Текст книги "Деревня на Голгофе: Летопись коммунистической эпохи: От 1917 до 1967 г."
Автор книги: Тихон Чугунов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 34 страниц)
В этой статье вождь партии и «колхозной революции сверху» оповещал население о том, что местные партийно–советские работники будто бы извратили линию партии и советского правительства. ЦК партии и правительство якобы рекомендовали проводить коллективизацию только на добровольных началах. Но некоторые руководители местных партийных организаций, «головотяпы», то есть дураки, у которых «голова закружилась» от предыдущих у|спехов в области советского строительства, будто бы извратили эту линию и иногда проводили коллективизацию в принудительном порядке. Вождь партии призывал местные партийно–советские организации немедленно исправить эти «ошибки». Кроме того, Сталин осуждал также поголовную конфискацию скота и птицы у крестьян для колхозов.
Статья эта ошеломила деревенских партийцев. С возмущением они говорили тогда между собою, а нередко даже с беспартийными:
– Кто же, как не ЦК, требовал принудительной «сплошной коллективизации»?!. Кто же назначал кратчайшие обязательные сроки для коллективизации?!.
– Разве не Сталин выдвинул лозунг «ликвидация кулачества как класса на основе сплошной коллективизации»?! Разве не ЦК предписывал всем местным партийно–советским организациям проводить «раскулачивание» и ссылку в лагери всех тех крестьян, которые не хотели вступать в колхозы?!
– Кто же сослал в лагери тех коммунистов, которые не хотели или не смогли насильно загонять крестьян в колхозы, как не ЦК?!.
– Кто же был инициаторами и руководителями этой насильственной «колхозной революции сверху», как не руководители партии и правительства?! Ведь нас в делах коллективизации постоянно подгоняли из Кремля, не давая нам покоя ни днём, ни ночью, наши высшие руководители: Иосиф Виссарионович Сталин, вождь партии и генеральный секретарь ЦК; «друг и соратник вождя», как постоянно называет его наша партийная печать, Лазарь Моисеевич Каганович, секретарь ЦК и руководитель сельскохозяйственноого отдела; подгоняло также и советское правительство, под руководством Вячеслава Михайловича Молотова.
– А теперь они – «мудрые вожди», а мы – «головотяпы», дураки, у которых «голова закружилась от успехов»!.. Они, мол, за добровольную коллективизацию, а мы – за принудительную… Хитро придумано и ловко сделано!..
Деревенские коммунисты были поражены статьёй Сталина и страшно ругали своих вождей за такое вероломство.
Но потом коммунистам были даны от ЦК партии секретные разъяснения. Статья Сталина и постановление ЦК – все это только необходимый политический манёвр для обмана крестьян и спасения коммунистической власти. По существу все остаётся по–прежнему: и принудительная коллективизация и колхозы… После этого партийцы успокоились.
А крестьяне увидели в статье Сталина другую сторону дела: отказ от смертельно ненавистной политики, принудительной коллективизации, и признание принципа добровольности в выборе форм хозяйствования. Разглагольствованиям Сталина о том, что в принудительной коллективизации виноваты местные партийные организации, но не ЦК, крестьяне не поверили. Они знали, что все в Советском Союзе делается по указке ЦК. Но уверениям Сталина о том, что политику принудительной коллективизации ЦК осуждает и в будущем намерен придерживаться принципа добровольности, этим уверениям крестьяне в своём большинстве поверили. По опыту периода нэпа они знали, что крутые повороты в экономической политике ЦК возможны. И крестьяне сделали свой вывод из статьи Сталина: они лавиной хлынули из колхозов, созданных в принудительном порядке.
* * *
По рассказам местых жителей, в селе Болотное дело это происходило так.
