Текст книги "Любимцы фортуны"
Автор книги: Тилли Бэгшоу
сообщить о нарушении
Текущая страница: 30 (всего у книги 43 страниц)
Глава 39
Тиффани выложила на стол приборы и удовлетворенно вздохнула. Взяв с полки роман Патриции Корнуэлл и бокал охлажденного шаблиза из холодильника, она вышла во двор и села на плетеный диванчик дожидаться Хантера.
Они договорились провести совместный уик-энд в ее новом коттедже в Венеции. Это был уютный домик, выкрашенный белым, с садиком, фруктовыми деревьями и симпатичным крылечком.
Тиффани влюбилась в коттедж с первого взгляда и, не задумываясь, арендовала его на три месяца. Правда, переехать сразу не удалось, и лишь две недели назад, когда окончились съемки сериала, она перевезла вещи в новый дом.
Коттедж стал для нее чем-то вроде компромиссного решения. Он находился в каких-то десяти минутах езды от дома Хантера, и от него было куда проще добраться до любимого, чем из ее прошлой съемной квартирки. Тиффани по-прежнему не желала переезжать к Хантеру, даже после разрыва Сиены с Максом, когда места стало больше. Хантер не мог бросить друга в столь плачевном состоянии, поэтому и он, и Тиффани бывали с ним по очереди, развлекая и веселя. Так и вышло, что теперь оба жили на два дома, хотя ночи проводили вместе.
Тиффани хлебнула холодного вина и обвела садик радостным взглядом. Здесь было не только уютно, но и спокойно, в отличие от дома Хантера, где, казалось, навеки воцарилась тоскливая атмосфера. Когда Сиена уехала в Вегас, а затем перебралась в Малибу, к своему новому любовнику, Макс погрузился в черную депрессию, а двое преданных друзей переживали вместе с ним.
Поначалу Макс упрямо считал, что сможет вернуть Сиену, но постепенно уверенность сменилась угрюмой подавленностью. Словно в противовес неприятностям на личном фронте он получил заказ на два короткометражных фильма, в которых был задействован известный голливудский актер. Этот же актер и спонсировал съемки из собственного кармана, желая начать карьеру продюсера. Это означало, что Макс частенько отлучался из дома и с головой погружался в работу.
Но и работа не позволяла ему забыть о разбитом сердце. Тиффани очень сочувствовала другу, на которого нельзя было взглянуть без слез. Макс сильно похудел, мало спал, отчего под его красивыми глазами залегли серые тени. Он винил в произошедшем только себя, не желая слышать иных мнений. Что бы ни говорила на этот счет Тиффани, как бы ни спорил с ним Хантер, Макс оставался уверен в собственной неправоте. Его настолько поглотило чувство вины, что он не желал слышать ни одного дурного слова о Сиене. Он знал о романе любимой с Рэндаллом Стайном, несравненно более богатом и знаменитом, чем он сам, но считал это справедливым возмездием за собственную ошибку.
Хантер тоже сильно переживал из-за отъезда Сиены. В свободные дни он частенько начинал бесцельно бродить по дому, останавливаясь возле телефонов в надежде, что один из них зазвонит. От этого Тиффани испытывала самое настоящее раздражение. Как можно, думала она, променять возможность личного счастья на миллионера с пузом и лысой башкой, отказаться от друзей в угоду карьере, славе и огромным, но несчастливым деньгам? По мнению Тиффани, своим поступком Сиена в очередной раз показала свой дерьмовый характер, выдала себя с потрохами и была достойна всяческого осуждения, но уж точно не тоски двух взрослых, благородных мужчин. Судя по всему, начинающая актриса Сиена Макмаон более всего в жизни ценила комфорт и деньги.
Но Хантер и Макс отказывались даже спорить с Тиффани по этому поводу.
– Ты смотрел новости?
Хантер, вспотевший после пробежки по пляжу, протянул ей влажный номер «Нью-Йорк таймс». Он опустился и сел прямо на крыльцо рядом с диванчиком Тиффани. Сейчас он пытался отдышаться, опустив голову между коленей.
