Текст книги "Аналогичный мир - 2 (СИ)"

Автор книги: Татьяна Зубачева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 93 страниц)

– Джен, – тихо позвала она стоящую у зеркала Женю. – Как вы?

Женя обернулась к ней.

– Спасибо, Рози, – она говорила ровным и спокойным до бесчувствия голосом. – Я в порядке.

Рози порывисто обняла её.

– Сторм сказал, что ты… что тебя… – и всхлипнула.

– Я в порядке, – повторила Женя. – Что там?

– Сидим по комнатам и ждём, – вздохнула Рози.

– Чего?

– Утра, наверное, – Рози по-прежнему обнимала Женю. – Сказали, что сейчас идти слишком опасно. Цветные бесчинствуют. Да, вот, – она отстранилась и вытащила из кармана жакетика маленький свёрток. – Это от меня и миссис Стоун. Я ещё зайду, Джен.

И убежала. Дверь щёлкнула, и Женя поняла, что её опять заперли. Она развернула пакетик. Тоненький аккуратный сэндвич. Да, она же весь день не ела. Женя вдруг ощутила голод, но заставила себя есть медленно, не растягивая удовольствие, а чтобы ощутить насыщение. Съев сэндвич, она запила его водой из крана. Ну вот, спасибо миссис Стоун и Рози. Прийти – она улыбнулась – на свидание, когда здание набито сворой… Свидание и передача. Как в тюрьме. Посадили, а здесь и сидеть не на чем. Пол кафельный, холодный. И как она забыла попросить у Рози булавку, чтобы заколоть разорванную блузку? Ну ладно, Рози обещала ещё прийти. Сесть, посидеть… только в кабинке. А что? Опустить крышку, и это же стул.

Женя решительно открыла дверь ближайшей кабинки. Ну вот, а если закрыться изнутри и прислониться к перегородке, то можно и поспать.

ТЕТРАДЬ СОРОК ПЯТАЯ

Рассел стоял в тени полуобгоревшего дома на границе Цветного квартала и ждал. Войти в Цветной он не рискнул. Он, конечно, дурак и, как его сегодня уже многократно называли, псих, но не настолько.

Здесь баррикады не было, но цветные довольно часто мелькали в еле видимом просвете между домами. Подождём, пока в таком патруле не появится индеец. Если он ещё жив, конечно. И тогда… Кем бы ни был, но этот парень имеет право знать о судьбе Джен и девочки. Сортировка – он уже узнал это – сорвалась. Никого из найденных и отобранных до места не довели, расстреляли или забили на месте или за ближайшим углом. Так что… судьба девочки столь же однозначна, как и судьба Джен. Как сказал индеец тогда? «Если с ней что, по стенке размажу»? Нет, не совсем так, но слова не важны, важен смысл. Плохих вестников дикари убивают, так что… пусть. Тогда кончится этот кошмар. Тихий захолустный Джексонвилль оказался… Бомбёжки, обстрелы, бои – всё тебя миновало, и вот сейчас… Хэллоуин. Праздник всякой нечисти. Ты так любил когда-то этот праздник. Толпы ребятишек и взрослых в смешных, нелепых, комически страшных костюмах бродят по улицам, стучась в дома и требуя угощения. Тыквы, превращённые в светящиеся черепа, на крылечках и в окнах… Бесшабашно весёлый праздник. Лучшее воспоминание детства для всех. Какие воспоминания о Хэллоуине будут у детей, спящих сейчас в этих тёмных домах? Хэллоуин. Ночь оживших мертвецов.

Рассел поёжился. Сколько ему ещё стоять здесь? А если этого чёртова индейца пришибли? Хотя нет, просроченного спальника так просто не убить. Если только, как там… да, если он в наручниках, прикован к стене, а у тебя автомат. Но лучше близко не подходить. Да, случалось видеть…

Когда Мартину сказали о чудн ом беляке, что торчит у пожарища, будто ждёт кого-то, желающих пойти и вздуть, а если получится, то и придавить нашлось много. Мартин хмыкнул.

– А пока мы его утюжить будем, здесь полезут?

– Схожу посмотрю, – предложил Эркин.

Мартин поглядел на него. Увидел спокойное, снова отвердевшее лицо и кивнул.

– Давай, сходим вдвоём. Так где его видели?