Газета «Правда» среди населения Советского Союза пользуется репутацией самой лживой изо всех советских газет. «Не ищи правды в «Правде» – говорили о ней. Но «Правда» со статьёй Сталина «Головокружение от успехов» стала самой популярной газетой в стране. В частности, и в том районе, к которому принадлежало Болотное. Газета была раскуплена нарасхват в районном городе. Раскупили её горожане и некоторые крестьяне, которые случайно оказались в тот день в городе. Весть об этой статье, которая получила от крестьян любопытное наименование – «Колхозное головокружение», распространилась по всем деревням района с молниеносной быстротой.
Начиная со следующего дня, крестьяне изо всех деревень района хлынули в город: искать газету со статьёй Сталина у городских жителей. Они покупали у горожан эту газету за огромные деньги, за продукты.
Но вообще газета «Правда» продавалась в районном городе в небольшом количестве экземпляров. Поэтому многие крестьяне переписывали статью от руки. И затем повсюду в деревнях, в каждой хате, её читали и горячо обсуждали, «прорабатывали». Это был единственный случай, когда мужички действительно самодеятельно «прорабатывали» политграмоту: «Правду», Сталина…
А потом группами шли в канцелярию, к председателю колхоза. И требовали: вычеркнуть из колхоза, куда раньше их загнали принудительно.
– Теперь даже товарищ Сталин подтвердил, что вы загнали нас в колхоз силой. А приказа сверху об этом, оказывается, не было. Это вы сами, товарищи головотяпы, накуралесили, когда у вас головы закружились от постоянного похмелья…
* * *
Деревенские партийно–советские организации растерялись. Они оказались между двух огней. С одной стороны, их вождь свалил всю вину за принудительную коллективизацию на них. С другой стороны, крестьяне не ограничиваются руганью по поводу принудительной коллективизации, но заявляют о своём поголовном выходе из колхозов. А это грозит развалом колхозной системы, полным срывом «колхозной революции»…
Растерянное начальство уговаривало бунтующих земледельцев.
– Пока мы ничего не можем сделать. Подождите маленько. Вот съездим в районный центр, получим соответствующий иструктаж и тогда разъясним вам, как и что…
Отбиваясь от бунтующих крестьян, начальство ездило за «инструктажем»: сельское – в район, районное – в область, областное – в центр.
Наконец, получив из центра разъяснения, начальство передало их крестьянам.
– Прежде всего нам приказано; наделить колхозников усадьбами. Выделить из колхозного скота каждому колхозному двору по корове, по одной свиной голове и по пятку кур. А уж потом будем разбирать заявления колхозников об их выходе из колхоза.
Это было сделано быстро.
Но крестьян это мероприятие не удовлетворило. Они по–прежнему заявляли о своём выходе из колхоза.
Тогда партийно–советские организации стали уговаривать крестьян… остаться в колхозе.
– Что вам ещё нужно? Усадьба у вас теперь есть, корова, поросёнок, куры – тоже есть. А работать будете в колхозе. Хлеб и деньги будете там зарабатывать…
Крестьяне рассвирепели:
– Опять принудительная коллективизация?!. Опять у вас, товарищи коммунисты, голова закружилась?!.
Начальство пыталось успокоить крестьян:
– Конечно, кто не желает быть в колхозе, может покинуть колхоз. Насильно мы таких теперь держать не будем. Но вы повнимательней прочтите, дорогие товарищи, статью мудрого вождя Сталина. Он совсем не писал о том, что колхозы не нужны. Он только писал о том, что нельзя загонять крестьян в колхозы в принудительном порядке. Нужно уговаривать крестьян, чтобы они добровольно вступали в колхоз и своего колхоза не покидали… Терпеливо уговаривать крестьян до тех пор, пока они не поймут необходимости колхозов…
– Довольно нас уговаривать, словно маленьких детей неразумных! – бушевали крестьяне. – Вы нас долго уговаривали перед тем, как взяться за дубину. Из колхоза, куда вы нас загнали дубиною, мы уходим. И на колхозные работы не пойдём. Но дело не в этом…
– А в чем?..
