Текст книги "Деревня на Голгофе: Летопись коммунистической эпохи: От 1917 до 1967 г."
Автор книги: Тихон Чугунов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 24 (всего у книги 34 страниц)
II. ДЕРЕВНЯ «РАЗУТОВО-РАЗДЕТОВО»…
У начальников
В 1958 году, в Советском Союзе, в белорусском журнале молодёжи была опубликована повесть писателя Кулаковского «Добросельцы». Автор описывает одну белорусскую деревню, материальный быт колхозников, в частности, одежду.
Колхозные начальники, которые описаны там, одеваются хорошо.
Председатель колхоза имеет: тёплое пальто, новые сапоги, валенки.
Председатель сельсовета одет лучше: кожаное пальто, каракулевая шапка, френч, галифе, хромовые сапоги.
Описанные в книге Вирты «Крутые горы» председатели тамбовских колхозов тоже одеты хорошо.
Один председатель имеет очень дорогую шубу, полушубок, костюмы.
О другом автор пишет: «Одевался он красиво и добротно: пальто с бобриковым воротником, такого же меха шапка, на ногах новые бурки».
Об одежде жён колхозных начальников в печати был сообщён факт. Председатель очень отдалённого от Москвы колхоза приехал с женой в столицу и там, в ГУМ-е (в государственном универсальном магазине), купил жене меховое пальто за 15.000 старых рублей (или 1500 новых рублей). Случай этот был описан в газете «Русская мысль» (Париж) в 1959 году.
Так одеваются колхозные начальники и их жены.
Они могут так одеваться потому, что председатели колхозов, по сообщениям советской печати, получают денежного жалованья от 160 до 900 новых рублей в месяц. Они получают также большие премии за перевыполнение планов по заготовке и продаже продуктов. Кроме того, почти всегда используют колхозное имущество и денежные средства для своих личных целей, а также вымогают у подвластного населения взятки.
У рядовых колхозников
Но простые колхозники одеты очень плохо.
Типичная для них одежда – поношенный ватник или пиджак.
В книге Б. Полевого «Повесть о настоящем человеке» одежда одного колхозника описана так: «Баранья шуба, вся состоящая из пёстрых заплат».
Другой колхозник, из той же повести, был одет в рваный армяк, с верёвкой вместо пояса.
А колхозный мальчик–подросток был в старинном бабьём шушуне и тоже подпоясан верёвкой…
Почти во всех книгах о советской деревне упоминается эта деталь: колхозники были подпоясаны верёвкой. Этот факт говорит о том, что на одежде нет ни пуговиц, ни застёжек. Поэтому колхозники вынуждены подпоясываться какой–либо верёвочкой. Прежде на одежде были пуговицы или застёжки, и поэтому никакого пояса не требовалось. Праздничную одежду крестьяне нередко подпоясывали широким, красивым кушаком (красным или зелёным), но для другой цели: для украшения.
Одежда рядовых людей в Советском Союзе, особенно, колхозников, очень ветхая. Даже в Москве одежду пожилой бедной женщины одна наблюдательница охарактеризовала так: «Истрёпанное платье, сшитое или купленное лет 20 назад».
Американские юноши, участники Всемирного фестиваля в Москве, совершили экскурсию в музей Л. Н. Толстого в Ясной Поляне (Тульская область). В окрестностях Ясной Поляны они увидели колхозников, одетых, по их выражению, «в лохмотья». Американцы подчёркивают, что слово «лохмотья» надо понимать в буквальном смысле, оно употреблено ими отнюдь не фигурально.
Во многих случаях в советской печати упоминается о «заплатанных рубашках» и «худых штанах».
Русский писатель, выехавший из Советского Союза в 1966 году, В. Тарсис говорит, что «колхозники одеты, в отрепья»…
Недаром колхозная одежда вошла в поговорку. Вместо дореволюционной поговорки «одет, как нищий», в социалистическом государстве говорят: «одет, как колхозник»…
Покупка рубахи – «нечаянная радость»…
Некоторые русские эмигранты, вернувшиеся из Бельгии в Советский Союз, прислали своим оставшимся за–границей знакомым письма, в которых в горько–насмешливом тоне описывают нужды и радости жителей «самой счастливой страны в мире».