Провожатым пошёл курносый толстогубый мальчишка с неразличимым под толстым слоем грязи цветом кожи. Эркин его раньше не видел. Наверное тоже прибежал сегодня прятаться от своры. Когда парнишка показал им издали, за каким домом беляк топчется, Мартин развернул его за плечи и лёгким шлепком по затылку послал в обратном направлении. Эркин кивнул и перешёл на ближнюю к беляку сторону. Мартин с пистолетом наготове остался на другой стороне.

– Только не загораживай его, – Мартин старался говорить тихо, но его шёпот прозвучал для Эркина слишком громко.

Он недовольно дёрнул головой и тихо, скользя, а не ступая, пошёл к смутно белевшему пятну плаща, уже догадываясь, кто это. А зачем… а вот сейчас и посмотрим.

Рассел вздрогнул: так неожиданно возник рядом индеец. Вздрогнул, но не отступил. И заговорил первым.

– Я искал тебя.

– Зачем?

– Я думал, – Рассел словно не заметил, что к нему опять обратились без положенного «сэра». – Я думал, ты имеешь право… Ты должен знать. О Джен.

– Что?

– Она… её больше нет.

Рассел выдохнул это и теперь ждал. Но индеец молчал. Стоял, засунув руки в карманы, словно сам себя держал. И когда заговорил, его голос был безжизненно ровен.

– Кто?

– Не знаю… они… их было… это же «трамвай»! – с отчаяньем сказал Рассел. – Она пыталась позвонить русским, её схватили…

– Кто? – так же ровно повторил Эркин.

– Ты не знаешь его. Эдвард Сторм. Я… я опоздал и ничего не мог сделать. Ничего, пойми.

– Я понял, – перебил его Эркин. – Всё?

– Да. Нет… О девочке, дочке Джен… ты знаешь?

– Да, – Эркин с натугой выталкивал слова. – Уходи.

– Послушай. Я, правда, я хотел что-то сделать, но я… я не смог.

– Уходи, – повторил Эркин.

Рассел повернулся, медленно, будто ожидая удара, отошёл на шаг, остановился и наконец ушёл, волоча ноги и сгорбившись.

Эркин остался стоять. Мартин, слышавший весь разговор, подошёл к нему, хотел взять за плечо.

– Сейчас, – глухо сказал Эркин.

– У тебя дочь, – ответил Мартин. – Иди к ней.

Эркин медленно выдохнул сквозь стиснутые зубы.

– Да, у меня дочь, – и повернулся к Мартину. – Ей не надо это знать, да?

– Да, – согласился Мартин. – Когда-нибудь потом, когда она вырастет, ты ей расскажешь. Не всё.

– Я понимаю, – Эркин овладел собой. – Пошли.

Когда они вернулись к костру, Мартин коротко сказал остальным:

– Порядок. Убрался, – и Эркину: – Иди поспи. Утром полезут когда, чтобы свежий был.

– И ты иди, – сказал Арч. – Если что, разбудим.

– Ладно, – кивнул Мартин.

С ними в глубь квартала к домам, где укрывались женщины, дети и раненые, ушло ещё с десяток, а может, и больше.

Тогда, у костра, Алиса заснула на руках у Эркина, и Маша с Дашей отвели его с ней к себе, в дом с ранеными, помогли раздеть и уложить Алису. Когда он её укладывал, Алиса проснулась было, но только спросила:

– Ты на работу?

– Да, – ответил он, – на работу. Спи.

И она заснула.

Когда Эркин зашёл в маленькую комнату-закуток, где оставил Алису, она сразу проснулась. Он ещё не успел сообразить, где тут коптилка, а из темноты прозвучало тоненькое и испуганное:

– Эрик?

– Да, Алиса, это я, – ответил он по-русски, чтобы её успокоить.

– Эркин? – спросили из темноты и продолжили по-русски: – Сейчас я свет зажгу.

Затрещала, разгораясь, коптилка, выхватывая у темноты стены и предметы. Когда-то это было подобие спальни. Самодельная широкая кровать занимала почти всю выгородку.

– Я Даша, – сразу сказали ему. – Маша с ранеными, мы меняемся.

– Эрик, – позвала Алиса.

Она сидела на кровати и смотрела на него круглыми и казавшимися сейчас тёмными глазами. Когда Эркин сел на край кровати, а больше-то здесь сидеть и на чем, она залезла к нему на колени, прислонилась и тут же опять заснула. Даша поставила коптилку на крохотный, чудом умещающийся в углу столик и повернулась к нему.

– Ты тоже разденься. Здесь тепло, мы протопили.

Она помогла ему снять куртку так, чтобы не потревожить Алису.

