врала себе? Что, если не от чудовища избавилась тогда – от человека? И его жестокость – не его? Что, если он этой жестокости научился, потому что больше ничего не знал?

– Какой меч? – тихо и устало спросила она.

– Большой, – сказал зверь. – Желе‍зный. В скульптурной груп-пе.

И Нивен снова покосился на него.‍ И теперь Алесте почудилось во взгляде вполне человеческое и в данном случае весьма понятное раздражение.

– Которую ты сломал хвостом, – сказал Нивен, глядя зверю в глаза. – Обоими. Хвостами. Или рогами.

– Не рассмотрел? – сочувственно уточнил зверь. – Спрятался в башне? – и со странной интонацией добавил, будто передразнивая. – “Я лучше тут посижу”.

– Там было Озеро Скорби, – отчеканил Нивен. – В него нельзя было прыгать.

– Ну, прыгнули же, – пожал плечами зверь. – И ничего. Выплыли.

– Вып-лы-ли, – все так же ровно, но очень четко, почти по слогам сказал Нивен. – Ага. Выплыли.

– Он повторяет слова, – доверительно сообщил зверь Алесте. – Постоянно. Считает, что разговаривает, но на самом деле просто повторяет слова.

– Вы прыгали в Озеро? – еле слышно уточнила она, потому что совсем запуталась.

– Я его туда бросил, – похвастался зверь.

– А я его оттуда вытащил, – сообщил ей Нивен.

“Как дети малые”, – с легким ужасом отметила Алеста. Ее снова бросило в дрожь от одной мысли, что Нивен, ее Нивен, может кого-то откуда-то вытащить. Утопить – куда ни шло. Но спасать – этого он никогда не умел.

“А может, – подумала она, – не считал целесообразным? А зверь на твоей стороне – это весьма целесообразно, когда тебя пытается убить весь Нат-Кад”.

– И теперь, – вновь заговорил с ней Нивен, а Алеста, столкнувшись с его взглядом, вспомнила, что дети бывают особенно жестокими с теми, кто им не нравится. И она Нивену совершенно не нравится. – Мы здесь.

– Вам надо уходить, – тихо, но как можно тверже ‍сказала она. К тому же чувствовала – ее маска от волнений вот‍-вот соскользнет. И не знала, чего больше сейчас боится: Нивена или того, что зверь увидит в ней дряхлую старуху.

Ей хотелось, чтоб он запомнил ее такой.

– Мы уйдем, – пообещал Нивен, и хоть сказано это было все еще по-эльфийски ровно, Алеса легко расслышала угрозу. Убьют ее – и уйдут, вот о чем он говорит. Он ведь пришел сюда мстить. Он очень долго сюда шел.

Он поменял позу. Больше упирался в стену, а руки уже не были сложены на груди – правой рукой он сжимал предплечье левой. Она знала – Нивен никогда не сделает лишнего жеста. Потому спросила:

– Ты ранен?

Нивен выгнул бровь. Знакомый жест, один из немногих, что перенял не у нее, что был в нем как будто с рождения.

– Я могу помочь, – сказала она. – Дай посмотрю.

Сделал движение, чтобы встать, но Нивен холодно приказал:

– Сядь! – и она вновь замерла. – Без тебя справлюсь. Скажи, что делать ему, – и кивнул на зверя.

– Не могу, – честно ответила Алеста. – Я не знаю.

– Кто знает?

– Да никто не знает, Нивен! – он полоснул по ней таким взглядом, что поняла: больше по имени не называть. – Затхэ жил еще во времена Мертвых! Если вообще жил! Больше таких существ не было. Мертвые запретили. Но это легенда. Легенды врут. И даже, если станет понятно, что он за зверь – ничего не изменить.

– Значит, – сказал зверь, – надо спросить у Мертвых?

– Ты ничего не изменишь, – сказала Алеста.

– Отвечай на вопрос, – холодно потребовал Нивен.

– Они даже молитв не слышат, – сказала Алеста. – Их нет. А ты, зверь, – тот, кто ты есть. Я не всесильна и уж точно ‍не знаю всего, что было и что есть на свете. Но знаю, что ест‍ь вопросы, которые остаются без ответов. Может, это к лучшему.

Оба молчали.

Зверь спрятал лицо в ладонях. Нивен смотрел в пол.

– Мне жаль, – сказала Алеста.

– Врешь, – ровно сообщил Нивен. – Опять.

И отлепился от стены. Очень медленно – будто прежде, чем делать шаг, решил проверить, как устоит на ногах. Бросил взгляд на дверь, потом – снова на нее. Будто решался на что-то.

