Текст книги "Деревня на Голгофе: Летопись коммунистической эпохи: От 1917 до 1967 г."

Автор книги: Тихон Чугунов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 34 страниц)

КОЛХОЗНИК НА РАДИОСТАНЦИИ

Коммунисты стараются возбудить у всего подсоветского населения, в частности, у колхозников, вражду ко всем государствам за кордонами Коммунистической Империи, ко всему «капиталистическому окружению».

Но эта пропаганда не доходит до сердца колхозников. Отношение их к загранице иное. Они чувствуют там свободный мир и с детской наивностью надеются на человеческое сочувствие, ожидают активной помощи со стороны свободных народов тому народу, который мучится в крепостной неволе, в лапах «драконов».

Это отношение подъяремного народа к свободному миру ярко изображено в одном анекдоте, который в Советском Союзе имеет самое широкое распространение: я слышал его и в столице и в колхозных деревнях.

Этот анекдот рассказывает: советский «президент» Калинин произносит по радио речь для заграницы. В слащавом тоне он декламирует пышные фразы о «самом передовом и единственном демократическом государстве в мире», о «культурной революции», о «зажиточной жизни» населения, о «социалистическом рае» в Советском Союзе.

Тут же, в радиостудии, случайно присутствует колхозник и внимательно слушает эту декламацию, иронически улыбаясь.

Когда Калинин окончил речь, к нему подошёл колхозник и сказал:

– Хорошо говорили Вы, Михаил Иванович!.. Разрешите и мне слово молвить к иноземным братьям, крестьянам и рабочим. Дополнить малость…

Калинин подумал: наверное, жаловаться станет на свою горькую, колхозную жизнь… О чем же другом может говорить колхозник?! Осрамит меня: уличит во лжи…

– Нельзя!.. – отрезал «советский президент».

– Да я слова три только и молвил бы, – сказал колхозник.

Калинин подумал: три слова… Знаем мы эти «три слова»!.. Наверное, с досады голодный колхозник запустит в эфир матерщиной… А я только что распинался по радио о величайшем расцвете культуры в нашем социалистическом государстве. Грубиян опозорит на весь мир нашу социалистическую культуру…

– Нельзя! – строго повторил Калинин. – Даже близко не подходи к микрофону!..

– Неужели мужику нельзя и одно слово, единственное словечко, молвить по радио, Михаил Иванович?!. – не унимался колхозник.

Одно слово, – подумал Калинин. – Любопытно, что же он может сказать в одном слове?..

– Ну, хорошо, – обращается всесоюзный староста к назойливому колхознику: одно слово ты по радио сказать можешь. Но только помни: одно–единственное слово!.. Если ты хоть одним словом больше скажешь, то мы голову твою снимем!..

– Хорошо: моя голова всегда в ваших руках, – ответил невозмутимо колхозник.

Он подошёл к микрофону, откашлялся, набрал полную грудь воздуха и крикнул пронзительным голосом недорезанного:

– Спа–си–те!!!

Всю измученную, истерзанную душу свою вложил колхозник в это единственное слово…

Это удивительно правдивый и талантливый анекдот: он в одном слове выразил муки, надежды и призыв народа–мученика.

– Спасите! – это стон колхозных рабов, придавленных советскими крепостниками.

– Спасите! – это крик жертв, терзаемых драконами.

– Спа–си–те!!! – это вопль окровавленного, истерзанного, народа-мученика, распятого всемирной бандой палачей на коммунистической Голгофе…

– Спа–си–те!!!

А отклик где?..

Неужели это – безответный крик вопиющего в Мировой Пустыне?!.

Или бесцельный вопль гибнущего во Вселенских Джунглях?!.

Часть вторая

НИЩЕТА КОЛХОЗНАЯ
Материальный быт деревни за период 1945–67 годов

«…Колхозники и совхозники – это потомки свободных русских крестьян, которые так быстро богатели в XX столетии; это те люди, которых советская власть превратила в пасынков режима» вечно недоедающих и одетых в тряпьё».