– Мы простыни на перевязки порвали. Ты уж так ложись, – она говорила тихо и спокойно. – Только сапоги сними.

И вдруг опустилась на пол, взялась за его сапоги.

– Ты что? – дёрнулся он.

– Ничего-ничего, – Даша уже стянула с него сапоги, быстро смотала портянки. – Постирать не успеем, хоть просохнут. И ложись, поспи немного. Она так звала тебя, чуть что – сразу: Эрик, Эрик. Я вас курткой твоей и накрою. Шаль мы замыли, вся в крови была перепачкана. Ложись.

Эркин кивнул и мягко, чтобы не разбудить Алису лёг на кровать. Даша накрыла его куртками, его и своей.

– А я Машу пойду подменю. Ты к стене с ней подвинься чуток, а Маша с краю ляжет. Ага, вот так. Я гасить пока не буду. Спите.

Под этот ровный, спокойно журчащий голос он и заснул. Сквозь сон почувствовал, как рядом лёг ещё кто-то, Маша наверное, но глаз не открыл.

Джимми Найф, довольно ухмыляясь, гнал грузовик по просёлочной дороге. Нет, каким чудом ему удалось выскочить из русского кольца, это ж… расскажи кому, не поверят. Ну и не будем рассказывать. Удачно всё получилось. Теперь русские возьмут кого за глотку, кого за яйца, кого за что попало. И Бобби возьмут. Живым его русским не взять, там телохранитель от Паука наверняка со своими инструкциями. А с Бобби много чего уйдёт и не вернётся. До Элли этого парня он теперь запросто довезёт. И оставит там, а сам рванёт… ну, подумаем, куда рвануть. Сейчас, считай, опять зимняя заваруха. Так что, воду замутили – рыбаку удача. Вывалились многие, да ещё русские похватают, а от них пока никто не вышел, так что можно и самому повыше залезть. Чтоб и на тебя работали, а то… хватит, поездили на мне. Теперь и я поезжу.

Ехали долго. Поворачивали, тормозили, прибавляли скорость – всё это Фредди и Джонатан отлично чувствовали через пол. Иногда останавливались. Лязгала дверь, и кого-то укладывали рядом. Над головами гремело:

– Не двигаться. Не разговаривать.

И снова ехали. Куда можно так долго ехать? И зачем? Джонатану очень хотелось лечь как-то по-другому, но столь же очень не хотелось получить чем-то тяжёлым, похоже прикладом, по затылку. Справа кто-то покряхтывает на особо крепких толчках, а Фредди слева не слышно. Даже дыхания. Без сознания? Непохоже на Фредди. Итак, путешествие закончилось. Врать сложно и особо незачем. Несознанка только повредит. Как бы сообщить это Фредди? Жаль, что парни так и не научили своему языку. Ведь и раньше догадывался, что рабы ухитряются болтать под носом у надзирателей…

Машина плавно замедлила ход, переезжая через какое-то препятствие, и затормозила. Лязгнула дверь.

– Встать!

С руками, скованными за спиной, перейти из лежачего положения в стоячее сложно. Особенно, когда нет необходимой тренировки. «Как у бывших рабов», – подумал Джонатан, неловко барахтаясь на полу. Ему помогли, ухватив за воротник куртки, поставили на ноги и развернули лицом к двери.

– Выходить. Быстро.

Залитый прожекторным светом двор. Свет бьёт в лицо, не давая рассмотреть окружающее. Тюрьма? На расстрел, во всяком случае, не походит. Пока. Отрывистая непонятная речь, пинки, разъясняющие команды.

– Вперёд… Всем стоять… Не разговаривать… Вперёд…

«Да, это уже ему», – понял Джонатан. Его берут за руку повыше локтя и ведут. Ступеньки, тусклый после прожекторов свет в коридоре, комната, большой стол, снимают наручники… Джонатан невольно охнул от боли в плечах, когда обе руки повисли вдоль тела.

– Имя… Фамилия… Место жительства…

– Джонатан Бредли, лендлорд, имение Бредли, округ Краунвилль, графство Олби, штат Алабама.

– В связи с введением чрезвычайного положения вы задержаны. Поднимите руки.

Джонатан с трудом выполняет приказ. Быстрый умелый обыск. Бумажник, пачка сигарет, зажигалка, поясной ремень, ключи, документы и другая всякая мелочь из карманов шлёпаются на стол и сгребаются в большой пакет.

– Можете опустить. Руки назад. Идите.

