Текст книги "Деревня на Голгофе: Летопись коммунистической эпохи: От 1917 до 1967 г."

Автор книги: Тихон Чугунов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 34 страниц)

СКОТ И ЛЮДИ В КОЛХОЗЕ…

Встреча на колодезной тропинке

Однажды в селе я шёл по тропинке к колодцу. Встретился с двумя колхозными лошадьми, которые возвращались на конюшню после водопоя. Лошади шли прямо на меня и не сворачивали при встрече. Пришлось свернуть и уступить им дорогу.

Я стал наблюдать другие случаи при аналогичной ситуации. И замечал всегда одно и то же: при встрече людей с колхозными коровами и лошадьми, дорогу всегда уступали люди, а не животные. Колхозный скот стал совсем: «невежливым»…

Мне объяснили это явление так: колхозные животные ходят теперь, по обыкновению, большими группами и поэтому при встрече не уступают дороги человеку.

Это, конечно, правильно. Но такая причина недостаточна для объяснения этого явления. Ведь даже отдельные колхозные животные не уступают дороги человеку. И наоборот. Прежде, в единоличной деревне, даже целое стадо животных при встрече с человеком уступало дорогу: расступалось перед ним, пропуская человека.

Откуда произошло это различие в поведении животных в колхозе?

Прежде, в деревне единоличников, была глубочайшая разница между скотом и человеком: крестьянин был хозяином скота, а скот был собственностью и слугой крестьянина.

Теперь, в колхозе, эти взаимоотношения коренным образом изменились. Скот расценивается начальством как главное достояние колхоза. Но колхозники это уже не хозяева социализированного скота, а только обслуживающий персонал при нем. Это положение аналогично тому, которое создавалось прежде у батрака с хозяйским скотом у плохого хозяина, который свой скот ставил выш|е, чем батрака.

Этот новый жизненный уклад в колхозе невольно и бессознательно отражается на самочувствии и поведении людей и животных и на их взаимоотношениях.

Прежде крестьянин–хозяин никогда не мог поставить себя на одну плоскость со скотом, его собственностью. Он чувствовал своё несравнимое и неизмеримое превосходство над своим скотом, условия жизни которого и самая жизнь зависели исключительно от хозяина. Поэтому крестьянин–собственник воспитывал свой скот ещё сызмальства, ежедневно – и наказанием и поощрением – в духе безусловного повиновения и постоянной уступчивости перед человеком. В частности, скот приучали к тому, чтобы он входил в дверь или ворота только тогда, когда ему человек это разрешал, и чтобы животные всегда уступали дорогу человеку, сворачивая в сторону. И это признание превосходства человека, уступчивость перед ним вошли у скота в плоть и кровь, стали привычкою.

А теперь, в колхозе, скот к этому никем не приучается. Наоборот, колхозные порядки приучают и скот и людей к противоположному взаимоотношению. Теперь колхозник совсем не чувствует своего превосходства над скотом. Напротив, он повседневно видит и чувствует привилегии скота в колхозе и поэтому вынужден во всем уступать скоту.

Евангельская притча и колхозная действительность

Евангельская притча о блудном сыне поведала нам историю о том, как батрак богатого хозяина, живя в чужой стране, завидовал скоту, за которым он ухаживал: хозяин кормил свой скот лучше, чем батрака.

Теперь эта притча стала самым обыденным явлением в колхозной деревне.

Посмотрел я колхозных свиней и поросят в Болотном: они были средней упитанности. А некоторых свиней откармливали на ветчину начальству: те были жирные. Свинарки же, которые ухаживали за свиньями, были тощие, худые, измождённые…

Свиней на колхозной ферме кормят неплохо. Им дают картофель, свёклу, жито, муку, а поросятам – молоко с молочной фермы. А сами свинарки картофеля имеют не всегда достаточно, хлеба же часто совсем не видят…

Колхозные поросята пьют «снятое» молоко. А детишки многих свинарок даже «снятого» молока не имеют: коровы нет или она яловая…

Колхозные коровы также выглядят более упитанными, чем доярки…

Пахари завидуют колхозным лошадям, которые в рабочую пору в своём «меню» имеют муку и овёс: у хлеборобов нет ни хлеба, ни овсянки…

Да, это парадоксальное явление сразу бросается в глаза в социалистической деревне: колхозную скотину там кормят лучше, чем людей. У колхозного начальства есть строгие и точные инструкции о хорошей кормёжке скота. О необходимости же хотя бы сносного питания для колхозников никаких «директив из центра» никогда не было…

Чем это вызывается?

