Текст книги "Деревня на Голгофе: Летопись коммунистической эпохи: От 1917 до 1967 г."

Автор книги: Тихон Чугунов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 34 страниц)

Во время посещения Хрущёвым своей деревни Калиновки, Курской облаете, колхозница заявила ему, что она решила вырубить свой сад из-за непосильного налога.

Нередко сельское начальство не учитывает официально и не облагает личные сады колхозников. Но зато в таких случаях забирает себе, своим близким и вышестоящим начальникам почти весь урожай таких садов. И в этих случаях хозяева садов остаются в убытке: под садом занята земля приусадебного участка, а фруктов из своего сада хозяева не получают.

Из–за этих причин цены на фрукты стали неслыханно дорогими: яблоки стоят на рынке до 2,5 рубля за килограмм, апельсины и лимоны – до 6 рублей (в новых деньгах).

По дешёвой цене фрукты продаются только в закрытых распределителях и в буфетах партийных комитетов.

Из–за этого фрукты в Советском Союзе стали доступны только партийно–советской аристократии, высоким чиновникам и богатым людям. Дудинцев в своей повести «Не хлебом единым» мельком рисует яркую картину советского «равенства»: директор завода и его жена, проходя по улицам рабочего посёлка, кушают апельсины и бросают кожуру от них на снег, а проходящие школьники глазеют на апельсинную кожуру, глотают слюнки и удивляются невиданнному фрукту.

Поговорка помещичье–крепостной эпохи остаётся верной и для социалистической современности: «Дети (рабочих) видали, как господа (советские) апельсины едали…»

Фрукты в Советском Союзе стали теперь таким дорогим продуктом, который редко встречается на столе даже рядовых горожан: рабочих, интеллигенции и служащих.

– А на столе колхозников фруктов совсем не бывает, даже по большим праздникам.

Лесные продукты

В дореволюционной деревне крестьяне летом собирали много разнообразных грибов.

Летом они ели грибы свежие: поджареные, варёные. Ели грибы С маслом, со сметаной, в супе, в борще, с квасом, картофелем, яичками, рыбой.

К зиме крестьяне приготовляли много грибов сушёных и маринованных, На сушку шли, главным образом, опёнки. Летом и осенью крестьяне ездили в большие леса целыми семьями, на телегах, и привозили оттуда грибы возами. А потом сушили их. Почти каждая крестьянская семья в лесных областях и в лесостепи обеспечивала себя сушёными грибами на весь год.

Много грибов крестьяне продавали: горожанам и торговцам – для перепродажи их жителям степных безлесных областей.

Предложение грибов превышало спрос на них. Поэтому цены на грибы были такие низкие, что их дешевизна вошла в поговорку. А теперь «грибная проблема» тревожит людей и обсуждается в Советском Союзе на страницах центральных газет,

Статья напечатанная в газете «Труд», главном органе профсоюзов, называется «Обида повара» и говорит об этой проблеме: «…Об одном продукте… заготовители вовсе забыли. Речь идёт о грибах. Вряд ли найдётся человек, который не любил бы грибные блюда. Но, к великому сожалению, повара не могут порадовать ни жареными шампиньонами в сметане, ни украинским капустником, ни юшкой с галушками, ни биточками по–крестьянски. Для этих блюд нужны грибы, а мы их не получаем уже несколько лет. Раньше, когда заходила речь о чем-нибудь недорогом, говорили, что это «дешевле грибов», Теперь

старая поговорка звучит злой иронией, потому что нет продукта дороже грибов. Небольшая связка их стоит столько же, сколько четыре килограмма первосортного мяса или полсотни яиц. Может быть, грибы на Украине перевелись? Ничего подобного! В лесах Волыни и Прикарпатья они гибнут сотнями тонн. Немало их пропадает и в Харьковской области. Облпотребсоюз… их не заготовляет».

Как в городах Советского Союза, так и в колхозных деревнях грибы стали продуктом редкостным и очень дорогим. В меню колхозников грибы теперь почти не встречаются.

Колхозники питаются впроголодь, но грибов в лесу не собирают. Почему? Вернувшись из Бельгии в Советский Союз, некоторые «возвращенцы» в своих письмах отвечают на это: «В лесу, говорят, грибов пропасть, но ходить за ними некогда»…

Кроме грибов, крестьяне в дореволюционной деревне собирали много различных ягод, которые росли на богатой российской земле: земляники, малины, ежевики, брусники, клюквы, голубики, черники и других.

