Текст книги "Деревня на Голгофе: Летопись коммунистической эпохи: От 1917 до 1967 г."

Автор книги: Тихон Чугунов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 34 страниц)

РАССКАЗЫ УЧИТЕЛЕЙ ОБ УСЛОВИЯХ ШКОЛЬНОЙ РАБОТЫ

Руководство

Рассказывали учителя о своих районных руководителях.

Заведывание районным отделом народного образования за все 24 года советской власти до германо–советской войны никогда не было доверено беспартийному учителю. На этот пост всегда назначался только партиец, часто не из учителей и даже не имеющий среднего образования.

Такой же принцип осуществлялся и при назначении заведующих школами. Беспартийному учителю этот пост доверялся Только в том случае, если среди учителей школы не было ни одного партийца или комсомольца. Во всех других случаях заведующим назначался коммунист, хотя бы он был юным комсомольцем, только что окончил педтехникум, а среди беспартийных учителей были педагоги квалифицированные и опытные.

Коммунистов, партийцев и комсомольцев вместе, среди учителей было не больше 25 процентов.

Как правило, квалификация беспартийных учителей гораздо выше, чем коммунистов. Ясно, что при этих обстоятельствах монопольное право коммунистов на руководство школами сильно обижает беспартийных учителей.

Учителями, обычно, не руководят, а командуют, грубо и бесцеремонно. Командуют не только заведующие школами и чиновники районе, но и все местные колхозные начальники: и парторганизатор, и секретарь комсомольской ячейки, и председатель сельсовета, и председатель колхоза. Каждый уполномоченный из района тоже считает себя вправе распоряжаться учителями.

– Уж очень много у нас начальников, – жалуются учителя на свою горькую долю. – Кто только нами не командует?! Каждый местный начальник желает свою «образованность показать», вмешивается в школьные дела, командует нами и поносит нас, как «гнилую интеллигенцию»…

Таким «руководством» – диктаторским командованием, грубой руганью и травлей, – некоторые учителя со слабыми нервами были доведены до самоубийства…

* * *

Труд и заслуги учителей в Советском Союзе оцениваются плохо. Зарплата их очень низкая.

Долгий ряд лет эту самую многочисленную категорию интеллигенции при наградах правительство вообще обходило, игнорировало.

Потом оно решило это упущение исправить и подготовить указ о награде орденами большой группы учителей. Но практически это мероприятие было проведено так, что в большинстве случаев награду получили не лучшие учителя.

Некоторые учителя имели широкую известность, как лучшие педагоги в государстве, но в списке награждённых их не было. Зато другие учителя, не имеющие никаких особенных педагогических талантов и учебных успехов, получили ордена. Некоторые педагоги были награждены не за работу, а только за обещания, которые они в торжественной обстановке дали вождю советского государства, что в их школе все ученики будут «отличниками», т. е. будут иметь только отличные и хорошие отметки. Другие директоры были награждены за то, что они записали в пионерскую организацию поголовно всех учеников своей Школы, превратив таким образом её в «пионерскую школу»…

В том районе, куда входит Болотное, орден был выдан тоже плохому учителю.

Районные партийно–комсомольские организации выдвинули перед правительством кандидатом на награду учителя–комсомольца из сельской школы. Районному начальству он был известен, как пропагандист и активный проводник политических кампаний в селе. Но он был плохим учителем: малограмотен, груб, учительскую работу не любил, преподавал плохо. Класс его занимался неохотно, имел слабые успехи.

И вот указом правительства этот учитель был награждён орденом, как лучший учитель в районе. Районые организации устроили в городе чествование орденоносца, учителя–комсомольца. Торжественный праздник проходил почти в пустом зале: мало кто из беспартийных учителей на это собрание явился. Они считали для себя унизительным участвовать в чествовании такого «орденоносца». На торжественном заседании некому было сказать орденоносцу приветственного слова от учителей школы, которой он заведывал: там–то его знали лучше всего, и на праздник ни один из его коллег по школе не явился…

Голодные школьники

Ненормально не только руководство сельскими учителями. Условия жизни школьников тоже очень неблагополучны.

Школьники оборваны, нищи, голодны. А могут ли хорошо учиться голодные дети? Старая пословица говорила: «Сытое брюхо к ученью глухо». Эта пословица подразумевала или только определённый период времени – после сытного обеда, или людей, которые едят чересчур много и тем сосредотачивают энергию организма только на процессе пищеварения, отвлекая её от мозга.