В. Тарсис

«Жизнь наша известная: колхозная…»

Поговорка колхозников

I. «НЕ ЖИЛЬЕ, А ГОРЕ»..

Жилище крестьян в дореволюционной деревне

Типичным жилищем крестьян в пореформенной России была двухкомнатная изба с крыльцом, открытой верандой.

В русских и белорусских деревнях избы были построены из дерева. В украинских деревнях их строили из каменного щебня, залитого и обмазанного глиной. Стены обмазывали извёсткой. Для лучшего сохранения тепла бревенчатые избы тоже большей частью обмазывались толстым ровным. слоем глины снаружи и изнутри. По площади избы были очень различны. Каждая комната в избе имела площадь от 16 до 64 квадратных метров.

Полы в большинстве изб были деревянные, из толстых досок, а крыши – соломенные.

У зажиточных крестьян избы часто состояли из 3–4 комнат и имели крыши более усовершенствованные: тесовые, шиферные, черепичные, железные.

Дома у зажиточных крестьян нередко были кирпичные. А в некоторых сёлах даже большая часть домов была кирпичной. В селе Вирятино, Тамбовской области, перед революцией 1917 года из 380 домов 230 были кирпичными и только 150 деревянными. Построены эти кирпичные дома были в конце XIX и в начале XX века.

У бедных крестьян были избы и однокомнатные, с сенями, но без крылечек.

После Октябрьской революции и до коллективизации, от 1917 до 1929 года, в Советском Союзе положение с жильём в деревнях оставалось в основном таким же, как и в дореволюционной России. Но часть бедных крестьян получила от советского государства лес или срубы бесплатно и построила новые избы.

Жилище колхозников в довоенный период

При коллективизации и после неё крестьяне были разорены и обеднели. Они стали терпеть нужду во всем, в том числе и в топливе.

Прежде крестьяне имели лошадей и привозили дров. А у колхозников лошадей нет. Председатель даёт лошадей только тем, кто его «угощает», т. е. даёт взятку. Но у большинства колхозников нет средств на взятку, и поэтому они остаются без топлива.

Нуждаясь в топливе, деревенские жители стали ломать на дрова те свои Нежилые постройки, которые прежде, в своём хозяйстве, были нужны, а теперь, в колхозах, надобность в них отпала. Сносили сенные сараи: сена теперь у колхозников нет; а если они где–либо доставали немного сена, то хранили его на дворе. Сжигали клуни: яровой соломы у колхозников тоже не было. Колхозники ломали риги: нечего было сушить в них. Разбирали они также и свои амбары: зёрна теперь колхозники имели очень мало и хранили его в сенях; упряжи и холста, которые прежде хранились в амбарах, у колхозников тоже нет.

В результате коллективизации каждая четвёртая–пятая изба в колхозной деревне оказалась пустой: семьи, обитавшие в них, были сосланы в лагери или погибли от голода. Эти пустые избы частью были заняты колхозными учреждениями, начальниками, служащими, а остальные тоже пошли на топливо.

Когда были сожжены нежилые постройки и пустые избы сосланных, тогда колхозники, нуждаясь в топливе, стали по частям ломать для отопления и свои жилые постройки: крылечки, деревянный настил полов, вторые комнаты в избах, те, которые были постарее. За первые годы коллективизации было уничтожено на топливо очень много построек.

А новых изб из-за своей бедности колхозники строить не могли.

Так прежняя благоустроенная деревня двухкомнатных изб с крылечком и деревянным полом от 1930 до 1940 года превратилась в бедную колхозную деревню однокомнатных хижин, с земляным полом и без крылечка.

Деревня во время войны и оккупации

Германо–Советская война причинила большой ущерб не только городам, но и деревням Советского Союза. Деревни страдали от военных действий Германской и Советской армий.