Ягоды всех сортов крестьяне употребляли в пищу в свежем виде. Ели также ягоды и вместе с другими продуктами. Например, из растёртой земляники с хлебом и молоком получалось прекрасное блюдо. Крестьяне консервировали ягоды, делали из них варенье, компоты, ягодные соки.

Много ягод и всевозможных ягодных изделий крестьяне продавали городским жителям.

Летом крестьянские девушки собирали много лесных орехов. Из больших лесов их приносили пудовыми мешками. Деревенские жители употребляли орехи в качестве праздничного лакомства и продавали горожанам.

Теперь, в колхозных деревнях, земледельцы не имеют возможности собирать лесные продукты: ни грибы, ни ягоды, ни орехи. Они работают на колхозной барщине от темна до темна и не имеют выходных дней. Новые помещики не отпускают колхозниц в леса даже в воскресенье. В советской газете был описан любопытный случай. В одном колхозе, расположенном около дремучих Брянских лесов, колхозницы в воскресенье решили отправиться не на колхозную барщину, которая за много лет не дала им ни грамма продуктов на трудодни, а в лес: за грибами и ягодами. Колхозное начальство, с помощью вооружённого милиционера, под угрозой ареста и применения оружия, вынудило колхозниц идти не туда, куда они хотели и куда направлял их разумный личный интерес, а туда, куда им приказали советские крепостники: на принудительную бесплатную работу, на государственную барщину…

Вот из–за этой колхозно–государственной барщины и появились теперь в Советском Союзе и хлебо–картофельно–овощные и грибо-ягодно–ореховые «проблемы» и парадоксы. Удивительные проблемы и удивительные парадоксы! Грибы, ягоды, орехи гибнут в лесах тысячами тонн. А рядом, по соседству с лесами, в колхозных деревнях и в городах, на столе у людей, живущих впроголодь, – нет этих питательных и здоровых лесных продуктов…

Этих продуктов нет также и в рабочих столовых и в городских магазинах. Нет потому, что новые, советские, крепостники держат колхозников на принудительной бесплатной барщине и не отпускают в лес за продуктами, даже в праздники…

«Социалистическое молоко»

В дореволюционной России в 1916 году было 28,8 миллиона коров. А населения в это время было около 183 миллионов человек. Следовательно, каждая корова снабжала молоком около 6 человек. Коров было достаточно.

Немало коров было полупородистых и породистых. Летом коровы имели удовлетворительное пастбище, подкормку при дойке, а зимой запас кормов: сена, яровой соломы, картофеля. Удои молока были средние: примерно от 10 до 15 литров в день. Хозяйки учитывали тогда молоко не в литрах, а в десятилитровых молочных вёдрах, «доенках»: «ведро», «полведра», «полтора ведра».

Почти все коровы принадлежали крестьянам. На 20 миллионов крестьянских дворов приходилось около 29 миллионов коров. Значит, половина всех дворов в среднем имела по одной корове, другая половина – по две коровы на семью.

Бескоровных дворов в дореволюционных деревнях было не больше 10 процентов, или около 8 процентов всего населения страны. И горожане, почти все бескоровные, составляли 18 процентов населения. Следовательно, бескоровного населения в России было 26 процентов, четверть, а 74 процента, три четверти населения, имели коров.

В деревнях молока было в избытке. Его употребляли во всех видах: питьевое молоко, молоко с хлебом, картофелем, кашами, простокваша, творог, сметана, масло. И для продажи молока было достаточно.

На молочном рынке выступало больше продавцов, чем покупателей. Поэтому цена на молоко была очень низкая. Крестьянки или детишки из ближайших деревень носили в город молоко и продавали его по одной копейке за литр, с доставкой на дом.

Но доступно ли было дешёвое молоко для городских и деревенских покупателей?

Сопоставим цены на этот товар с тогдашними заработками рабочих и служащих низко– и средне–оплачиваемых категорий.

Бескоровный батрак, получавший 9 рублей (в золоте) в месяц, или 30 копеек в день, за свой однодневный заработок мог купить 30 литров молока, или для семьи на целый месяц. Рабочий, получавший среднюю заработную плату – 23 рубля в месяц, или 77 копеек в день, – мог за дневной заработок купить 77 литров молока, или для семьи на два с половиной месяца.

