Текст книги "Аналогичный мир - 2 (СИ)"

Автор книги: Татьяна Зубачева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 51 (всего у книги 93 страниц)

– Чтоб мышцы расслабить. Часто массаж делал?

– Через день, два.

– А общий?

– На общий денег не напасёшься, – оскалился Чак.

– Кто делал?

– Слайдеры, – Чак внимательно посмотрел на Криса. – Из ваших они, спальники, все трое. Знаешь их?

– Знаю, – кивнул Крис. – Они здесь на диплом сдавали, чтобы патент получить.

– Этот, Бредли, ну, хозяин их, так он их отсюда покупал? – небрежно спросил Чак.

Крис негромко рассмеялся.

– Ошалел? Свободе год скоро. Мы все свободные.

Чак резко отвернулся, едва не выдернув руку из пальцев Криса.

– Не дёргайся, – придержал его за плечо Крис. – Мне…

И замер с приоткрытым ртом.

– Ты чего? – повернул голову Чак.

– Та-ак, это же… – Крис тыльной стороной ладони потёр лоб. – А ну-ка, отвернись.

– Слушай, – насторожился Чак. – Если ты задумал чего, так я и ногами тебе врежу, не обрадуешься.

– Отвернись, я сказал.

Крис ладонью отвернул ему голову, прижал её щекой к подушке и снова нажал на точку в подмышечной впадине. И безвольно лежащие на его колене чёрные пальцы Чака дрогнули, приподнимаясь, собираясь в горсть и опять опали. Чак задёргал головой, пытаясь высвободиться.

– Ты чего? Пусти!

Крис отпустил его голову.

– Полежи, отвернувшись.

– Зачем?

– Сам полежишь или опять прижать?

И нажал на точку в локте.

От боли, хлестнувшей по руке огненной струёй, и главное от неожиданности Чак закричал и рванулся. И тут же распахнулась дверь, и в палату вбежал Жариков, а следом за ним Гольцев.

– Крис…! Не смей!

– Доктор Ваня! – забыв обо всех правилах, счастливо заорал, вскакивая на ноги, Крис. – У него дёргается!!! – и бессмысленно счастливо выругался сразу на двух языках.

Чак извивался, пытаясь высвободиться из хватки Криса, отчаянно ругаясь. Но как только над ним наклонился доктор, замер с выражением угрюмой покорности.

– Вот, – сбивчиво путая слова, объяснял Крис. – Я проминал его, он повернулся, и я точку задел, они и дёрнулись, повторил… точно. Ну, я за локоть… и чувствительность сразу, и…. вот, смотрите, Чак, сейчас больно будет…

И опять боль, от которой Чак невольно забился, пытаясь увернуться, застонал.

– Хватит-хватит, вижу, – остановил Криса Жариков. – А с другой рукой?

– Не знаю. Проверить? – предложил Крис.

– Убейте! – крикнул Чак. – Хватит уже с меня, убейте!

– Дурак, – Крис улыбался так, что у Чака невольно дёрнулись в ответной улыбке губы. – У тебя рефлекторная дуга есть. Понял?

– Чего-чего?! – вырвалось у Чака.

– Потом объясню, – отмахнулся Крис и посмотрел на доктора. – Я ему мну и чувствую: живые мышцы, ну… ну, не тряпочные. Я ж работал с этими… – и по-русски: – спинальниками., – и снова по-английски: – Там, как на подушке, неживое месишь, а здесь… ну, совсем другое.

– Тише-тише, – остановил его Жариков.

Прощупывая руки Чака, сгибая и разгибая ему пальцы, ладони, он, не отрываясь, смотрел на его лицо, прямо в глаза. Чак часто дышал полуоткрытым ртом, на его лбу и скулах выступили капли пота.

– Интересно, – тихо, как самому себе, но по-английски сказал Жариков. – Совсем интересно. Больно, Чак?

– Не знаю, сэр, – неуверенно ответил Чак.

И в самом деле, не боль, а какая-то… щекотка глубоко внутри.

– О чём ты сейчас думаешь?

Чак растерянно заморгал. Вопрос был настолько странный, что он не знал, как на него отвечать.