Сельские учителя заметили на колхозных школьниках новую закономерность: «Голодное брюхо к ученью глухо»… Организм голодных детей слаб и быстро утомляется. В особенности скоро утомляется нервная система. Она у голодного ребёнка повышенно возбудима. Внимание возбуждённого школьника легко отвлекается всякими внешними посторонними факторами: в классе, в школе, на улице.

Кроме того, он постоянно отвлекается от уроков своим внутренним состоянием, обусловленным чувством голода. Внимание такого школьника все время отвлекается от урока ассоциациями голодного: «Голодной куме – все хлеб на уме»… Оно постоянно занято специфическими мечтами и заботами, ибо голодный всегда находится, говоря словами чеховского персонажа, «…в рассуждении, чего бы покушать…» Поэтому колхозные школьники часто бывают невнимательны, рассеянны. Они, «присутствуя, отсутствуют»… И многое на уроке пропускают.

А то, что услышат, голодные школьники нередко воспринимают односторонне и убого.

– Однажды на уроке, – рассказывал учитель колхозной школы-семилетки, – в седьмом классе мы читали повесть Гоголя «Старосветские помещики». Когда там многократно упоминалась обильная еда, то голодные школьники, глотая слюнки, перемигивались и бросали реплики: «Вот была обжорка–то!..» «Хошь бы один разок так пожрать!..» А возглас писателя: «Скушно жить на этом свете, господа!» ученики встретили бурными, негодующими восклицаниями: «Так лопали – и им… скушно!..» «В колхоз бы вас: тут бы вам стало жить веселей!..» Пересказ повести Гоголя голодными школьниками свёлся к подробному изложению меню Афанасия Ивановича…

Психологию голодных и больных хорошо охарактиризовали народные пословицы: «Голодной куме – все хлеб на уме»; «У кого что болит, тот о том и говорит»…

Если старая пословица говорила о том, что «сытый голодного не разумеет», то сельские учителя убеждаются теперь и в обратном. «Голодный сытого не разумеет»…

Так голод затрудняет ученье в колхозной Школе.

А дома заниматься подготовкой уроков школьникам некогда. Родители их целый день, от темна до темна, заняты на колхозной работе. Поэтому школьникам приходится очень много работать по дому. Они должны работать на огороде; топить печку и варить пищу; ухаживать за мальшами; рвать траву для коровы; пасти на пустыре поросёнка, телёнка; разыскивать топливо и т. д.

Кроме того, сельское начальство часто привлекает школьников к колхозной работе, «мобилизует» их во внеурочное время: на прополку полей, колхозного огорода, на уборочные работы – полевые, луговые, огородные, на молотьбу; на ремонт дорог, в качестве посыльных и т. п.

Нередко школьников «мобилизуют» на колхозные работы и в урочное время: целыми классами или даже всю школу. Причём, начальство «забывает» записать школьникам трудодни или покормить голодных детей за их работу…

Из–за всех этих обстоятельств школьникам, по наблюдениям старых учителей, в колхозе учиться стало теперь гораздо труднее, чем в условиях доколхозной, более или менее нормальной, жизни – в дореволюционной или нэповской деревне.

А учителям тоже труднее стало работать в колхозной школе уже из-за одного того, что их ученики живут в голоде и нищете.

Общий результат труда учителей и школьников, учебная успеваемость, при таких условиях неминуемо снижается. Это огорчает учителей.

Вечная «история» с учебником истории…

Недовольство учителей вызывают также и школьные учебники, особенно учебники истории, русского языка и хрестоматия для чтения.

– Некоторые учебники не помогают нашей учебно–воспитательной работе, а мешают ей, – говорили учителя.