Снова коридор, остановка, открытая дверь… Джонатан переступает порог, за его спиной лязгает, и наступает тишина. Мучительно ноет всё тело. Не оглядываясь по сторонам, он подходит к ближайшей койке и ложится. Вот теперь действительно всё. Можно спокойно обдумать и прикинуть… шансы и варианты. Итак…

Задержание. Не арест. Без постановления или ордера, но до трёх дней. Проверка личности и всё такое. Это не опасно. Не очень опасно. Лишь бы Фредди не сорвался. Теперь… что у них криминального? На текущий момент. Оружие. При чрезвычайном положении это очень неприятно. Кольты и пистолеты – личное дозволенное. Это не столь опасно. Три автомата, готовые рожки и цинк с патронами. Это уже хуже. Значительно хуже. Но не смертельно. Запрещено армейское вооружение, а у них полицейское и новенькое ни разу нигде не засветившееся. Это уже шанс. Обоснование… самооборона, конечно. Что ещё? Одеяла и пуловер. Это побоку. Об этом и спрашивать не будут. Тряпьё всякое, рухлядь. В карманах… Всё законное. Задержание для выяснения личности. А вот дальше… дальше по результатам выяснения. И тут может быть всякое.

Лязгнул замок, и Джонатан невольно, как и трое других обитателей, сел. Вошли четверо. Один деловито стал устраиваться на свободной койне, а трое растерянно топтались посередине, явно не зная, что делать.

– Ложитесь, джентльмены, – доброжелательно предложил Джонатан.

– Пока есть свободные места, – поддержал его один из прибывших ранее.

По одному, по двое заполнялась камера. Фредди не было. Но Джонатан особо на это и не рассчитывал. Их взяли вместе, так что держать должны в разных камерах. Чтобы не сговорились. Тюрьма по европейскому образцу, с глухой стеной и дверью. Так что даже, когда ведут по коридору, не увидишь. Неприятно. Очень неприятно. Лишь бы Фредди не сорвался.

Женя проснулась оттого, что кто-то трогал дверцы кабинок, заглядывая в каждую, и покраснела. Неприятно, когда тебя застают спящей на унитазе. Она быстро вскочила, зачем-то спустила воду и открыла дверцу. Миссис Стоун?

– Ну, слава богу, вы уже в порядке, Джен.

– Да, спасибо, миссис Стоун, – Женя не удержалась: – Как вы сюда вошли?

– Туалет не является секретным объектом, – миссис Стоун раздвинула бледные губы в неживой улыбке. – Вы действительно в порядке, Джен?

– Да, но у вас не найдётся булавки? – Женя смущённо прикрывала двумя руками разорванную на груди блузку.

Миссис Стоун кивнула и достала из кармана своего жакетика маленький футлярчик дорожного швейного набора.

– Пожалуйста, Джен.

– Ой, большое спасибо.

Женя расстегнула жакетик и стала прямо на себе зашивать, стягивая края разрыва.

– Вот, спасибо.

– Пожалуйста, – миссис Стоун убрала футлярчик обратно. – Всё складывается удачно, Джен.

– Удачно? – переспросила Женя.

– Да. Слышите?

Она прислушалась. Тихо.

– Я ничего не слышу, миссис Стоун.

– Неважно. Сейчас мы уйдём отсюда.

– Но…

– Ни о чём не спрашивайте, Джен, – миссис Стоун решительно открыла маленький настенный шкафчик рядом с раковиной. – Ну вот. Приводите себя в порядок, Джен. Я зайду за вами.

И ушла.

Женя увидела в шкафчике мыло, салфетки, бумажные полотенца, щётки для волос… жалко, что она сама раньше не сообразила посмотреть, разумеется, подобная мелочь должна быть в туалете. А это, скорее всего, туалет для начальства, их, которым они вынужденно пользовались, был заметно хуже оборудован. Что ж, привести себя в порядок, имея всё это, да ещё и зеркало, нетрудно.

Эркин проснулся сразу, толчком.

– Маша?

– Да, – шёпотом ответили ему из темноты. – Вставай, тебе надо поесть.

Алиса так разоспалась, лёжа щекой у него на плече, что не проснулась, пока он осторожно снимал её с себя и укрывал.

– Нет, куртку свою возьми, а то потом придётся её тревожить.

Он молча кивнул и поменял куртки. Накинул свою на плечи, а Алису накрыл Машиной. И даже не удивился, что Маша так безошибочно командует. Он на ощупь нашёл свои сапоги с вложенными в них сухими портянками, быстро обулся.