А сельский учитель начальной школы, получавший 30 рублей месячного жалованья, или один рубль в день, мог на свой однодневный заработок купить молока 100 литров, для семьи на три с лишним месяца, на целый сезон.

Так в дореволюционной России молоко было доступно для каждой бескоровной семьи, в которой был хотя бы один человек, имеющий заработок или другие доходы, даже самые низкие.

А тем, очень немногим, людям в дореволюционной деревне, которые не имели заработков и достаточных доходов от хозяйства (одинокие старики, больные, сироты), им дарили молоко: родственники, соседи, другие односельчане. Также прохожих и проезжих крестьяне угощали молоком бесплатно.

В дореволюционной России текли сказочные «молочные реки». И людей, для которых молоко являлось недоступным продуктом, там не было.

А как же разрешается этот вопрос в Советском Союзе?

По официальным отчётам советского правительства, в частности статистическим, «молочная проблема» там разрешается хорошо.

В сталинский период коммунистическая пропаганда шумела о «великих достижениях социалистического строительства» вообще, в частности, в области животноводства: о создании колхозных молочных ферм; о том, что «каждой бескоровной колхознице Сталин, отец родной, обещал выдать из колхозных ферм по корове» – В каждой школьной книге для чтения, начиная с букваря, печаталась великолепная картина в красках, на которой была нарисована огромная красавица–корова с необъятным выменем. Подпись под картиной гласила: «Эта советская корова, находящаяся на молочной ферме такого-то совхоза, побила все мировые рекорды по удою молока. Ежедневно она даёт 50 литров. Она одна может обеспечить молоком большой детский сад с двумя сотнями детей»… Школьники ахали от восторга и удивления. Учительницы смущались… Доярки рассказывали детям и учительницам, что вся колхозная ферма, состоящая из 50 коров, даёт молока меньше, чем эта одна корова: 25 коров яловых, а 25 отелившихся дают молока меньше, чем по два литра в день… Девушки–доярки распевают частушки о том, что на колхозной ферме «…больше слез, чем молока»…

После смерти Сталина новый вождь партии и правительства Н. С. Хрущёв заявил, что в сталинскую эпоху все сельское хозяйство, и растениеводство и животноводство, находилось в упадке… В частности, и по производству молока… Что касается статистических и всяких других отчётов, то в них в «период культа личности» допускались некоторые пропагандные «преувеличения». Так, например, коровы на колхозно–совхозных фермах давали ежедневно не по 50 литров молока, как указано в школьных учебниках, а в среднем несколько меньше – по три литра… И таким образом социалистические коровы за три десятилетия после коллективизации не смогли перегнать по молоку мелкобуржуазную единоличную козу – как дореволюционную, так и современную…

Исходя из своей чудотворной идеи – «Главное в политике это дать правильный лозунг», – новый глава правительства провозгласил великолепный лозунг: «В ближайшие годы догнать и перегнать Америку по производству молока, масла и мяса на душу населения!..»

Лозунг был превращён в директиву партии и правительства для всего народа. И не только для народа, но и для скота. В докладах и печати эта директива формулировалась так: «Каждая колхозносовхозная корова к концу семилетки должна повысить удои в два раза и дать такое–то количество молока!..»

Этот лозунг, провозглашённый новым вождём советского государства, так вдохновил социалистических коров, что они выполнили семилетний план… за два года… И советское правительство в официальных отчётах провозгласило, что оно «по молоку» ещё накануне семилетки, во время её обсуждения, «догнало», а в первый год семилетки уже «перегнало» Америку…

По общему производству молока СССР догнал США ещё в 1958 году, – сказано в сборнике Центрального Статистического Управления. – В 1959 году молока в СССР было произведено 62 миллиона тонн, а в США, по их официальной оценке, – около 57 миллионов тонн». (Подчёркнуто в сборнике. Т. Ч.)

Если бы эти сведения были правильны, тогда на каждого жителя СССР приходилось бы около 300 килограммов (литров) молока в год, или около одного килограмма в день. Этого было бы вполне достаточно для снабжения поголовно всего населения и молоком и маслом.

Но факты противоречат этим пропагандным отчётам.

Советское правительство, отбирая у колхозов и колхозников молоко по 8 копеек за килограмм, продаёт его в государственных магазинах по 18 копеек. Но молока так недостаточно для городского населения, что люди рано утром становятся около магазинов в очередь. «Без очереди не достанешь бутылки молока», – постоянно жаловались и теперь жалуются горожане.