Особенно большой ущерб причинил деревням и городам чудовищный приказ Сталина, верховного командования Советской армии, о том, чтобы всякие населённые пункты были использованы для ведения боевых действий воинских частей во всех тех случаях, когда местное военное командование найдёт это целесообразным. Выполняя этот приказ, воинские части Советской армии помещали орудия в деревнях и городах и оттуда производили обстрел противника. Противник отвечал огнём по этим деревням и городам.

Сталинский приказ: «уничтожать всё при отступлении!» – разъяснялся в газете «Правда» (в очерках писательницы–коммунистки Ванды Василевской и других статьях), как приказ «сжигать всё», в том числе и жилища, «чтобы враг не мог найти даже тени, где он мог бы укрыться от палящего солнца!..»

«Всё сжигать и уходить на восток!..» – таков был приказ военного командования и клич коммунистических пропагандистов.

Само подсоветское население этим приказам не следовало. Но чекистские отряды перед отступлением поджигали склады в городах и деревнях и нередко устраивали пожары.

Деревни часто страдали также от пожаров вызванных небрежным обращением с огнём немецких солдат и войск советских, во время их пребывания там.

Но особенно сильно страдали селения в оккупированных немцами областях: от коммунистических партизан и от полицейских отрядов немцев.

Коммунистические партизаны проводили «акции мести» в деревнях: поджигали деревни за то, что крестьяне, их жители, вынужденно, по приказу, сдавали немецкой власти продовольственный налог. А немецкие полицейские отряды, тоже в виде «акции мести», сжигали деревни за то, что крестьяне иногда отдавали, тоже вынужденно, продовольствие приехавшему в деревню коммунистическому отряду партизан. Крестьяне отвечали даже за то, что коммунистический отряд переночевал в какой–либо деревне. Безоружная деревня не могла оказывать сопротивления вооружённым отрядам немцев или партизан, и эти отряды деревню грабили и поджигали. Нередко эти «акции мести», поджоги, проводились немцами и коммунистами в одних и тех же деревнях…

Так деревни в оккупированных немцами областях страдали от поджогов обеих воюющих сторон: и немцев и коммунистических партизан. В результате этого в период войны и оккупации много жилищ в деревнях было сожжено. Жилищная нужда крестьян ещё более усилилась. Крестьяне–погорельцы копали землянки и жили там.

Дома колхозных начальников

После «раскулачивания», после ссылки миллионов крестьян в Сибирь, в лагери, колхозные начальники забрали лучшие из оставленных домов для себя, для колхозных учреждений: для канцелярий колхоза и сельсовета, для избы–читальни, школы и других.

После войны колхозные начальники строили новые жилища. Но строили не для колхозников, а для себя, для своих семейств и близких им людей.

Описывая белорусскую колхозную деревню в повести «Добросельцы» (в 1958 году), автор Кулаковский рассказывает любопытную историю. Последний председатель, присланный для «укрепления колхоза», прослужил менее года. Но и за этот краткий срок он успел построить для своей семьи большой новый дом, который «блестел как солнышко». А крышу дома председатель перекрыл два раза: сначала листовым железом, которое было приобретено правлением на «колхозные нужды»; а потом, закупив для свинофермы алюминиевые корыта, председатель перекрыл свой дом этим алюминием. Когда райком партии отзывал председателя на другую работу, жена ругала его за то, что он не успел за год построить второго дома: для её брата…

В советской печати было рассказано о другом начальнике, который за счёт колхоза построил четыре дома: два в деревне – для себя и для своей «приятельницы»; и два в городе – для сына и для дочери…

Книга «Добросельцы» сообщает, что у местного милиционера домик был «новый, красивый и весёлый».

Председатель сельсовета, житель того же колхозного Села, совсем не печалился о том, что электричество из МТС не проведено в школу.

