Текст книги "Мы, монстры. Книга 1. Башня (СИ)"

Автор книги: Тим Вернер

Соавторы: Таша Данилова
сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 23 страниц)

Глава 7. Волки

Зубы уже не попадали друг на друга, но Йен пытался правильно дышать и не останавливаться. Снегопад усилился, и от этого стало даже как будто теплее. Снег обволакивал, убаюкивал.

Только спать было нельзя. И останавливаться – тоже. Потому что чувствовал: стоит остановиться – упадешь. И тогда белая пелена накроет с головой. И будет теплее. Наверное, будет теплее.

– Ш...шел… – прошептал он, и слово выговорилось со второго раза, а строфа – с третьего. – Шел... Шел охотник... на скалу.

Йен заговорил громче. Звук собственного голоса терялся, увязал в мягком снегу. А нужно было – чтоб бил по ушам. Чтоб заставил встряхнуться, собраться. Потому что проще всего сказать себе: это ночной кошмар. Я сплю, мне снится кошмар, сейчас я усну в кошмаре, а проснусь по-настоящему.

Вдвойне похоже на правду, потому что иначе чем кошмаром это все быть не могло.

Втройне – Йену снились похожие кошмары, часто снились. Не этот конкретный, где он упал на снег, а руки – в крови. Другие, но после них так же болела голова. И ныло все тело.

– Шел охотник на скалу, – упрямо отчеканил он слова детской считалки, делая по шагу на слово. – Поднял... черную... стрелу. Раз и два – враги... убиты. Три-четыре – в-в‍олки сыты.

Сделал еще несколько шагов, прищурился, глядя вдаль‍. Показались очертания крыш среди метели. Но иллюзию разорвал очередной порыв ветра. И Йен продолжил еще громче, будто хотел перекричать снежную тишину.

– Пять и шесть! Убил волков! Семь и восемь! Жив-здоров! – по слову на шаг. По вдоху перед каждым словом. По выдоху на счет. Следы заметет снег. – Семь и восемь! Жив-здоров!

Самое ужасное: он понимает, на что это похоже, но не понимает, почему. Он даже не охотился ни разу. Ни у одного оборотня не было ни единого шанса его укусить. Он просто не может обернуться. Что тогда все это значит? Глупая шутка? Но – чья? Кто додумается шутить так?!

Он помнил, как злился на отца. Как сбежал по лестнице. Как незаметно пробрался к гнездам и взлетел на виверне так тихо, что даже смотритель не заметил. Как летел вперед, бездумно и быстро. Просто летел – и ветер в лицо помогал продышаться. А потом – вязкий кошмар и боль во всем теле.

– Девять... Десять…

И голова. Голова болит так, что веки сами собой закрываются – кажется, что так будет меньше болеть, но проверять он не будет. Потому что знает: стоит закрыть глаза среди метели, больше их не откроешь никогда.

– Тебя... повесить...

Странно, что он вспомнил ее, эту считалочку. Единственная пришла в голову. Все песни, стихи, всё забылось, и малейшее усилие, чтобы вспомнить, вызывало новый взрыв боли. Потому пришлось начать заново. И он начинал, снова и снова.

А потом вдруг понял, что в голове осталась всего одна строчка. Последняя строчка.

– Тебя. Повесить, – сказал он. И снова. – Тебя... повесить...

Остановился, потому что ‍не осталось уже ни слов, ни сил, но увидел: недавний мираж не был миражом, и теперь она совсем рядо‍м, в нескольких шагах – стена. Обычная невысокая стена, за которой – поселение. Там люди, должны быть люди. Значит, он действительно видел их, стену и крыши в снежной мгле. Потом потерял их в метели, но дошел. Он до них дошел!

Йен выдохнул и решительно двинулся к стене.

Перебраться через нее было непросто, хоть и невысокой была – чуть выше его самого. Стены тут от волков, не от людей. Но руки уже не слушались, и заставить пальцы вцепиться в ее край казалось невозможным.