Многим не достаётся молока в государственных магазинах. Тогда люди идут на рынок, где молоко продают частные владельцы коров: рабочие, служащие, колхозники. Но и там этого продукта недостаточно. На этом основании частные продавцы молока назначают и получают за него дорогую цену – 30–40 копеек за литр, т. е. в два раза более высокую, чем в государственных магазинах. Эти факты свидетельствуют о недостатке в СССР молока и дорогой цене на него.

Для наглядного представления произведём сравнение заработков и цен в дореволюционной России и в Советском Союзе. Как было показано раньше, батрак в дореволюционной России на свой дневной заработок – 30 копеек в золоте – мог купить 30 литров молока. А рядовой совхозный рабочий, получающий 40 советских бумажных рублей (новых) в месяц, на свой однодневный заработок – 1 рубль 33 копейки – может купить в государственном магазине, по 18 копеек литр, только 7 литров молока, т. е. в четыре раза меньше, чем дореволюционный батрак. А на рынке, по 40 копеек за литр, рабочий может купить на свою дневную зарплату только три литра молока, или в десять раз меньше помещичьего батрака.

Таким образом, в Советском Союзе молоко стало дороже в 4–10 раз, по сравнению с дореволюционной Россией.

По официальной статистике советские рабочие и служащие в среднем получают 95 рублей в месяц брутто. А нетто они получают процентов на двадцать меньше, т. е. около 76 рублей. Низшая ступень зарплаты раньше была 27 рублей, а потом поднялась до 40 рублей. Следовательно, большинство рабочих и служащих получают теперь зарплату нетто от 40 до 76 рублей, или в среднем около 58 рублей.

Типичная семья рабочего и служащего состоит из пяти человек: двух работников – мужа и жены – и трёх иждивенцев (детей, престарелых родителей). Муж и жена вместе получают около 116 рублей. На каждого члена семьи приходится дохода 23 рубля в месяц, или 77 копеек на день. Из этого дохода половина – 39 копеек – идёт на питание; а другая половина – на все другие нужды и потребности. Из таких мизерных средств жизни – 39 копеек на питание – трудно выделить 5 копеек, или 12 процентов продовольственного бюджета, на ежедневную покупку четверти литра молока на каждого члена семьи даже в государственном магазине. А выделить из этого бюджета 10 копеек, или 25 процентов, для покупки для каждого члена семьи четверти литра молока на рынке (по 40 копеек за литр), средняя типичная городская семья никак не может.

Таким образом, для большинства горожан – рабочих и служащих с зарплатой от низкой до средней – молоко стало в социалистическом государстве «роскошью», предметом недоступным.

И в колхозных деревнях половина населения молока не потребляет: эти люди коров не имеют, а заработки их до сих пор были в пределах от 3 до 7 рублей в месяц и не позволяли покупать молока. Этот слой бескоровных колхозников, в лучшем случае, может покупать только обезжиренное, «снятое» молоко, «возврат», – то молоко, которое колхозы получают (за плату!) из маслодельных заводов, после выделки масла, и иногда продают колхозникам.

Бескоровных дворов в дореволюционной деревне было около 10 процентов, а дворов с коровами – около 90.

Но за годы после коллективизации это положение в СССР резко изменилось. По данным советской официальной статистики, в личном владении колхозников на 1 января 1960 года было 11,7 миллионов коров на 20 миллионов крестьянских семейств,.. Значит, число коров в личном владении крестьян после коллективизации уменьшилось от 28,8 миллиона до 11,7 миллиона, или в 2,5 раза. Теперь в Советском Союзе каждый второй колхозный двор является бескоровным. Во время коллективизации Сталин обещал каждой бескоровной колхознице «выдать по корове». Но он и его наследники «выполнили» это обещание так: увеличили число бескоровных дворов от 10 до 50 процентов, или в пять раз…

Обследование села Вирятино, Тамбовской области, показало, что ещё в 1881 году там было 95 процентов дворов с коровами и только 5 процентов – бескоровных. А в том же селе в 1956 году, через 26 лет после коллективизации, коровы были только в «большинстве» дворов, «однако, часто одна корова на два двора».