Наглядную и ощутимую пользу от скота колхозное начальство на каждом шагу чувствует: оно повседневно кушает мясо, сало, яйца, сметану. Чувствует, одевая шерстяную фуфайку и кожаную куртку, тёплую шубу и валенки. Чувствует эту пользу, когда разъезжает на колхозных лошадях.

А непосредственной пользы от колхозника для себя колхозное начальство не замечает. Колхозника оно не жрёт: костист, проклятый, и потом воняет!.. Ни сметаны, ни яиц от него начальство не ожидает. Шкуры на тужурку от колхозника не получил: ни одной не осталось, все семь содраны… Ездить на колхознике можно было бы, но… на лошади все же удобней и спокойней: она сильнее, быстрее и не так норовиста, как озлобленный колхозник…

Коммунистическому начальству колхозник представляется только примитивным сельскохозяйственным орудием, которое устарело, доживает последние годы и скоро должно быть заменено в крупном социалистическом земледелии трактором, комбайном, механизированным роботом. Для самого же колхозного начальства это совершенно бесполезное существо: никакой пользы от него нет, за исключением тех случаев, когда у него вынудишь взятку…

Того же обстоятельства, что весь колхозный скот, так высоко оцениваемый со стороны начальства, людьми выращивается, что социалистическое животноводство на людях держится, – советское начальство не замечает. Подобно крыловской «героине», не умея поднять рыло чуть повыше корыта, оно связи между «дубом» и «жёлудями» не видит и не разумеет… Басни Крылова теперь из школьных хрестоматий изъяты и мудрости житейской не учат: они проникнуты «чуждым духом»…

Скотоморы и людоморы…

Колхозный скот кормили на фермах сносно. Помещения для него построены тоже недурные: конюшни и хлева – солидные, утеплены, соломы для скота настлано много. А во дворах колхозников грязно, и ветер через плетни свищет: соломы нет…

Помещения для молодняка на колхозных скотоводческих фермах зимою даже отапливаются: колхозным телятам и поросятам тепло. А дети колхозников в своих хатах зимой мёрзнут: дров нет…

Теперь, когда колхоз Болотное владеет кирпичным заводом, председатель планирует построить новый свинарник, кирпичный. Но за целое десятилетие колхозной жизни в селе не построено ни одной новой избы… Никто даже не смог отремонтировать свою старую хату: леса купить не на что, привезти не на чем. Многие хаты сгнили и разваливаются. Соломенные крыши прогнили и протекают: начальство даже соломы для ремонта крыш колхозникам не отпускает…

Когда заболевает скот на колхозной ферме, то к нему немедленно привозят ветеринара. Но когда в селе не было больницы, к заболевшему колхознику врача никогда не привозили. И колхозной лошади не давали, чтобы родные могли отвезти больного в лечебницу. Останется больной жив – пусть продолжает тянуть колхозную лямку, а умрёт – черт с ним: работа его будет взвалена на других, безо всякого ущерба для колхозного бюджета… Сочувствия к людям никакого нет, а ответственности за человеческую жизнь начальство ни перед кем не несёт.

За гибель скота на ферме колхозных работников отдавали под суд и строго наказывали: «за халатность», «за вредительство», как «врагов народа», – в лагери ссылали.