– Иди сюда, – позвала Маша.

В соседней комнате на столе горела коптилка. На полу, на самодельном диване вповалку спали, постанывая во сне, люди. Белели повязки. На столе возле коптилки миска тёплой каши, кусок хлеба и кружка с чем-то слабо дымящимся. Эркин сел к столу.

– А Даша где?

– В соседний пошла. Там тяжёлые.

Он ел, а Маша молча смотрела на него, когда в комнату неслышно вошла Даша и села рядом с сестрой. Эркин посмотрел на них. Они молча ждали. Ну что ж, он уже думал об этом сквозь сон. Иного выхода у него нет, больше рассчитывать не на кого.

– Девочки. Её убили.

Он не сказал – кого, но они кивнули, поняв, что речь идёт о его жене и матери Алисы.

– Если на рассвете полезут… мы будем стоять насмерть. Русские войдут, вы выскочите.

– А ты? – дёрнулась Маша.

– На мне трупов много, – жёстко ответил Эркин. – Возьмёте Алису с собой. Кем она вам приходится, сами придумаете что наврать. Деньги, документы – всё у вас. Вырастет когда, объясните ей.

Они кивнули.

– Не беспокойся, – сказала Даша. – Мы её не оставим.

– Что нам будет, то и ей.

Эркин тщательно вытер миску остатком хлеба и засунул его в рот. Допил последний глоток.

– Всё, я пошёл.

Даша и Маша встали вместе с ним.

– Попрощаемся по-русски, – сказала Маша.

По очереди они трижды обнялись с ним, поцеловались.

На улице Эркин увидел, как начало синеть, наливаться светом чёрное небо, и пошёл к их баррикаде. Мартин говорил, что за ночь всё может случиться и утром будет тяжело.

– Русские!

Сторм поднял голову – он спал, сидя за столом – и посмотрел на Нормана.

– Не так громко, Норман. Перепугаете своих вояк, и они наложат в штаны раньше нужного.

Норман задохнулся.

– Эта стерва всё-таки, значит, дозвонилась! А вы сказали… Вы ответите за дезинформацию, Сторм!

– Перед кем, Норман? – Сторм смотрел на него с покровительственной улыбкой. – Вы отдали приказ об утреннем штурме Цветного?

– Да, – неохотно буркнул Норман, присаживаясь к столу. – Но…

– Отлично, Норман. Чем больше цветные перебьют этой швали, тем лучше.

– Отвечу вашим же, для кого?

– Для вас, – засмеялся Сторм. – Меньше подчинённых, меньше свидетелей.

Норман зло посмотрел на него.

– А вы не боитесь, что это отнесут и к вам?

– Я боюсь совсем другого, – Сторм посмотрел на часы. – Когда начнётся штурм?

– На рассвете. Я отдал приказ не брать пленных.

– Естественно, – кивнул Сторм. – После вчерашнего пленных не может быть в принципе. Трупы по-прежнему не подобраны?

– По-разному, – пожал плечами Норман. – Что поближе к больнице, свезли туда, в морг. Ну, и вроде есть раненые.

– Из ваших? – усмехнулся Сторм. Сцепив руки на затылке, он потянулся и встал. – Как по-вашему, Норман, – он не спеша отошёл от стола и теперь стоял спиной к Норману, разглядывая пейзаж на стене, – когда события вышли из-под контроля?

Норман явно растерялся.

– Ну-у, ну, когда цветные на рынке устроили побоище.

– Неплохая формулировка, запомните её. Но вы не правы. Разумеется, это было неожиданностью, но только для вас.

– А для вас нет? – попробовал огрызнуться Норман.

– Нет, – Сторм по-прежнему стоял спиной к нему. – А кстати, почему вообще мы начали на два месяца раньше?

– Не имеет значения! Русские на пороге, а вы… вы рассуждаете, как школьный учитель при разборе сочинений.

Сторм кивнул.

– Да, на этот раз вы правы.

– И что делать?!

Сторм обернулся к нему.

– Что делать? Выполнять свой долг, Норман! – он откровенно с издёвкой рассмеялся.

Норман густо покраснел и встал, скрипнув своими ремнями.

– Постарайтесь уцелеть, Норман, – сказал ему в спину Сторм, когда тот уже открывал дверь. – Мне будет вас не хватать, – дверь захлопнулась, и договорил он уже в одиночестве, – на очных ставках.