Девушка глянула на заголовки статей.
– О, дорогой, это ужасно! – с сочувствием сказала она и положила руку на плечо Хантера. – Как ты?
Он кивнул, шумно дыша, встал и прошел на кухню, чтобы взять бутылку минералки.
– Все в порядке, – сказал Хантер, появляясь на крыльце.
Тиффани чуть подвинулась, предлагая ему сесть рядом.
– Знаешь, неловко признаться, но за годы жизни в Хэнкок-Парке я так и не узнал, что она за человек. Мы с Минни жили совершенно разными жизнями, хотя и под одной крышей.
Тиффани поняла, что ему необходимо выговориться, а потому молчала.
– Помню, когда я был маленьким, то ужасно ее боялся. Клэр, мать Сиены, всегда защищала меня перед старшими. Думаю, Минни так и не смогла простить мне то, что я незаконнорожденный сын ее мужа. Она ненавидела Каролин, и это естественно. В смысле, я ни в чем ее не виню.
– Вот и зря! – выпалила Тиффани. Порой ее сердило мягкосердечие Хантера, раздражала манера подставлять другую щеку под очередной удар. Она предпочла бы, чтобы ее парень был более жестким, способным за себя постоять. – Ничего естественного в ненависти нет и быть не может. Я понимаю, когда речь идет о Каролин. Ведь ты был невинным ребенком! Как можно упрекать в чем-то маленького мальчика? К тому же Минни позаботилась о том, чтобы тебе не досталось ни цента из трастового фонда Дьюка. Это гадко и несправедливо!
– Не думаю, чтобы она сознательно растрачивала деньги. Просто она никогда не умела с ними обращаться. Пока отец был жив, он распоряжался расходами, поэтому Минни… в общем, она не виновата, я считаю. – Хантер чмокнул Тиффани в щеку, стараясь не задеть своим влажным лицом ее ресниц и не смазать тушь. – Я заговорил об этом для того, чтобы ты знала: смерть Минни не стала для меня ударом. А вот Пит, должно быть, потрясен до глубины души.
И поделом, подумала Тиффани про себя. С Хантера станется простить даже гадкого сводного брата, объяснив его поступки какими-то причинами, но она-то знала, что Пит неоднократно пытался помешать карьере Хантера.
Меж тем Хантер снова взял газету и углубился в чтение.
– Интересно, как себя чувствует Сиена? – тихо пробормотал он. В последнее время он старался не упоминать имя племянницы, опасаясь вызвать раздражение Тиффани. – Как считаешь, может, нужно ей позвонить?
– Нет! – твердо сказала девушка, вставая с дивана и подавая Хантеру руку. – Идем есть. – Она провела его в гостиную, где был накрыт стол. – Ведь она-то не побеспокоилась тебе позвонить. У Сиены есть твой номер, если ей понадобится твоя поддержка.
Хантер обреченно вздохнул, но предпочел не спорить.
– Наверное, ты права.
Тиффани подозрительно взглянула на него. Она не ожидала, что Хантер так легко сдастся, и заподозрила подвох. Впрочем, согласие могло быть вызвано неуверенностью Хантера в том, что его звонка искренне ждут. В последнее время он почти ничего не знал о Сиене.
– После завтрака позвоню матери, – сказал Хантер. – Наверняка папарацци уже бросились в Англию, чтобы узнать ее реакцию на смерть Минни. Пусть будет готова к повышенному вниманию прессы.
Теперь, будучи счастлив с Тиффани, Хантер стал еще теплее относиться к матери. Он подумал, что Кристофер вряд ли придет в восторг, если в его дверь начнут ломиться журналисты, и вздохнул. Каролин наверняка будет купаться во внимании прессы, словно ребенок-переросток, получивший наконец долгожданную игрушку.