Ученики были вынуждены заниматься во вторую смену в полутьме: под тусклыми, маленькими керосиновыми лампами. Но он позаботился о том, чтобы электричество было проведено не только в его дом, но «опутал электрическими проводами весь свой двор»…

Дома колхозных начальников, как старые, конфискованные у сосланных крестьян, так и новые, выглядят так хорош», что советский гид охотно показывает их иностранцам – туристам. А потом иностранная печать расхваливает «благоустроенную колхозную деревню»…

В колхозной деревне под Москвой известной американской журналистке советские гиды показали новый дом председателя колхоза – и снаружи и изнутри. Но жилища рядовых колхозников были настолько непривлекательны, что гиды не допустили её зайти в эти хижины и поскорее увели вообще от этого печального зрелища…

Колхозные постройки

В колхозах происходит огромное строительство. Кроме домов для сельских начальников, строятся общественные помещёния: канцелярии колхоза и сельсовета, животноводческие фермы, склады, зернохранилища, овощехранилища, молочные, кирпичные заводы, клубы, школы и т. д. Среди колхозных построек самое главное место занимают животноводческие фермы: конюшни, коровники, свинофермы, овчарни, птицефермы.

Это строительство происходит не только за счёт колхозных средств, но и за счёт рабочей силы крестьян. Все работы на постройках производятся колхозниками за трудодни: тощие или пустые. Только приглашённых извне мастеров – плотников, каменщиков, столяров – оплачивают натурой или деньгами, по договору.

«Потемкинские деревни» и «колхозные показухи»

В дореволюционной России строительство нового дома являлось только проблемой финансовой: имеющей деньги мог в любое время построить себе дом по своему желанию и по средствам.

При советской власти строительство даже самой бедной избы превратилось в труднейшую и сложнейшую проблему. Строительных материалов очень мало, они страшно дороги. В государственных организациях обычным путём их купить невозможно. Для того, чтобы путём всяческих ухищрений «достать» строительные материалы, требуется огромное количество денег, времени, усилий и хитрости. А у колхозников нет денег: они получают за свой труд гроши. Нет у них и времени: люди трудятся в колхозе от темна до темна, даже без выходных, и без разрешения начальства не могут никуда отлучиться.

А если даже колхознику удастся добыть материалы, то строительство (нередко он вынужден вести собственными силами семьи: не хватает средств на наём специалистов–строителей (плотников и других). Это строительство происходит только в свободное от барщины время: колхозное начальство не отпускает с работы.

Американский писатель Стейнбек побывал в одном колхозе в Советском Союзе вскоре после войны. Беседуя в канцелярии с председателем, писатель увидел в окно, что колхозник с женой обделывают бревна и складывают сруб. Начальник рассказал, что изба этого колхозника была разрушена войной; семья несколько лет жила в землянке, а теперь государство отпустило лесу, и люди сами строят избу. Колхоз не может отпустить для этой цели рабочую силу: там ощущается острый недостаток её. Из–за той же причины председатель не может освободить хотя бы на время и самих колхозников от работы. Поэтому люди должны от зари до зари работать в колхозе, а строительством могут заняться только в обеденный перерыв.

При таких условиях только очень немногие колхозники могут построить себе новую избу. Обыкновенно домики в деревне строят только начальники, механизаторы да некоторые специалисты. Поэтому новых домов в колхозах мало.

Чтобы не показывать туристам–иностранцам ветхих хижин колхозников, кремлёвские властители решили воспользоваться опытом «потемкинских деревень».