И она тоже решилась.

Сказала очень тихо:

– Прости меня. И делай, что надо.

Зверь вскинулся, глянул ей в глаза, уставился на него с равнодушной тоской. Ему было все равно сейчас. Только пробормотал:

– Может, мне выйти, пока вы тут отношения выяснять будете?

– Оставайся, – ровно ответил Нивен. – Тут нечего выяснять.

Сделал шаг к двери, пошатнулся, но устоял на ногах и сделал еще шаг.

– Да куда ты опять идешь?! – все с той же тоской, но теперь еще и со злостью рыкнул зверь, вскочил и ударился головой об потолок. – Что ты собираешься делать?! – Догнал Нивена у самого порога, втиснулся между ним и дверью. – Ты можешь остановиться на секунду и подумать?! Куда тебе дальше? Ты опять шатаешься, идиот!

Алеста все еще старалась не дышать. Иначе вздохнула бы – ей очень хотелось, чтоб Нивен поскорее вышел прочь. Чтобы больше не видеть его никогда.

– Опять? – тихо, угрожающе спросил Нивен. – Опять мешаешь мне пройти?

Попытался оттолкнуть его, но зверь не оттолкнулся. И Алеста подумала, что Нивен не убил ее тут же, на месте, вероятно, лишь потому, что сил у него действительно не осталось.

– Пропусти! – повысил голос Нивен.

И Алеста утвердилась во мнении: это не Нивен. Это незнакомое существо, очень похожее на Нивена, но это не Нивен. Нивен не злится. И не кричит. И никто в здравом уме не станет пытаться его удержать рядом с собой. Выгнать – да. Но не удержать.

А Нивен выдохнул и уже своим привычным ровным и холодным тоном добавил:

– Я не смогу тебе помочь, Шаайенн. Так же, как не смогла она. Никто не сможет. И не захочет. Уйди. С дороги.

И будто обретя силы после этих слов, отстранил таки его от двери. Вышел уверенно, ровно держа спину. И даже почти не шатаясь. Зверь обернулся, бросил на нее растерянный взгляд, скользнул тем же взглядом по дому. Остановился на мече, будто забыл о нем, но вовремя заметил – подхватил. Потом снова глянул на Алесту. Ухмыльнулся и сообщил:

– Ты ставила на меня, детка.

– Ч-что?

– Если бы ты думала, что он меня победит, зачем тогда напомнила мне, что стоит приберечь одежду? Нет, ты знала, что я смогу победить, и что после она мне пригодится.

Подмигнул ей, вышел на порог и захлопнул за собой дверь. Алеста подумала, что это существо невозможно сломать. Глубоко вздохнула – и морок наконец слетел вместе со вздохом, рассыпался у ее ног.

Дряхлая старуха медленно опустилась на лавку.

– Нам лучше держаться вместе, – услышала как сквозь вату голос зверя.

Шаайенн. Мягкое, теплое, шепчущее имя.

И тишина вместо ответа от Нивена.

– Потому что в последний раз, когда мы разделились, нас пытались натравить друг на друга.

– Разделились? – спросил Нивен.

– Вот возьму и тоже начну через слово переспрашивать.

– Мы не действовали вместе. И не будем. Я ухожу из Нат-Када.

– А я, по-твоему, планирую тут достопримечательности изучать? – и сочувственно, в ответ на взгляд или жест. – Длинное слово, да?

– Четыре, – сказал Нивен. – Четыре рога. Одна пара здесь, а вторая…

– Может, у тебя со страху в глазах двоилось?

– …здесь.

Голоса удалялись, и Алеста уже не разбирала слов. Слышала только, как Нивен сказал что-то о луке, а Шаайенн – о разбросанном по всему Нат-Каду оружии. И думала о том, что ей не стоило отдавать ребенка. Ни Бордреру, ни кому-либо еще. Даже если он никогда и не был ребенком.

А теперь – поздно. Теперь для всего – поздно.

А еще повторяла про себя, на языке катала мягкое имя: Шаайенн. И вспоминала, как дневной свет играл с его волосами, и те светились сами. И глаза у него светились, горели, в них было больше жизни, чем во взглядах всех существ, что встречала на своем пути. Больше жизни и немного яда.

Она накинула еще один морок. Просто так. Потому что старухе не пристало быть влюбленной. Даже в существо, которое очевидно намного древнее ее самой. Только страдает проблемами с памятью.