– Ни о чём, сэр.

– Ладно, – Жариков выпрямился. – Отдыхай. Крис, ты перестели, а то сбилось, натирать будет.

– Хорошо, доктор, – кивнул Крис. – А… массаж? Я ему левую не закончил.

– Ты как? – Жариков посмотрел на Чака. – Очень устал?

– А больно не будет? – совсем по-детски вырвалось у Чака.

– Нет, – мотнул головой Крис. – Больше не будет.

– Тогда закончи, конечно, – кивнул Жариков.

Крис поставил на место отлетевший в сторону стул, поправил Чака, сел и взял его левую кисть.

Чак настороженно ждал боли. Жариков и Гольцев, стоя рядом, смотрели, не отрываясь. Но Гольцев на руки Криса, а Жариков на лицо Чака. Крис аккуратно положил руку Чака на кровать и поднял на Жарикова глаза.

– Всё.

– Хорошо, – Жариков улыбнулся Чаку. – Отдыхай. Крис, потом, когда закончишь здесь, зайди ко мне.

– Хорошо, доктор, – кивнул Крис.

Когда Жариков и Гольцев вышли, Крис откинул одеяло.

– Вставай, перестелю.

Чак медленно, неуверенно встал. И, пока Крис перетряхивал, перестилал ему постель, расправляя и разглаживая складки, неловко топтался рядом.

– Ну вот, ложись. Чего тебе дать? Утку, судно?

– Я… сам пойду, – глухо ответил Чак.

– Так нагишом и пошлёпаешь? – необидно усмехнулся Крис. – Уборная здесь общая, по коридору надо. А там ещё ручки, рычаги и цепочки всякие, не справишься. Давай, ложись.

Чак лёг. С первых дней именно эта процедура больше всего унижала его. Большей беспомощности не бывает. Но не ходить же под себя. И сил на то, чтобы хотя бы поязвить, уже не было: он чего-то страшно устал. И ссориться с Крисом неохота.

– Не надо ничего. Не хочу я.

– Ладно, – согласился Крис, – твоё дело. Спи тогда, – расправил на нём одеяло и пошёл к двери.

– Крис, – нагнал его уже в дверях натужный шёпот.

– Чего тебе? – обернулся Крис.

– Подойди, – попросил Чак.

Крис пожал плечами и подошёл.

– Ну?

– Нажми мне… на правой… – Чак судорожно сглотнул. – Посмотреть хочу.

– Больно будет, – предупредил Крис, беря его правую руку.

– Плевать. Перетерплю. Только увидеть… – прошептал Чак.

Крис понимающе кивнул и повернул его руку так, чтобы Чак видел свою бессильно обвисающую кисть. Нажал на точку в локтевом суставе. Лицо Чака исказилось, из глаз потекли слёзы, а рот открылся в беззвучном крике, но он, не мигая, смотрел на свой полусжатый кулак. Крис отпустил его локоть, и почти сразу ослабли, повисли пальцы. Чак хрипло перевёл дыхание. Крис взял с тумбочки марлевую салфетку и вытер ему лицо.

– Всё. Спи.

Чак, не ответив, закрыл глаза. И когда стукнула, закрываясь, дверь и наступила тишина, беззвучно заплакал.

– Интересно, очень интересно, – Гольцев снял халат, аккуратно расправил рукава. – Жаль, но надо ехать.

Жариков кивнул.

– Если найдётся что…

– Найдётся, Иван Дормидонтович, – Гольцев подмигнул. – Когда знаешь, что искать и где искать, то обязательно найдётся. Ничего, соберём мозаику.

Жариков улыбнулся и продолжил тоном рассказчика:

– И проведём большой процесс.

Гольцев задумчиво пожал плечами.

– Начальству, конечно, виднее, но, может, и проведём. Дело, я думаю, не в процессе. Да и судить там особо некого. Ладно, спасибо. Если что… я всегда и сразу.

– Спасибо. Непременно и тоже сразу.