Тиффани никогда не встречалась с Каролин, хотя они неоднократно общались по телефону. По идее, было бы вполне понятно, если бы девушка недолюбливала мать своего парня, которая никогда не поддерживала его и не любила в детстве. Однако Каролин вызывала в ней какую-то странную приязнь. Она умела быть обаятельной и забавной, и злиться на нее оказалось невозможно. Более того, Каролин была единственным человеком, который прожил долгие годы в Хэнкок-Парке рядом с Дьюком Макмаоном, но остался при этом верным себе. Влияние тирана не сломило и не покалечило ее душу, как души других Макмаонов. Одно это было достойно восхищения.
– Дай мне три минуты на душ, а потом сядем завтракать, – сказал Хантер. – Все выглядит очень аппетитно, спасибо, милая.
– Это тебе спасибо, что оценил, – довольным тоном ответила Тиффани, присев на краешек стола. – Надеюсь, и вкусом ты останешься доволен.
Хантер потянулся к ее губам.
– Твоим вкусом я точно доволен. Ты очень аппетитная, – усмехнулся он, облизнув губы после поцелуя и сунув руку Тиффани в вырез. Он нащупал левую грудь и мягко сжал ладонью.
Девушка была босой, в выцветшей розовой маечке и сильно поношенных джинсах с низкой талией, над поясом которых выглядывали тонкие веревочки трусиков. Хантеру немедленно захотелось все это снять и заняться с Тиффани любовью. Его влечение к любимой не ослабевало уже долгие годы. Но прежде чем он успел расстегнуть застежку лифчика, зазвонил телефон. Звук был таким пронзительным, что Хантер поморщился и с сожалением вынул руку из выреза Тиффани, чтобы взять трубку. Он подмигнул девушке, намекая, что после разговора намерен продолжить.
– Да?
По счастливой улыбке, осветившей его лицо, Тиффани тотчас догадалась, кто именно звонит.
– Это Сиена! – восторженно сказал Хантер, помахав в воздухе телефонной трубкой. – Она выбита из колеи известием о смерти бабушки и хочет со мной повидаться. Рэндалл и она предлагают нам сходить на матч «Доджерс» этим вечером.
Тиффани подумала, что с гораздо большим удовольствием съест пропотевшую майку Хантера, нежели отправится на бейсбол с Сиеной и ее новым любовником, но смолчала. Она понимала, что подобное высказывание станет причиной очередной стычки, поэтому с усилием улыбнулась:
– Здорово!
– Да, я слушаю, – сказал Хантер в трубку. – Угу… понимаю… ладно, раз ничего не поделаешь. Позвоню тебе в пять. – Он нажал отбой.
– В чем дело? – спросила Тиффани, поправляя майку. Она заметила, что Хантер огорчен.
– Понимаешь, – начал он смущенно, – у Стайна и Сиены всего один лишний билет. А поскольку я не виделся с племянницей столько времени, мне бы хотелось… ну, ты понимаешь…
– А, все ясно. – Тиффани рассмеялась. Сиена даже не попыталась придумать другую, более убедительную причину, чтобы с ней не видеться. Это было так банально, что казалось смешным. – Меня никто не приглашал, да? Сиена хочет увидеться только с тобой.
– Ничего личного. – Хантер покраснел. – Так сложились обстоятельства, вины Сиены тут нет. – Больше всего Тиффани было обидно то, что он сам верил в то, что говорил. – Честное слово, билет всего один и…
– И поэтому меня не пригласили. Я уже поняла. – Тиффани знала, что ее сарказм будет не понят, но не удержалась от комментария: – Разумеется, могущественный Стайн никак не мог найти еще одного билета, бедняжка!
– Прошу тебя, милая, – умоляюще заныл Хантер.
Он выглядел таким несчастным и умилительным, что Тиффани сдалась. Ей было трудно отказать Хантеру в том, о чем он так просил.
– Ничего страшного, иди один. Я не обижаюсь, – сказала она примирительно.
Он сделал шаг к ней, подхватил на руки и закружил, целуя, преисполненный благодарности.
– Спасибо, детка. Я люблю тебя. Огромное спасибо.