В 36‑м году, по приказу ЦК партии, во всех начальных школах был введён новый предмет преподавания – «история СССР» (история России). Раньше этот предмет изучался только, в средних и высших школах. А теперь историю стали изучать в третьем и четвёртом классах начальной школы, ученики с девяти–до одиннадцатилетнего возраста…

Был составлен специальный учебник, под редакцией профессора Шестакова, и утверждён Центральным Комитетом партии. Авторы были награждены большими денежными премиями. Ознакомившись с этим учебником, опытные учителя говорили, что он совершенно не приспособлен для начальной школы. Вместо того, чтобы дать детям сборник живых рассказов и очерков об отдельных исторических эпизодах и деятелях, детям дали сухой учебник, который недоступен им ни по содержанию, ни по форме. В первом разделе учебника в сжатом виде излагалась книга Энгельса «Происхождение семьи, частной собственности и государства»…

Так инициаторы этого педагогического эксперимента и редакторы нового учебника, «великий друг детей» (Сталин), вместе с «унтером Пришибеевым по делам культуры» (Ждановым), обязали девятилетних детишек изучать… философию, исторический материализм: «матриархат», «патриархат», «первобытный коммунизм», «эксплуатацию», «классовую борьбу», «государство, как орудие классового угнетения», и т. п. Девятилетние дети, несмотря на все усилия, никак не могли одолеть эту мудрёную абракадабру. Они должны были долбить наизусть этот непонятный учебник, как долбили в средневековых школах «Псалтырь» в качестве азбуки и книги для чтения…

После вводного, «философского», раздела, в учебнике следовала история дореволюционной Россини. Сущность этой истории изложена была так: в дореволюционной Россини было плохо все, кроме двух явлений – революционной борьбы и территориальных завоеваний.

К заслуженным «революционным борцам» причислялся разбойничий атаман Стенька Разин. Учебник славословил Разина не только за его «революционную деятельность», но и за методы расправы со своими противниками. Учебник в одобрительном духе описывал для девятилетних детей, как расправлялся разбойник с царскими чиновниками: по приказу атамана, его сподвижники связывали захваченных чиновников, встаскивали их на высокую колокольню и оттуда сбрасывали… Эти эпизоды школьникам запоминались… Так в школе воспитывали детей в духе «социалистического гуманизма»…

Последние разделы учебника были посвящены истории Советского Союза, прославлению деяний советской власти, «гениального и мудрого» вождя Сталина и его «соратников»: Кагановича, Молотова, Жданова, Кирова, Орджоникидзе и других; а также советских маршалов: Ворошилова, Будённого, Тухачевского, Блюхера, Егорова. Каждому «соратнику» и маршалу в учебнике был посвящён текст-панегирик и большой портрет. Текст изображал всех советских вождей и маршалов легендарными героями, а портреты представляли их писанными красавцами…

Учебник этот с многочисленными иллюстрациями был напечатан в миллионах экземпляров, и каждый ученик должен был приобрести его.

– И вот, – рассказывала одна сельская учительница, – как только мы начали изучать этот новый учебник истории, так и посыпались на нас всякие «истории»… Не успели мы ещё растолковать ребятам слова «матриархат», «патриархат», – как однажды посыльный из сельсовета вызывает с урока нашего заведующего школой немедленно на почту к телефону. Полетел заведующий сломя голову. А там, по телефону, ему из районо приказывают: «Немедленно заклейте в учебнике Шестакова «История СССР» портрет бывшего советского маршала Тухачевского и весь текст, который к нему относится. А школьникам пояснит: к сожалению, был маршалом, занесён в историю как «талантливый полководец Красной армии», но впоследствии точно выяснилось, что он – вредитель в армии, изменник, шпион и враг народа. Поэтому расстрелян, как бешеная собака,. Предупредите школьников, чтоб впредь его никогда маршалом не называли, а только кличкой: «враг народа», «пёс смердящий»…

Учительница тревожно оглянулась по сторонам, вздохнула глубоко. А потом продолжала свой рассказ об «историях»:

– Заклеить портрет «врага народа» было нечем: в школе не было канцелярского клея. Пришлось ученикам просто перечёркивать ручкой и картинку и текст в учебнике… Но не успели мы ещё опомниться от одного распоряжения, как посыпались другие: «Заклеить бывшего маршала Блюхера!..» «Заклеить расстрелянного маршала Егорова!..» «Снять и уничтожить портрет бывшего члена политбюро Коссиора!..» И пошла, и пошла, и пошла писать губерния!.. Мы, учителя, были ошеломлены и ходили, как пришибленные и обалделые. А ученики скоро ко всем новостям привыкли… Было заметно, что это ниспровержение богов в бездну им даже понравилось. «ещё один полетел!..» – сопровождали они каждую такую новость. А перечёркивание учебника им нравилось ещё больше: видимо, перечёркивать этот учебник было им гораздо приятнее, чем его изучать… Дело дошло до того, что как только начинался урок, ученики, ехидно улыбаясь, приступали к допросу учительницы: «Ну, кого же, Мария Ивановна, мы будем зачёркивать сегодня?» – «Какой там новый пёс засмердел?..» Один озорник как бухнул: «А скоро там очередь дойдёт до усатого?…» Я остолбенела… А он пояснил: «Нет… я не того… Я подумал: Будённого… Потому вчера молоковоз из города вернулся и рассказывал: «В доме колхозника, – говорит, – сняли уже и того, с пышными усами который…» Это он Будённого так называет. «Неужто, – говорит, – и такие усища не помогли?!.»