Но за смерть колхозников от голода, холода, истощения, – а по словам местных врачей, именно от этих причин, главным образом, заболевают и умирают колхозники, – ни у кого из начальников– людоморов даже волос с головы не упал: ни в колхозе, ни в районе, ни области, ни во всем советском государстве…

Скотоморы – это «псы–вредители», «враги народа», а людоморы – это… «друзья народа»…

Такой оригинальный подход к людям и скоту вдохновлялся личным примером «отца народов» и директивами вождя коммунистического государства.

Когда руководители днепропетровских колхозов доложили Сталину, что они провели электричество в колхозные свинарники, и что колхозные свиньи чувствуют себя под «лампочкой Ильича» великолепно, – то он очень похвалил их за это. Но спросить сельских начальников о жизни и самочувствии колхозников «родной отец»… забыл… А потом, когда журналисты посетили эти прославленные колхозы, то оказалось, что электричество проведено там только на свинофермы, но в хаты колхозников оно не проведено… Такой пример «сталинской заботы о человеке» вызывает подражание у всех других советских начальников…

Директивы вождя действовали в том же плане. Подводя итоги коллективизации, вождь большевистского государства с неудовольствием отметил, что в этот период в Советском Союзе погибло очень много скота. Но о гибели многих миллионов колхозников от голода он дипломатично умолчал… Иначе какое же впечатление мог бы произвести этот доклад: ведь голодня смерть миллионов людей не вяжется с декламацией о «счастливой, зажиточной колхозной жизни». Если при «добровольной коллективизации» миллионы людей сосланы на каторгу и миллионы уморены голодом, то какое же историческое прозвище надлежало бы дать вождю «колхозной революции»: Отец Народов» – или Генеральный Соловей–Разбойник?…

В своём докладе на партийном съезде в 1934 году вождь партии дал большевикам строжайшую директиву: во что бы то ни стало увеличить поголовье колхозного скота, ибо животноводство стало главной политической проблемой советского государства. В последующие годы деревенские коммунисты, сами роскошествуя, приложили все усилия к тому, чтобы колхозники «забыли вкус мяса» и, голодая, беспрерывно выращивали бы колхозные стада…

На каждом собрании и в каждом отчёте советские начальники стали хвалиться достижениями в этой области.

– Колхозное свиноводство в нашем районе находится на крутом подъёме, – говорили одни.

– Свинство в колхозах расцветает пышным цветом, – безграмотно, но поэтически, декламировали другие…

Докладчики были правы. Колхозное стадо действительно увеличивалось, а колхозники вымирали… Свинство в колхозах расцветало пышным цветом, а человечность гибла…

«Песнь торжествующей свиньи»…

Эти парадоксы колхозной жизни закономерны. Это непосредственный результат большевистской «заботы о человеке».

Корытная психология крыловской «героини под дубом» порождает людоморно–колхозную политику коммунистических «Соловьёв-Разбойников».

Колхозно–людоморная политика вызывает кладбищенские результаты в селе и сносное положение на скотоводческой ферме.

А на этом колхозно–кладбищенском фоне пышно расцветает свинство, неустанно раздаётся «песнь торжествующей свиньи»… На колколхозной ферме блаженно чавкают и хрюкают свиньи. В колхозном селе чавкает и хрюкает, пьянствует и похабничает орава новых, колхозных, господ Скотининых, справляющих нескончаемый «пир во время чумы»…

Вымаривая голодом колхозников, не имеющих достаточно хлеба и забывших вкус мяса, пирующие господа Скотинины восклицают:

– Нет на свете краше птицы, чем свиная колбаса!.. (Хрущёв).

Этот пир богов справляется в «социалистическом раю» повсеместно: «от Москвы до самых до окраин». Советским царям и князькам вольготно, весело живётся в СССР…

Уморив голодом десятки миллионов людей и справляя бесконечный пир во время чумы, цари–людоморы провозгласили любопытные идеи.

Голодным, вымирающим массам советская печать настойчиво рекомендовала и рекомендует:

– Презирайте смерть!..

А для себя цари–людоморы провозгласили другие лозунги:

– Мы живём в век коммунизма! (Каганович).