– Нет проблем. – Тиффани прижалась к его груди в пропахшей потом футболке. – Я просто переживаю за тебя, глупый. Насколько мне известно, Сиена никогда не делает ничего просто так. Наверняка и здесь она нашла какую-то выгоду. Мне бы не хотелось, чтобы ты пострадал от ее интриг.
– С какой это стати? И ничего она не задумала! – Хантер поставил Тиффани и бросился в душ. – Сейчас ополоснусь, и сядем завтракать. Все будет отлично, можешь мне поверить.
Тара ходила по комнатам Хэнкок-Парка, отдавая приказы помощникам Пита, и наслаждалась ощущением собственной незаменимости. Ребята собирали вещи Минни, а она старательно записывала в блокнот каждую мелочь.
Пит находился внизу, в своем кабинете, вместе с тремя адвокатами и бледной, как поганка, женой. Тара была счастлива ускользнуть с совещания, оставив его мрачную атмосферу.
В офисе студии дела шли день ото дня все хуже, порой Тара чувствовала себя каким-то препарируемым насекомым. Пит сильно отдалился от нее в последнее время. К этому моменту «Макмаон пикчерс» занималась двумя крупными фильмами с огромным бюджетом, и одного этого обычно бывало достаточно, чтобы превратить босса в издерганного, нервного человека. Но теперь к деловым проблемам примешались и сугубо личные.
Хотя Пит никогда не говорил о Сиене – в офисе было запрещено даже произносить ее имя, и за нарушение этого запрета несколько младших клерков уже поплатились работой, – Тара чувствовала, что роман дочери босса с его прямым конкурентом, Рэндаллом Стайном, доводил его до тихого бешенства.
Частенько Тара выуживала информацию своим излюбленным способом (а именно подслушиванием), так что знала, что проблема заключалась не в самой Сиене. Когда-то давно Стайн был любимым протеже Дьюка Макмаона, который делал на него ставку куда большую, чем на собственного сына. Это положило начало вражде между Питом и Рэндаллом, которая с годами перешла в настоящую войну. Стайн был не слишком высокого мнения о талантах Пита как на продюсерском, так и на инвестиционном фронте, о чем частенько упоминал и в прессе. К тому же проекты Стайна всегда были более успешными и окупаемыми. Одного этого было достаточно для ненависти, а уж роман отверженной дочери с врагом номер один приводил Пита в состояние неистовства.
К тому же в последнее время в офисе частенько появлялась Клэр, словно положившая себе целью подлить масла в огонь. Она исчезала в кабинете мужа, после чего слышался его раздраженный голос, переходящий в крик, а затем женщина выходила с бледным заплаканным лицом. К сожалению, у Клэр был слишком тихий голос, чтобы Тара могла подслушать, о чем именно она просит мужа, но по реакции Пита можно было сказать наверняка, что речь шла о Сиене.
В общем, Пита раздирали проблемы по всем фронтам, отчего он стал замкнутым и крайне раздражительным. Пожалуй, то, что накануне окочурилась старуха Минни, было самым забавным событием последнего времени. Тара сильно рассчитывала, что, раздавленный горем и грузом проблем, Пит наконец обратится к ней за помощью, как это бывало в былые дни. Первое проявление его доверия не заставило себя ждать: Пит поручил Таре организацию поминальной службы и похорон, а этим утром попросил разобраться с вещами Минни.
Целое утро Тара шлялась по огромному особняку, раздавая приказы направо и налево и чувствуя себя королевой бала. Она была на седьмом небе от счастья.
– Так, соберите эти шмотки и упакуйте, – велела Тара двум помощникам, жестом императрицы указав на шкаф в уборной Минни. – Эллис пойдет со мной в кабинет покойной, чтобы перетрясти украшения.
После смерти Дьюка Минни стала хозяйкой огромного дома, в котором доселе занимала крохотный уголок. Ее вещи занимали все комнаты, она организовала целых три дополнительных кабинета для хранения бумаг и встреч с представителями различных благотворительных обществ. Личный кабинет Дьюка Минни переделала полностью: стены покрасили в оттенок желтой магнолии, на окнах красовались синие деревянные жалюзи в стиле прованс, везде появились вазы с ирисами и гиацинтами, успевшими теперь слегка пожухнуть, хотя прошли всего сутки со смерти хозяйки.