«У вас там (в Бельгии) что? Получишь гроши, пойдёшь, купишь себе рубаху, штаны или ботинки и никакого удовольствия! – пишут они. – А тут (в Советском Союзе), если по случаю рубаху, достанешь, – как ребёнок радуешься счастливой, зажиточной жизни…»
В социалистическом государстве ощущается острая нехватка не только рубашек, платьев, брюк, костюмов и пальто. Там не хватает даже фартуков, рукавиц и пуговиц…
В белорусском колхозе
В повести Кулаковского «Добросельцы» многократно описывается одежда крестьян в белорусском колхозе.
Зимой свинарка ходит на работу в свитке. Рукавиц у неё нет. Целый день, с раннего утра до позднего вечера, в жестокие зимние морозы, она работает на ферме без рукавиц. О том, как мороз «донимает» свинарку в плохой одежде и обуви, в повести сказано: «…Мороз злобно хватал за вспотевшие плечи, за ноги и за руки без рукавиц».
Придёт колхозница со скотной фермы вечером домой – обогреться ей негде. Вечером печь она не топит: очень устала после работы, и дров недостаток. А без топки изба так остывает, что женщина иногда ложится спать на печи, не раздеваясь…
Конюхам, которые бывают на работе круглые сутки, из колхоза для дежурства выдаются ветхие тулупы. «Около конюшни, – говорит повесть, – был конюх, дед Платон, в старом тулупе, подпоясанном верёвкой» (опять верёвка!)…
Что касается обуви, то сапоги конюху были выданы только один раз и лишь на один день: когда ожидался приезд областного начальства. На следующий день колхозный начальник опять отобрал сапоги…
Галоши имеет только одна жительница на всей территории сельсовета: это бывшая церковная сторожиха, сохранившая галоши ещё с нэповских времён!..
Повесть говорит о том, что канцелярские служащие сельсовета тоже одеты плохо. Заведующий военно–призывным столом зимой ходит в осеннем поношенном пальтишке. Зимняя одежда секретаря сельсовета описана кратко, но выразительно: «Поношенное осеннее пальто», «летняя фуражка», «даже рукавиц нет».
В доколхозные времена крестьянки обычно сами делали рукавицы для всей семьи: вязали из толстой суконной пряжи, или шили из кусков овчин, сверху обшивали плотной холщевиной. А теперь колхозницам не из чего сделать рукавицы. Нет овец, – поэтому нет ни суконных ниток, ни овчин. Нет конопли, – поэтому нет холщевины. В магазинах нехватка мануфактуры.
Назначенный из города колхозный председатель, уходя в деревню на службу, захватывает с собой «дополнительные портянки». Он знает, что в колхозной деревне не сможет достать даже портянок…
Из всех описанных в повести колхозниц только руководительница молочной фермы, девушка Даша, одета хорошо: она имеет новый ватник, пальто, тёплый платок, вязаный шарф, шерстяную кофту, новые валенки. На какие средства и какими путями смогла эта колхозная девушка так хорошо одеться – в повести не сказано. Но сообщение повести о том, что её брат работает в министерстве и живёт в столице, даёт основание предположить, что именно он помог ей купить одежду.
Назад, к лаптям…
Глава советского правительства Н. Хрущёв в своих речах хвастливо заявлял: «Мы свои лапти давно в музей сдали» – Но вот в колхозе Вирятино, в богатой прежде Тамбовской области, Этнографический институт Академии наук Советского Союза всесторонне обследовал жизнь колхозников. Книга об этом исследовании была издана в 1959 году. Обследование установило: большинство колхозников ходит в лаптях…
Лапти по материалу бывают двух видов: лычные и верёвочные. До революции преобладали лапти лычные (из коры молодых лип) – Теперь в колхозах преобладают лапти верёвочные («чуни»). Один наблюдатель, побывавший в Советском Союзе, пишет об остром недостатке обуви и о том, что колхозники в лаптях встречаются даже в столице мирового коммунизма, в образцово–показательном социалистическом городе. «Плохо обстоит с обувью, – пишет этот наблюдатель. – Даже в Москве встречаются люди в лаптях, вероятно, жители деревни».