Последнее рукопожатие, и за Гольцевым закрылась дверь. Жариков прошёлся по дежурке, постоял у окна, невидяще глядя на уже привычный пейзаж. Ночка, кажется, предстоит весёлая. Хотя и прошлые скучными не были. А до ночи ещё о-го-го сколько времени. И его ещё прожить надо.

– Чак, – тихо позвал знакомый голос. – Ты как?

Чак медленно, раздирая слипшиеся от высохших слёз ресницы, открыл глаза. Гэб? Да, Гэб, не в рабском, а белом нижнем белье, как у…

– Щеголяешь? – заставил себя ухмыльнуться Чак. – Под беляка, смотрю, вырядился.

– Так моё всё забрали, как привезли, – развёл руками Гэб. – А вот это дали. А ты что… нагишом? Чего, тебе не дали, что ли?

– А тебе что за печаль? – неприязненно ответил Чак. – Чего припёрся?

– Орал ты здорово, – пожал плечами Гэб. – А потом тихо совсем стало, я в коридор выглянул, смотрю – никого, убрались поганцы, я и пошёл…

– Посмотреть, – закончил за него Чак.

– А что, нельзя? – насмешливо скривил губы Гэб.

– Посмотреть и добить, не так, что ли? – Чак перевёл дыхание. – Вали отсюда на хрен, скотина.

– Но-но, не очень-то задирайся. Обломаю, – напрягся Гэб.

– А кто ты? – Чак схватил открытым ртом воздух. – Мы здесь который день, дверь не заперта. Ты хоть раз пришёл? Ты же знал, что я безрукий… Кто ты после этого?

– Так поганцы, спальники эти чёртовы, так и снуют, так и кишат, – невольно стал оправдываться Гэб.

– С каких это пор ты спальников стал бояться? – насмешливо спросил Чак. – Помню, тогда ты с ними лихо расправлялся. А, ну да, те ж перегоревшие были, да ещё в наручниках, тогда, конечно, ты храбрый был.

– Тебя заткнуть? – угрожающе спросил Гэб. – Чего они тут с тобой делали? В тюрьме ты так не орал. Тебя что, этот метис трахнул?

Чак и раньше был лучшим по реакции в их десятке. Гэб стоял далеко, и удар – Чак бил ногами ему в голову – пришёлся вскользь, но достал.

Упали оба, но Гэб вскочил на ноги первым, замахнулся… и тут же полетел в дальний угол от удара Эда.

– Вот сволочь какая, – покачивая головой, Эд помог Чаку встать. – Ты как, парень, хребтину не зашиб?

Чак буркнул что-то неразборчивое и лёг обратно. Эд подобрал свалившееся одеяло, встряхнул его и накрыл Чака. Лёжа в углу на полу, Гэб настороженно следил за ними, готовясь к ответному удару. Но Эд, повернувшись к нему, насмешливо сказал:

– Давай, вставай. Не симулируй.

Гэб встал. Эд жестом показал ему на дверь.

– Пошёл!

– Ты не очень-то… – Гэб вдоль стены, следя за дистанцией, пошёл к двери.

– Не очень, не очень, – кивнул Эд.

– Что здесь происходит? – Жариков стремительно вошёл в палату.

Гэб замер, ожидая неизбежного: не будет спальник его покрывать, это и дураку-работяге ясно.

– Коллеги профессионально поговорили, – улыбаясь, объяснил Эд. – Но всё кончилось хорошо.

– Я его первым ударил, – глухо сказал Чак.

Гэб досадливо мотнул головой.

– Я довёл.

Ну вот, всё сказано, теперь беляк начнёт раздавать. Кому чего захочет. Ручищи у него… дай бог, болеть долго будет. Лишь бы не ток – незаметно вздохнул Гэб – от тока потом долго нутро дёргаётся.

Жариков засунул руки в карманы халата.

– Вы что, даже друг с другом только кулаками разговариваете? – устало спросил он.

– Так для другого разговора мозги нужны, – ответил за них Эд, поднимая опрокинутый в драке стул и ставя его на место.