Итак, русские. Несомненно, город они взяли в кольцо ещё вечером. Всю ночь шла гульба, русские увидят много интересного. Так что многих можно спокойно сбросить со счетов. Кого не добили цветные, тех доберут русские. Теперь Рассел. С крышей набекрень он и русским не нужен. И остаётся один козырь – Джен. Единственный и последний. Его надо беречь. Холить и лелеять.

Камера заполнялась сравнительно быстро. Джонатан с интересом рассматривал растерянных, неуверенно негодующих и что-то объясняющих друг другу людей. Большинство, как и они, отловлены патрулями на дорогах и улицах Дарроуби. Значит, Дарроуби, стык трёх графств: Эйр, Олби и Дурбан. «Лихо», – усмехнулся он про себя. Все, как один, шли и ехали спокойно, никого не трогали, не задевали, а их… дальше всё ясно. Койка рядом оставалась незанятой. Когда кто-то к ней подходил, Джонатан молча оглядывал претендента, и тот отходил. Нет, конечно, скорее всего, Фредди в другой камере, но Джонатан решил держать для него место до последнего. Вдруг…

Дверь лязгала капканом. Но что-то давно уже тихо. Время позднее…

– Джентльмены, – обратился ко всем седой благообразный старик в элегантно потёртом кожаном пиджаке, – я думаю, мы можем представиться друг другу, ибо трое суток нам придётся провести вместе.

– Как минимум, – подтвердил сухощавый, как высушенный мужчина неопределённого возраста в старом кителе без погон и нашивок. – Я как адвокат…

– А какой максимум, Адвокат? – перебил плечистый парень в спортивной куртке.

– Вечная ночь за могилой, – ответил лежавший в углу. Войдя в камеру, он по-военному щёлкнул каблуками, лёг навзничь на эту койку и уже не менял позы.

– Может, отложим знакомство на утро, – предложил ещё кто-то, невидимый лежавшему Джонатану. – Утром всем понадобится свежая голова.

– Резонно, – хмыкнул Джонатан.

Никаких простыней, одеял и тому подобного им выдавать явно не собирались. Железные узкие кровати, тонкие матрасы и жёсткие плоские подушки. Раздеваться никто не рискнул, но большинство разувалось, мучительно решая, куда девать обувь.

Снова лязгнула дверь, и в камеру вошло трое. Джонатан стал приподниматься, но один из троих, ни на кого не глядя, прошёл к койке рядом с Джонатаном, рухнул на неё, как был, в сапогах, сдвинул шляпу на лицо и застыл. Джонатан удовлетворённо откинулся на подушку и, так же накрыв лицо шляпой, улыбнулся под ней.

– Иду я сам по себе, мне эти все черномазые по фигу, – возбуждённо говорил кто-то из только что пришедших.

– Заткнись, – похоже, парень в лыжной куртке. – Все мы… сами по себе шли. Свет гасить они не думают, что ли?

– Чтоб ты безносую лучше разглядел, – откликнулся военный из угла.

– Всем заткнуться! – велел ещё кто-то.

Фредди сдвинул шляпу, бросив на сказавшего короткий взгляд, и вернул шляпу на место. Камера затихала. Все кровати заняты, теперь уж точно никого не приведут. Разве только выведут.

Джонатан осторожно повернулся набок, проверяя кровать на скрипучесть. И услышал:

– Не трепыхайся.

Голос Фредди из-под шляпы звучал глухо, но достаточно явно.

– О чём…?

– Не трепыхайся. Как всех. Кто, откуда, куда, – Фредди вздохнул, – и зачем.

– А ты?

– Врать пока незачем, молчать слишком опасно, – Фредди хмыкнул и повторил в третий раз: – Не трепыхайся.

Джонатан поёрзал, укладываясь поудобнее. Уже звучал чей-то храп, слышались вздохи, кто-то неразборчиво бормотал во сне. Хэллоуин для них закончился.

Было ещё темно, когда кольцо вокруг города начало тихо и неотвратимо сжиматься. И первые осторожные патрули вошли на предутренние улицы, когда рассвело. Шли тихо, чтобы не спугнуть, не дать затаиться и пересидеть. Как тогда в декабре, как летом на День Империи. Главное – не спешить.

– Я покажусь циником, но эти трупы и пожары нам на руку. Местные уже не отделаются бытовым хулиганством.

– Цинизм, конечно, но… верно.

– Увидят патрули, разбегутся по домам, а там…

– Проверим и дома.

Эркин подошёл к завалу и сразу увидел Мартина. Он что, не уходил?