В 1787 году императрица Екатерина Вторая отправилась в путешествие из Петербурга на юг России, до Крыма. Наместник Южного края, Григорий Потёмкин решил доставить ей удовольствие: показать, что край процветает, население живёт в полном довольстве и благоденствии и благодарно за свою «счастливую жизнь» великой императрице. На пути следования царицы, в местах остановок для отдыха и ночлега, в спешном порядке создавались «счастливые селения»: избы – театральные декорации, только с передними стенами. Людей наряжали в праздничные одежды. Крепостные крестьяне преподносили императрице «хлеб–соль», благодарили за «вольготную жизнь», пели весёлые песни, водили хороводы, плясали, показывали, что они «счастливы»… Императрица осталась очень довольна. За правдивый показ крепостного ада, за книгу «Путешествие из Петербурга в Москву», Радищев был сначала приговорён к смертной казни, а потом «помилован» Екатериной, т. е. отправлен на 10 лет ссылки в Сибирь… А за красочные декорации на тему «счастливая жизнь крепостных пейзан» Потёмкин получил от императрицы титул «князя Таврического». После своего возвращения в Петербург Екатерина писала своему фавориту Потёмкину–Таврическому милостивые письма, в которых сообщала, что она непрестанно рассказывает всем «о прелестном положении мест, вверенных Вам губерний и областей, о трудах, успехах, радении, попечении и порядке, Вами устроенном повсюду»…

Свидетели и участники этого путешествия царицы писали об этом обмане тогда же. Французский посол в России граф Сегюр сообщал: «Города, деревни, усадьбы, а иногда и простые хижины, были так разукрашены и замаскированы триумфальными арками, гирляндами цветов и нарядными архитектурными декорациями, что вид их обманывал, превращая их у нас на глазах в великолепные города, воздвигнутые дворцы, в сады, роскошно созданные». Французский путешественник маркиз де Линь, который ехал вслед за царицей, писал: «В тех местах, по которым проезжала императрица, богатые декорации, нарочно для неё выстроенные, валились тотчас же после её проезда…»

Этот курьёзный исторический случай получил образное наименование: «потемкинские деревни»…

Опыт построения «потемкинских деревень» послужил большевистскому правительству примером для подражания. Показывая иностранным туристам «достижения колхозов», кремлёвские диктаторы воспользовались этим опытом и усовершенствовали его.

В каждой советской республике устроено по одному выставочному колхозу. Они служат, как говорят в Советском Союзе, «показухами» для иностранцев.

Эти колхозы забиты машинами, переполнены опытными пропагандистами и всякими «затейниками». «Актёры–колхозники» получают хорошее жалованье. Они не работают, а только разыгрывают перед туристами комедию: «колхозный рай». Эти клоуны из выставочных колхозов встречают избранных иностранцев–туристов, угощают их водкой, винами, едой такой вкусной и обильной, что, по признанию одного сановного туриста, «после такого обеда даже подняться из–за стола трудно, а не только работать или что–либо обследовать… Можно удивляться только одному: как колхозники могут работать после такого сверхобильного завтрака и обеда, после такого «тяжкого закусона» и «мирового выпивона», как они говорят?!».

Знатных посетителей, главным образом журналистов и политиков, пирующих в колхозе–показухе, коммунистические актёры развлекают музыкой, песнями, плясками; очаровывают их лестью; удивляют и поражают фантастическими, хлестаковско–мюнхаузенскими сказками о «грандиозных советских достижениях» и «счастливой жизни в социалистическом раю».

Кремлёвские верховные организаторы этих «показух» откровенно характеризуют свою роль, называя друг друга «факирами». А свои пропагандные басни для знатных туристов «факиры» цинично именуют: «сказками для малых детей и больших дураков…»

Но доверчивые туристы, посмотрев в колхозе–показухе разыгранный перед ними спектакль под названием «Колхозный рай» и внимательно прослушав пропагандные сказки на ту же тему, – потом по всему миру распространяют их, как «быль», «правду», «виденное собственными глазами» и «слышанное собственными ушами», и показывают фотоснимки вечно пирующих колхозников в «советском раю»…