– И смех и грех с этим учебником, – закончила свой рассказ беспартийная учительница, обязанная преподавать девятилетним детям марксистскую философию и большевистскую политграмоту. – Каждый день двойной тревогой начинается: какая новость идёт из центра? И как эта новость на этом учебнике и на моем учебном предмете отразится? Страх гнетёт днём… Мучают тревожные вопросы ночью… Какая новая «история» ожидает нас?.. Кого из богов с Олимпа в преисподнюю сбрасывают?.. О каком вчерашнем «герое», а сегодняшнем очередном «псе», я должна буду завтра своим ученикам докладывать и какую новую «историю» рассказывать им вместо зачёркнутой?..

– Да, было бы смешно, если бы не было до слез грустно, – сказала учительница, вероятно, в ответ на мою невольную улыбку. – И кроме того, очень опасно. Ведь при изложении ученикам всех этих странных «историй» каждое слово, мимика, жест могут быть истолкованы начальством так, что поневоле сама попадёшь в подобную «историю»…

Учебник истории, неудачный сам по себе, да ещё включивший в себя такую неустойчивую политическую современность, доставляет учителям очень много дополнительных забот, волнений, горя.

Русская грамматика… без русского языка…

Сильно жаловались учителя также на учебник русского языка. Жаловались повсеместно: и в сельских школах и в столичных, так как во всех советских школах один–единственный учебник является официальным и обязательным.

– От нас, учителей, правительство требует, чтобы мы готовили в школе грамотные кадры, – говорили преподаватели русского языка. – Но для этого мы должны иметь хороших помощников в нашей работе: учебник, хрестоматию. А каковы в школе учебники? Вот, например, учебник по главному учебному предмету в школе, по русскому языку. После революции все прежние школьные учебники, в том числе и учебники грамматики, были отменены и изъяты из школьных библиотек. В советских школах был введён новый учебник русского языка, учебник Шапиро. Но это – не учебник, а каторга: и для учителя и для учеников. Изучение его и преподавание по этому учебнику равнозначно каторжным работам. Грамматические правила в нем изложены суконным языком: путано, невразумительно, неуклюже, шероховато и малограмотно. Такую грамматику трудно читать. ещё труднее добраться до смысла написанного. Такие путаные правила почти невозможно заучить и запомнить. Учебник Шапиро наглядно свидетельствует о том, что автор плохо знает русский язык, не владеет им и находится не в ладах с русской грамматикой.

Великий русский учёный–энциклопедист, поэт и языковед, основоположник нового русского языка, М. В. Ломоносов охарактеризовал русский язык, как самый богатый язык в мире: «Карл, римский император, говаривал, что испанским языком – с Богом, немецким – с врагами, французским – с друзьями, итальянским – с женским полом говорить прилично. Но если бы он российском языку был искусен, то, конечно, присовокупил бы, что, им со всеми этими говорить пристойно, ибо он нашёл бы в нем великолепие испанского, силу немецкого, живость французского, нежность итальянского и, кроме того, сжатую изобразительность латинского и греческого».

А Шапиро в своём учебнике игнорировал этот афоризм Ломоносова о богатстве русского языка. Проявив большую «смелость», – написать учебник грамматики по такому богатому, прекрасному языку, – автор учебника не смог даже понятно, толково изложить и объяснить грамматические правила тем, кто изучает русский язык или преподаёт его.

Великий мастер художественного слова И. С. Тургенев в специальном стихотворении прославил «великий, могучий, свободный и правдивый русский язык», который мог быть дан «только великому народу». А Шапиро в своём учебнике дал пародию на русский язык, какой–то убогий жаргон косноязычного.