Такое резкое уменьшение числа коров у крестьян, по сравнению с дореволюционным периодом, объясняется чаще всего тем, что колхозники не имеют достаточно кормов для коровы. Председатели колхозов иногда совсем не выделяют пастбищ для их коров или выделяют пастбища очень скудные и за дорогую цену. Что касается сена, то в колхозах полагается выделять косцам не больше 10 процентов накошенного ими сена. Это очень мало для коровы. Но и такое правило редко выполняется, и коровы колхозников чаще остаются совсем без сена и без яровой соломы. Половина колхозников не может содержать корову и остаётся без молока: для покупки этого дорогого продукта у людей нет средств.

А другая половина крестьянских семейств, которая коров имеет, потребляет молоко, но недостаточно.

Коровы колхозников снизили удои, по сравнению с дореволюционной деревней, потому, что кормов теперь не хватает: пастбища скудные; сена мало или совсем нет; нет ни яровой соломы, ни картофаля; нередко крестьяне зимой кормят своих коров скошенным жнивьём или ветками, нарезанными в лесу. Колхозницы говорят об этом иронически: «Коровы кормят нас молоком, а мы их – хворостом»…

Из низких удоев колхозники должны ещё сдавать много молока правительству. В сталинский период колхозники сдавали государству 200 литров молока ежегодно с каждой коровы в качестве «молокопоставок», «молоконалога» – А в послесталинский период, когда «поставки» и «налоги» с личного хозяйства колхозников были формально отменены, фактически «молоконалог» был увеличен в не сколько раз, только под другой вывеской. Правительство через колхозную администрацию обязало колхозников, имеющих коров, выплачивать государству, в качестве «аренды за пастбище», ежегодно 60 рублей деньгами, или, предпочтительно, уплачивать натурой: ежегодно сдавать государству, через колхозы, по низким «закупочным ценам» (8 копеек за литр) 750 литров молока.

А из оставшегося молка колхозники вынуждены ещё часть продать, чтобы приобрести себе самые необходимые продукты, начиная с хлеба и соли, и промышленные товары – от одежды до керосина.

Из–за этих причин даже колхозники, имеющие коров, не могут потреблять молока в достаточной мере.

Сельская интеллигенция тоже бедствует из–за недостатка молока.

– «Кто из учителей не имеет коровы, у того дети остаются без молока», – говорит сельский учитель Омской области.

– «В нашем посёлке… молока… не купишь, хотя здесь животноводческий край», – рассказывает другая деревенская учительница из той же области.

В письме от 5 апреля 1960 года жительница казацкой станицы на Кубани пишет своему брату–эмигранту: «…Мы от Рождества и крынки молока не видали… Нам, рабочим и служащим, проживающим в станицах и сёлах, негде достать молока»…

Молока в колхозной деревне невозможно купить даже в животноводческих областях Сибири и Кубани, самых богатых областях России. Его не могут достать местные учителя для своих детей…

Почему же в России, где прежде текли «молочные реки», теперь молоко стало таким редкостным и дорогим продуктом?

Коров в совхозах и на колхозных фермах теперь много. На 1 января 1966 года их в СССР было 40,1 миллиона. Из них в социалистическом секторе – в колхозах и совхозах – 23,5 миллиона коров (59 процентов) и в частном секторе – у колхозников, рабочих и служащих – 16,6 миллиона (41 процент).

Но удои молока на колхозных и совхозных фермах очень низки: по официальным сведениям – от 1157 до 2006 килограммов (литров) молока в год, или от 3 до 5,5 литров в день. Эти удои на социалистических фермах в два–три раза ниже, чем они были в частных крестьянских хозяйствах дореволюционной деревни.

Катастрофическое снижение удоев молока на социалистических фермах вызвано такими причинами: недостатком кормов, обусловленным понижением урожайности полей, ухудшением лугов, порчей и хищением кормов; яловостью коров, за которыми не следят; наличием в стаде старых коров, которых не выбраковывают в пропагандных целях (чтобы их больше числилось в стадах).

В целях получения максимального дохода правительство забирает все молоко колхозных и совхозных ферм для выработки масла и для продажи в городах по высокой цене, а для колхозников, совхозных рабочих и специалистов ничего не оставляет.

Но при такой нужде в молоке, советское правительство в статистических отчётах бахвалится тем, что оно за послесталинский период будто бы добилось повышения удоя молока на социалистических фермах от трёх до пяти–шести литров в день от каждой коровы и «перегнало по молоку» Америку…

Такого «пропагандно–статистического благополучия» правительство добилось и добивается хитроумными комбинациями, статистической фальсификацией.