– Жить стало лучше, жить стало веселей!.. (Сталин)

– Хочется жить и жить! (Киров)

КОЛХОЗНАЯ БАРЩИНА

Трактористы и погоняльщики

Ранняя весна. У околицы села стоят два трактора. Около них возятся два тракториста. Подходит группа сельских начальников: председатель и счетовод колхоза, председатель и секретарь сельсовета.

Колхозные начальники предлагают трактористам немедленно выезжать в поле и начинать пахоту. Трактористы возражают, доказывая, что пахать ещё рано: земля очень сырая, почва глинистая и тракторы не смогут работать, завязнут.

Начальники настаивают на своём и вынуждают трактористов выехать в поле. Те приглашают с собой начальников: убедиться, возможна ли пахота.

Выехавши в поле, трактористы приступают к работе. Но на первой же борозде тракторы застревают в глине и останавливаются.

– Видите, что получается? – обращаются трактористы к колхозным начальникам…

– От нас райком партии требует организации сверхраннего сева, – оправдываются те.

Два тракториста и четыре колхозных погоняльщика уходят домой. Завязшие тракторы остаются в поле.

Возвратившись на свою квартиру, трактористы смеются:

– Начальники пойдут сейчас на почту и по телефону отправят райкому рапорт: «Трактористы в нашем колхозе выехали в поле и приступили к пахоте. Подготовка к сверхраннему севу начата. Клянёмся, что большевистскую весну организуем по–стахановски!..»

– Так вот шумят и суетятся каждый год. Запланировали даже весну переделать: в большевистскую превратить. А она не желает, смеётся над ними… Мобилизуются… орут… размахивают руками… А дело стоит. Недаром колхозники прозвали их: «рукомахи»…

Комбайн МТС и «бабушкин комбайн»

Через несколько дней я увидел ещё одну машину в поле. У подножья крутого холма валяется опрокинутый комбайн. Со смехом и руганью встречные колхозники рассказали историю этой машины.

В прошлом году МТС прислала в колхоз комбайн. Председатель колхоза заявил комбайнёру:

– Жать поедешь в самый дальний угол нашего поля. Туда надо прежде всего поспешить: иначе соседи–колхозники там все колоски срежут и растащат. Их бригадиры следят только за своим полем. А на чужих полях воровать колоски не воспрещают. «Нам, говорят, до чужого колхоза никакого дела нет»…

Приехал комбайнёр к указанному полю. И за голову схватился:

– Да ведь комбайн – не горный баран, товарищ председатель: он по горам лазить не умеет…

Председатель вспылил:

– А ты заставь его лазить, ежели ты мастер своего дела! На ровной степи всякий осел, товарищ комбайнёр, жать может… А ты сумей орудовать на наших косогорах. К нашему сожалению, мы не можем перетащить сюда украинские степи…

– ещё раз предупреждаю, товарищ председатель, что на косогорах комбайн работать не может: он тут за моё почтение опрокинется… На косогорах надо жать серпами, а на ровном поле – комбайном. За результаты вашего приказа я отвечать не могу…

– Я за все отвечаю, – заявил председатель. – А ты, дорогой, валяй скорее, а рассуждай поменьше. Это не твоего ума дело. На это есть ответственные товарищи…

– Попробуем, товарищ начальник! – козырнул комбайнёр.

Поехал по косогору. Комбайн опрокинулся на первом заезде. И закувыркался вниз… Комбайнёра сильно помяло, а в машине многие части были поломаны.

Приехал начальник МТС. Осмотрел комбайн и заявил:

– Сломанные части комбайна заменить нечем: запасных частей нет. Машина сломана по вине председателя колхоза. Поэтому мы передаём её в собственность колхозу. А стоимость комбайна будем взимать с колхоза деньгами и натурой в пользу МТС: для покупки новой машины.