Автор русской грамматики игнорировал характеристики русского языка, которые даны М. В. Ломоносовым, Тургеневым и другими великими писателями. Вероятно, эти характеристики ему не нравились. Может быть, он опасался того, что школьники, прочитавши какое–либо грамматическое правило в изложении Шапиро, начнут иронически сопровождать его афоризмами Ломоносова и Тургенева… Быть может, он считал эти характеристики неправильными и сам расценивал русский язык не как великий и богатый, а как убогий и отсталый. Но вероятнее всего, что автор учебника отбросил эти характеристики русского языка, как «аполитичные», бесполезные для целей коммунистического воспитания.

Вместо этих, отброшенных им характеристик русского языка, автор ввёл в. свой учебник иную оценку, которая должна была давать учащимся политически окрашенную стимуляцию для изучения родного языка и служить орудием коммунистического воспитания молодёжи.

В качестве такой политической характеристики русского языка Шапиро привёл в своём учебнике слова Маяковского:

 
«Да будь я и негром
Преклонных годов,
И то, без унынья
И лени,
Я русский бы выучил
Только за то,
Что им разговаривал
Ленин!..»
 

Таким образом, автор внушает учащимся мысль, что русский язык имеет ту главную положительную особенность, «незаслуженную заслугу», что… «им разговаривал Ленин»… Именно из–за этой, самой значительной, особенности нашего языка учащаяся молодёжь должна его «выучить»… Так даже стимулы для изучения русского языка были в учебнике грамматики изменены, политизированы и оглуплены: изучать язык «…только за то, что им разговаривал Ленин!.»

В дореволюционных русских грамматиках, кроме авторского учебного текста, который был написан ясным, чётким, грамотным языком, – был также текст для упражнений по грамматике: иллюстрации к грамматическим правилам, материал для грамматического анализа, для упражнений, списывания, диктантов, повторения. Этот иллюстративный материал занимал большую часть учебника грамматики.

Весь этот материл был заимствован из русской классической художественной литературы. Откуда же ещё можно заимствовать тексты для изучения русского языка?! Русские классики дают шедевры поэтического образного языка, образцы прекрасного стиля, глубоких мыслей, высоких чувств. Этот текст учил школьников русскому литературному языку, содействовал всестороннему развитию и воспитанию учащихся, оживлял изучение сухой грамматики и прививал школьникам любовь к великому родному языку.

Но Шапиро выбросил художественные тексты из своей грамматики. Он заменил их политическими текстами, которые были взяты из трёх источников: из сочинений Сталина, Ленина и передовиц «Правды».

Так, вместо «богатого» русского языка учебник грамматики преподносил учащейся молодёжи убогий политический митинговьгй жаргон.

Вместо «свободного» русского языка школьники обязаны были долбить и повторять словесные партийные штампы.

Вместо «правдивого» русского языка молодёжь должна была в школе ежедневно слушать, читать, писать и повторять пропагандную ложь, выдаваемую за непогрешимую истину, за аксиому.

Из–за этого педагоги и школьники расценили грамматику Шапиро, как «школьную каторгу», и люто возненавидели этот учебник. Немало школьников перенесло своё отвращение к учебнику на учебный предмет. В распространении языковой безграмотности в советской школе эта грамматика сыграла роковую роль.

Изучая русский язык по дореволюционным книгам, учащиеся читали и слушали могучий колокольный перезвон великого языка, который был дан великому народу. И благоговейная улыбка часто сияла на их лицах.

А в советской школе, морщась и кряхтя над «проработкой» шапировского горе–учебника, слушая и читая на уроках таких «корифеев русского языка и русской литературы», как Ленин и Сталин, Шапиро и передовики «Правды», – ученики чувствовали себя не особенно хорошо. Как будто они, в виде наказания, вынуждены были выполнять одновременно такие обязанности: жевать мочалку; слушать «музыку» тарахтящей по булыжникам телеги; и задыхаться от пыли, которая клубами поднимается со страниц учебника…

Шапировская грамматика была совершенно своеобразным учебником русского языка, пособием «нового типа». От всех предыдущих учебников, начиная от Ломоносовского и кончая учебниками предреволюционных лет, эта грамматика отличалась двумя главными особенностями.

