Текст книги "Если ты вернёшься... (СИ)"
Автор книги: Тиана Хан
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 27 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]
Annotation
В книге прослеживается зарождение и развитие государственности у славян Балканского полуострова в период распада Восточноримской империи: Византии, Первого Болгарского царства, Сербского государства, государства хорватов, государственности далматинских городов; подробно показываются межэтнические связи и межгосударственные отношения в VI–XII вв. в регионе и с Европой, социально-экономическая, общественно-политическая структура этих раннегосударственных образований, демография, роль церкви.
Раннефеодальные государства на Балканах VI–XII вв.
Введение
Глава первая
Глава вторая
Славяне в левобережье Дуная
Переселение славян на земли империи
Судьбы Славиний на землях империи
Глава третья
Социально-экономическое развитие империи с VII до середины IX в.
Социальная структура византийского общества в VII – середине IX в.
Организация центральной и провинциальной власти в VII – середине IX в.
Оформление феодализма в Византии и его особенности
Социальная стратиграфия византийского общества во второй половине IX–XII в.
Византийское государство в середине IX–XII в.
Глава четвёртая
Славяне нижнего подунавья и протоболгары накануне образования Болгарского государства
Образование и упрочение Болгарского государства
Ликвидация административного дуализма
Принятие христианства.
Внутренний кризис и политический упадок во второй половине X в.
Последний период истории Первого Болгарского царства
Глава пятая
Развитие раннефеодальной государственности и переход к политическому строю эпохи развитого феодализма
Глава шестая
Глава седьмая
Глава восьмая
Заключение
Список сокращений
notes
1
2
3
4
5
6
7
8
9
10
11
12
13
14
15
16
17
18
19
20
21
22
23
24
25
26
27
28
29
30
31
32
33
34
35
36
37
38
39
40
41
42
43
44
45
46
47
48
49
50
51
52
53
54
55
56
57
58
59
60
61
62
63
64
65
66
67
68
69
70
71
72
73
74
75
76
77
78
79
80
81
82
83
84
85
86
87
88
89
90
91
92
93
94
95
96
97
98
99
100
101
102
103
104
105
106
107
108
109
110
111
112
113
114
115
116
117
118
119
120
121
122
123
124
125
126
127
128
129
130
131
132
133
134
135
136
137
138
139
140
141
142
143
144
145
146
147
148
149
150
151
152
153
154
155
156
157
158
159
160
161
162
163
164
165
166
167
168
169
170
171
172
173
174
175
176
177
178
179
180
181
182
183
184
185
186
187
188
189
190
191
192
193
194
195
196
197
198
199
200
201
202
203
204
205
206
207
208
209
210
211
212
213
214
215
216
217
218
219
220
221
222
223
224
225
226
227
228
229
230
231
232
233
234
235
236
237
238
239
240
241
242
243
244
245
246
247
248
249
250
251
252
253
254
255
256
257
258
259
260
261
262
263
264
265
266
267
268
269
270
271
272
273
274
275
276
277
278
279
280
281
282
283
284
285
286
287
288
289
290
291
292
293
294
295
296
297
298
299
300
301
302
303
304
305
306
307
308
309
310
311
312
313
314
315
316
317
318
319
320
321
322
323
324
325
326
327
328
329
330
331
332
333
334
335
336
337
338
339
340
341
342
343
344
345
346
347
348
349
350
351
352
353
354
355
356
357
358
359
360
361
362
363
364
365
366
367
368
369
370
371
372
373
374
375
376
377
378
379
380
381
382
383
384
385
386
387
388
389
390
391
392
393
394
395
396
397
398
399
400
401
402
403
404
405
406
407
408
409
410
411
412
413
414
415
416
417
418
419
420
421
422
423
424
425
426
427
428
429
430
431
432
433
434
435
436
437
438
439
440
441
442
443
444
445
446
447
448
449
450
451
452
453
454
455
456
457
458
459
460
461
462
463
464
465
466
467
468
469
470
471
472
473
474
475
476
477
478
479
480
481
482
483
484
485
486
487
488
489
490
491
492
493
494
495
496
497
498
499
500
501
502
503
504
505
506
507
508
509
510
511
512
513
514
515
516
517
518
519
520
521
522
523
524
525
526
527
528
529
530
531
532
533
534
535
536
537
538
539
540
541
542
543
544
545
546
547
548
549
550
551
552
553
554
555
556
557
558
559
560
561
562
563
564
565
566
567
568
569
570
571
572
573
574
575
576
577
578
579
580
581
582
583
584
585
586
587
588
589
590
591
592
593
594
595
596
597
598
599
600
601
602
603
604
605
606
607
608
609
610
611
612
613
614
615
616
617
618
619
620
621
622
623
624
625
626
627
628
629
630
631
632
633
Раннефеодальные государства на Балканах VI–XII вв.