До революции в русских и белорусских деревнях большинство крестьян имело кожаную обувь, ботинки, в качестве праздничной обуви, а в будни люди ходили чаще в лаптях. Но около половины деревенских жителей – зажиточные крестьяне и «отходники», ездившие на работу в города, – ив будни носили кожаную обувь.
В других, более богатых, областях России, – на Украине, на Кубани, в Прибалтике, в Сибири и т. д., – почти все крестьяне и в будни и в праздники ходили в кожаной обуви: в сапогах, ботинках, в мягкой кожаной обуви.
Зимой у крестьян была тёплая обувь. Огромное большинство земледельцев носило валенки. А те, которые не имели валенок, ходили в лаптях (лычных или верёвочных). Под холщевые портянки одевали толстые суконные онучи.
В дореволюционной деревне крестьяне, в общем, были обеспечены обувью и недостатка в ней не испытывали. Крестьяне, имевшие деньги, могли купить себе сапоги, ботинки или валенки в своём уездном городе. А не имевшие для этого денег могли сами сделать обувь: сплести лапти из лык, «чуни» из верёвок, сделать мягкую кожаную обувь из кож своего забитого скота.
Теперь у колхозников нет этих материалов для поделки обуви. Даже лапти приходится им покупать, а денег у них очень мало.
Поэтому от ранней весны и до глубокой осени колхозники чаще всего ходят босиком.
Некоторые ходят в лаптях, лычных или верёвочных, другие – в самодельных тапочках, сшитых из тряпок, на картонной подошве. Редко колхозникам удаётся купить тапочки с резиновой подмёткой, сделанные специалистами–кустарями, ещё реже им удаётся купить ботинки или сапоги, хотя бы самые примитивные: с резиновой подмёткой, брезентовым верхом («кирзовые сапоги»).
В письмах некоторых русских женщин, вернувшихся из Бельгии на родину, эта «обувная проблема» в Советском Союзе описывается так:
«В нашем колхозе, – пишет одна возвращенка, – все живут весело и зажиточно, а некоторые даже богато, например, моя подруга из Антверпена, Валя, купила себе парусиновые туфли… № 41… Приезжайте в наш колхоз и заживём культурно и весело. Только привезите с собой что–либо из одежды и туфлей, а то у нас не достанешь»…)
Обуви не хватает даже в городах. Колхозники могут достать её за очень дорогую цену, только съездив в большой город
Поэтому, достав её, колхозники так берегут обувь. Согласно шутливой советской поговорке, «колхозники носят обувь не на ногах, а только в руках»… Советский поэт Евтушенко в поэме «Станция Зима» описал свою встречу с юношей–колхозником, который идёт в районный город босиком, а ботинки несёт на палке, за спиной… Такую картину часто приходилось наблюдать в Советском Союзе.
Многие иностранные туристы, проезжавшие по просёлочным дорогам, тоже нередко отмечали эту непривычную для них картину: идут колхозницы в город, на базар или в учреждение, по обочинам дороги, а ботинки или тапочки несут на плечах. Приблизившись к городу, они обувают ботинки или тапочки и входят в город в приличном виде.
Впрочем, такая картина наблюдалась порой и в дореволюционные времена.
У большинства колхозниц нет ботинок, даже для праздничных случаев. Такие ходят в родной город, ездят в областной центр, даже в столицу, в лаптях или в «опорках» – порванных и разбитых ботинках, которым место только на свалке.
Почему?
Колхозники не могут купить себе обувь и одежду потому, что не имеют средств. Их работа в колхозе оплачивается очень плохо, а одежда, обувь и другие товары в Советском Союзе слишком дороги.