Во–первых, этот учебник русского языка был написан и составлен автором, который не был специалистом по русскому языку и даже не владел элементарными основами этого языка. Поэтому вместо русского языка в учебнике был представлен не–русский язык, ибо язык Ленина и Сталина, Шапиро и передовиков «Правды» имеет к русскому языку такое же отношение, как сорняки – к пшенице, среди которой они угнездились.

Во–вторых, этот учебник был составлен не на обещанную тему. Вместо грамматики русского языка автор составил хрестоматию по коммунистической политграмоте, политическую «грамматику». Превращение учебника русского языка в «политическую грамматику» автор произвёл сознательно. Он знал, чем угодить партийному руководству, которое рассматривает школу, как «орудие коммунистического воспитания подрастающего поколения».

Замысел автора целиком оправдался. Его «грамматическая политграмота» очень понравилась в руководящих сферах. Там высоко оценили её достоинства: «Грамматика превращена из аполитичного предмета в орудие коммунистического воспитания школьной молодёжи. Изучение грамматических правил и знаков препинания автор всегда увязывает с современностью и политическим воспитанием. Шапиро убедительно показал, как даже запятую можно увязать с коммунизмом… Политически заострённый, коммунистически выдержанный учебник. Это пример для всех других авторов»…

В Центральном Комитете партии и в Наркомпросе учебник был одобрен и утверждён в качестве официального и единственного учебника русского языка для всех советских школ: для семилеток и средних школ всех типов.

Учебник был напечатан в миллионах экземпляров. И ежегодно его переиздавали. Характер «грамматической политграмоты» этого требовал. Ведь задачи и генеральная линия партии, лозунги вождей, передовицы «Правды», – все это менялось, а следовательно и содержание «политической грамматики» должно было непрерывно меняться, обновляться.

Замена прежних учебников грамматики учебником Шапиро была сделана, как это обыкновенно делается в Советском Союзе, безо всякого совета с учителями. Но учителям такой учебник никак не мог понравиться. Преподаватели русского языка приложили огромные усилия к тому, чтобы освободиться от негодного учебника. Они бесконечное число раз ставили вопрос о непригодности этого учебника на совещаниях и учительских конференциях: районных, областных, республиканских. Конференции посылали свои резолюционные-протесты в вышестоящие органы народного образования, вплоть до Наркомпросов. Учителя посылали письма–протесты, индивидуальные и коллективные, в свою профессиональную «Учительскую газету».

Один учитель русского языка рассказывал:

– Однажды, когда мы были в Москве, на летних курсах заочников педагогического института, мы, несколько учителей, зашли в «Учительскую газету»: побеседовать по поводу этого злосчастного учебника. А в редакции нас прервали после первых же слов: «Ах, Шапиро?.. Знаем этого учёного мужа, знаем!.. Учителя со всех концов Советского Союза забросали нас критическими письмами дю поводу его знаменитого учебника… Многие письма написаны очень ядовито. Одно, например, заканчивается так: «Бесспорно, товарищ Шапиро написал знаменитый учебник: самый плохой учебник в истории школьного дела в России… Ну, и отправьте его по назначению: в качестве экспоната в школьно–исторический музей. А школу необходимо освободить от такого учебника: без него заниматься легче и успешнее, чем с ним…» Или другое письмо: «Наркомпрос, – говорит оно, – разваливает дисциплину в школе, не допуская там абсолютно никаких наказаний. Может быть, учителям разрешат применять хотя бы одно наказание за самые тяжкие проступки учащихся: оставлять наказанного школьника на один час в школе – для послеурочных занятий по учебнику Шапиро? За эффективность этого наказания можно ручаться…» В своих письмах учителя резко осуждают Наркомпрос за такой учебник: «С пользой для дела учебник Шапиро может быть заменён любым дореволюционным учебником грамматики, даже самым худшим. Если Наркомпрос из сотен учёных–языковедов и многих тысяч преподавателей русского языка не мог найти лучшего автора для составления учебника, значит, это подтверждает ту характеристику Наркомпроса, которая дана ему в учительской поговорке:

«Из Нарком–проса не выйдет, друг, Нарком–чтшена…»

Посмеялись учителя в редакции над этими язвительными письмами своих коллег. А потом спросили редакционных работников:

– Но почему же «Учительская газета» не напечатала ни одного из многочисленных критических писем?