– Шел, – сказал Йен, пытаясь сжать и разжать кулак, – охотник. На. Скалу.

Выдохнул, схватился за край стены и перебросил себя на ту сторону. Медленно поднялся, и тут же заслышал лай: к нему мчались местные собаки. За собаками бежали люди – смутные силуэты в белом снегу.

– Тихо, – пробормотал он, одной рукой схватившись за стену, вторую – поднимая навстречу им. – Тихо-тихо...

Собаки не напали – остановились в нескольких шагах. Рычали и пятились. А вперед вышли люди. Несколько мужиков с мечами и вилами наперевес, за их спинами – силуэты женщин. И где-то вдалеке, сквозь снежный вязкий туман, детские голоса.

“Маленькое поселение, – зачем-то определил Йен. – Все рядом. Близко. Вон как быстро прибежали”.

– Эй, – выдохнул он. – Н-нужна помощь.

Те поудобнее перехватили оружие, не остановились. Медленно наступали, брали в кольцо.

– Тихо, – повторил он, уже людям. – Тих… – и перебил себя отчаянным выкриком, потому что они не останавливались. – Вы же должны помочь!

В Дааре это было нерушимым правилам: люди помогали друг другу всегда, др‍узьям и незнакомцам. Иначе они не выжили бы в снегах, метелях‍ и скалах.

– Только перекинулся, – хмыкнул один из местных. – Еще не понял. Повезло. Долго не будешь мучаться.

– Нет, – мотнул головой Йен, – н-нет. Это ошибка. Это…

Говорить было трудно. Самое обидное: Йен знал, что уболтал бы их. Он любого бы уболтал, но сейчас он попросту не мог говорить – слишком замерз.

– Меня не кусали, – прошептал он, глядя тому в глаза, уперевшись в стену и удерживаясь на ногах уже невозможным, титаническим усилием. Шепот получился совершенно невнятным, но его услышали и даже ответили.

– Собаки не обманут, сынок, – качнул головой мужик. И впрямь как будто сочувственно. – В отличие от оборотней. Ты без одежды, в лесу, в крови, а наши собаки чуют в тебе зверя.

И коротко замахнулся мечом. Йен отпустил стену, упал на колено, и меч свистнул над его головой. Второй удар должен был уже точно достичь цели, но Йен вскинул голову, и его взгляд ненадолго заставил человека испуганно отшатнуться.

– Что ты себе позволяешь? – процедил Йен, удерживаясь в сознании уже только на злости. Перед глазами было темно, и видел он уже не человека. Смутный силуэт, который застыл, и его нужно во что бы то ни стало удержать застывшим. – Я принц Даара! Замахнешься на меня еще раз…

Йен даже снова уперся рукой в стену, снова попытался подняться на ноги, но человек вышел из ступора, вновь взмахнул мечом. И вместе с ним – и остальные. Шагнули к нему разом, вскинув оружие. А потом над его головой, перемахивая забор, пронеслись тени. Так сначала Йену показалось – белые беззвучные тени, крупные плотные сгустки снега. Достаточно крупные, чтоб снести л‍юдей с оружием со своего пути. Люди закричали, завизжали женщины, с лаем бросились на них псы, зарычали белые создания, и только тогда Йен понял, кто они. Он никогда не видел Снежных волков живьем. Знал, что они очень редки, даже в предгорьях Даара, знал, что выследить и убить такого волка почти невозможно. Отец не раз об этом говорил и невероятно гордился своими успехами.

Однажды Йен видел, как с белоснежных шкур смывают потемневшую кровь. Ему стало плохо. Наверное, это было заметно, потому что тогда Рэй, который обычно ничего не понимал, который и сам все пытался выследить и поймать своего белого волка, подошел к нему, аккуратно взял под локоть и увел подальше. С того времени Йен больше не спускался в подвалы несколько дней после возвращения отца с охоты. И в кабинет к нему тоже старался не ходить. Что толку, что шкуры сейчас белоснежные? Он же знал, все же знали: на них была кровь.