Свой рассказ о судьбе комбайна колхозники закончили так:

– Вот это поломанное чучело и валяется тут с прошлого года. А мы, колхозники, отдуваемся за самодурство глупого начальника: за сломанный комбайн долг выплачиваем…

– Ну, а как вы жали рожь? – спросил я.

– Известное дело, как всегда: серпами, или «бабушкиными комбайнами». Так мы их теперь называем, – засмеялись колхозники. – Благо ещё с нэповских времён серпы остались. А то за последние десять лет ни одного нового серпа колхоз купить не мог.

– Ну, не только «бабушкиными», – дополнили другие. – Много приходится теперь орудовать и «дедушкиными комбайнами»: косами. Урожай–то в колхозах, известно, сталинский: рожь дует до самого колена… Серпом–то до неё и не достанешь.

«Сенокосная кампания закончена»…

Прохожу по лугу. Весь огромный луг, лучший в селе, покрыт чёрными кучками прошлогоднего сгнившего сена. Все сено погнило, а сам луг испорчен.

Колхозники рассказали, как это получилось. Чтобы похвалиться перед районным начальством, что «луг уже скошен, сенокосная кампания закончена», председатель колхоза отдал распоряжение: скосить сразу весь этот огромный луг, а уже потом убирать сено. За два погожих дня сплошной косовицы, в которой принимало участие все взрослое население колхоза, луг скосили. А потом наступили дожди, и сено погнило…

– Больше всего наш колхозный «голова» занимается выпивкой, – заключили колхозники свой рассказ о луге. – Но, иногда, получив приказ, схватится за колхозные дела с такой ретивостью, что, Боже упаси!.. Усердие проявит не по разуму: усердие – неукротимое, а разумом Бог обидел… И вот результат: уничтожил горы сена за неделю, испортил луг на несколько лет…

Никогда такого случая в деревне единоличников не было. И быть не могло. Прежде крестьяне ранним утром косили траву, а днём: сушили её и спешили убрать сено. Даже в самое дождливое лето сено никогда не гнило: его собирали, увозили домой и сушили в сараях под крышей.

Сбор бригады

Раннее летнее утро ещё темно.

Бригадир–комсомолец подходит к избе каждого члена своей бригады, сильно стучит палкой по раме окна и кричит во весь голос:

– На ра–бо–ту!!!

Дребезжат окна. В хатах встают угрюмые колхозники. И сердито ворчат:

– Проклятая каторга!..

* * *

Собирается колхозная бригада у околицы села. Если одна колхозница запаздывает, её ждут все. Нередко та или другая баба изрядно запаздывает при выходе на работу. Но без неё бригада на работу не двинется. Старая пословица – «семеро одного не ждут» – в колхозе не действительна.

Бригадир встречает запоздавших руганью и угрожающе размахивает палкой. Эта палка – символ его власти и постоянное оружие, подобно тому, как револьвер у председателя колхоза и сельсовета.

Но запоздавшие не остаются в долгу и «огрызаются»:

– Твоей бабе хорошо: «толстая лепёха» дома осталась. Ты её к хорошему делу пристроил: она дома сидит, трактористам обед со свининой варит. Потом пожрёт с ними хорошо да на свой огород отправится. А я дома больного ребёнка одного оставила. Сама на колхозную работу идти должна… А что она мне даёт, эта проклятая, каторжная работа?!.

– Ах, так ты про–ти–во–кол–хоз–ну-ю агитацию ведёшь?!. Ха–ра–шо!.. Придётся доложить председателю, – угрожающе шипит бригадир.

Колхозница прикусывает язык, умолкает. Она хорошо знает, чем это «пахнет»: лагерь пострашнее бригадировой палки…

Когда вся бригада, наконец, в сборе, бригадир ведёт её в поле, на работу.

Колхозницы плетутся нехотя, голодные, угрюмые… За ними, с палкой на плече, выступает сердитый бригадир…

«Оправляться ходила»…

Осенний день. Бабы копают картофель на колхозном поле. Бригадир сидит на куче картофельной ботвы: наблюдает за бригадой, покрикивает.