Чак и Гэб молчали, а Эд продолжал:

– Не умеют они по-другому, доктор. И сами другого не понимают. Вот почему он, – Эд кивком указал на стоящего у стены Гэба, – вас не понимает? А потому, что вы не бьёте его. Побили бы, так он бы вас сразу за хозяина признал и доволен бы был… до не знаю чего. Раб – так он раб и есть. Свобода человеку нужна.

– Заткнись, – не выдержал Гэб. – Сэр, велите ему заткнуться. Он такой же раб…

– Был я рабом, – перебил его Эд. – А теперь я человек, понял? А не понял, так и чёрт с тобой. Гоните его отсюда, доктор Иван. Здоровый бугай койку занимает. Пусть катится к своему Старому Хозяину.

Жариков не успел ничего сказать: так стремительно Гэб кинулся на Эда.

Забился, пытаясь встать, Чак, но схватка уже закончилась. Эд скрутил своего противника так, что Гэб не мог шевельнуться. Из-за спины Жарикова вдруг вывернулся Майкл и подошёл к ним.

– Подержи его, сейчас успокою.

Гэб дёрнулся, но пальцы Майкла уже нажали нужные точки в основании шеи. Гэб закатил глаза и обмяк.

– Давай, помогу уложить, – Майкл белозубо улыбнулся Жарикову. – Это на полчаса всего, доктор Иван, не больше.

Чак и Жариков молча смотрели, как Эд и Майкл вынесли из палаты тряпочно болтающееся тело.

– Сэр, – выдохнул Чак, – не отдавайте его Старому Хозяину, лучше уж, – Жариков ждал уже знакомых слов: «убейте сами», но вместо этого необычное: – здесь оставьте, им на потеху. Мне конец, я понимаю, но он-то…

– Успокойся, Чак, – Жариков мягким осторожным движением коснулся его плеча. – Ты же знаешь, что никакой… потехи не будет.

Чак молча несогласно отвернулся, прикрыл глаза.

– Спи, Чак, – Жариков чуть-чуть поправил ему подушку и вышел.

Как там Гэб? Никогда не думал, что парни такое умеют. Слышал о таком, но вот так увидеть… Об ударах в основании шеи хорошо известно, как и о последствиях, но вот по точкам… Век живи, век учись – да. И ещё. Фраза Эда. «Коллеги профессионально поговорили». Совсем неожиданная лексика, она-то откуда? Ведь явно привычные слова, и смысл, и контекст… Но это успеется. Сейчас главное – Гэб.

Гэб лежал на кровати, закрыв глаза, и хрипло, но ровно дышал. Рядом сидел Эд, обмахивая его лицо специальной картонкой. На стук двери Эд обернулся и встретил Жарикова улыбкой.

– Всё в порядке, доктор Иван.

– Ты называешь это порядком? – Жариков подошёл и взял левую руку Гэба, нащупал пульс.

Пульс редкий, но наполненный, пальцы тёплые. Жариков опустил чёрную кисть на одеяло.

– Сейчас отдышится, – успокаивающе сказал Эд.

– Я не знал, что вы это умеете, – Жариков старался говорить спокойно.

– Да нет, доктор, не умеем. Я сам не думал, что Майкл это знает. Ну про точки-то мы все знаем, но чтобы по времени было… Там же чуть пережмёшь, и всё. Кранты.

Гэб осторожно приподнял веки и тут же опустил их. Но Эд заметил и уже насмешливо продолжил:

– Это вот его расспрашивать надо. Их этому специально учили.

Гэб судорожно дёрнул кадыком, будто сглотнул, но глаз не открыл. Эд отложил картонку и взял с тумбочки марлевую салфетку, вытер Гэбу лицо. Тот невольно дёрнулся, вскинул руку. Эд вложил в неё салфетку и, широко улыбнувшись, встал.

– Вот и отдышался.

Гэб из-под прижмуренных век покосился на доктора и промолчал, вытирая лицо. Эд деловито оглядел палату.

– Я за полдником пойду, доктор, – сказал он, перемешивая русские и английские слова. – Ему занесу и Чака накормлю.

Жариков кивнул.

– Хорошо.

Эд еле заметно подмигнул и вышел. Гэб, настороженно следивший за ними, когда за Эдом закрылась дверь, осторожно сел.