– Дело в том, что если мы уходим из колхоза, то извольте вернуть нам все наше имущество, которое вы отобрали у нас. Верните нам весь наш инвентарь, который вы забрали! Верните наших лошадей, а также весь скот, который вы у нас для колхоза забрали: овец и свиней, весь рогатый скот и всю птицу, которую у нас отобрали! .. Верните нам наши продукты и постройки…
– Из ваших слов видно, что теперь не у нас, коммунистов, а у вас, крестьян, началось «головокружение» от статьи товарища Сталина, – иронически отвечали крестьянам местные начальники. – По разъяснению вышестоящих партийно–советских организаций, весь скот, – кроме того, что уже роздан колхозникам – по одной корове, одной свиной голове и пяти кур на двор, – весь остальной скот должен остаться в колхозе, в качестве колхозной собственности. Инвентарь и все кустарные предприятия тоже остаются в колхозе. А колхозы распущены не будут, несмотря ни на что! Они будут существовать даже тогда, когда в них останется только три колхозника…
Крестьяне ходили с жалобами в район, ездили в область, в центр. Но там категорически отказались удовлетворить требование крестьян о возвращении им скота и инентаря, отобранного у них во время принудительной коллективизации.
И вот, несмотря на такое драконовское решение большевистского правительства – одобрить проведённую конфискацию крестьянского имущества, и крестьянам, выходящим из колхоза, назад имущества не возвращать, – крестьяне лавиной без разрешения бросились из колхозов.
В Болотном за один месяц колхоз покинули все крестьяне, за исключением десятка хозяйств, бедняцких и комсомольских.
Местное начальство уговорило бедняцко–комсомольские семейства остаться в колхозе, чтобы он не распался. Маленькая группа колхозников может владеть всем богатым имуществом колхоза.
Партийно–советское начальство щедро раздавало оставшимся колхозникам конфискованное у крестьян имущество: продукты, вещи, скот – молодняк, избы раскулаченных…
Голодная смерть или колхоз?.. (Повторная коллективизация)
Не имея ни лошадей, ни инвентаря, ушедшие из колхоза крестьяне приготовились обрабатывать землю лопатами и граблями…
– Посмотрим, кто лучше обработает землю и получит более высокий урожай, – говорили они: мы, единоличники, с лопатами и граблями, или колхозники – с нашими плугами и лошадьми…
Но надежды единоличников на такое «соревнование с колхозниками» не оправдались. Им выдали только по 0,25 гектара усадебной земли на двор: так же, как и колхозникам.
Но ни полевой земли, ни лугов единоличникам не выдали. Вся остальная земля была оставлена колхозу, хотя в нем осталось только десяток дворов.
Местное начальство заявило крестьнам:
– Земля, по советским законам, принадлежит не крестьянам, а нашему государству. Теперь правительство передаёт её для использования колхозам, а не единоличникам…
Но десяток дворов, оставшихся в колхозе, да один трактор, присланный из МТС для пахоты, могли обрабатывать только незначительную часть земли – около одной четверти ярового поля. Остальная часть земли – три четверти – пустовала.
Единоличники просили органы власти и колхозное начальство: сдать им участки земли в аренду. Обещались выплачивать колхозу или государству хорошую арендную плату: или натуральную испольщину, как до революции крестьяне–арендаторы платили помещику, или большой денежный сельскохозяйственный налог, как при нэпе.
Но единоличники получили отказ даже в этом.
Единоличники, не находя никакой возможности для сельскохозяйственного труда в деревне, хотели уходить на заработки в города.
Но большевистская власть закрыла перед ними и этот выход. По строжайшему распоряжению советского правительства, государственные предприятия и учреждения могли принимать на работу только крестьян–колхозников, которые могли предъявить заводоуправлению следующие документы: во-первых, справку о том, что этот крестьянин является колхозником такого–то колхоза; во–вторых, справку о том, что правление колхоза отпускает его в город на заработки.
Впоследствии, когда была введена паспортная система, при поступлении на работу стали требовать ещё и паспорт от местной милиции. А паспорт выдавался, кроме горожан, только колхозникам, отпущенным на заработки по справкам колхозов.