Колхозник говорит о «проблеме рубашки»: «Кило (зёрна) за трудодень – это благодать! Посчитай–ка: кило хлеба стоит 90 копеек (в новых деньгах – 9 копеек). В год 300–400 рублей (в новых деньгах – 30–40 рублей). Вылезу я когда-нибудь из этой заплатанной гимнастёрки?!»). Бывший солдат не имеет средств для того, чтобы купить новую рубашку и сменить «заплатанную гимнастёрку», которую он носит много лет, со времён военной службы.
Если колхозники часто не имеют возможности купить даже рубашку, то приобрести ботинки, вещь гораздо более дорогую, им ещё труднее
Но даже в тех случаях, когда колхознику удаётся собрать денег на обувь или одежду, он нередко не может купить их потому, что в местных магазинах, в районном городе, нет ни обуви, ни одежды. Сельские жители должны ехать для этого в большие города.
Обследование села Вирятино, Тамбовской области, показало, что необходимых товаров нет ни в сельском магазине, ни в районных лавках. Тракторист должен был предпринять специальную поездку в Москву для покупки мужского и женского костюмов.)
Но и в больших городах этих товаров, одежды и обуви, мало. Поэтому даже там при продаже этих дефицитных товаров, в толкучке огромных очередей, происходят потасовки. По рассказу очевидцев, женщины «дерутся, волосы друг у друга из-за паршивых бут рвут»…
Деревенский учитель рассказывал, как он безуспешно пытался «добыть» мануфактуру на рубашку и пальто для своего мальчика. Ни в районном, ни в губернском городе достать не мог. Приехал в Москву. В магазинах не было ни мануфактуры, ни пальто для детей школьного возраста. Сказали, что это в специальных ларьках на рынках бывает. Но очереди там такие огромные, что немногим удаётся достать товары. Нужно с вечера до утра дежурить около этих рынков. Ночь учитель провёл около этих рынков. Там было много людей. Милиционеры разгоняли толпу. Утром открывали ворота рынка. Открывали одни ворота, а иногда другие. Утром к открывающимся воротам хлынула толпа. Сбивая друг друга, люди ринулись через ворота к мануфактурным ларькам. Пока учитель добежал, там уже стояла длиннейшая очередь. Очередь двигалась очень медленно. Люди наблюдали, что в ларьке творилось что–то странное. Из трёх продавцов работал только один. Два других приходили в ларёк и опять уходили. Они уносили куда–то мануфактуру. За целый день очередь продвинулась только на несколько десятков человек. Остальные должны были вечером разойтись, ничего не купивши. Третий день метанья по магазинам также не дал никаких результатов. Из Москвы, после трёх дней и ночей беготни по магазинам и ларькам, учителю пришлось возвращаться домой с пустыми руками…
Другой случай. Иностранцы, бывшие в советских лагерях и возвращающиеся из СССР в Австрию, едут в поезде из Москвы в Вену. Один из них описывает, как происходит купля–продажа поношенной одежды в Советском Союзе, это «доставание» вместо торговли.
«Поезд останавливается у какой–то большой станции, – пишет он. – Мы открыли окно и наблюдаем все, что происходит перед нами. Громкоговоритель объявил, что поезд стоит 40 минут. Мы видим, как из нашего вагона вышел австриец X. Под рукой у него свёрнутый ватный бушлат. Он оглядывается по сторонам и неторопливо шагает вдоль поезда. Его нагоняет замазанный до неузнаваемости мазутом железнодорожник – не то сцепщик, не то стрелочник. Они идут рядом, не обращая друг на друга никакого внимания, и потом расходятся.
Австриец входит в вагон и показывает нам смятые 60 рублей, – бушлата у него под мышкой уже, конечно, нету. Нам все ясно. Сейчас же один из нас берёт ещё два оставшихся у нас бушлата и выскакивает из вагона. Ему кричат вслед, чтобы он остерегался милиционера… Через 10 минут мы пересчитываем помятые и грязные, испачканные мазутом 120 рублей. Смеёмся: что и говорить, видно во всей стране цены «твёрдые». Что в Потьме, что на Украине, везде бушлат стоит 60 рублей» (в старых деньгах).