Отец был одним из немногих, кому удавалось убить Снежного волка. Они призраки. Духи гор. Ходят поодиночке и никогда не оставляют следов. Сторонятся людей, гномов, селений и даже протоптанных троп.

Почему духи гор сейчас пришли сейчас такой толпой? Зачем сунулись к людям? За ним?

Не сейчас, подумал Йен, непроизвольно сжав в кулаке снег прежде, чем попробовать подняться в очередной раз. Сейчас не об этом надо думать.

– Эй, – позвал он. И поднялся. Потому что вокруг, вызывая то ‍же отвращение, что и раньше, белый снег разъедала неуместная‍ на нем кровь, неподалеку сквозь снегопад и гаснущий перед глазами свет угадывались силуэты лежащих на земле людей, а из-за метели и невозможного холода, почти совсем уже взявшего верх над ним, кричали женщины и дети.

– Эй! – громче повторил, потребовал Йен.

Один из зверей тут же выпрыгнул из белой пелены навстречу, встал под руку, и Йен схватился за него, сжал клок белой шерсти в кулаке, как только что сжимал снег. Волк был теплым. Он двинулся вперед, Йен пошел следом. Еще один оказался с другой стороны и тоже попытался встать под руку.

– Нельзя, – сказал ему Йен, и за него уже не схватился – удержался на ногах. – Скажи… своим. Не трогай. Безоружных. Они… запутались. Ошиблись.

Он не знал, говорил ли это, или просто губами шевелил, потому что сам себя не слышал. Не знал, понимает ли его волк. Не знал, жив ли еще сам. Бодрствует ли. Но в любом случае попытаться было нужно. Там же, за снегом, всего в нескольких шагах, но так невозможно далеко – там же люди.

Волк вошел в ближайший дом, толкнув носом дверь. Йен сделал деревянный шаг следом. Повторил:

– Нельзя… – но больше уже ничего сказать не смог.

Перед глазами окончательно потемнело. Волк не остановился – вел его вперед. А потом мотнул головой, стряхивая руку. Йен отпустил, попытался сделать шаг и тут же рухнул, схватившись за что-то. Как оказалось – устланную жесткими шкурами лавку. Медленно заполз на нее, закрыл глаза. Почувствовал, как его укрывают чем-то тяжелым и теплым.

***

За окном выли волки, им подпевала мет‍ель. И больше не кричали люди.

Он пришел в себя, когда все стихло.

***

Открыл глаза и уста‍вился перед собой. И тут же увидел нависшую над ним белоснежную морду.

– Если вы насчет шкур, – чуть слышно прохрипел Йен, – то ошиблись поколением. Это к папе...

Волк наклонил голову набок. Совсем не по-волчьи, по-собачьи, и Йен медленно сел. Пошевелил пальцами. Как ни странно, пальцы шевелились нормально. Он вообще чувствовал себя на удивление нормально. Отвратительно нормально. Хотелось лежать в бреду и ничего не видеть, не слышать, не знать. Но мыслил он ясно, тело было послушным и даже не подумало заболеть.

“Чихни хоть что ли...” – сердито подумал Йен. Вновь уставился на волка. Тот ждал. У его лап на полу лежал ворох одежды.

– Тряпок принес, – пробормотал Йен, осторожно разгреб ногой принесенные вещи. Вещи были влажными, и Йену не хотелось думать, от растаявшего ли снега или от чего-то другого. – Молодец. Хорошие тряпки. Грязные. Рэю бы понравились.

И осторожно натянул на себя рубаху, несколько пар штанов, кожаную куртку, на нее набросил нечто, похожее на меховую накидку, видавшую виды, облезлую и грязную. Ноги сунул в сапоги. Те оказались порваными в нескольких местах по нижнему шву, но Йен сейчас был не в той ситуации, чтобы перебирать.