Крестьян–единоличников на работу государственные предприятия не принимали. А никаких других предприятий, кроме государственных, не осталось.
Таким образом, объявив принцип «добровольности» в коллективизации, большевистская власть с вероломной жестокостью создала для крестьян–единоличников, покинувших колхозы, невозможные для жизни условия, то есть восстановила принудительность колхозов в другой форме.
В деревнях наблюдался чудовищный парадокс. В Болотном, например, большая часть ярового поля пустовала, потому что в колхозе некому было обрабатывать землю. А крестьяне–единоличники, 9/10 всех сельских жителей, болтались без работы, потому что советская власть не давала им земли ни на каких условиях и не допускала их на работу в городах…
Власть увидела угрозу: если урожай будут убирать только колхозники, то он останется неубранным и погибнет.
Тогда был сделан новый манёвр. Единоличникам было объявлено, что они могут убрать рожь на засеянных ими полосах в свою пользу, только должны будут сдать государству умеренный натуральный налог. Единоличники убрали урожай, обмолотили его сами – цепами.
Но после этого власть наложила на них такой огромный налог, что им пришлось сдать почти весь свой хлеб государству и колхозу.
Озимое поле было засеяно только на одну четверть: только та его часть которая могла быть обработана колхозниками и трактором МТС.
Мало того. После уборки урожая на усадьбе – картофеля и овощей – власть отобрала у крестьян, в виде «налога», почти весь и этот урожай…
Кроме того, власть объявила, что в следующем году у крестьян-единоличников будут отобраны и последние ничтожные возможности для ведения хозяйства. Усадьбы единоличникам выдаваться не будут. Пастбища для коров единоличников также не будут предоставлены.
Таким образом, все возможности для жизни крестьян–единоличников вне колхоза были советской властью закрыты: у них отобрали лошадей, инвентарь, скот; отобрали всю землю; на работу в городах не принимали… Чтобы ускорить возвращение крестьян в колхозы, у них отобрали даже последние продукты: и рожь с их полос, и картофель, и овощи с их усадьбы.
Так бесчеловечная власть создала для крестьян искусственный голод. Она поставила единоличников перед страшной угрозой: голодной смерти. С осени 30 года крестьяне–единоличники на Орловщине, в том числе и в Болотном, стали умирать от голода.
А колхозникам власть выдала паёк для прокормления, на каждую живую душу. Выдала их коровам корм: сено и яровую солому. Весной колхозникам обещали: сохранить усадьбу, пастбище для скота, дать работу в колхозе и заработки.
При первой коллективизации крестьян загоняли в колхоз, поставив их перед альтернативой: или лагерь – или колхоз!.. Теперь, во время вторичной колле ктиизации, драконова власть загоняла крестьян в колхоз ещё более страшной альтернативой: или колхоз – или голодная смерть!.. Выбор… «добровольный»!..
Не желая умирать с голода, крестьяне, по мере исчерпания в своём доме последних остатков продуктов, поплелись обратно в колхоз: по одиночке, группами.
Летом, осенью и зимой 1930–31 года все крестьяне Болотного, покинувшие колхоз весной 30 года, вынуждены были туда вернуться…
В советской печати цинично писали, что некоторые крестьяне проявили недостаточную сознательность, колебались и выходили из колхоза. Но после того, как товарищ Сталин в своём гениальном произведении «Письмо товарищам–колхозникам» мудро разъяснил им необходимость колхозной системы, они опять вернулись в колхозы. Вернулись «добровольно» и готовы с энтузиазмом приняться за колхозную работу, чтобы строить в колхозе зажиточную, счастливую и культурную жизнь…
В действительности же, статья Сталина «Письмо товарищам–колхозникам» и комментарии к ней советской печати уже никакой популярностью не пользовались. Все крестьяне теперь поняли жестокий цинизм большевистской власти и коварное лицемерие коммунистической пропаганды.