Глава 47. Мертвые

Тейрин сел на ложе, сжав в руке кинжал. Судорожно вдохнул воздух, и еще, и еще, пытаясь надышаться, потому что он снова задыхался во сне, и было страшно, и что-то грохотало, и только потом он понял – грохотало не во сне, здесь, в Нат-Каде.

А сейчас он впервые увидел ее – высокую белую тень у окна. Прозрачную, светлую.

И задохнулся во второй раз. А она полуобернулась к нему и тихо заговорила, и впервые голос прозвучал не в голове – в его комнате.

– Затхэ, – сказала она. – Я думала, тьма приближае‍тся в лице Лаэфа, но это – Затхэ. Меня обманули.

“Думала, тьм‍а приближается? – подумал Тейрин. – А как же: ничего не бойся, мальчик, я знаю, что делаю? Ждала Лаэфа – и мне не сказала?”.

А еще он услышал в ее чистом голосе легкую горечь разочарования. Едва заметную, но Тейрин всегда умел хорошо слушать. И трезво мыслить. Даже проснувшись посреди ночного кошмара и обнаружив себя в еще одном.

Тейрин поднялся и решительно направился к двери. Подхватил плащ со спинки кровати, набросил на ходу.

***

Плащ летел, струился за ним и, поворачивая за дверь, Тейрин легким привычным движением отбросил его назад. И тот послушно скользнул следом, как Эрхайза за Лаэфом.

Сорэн смотрела уже не в окно – ему вслед.

Она ведь и правда чувствовала Лаэфа рядом, не это отродье – самого Лаэфа. А с этим – даже играть не интересно. Послать вслед дикого даарского охотника – и пусть разбирается.

Но Ух’эр-то каков. Мерзавец. Лживая гадина. Весь в старшего брата.

***

Ух’эр пришел тогда к ней – когда с Затхэ было покончено – он пришел. Сорэн сидела у окна, перебирала лучи света, глядела сквозь них, слушала пение птиц, а он, гадость, как-то пролез. Оказался рядом – и не почувствовала.

Поднял ладонь – и лишь тогда увидела, как сидит на мраморном крыльце, как сам ладонь под лучи подставляет и наблюдает, а те проходят сквозь. Ух’эр не отбасывает тени – может, потому так тянется к Лаэфу, чтоб хоть какая-то тень рядом была.

– Странно, что брат боится их, – хмыкнул он, проворачивая ладонь. Покосился на Сорэн хитро, добавил. – Их ведь нет на самом деле. Не ухватишь, не укусишь.

И оскали‍л зубы в кривом оскале. А потом рассмеялся неожиданно, откиды‍вая голову назад. И как часто бывает, когда видишь что-то в лучах впервые, Ух’эр увиделся ей совсем другим.

Сейчас он казался не безумным – счастливым. Хотя потом, гораздо позже, она поняла: это не глаза его сияли, они отражали сияние Ирхана.

Но тогда она подумала – а если он останется здесь надолго? Если согреть его лучами, если обнять теплыми ветрами, – починит ли это его? Исправит ли? Ей показалось, ему тут может быть спокойно. А пару веков в покое – не принесут ли такую нужную ему передышку от вечного безумия?

Пару веков покоя и света и никаких отравленных змей под ногами.

– Ты пришел сказать о Затхэ? – мягко спросила Сорэн. Подошла. Он оборвал смех внезапно, сжался, смотрел настороженно. Будто боялся, что она ударит.

“За что же мне тебя бить? – удивилась Сорэн. – Ты на моей стороне. Ты должен знать, мальчик, своих союзников я не трону. И никому не дам в обиду. Перейдешь на мою сторону – больше никогда не увидишь змей”.

Ни змей, ни монстров.

– Его больше нет? – спросила она.

– Его больше нет, – отозвался Ух’эр, вновь поменявшись. Теперь едва заметно ухмылялся, глаза щурил, будто свет внезапно стал мешать на нее смотреть. А ухмылка была не его. Неуверенной и слабой.

– Докажи, – Сорэн села рядом и положила свою ладонь поверх его руки. Заглянула в глаза, и он медленно развернулся к ней. Улыбнулся неожиданно широко, рванул за собой за руку, вскакивая, и перед их ногами разверзлась бездна.

– Что ты… – начала она.

– Доказываю, – шепнул ей Ух’эр и потащил за собой.

***

Царство мертвых было‍ темным. Серым.

В нем было тихо, и мертвецы, слуги Ух’эра, сн‍овали по черным дорогам бесшумными тенями. Он покосился на нее, хитро подмигнул и приложил палец к губам. Потянул за собой.

А потом – в еще одну бездну.