Тара решительной походкой вошла в кабинет, даже не взглянув на увядающие цветы, которые всегда находила проявлением пошлости и мещанства. На столе лежали недописанное письмо и открытая книга, напоминая о том, что еще вчера их владелица была жива. Тара внимательно оглядела комнату в поисках шкатулки с драгоценностями. Пит сказал, что его мать хранила ее в одном из ящиков стола или шкафа.
Открыв поочередно каждый ящик, Тара кивнула сама себе и вытащила огромную шкатулку, обтянутую кожей. Она весила немало, так что Таре пришлось сесть и поставить ее на колени. Должно быть, решила она, у старухи было полно бесценных вещичек.
– Черт! Здесь кодовый замок. – Она разочарованно переставила шкатулку на стол.
– Хотите, я схожу к мистеру Макмаону и спрошу у него код? – предложила Эллис, хорошенькая девица, которая работала у Пита всего полтора месяца, а потому постоянно хотела угодить Таре.
– Нет, я сама, – сказала та раздраженно. Ей не хотелось, чтобы под носом у Пита крутилась симпатичная блондинка.
Тара поспешила вниз, по пути с восхищением проводя пальцами по дорогой мебели и полированным перилам. Неожиданно она остановилась на лестнице, едва не споткнувшись. Пит находился внизу, прямо под огромной люстрой, в окружении адвокатов. Он буквально висел на плечах Клэр, похоже, ноги его не держали. Клэр в ужасе смотрела на мужа, пытаясь его удержать, но он сползал все ниже и ниже.
Тишина была гнетущей. Тара видела, как худощавая спина Пита содрогнулась, и он сел на корточки, выпуская плечи жены и закрывая лицо руками. Отчаяние читалось во всей его позе.
Тара знала, как сильно Пит любил свою мать. Сейчас, в этот страшный момент, когда плечи босса дергались, а пальцы зажимали глаза, силясь остановить слезы, она испытала такое острое к нему сочувствие, словно сама потеряла близкого человека. До этого смерть Минни представлялась ей делом обыденным, немного досадным, не более того. Теперь она видела, что для Пита это было концом всему.
Тихо, опасаясь быть услышанной, Тара вернулась к Эллис. Она шла на цыпочках, и ее подгоняло чувство вины за то, что она стала свидетелем столь страшной сцены, как отчаяние дорогого босса.
В этот миг ей было плевать и на драгоценности Минни, и на Хэнкок-Парк в целом.
Хантер и Сиена условились встретиться возле стадиона в шесть вечера, чтобы не торопясь занять свои места в VIP-ложе и поболтать до начала игры.
В шесть пятнадцать Хантер все еще топтался у главного входа, натянув на глаза кепку с эмблемой «Доджерс», чтобы не попасться на глаза юным девицам, снующим вокруг в поисках автографов.
Его все-таки узнали, и Хантеру пришлось подписывать футболки, программки и открытки, попутно оглядывая площадь в поисках Сиены. Заметив команду с девятого новостного канала, Хантер почувствовал, как настроение стремительно падает. Бежать было поздно, поэтому он натянул на лицо фальшивую улыбку и помахал журналистам рукой. Эмма Дюваль, новое лицо семичасовых новостей, протянула к нему микрофон.
– Привет, Хантер, – сказала она таким тоном, словно они были знакомы сто лет. Как-то раз она уже брала у него интервью длиной секунд в тридцать и не преминула сказать, что в восторге от его таланта и внешности. – Есть время для пары моих вопросов?
– Только быстро, – ответил Хантер, глянув на часы. – Я кое-кого жду.
Это была классическая ошибка любой знаменитости, угодившей в цепкие объятия папарацци. Хантер был готов надавать себе оплеух.