* * *
На заседании Верховного Совета СССР 5 мая 1960 года советское правительство в докладе Н. С. Хрущёва, тогдашнего председателя Совета Министров, провозгласило обязательство: «В течение семилетки мы… обеспечим население одеждой и обувью в достатке».
Семилетка в конце 1965 года закончилась. Как же выполнено обязательство правительства?
Официальный статистический отчёт ЦСУ по продукции лёгкой промышленности за 1965 год, последний год семилетки, показывает, что этих товаров – белья, одежды, обуви – производится совершенно недостаточно.
В 1965 году на каждого жителя Советского Союза произведено в среднем по две пары кожаной обуви на человека, т. е. вообще мало. Но верхний, обеспеченный слой населения покупает на каждого члена семьи не по две пары обуви, а больше. Поэтому на долю остального населения достаётся только по одной паре на человека. Условия Советского Союза очень неблагоприятны для обуви: летняя жара и зимний холод, осенняя слякоть, плохие дороги и непролазная грязь не только на дорогах, но и на улицах деревень и рабочих посёлков. Поэтому одна пара обуви в год на все сезоны, для человека, который ежедневно проделывает многокилометровые пути пешком, – может свидетельствовать только об острой нужде населения в обуви.
Статистические сведения о производстве в 1965 году трёх штук бельевого трикотажа и 24 метров хлопчатобумажных тканей на каждого жителя – говорят о недостатке у населения также белья и одежды.
Поэтому люди постоянно жалуются на то, что в государстве «социалистического изобилия» они испытывают острую нужду в обуви, одежде, бельё и без страшных очередей не могут достать никакого товара. И это повседневное горькое явление жизни в СССР – очереди – получило там грозное и устрашающее наименование: «хвостатое чудовище»…
* * *
В дореволюционной России крестьяне обычно имели два комплекта одежды: будничный и праздничный.
Праздничный комплект одежды: новые полушубки и зипуны, сапоги или ботинки, брюки и рубашка, у женщин – новые кофточки, юбки, платки и шали.
Будничный комплект: «перешитые» полушубки и зипуны (верх – из нового материала, низ – из старого); лапти или поношенные сапоги, ботинки, мягкая кожаная обувь; ситцевые или холщевые рубашки, поношенные брюки из фабричного материала или крашеные! холщевые брюки.
У женщин – поношенные ситцевые или тёплые юбки и кофты.
Зимой огромное большинство крестьян носило валенки.
Теперь почти никто из колхозников праздничного комплекта одежды не имеет. Осталась только одна будничная одежда.
Типичная одежда современных колхозников: ветхие, износившиеся, оставшиеся ещё от дореволюционного или нэповского периодов, полушубки или зипуны; старенькие пиджаки или ватники; заплатанные рубашки и брюки; изношенные кофточки и юбки, нередко из мешковины-Обувь колхозников под стать одежде: лапти, совершенно изношенные; часто худые брезентовые ботинки; резиновые сапоги. Валенки – исключительно редкое явление в колхозной деревне.
Дореволюционная деревня, одетая, как правило, в простую, но прочную и тёплую одежду, за полустолетие превратилась в некрасовскую деревню «Разутово–Раздетово», в « агрогород Голодранцево »…
Из–за этого, как пишет Вирта в книге «Крутые горы», старики и старухи в колхозных деревнях «безысходно проводят всю зиму» на печи…
А все другие сельские жители, вынужденные ходить на работу или в школу, завидуют «печным обитателям». Школьники и работающие колхозники страдают от холода, простуживаются, заболевают. Простудные заболевания в советской деревне очень распространены. Среди колхозников, имеющих плохую одежду, ветхое жилище, недостаточное отопление, – смертность очень высока.