Ответственный редактор Г. Г. Литаврин

Введение
Интерес к истории славян в раннее средневековье характерен в настоящее время не только для историографии славянских стран, но и для мировой научной литературы в целом. Особенно большое внимание уделяется при этом древнейшей истории славянства: вопросам этногенеза и этнической истории славян, темпам и формам их хозяйственной и социальной эволюции, характеру взаимодействия с кочевыми народами, с Восточно римской (Византийской) империей и Франкским королевством, проблемам оформления у славян первых государственных образований.
Сектор древней и средневековой истории Института славяноведения и балканистики АН СССР в течение последнего десятилетия также систематически занимался древнейшей историей славянства в плане становления и развития этнического самосознания славянских народов как важнейшего фактора оформления раннефеодальных славянских народностей. Результатом этой работы явилась публикация вышедшего в свет в 1982 г. коллективного труда «Развитие этнического самосознания славянских народов в эпоху раннего средневековья». Следуя марксистско-ленинскому методологическому принципу исторических исследований, авторы труда разрабатывали проблему этнического самосознания в тесной связи с вопросами социально-экономического и государственно-политического развития славян. Однако, преследуя главную цель, коллектив авторов обращался к рассмотрению указанных сюжетов лишь попутно. Между тем недостаточная изученность проблемы зарождения и становления государственности в ее конкретных формах у разных групп славян ощущалась весьма остро. Еще в ходе работы над книгой об этническом самосознании славян возникла необходимость вернуться к проблеме государственности специально, поставив связанные с нею вопросы в центр исследования. Так. в плане работы сектора в 1979 г. появилась тема, название которой отражено в заглавии данной книги.
Опираясь на опыт и достижения своих предшественников, авторы решили несколько изменить и уточнить постановку проблемы. Новое при этом, на их взгляд, должно было состоять в следующем. Во-первых, исходя из единых критериев и принципов, проследить процесс зарождения и развития государственности одновременно у нескольких групп славян, консолидировавшихся позднее в различные этносоциальные общности (народности), с тем чтобы с возможно большей отчетливостью выявить общее и особенное в ходе эволюции и в ее конкретных формах. Во-вторых, параллельно с изучением вопросов становления раннефеодальной государственности у славян как представителей «варварского» мира рассмотреть процесс трансформации переживавшей кризис рабовладельческой государственной системы Позднеримской империи в государство раннефеодальное по своей классовой сущности. В-третьих, наконец, дифференцировать неизбежно встающую при такой постановке задачи проблему континуитета и дисконтинуитета: для «варварского» (славянского) общества континуитет, видимо, должен был состоять в сохранении элементов первобытнообщинного строя, а новое (дисконтинуитет) – в появлении и развитии элементов феодальной формации, включая противоречивое по своей сути воздействие позднерабовладельческих порядков; что же касается восточноримского (ранневизантийского) общества, то для него континуитет заключался (здесь авторы следуют в русле установившейся историографической традиции) в пережитках рабовладельческой системы, а дисконтинуитет – в зарождении феноменов нового строя, включая влияние общественных институтов, принесенных с собою «варварами», т. е. в данном случае славянами.
Коллектив авторов ограничил территориально исследуемый ареал славянского мира. Представлялось наиболее рациональным избрать на данном этапе для изучения с отмеченных позиций только балканский регион. Он представлял собою в исследуемую эпоху (VI–XII вв.) относительно более органичное историко-географическое единство по сравнению с другими территориями, занятыми в то время славянами: накануне заселения Балканского полуострова славянами он входил в течение нескольких веков в состав Римской империи, являлся частью единой административно-политической системы, все его районы испытали в целом в той или иной мере нивелирующее воздействие позднеантичной (а затем ранневизантийской) цивилизации; кроме того, Балканы в относительно короткий хронологический период (в основном с 80-х годов VI до 30-х годов VII в.) были заселены славянами, находящимися примерно на одинаковом уровне общественного развития. Именно это обстоятельство уже давно определило в марксистской науке, при попытках теоретического осмысления типологии генезиса феодализма в странах Европы, выделение территории Балкан в особый регион, для которого был характерен «умеренный» (или «уравновешенный») синтез позднеантичных и «варварских» институтов.