Копают бабы колхозный картофель, а у самих беспокойные мысли в голове бродят: «…из этой колхозной картошки нам ничего не останется… Скоро ударят морозы. А свой картофель на усадьбе не убран: нет времени… Помёрзнет на усадьбе картошка – помирай семья с голоду»…

Бригадиру скучно: он зевает, дремлет. Потом встал, спустился в лощину, растянулся на пиджаке и блаженно захрапел…

Одна колхозница, усадьба которой находится поблизости от картофельного поля, подмигнула своим товаркам, показывая на бригадира:

– Подольше тебе, дьяволу, поспать–похрапеть...

На четвереньках она поползла по картофельным бороздам к своей усадьбе. Стоя на коленях, быстро стала копать лопатой картофель на своём участке. «Вечером, думает, после колхозной работы, приду, подберу свою картошку и отнесу её домой».

Работает колхозница украдкой на своей усадьбе, а сама тревожно посматривает на лощину: не проснулся ли погонялыцик?.. Но тот всхрапнул изрядно.

Через два–три часа, увидя проснувшегося бригадира, баба лукаво присела на корточки, а потом поспешила к колхозному полю… Бригадир, размахивая палкой, кричит бабе:

– Чего шатаешься по полю, как круговая овца?!.

Колхозница отвечает в тон ему:

– Оправляться ходила, то–ва–риш-ш-ш-бригадир!..

Девичье сердце и неумолимый председатель…

Девушки–колхозницы вернулись с поля, как только солнышко спустилось за холмом. Поужинали.

Сегодня суббота.

На улицу вышли парни–односельчане. Они работают в городе. В воскресенье имеют день отдыха и по субботам иногда приходят домой. Зовут девушек.

Собрались на улице девушки–колхозницы с парнями. Хоть изредка молодёжи побалясничать в своём кругу хочется, почувствовать биение онемевшего сердца в груди…

Но нагрянул неумолимый начальник колхоза и грозно заорал:

– Марш по домам! Спать надо: завтра к восходу солнца все в поле должны быть! Тут райком партии приказал: «Прополочную кампанию закончить стахановскими темпами!» А они телячьими нежностями в рабочую пору вздумали заниматься… Завтра, того и гляди, на работу опоздают и государственный план важнейшей политической кампании сорвут! А мне за вас отвечать?!.. Вы знаете, как нам райком голову намыливает?!. А потому: марш по домам – спать надо!..

Заворчали девушки:

– Что же это такое?!. Уж и вечером, после работы, посидеть с ребятами нельзя?!.

Они встали, глубоко обиженные, и поплелись домой…

Вслед уходящему председателю раздалась неистовая матерщина парней. Некоторые юноши предостерегающе унимали своих расходившихся товарищей:

– Придержите язык за зубами. А то «голова» обозлится и следующей раз не отпустит на заработки…

«Голову открутим…»

Бригадир доложил председателю, что один колхозник в воскресенье на колхозную работу не вышел, а весь день работал на своём огороде.

– Мы ему голову открутим за это! – закричал колхозный «царёк». – Как гусаку!..

И выразительным жестом он проиллюстрировал эту угрозу.

Эта эффектная операция так привычна для него: не один гусь и не одна курица в деревне пострадали от этого специалиста по откручиванию голов, когда он был ещё небольшим пареньком…

Хозяева колхоза

За десятилетний период в колхозе Болотное сменилось много председателей. Почти все они были партийцами или комсомольцами. Управлять государственным имением партия разрешает только коммунистам. Беспартийным же она этого дела не доверяет.

Назначение колхозных председателей происходит в райкоме, иногда оформляется потом в райисполкоме. Через колхозные собрания эти назначения проводятся, хотя бы формально, очень редко. Райком предпочитает совершенно обходить эту «лишнюю инстанцию»…

Коммунисты–назначенцы плохо руководят колхозами. До своего назначения на колхозный пост опыта работы в сельском хозяйстве они не имели: происходят они, обычно, или из деревенских бедняков, у которых хозяйство было плохое, или из городских жителей. Поэтому они являются прежде всего работниками несведущими, неумелыми.