– Правда? И кого же? – не замедлила выпалить Эмма. Она искусственно улыбалась, на лице при этом не возникало ни единой морщинки.
Ботокс, разумеется.
– Кое-кого. Вы не знаете этого человека, – попытался выкрутиться Хантер. – Я жду друга.
– Хм, – многозначительно произнесла журналистка, всем видом давая понять, что прекрасно знает, о ком речь. – Что же, может, дашь тогда комментарий насчет смерти своей мачехи?
– Минни не была моей мачехой, – попытался объяснить Хантер, но Эмма уже дала знак операторам и звукорежиссерам включать запись.
– Я нахожусь возле стадиона, куда стекаются болельщики команды «Доджерс», и здесь со мной Хантер Макмаон. – Тон Эммы стал очень серьезным. – Хантер, должно быть, ты тяжело воспринял новость о смерти Минни Макмаон? Что ты чувствуешь?
– Э-э-э… я… в порядке, – запинаясь, произнес Хантер, часто моргая от яркого света прожектора, нацеленного ему в лицо. – Конечно, я сочувствую родственникам Минни, особенно Лори, своей сводной сестре. Также… выражаю соболезнования своему сводному брату… Питеру. Думаю, сейчас им нелегко.
– Конечно, – закивала Эмма с фальшивым сочувствием. Она пыталась сделать брови домиком, но ботокс не позволил ей шевельнуть ни единым мускулом. – А ты уже разговаривал со своим братом? – Она повернулась на камеру, поясняя: – Речь об известном продюсере, Питере Макмаоне.
Хантер затравленно огляделся. Как его угораздило попасть в такой переплет? И где черти носят Сиену?
– Нет. Я и мой брат… к сожалению, – выдавил он, – не общаемся.
– Да, Пит Макмаон публично высказывался о твоей карьере не в самом лестном ключе. Должно быть, ты очень переживал его неодобрение? – спросила Эмма, не отличавшаяся ни малейшей тактичностью. – Скажи, Хантер, ты намерен присутствовать на похоронах своей мачехи? – надсаживалась она.
– Минни мне не мачеха. Она была женой моего отца, но… – Хантер снова огляделся, надеясь, что появится Сиена с билетом, и можно будет улизнуть в свою ложу. – Честно говоря, мне не хотелось бы обсуждать эту тему. Еще раз выражаю сочувствие семье Минни, но меня их трагедия не слишком коснулась.
Как раз в этот момент, словно по волшебству, камеры отвернулись от него, и целая толпа журналистов хлынула навстречу подъезжавшему черному лимузину.
Приехали Рэндалл и Сиена.
– Сиена! Сиена! Расскажите о ваших чувствах! – завопили голоса, стоило машине остановиться. – Вы говорили с отцом? Считаете ли вы, что после смерти Минни Пит Макмаон готов на сближение с «блудной дочерью»?
Хантер беспомощно смотрел, как Сиена выбралась из машины, рука об руку с Рэндаллом, и начала двигаться сквозь толпу, попутно отвечая на вопросы, но ни на секунду не останавливаясь. Он не знал, что именно так ей велел себя вести Стайн.
Если бы журналисты на все лады не выкрикивали имя Сиены, Хантер едва ли бы узнал племянницу и подругу детства. Во-первых, она была с головы до пят одета в черное. На ней были узкая кофточка с закрытым воротом, пиджак, юбка-карандаш и высоченные туфли на шпильке. Наряд дополняло манто из черной стриженой норки. Сиена была похожа на юную Элизабет Тейлор в трауре.
В трауре?
Хантер изумленно таращился на подругу. Она действительно была в трауре.
И по кому? По Минни?
Все это было как-то чересчур, слишком напоказ, через край. Хантер терялся в догадках, одновременно чувствуя себя глупо в голубых джинсах и футболке «Доджерс».
– Хантер, Хантер, дорогой! – воскликнула Сиена, двигаясь сквозь толпу к нему. Даже ее голос звучал иначе, словно был каким-то искусственным. Рэндалл следовал за девушкой. В своем черном костюме он казался еще более толстым, лысым и старым. – Как ты, дорогой? – Сиена простерла к дяде руки.