Необходимо, однако, в данной связи акцентировать внимание на том, что авторы данного труда отнюдь не рассматривают его как работу, посвященную раннефеодальной государственности только южного славянства (и именно – всех южных славян). Региональный принцип здесь превалирует над принципом этническим. Поэтому за рамками труда сознательно оставлена территория такой славянской (для этой эпохи – феодальной) народности, как словенская, принадлежащая к семье южнославянских народов: ее исторические судьбы в изучаемое время были теснее связаны не с балканским регионом, а с Центральной Европой (не говоря уже о том, что в силу причин внешнеполитического порядка у словенцев не сложилось устойчивого раннефеодального государственного образования).
Другая оговорка, о которой следует сразу же предупредить читателей, состоит в том, что, хотя в соответствии с региональным принципом в проблематику труда включен вопрос о превращении Восточноримской (позднерабовладельческой) империи в Византийскую (феодальную), эта тема сравнительно с вопросами, касающимися славянских территорий полуострова, рассматривается в несколько ином плане: здесь авторы в большей мере прибегают к осмыслению результатов, достигнутых в новейшей историографии, чем исследуют проблему на основе производимого заново систематического анализа материала первоисточников. Вынужденный характер такого подхода очевиден: при ограниченности объема поставленные выше вопросы византийской истории не могут быть рассмотрены детально на протяжении семи столетий (т. е. с VI до конца XII в.).
По той же причине за рамками труда оставлены обзоры источников и историографии: слишком широки хронологически и территориально параметры темы, чтобы на удовлетворяющем специалистов уровне можно было в данном труде охарактеризовать разнообразие, достоинства и недостатки основного фонда источников или дать представление хотя бы о главных концепциях и тенденциях, нашедших отражение в современной мировой научной литературе. Замечания на этот счет в главах книги даются лишь в самых необходимых случаях в примечаниях, где также не преследовалась цель привести по возможности наиболее полную библиографию – очень часто приходилось отсылать читателя к новейшим работам, авторы которых ставили перед собой выполнение этой задачи специально.
Каждой главе книги отведена своя подчиненная основным целям труда задача – об этой задаче подробно рассказано на начальных страницах соответствующих глав. Однако о VIII главе «Межэтнические связи и межгосударственные отношения на Балканах в VI–XII вв.» следует сказать особо. Помимо необходимости дать хотя бы самое общее представление о международных отношениях на Балканах в изучаемую эпоху, на фоне которых происходило зарождение и развитие раннефеодальных государств данного региона, при включении этой главы в книгу принимались во внимание еще три соображения. Во-первых, хронологические несоответствия и «разрывы» между различными главами в установлении конечной грани изложения: глава о болгарской раннефеодальной государственности доведена до 1018 г., сербской – до последних десятилетий XII в., а глава о политической организации далматинских городов – даже до середины XIII в. Хотя каждый из авторов определял эту грань самостоятельно, исходя из собственных научных представлений, указанное хронологическое разнообразие не является результатом произвольно-субъективных заключений: согласно принятому авторами общеметодологическому принципу, изложение во всех главах должно оканчиваться вместе с завершением раннефеодального периода, приходящегося в разных странах региона на разное время. Но глава о болгарской государственности оборвана на 1018 г. не в силу соблюдения этого принципа, не в результате наступления в Болгарии периода зрелого феодализма, а потому, что в этом году независимое Болгарское государство было полностью завоевано Византийской империей. Поэтому краткое рассмотрение периода византийского господства на болгарских землях (1018–1186 гг.) содействует рассмотрению поставленных в книге проблем в рамках сравнительно единой исторической эпохи. Во-вторых, исследуемый в данном коллективном труде период раннефеодальной государственности в Византии не завершился с завоеванием болгарских земель в 1018 г., а продолжался по крайней мере до рубежа XI–XII вв., причем присоединение к империи территории Болгарии имело существенные последствия для судеб византийской государственной системы. В-третьих, наконец, в период византийского господства государственно-политические традиции болгарского народа не исчезли, обусловив возрождение болгарской государственности в 1186/87 г., когда обрели полную самостоятельность и сербские земли, находившиеся с установлением византийской гегемонии на Балканах в разной степени зависимости от империи на разных этапах этой эпохи.