– Вовремя, – бросил ему Мартин. – Уже собираются. Моторы слышишь?

Эркин прислушался и покачал головой.

– Нет.

– Хреново, – Мартин сунул пистолет в карман куртки. – Я думал, за ночь русские подойдут.

– Они, может, не знают, – нерешительно сказал Эркин. – Город же оцеплен.

– Может, – кивнул Мартин.

– А может, все беляки заодно, – вмешался Длинный и поперхнулся от увесистых подзатыльников, влепленных ему сразу с двух сторон Арчем и Эркином.

Мартин сделал вид, что ничего не заметил.

Мервин Спайз оглядывал своё войско. Пьяные болваны. Но трезвыми они на штурм не пойдут. Всю ночь шлялись по городу, вламываясь в дома, требуя денег и угощения. Как и положено в Хэллоуин. А теперь вся эта затаившаяся по своим халупам мразь ждёт русских. Ладно. Цветных надо добить. Кого удастся. Всюду бардак. В Колумбии ни один телефон не отвечает. Командование называется, попрятались наверняка. Как в декабре думают отсидеться. Эта скотина Сторм, видите ли, не может дозвониться. Ладно. Надо уходить, ну, так хоть дверью на прощанье хлопнем.

– Мы этих черномазых давить будем, или я спать пойду? – зевнул белобрысый детина в середине строя.

Мервин ловко влепил ему оглушительную пощёчину.

– Я т-тебе повыбираю! Слушать приказ!

Эркин вскарабкался на завал и удивлённо присвистнул: трупов не было.

– Ага, труповозка приезжала, с красным крестом, – объясняли ночные дозорные.

– Врач вышел, флагом нам помахал…

– Ага, белый такой…

– И крест на нём…

– Красный…

– Подобрали и уехали…

– Ага, они сколько…?

– Да, раз пять приезжали.

Мартин кивнул, жестом велел всем замолчать и занять свои места. За углом быстро приближались пьяные голоса, горланящие «Белую гордость».

Норма Джонс осторожно подошла к окну. Неужели кончилась эта безумная ночь? Да, лужайка перед домом уже светлеет. Джинни спит. Доктор Айзек говорил, что единственное лекарство, нужное Джинни, это сон и – Норма грустно улыбнулась – положительные эмоции. И Джинни охотно разговаривала с доктором Айзеком, когда он заходил к ним, а не плакала и не убегала к себе, как с другими. И вот… Норма медленно обернулась и обвела взглядом тонущую в полумраке их когда-то уютную гостиную. Ворвались уже почти в полночь, требовали денег, угрожали, кривлялись… Чудо, что у Джинни не начался приступ. Надо убрать. А то Джинни проснётся, встанет и увидит всё это…

Норма осторожно отодвинула шторы, и в комнате посветлело.

Она собирала и складывала на расстеленную газету осколки перебитых ночными пришельцами фарфоровых и стеклянных безделушек. Джинни собирала их ещё школьницей, у неё был целый зверинец и почти полная ферма, она и сейчас любила сидеть, разглядывая и переставляя их по-новому в маленьком застёклённом шкафу-горке. И она так закричала, когда те пинком опрокинули шкафчик и с хохотом топтались на безделушках. А один заявил, что научит Джинни другим играм, и уже взялся за поясной ремень, но другим не захотелось возиться с припадочной, и они удовлетворились тем, что разорвали семейный альбом, помочились на обрывки фотографий и ушли.

Преодолевая тошноту, Норма перебрала осквернённые фотографии. Нет, ни одной не уцелело. Школа, колледж, свадьба… Годовалая Джинни на коленях у Майкла. Первая и последняя встреча Джинни с отцом, через три месяца Майкла убили. И они жили на крохотную пенсию семьи погибшего.

Она свернула газету, обернулась и вздрогнула. В открытой двери стоял человек. Норма вскрикнула, зажимая себе рот.

– Не бойтесь.

Человек шагнул вперёд, и Норма увидела его форму. Русский?!

– Наконец-то, – выдохнула она и заплакала.

Офицер вошёл в гостиную, огляделся.

– Жертвы есть?

– Нет, – Норма всхлипнула, вытерла глаза. – Только вот… – она жестом обвела гостиную.

– Ничего не бойтесь, – он улыбнулся. – Больше такого не будет. Кто ещё в доме?

– Моя дочь. Она спит.

Он кивнул.

– Не выходите пока на улицу.

– Да-да, конечно, спасибо, – закивала Норма.