III. КОЛХОЗНАЯ «НЕЕЛОВКА»…
«Изобильные» обещания
В докладе на заседании Верховного совета СССР 5 мая 1960 года руководитель советского правительства Н. Хрущёв от имени партии и правительства заявил: «В течение семилетия (от 1959 до 1965 года) мы решим задачу полного удовлетворения потребности населения в продовольствии»?..
Это заявление явилось официальным признанием того факта, что в Советском Союзе «потребность населения в продовольствии» не разрешена.
Но если продовольствия в стране всегда производилось мало, зато на посулы «молочных рек и кисельных берегов» коммунистическая власть не скупилась.
Коллективизация началась с обещаний «райской жизни» для всего колхозного и городского населения. После коллективизации советское правительство ежегодно повторяет их.
В своём первом же послевоенном пятилетием плане на 1946–1950 годы правительство опять обещало населению, что за эту пятилетку для всего населения СССР будет обеспечено «изобилие продуктов».
Это обещание было записано не только в пятилетием плане. Оно было напечатано даже в советских школьных учебниках. Этот план-директива об «изобилии продуктов» для населения был изложен на последних страницах учебника истории Советского Союза.) Заканчивая изучение мрачного учебника истории, повествующего, главным образом, о «голоде», «нищете», «угнетении», войнах и восстаниях в эпоху «проклятого царизма», – ученики заучивали наизусть, как молитву, пророчества и обещания советской пятилетки. Самое важное и желанное пророчество–обещание говорило об окончании голодной «предыстории человечества» и наступлении эпохи «изобилия продуктов», осуществления коммунистического рая с главным принципом: «Каждому по потребности!..»
Но срок первой послевоенной пятилетки истёк, а «изобилия продуктов» не наступило.
Пророчества и обещания об «изобили продуктов» были перенесены в следующий, второй, пятилетний план и в следующие, переработанные и дополненные, издания школьных учебников. Но и вторая пятилетка не дала ни «изобилия продуктов», ни «крутого подъёма» в жизни населения.
Тогда от незадачливых пятилеток коммунистическая власть перешла к обнадёживающим семилетним планам.
Обещание об «изобилии продуктов», данное партией и правительством народу в 1945 году и не выполненное ими, было перенесено в семилетний план на 1959–1965 годы. Затем оно ежегодно повторялось в резолюциях партийных съездов, пленумов ЦК и сессий Верховного совета.
Пленум ЦК партии в июле 1960 года записал это обещание в самой пышно–торжественной форме, в «высоком штиле»: «Рассматривая заботу о благе народа, как высший закон социалистического государства, XXI съезд партии поставил задачу: в кратчайший срок превзойти наиболее развитые капиталистические страны по производству промышленной и сельскохозяйственной продукции на душу населения и обеспечить самый высокий жизненный уровень советским людям».
Это заманчивое обещание было записано в семилетием плане на 1959–1965 годы.)
Затем оно попало в новые издания учебников для высших, средних и даже начальных школ. Учебник истории для 4‑го класса начальной школы поучал десятилетних малышей: «Коммунистическая партия и Советское правительство уделяют огромное внимание нашему сельскому хозяйству. Они делают все возможное, чтобы… все наши колхозники жили зажиточно и счастливо. Под руководством Коммунистической партии народы нашей страны добьются новых успехов».)
Итак, начиная с 1929‑го года и до сих пор обещания об «изобилии продуктов», о «самом высоком жизненном уровне», о «зажиточной и счастливой жизни» – вновь и вновь повторяются и в государственных планах, и в партийно–советских резолюциях, и в школьных учебниках.
Но как же выполнялись и выполняются эти планы и обещания в действительной жизни? Как питались после войны и как питаются теперь земледельцы, самый большой и важный общественный слой, который составляет более половины всего населения и вырабатывает продовольствие – основу жизни всех людей?
Приведём и рассмотрим факты, которые говорят более убедительно, чем слова.
Питание колхозного начальства
Колхозные начальники, в распоряжении которых находятся все продукты, питаются хорошо.