В заключение подчеркнем, что авторы не задавались целью достижения полностью согласованных мнений по всем вопросам: работа носит поисковый характер, последнее слово в каждой главе принадлежит, естественно, самим специалистам, которые, однако, сознавая крайний недостаток источников для разработки поставленных проблем, готовы признать некоторые свои суждения и выводы лишь рабочими гипотезами.
Приложением к труду является синхронная хронологическая таблица, в которой отражены этапы и поступательный ход развития государственности у народов Балканского полуострова в раннефеодальный период, а также те основные события, с которыми этот процесс был тесно связан. Таблица составлена О. В. Ивановой.
В научно-организационной и редакционно-технической работе принимали участие: Н. С. Захарьина, О. В. Иванова, С. А. Иванов, В. К. Ронин. Указатель имен составлен О. В. Ивановой.

Глава первая
Восточноримская империя в V–VI вв
(Г. Г. Литаврин)
В задачи данной, обзорной главы входит краткий очерк византийской (восточноримской) государственности к началу заселения Балканского полуострова славянами. Такой очерк представляется необходимым в силу двух основных причин: он должен послужить отправным пунктом для рассмотрения как проблемы превращения Позднеантичной рабовладельческой империи в феодальную средневековую монархию (Византию), так и процесса становления раннефеодальных славянских государств на некогда принадлежавших империи землях.
Основная трудность сжатой характеристики Восточноримской империи V–VI вв. состоит в том, что в настоящее время в марксистской историографии (не говоря уже о буржуазной литературе) обнаружились существенные разногласия в трактовке основных проблем «протовизантийского» или «ранневизантийского» периода[1]. О глубине этих разногласий можно судить хотя бы по тому, что одни исследователи относят IV–VI вв. к «переходной эпохе», когда рабовладельческие отношения в целом уже потерпели крах (эти историки называют империю этого времени «Византийской»), другие считают, что она до начала – середины VII в. оставалась в своей основе позднеантичной, рабовладельческой (и именуют ее «Позднеантичной» или «Восточноримской»)[2].
Естественно, в данной главе невозможно дать представление о многих дискуссионных вопросах. Существенная трудность состоит также в том, что при характеристике империи в целом надлежит – в соответствии с задачами труда – сосредоточить главное внимание на ее балканских провинциях, не придавая в то же время им самодовлеющего значения и но искажая исторической перспективы.
Наконец, еще одно специфическое затруднение: современная историография констатирует наименьшую разработанность проблем как раз государственной системы Восточноримской империи и путей ее эволюции в связи с изменениями в ее экономической и социальной структуре. Указывая на многообразие факторов, отражавшихся на формах и специфике государственной власти, историки не считают возможным в настоящее время оценивать констатируемые при этом особенности в качестве одного из признаков типологии феодальных отношений в Европе, хотя и подчеркивают здесь как наиболее важное типологическое отличие сильную центральную власть и всеобъемлющую централизованную эксплуатацию непосредственных производителей через государственную налоговую систему[3].
Сколько-нибудь полная характеристика процессов экономического развития империи в ходе V–VI столетий здесь, конечно, невозможна. Однако и обойти молчанием этот вопрос нельзя, поскольку он связан с проблемой социальной структуры восточноримского общества, а эта структура, в свою очередь, лежала в основе государственной системы империи в юстиниановский и постюстиниановский периоды.
Ко времени воцарения Юстиниана I (527–565) империя, уже более столетия развивавшаяся совершенно обособленно от Западной Римской империи, окончательно конституировалась политически как самостоятельное государство, обнаружившее в IV–V вв. гораздо большую жизнеспособность, чем западная часть бывшей единой Римской державы.