– Прошу прощения, сэр, я не хотел.

– Чего? – Жариков сел на стул так быстро, что Гэб не успел отпрянуть, и теперь они сидели лицом к лицу, как… как равные?!

Гэб тряхнул головой, отгоняя невозможное, невероятное.

– Сэр, он так кричал, а потом затих… я… я и пошёл… посмотреть, – Гэб не мог отвести взгляда от коричневых с жёлтыми крапинками глаз доктора, и слова будто сами выскакивали. – Я не хотел ни добивать, ни задирать его, сэр, я… это как-то само получилось.

– Вы дружили… раньше?

– Нет, сэр. Мы просто были вместе. Когда надо, работали вместе, если что, – Гэб вздохнул, – прикрывали друг друга. Ну, и если приходилось, если приказывали, то своих мы убивали сразу, без мучений. А дружить… Нет, сэр, дружба рабам не положена. За неё убивали сразу.

– Не дружили или не показывали дружбу?

Гэб молча опустил голову.

Вошёл Эд, поставил на тумбочку стакан кефира и блюдце с булочкой и вышел. Гэб словно не заметил этого, продолжая сидеть неподвижно. Жариков встал и пошёл к двери.

– Сэр, – догнал его у двери хриплый голос, – вы не сказали… что я наказан… Я могу это съесть, сэр?

– Как хочешь, – бросил, не оборачиваясь, Жариков и закрыл за собой дверь.

Оставшись один, Гэб обречённо посмотрел на стоящую на тумбочке еду и вздохнул. «Как хочешь». Есть, конечно, всегда хочется, и по сути если, то это его пайка, и особого приказа не нужно, но дёрнуло же за язык, а теперь… приказа не было, а еда, вон она, рядом. Гэб взял булочку. Мягкая и будто как тёплая изнутри. Ну, была, не была. С одного раза он не загорится. А руки уже как сами по себе запихнули булочку в рот и цепко ухватили стакан…

Он вытряс последние густые капли себе в рот, поставил пустой стакан на тумбочку и лёг. Ну, ладно. Обошлось – так обошлось. Он не врал этому беляку, ведь и вправду ничего такого Чаку не хотел. Чак сделал то, о чём все они затаённо мечтали, отомстил за них, за всех, и вот… Чаку тоже мстят, не дают умереть. Нет, он не боится боли, вынес её достаточно, что и говорить, но нет, не боится. Боится беспомощности, зависимости от этих чёртовых спальников. Ишь, корчат, что такие они, понимаешь ли, все из себя… Метис этот на дежурство с книжкой припёрся, в уборную когда ходил, подсмотрел. Сидит себе, погань рабская, в дежурке и пальцем по строчке водит, губами шлёпает, грамотей… На хрена спальнику грамота?! Для выпендрёжа только. Увидит кто из беляков, вспорют парню задницу до костей… для начала. И чтоб сказал, кто ему буквы показал. И тогда за того возьмутся, а если всё же выживет, то в лагерь. Это уж как положено. А этот дурак на виду сидит и не слушает ни хрена, фасон давит, будто не боится, а что он того, научившего, подставляет, ему по хрену…

Гэб покосился на пришедшего забрать посуду Эда.

– Ну как, накормил, ублажил и одеяльцем укрыл?

– Завидно? – усмехнулся Эд, забирая стакан и блюдечко.

– Было бы на что, – фыркнул Гэб. – Слушай, а баб, чернушек спальных, у вас тут что, совсем нет? Вас, значит, используют. На всех и по-всякому.

Эд невидяще скользнул по нему взглядом и вышел, плотно без стука прикрыв за собой дверь.

В коридоре Эд беззвучно выругался и покатил столик по коридору к служебному лифту. Ну, как скажи, неймётся скотине, так и нарывается сволочь. Отметелить – не проблема, после сегодняшнего, когда он Чака бить полез, и доктор Иван, как это по-русски сказать, сквозь пальцы посмотрел бы, так нет, сам себя держишь. Раз решил, так нечего назад.