Писатель Н. Вирта в книге «Крутые горы (картины сельской жизни)» многократно пишет об этом. Завтрак члена правления колхоза состоит из жареного картофеля с салом и яичницы из пяти яиц. Председатели колхозов, изображённые в этой книге, едят: яичницу, блины с топлёным маслом, гречневую кашу, свинину, колбасу, ветчину, жареных поросят.
Молока и яиц с колхозных ферм, овощей с огородов, фруктов из садов – у начальства всегда в избытке.
В тех колхозах, где есть пасеки, начальники регулярно пользуются мёдом. Колхозный пасечник, из повести Н. Вирты, на собрании заявил, что «председатель весь мёд поел»…
Колхозные начальники пьют чай с сахаром, с конфетами, с мёдом. Некоторые пьют брагу, пиво домашнего изготовления. Но больше всего они любят крепкие алкогольные напитки: самогон, водку. Пьянство стало обычным занятием в жизни колхозного председателя. Журналист искал в селе председателя колхоза. Увидев одного мужчину, он спросил колхозницу: «Не этот ли председатель?» – Та ответила журналисту: «Что ты, Господь с тобой?! . Разве ты не видишь: этот же человек трезвый!..» Старик–колхозник на собрании при смене колхозного председателя заявил, махнув рукой: «И этот сопьётся!..»
Районное начальство питается тоже хорошо.
О секретаре райкома партии автор повести «Крутые горы» говорит: «…Анна Павловна любила вкусную и обильную еду, ела много, с завидным аппетитом»…
Продукты районному начальству регулярно доставляются сельсоветскими, совхозными и колхозными руководителями…
Н. Вирта о колхозных председателях говорит, что они доставляли районному начальству «поросят десятками, мёд – вёдрами»…
Так хорошо питаются за счёт колхозников «руководящие», то есть начальники колхозные, сельсоветские, районные, которые бесконтрольно распоряжаются и людьми и всеми продуктами колхозов.
А как же питаются рядовые колхозники?
Хлеб насущный
Из повести Кулаковского «Добросельцы», напечатанной в Советском Союзе в 1958 году, видно, что у колхозников хлеба совсем нет.
На приусадебных участках колхозники хлеба не сеют потому, что участки эти стали совсем мизерными: если до войны они занимали в России и Белоруссии 0,25 гектара, то после войны их урезали в большинстве случаев до 0,12 гектара. Кроме овощей и картофеля, колхозники ничего не могут сеять на таком участке. А на трудодни хлеба совсем не получали. Автор из–за осторожности прямо об этом не писал. Но ряд фактов, описанных в книге, говорит именно об этих бесхлебных трудоднях в колхозе.
Описанная в повести колхозница–свинарка, круглый год усердно работающая одинокая женщина, не имеет хлеба уже в декабре месяце, то есть, через месяц после того, когда обычно происходит выдача натуроплаты по трудодням.
Из разговора председателя сельсовета с депутатом выясняется, что у колхозников хлеба нет. Поэтому они едят только картофель.
Один сельский начальник вспоминает, что хлеб появился у него в достатке только тогда, когда он стал бригадиром.
Из рядовых же колхозников, описанных в повести «Добросельцы», только одна колхозница имеет хлеба достаточно – молодуха «Кадрилиха». Но она получила хлеб не за трудодни: она была «подругой» колхозного председателя, и тот снабжал её продуктами в достатке. Все остальные рядовые колхозники в этой белорусской деревне хлеба не имеют, так как на трудодни ничего не получили.
В советской печати нередко встречаются упоминания о таких «бесхлебных» деревнях. По выражению хлеборобов из таких колхозов, они «работают за так», «дарма», «зарабатывают не хлеб, а трудодни», имеют «пустопорожние трудодни».
Колхозник из такой деревни разъясняет начальнику, что он и дочка работают в колхозе бесплатно, даже питания не получают. А кормят их те члены семьи, которые работают вне колхоза и получают заработную плату: «Сноха, товарищ уполномоченный, нам харч добывает. Мы–то с дочкой в колхозе служим на домашних харчах!»