Главные причины этой устойчивости состояли в том, что на Востоке кризис рабовладельческого строя протекал более медленными темпами и имел менее острые формы. Обусловлено же это было следующими факторами: рабовладение в восточных провинциях было вообще менее развито, чем на Западе; здесь был гораздо более многочисленным слой свободного крестьянства, игравшего существенную роль и в производстве, и в сохранении боеспособного войска; мягче, чем на Западе, были здесь также формы колоната; намного больше было на Востоке городов, славившихся своими изделиями и игравших крупную роль в международной торговле; значительно богаче были в Восточном Средиземноморье и природные ресурсы, и более благоприятными географические и климатические условия.
Обособление восточных провинций от западноримских, переживавших глубокий затяжной кризис, содействовало концентрации средств в руках господствующего класса и упрочению государства, которое окончательно сложилось к началу VI в. как военно-бюрократическая монархия, осуществлявшая диктатуру класса рабовладельцев и крупных землевладельцев, а также высшего чиновничества.
В пределы Восточноримской империи вошли следующие земли: весь Балканский полуостров (кроме Далмации и Паннонии), Малая Азия, Северная Месопотамия, Сирия, Палестина, Египет, а также Крит, Кипр, Родос и другие острова Восточного Средиземноморья.
Балканский полуостров, северные провинции которого пережили расцвет в IV – начале V в., в целом уже не принадлежал к провинциям, составлявшим главную экономическую базу государства. Эту роль исполняли азиатские провинции, и особенно Египет. Однако равнины Фракии, Южной Македонии, Фессалии и Пелопоннеса славились и в начале VI в. высоко рентабельным производством злаков, фруктов и овощей. Высокопродуктивным было на полуострове также скотоводство.
Здесь были расположены и два крупнейших торгово-ремесленных центра империи: ее гигантская столица Константинополь и Фессалоника. Балканы пересекали три крупные торговые магистрали, ведшие к Константинополю: знаменитая «Виа Эгнация», шедшая от Диррахия через Фессалонику; путь из Виндобоны (Вены) через Сингидунум (Белград) и путь по правобережью Дуная до его устья и далее – на юг.
Как и прочие части империи, Балканский полуостров не представлял собой некоей однородной социально-политической структуры: он, впрочем, никогда не составлял полного единства также не только в природно-географическом, но и в этническом и общественно-культурном отношении.
Относительная общность всего региона была обусловлена в IV–V вв. единообразием политического и государственно-административного устройства. Тем не менее разные его части резко различались но уровню экономического и культурного развития, по степени интенсивности городской жизни, по общему укладу быта и организации поселений. Наиболее развитыми были южные области (включая Южную Македонию), населенные по преимуществу греками. В глухих горных районах (в Эпире, Родопах, на Пинде и Геме, в Иллирике) преобладали скотоводство и экстенсивные формы земледелия. Эти районы не испытали в V–VI вв. заметного подъема, но в них был менее острым и кризис рабовладения.
Неустойчивой была экономическая и социально-политическая жизнь в северных провинциях, ставших с III в. объектом нашествий «варваров».
Социальная структура восточноримского общества в рассматриваемую эпоху усложнилась. В последние годы все чаще высказывается убеждение, что исследователи предшествующего времени существенно преуменьшили значение рабского труда в Позднеримской империи V–VI вв. не только в ремесле, но и в сельском хозяйстве[4]. В эпоху Юстиниана I произошла стабилизация рабства[5]. Археология подтверждает факт сохранения на Балканах в VI в. крупных рабовладельческих вилл; законодательство Феодосия II (408–450) и Юстиниана I не оправдывает мнения о специальном введении новых норм права с целью содействия процессу изживания рабства[6]. Напротив, эти законы способствовали его сохранению[7]. Следует учитывать также, что в горных районах существовали крупные скотоводческие хозяйства, в которых обычна рабы использовались в значительном числе (в качестве пастухов, на переработке сельскохозяйственной продукции, при доставке грузов и т. д.).
Хотя большинство сельских рабов было уже в VI в. посажено на землю, немало их еще обслуживало виллу. Множество рабов было среди квалифицированных ремесленников, садовников и виноградарей[8]. Знатные люди и даже простые крестьяне радовались победам над «варварами», так как это означало падение цен на рабов. Обладание рабами оставалось по-прежнему престижным; рабов хотели иметь даже бедняки и бывшие рабы[9].