Личной материальной заинтересованности в налаживании колхозного производства у руководителей тоже мало. Прежде доход хозяина-собственника зависел исключительно от урожайности полей и продуктивности скота в хозяйстве, т. е. от прилежной и умелой работы сельского хозяина. «Что стопаещь, то слопаешь», – так определяла это крестьянская пословица.

Но доход колхозного управляющего зависит от других причин. «Не возьмёшь – помрёшь», «Бери смелей – жить будет веселей!» – так откровенно говорят колхозные руководили об этом основном источнике своих доходов. На свою заработную плату – полтора трудодня за один день службы, или, конкретно, для села Болотное, 600 граммов ржи в день, – председатель колхоза с семьёй жить никак не может. Он может жить только теми продуктами, которые забирает в колхозе. Сам ой определяет это своё действие термином «берёт», а колхозники говорят: «ворует»…

Размер этого «основного дохода» в бюджете председателя не зависит от экономического состояния колхоза. Один председатель может ограничиться скромным «доходом» даже из богатого колхоза. А другой безшабашно расхищает колхозное имущество и ведёт роскошный образ жизни в самом бедном хозяйстве. Размеры этого дохода зависят не от экономического состояния колхоза, а от стяжательских аппетитов и мошеннической ловкости председателя.

Служебные интересы колхозного председателя тоже не направляют его внимания на хозяйственное благополучие колхоза и работников. Служба и судьба председателя зависят от районного начальства. Оно назначило его на «хлебную должность» и во всякое время и по любому поводу может лишить его этой должности.

Но районное начальство прежде всего и больше всего интересуется двумя делами: колхозными (и совхозными) продуктами лично для себя, во-первых; выполнением налогов и поставок для государства, во-вторых. А это тоже не стоит ни в какой связи с материальным благополучием колхоза. Ограбляя государственное имение и колхозников, услужливый председатель бедного колхоза может полностью удовлетворить требования районного начальства. А руководитель богатого имения, в котором колхозники получали бы хорошую оплату за свой труд, – не мог бы долго удержаться на своём посту, если бы он не посылал колхозных продуктов районному начальству или не откликнулся бы на призыв из райкома: после выполнения всех поставок, организовать дополнительно «добровольный красный обоз» с продуктами для государства.

Таким образом, личные интересы колхозного председателя, материальные и служебные, приводят его к тому выводу, что заботиться надо только о себе да о требованиях ближайшего, районного, начальства.

С колхозниками же ему считаться совсем не следует, потому что председатель от них совершенно не зависит. Колхозники – это не хозяева колхоза, а только крепостные его батраки, бесплатная рабочая сила государства, «навечно» закреплённая для эксплуатации за государственным имением, колхозом.

Что касается колхоза, как хозяйственного предприятия, то руководителям приходится считаться с ним, но лишь «постольку–поскольку». Лишь бы не допустить полного развала этого хозяйства до такого состояния, при каком он не сможет выполнять роль, которая на него возложена: «кормушки» для председателя и районного начальства, главного налогоплательщика для государства.

Тощий трудодень

За свою работу колхозники получают… «трудодни». Трудодень это рабочий день с полной нагрузкой, день, за который выполнена норма работы. Колхозные бригадиры ежедневно записывают трудодни в трудовую книжку колхозника.

Оплата трудодня устанавливается в конце года. После уборки урожая колхоз прежде всего сдаёт государству установленные натуральные поставки. Затем расплачивается с МТС за машины. Потом «засыпает» всякие колхозные фонды: семенной, фуражный (для колхозного скота), резервный, общественной помощи и т. п.

После сдачи всех государственных поставок, отправки «добровольных красных обозов», оплаты МТС, «засыпки» всяких колхозных фондов, незаконных «фондов» для начальства, – учитывается остаток ржи и делится на сумму всех трудодней в колхозе. Так устанавливается оплата трудодня для колхозников.