Поднялся, постоял, привычным жестом сунул руки в карманы – благо, в куртке нашлись. Сначала осторожно и неуверенно, а потом – решительно, быстро двинулся к выходу. Вышел за дверь, свернул к забору, стараясь не смотреть по сторонам. Он понимал, что означает мертвая тишина вокруг: битва окончена. Рядом с ним волки, а не люди – очевидно, кто вышел победителем. И сколько ни убеждай себя, что ничего не мог сделать, ты-то жив остался. А остальные – нет. И ничего у тебя не болит.

Отвратительно от собственной легкости в теле.

Зато легко и быстро можно перемахнуть забор.

Только вот потом – куда?

Волки перемахнули следом, и Йен обернулс‍я к ним. И даже узнал среди них того, что принес ему одежду. ‍Но теперь уже другой, покрупнее, вышел вперед, прошел мимо, ускорил шаг, но потом замер и выжидательно обернулся. Сделал еще пару шагов и обернулся снова: звал за собой. И этот уже на собаку был похож гораздо меньше. В нем была дикая сила и грация, он прекрасно осознавал свою мощь и превосходство, но почему-то не бросался на Йена и не уходил в лес. Ждал.

– Дался я вам, – пробормотал Йен.

Покосился на того, который сидел с ним, пока он был в отключке, будто совета хотел спросить: идти за этим амбалом или как? Волк ничего не ответил, и Йен пошел. А остальные – прыгнули в стороны и тут же растаяли, рассыпались снежной метелью. Призраки даарских лесов.

Очередные, чтоб их.

Йен обернулся через плечо – и увидел позади лишь белую пустошь. И забор селения уже не был виден среди метели. Будто и не было всего этого. Очередная сцена из сна, которая забудется через мгновение. Растает в памяти, как уже растаяла в снегах.

“Хоть этого волка не потеряй, – мрачно сказал себе Йен. – Сон или нет, но давай, выживай. Иди за волком”.

Он старался не думать обо всем, что происходит. Он знал, что не готов сейчас мыслить трезво, потому предпочел не мыслить вообще и снова принялся бормотать себе под нос считалку.

Шел охотник на скалу,

Поднял черную стрелу.

Раз и два – враги убиты.

Три-четыре – волки сыты.

Пять и шесть – убил волков,

Семь и восемь – жив-здоров.

Девять, десять – тебя повесить.

Волк несколько раз оборачивался, будто раздумывал, не съесть ли его вместе с его считалкой, но не ел. Шел вперед, и Йен ‍шагал за ним. Лишь когда лес стал редеть, а вдали показались ‍знакомые очертания скал, Йен остановился и решительно сказал:

– Нет.

Волк развернулся, замер.

– Я не пойду с тобой, – пожал плечами Йен. – Ты ведешь меня в леса. К оборотням или еще кому, с кем вы там водитесь. Там – леса. А вот там, – развернулся и показал рукой в том направлении, откуда они пришли. – Там – Даар. Я там живу. Мне – туда.

Волк угрожающе рыкнул.

– Страшно, – сказал ему Йен. – Но ты или ешь меня, или иди отсюда. Мне нужно домой. Вы ошиблись, понимаешь? Ошиблись.

Сунул руки в карманы и неспешной уверенной походкой двинулся мимо волка – к скалам. Всем своим видом пытаясь продемонстрировать, насколько глубоко ему наплевать на пожелания волка. Это он умел – демонстрировать, что ему плевать. Не зря постоянно тренировался на окружающих. Ну, а кто виноват, что его окружают одни идиоты?

И все же – дом в Дааре. Там хоть и идиоты, но свои. И одежда – нормальная. Чистая, сухая. И никто убить не пытается.

Йен замер на полпути к скалам. Неуверенно покосился через плечо, но волка уже след простыл. Образно – настоящих следов они и не оставляли. Будто были легче снега.