В Кодексе Юстиниана, действительно, проявлено меньше внимания к рабам сравнительно с колонами[10]. Однако статус колонов был низведен почти до рабского: даже при уменьшении в IV–VI вв. роли рабского труда в производстве рабство продолжало сохраняться как система; появление предпосылок нового способа производства в экономике не тотчас находило отражение в сфере социальных отношений – их перестройка происходила с запозданием[11]. Перевод рабов на пекулий не означал подлинного освобождения – состояние личной зависимости оставалось наследственным. Итак, VI столетие не может рассматриваться как эпоха полного крушения рабовладения. Это произошло только в VII в.
Столь же неоднозначны теперь и оценки колоната V–VI вв. Прежде всего отвергнуто еще недавно распространенное мнение о колоне как основном сельском труженике той эпохи. Во всяком случае о численном преобладании колонов над всеми прочими категориями крестьян говорить нельзя, хотя колоны и выдвинулись на передний план по значению их труда в сельском хозяйстве[12].
В IV–V вв. колоны еще четко разделялись на свободных и приписных (энапографов). Главное их отличие состояло в прикреплении вторых к земле и к личности господина. Однако законом 531/2 г. оказались прикрепленными к земле и «свободные колоны». Происходило сближение статуса колонов обоих категорий, как и наследственных арендаторов, вольноотпущенников и рабов на пекулии, – все они оказывались лишенными свободы передвижения и резко ограниченными в имущественных правах. И колоны по многим вопросам подлежали юрисдикции своего господина. Дарились и продавались они только вместе с обрабатываемой ими землей. В законе Анастасия I (491–518) от 500 г. упор делался не на том, как ранее, что через 30 лет непрерывного держания земли колон обретал наследственные права на арендованную землю и не мог быть с нее согнан, а на том, что после указанного срока он лишался права покинуть свой участок, как адскриптиций – энапограф; его статус сближался со статусом раба на пекулии[13].
Это прикрепление являлось скорее инициативой государства, чем частных землевладельцев, и проводилось прежде всего ради обеспечения регулярного поступления налогов, ибо колоны являлись не только зависимыми арендаторами чужой земли, но и налогоплательщиками казны[14].
Колонат был несомненным шагом вперед сравнительно с рабством. Он обеспечил возможность ведения непосредственным производителем самостоятельного хозяйства. Однако колон не был прообразом парика – колонат не означал решительного перехода к новым (отвечающим возросшим производительным силам) условиям ведения крестьянского хозяйства: имущественные права колона были слишком ограничены, свобода стеснена, правоспособность незначительна. Колонат оказался по существу тупиковой, а не промежуточной формой эксплуатации между рабством и феодальной зависимостью[15]. Он перестал обеспечивать даже прожиточный минимум крестьянской семьи и утратил ведущее значение в развитии аграрного строя[16].
Ответом на рост эксплуатации были массовое неповиновение колонов, их бегство, вступление в отряды «скамаров» (разбойников). Государство было вынуждено порой прощать недоимки, снижать второстепенные платежи, но и не могло функционировать без регулярного, в традиционно высоких нормах изъятия у колонов продуктов их труда. Предельно ясно о заинтересованности центральной власти в эксплуатации колонов и прикреплении их к земле свидетельствует эпизод с самаритянами, преследуемыми за веру уже при Юстиниане I; их волнения в 551 г. вынудили императора вернуть им часть отнятых у них прав, а после нового их возмущения в 572 г. Юстин II (565–578) лишил их права наследования, сделав, однако, исключение для самаритян-колонов, участников волнений: в новелле подчеркивалось, что за этими колонами сохранено право наследования «не ради них самих», а «ради налогов и доходов», поступающих от них в казну[17].
Что касается свободного крестьянства, то оно сохранялось в империи и в VI в., особенно на севере и в горных районах. Слой этот подвергался постоянной эрозии: для Фракии и дунайских провинций была характерна глубокая дифференциация среди свободных общинников (археологи засвидетельствовали выделяющиеся богатством сельские могилы рядом с массой бедных)[18]. Разложению свободного крестьянства способствовали непрерывные вторжения «варваров» и военные действия против них, а также непосильные налоги, произвол чиновничества и насилия крупных землевладельцев. Но ряды свободных крестьян одновременно пополнялись посаженными на землю «варварами», отслужившими сроки ветеранами, оседавшими в пограничных провинциях, беглыми рабами и колонами, вольноотпущенниками, арендаторами и т. п. Исследователи спорят о масштабах распространения среди свободных крестьян общинных отношений. Полагают, что там, где община (комитура, митрокомия) сохранялась, это была по преимуществу соседская община (марка), в которой пахотные наделы перешли в полную частную собственность и переделы уже не производились. В менее развитых горных районах встречалась и земледельческая община с периодическими переделами и даже большесемейная с сильными пережитками кровнородственных отношений.