В сталинский период правительство забирало с колхозных ферм только то молоко, какое там было. А хрущёвское правительство обязало председателей колхозов, даже в том случае, если на фермах молока нет или мало, – выполнять государственные планы «молоко-закупок» не молоком, а деньгами, но оформлять это как сдачу молока…

В газете «Правда» был описан такой случай «изобильно–молочной статистики». Колхоз имени Кирова, Черкасского сельсовета, Новороссийского района, перечислил в счёт Черкасского сельпо 90.000 рублей (старых) за молоко. Ревизор районного государственного банка удивился документу об этой операции. «Что за диковина? – подумал ревизор. – Где же это видано, – колхоз и вдруг покупает молоко?» Дальше ревизору пришлось удивляться ещё больше. Оказывается, колхоз платил сельпо за молоко по 1 рублю 80 копеек за литр (в старых деньгах). Это государственная розничная цена. И зачем колхозу покупать молоко, да ещё так много – 50.000 литров? В сельпо и в правлении колхоза ревизору разъяснили, что это делается законно, «по директивам обкома партии». Директива обкома партии заключалась в том, что внутрихозяйственные, внутриколхозные расходы молока можно включать в счёт продажи государству. А так как колхоз имени Кирова никогда не выполнял план поставки молока государству, потому что его коровы давали по 2,5 литра молока в день, то председатель колхоза и воспользовался директивой обкома. Не моргнув глазом, председатель колхоза имени Кирова перевёл 90.000 рублей местному сельпо за 50.000 литров молока, будто бы израсходованных внутри артели. Все шито-крыто. И отставания от плана никакого. Колхоз получает квитанцию от сельпо и сдаёт эту квитанцию маслозаводу. Несуществующее молоко записывается в счёт плана продажи молока государству!..»

Никакого молока в действительности нет. Но оно, 50.000 литров, записано в квитанциях и отчётах. Эти отчёты идут снизу вверх – от колхоза и сельпо до правительства. Затем в очередном докладе «вождя коммунизма» или в сводке Центрального Статистического Управления они подьггоживаются в виде ошеломляющего вывода: «Советский Союз по молоку догнал Америку! . .»

«Социалистическое молоко» является в значительной мере «бумажным молоком», которым не могут питаться даже ко всему привыкшие жители СССР. Так творятся «чудеса» в Советском Союзе.

Но печальнее всего то, что такие «чудеса» являются не только «сказкой для малых детей и больших дураков». Они совершаются в ущерб важнейшим потребностям всего населения. Молока не хватает даже для детей, а власть шумит на весь мир о том, что все жители социалистического государства «купаются в молоке, плывут по молоку, перегоняя Америку»…

Для колхозников такие очковтирательные «чудеса» ещё более печальны и вредны. Эти «чудеса», когда колхозники только одной деревни «потребили» 50.000 литров молока и даже этого «не заметили», – сотворены за счёт средств колхозников. Колхозники уплатили за это «бумажное молоко», на них записанное, 90.000 рублей, заработанные тяжёлым трудом за год на государственной барщине.

Из–за такого очковтирательства, «пропагандного чуда», колхозники за свою тяжёлую государственную барщину часто получают только жалкие гроши или даже абсолютно ничего не получают, годами работая даром.

Самым массовидным, хитроумным и в то же время простым способом «производства молока» (бумажного) в колхозах и совхозах является метод его двукратного учёта. Колхоз сдаёт правительству молоко на маслозавод («государственные закупки») и получает соответствующую квитанцию. А после выработки масла колхоз забирает с маслозавода это своё обезжиренное, «снятое» молоко. Колхоз покупает это «молоко–возврат» за деньги: маслозавод при расчёте берёт с колхоза за это «молоко–возврат» 25 процентов стоимости цельного молока, полученного от колхоза. А председатель артели использует это «молоко–возврат» в колхозе по своему усмотрению: для телят, поросят, для продажи бескоровным колхозникам. Это оформляется в бумагах как «внутриколхозное использование молока».