Гэб прислушался к удаляющимся по коридору шагам и с размаху ударил кулаком по подушке, срывая злобу. Лёг ничком, обхватив подушку руками. Чёрт, ведь загонят они его на горячку, сволочи белые с прихвостнями своими, и умереть не дадут. Ну, Чака понятно, а его-то за что? Сходить, что ли, к Чаку? Поговорить, душу отвести… Так ведь опять сцепимся. И почему так? И не хотим, а сцепляемся. И всегда так. Слово за слово, и уже кулаки в ходу. Чёрт…

Чак лежал, облизывая губы, словно хотел ещё раз ощутить вкус странного молока, и вспоминал. Когда этот негр – вроде его Эдом зовут – принёс еду, заставил себя молчать вмёртвую, чтобы и словом случайно не задеть. Знал это за собой: начнёт говорить, чего-нибудь не того ляпнет. Вот и молчал. Съел всё, выпил.

– Тебе руки под одеяло убрать?

– Нет, так оставь, – и натужно вытолкнул: – Спасибо, что прикрыл.

– Не за что.

Эд уже повернулся уходить, и он заторопился.

– Постой. Гэба… сильно за драку…?

– Да нет, быстро оклемался, – пожал плечами Эд.

– Я о беляке. Гэбу он… чего сделал?

– Ничего, – Эд усмехнулся. – Это меня бы за драку отсюда в момент выкинули, а он что? Он больной, какой с него спрос?

Эд говорил спокойно, с незлой насмешкой, и он решил пойти дальше.

– Скажи, а… массаж только этот метис… как его, Крис знает?

– Да нет, мы все умеем. А что? Сделать тебе?

Он молча кивнул.

– Понимаешь, – Эд заговорил как-то смущённо, – мы когда раненым там, больным, то раз в день делаем, а то и не каждый день. Я не знаю, можно ли тебе… как бы хуже не сделать. Я спрошу.

– У беляка?! – вырвалось у него. – Да им наша боль всегда в радость. Он тебе и прикажет… как хуже. Сам по себе ты не можешь разве?! Вот и цена всей вашей свободе! Цепь на поводок заменили, вы и рады!!

Эд улыбнулся.

– Зачастил. Сам себя-то не заводи, не стоит. Спи пока. Мне сейчас ещё убирать и с посудой возиться. Я к тебе ещё зайду.

И ушёл. А он остался лежать и беспомощно гадать, как Эд спросит, что беляк скажет и сделает Эд по слову беляка или по своей воле. Так-то парни и впрямь делали всё пока для него как лучше. И не заводились с ним. Но… все массаж умеют, а сделал только Крис. Нет, не будет Эд массаж делать, побоится беляка. Сильный парень – Гэба скрутил – а характер мягкий. Крис крепче, Крис и поперёк беляка пойдёт.

Чак прерывисто вздохнул, удерживая наворачивающиеся на глаза слёзы. Ладно, пусть немного – от смерти Ротбуса до Хэллоуина – но он пожил свободным, как хотел. У Гэба и этого не было, а про остальных и говорить нечего. Из всей их десятки они двое остались Тим ещё… Нет, про Тима им наврали, был бы Тим жив, так их бы уже на очных ставках свели. Нет, и что Тим перегорел и выжил, и руки восстановил, и что мальчишку усыновил – всё враньё. Слишком много и хорошо, чтобы быть правдой. Тима, пожалуй, даже жалко, безобидный был, во все свары самым последним ввязывался, дать волю – Чак усмехнулся нелепости этих обычных, в общем-то, слов – так из гаража бы не вылезал. Он и пистолеты, да и остальное оружие любил разбирать, чистить, пристреливать, чинить… а не использовать. Да, Тима жаль. И остальных. Даже этого чёрта Гэба. Заставят ведь Гэба гореть, никуда тот не денется. У Гэба гонору много, а кишка тонка поперёк белякам встать до конца. Да у нас у всех так. Все мы… из рук ели и по команде жили, у кого подлиннее поводок был, у кого покороче, но… но на поводке, о свободе и не мечтали. И парни на поводках… болтаются. Ладно, если ему руки восстановят…