Он козырнул ей и ушёл, аккуратно без стука притворив за собой дверь.

– Мама!

Норма бросилась в комнату Джинни.

– Что?!

– Ты с кем-то говорила? Кто это был?

– Русский офицер. Ляг, Джинни, поспи.

– Русские вошли в город? Что же теперь будет?

Норма не услышала в её голосе страха. Она просто спрашивала. И так же просто ответила:

– Не знаю. Но, думаю, нас это не коснётся.

Джинни кивнула.

– Хорошо. Я ещё посплю. А потом… У меня появилась одна… – она вдруг запнулась, но решительно продолжила: – одна идея. Я тебе потом расскажу.

– Конечно, Джинни, – улыбнулась Норма, укрывая её. – Спи спокойно. Я немного повожусь по хозяйству. А к завтраку разбужу тебя.

– Хорошо, мама, – уже сонно ответила Джинни.

Норма вернулась в гостиную, завернула осколки, обрывки фотографий, ещё какие-то мелкие обломки в газету и положила получившиеся свёртки у входа. Потом вынесет и выкинет. А шкафчик… одной ей не справиться. Но это тоже потом.

Они шли по пустынным, серым от предутренних сумерек улицам. Женя, Рози и миссис Стоун. С той минуты, когда миссис Стоун вывела Женю из туалетной комнаты, они обе не отходили от неё. Миссис Стоун принесла её сумочку, плащ и зачем-то пакет со всякой необходимой в работе мелочёвкой, хранившейся у Жени, как у всех, в ящике рабочего стола. По пустому коридору прокрались к запасному выходу. Женя знала о его существовании, вернее, предполагала, что он должен быть, но на её памяти им никто, ни разу не пользовался, а, судя по пыли, густо покрывавшей всё в маленьком тамбуре, здесь и не убирали. На улице Женя рванулась домой, но миссис Стоун, не желая ничего слушать, отвела её к себе и заставила выпить кофе.

– Вам понадобятся все ваши силы, Джен, – миссис Стоун налила чёрный, необыкновенно крепкий кофе в крохотные полупрозрачные чашечки с фигурными золотыми ручками и ободками.

– Спасибо, миссис Стоун, но…

– Без «но», Джен. Кладите сахар, – миссис Стоун улыбнулась своей обычной неживой улыбкой. – У вас всё только начинается.

Рози вздохнула.

– Вы такая отважная, Джен. Я бы умерла от страха.

– Никто не знает своей силы и своей слабости, – миссис Стоун задумчиво смотрела куда-то вдаль между Женей и Рози. – Пока этот час не придёт.

– Какой час? – спросила Рози.

– Час силы. Или слабости.

Кофе был необыкновенно ароматным. Женя пила и чувствовала, как с каждым глотком по телу разливается приятное, но не расслабляющее, а бодрящее тепло.

– Вы сейчас домой, Джен?

– Да, миссис Стоун. Я очень беспокоюсь за дочь, – твёрдо ответила Женя.

Миссис Стоун кивнула.

– Что вы будете делать, Джен, если её там не окажется?

– Не говорите так, миссис Стоун! – вырвалось у Рози. – Зачем сразу о худшем?

– Чтобы быть к нему готовым, – отрезала миссис Стоун.

Женя кивнула. Она понимала правоту миссис Стоун. Понимала, что рассказ Сторма о стадиях – не пустая болтовня. И зловещие слова Нормана: «О вашей дочери позаботятся», – означают именно вторую стадию. Она всё понимала, но согласиться с этим не могла.

Женя допила кофе и поставила свою чашку на стол.

– Большое спасибо, миссис Стоун, Рози, а теперь я пойду домой.

– Разумеется, – кивнула миссис Стоун, допивая свою чашку. – Сейчас я уберу, и мы пойдём, – и ответила на взгляд Жени твёрдым, даже жёстким тоном: – Мы идём вместе. Одна вы способны наделать кучу глупостей, Джен.

Женя не посмела с ней спорить.

И вот они идут, все вместе, крепко держась под руки, глухими окраинными улицами. Трупов нет, но несколько раз им попадались страшные тёмные, почти чёрные пятна и лужи, сгоревшие или полуобгоревшие дома… И тишина, страшная тишина. Неужели русские не пришли? Не поверили ей?!

– Неужели они не пришли? – вырвалось у Жени вслух.

– Не говорите глупостей, Джен, – отрезала миссис Стоун. – Конечно, пришли. Иначе вы бы так и сидели в туалете.