– Никто убить не пытается, – повторил вслух свои мысли Йен и поднял взгляд в потемневшее небо.

Правда?

“Хватит увиливать, – сказал он себе, – хватит избегать этого разговора. Соберись и подумай. Что-то с тобой случилось. Люди считают тебя оборотнем. Волки считают тебя своим. Ты не помнишь, что было. Так хватит увиливать и хотя бы себе признайся: есть такая вероятность. Возможно, ты стал оборотнем. Я не знаю, как! Девку зараженную поцеловал. Поцарапался где-то. Это ведь – единственное объяснение, так?”.

– Так, – тихо согласился с собой Йен. – Значит, дома меня тоже будут убивать. Значит…

С тоской уставился в небо. И снова – на скалы. Там были гнезда диких виверн. И – Йен не пробовал, но всегда что-то делаешь в первый раз, – дикую виверну можно было оседлать и направить. Правда, если случится погоня в воздухе, с дикой виверной будешь не таким маневренным, как с ручной.

С другой стороны, если направить ее обходными путями – погони не случится. А Йен знал, какими путями добраться до Даара. И что самое главное: если его отправились ловить – дома никого нет. Он знал их, отлично знал: его будут искать в лесах, полях, таких вот мелких поселках, как тот, что растворился в тумане – Йен предпочитал думать так: растворился в тумане, так было легче пережить, а сейчас надо было пережить. Но никто не подумает охранять дворец. Им всем нужно вперед, на поле боя. Они не из тех, кто подумает о том, чтоб прикрыть тыл. Дэшон подумает. Но кто его будет слушать? Его вообще кто-то слушает, ненормального старика?

А с ним одним Йен уж как-нибудь справится, если что.

А там, дома – и одежда, и деньги, и ручные выверны. На ручной виверне можно махнуть куда подальше. И когда он доберется до ручной – его не догонят. Главное, чтоб Рэй в гонку не ввязался. Но Рэй не ввяжется – не охотник. И отец не позволит.

“Значит, домой, – сказал себе Йен. – А потом – прочь из дому”.

В конце концов, он давно мечтал вырваться куда-нибудь. Странно даже, что ни разу не попытался. Плохо, конечно, что все происходит вот так. Плохо, страшно и немного тошно: как тогда, когда впервые увидел кровь на чистой шкуре снежного волка.

– Зато у меня есть план, – наставительно напомнил себе Йен. – Хороший план. Ам-би-ци-оз-ный... – мечтательно добавил. – Может, даже переоденусь...

И двинулся к скале.

Глава 8. Курьер

Нивен замер в тени, у черного входа. Всмотрелся в освещенные окна трактира. Там, в отблесках неверного пламени свечей, сновали тени. Слишком много теней. Трудно сразу найти тех, кто нужен.

– Не двигайся, – серьезно предупредили из-за спины.

Нивен поднял взгляд выше – к подернутому тучами небу – и мысленно выругался. Голос был детским. В последнее время дети встречались на каждом шагу. То ли людской род решил слишком активно размножаться, то ли ему стало так везти на мелкую дрянь, то ли он просто ‍начал обращать на них внимание. Замечать, как их много. Снуют‍ туда-сюда, букашки.

Но на этот раз дело было явно не в том, что он замечает или нет. Тут уже попробуй не заметь. Ребенок сам пришел к нему в темноте. Как злая насмешка судьбы. Пожалел ребенка раз? Вот тебе еще. И еще. Всех пожалеешь?

Нивен медленно развернулся.

Паренек лет семи сжимал в руках самодельный игрушечный лук и очень серьезно смотрел в глаза. Пытался смотреть в глаза, потому что их под тяжелым капюшоном видно не было. И хорошо, что не было: ни глаз, ни лица. Не рассмотрит пацан, что там, под ними, – лучше спать будет.

– Не так целишься, – сказал Нивен.

Мальчик нахмурился и задумчиво уставился на лук.