Хантер обнял подругу, хотя его преследовало ощущение, что это не она, а какая-то дешевая подделка. Сиена расцеловала его в обе щеки и тепло улыбнулась, хотя что-то в ней по-прежнему было не так. Возможно, виной тому был толстый слой косметики, словно Сиена приготовилась к фотосессии.
– Все в порядке, я нормально, – механически сказал Хантер, желая побыстрее увести подругу от камер и поболтать наедине. – Я уже подумывал, что ты не придешь.
– Так мы опоздали? – Сиена деланно глянула на свои часики «Картье», которые ослепительно засверкали в свете прожекторов сотней бриллиантов.
Хантер укоризненно глянул на подругу.
– Прости, – тихо шепнула Сиена. – Мы опоздали из-за Рэндалла. Ему никогда не нравится то, что я надеваю, поэтому приходится перетряхивать весь гардероб. – Она улыбнулась камерам и с чувством сжала ладонь подошедшего Стайна.
– Но что на тебе надето? – спросил Хантер, пожимая другую руку Рэндалла и принимая три билета, которые тот ему протянул. Он начал пробираться ко входу на стадион. – То есть я хотел сказать, что наряд тебе к лицу. Но почему ты в черном? Не из-за Минни же?
На мгновение Хантеру показалось, что щеки Сиены вот-вот вспыхнут румянцем, как бывало в детстве, если ее ловили на вранье. Уж он-то знал, что племянницу не тронула смерть Минни.
– Она была бабушкой Сиены, – пояснил Рэндалл, словно Хантер этого не знал. – Сиену потрясла смерть Минни. С Хэнкок-Парком у нее связано много воспоминаний. Сначала от бедняжки отказались родители, а теперь эта внезапная новость. Не так ли, милая? Хантер, я уверен, ты тоже скорбишь.
Хантер едва не ответил, что Рэндалл ошибается и что Сиене и ему плевать на всю семейку Макмаонов, но осекся, заметив, что девушка возвращается к журналистам. Она прижимала руку к груди, словно сердце разрывалось от невыносимых страданий.
– Идем, Хантер, – шепнула она, обернувшись к нему. – Хотя бы сделай вид, что ты раздавлен горем. Давай же! Мы должны действовать заодно. «Отверженные Макмаоны, объединенные общей трагедией», понимаешь?
Сиена вынула из кармана платочек и прижала его к сухим ресницам. Только после этого с глаз Хантера упала пелена.
Он был потрясен. Сиена использовала смерть Минни и, хуже того, самого Хантера, чтобы дать пищу журналистам и в очередной раз покрасоваться на страницах газет!
Рэндалл сделал шаг к нему, но остановился, наткнувшись на пылающий возмущением взгляд. Хантер нагнал племянницу, схватил за запястье и потащил прочь от журналистов. Рэндалл следовал за ними по пятам.
– Что за игру ты затеяла? – спросил Хантер. – Чего добиваешься?
– О чем ты говоришь? Отпусти меня, мне больно! – испуганно пискнула Сиена.
– Вот и хорошо. По крайней мере теперь твоя боль не фальшива, как все то, что ты тут изображала!
Сиена застыла на месте, взгляд ее метался от Хантера к Стайну.
– Это он тебя надоумил? А?! Стайн придумал это дурацкое амплуа?
– Что? – Теперь Сиена выглядела по-настоящему испуганной. До этого момента Хантер никогда не позволял себе кричать на нее. – Я не понимаю, о чем ты толкуешь. Какое еще амплуа?
– Да это! – Хантер поочередно ткнул пальцем в ее черный пиджак и платочек. – Весь этот наряд, эти притворные слезы по Минни, вопросы о моем самочувствии и прочая дешевка. Вы опоздали специально, чтобы журналисты сначала помариновали меня, а потом появилась ты, сверкая как бриллиант! Господи, Сиена, что с тобой происходит? Ты никогда не любила Минни, но не кажется ли тебе, что бедняга заслуживает большего уважения, нежели ваш глупый спектакль?