Голодная смерть и разорение деревни
1930–34 годы были годами голода в колхозе Болотное и в других орловских деревнях.
Сначала это был искусственный голод, созданный советской властью для единоличников, покинувших колхоз. Этим искусственным голодом власть загоняла и загнала крестьян опять в колхоз.
Но потом крестьянам, вернувшимся в колхоз, начальство выдало из складов скудный паёк на каждую живую душу: рожь, картофель, овощи. Это – продукты, которые власть раньше отобрала у этих же крестьян, когда они, выйдя из колхоза, не желали возвращаться туда…
Когда же все крестьяне вынуждены были вернуться в колхоз, эти продукты были быстро израсходованы.
А новых продуктов в колхозе производилось очень мало. В 1930 году три четверти ярового поля пустовало, в следующем году – три четверти озимого поля. Обработка земли и сбор урожая производились плохо. Навоза в поля не вывозили. Урожайность полей понизилась в два–три раза.
Скот же за годы коллективизации был уничтожен более чем наполовину. Свой скот крестьяне забивали перед тем, как поступить в ненавистный им колхоз. Немилосердно резали колхозный скот местные начальники и беднота – первые колхозники. Много колхозного скота погибло от плохой кормёжки, скверного ухода, скученности его в тесных, неприспособленных помещениях.
Колхозное начальство растранжировало очень много колхозных продуктов: и зёрна, и мяса, и картофеля, и овощей.
Советское правительство отбирало львиную долю продуктов из колхоза. Оно душило колхозников огромными налогами: натуральным (мясным, молочным, яичным) и денежным.
Из–за всех этих обстоятельств в Болотном после осуществления вторичной «сплошной коллективизации» голод продолжался. Это уже был голод «естественный»: закономерный результат антинародной экономической системы крепостнического хозяйства, принудительного труда, государственной колхозной барщины.
Гороховый суп и «счастливое детство»…
В годы коллективизации из Болотного я получил от учителя письмо. Он сообщал, что голод там свирепствует.
О своих школьниках учитель рассказал: некоторые дети так обессилены от голода, что даже не могут ходить в Школу… Другие так истощены, что часто падают в обморок…
Он прислал мне сочинения его учеников о праздновании 1‑го Мая в школе.
Для детей в школе был устроен концерт, а после концерта их покормили гороховым супом. Для проведения революционного праздника школе отпустили немного гороха из колхозного склада.
В своих сочинениях редкие школьники мимоходом упоминали о концерте. Огромное большинство обошло концерт полным молчанием.
Но зато все они, без единого исключения, написали о гороховом супе, которым их угостили в школе.
Написали о супе с восторгом и упоением. При чтении школьных сочинений чувствовалось, что это был действительный праздник в их жизни, самый счастливый день за колхозные годы. Было видно, что гороховый суп казался для них редчайшим лакомством. Покушать горохового супа – это было для них таким наслаждением, которого они давно не испытывали…
Гороховый суп – самое сладкое лакомство в жизни… Бедные, голодные дети! Малолетние мученики земли колхозной!..
Гороховый суп – величайшее счастье детей-Школьников…
«Незабвенная пора», «золотое детство»!..
Вот оно, «счастливое детство», за которое советская печать, от имени детворы, славословила, благодарила Сталина, «великого друга советских детей»!..
«Колхозный хлебушко…»
В эти «страшные годы» мне пришлось побывать в Болотном, которое стало теперь колхозом. Из города до села меня подвезла знакомая крестьянка, которая привозила в город что–то из колхоза, а теперь возвращалась домой порожняком.
Дорогою она достала из «кошеля» и показала мне хлеб, который ест её семья. Он был совершенно чёрный, сырой, расползающийся, как грязь. По словам бабы, она «сварганила» его из растолчённых жёлудей, картофельной шелухи, из перетёртых листьев лопуха. Хлеб без муки, хлеб… без хлеба…
– Бот послать бы этого колхозного хлебушка Калинину, всероссейскому нашему старосте, – сказала угрюмо баба. – Пусть бы он покушал, что колхозники лопают… А то он все мужичком прикидывается…
И она злобно выругалась по его адресу… матерщиной…
Это очень удивило меня. Никогда раньше я не слышал матерщины от русской женщины. Не ослышался ли я?