О жителях таких колхозных деревень в очерке советского писателя Н. Сергеевича сказано: «У людей редко бывал хлеб».
В книге Вирты «Крутые горы» два колхозных председателя разговаривают о том, что в руководящих партийно–советских учреждениях установилось такое мнение об оплате труда колхозников, что председатели «стеснялись даже заикаться об этом»…
Из сотни собранных мною случаев, в которых приводятся данные об оплате трудодней в колхозах, около 20. процентов падает на колхозы «бесхлебные», т. е. такие, в которых за трудодни колхозникам не платили ничего.
Около 60 процентов приходится на колхозы, в которых выплачивали от 100 до 800 граммов зёрна на трудодень, и около 20 процентов составляют колхозы, в которых выдавалось от 800 граммов и больше.
Огромное большинство колхозников—около 80 процентов–получает от 0 до 800 граммов, чаще всего от 300 до 500, или в среднем по 400 граммов зёрна на трудодень.
Каждый рядовой работоспособный колхозник фактически вырабатывал за год в среднем от 150 до 200 трудодней. Следовательно, получая в среднем 400 граммов зёрна на трудодень, работоспособный колхозник зарабатывает только для себя… 200 граммов зёрна на каждый день.
Но каждый работоспособный колхозник имеет на своём иждивении в среднем 1,2 неработоспособного члена семьи: детей, стариков, больных, инвалидов.) Следовательно, на каждого члена колхозной семьи из такой натуроплаты приходится в среднем 90 граммов зерновых на день. Это – голодный хлебный паёк.
* * *
Советское правительство держит в строгом секрете, как военную тайну, сведения о том, сколько зёрна получают колхозники за свою работу. Уже факт засекречивания говорит о необычайно низкой натуральной оплате: иначе правительство не скрывало бы сведений по этому вопросу.
Но в октябре 1964 года в газете «Сельская Жизнь» (Москва) был опубликован документ, который проливает свет на этот тёмный вопрос. В октябре и в начале ноября 1964 года, накануне годовщины Октябрьской революции, в советских газетах были опубликованы отчёты республиканских органов власти о государственных заготовках («закупках») зёрна. В таких отчётах вопрос о натуральной оплате колхозников, обычно бывал обойдён молчанием или охарактеризован неопределённо–дипломатической формулой: «для оплаты труда колхозников в колхозах оставлено необходимое количество зёрна».
Но в отчёте украинского правительства и ЦК партии, в виде единственного исключения, эта традиция засекречивания была нарушена. Там были названы точные статистические данные: правительство заготовило («закупило») на Украине 702 миллиона пудов зёрна, а колхозникам было выдано 116 миллионов пудов (пуд – 16 кг).
Следовательно, правительство распределило урожай зерновых в колхозных деревнях Украины так: 86 процентов зерновых оно забрало себе, а 14 процентов оставило колхозникам – за их работу в государственно–колхозных имениях.
Сравним, как снабжали хлебом, или оплачивали труд работников на чужой земле, хозяева–землевладельцы в истории.
Земля в Древнем Египте была собственностью фараона, а крестьяне были её арендаторами. Фараоны забирали у крестьян для государства 20 процентов урожая за аренду земли, а им оставляли 80 процентов урожая за их работу.
Значит, современные кремлёвские «фараоны» – ЦК партии и советское правительство – оставляют своим крепостным, колхозникам, хлебный паёк почти в шесть раз меньший, чем оставляли фараоны Древнего Египта крестьянам, арендаторам государственной земли.
Помещики в пореформенной России иногда сдавали малоземельным крестьянам свою землю в аренду «исполу»: они оставляли половину собранного урожая крестьянам–арендаторам за работу, а другую половину урожая забирали себе – за землю.
Но советские, новые помещики перещеголяли прежних: они оставляют своим крепостным работникам, колхозникам, хлеба не 50, а только 14 процентов, то есть, в три с половиной раза меньше.