Остатки эти невелики, и оплата трудодня в колхозах необычайно низкая. В Болотном в разные годы она колебалась от 200 до 400 граммов ржи на трудодень. В райне в качестве «образцового» прославляется один колхоз, в котором выдаётся 800 граммов на трудодень. Но это специальный, «показательный», колхоз, с которого органы власти берут гораздо меньше поставок. Средняя оплата трудодня в колхозах района не выше полкилограмма ржи.

Для взрослого колхозника, который летом работает на тяжёлых сельскохозяйственных работах в среднем по 15 часов в день, требуется съесть килограмм хлеба, т. е. в два–три раза больше того, чем он сам зарабатывает в колхозе. Колхозник не в состоянии заработать себе в рабочую пору одного только хлеба на день…

В селе живёт один вдовец, колхозник–одиночка. Работая в колхозе непрерывно, он заработал в 1940 году 200 трудодней и получил за эту работу от колхоза 5 пудов ржи (по 400 граммов на трудодень), т. е. получил хлеба только на полгода. Другую половину года он был вынужден обходиться без хлеба.

Но ведь колхозники–одиночки в деревне очень редки: в Болотном этот случай – единственный.

Рядом с этим колхозником–одиночкою живёт вдова–колхозница с тремя малолетними детьми. Она выработала 160 трудодней и получила за них от колхоза 4 пуда ржи. Для её семьи этого хлеба хватает только на один месяц. А остальные 11 месяцев в году семья должна обходиться без хлеба… Или может использовать хлеб по другому: употреблять кусок хлеба в качестве лакомства только каждое второе воскресенье…

Таков этот тощий колхозный трудодень. Работоспособный колхозник–одиночка может есть заработанный в колхозе хлеб только через день. А колхозница с детьми может допустить эту «роскошь» только по праздникам.

Ничего, кроме хлеба, колхозники на свои трудодни не получают. Колхозный картофель, овёс – частью используется на корм колхозному скоту, частью сдаётся государству. Овощи с колхозного огорода председатель продаёт на рынке. Мясо, молоко, шерсть, яйца, конопля, гречиха – все это целиком идёт государству.

Прежде в деревне высшую степень эксплуатации определяли так: «работа за кусок хлеба». Это значило, что работник получает от хозяина только питание и жильё: выражение «кусок хлеба» в данном случае употреблялось не буквально, а фигурально.

Но колхозный труд не даёт работнику даже питания.

Хуже того: колхозный труд не обеспечивает колхозника даже «куском хлеба» в буквальном смысле слова. Чисто символический характер трудодня колхозники разоблачают такой иронической поговоркой:

– За свою работу мы получаем от колхоза… тридцать дней в месяц…

Обильная работа

Колхозники Болотного имеют очень много работы.

Полевых работ они выполняют не меньше, чем прежде, в доколхозном селе.

Но, кроме полевых, крестьяне имеют в колхозе ещё много других работ.

За последние годы на пустыре разбит огромный колхозный огород. Колхозники подняли целину лопатами, сделали плетнёвую изгородь, а теперь они проводят все колхозно–огородные работы с ранней весны до поздней осени.

Посажен большой колхозный сад. Колхозники сделали изгородь, копали ямы, садили деревья. Теперь ухаживают за садом.

Колхозу принадлежит много скота: лошадей, коров, свиней, овец. Есть также и птицеферма. Уход за скотом и птицей производят колхозники, специально поставленные на эту работу: конюхи, пастухи, коровницы–доярки, свинарки, птичницы.

В селе построено очень много помещёний: канцелярия колхозного правления, семилетняя школа, больница, баня, кирпичный завод, конюшни, молочная ферма, птицеферма, свинарник, овчарня, огромные амбары – зернохранилища, подвалы – картофелехранилища, овощехранилища, сараи для сена и яровой соломы, склады для машин и сельскохозяйственного инвентаря, сельский магазин и т. д.