* * *

В последнее время «кремлёвские кинорежиссёры» усовершенствовали «показухи». Так, например, теперь там стали устраивать «показательные колхозы» не в глуши, вдали от дорог, а тут же, на главных автомобильных магистралях. Сделано это для удобства знатных туристов: чтобы им не приходилось испытывать затруднений при поездке в глухие места. Теперь туристы могут наблюдать «колхозный рай» проездом, даже не выходя из автомобиля…

Группа немецких журналистов–социалистов посетила СССР в 1959 году. Один из участников этой группы в своих очерках о путешествии, напечатанных в 1959 году, в «Рейнской газете» (Кобленц), сообщил интересный факт: недалёко от Сочи (где советские вожди имеют дачи и куда заезжают многие туристы), по обеим сторонам автомагистрали выстроена прекрасная выставочная колхозная деревня. Вся она состоит из новых красивых стандартных домиков с кирпичными стенами, алюминиевыми крышами, с палисадниками и садиками. Эту «колхозную деревню» советское правительство построило будто бы для «колхозников»… Для выплаты израсходованных на строительство денег «колхозникам» предоставлена длительная рассрочка…

Такая «потемкинско–хрущёвская колхозная деревня» создана специально: это «показуха» для иностранных туристов. В частности, для рекламирования «достижений» советской власти в сельском жилищном строительстве.

Но дома в массовых колхозах, а не в «показухах», жилища рядовых колхозников, а не их начальников, – имеют совсем иной вид, чем в «потемкинско–хрущёвских деревнях».

Ветхие деревянные избы

В книге «Крутые горы (картины сельской жизни)», напечатанной в Советском Союзе в 1956 году, Н. Вирта так описывает дома в колхозных деревнях Тамбовской области: «дома построены из брёвен, давно потерявших первородный вид»… Многие избы в колхозных деревнях этой области настолько ветхи, что в них «стены заваливаются»…

«Учительская газета» описывает «старые обомшелые избы» в колхозных деревнях.

Кулаковский в повести «Добросельцы», напечатанной в Советском Союзе в 1958 году, описывает жилища в белорусском колхозе. Старушка–колхозница, рассказывая депутату сельсовета о своей избе, так характеризует её: «только ткни пальцем – и изба развалится»…

Так стары и ветхи деревянные избы в колхозах. И немудрёно: с 1929 года, с начала коллективизации, прошло уже много лет. После коллективизации рядовые колхозники не могли строить новых деревянных изб. А старые избы прожили свой нормальный век и окончательно обветшали.

Глиняные хижины

Колхозники всегда получали ничтожную заработную плату. Даже в послесталинский период они получали за свою работу в среднем около 10 рублей (новых) в месяц, 120 рублей в год. Рядовые же колхозники получали около 5 рублей в месяц, 60 рублей в год, включая в эту сумму оплату денежную и натуральную.

А новая деревянная изба, по сообщениям советской печати, стоит от 2000 до 4000 рублей, или в среднем 3000 рублей (новых).

Следовательно, заработать денег на постройку избы средний колхозник мог бы только за 25 лет, а рядовой колхозник за 50 лет, – конечно, при том обязательном условии, если бы они могли копить их, не затрачивая ни на какие другие жизненно–необходимые нужды и потребности. Но это условие неосуществимо: заработок колхозника даже со средней оплатой – 10 рублей в месяц – составляет только пятую часть прожиточного минимума для самого работника…

Значит, при тех реальных условиях, в которых жила и живёт основная масса колхозников, – накопление денег на постройку избы нормального типа для большинства колхозников невозможно. Поэтому они вынуждены жить в ветхих хижинах–развалюшках или должны сами делать себе жилища примитивного типа: землянки, глиняные мазанки, бараки.

Поэтому колхозники строят теперь своё жильё не из дерева, а из другого материала, который находится ближе, чем лес, и вызывает затраты только на его выкапывание и перевозку: это – глина.