– Если выстрелишь так, – продолжил Нивен, – пробьешь мне ногу. Ты хочешь пробить мне ногу?

Тот посопел, грозно глядя на лук, потом решительно вскинул выше. Нивен шагнул к нему и спросил:

– Ну?

– Что “ну”? – растерялся пацан.

– Ты сказал не двигаться, я двинулся. Стреляй.

– Я играю, – попытался донести тот. – Я не хочу в тебя стрелять.

– Зачем тогда угрожаешь? – спросил Нивен.

Пацан замешкался, переминаясь с ноги на ногу, переводя взгляд с Нивена на игрушечное оружие. Но выстрелить так и не успел – дверь широко распахнулась, и с порога рявкнули:

– Итан, сволочь мелкая! Хватит отпугивать гостей! Брысь отсюда!

Пацан тут же шмыгнул в кусты, а Нивен медленно развернулся навстречу хозяину заведения. Тот был высок и широкоплеч – темный силуэт на фоне света и шума. Нивен сделал мягкий шаг вперед – в полоску света, брошенного на темную влажную землю. И заявил:

– Он никого не отпугивает, уважаемый.

С‍илуэт напрягся и тоже сделал шаг навстречу. И аж шею вытянул,‍ пытаясь рассмотреть, что там под капюшоном. Потому что Нивена всегда выдавал голос – слишком чистый и ровный для человека. Лишенный любых эмоций, лишних хрипов и обертонов. И, в отличие от ребенка, взрослый сразу понимал: перед ним – не человек.

– А я вряд ли стану твоим гостем, – ответил на его мысли Нивен.

– М-могу предложить место на ночь в пристройке, – неуверенно ответил трактирщик.

– Это лишнее, – отозвался Нивен.

– Тогда позволь спросить, что в таком случае… что ты здесь… зачем ты здесь стоишь?

– Ищу человека, – сообщил Нивен. – Должен был прибыть сегодня. Имя – Волахан.

– А-а, – с изрядной долей облегчения протянул трактирщик. – Да, забронировано на него, но его еще нет. Под утро доберется только. Дороги ж перекрыли, даарцы снова какую-то пакость ловят. Разводят и ловят, разводят и ловят. А мы тут из-за них терпим убыт…

Оборвал себя на полуслове, осознав, что несет лишнее, и подозрительно поинтересовался:

– А тебе он зачем?

– Я курьер, – ответил Нивен, развернулся и шагнул в сторону. Так, чтобы больше не попадать в полосу света. В темноте было лучше.

Направился прочь. Сапоги из мягкой кожи с плотными, но не жесткими подошвами, делали его бесшумным даже на каменных мостовых. Здесь, в небольшом городке, где каменной была разве что городская стена, и та – лишь у ворот, потом превращалась в деревянным забор, а за ним и вовсе становилась совершенно условной, Нивен легко растворялся в темноте.

Но Мадаг все равно был городом, и потому Нивен спешил покинуть его поскорее, как и любое д‍ругое место скопления людей.

За чертой города двинулся вверх по ск‍лону. Дальше – вглубь леса. Там, в чаще, стояла хижина: доски, прутья и наваленные сверху листья. Не слишком удобно для человека, но для Нивена – сойдет. Дождь не заливает – и хорошо. Нивен не любил дожди. А тут, в солнечном обычно Мадаге, последние несколько дней было пасмурно и сыро. Вода не обрушивалась с неба сплошной стеной, как это бывает в Нат-Каде, но время от времени проливалась с мокрым снегом. Нивен начал подозревать, что она ходит за ним – серая нат-кадовская сырость. Преследует, куда бы ни направился.

Он замер, не сделав очередного шага. Вместо этого – схватился за ближайшую ветку, толкнулся ногами и взмыл на дерево. Он был не любитель лазить по деревьям – это удел белок, да и попахивает расхожим клише, что эльфов хлебом не корми, дай на дерево залезть. Нивен предпочитал мрачно думать: “я вам не белка” и держать ноги на земле. Но не всегда получалось.