– Что же это ты так нехорошо ругаешься?.. – спросил я.
– Колхоз допёк, в печёнку въелся!.. Вот и ругаюсь. Душу отвожу… Теперь все колхозницы стали по–матерну палить…
Она хлестнула кнутом лошадь и принялась жевать «колхозный хлебушко»…
РАССКАЗЫ О СМЕРТИ
Как только я приехал в село, в тот же вечер собрались знакомые колхозники в одной хате, при тусклом свете маленькой керосиновой лампочки: «побалакать».
Лица у собеседников безжизненные, желтовато–тёмного, землистого цвета. Сами тощие, вялые, обессиленные, словно осенние мухи.
Уныло, со вздохами, беседовали о деревенских новостях в своём колхозе и соседних.
Тема одна – страшная тема о голоде и смерти…
Почему не показывается баба?
– Соседка Марья померла на днях от голода. Муж отправился в город, на поиски работы, и пропал без вести. А бабе есть нечего. На лопухе долго не проживёшь. Зашли к ней бабы: что–то Марьюшка из хаты долго не показывается?
А она валяется в сенях: вся закоченела…
С детьми, под поезд…
– В селе мучились вдова Арина, колхозница с двумя маленькими детьми. Есть нечего. Дети голодным писком своим материнскую душу терзали. Не вынесла баба этой пытки. Отчаялась, обезумела с горя. Пошла к железной дороге. Бросилась под проходящий поезд, с детьми. Один конец – и себе, и детям...
Дядя Антон и овца
– Дядя Антон тоже весною Богу душу отдал. От голода опух мужик. Поплёлся в соседнюю деревню, к родственникам. Может быть, у них что-нибудь съедобное достать удастся?..
В поле, около дороги, увидел колхозное стадо овец. Обратился к пастуху: «Паря, умираю от голода. Може, ты мне дозволишь овечку подоить: авось, хоть глоток молока выдою»…
Тот поймал ему овцу. Мужик присел на корточки, хотел доить. Но овцы у нас к этому не привыкшие, никогда их у нас не доили. Рванулась овца, сбила с нот обессиленного мужика. Упал он на земь, да уже и не встал больше. У мужика все пары вышли…
Вечером пригнал пастух стадо в деревню и пошёл к начальству колхозному. «Овцы все в целости, – докладывает. – А дядю Антона подбирайте: в поле мёртвый валяется…»
«Помер от лошадиного корма…»
– Вот тоже и Михайло Андреевич. Богатый мужик был. Сыновья по городам разъехались, а его раскулачили. Поехал он в город, к сыну–коммунисту. А тот его назад отправил. «Невозможно, – говорит, – нам, партийным, с раскулаченным отцом связь поддерживать. Поезжай назад крутись как-нибудь в колхозе»…
Мужик вернулся домой, поступил в колхоз, конюхом устроился. Нам, колхозникам, известное дело, дожидайся глубокой осени. Тогда только, как государству всю положенную норму хлеба сдадут, нам из остатка аванец выдадут.
А лошадям в колхозе в рабочую пору – наше почтение: председатель им муки отпускает. «Потому, – говорит, – колхозники – это иное дело… А о колхозных лошадях у меня от центра точная инструкция есть: скот во время работы кормить как следует, чтобы он вполне продуктивно работать мог».