И от внезапной мысли он рывком сел на кровати. Чёрт! Как же он раньше не сообразил?! Ну, зачем белякам, чтоб у него руки задействовали? А затем! Да ясно же: кто-то, н, у не из врачей, им вряд ли, да тот же русский майор или начальство его и возьмёт себе. Опять стоять за правым плечом, водить машину, разбирать почту, мыть в ванне, накрывать и подавать на стол, брить и – самое главное – стрелять, бить ножом и кулаками. Для того и дали гореть, чтобы прочувствовал и ценил: не убили, а могли. Вот, пока он безрукий, и ведут разговоры о свободе, пробуют на срыв, а задействуют руки… Ладно, тогда и посмотрим, а сейчас… сейчас Гэба предупредить. Допрыгается, дурак, что посчитают бесперспективным, а это уж точно Овраг. Или к Старому Хозяину отправят, что тот же Овраг, если не хуже. А так… так они, может, опять в паре поработают.

Чак осторожно спустил ноги на пол и встал, покачнулся, но удержал равновесие и пошлёпал к двери. Осторожно толкнул плечом. Заперто? Он не слышал, чтобы ключ поворачивался. Ах, чёрт, дьявольщина, она внутрь открывается. Болтающиеся пальцы задевают ручку, но зацепить её никак не получается. Чак встал боком и попытался коленом как-то открыть дверь, но, толкая до этого, он слишком плотно её закрыл. Пыхтя, сдавленно ругаясь, он, опираясь плечом на косяк, пытался пальцами ноги подцепить нижний угол. Но дверь сидела ровно, без перекосов. Нет, так ни хрена не получится. Он перевёл дыхание несколькими частыми вдохами и выдохами и встал опять перед дверью. Осторожно повёл плечом. Болтающаяся кисть ударилась о ручку. Ещё раз. Не обращая ни на что внимания, он пытался попасть кистью в ручку, чтобы потом, потянув всем телом, открыть. Но его ладонь оказалась слишком широкой.

В разгар его войны с дверью она внезапно открылась, звучно ударив его по лбу. Ойкнув не так от боли, как он неожиданности, Чак с размаху сел на пол и снизу вверх посмотрел на вошедшего. И понял, что всё пропало. Это был беляк! Врач! Ну, теперь всё, моли бога, чтобы поркой отделаться. Это уже не просто непослушание, и даже не неповиновение, а попытка побега. Попробуй, докажи, что только и хотел к Гэбу зайти и сам бы потом вернулся. Кто рабу в таком поверит? Чак обречённо вздохнул и опустил голову, подставляя затылок под удар. По правилам он на колени ещё должен встать, но… обойдётся беляк.

– И долго ты так сидеть будешь? – спросили над ним.

Чёрт с тобой, подавись. Не поднимая головы, Чак встал на колени. Удара всё не было, и он осторожно повёл взглядом по ногам беляка вверх. Руки в карманах, и ноги для удара не приготовлены, значит, бить не будет. А ну-ка… Чак, гибко качнувшись всем телом, встал на ноги. В конце концов, его же просто спросили, фактически велели встать, не уточнив: на колени или во весь рост. Удара нет, значит, угадал.

– Тебе что, в уборную понадобилось?

От неожиданной удачи перехватило дыхание.

– Да! Да, сэр, – он даже с ноги на ногу стал переминаться, показывая своё нетерпение.

Еле заметно улыбнувшись, Жариков посторонился, открывая выход в коридор.

– Дойдёшь сам?

– Да, сэр, – закивал Чак.

– А там дверь как?

– Я помогу, – возникший как из-под пола Эд накинул на плечи Чака так же непонятно откуда взявшийся халат. – Пошли. Да, ты чего босиком?

Эд быстро прошёл в палату и тут же вернулся, бросил под ноги Чаку шлёпанцы.

– Ступай в них.

Чак повиновался, виском, затылком, плечами чувствуя неотрывный взгляд беляка и с трудом удерживаясь от ухмылки. Неужели выскочил? Всё-таки все беляки – тупари, и обмануть их… в лёгкую.

– Ну, пошли.