Н. Вирта в книге «Крутые горы» пишет об одном колхозе: «…Избы были построены из самодельного серого кирпича–сырца, называемого в обиходе саманом»… Саман – это необожженый кирпич, кирпич–сырец, который сделан из глины с примесью соломы и навоза. До революции саманные постройки встречались в Средней Азии и изредка в южной России. А теперь эти глиняные хижины встречаются в колхозных деревнях Советского Союза повсюду. В газетах, журналах и книгах о них теперь упоминается очень часто.

Эти глиняные хаты строят сами колхозники и совхозники. Строят повсеместно: в Белоруссии, в Средней России, на Кубани, на Украине, на Урале, в Казахстане, даже в Сибири.

Саманные жилища теперь строят не только колхозники в деревнях, но и рабочие в посёлках. В книге Дудинцева «Не хлебом единым» описываются саманные домики, как жильё рабочих. Описанные там домики представляют собой разновидность саманных строений. Это полуземлянка–пол усаманный домик: выкопана землянка; вверху над этой ямой–землянкой построены саманные стены. Такой тип жилья, полу-землянка-полусаманка, теплее, чем домик только из самана. Поэтому он встречается в северных краях.

Колхозники и рабочие строят саманные хижины потому, что не могут приобрести более лучших строительных материалов: ни леса, ни обожженых кирпичей. А глину можно найти почти везде и недалёко.

И подготовлять строительные материалы легче: люди выкапывают глину, размачивают, смешивают с навозом и соломой, высушивают на солнышке эти кирпичи и строят саманные хижины.

Но эти хижины очень неудобны и непрочны. Они постоянно осыпаются, трескаются, расползаются, загрязняют домик, пропускают холод и требуют постоянного ремонта.

Третьей разновидностью глиняной хижины, кроме саманных домиков и саманок–землянок, – является плетнёвая мазанка. Стены её строятся из двух плетней, идущих параллельно друг другу на некотором расстоянии. В промежуток между плетнями насыпается щебень, камни, сор. И все это заливается глиной. Глиной же обмазываются стены постройки извне и изнутри. Такие сараи–мазанки бывают и одноплетневые. Плетнёвый сарай обмажут глиной извне и изнутри, сделают такой же плетнёвый, обмазанный глиной, потолок, – и жильё готово…

Эмигрантка из Советского Союза на страницах газеты «Новое русское слово» (Нью-Йорк) в 1960 году сообщала о семье своих знакомых: «Живут они в районе Болшева (около столицы), в жидкой рощице, в сарае, кое-как приспособленном поджилье».

В данном случае речь идёт, по всей вероятности, об одноплетневом сарае–мазанке: в необмазанном сарае жить зимой невозможно.

Бараки

В советской печати часто встречаются упоминания о бараках в колхозных деревнях.

Брёвен для изб колхозники раздобыть не могут. А тонкие доски или обрезки, «горбыли», иногда добывают. И поэтому из тёса или из обрезков они строят дощатые бараки.

Русская женщина, жена иностранца, живущая в Западной Европе, посетила своих родных в Советском Союзе в 1959 году. Она увидела, что её родные живут в большом дощатом бараке – общежитии.

Там есть бараки двух типов. Одни – маленькие, для одной семьи. Такие бараки строят сами колхозники.

Другие бараки – большие. Это бараки–общежития. Их строят колхозы.

Колхозное начальство всячески препятствует людям, живущим в общежитии, вести личное хозяйство. Председатель не позволяет им строить около барака помещёния для мелкого скота или птицы. Из–за этого жители общежитий–бараков вынуждены отказаться от личного хозяйства.

Или, имея только одну комнату для семьи в барачном общежитии, люди должны там жить не только сами, но также содержать и выхаживать поросёнка и кур… Семья родственников этой эмигрантки-туристки жила именно в таких условиях: вместе с курами и поросёнком…

Произвол колхозных начальников в таких бараках–общежитиях доходит до крайней степени самодурства. Председатель не позволил колхознице даже резать поросёнка во дворе общежития: «Если вы вырастили его в комнате, то и режьте его там, а во дворе резать воспрещаю!..»