Таким образом, в колхозах, в совхозах, а потом в высших инстанциях, вплоть до ЦСУ и правительства, по графе «производство молока» одно и то же молоко учитывается дважды: во-первых, как «цельное молоко», сданное маслозаводу в качестве «государственных закупок»; во–вторых, как «молоко–возврат», закупленное на маслозаводе у государства и «использованное внутри колхоза»…

Из молока, которое колхоз сдаёт правительству, одна часть идёт в государственные магазины для продажи городскому населению. Эта часть молока учитывается один раз: как «государственные закупки». А другая часть молока сдаётся маслозаводу для выработки масла. Эта часть молока, после выработки из него масла, – обезжиренное, снятое молоко, «молоко–возврат» – учитывается в колхозах дважды: сначала как молоко, сданное государству (цельное), а потом, как «использованное внутри колхоза» («возврат»). В отчёте о «годичном производстве молока» оно суммируется в каждом колхозе, затем в высших инстанциях, вплоть до Центрального Статистического Управления. И таким методом, вопреки истине, общее «производство молока в стране» в официальных статистических отчётах повышается, по крайней мере, процентов на пятьдесят… До такого хитроумного метода не додумался даже Сталин. Такой учёт ввёл Хрущёв для скорейшего осуществления лозунга: «Догнать и перегнать Америку по молоку!..» Прозвище «факира» он получил по заслугам.

Советская статистика ярко выражает успехи этого «факирского метода». За два года, когда этот метод входил в практику, – от 1957 до 1959 года, – «производство молока» в СССР, если верить официальной статистике, сделало огромный скачок. Колхозно–совхозные коровы, которые от 1934 до 1955 года упорно держали средние удои молока на «козьем уровне» – три литра в день, – за 1957–1958 годы быстро повысили этот уровень до 5,5 литра, т. е. почти в два раза.

А общее «производство молока» в стране, учтённое по этому чудодейственному методу за тот же период «игры в перегонки» с Америкой, будто бы повысилось от 36,5 миллиона тонн до 58,7 миллиона тонн в 1958 году, или на 60 процентов.

По примеру Хрущёва, который после смерти Сталина разоблачил его пропагандно–статистическую фальсификацию, косыгино–брежневское правительство, после отставки Никиты Сергеевича, частично разоблачило хрущёвскую фальсификацию. В статистическом сборнике за 1965 год указано, что за все годы семилетки никакого подъёма в производстве молока не было. А за последние – 1963–1964 годы хрущёвской власти – удои коров даже понизились от 2007 в 1958 году до 1600–1700 килограммов (литров), т. е. на 18 процентов.

Но зато в 1965 году, в первом же году власти нового правительства Брежнева–Косыгина, социалистические коровы опять воспылали восхищением перед современным правительством, прониклись энтузиазмом и опять сделали «великий скачок»: повысили удои молока от 1700 в 1964-ом до 2006 литров в 1965 году, за один год увеличив удои на 18 процентов…

Удивительно ведут себя социалистические коровы: в честь каждого нового правительства в Кремле, они напрягают все усилия и сразу же резко повышают удои молока… А может быть, это «чудо» зависит не от коров, а от кремлёвских «факиров» и их официальной «статистики», которая рассчитана на «малых детей и больших ослов»…

Во всяком случае, из анализа «молочной проблемы» следует один ясный и бесспорный вывод.

В дореволюционной России текли «молочные реки», и молоко было таким же повседневным, обычным «предметом потребления», как вода, чай и квас. А коммунистическая власть высушила эти молочные реки и заполнила их русла Гималаями «бумажного молока»… Поэтому коровье молоко стало предметом роскоши, «запретным плодом», недоступным для большинства обитателей «социалистического рая»…

«Бумажное масло»

В меню крестьян дореволюционной России входили жиры – растительные и животные. Из жиров растительных в средней и северной России употреблялось конопляное масло, а на Украине, на юге вообще – подсолнечное.

Крестьяне сами производили масло. Они сеяли много конопли и подсолнечника. А потом на местных маслобойках из зёрен этих растений выжимали масло, и, кроме того, получали хороший корм для скота: жмыхи.

Из молока крестьяне на дому выделывали коровье, топлёное масло.

Почти все крестьяне имели свиней. И после откорма резали их на сало. Ежегодно почти в каждом дворе резали по две свиньи и больше.

Сало регулярно употреблялось для заправки супа и борща, для поджаривания картофеля, яичницы. Его брали крестьяне при поездках (в город, в лес), а также на полевые работы.

Теперь же у колхозников нет жиров: ни растительных, ни животных.

Растительного масла нет потому, что на трудодни из колхоза они масляничных культур не получают. А на мизерном усадебном участке, занятом овощами и картофелем, колхозник не может сеять ни конопли, ни подсолнечника.