– А вы думаете, что мы можем делать все, что пожелаем?! – услышали учителя встречный вопрос журналистов. – Грамматика Шапиро – это официальный учебник для школ, утверждённый высшими партийно–государственными органами в стране: Центральным Комитетом партии и Наркомпросом. Поэтому нам не разрешается критиковать его в газете, публично…

– Но вы все же не унъгвайте, – утешили в редакции на прощанье учителей. – Письма педагогов не останутся без последствий. Мы их в редакции собираем и регулярно, пачками, пересылаем Наркомпросу: для осведомления и принятия соответствующих мер. Чиновники Наркомпроса уже говорят нам, что этот «поток учительских «приветственных» писем им уже в печёнку въелся…» Будем вместе с вами надеяться, что тысячи учительских писем все ж таки доконают Наркомпрос. Он не выдержит этого натиска и заявит; «Сдаюсь!»...

* * *

У Наркомпроса бегемотова кожа. А за ним и над ним стоит Центральный Комитет партии, который отделён от учительских масс крепостной стеной. Поэтому очень нескоро учителя смогли «доконать» эти высокие «твердокаменные» учреждения. Долго, очень долго пришлось ожидать учителям результатов своих законнейших требований.

Но они всё-таки дождались этого радостного дня. Незадолго до германо–советской войны грамматика Шапиро была заменена другим официальным учебником русского языка, грамматикой учёного языковеда, профессора Бархударова. И педагоги и школьники с большим удовольствием сжигали ненавистный учебник Шапиро: тот учебник, который два десятилетия мучил учителей, школьников и родителей, выдержал 15 изданий, обошёлся родителям во много миллионов рублей, развёл в советской школе пышные сорняки малограмотности и вызвал у многих школьников отвращение к родному языку и неприязнь к школе…

Эта смена учебников была большим школьным праздником: и для преподавателей, и для учеников, и для родителей.

О школьных хрестоматиях

Сетовали учителя также и на школьные хрестоматии. Половина их. заполнена хорошим материалом из классиков русской литературы, а другая половина – недоброкачественной, бездарной агиткой.

Школьные хрестоматии политизированы пропагандным материалом. Политизированы все хрестоматии, начиная с книг для чтения в I классе начальной школы и кончая хрестоматиями для старших классов средней школы.

Этот пропагандный материал имеет своей целью воспитывать у школьников чувство «советского патриотизма», т. е. духа преклонения перед всем коммунистическим, враждебности ко всему некоммунистическому. Прежние школьные хрестоматии, в большинстве, имели своей задачей: содействовать всестороннему воспитанию учащихся, прежде всего, моральному.

Большое место в хрестоматиях было отведено материалам о семье и семейном воспитании. Этот материал был близок школьникам и важен для них. Стихи, рассказы, сказки рисовали образы дедушек, таких близких внукам. Эти дедушки учили внуков житейской мудрости, труду и делали им всевозможные игрушки.

 
«Подождите, детки,
Дайте только срок:
Будет вам и белка,
Будет и свисток».
 

Со страниц хрестоматии вставали живые образы бабушек, которые любовно ухаживали за внучатами и рассказывали им интересные сказки.

А в советских хрестоматиях дедушки и. бабушки встречаются очень редко, так же редко, как в современной советской жизни. И только в одном виде: как олицетворение темноты и варварства… Старая пословица говорила: «Яйца курицу не учат…» Но советским школьникам рекомендуется обращаться со своими дедушками и бабушками по новой, советской, пословице: «Кому же и учить курицу, как не яйцам?!.»

Один педагог–коммунист в Советском Союзе додумался даже до теории о «диктатуре детей в социалистическом обществе»… Подобно тому, как социальная пирамида при социалистическом строе перевёрнута вверх ногами и в обществе установлена «диктатура пролетариата», прежнего самого низшего класса, – так и в семье, в быту, должна быть перевёрнута возрастная пирамида. Прежний самый низший возрастной слой, дети, должен быть поставлен на самом верху: он будет осуществлять «диктатуру детей» над всеми другими возрастными группами…

Лозунг «на выучку к детям» Маяковский сформулировал в таком виде:

 
«Безграмотная старь,
Садися за букварь!..»
 

В дореволюционных хрестоматиях было много интересных материалов: об отце, матери, взаимоотношениях детей с родителями. Эти материалы прививали, укрепляли и развивали у школьников любовь и уважение к родителям.