И там, в замурованных наглухо подвалах, показал клетку, что стояла в самой глубине. А в клетке – исполосованное, разодранное тело монстра.

Посмотрел в глаза, внимательно и неожиданно серьезно.

И Сорэн почудилось: впервые видит настоящего Ух’эра. Безо всех его бесчисленных масок. Потом она узнала: она видела очередную маску. Потому что все, что есть у Ух’эра, – это маски. Все, что есть от Ух’эра, – это маски.

Сейчас у него был твердый взгляд. И мягкие губы. И тихое дыхание.

***

Она не могла спасти Лаэфа, потому что Лаэф – тень. Но этого, живущего в бесшумных тенях, она может вырвать из них. Унести в мир, где поют птицы и можно играть с лучами Ирхана. И Ирхан признает его, рано или поздно, но признает.

Конечно, он безумен. Он не должен быть здесь. Его место – рядом с ней.

И теперь Сорэн сжала его руку и повела, понесла за собой, ввысь, прочь от шепота и полумрака, в свой мраморный дворец. И там, во дворце, он снова оказался другим в свете дня.

Настоящим. И очень серьезным. И смотрел в глаза так, как никогда и никто.

– Сорэн, – тихо сказал он. – Я исполнил договор. Теперь твой шаг.

Она провела рукой по его щеке, и он закрыл глаза, потянулся за ее прикосновением, и ее белая ладонь задержалась. Скользнула к губам. К шее.

– Прости меня, – тихо сказала она.

– Ты не исполнишь обещания? – спросил он, не открывая глаз. – Если победишь?

– Ис‍полню, мальчик, – уверенно ответила она, рука скользнула на е‍го плечо, и плечо она крепко сжала. – Тебя не трону. Оставайся здесь. Сейчас. Оставайся со мной.

– Тогда за что простить? – спросил он и распахнул глаза.

И они, темные, огромные, в обрамлении длинных ресниц, светились безумной насмешкой, извечной издевкой, и его захотелось оттолкнуть. Подальше. Отмыть руки. Но прежде – заплакать.

Ведь она почти ему поверила.

– Или ты не у меня прощения просишь? – уточнил он и, подражая Лаэфу, выдохнул почти ему в тон. – Сес-стра…

Она задохнулась от злости, а он какое-то время старательно сжимал губы, сдерживая безумный хохот в себе, а потом – не смог. И хохот вырвался наружу.

***

И она проснулась от хохота. Села на ложе, вскочила.

И увидела его – сидел, подобрав под себя ноги, в проеме окна. На дворе была ночь, но и Рихан светила сквозь него. Висела за спиной, на уровне сердце, просвечивала блеклым пятном, и казалось, что у него вместо сердца – Рихан.

Хотя Сорэн уже знала: у него просто не было сердца. И его не было. Он был серой тенью в подземном царстве. Тенью, что пыталась быть богом, но у нее получалось криво.

Потому что сама тень – кривая.

– Я снился тебе, Сорэн? – спросил он, глядя в глаза.

– Ты ведь и сам был в том сне, – процедила она. – Ты принес этот сон, не так ли?

– Я просто пришел сказать, что все сделал, – он поднял руки. – А вот что было дальше...

– Я держу свое слово, – сказала Сорэн. – Но видеть тебя больше не желаю.

– Да-а-а? – с изумленной насмешкой протянул он.

Она, зарычав по звериному, швырнула в него драгоценной подвеской. Ух‍’эр расхохотался и, поймав подвеску на лету, соскользнул в ок‍но.

В ответ ему расхохотались вдалеке гиены.

Взвыли волки.

И Сорэн замерла у окна, всматриваясь в темные леса. Он был где-то там. Он был везде. Мир будто шептал, повторяя снова и снова: “Лаэф-ф”.

– Оставь меня! – отчаянно крикнула она в окно.

– Да я, вроде как, уже… – с деланной растерянностью пробормотал под окном Ух’эр.

А потом снова рассмеялся.

Нет, его было не спасти.

Никого из них было не спасти.

***

И тело Затхэ, что она видела во сне, было всего лишь частью ее сна. Как и настоящий Ух’эр.

***

Эйра в ту пору ушла в рощи. Тэхэ не подходила к ней, но и не выгоняла. Иногда косые взгляды бросала издалека. А Эйра каталась на ветвях, играла с ланями-оленицами, купалась в ручье.

Там ее и увидел Заррэт.

Зачем пожаловал – Тэхэ не знала, не успела спросить. Ждала, что он будет искать разговора, но тот так и замер у ручья. Может быть, он сразу к Эйре шел, а может, просто обо всяких разговорах забыл.