Ну, так вот, лошади, по сталинской инструкции, кушают овёс, сено, муку. А конюх с пустым брюхом работает. Только слюнки глотает…
Смекнул мужик. Взял в конюшне муки, насыпал целый карман и хотел вечером домой снести. Старуха хлеба испечёт на–славу, – думает. «Вам, лошадки, – гуторит голодный мужик, – кормов хватает. А ведь и мне, любезные, со старухой тоже есть надобно…»
Вечером конюшню закрыл, домой собрался. А тут председатель колхоза нагрянул. Обыскал мужика, приказал высыпать муку в жёлоб лошадям. Ему пригрозил: «Ежели ещё раз повторится, то я тебя, сукина сына, под суд отдам! А наш советский суд за расхищение священной колхозной собственности упечёт тебя, сам знаешь, на десять лет туда, куда Макар телят не гонял!»…
После такого казуса мужик уже боялся брать муку домой. Но голод – не тётка: не даёт покоя… Придумал мужик новое средствие. Когда кормил лошадей, то брал горстью муку – и её в рот да в рот… Пока живота не наполнил. С голодухи муки проглотил много.
Пришёл домой, лёг в постель, стонет. От муки брожение в животе страшное, распирает всего. Ну, рвёт живот на части!.. Всю ночь в корчах мучился… К утру помер мужик – от лошадиного корма…
Татарник, или «сталинская роза»…
На другой день пошёл я побродить по селу, которое стало теперь колхозным.
Боже мой, какое запустение!..
Во многих хатах окна и двери заколочены. Бывшие обитатели их умерли от голода. Другие сосланы. Иные ушли на шахты и новостройки, спасаясь от голодной смерти.
Вся длинная, более километра, сельская улица заросла огромными, до крыш, сплошными кустами колючего растения, которое в здешних краях носит двойное название: «колун», или «татарник». Из–за высоких колючих кустов едва виднелись почерневшие крыши избушек.
Раньше через все село пролегала широкая улица, с дорогою по ней. Теперь ни улицы, ни дороги нет. Вся улица заросла сплошными зарослями «колуна». А вместо дороги осталась только тропинка между колючими кустами…
Кое–где по тропинке брели, пошатываясь, какие–то тени, как могильные привидения. Это бабы–колхозницы. Худые, истощённые, словно скелеты. В одних только грязных рубахах…
Не село, а пустырь, заросший «колуном–татарником». Колючие джунгли колхоза…
Сорняк этих джунглей прозван «колуном» за свои колючки. Все его могучие стебли, все листья и оболочки цветов его, пушистых розовых бутонов, все это покрыто колючками. Это настоящий ёж растительного царства. Скот не мог есть этого колючего растения. Дети накалывались на колючки. Крестьяне очень не любили этот колючий сорняк и лопатами уничтожали его с корнем. Поэтому прежде «колунов» в селе было немного: на окраинах пустыря, около речки.
А теперь этот колючий кустарник занял весь пустырь. Он вошёл в само селение, подступил к стенам каждой хаты. Полонил, задушил все колхозное село…
И это глубоко символично…
Этот колючий кустарник с давних времён носит другое характерное название – «татарник». Лев Толстой упоминает об этом «татарнике» в своей повести «Хаджи Мурат». Упоминает о «татарнике» Пришвин в своих произведениях. Таким образом, писатели свидетельствуют о том, что любопытное прозвище этого растения в России широко распространено.
Можно с уверенностью предположить, что это второе имя дано ему в те далёкие времена, когда татарское нашествие опустошило русскую землю. Селения превратились тогда в пустыри и заросли «татарником», историческим свидетелем «басурманского нашествия». И характерное прозвище это сохранилось с тех седых времён до наших дней.
В наши времена, российская деревня переживает новое «басурманское нашествие», большевистско–колхозное. И снова опустошённую деревню полонили джунгли «татарника»…
Мужички называют его теперь по–новому: «колхозный цветок», «сталинская роза»…
Каждому посетителю сталинского музея в городе Гори, на Кавказе, на родине большевистского вождя, выдаётся подарок – великолепная красная роза из музейного сада. Подарок от имени революционного вождя – на память о красном его образе…
У крестьян Россини «отец народов» отнял землю, лошадей, скот, все имущество. У миллионов – отнял жизнь родных и близких. И подарил колхозникам на вечную память о себе колючий, кровавый «колхозный цветок», «сталинскую розу»…
Российские крестьяне никогда не забудут Чингис–Хана ХХ-го столетия, Величайшего Людомора на земле… Внукам и правнукам своим передадут вечную память о нем. Более страшного кошмара, чем кошмар колхозно–сталинского разбоя, голода и разорения, российская деревня ещё никогда, со времён татарского нашествия, не переживала.