– Я так не думаю. – Теперь Сиену трясло. Обвинения и крики Хантера ужасали. Каждое его слово было правдой. Ей было стыдно и гадко, хотелось, чтобы земля разверзлась под ногами, укрыв от телекамер и его гнева. Однако по своей давней привычке она пошла в наступление: – Я не думаю, что Минни заслуживала уважения. Она была злой, мстительной старой сукой, которой было плевать на нас обоих.
– Полная чушь! – выплюнул Хантер. Впервые в жизни ему не хотелось слушать Сиену. Неожиданно ему открылась та сторона подруги, о которой так давно твердила Тиффани и которую он отказывался видеть. И это было гадкое, уродливое существо, не вызвавшее ничего, кроме презрения. – Минни заботилась о тебе. Пусть не обо мне, но о тебе, Сиена. Ты постоянно твердишь о своем несчастном детстве, но это ложь. Тебя обожали. На тебя молились. Все, все до единого!
– Да, а потом я сделала всем гадость, когда выросла, не так ли? Когда кончилось детство, кончилась и всеобщая любовь, – горько сказала Сиена.
– Не обманывай саму себя. – Хантер не желал, чтобы она начала себя жалеть. – Ты так и не выросла. Взрослые люди не ведут себя, словно избалованные дети. Даже если тебе совершенно все равно, жива Минни или мертва, ты могла бы не изображать тут убитую горем внучку, хотя бы ради меня. Ты использовала меня! Ты совершенно меня не уважаешь.
– Неправда! Я уважаю тебя, – потрясенно сказала Сиена.
Рэндалл влез между ними и обнял девушку, словно защищая от нападок Хантера.
– Перестань, парень. Не видишь, она расстроена?
Хантер раздраженно скинул его руку с плеча Сиены, словно отгоняя назойливую муху. Он хотел высказать все, что думает.
– Ты выражаешь свое уважение в довольно странной манере, подружка. Мы не виделись несколько месяцев. Я старательно наговариваю тебе послания на автоответчик, но ты не перезваниваешь.
– Извини, Хантер, но ты должен понять, что жизнь твой племянницы сильно изменилась, – снова вступил Стайн. – У нее тяжелое расписание и множество встреч. Ее дни расписаны под завязку. Не может же она встречаться с тобой, плюнув на все?
– Да пошел ты, ублюдок! – бросил Хантер. – С тобой никто не разговаривает.
Рэндалл поднял брови и насмешливо, как-то снисходительно оглядел его, словно показывая, что связываться с Хантером считает ниже своего достоинства.
– Итак, сегодня ты все-таки появилась. – Хантер вновь смотрел на Сиену. Ему было плевать на ужимки продюсера. – Знаешь, а ведь я был счастлив слышать твой голос в телефонной трубке! Каким же наивным и глупым я был!
– Нет, не глупым! – умоляюще воскликнула Сиена. – Хантер, прошу тебя, успокойся. Я тоже была счастлива с тобой говорить. И я действительно была очень расстроена, я ничуть тебя не обманула. Конечно, причиной была не смерть бабушки, а фотографии родителей в газете, снимки Хэнкок-Парка! Мне было так тяжело. Я очень хотела тебя увидеть и пообщаться!
– Вранье! – бросил Хантер. Теперь он смотрел на нее холодно, изучающе, гнев улетучился из голоса. – Отныне я не верю ни одному слову, слетающему с твоего языка. Забавно, – задумчиво добавил он, снова окидывая взглядом наряд Сиены, которая жалобно глянула на Стайна. – Когда ты вышла из лимузина, я не узнал тебя. И теперь понял почему.
– Почему? – эхом повторила Сиена, дрожа от ужаса.
– Потому что ты напомнила мне моего отца. Вот кем ты наконец стала, Сиена. Ты теперь точно такая же, как Дьюк.
Хантер отвернулся и пошел прочь.