Постепенная с конца V в. замена воинской повинности денежными или натуральными податями свидетельствовала об ослаблении материальных возможностей общинников. Вряд ли имели большое хозяйственное значение колонии иноплеменников («варваров»), поселяемых в III–VI вв. на запустевших землях на статусе свободных крестьян. До середины VI в. это были по преимуществу германцы. В основном они получали статус федератов, несших пограничную службу во главе со своими вождями и получавших обусловленное договором содержание. Эти поселенцы, как правило, проявляли мало прилежания в сельскохозяйственном труде, предпочитая жить за счет правительственных поставок, часто поднимая бунты, грабя коренных жителей, т. е. ведя паразитический образ жизни. Особенно это было характерно для большей части готов, почти совсем отвыкших за сто лет пребывания на Балканах в качестве федератов от производительных занятий[19].
Но и после ухода с Балкан основной массы готов в V в. какие-то их поселения сохранились в Мисии при Юстиниане I. Готский историк VI в. – Иордан пишет: «Были еще и другие готы, которые называются Малыми, хотя это – огромное племя… по сей день они пребывают в Мезии… это – многочисленное племя, но бедное и невоинственное, ничем не богатое, кроме стад различного скота, пастбищ и лесов; земли их малоплодородны как пшеницей, так и другими видами злаков; некоторые люди там даже не знают виноградников, – существуют ли они вообще где-либо, а вино они покупают себе в соседних областях, в большинстве же питаются молоком»[20]. Даже при возможности некоторых преувеличений в описании Иордана (отсутствие виноградников у авторов того времени приравнивалось к «варварству») все-таки ясно, что писатель видел в этих поселенцах скорее не земледельцев, а бедных скотоводов.
Развитие практики патроциниев, т. е. отдача себя вместе с собственной землей под покровительство магнатов, несмотря на запреты властей, вело к уменьшению числа свободных крестьян. В целом, безусловно, традиции сохранения свободного общинного крестьянства, восходящие к античности, затрудняли становление новых форм зависимости. Ни по численности, ни по степени социального расслоения в VI в., ни по роли в производстве позднеримское свободное крестьянство (как и рабство и колонат) не могло служить основой для перехода к новому общественному строю. Свободные крестьяне также, подвергаясь тяжелейшему гнету центральной власти, были лишены стимула к развитию производства.
Предметом дискуссии является также вопрос о среднем и крупном землевладении, как, частном, так и государственном (императорском) и церковно-монастырском. Согласно новейшим исследованиям, несмотря на почти непрерывные в IV – начале VI в. вторжения «варваров» на Балканы, крупное землевладение, особенно на юге, еще удерживало свои позиции[21]. С V в. оно стало даже увеличиваться, например, во Фракии, особенно церковно-монастырское[22]. Но наиболее стремительно росло императорское землевладение в силу целенаправленного (наиболее отчетливо – при Юстиниане I) курса правительства, стремившегося упрочить права казны на все незанятые земли и добиться сокращения крупного сенаторского землевладения. В отдельных районах императорские земли занимали от ⅓ до ½ всех культивируемых земель и угодий. Однако в структуре имений в местностях, подвергшихся «варварским» набегам, произошли серьезные изменения: резко сократилась господская запашка, вилла превратилась из хозяйственного центра в управленческий и в место склада и переработки продуктов; перед угрозой нападения «варваров» – иногда совместно с мятежными рабами и колонами[23] – усадьба была укреплена прочными стенами и башнями. Все чаще господин имения постоянно проживал в ближайшем городе или самой столице империи[24]. Сокращение господской запашки стало характерным и для императорских имений; в условиях трудно осуществляемого контроля за кураторами императорских имений земля стала раздаваться в аренду, особенно – в долгосрочную (эмфитевтическую) и особенно – состоятельным сельским собственникам. Фиск предоставлял зачастую в обмен за уплату арендных взносов право отчуждения арендованной земли вместе с лежавшим на ней тяглом.