Когда они двинулись по коридору, Чаку послышался сзади лёгкий смешок, но оглянуться он не посмел.

Жариков проводил взглядом удалявшуюся по коридору пару. Да, не соскучишься. Закатить, что ли, обоим по порции снотворного, чтобы самому отоспаться? Ведь не в уборную, а к Гэбу намылился. Вопрос только – зачем? Драться? Так не дурак же, чтобы с парализованными руками лезть в драку. И самое-то главное – не понятна причина драки. Повод-то может быть любой, а причины… Но ведь и причина драк между парнями тоже осталась невыясненной, просто драки как-то сами собой сошли на нет. Если что парни тогда и доверили, то только тёте Паше, а от неё, если она решила не говорить, ничего не узнаешь. Ни с ним, ни даже с Аристовым парни так не откровенничали, как с ней. С ним самим вообще стали открыто говорить недавно. Они всё ещё в своём мире и пускать туда никого не хотят.

Жариков повернулся и прошёл мимо палаты Гэба в дежурку: к Гэбу заходить незачем. Пока незачем.

В дежурке сидел Крис. С таким удручённо злым лицом, что Жариков улыбнулся.

– Иван Дормидонтович, я же не хотел, – сразу начал Крис, старательно выговаривая русские слова. – Я как это, сглазил, да? Ну, обругал Гэба, что он к дружку не заходит, а он пошёл, и началось. Это… моя вина, да?

– Нет, – скрывая улыбку, ответил Жариков. – Никакой твоей вины нет. Иди отдыхать.

– Я и не работал сегодня, – мотнул головой Крис. – Помогу Эду. Вдвоём легче. И раз они зашевелились так. Этот… – он проглотил ругательство, – Гэб настырный, сам не успокоится.

– Он настырный, – согласился, входя, Эд и продолжил, перемешивая слова, на двух языках сразу. – Но не дурак. Понимает, что теперь за ним следить будем. Не станет нарываться. А… сглазить, ты сказал, это что?

– Чёрный глаз – дурной глаз, – ответил Крис. – Слышал я, – и явно подражая кому-то: – Чёрный глаз глядит – зло напускает. У меня чёрные глаза, Иван Дормидонтович?

Жариков невольно растерялся, и ответил Эд.

– Так у нас у всех глаза чёрные. Если б от нашего взгляда зло было, нас бы к раненым не допускали. Разве не так?

– Конечно, – кивнул Жариков, быстро прикидывая в уме: от кого Крис это мог услышать и что делать, пока это не распространилось среди парней. Им своих суеверий хватает, чтоб ещё новые добавлять.

Но парни сами бросили эту тему.

– Чак просит ещё массаж ему сделать. Как, Иван, – Эд набрал полную грудь воздуха и приступил к выговариванию отчества: – Дор-ми-т… – дон-то… – и победным выдохом: – вич. Можно?

– Чтобы это не стало для него наркотиком, – задумчиво ответил Жариков. – Да, к Гэбу-то он зашёл? Он же к нему собирался, когда дверь долбал.

Эд расплылся в широкой улыбке и ответил по-английски:

– Сидят, беседуют. Я сказал, что если махаться начнут, вырублю обоих на хрен так, что и на Пустырь не возьмут.

– И согласились? – весело удивился Крис.

– Я им свой номер ткнул, – улыбался Эд. – Я же, считай, просроченный уже. Ну и, каждому смазал легонько… для вразумления.

– Эд! – Жариков укоризненно покачал головой.

– Так совсем легонько, – повторил Эд по-английски с обезоруживающей улыбкой и перешёл на русский: – И дал им время, пока кружку воды выпью.

Крис встал и налил ему чаю.

– Давай. Пей, чтобы без обмана было.

– Чай не вода, быстро не пью, – уверенно ответил по-русски Эд, сделал несколько глотков и поставил кружку на стол. – Вернусь и допью. Пошли, Крис, вдруг нести придётся. А то тяжёлые оба.

И Жариков не смог не рассмеяться. Что ж, в каждом мире свои законы, и, балансируя на границе миров, парни ухитряются приспособиться к обоим.