Присел на ветке, схватившись за еще одну, повыше, и всмотрелся вдаль. Что-то было не так. Трава и кусты примяты. И запахи не те. Здесь побывал чужак. Осторожный, но неуклюжий. Шел по тропе, к хижине.

Нивен замер. Вслушивался, всматривался, пытался распознавать запахи. Потом осторожно спрыгнул. Медленно двинулся вперед, с мягким шорохом вытащил из-за пазухи кинжал.

Силуэт разглядел издалека, да тот и не прятался. Стоял у хижины, скрестив руки на груди и разглядывая ее. Один прыжок, захват за шею – и клинок у груди гостя.

– Кто? – спросил Нивен.

– Тихо ты! – растерянно прохрипел тот – не ожидал. Никто не ожидает. – Свой‍! Метку на шее глянь, ну!

Нивен слегка отстранился, наклонил г‍олову, изучая клеймо – пожизненную метку, сзади на шее. Да, этот был из них, Чистильщиков.

– Зачем? – спросил Нивен. Отпустил человека, отступил на шаг, но кинжал не спрятал.

Гость развернулся, выдохнул и пробормотал:

– Тьфу, бешеный! Говорили, что ты псих, но даже меня напугал! Меня к тебе отправили...

– Зачем? – повторил Нивен.

– Подстраховать, – пожал плечами гость.

– Не нужно, – ответил Нивен, шагнул к человеку, небрежно отодвинул с дороги, хотя тот и сам с готовностью подвинулся, только слегка запоздало. Нырнул в хижину, отстегнул заплечные ножны, сбросил плащ на землю. Улегся на него, закинул одну руку за голову, второй обхватил ножны и обнял, укладывая себе на грудь. Демонстративно протянул ноги в сторону входа, забросил одну на другую. Так, что гость теперь видел лишь торчащие из хижины подошвы сапог. Тот еще немного потоптался рядом, потом выругался сквозь зубы, смачно сплюнул себе под ноги, процедил:

– Буду ждать на месте, – и направился прочь.

Нивен прислушался к тому, как тот уходит. Он не любил гостей. Не любил людей, а таких – и подавно. Не мылся этот тип, судя по запаху, уже не первый день, не третий и, пожалуй, даже не пятый. Голову и вовсе с полгода не мыл. Хотелось отмыть руки после захвата за шею – хоть те были в перчатках. А люди ещё брезгливо на Нивена косятся. Ха. Попробовали бы они вот это схватить. Чистокровный, чтоб его, человек. Хотя, какой он к черту человек. Тоже монстр, просто в другой шкуре, – метка Чистильщика не ставится просто так.

Нивен глу‍боко вдохнул, медленно выдохнул. Привычный способ уснуть – ра‍ботать с дыханием. Правда, в этот раз получалось плохо. Он злился, и даже не на этого, немытого. Он злился, потому что понимал: не просто так его решили страховать. Не в перекрытых дорогах дело. Ему и дороги, и вся даарская армия нипочем, это-то уже все должны были уяснить. И что напарник для него – обуза, – тоже.

Когда его послали? День? Два назад? Если он из Нат-Када, не местный, то неделя пути, не меньше. А дороги перекрыли совсем недавно.

Нивен не слишком внимательно следил за временем, но такую кривую накладку невозможно было не заметить.

Все это пахло очень нехорошо. Ничуть не лучше, чем незваный гость.

В сон удалось провалиться под утро, и сон был тьмой. Он уже привык к таким снам: к абсолютной беззвучной темноте, которая окутывала, обнимала, давала короткую передышку. И он использовал ее сполна – открывал глаза уже через несколько часов вновь готовый к тому, чтобы двигаться дальше.

Обычно Нивен приходил в одно и то же место не больше одного раза. И уходил навсегда.

А вот к трактиру идти нужно было снова.