И возрождение джунглей «татарника» в колхозной деревне об этом красноречиво свидетельствует. Прежде кроваво–колючий цветок этот получил прозвище «татарника». Теперь он стал «колхозным цветком», «сталинской розой»…
Это – безмолвный, но убедительно–красноречивый исторический свидетель басурманского нашествия на российскую деревню варварских орд: в старину – татар, теперь – большевиков…
Джунгли «татарника», «колхозного цветка» – это символ всеобщего разорения деревни и наглядное историческое напоминание о самых трагических эпохах в жизни русского народа…
Быль и сказки о коллективизации
На предыдущих страницах подробно рассказаны факты о коллективизации, быль «колхозной революции сверху». Быль кровавая и страшная. Быль о том, как возник колхозно–крепостной строй из разбойничьих замыслов большевиков. Возник на миллионах трупов погибших крестьян, на морях крови и слез ограбленных и закабалённых тружеников. Колхозники недаром дали это–му периоду характерное название: «страшные годы»…
Но чтобы развеять всякие воспоминания об этой кровавой были, вожди «колхозной революции» создали сказки и легенды о. коллективизации. Главным автором этих сказок был семинарист–недоучка Иосиф Сталин. В своих речах и статьях он рассказал о «колхозной революции» тысячу и одну сказку.
Он говорил о том, что большевики отобрали у помещиков землю и передали её «навечно» крестьянам–колхозникам…
О том, что большевики «подарили» каждой колхознице корову…
О том, что колхозы производят теперь гораздо больше хлеба, чем раньше крестьяне–единоличники…
О том, что крестьянки теперь в колхозах работают не на мужа и отца, а на себя…
О том, что в колхозах изжита прежняя деревенская нищета, что там теперь изобилие продуктов, зажиточная и культурная жизнь…
О том, что дореволюцинная деревня была для крестьян «мачехой», а колхозная стала для них «родной матерью»…
О том, что крестьянство поддержало снизу ту «колхозную революцию», которую большевики проводили сверху…
Сталин утверждал, что общество в Советском Союзе стало однородным, бесклассовым: все являются работниками одного социалистического, государственного хозяйства…
Он говорил о том, что после ликвидации класса крестьян–собственников опасность реставрации частной собственности устранена навсегда, что социалистический строй внутри СССР победил окончательно…
Вождь партии указывал на то, что коренной вопрос о смертельной борьбе социализма с капитализмом – «кто кого?» – внутри Советского Союза решён бесповоротно и переносится теперь на международную арену…
Сталин предсказывал, что мировая история пойдёт теперь по новым, социалистическим путям, по которым поведут её коммунистическая партия и он, вождь этой партии, «великий машинист локомотива мировой революции», как льстиво назвал его Лазарь Каганович, друг и советник…
На жителей Советского Союза эти сталинские сказки действовали очень раздражающе.
На иностранных же коммунистов и наивных попутчиков за границей эти сказки производили сильное благоприятное впечатление.
Советские газеты сообщали в те годы об одном интересном случае. На пленуме Центрального Комитета коммунистически партии присутствовала делегация французских коммунистов. Слушая доклад – сказку Сталина о величайшей в истории «колхозной революции», чувствительные французские коммунисты… плакали… Плакали от восторга и умиления!.. Какие грандиозные дела и славнейшие подвиги совершила Коммунистическая партия Советского Союза!.. Какие невиданные чудеса «социалистического рая» сотворила колхозная революция!..