Эйра купалась шумно. Вздымала брызги. И те, сверкающие, летели драгоценными камнями во все стороны.

И несколько из них – в лицо Заррэту. Лишь тогда она его увидела, но не смутилась – широко улыбнулась.

– Эйра, – сказал Заррэт и сел на берегу. – Возвращайся. Людям нужна Любовь.

– С каких это пор тебя волнуют люди? – удивилась Эйра.

– Меня волнует их кровь, – сказала Заррэт. – Многие войны начинают во имя Любви. Нельзя, чтоб Любовь была забыта.

– Так ты голодный? – сочувственно спросила Эйра. – Тебе крови мало?

И выбралась на берег, нагая, упругая, одним кошачьим прыжком. И мотнула головой, стряхива‍я мириады сверкающих брызг с взъерошенных рыжих волос.

Это – ‍короткие рыжие волосы – было самым болезненным напоминанием о Затхэ. Эйра отделила, оторвала кусок себя, а теперь – его не стало.

Заррэт сбросил плащ, накинул ей на плечи, и она с недоумением уставилась снизу вверх. Она была маленькой, нежной и совершенно неуместной рядом с Заррэтом. И плащ его был ей тяжел и тоже неуместен на его плечах.

Так думала Тэхэ, глядя на них из зарослей.

Заррэт, отважный, сильный и честный, не должен путаться с глупой девчонкой. Если уж выбирать из них, сестер, куда уместнее рядом с ним выглядела бы сама Тэхэ. Он, единственный из богов, кого понимала с полуслова, чью силу уважала, мог бы стать ей верным боевым товарищем. Или больше.

Тэхэ никогда не задумывалась о том, чтобы навредить кому-то из своих, но всегда думала, что, если битве между ними суждено вспыхнуть, она окажется рядом с Заррэтом.

А теперь он защищал Эйру. Укрывал под своим огромным плащом.

– Возвращайся, – сказал он ей. – Я знаю, как это – прятать слезы. Ты сильнее, чем кажешься, Эйра. Я удивлен, что никто этого не видит. Но вижу я. И прошу тебя – выплачь слезы. И возвращайся.

А она вдруг перестала улыбаться, и слезы правда сверкнули в ее глазах – еще двумя драгоценными каплями.

– Они убили моего ребенка, – отчеканила с неожиданной злостью. – Вы убили…

– И за это я пришел просить прощения, – тихо ответил Заррэт. – Иначе было нельзя.

Эйра всхлипнула, прильнула к нему, и утонула во второй раз – теперь в мощных объятиях. Он был слишком огромен, и Эйра встала на носочки, чтоб дотянуться.

Чтоб‍ дотянуться до плеча, и через плечо бросить взгляд в заросли.‍

Точно в глаза Тэхэ.

И улыбнуться ей сквозь фальшивые слезы, которые мгновенно высохли.

Нет, Эйра не умела скорбеть.

***

Никто из них не умел – Д’хал не научил. Может, так хотел защитить их. А может, слишком поздно вспомнил.

По Затхэ скорбел лишь он сам.

Сидел под тем обрывом, на узкой кромке песка, глядел на волны Мирдэна. И так задумался, что не заметил, как к нему подошел человек. Девочка, совсем еще ребенок, человеческий детеныш, присела рядом, спросила:

– Тебе грустно? – и протянула горсть только что собранных, еще мокрых морских камней, обточенных водой.

Д’хал подумал, что так должно было случиться с ними со всеми – время, как вода, должно было заточить их, срезать углы, научить притираться. Не ссориться – вместе управлять миром. Вести людей за собой.

Но получилось, что все они – каждый сам по себе, а люди – подносят ему камни на берегу. Глупые, глупые дети.

Тогда он впервые понял, что был слишком мягок с ними. Тогда впервые понял, что уроки, извлеченные из слов, никто не запомнит. Что действовать надо по-другому.

– Я скорблю по Затхэ, – честно сказал он девочке.

– По чудовищу? – удивилась она.

– Он не был чудовищем, – ответил Д’хал. – Его сделали таким. Но я вижу будущее, дитя. И вижу, что это еще не конец. Пройдут века. Боги погибнут в великой битве. И вернется Сорэн. И потянется за ней ее тень Лаэф. А за ним – и другие Бессмертные. И тогда – вернется он. Совсем другим, сменив сотню тел и обличий.

– И что случится? – задержав дыхание, спросила девочка. – Кто победит?

Д’хал при‍щурился, вглядываясь в вечность.