Эти наблюдения женщины–эмигрантки над барачной жизнью колхозников в Советском Союзе были опубликованы в журнале «Свобода» (в 1959 году, в Мюнхене).

Землянки

В Советском Союзе есть и более примитивные жилища, чем бараки и саманные хижины; это землянки.

Турист, побывавший в городах Воронеже и Жлобине в 1959 году, рассказал, что в Воронежской области «в сёлах некоторые ещё живут в землянках, главным образом, вдовы без сыновей».

В Сибири, на берегах Енисея, в деревне Атаманово, Красноярского края, люди тоже живут в землянках.

До войны автор сам видел немало землянок в колхозах и около рабочих посёлков. А во время войны и после войны число их сильно увеличилось.

Землянки копают люди, которые не имеют возможности сделать себе более дорогое жилище: барак или саманный домик.

До войны это были самые бедные колхозники или те отходники, которые сбежали от голода в город, нашли работу, но квартиру найти не смогли.

Во время войны землянки копали люди, у которых в результате войны было уничтожено их жилище.

В послевоенных колхозах живёт немало людей очень бедных и слабых: инвалиды, старики, вдовы с малыми детьми, сироты. В том случае, когда их избушки разрушаются, они не в силах построить себе никакого нового жилья, кроме пещёры–землянки.

Советский писатель Панфёров в книге «Раздумье» описал вид колхозных деревень по обеим сторонам Волги. По одну сторону реки, там, где не было войны, виднелись «тёмные, ветхие избы». По другую сторону, там, где была война, берег был усеян землянками. Когда–то Волга–матушка видела и слышала бурлаков. Теперь она сумрачно наблюдает… землянки…

На целине, куда отправляют, главным образом, колхозную молодёжь, землянки встречаются очень часто. В одной повести, напечатанной в: СССР в 1960 году, отмечено, что даже врач там живёт в землянке.

На целине живут в землянках, бараках, а также в палатках и вагончиках.

Таким образом, жильё крестьян стало теперь гораздо хуже, чем оно было в дореволюционной деревне.

Если раньше типичным жилищем была двухкомнатная, прочная, с крылечком, изба, то после коллективизации она превратилась в однокомнатную, без крылечка, и стала ветхой.

Кроме бревенчатых изб, в колхозной деревне все в большем количестве появляются другие, более примитивные, виды жилья: глиняная хижина, барак и землянка. Они составляют теперь значительный сектор жилищ в колхозных деревнях.

Этот примитивный сектор неуклонно расширяется за счёт сокращения бревенчатых изб. В ближайшие годы эти примитивные жилища колхозников, по всей вероятности, станут основным типом жилья в советской деревне.

За полустолетие после революции 1917 года., особенно после коллективизации, жилищный фонд деревни окончательно обветшал, был разрушен. Его нужно было заменять новыми строениями. А для строения новых бревенчатых изб или кирпичных домиков у колхозников нет ни средств, ни материалов, ни рабочей, ни тягловой силы. Поэтому колхозники волей-неволей должны строить примитивные жилища: бараки, глиняные хижины и землянки.

«Проблема соломенной крыши…»

В колхозных деревнях остро и в массовом масштабе встала проблема, о которой в дореволюционной России никто не слыхал и не догадывался: «проблема соломенной крыши…»

Прежде такой проблемы и быть не могло. Все крестьяне имели землю, собирали урожай и соломы имели в избытке. Ржаную и пшеничную солому крестьяне употребляли только для двух целей: для подстилки скоту и для соломенных крыш – на новые и на починку старых.

Если у кого–либо из малоземельных крестьян недоставало соломы для новой крыши, ему охотно давали соседи и родственники. Давали солому бесплатно и не вязанками, а возами. Говорить о «соломенной нужде» в дореволюционной России так же нелепо, как говорить о недостатке воздуха.