Текст книги "Аналогичный мир - 2 (СИ)"

Автор книги: Татьяна Зубачева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 93 страниц)

– Будет, – улыбнулась Женя. – Ты же хороший работник. И Андрей. Вы всегда работу найдёте. А может, и на постоянную устроитесь.

Эркин осторожно пожал плечами и упрямо спросил:

– А себе что ты купишь?

– Я туфли хочу, – вздохнула Женя.

– А что? – сразу встревожился Эркин. – Не хватает?

– Да нет, понимаешь… Я видела туфли, они красивые, но… но непрактичные.

– Это как? – недоумевающе спросил Эркин.

– Ну, слишком нарядные. Их только на праздник. И потом… если в них ходить по улице, они развалятся быстро.

Эркин кивнул.

– Я понял. А… а ты сразу две пары купи. И носи по очереди.

– Как трусы? – съехидничала Женя.

Он не сразу понял, а потом рассмеялся и, смеясь, кивнул.

– Ага.

– Нет, Эркин, – отсмеялась Женя. – Так не делают. Туфли я себе куплю, но попозже. Понимаешь, мне нужны такие, чтоб и на улицу, и для работы. И чтоб на ноге были удобны. Нарядные мне не так нужны. И чтоб на зиму… Я видела, – она мечтательно улыбнулась, – черевички.

– Что-что? – переспросил он.

– Ну, как сапожки, только короткие, до щиколотки и на каблучках.

– А они, – Эркин тщательно выговорил новое слово, – практичные?

– Думаю, да.

– Тогда покупай, – решительно сказал Эркин. – Денег хватит?

– Хватит, – улыбнулась Женя. – И ещё я хочу белья купить. Простыни, наволочки, полотенца. И пододеяльники.

Эркин сразу переспросил:

– Пододеяльники – это что?

– Ну, как чехол на одеяло. Чтоб одеяло не пачкалось.

– Ага, понял. Покупай.

– Хорошо. Только я всё это постепенно буду покупать, чтоб не так в глаза кидалось. А то ещё пойдут… – она сделала выразительную гримасу, – разговоры.

– Ты осторожней, – сразу сказал он и вдруг совсем другим каким-то робко-виноватым тоном: – Ничего, что я так… командую?

– Всё правильно, – рассмеялась Женя. – Ты же обо мне заботишься.

Он так смотрел, что Женя не удержалась и потянулась погладить его по плечу. Он сразу перехватил её руку, прижал к губам. Поцеловал в ладонь, в тыльную сторону и снова в ладонь. Женя другой рукой погладила его по голове. И он так же ловко перехватил и поцеловал и эту руку. Потёрся лицом о её ладони и медленно, не выпуская, опустил их на стол. И по-прежнему не отводя глаз, мягко потянул Женю к себе. И даже стол не помешал ему. Женя только на секунду поддалась, и она уже сидит у него на коленях в плотном кольце из его рук.

– Ой, как это у тебя получилось? – удивилась Женя, обнимая его за шею.

Вместо ответа Эркин только плотнее прижал её к себе, так что его лицо оказалось у её шеи.

– Женя, так хорошо? Тебе удобно?

Он спрашивал тихо, перемежая слова поцелуями.

– Ага, – вздохнула Женя, прижимаясь губами к его шее.

Он шевельнул плечами, помогая её руке проскользнуть под ворот его рубашки. А его рука уже под её халатом скользит кончиками пальцев по её животу. Теперь уже не она, а он внутри её объятий, целует её шею, ключицы, склоняет голову, двигаясь губами по её груди. Женя прижималась лицом к его волосам, пока не коснулась губами гладкой кожи на шее и поцеловала его как раз на границе волос. Он вздрогнул и замер. И Женя не услышала, а ощутила его выдох:

– Ещё.

Она рассмеялась и поцеловала его ещё раз, опять туда же и ниже, в выступивший бугорок позвонка. Он резко встал, так резко, что она тихо вскрикнула, но ни испугаться, ни что-то сообразить не успела. В два шага Эркин достиг кровати, положил Женю и сел рядом. Озорно улыбнулся.

– На мя-яконьком, – сказал он очень похоже на Алису, мягко вытаскивая из-под Жени её халат. И уже другим серьёзным тоном: – Тебе не холодно?

– А мне от тебя тепло, – Женя попробовала передать его интонацию и по его улыбке поняла, что попытка удалась.

Плюш ковра приятно щекотал ей спину. Эркин выдернул из штанов и распахнул рубашку, придвинулся поближе, чтобы ей было удобно дотянуться до него. Женя улыбнулась и подняла руку, мягко коснулась основания его шеи. И тут же его рука так же легла на её шею точно на то же место. Улыбаясь, Женя водила пальцами по его груди, ключицам, животу, снова поднималась к шее. И, молча улыбаясь, он необыкновенно точно копировал её движения, гладя её тело. Женя попробовала обмануть его, неровными резкими движениями и остановками, но его улыбка становилась только шире, да озорно блестели глаза. Женя трогала его круглые жёсткие соски и ощущала его пальцы на своих, быстро вела пальцами по ложбине, разделяющей грудные мышцы, вниз к поясу. И с той же скоростью его пальцы скользили по её телу между грудей к животу и так же замирали у резинки её трусиков.

– На работу не проспим? – улыбнулась Женя.

– Ни в жисть, – ответил Эркин с улыбкой.

Женя осторожно нашла узел и потянула за конец. Эркин свободной рукой подправил её пальцы, чтобы она не затянула, а распустила узел. И одновременно её рука скользнула по его лобку, а его пальцы совершил тот же путь по её телу. Эркин приподнялся, давая штанам соскользнуть вниз, быстрым движением плеч сбросил рубашку и уже обеими руками сдвинул с её бёдер трусики.

– Так, Женя, да?

– Ага, – Женя обняла его за поясницу, потянула к себе. – Иди ко мне.

– Иду.

Мягким гибким движением он опёрся ладонями о постель, подтянулся и лёг на Женю, вытянувшись во весь рост, распластался.

– Иду?

– Иди, – рассмеялась Женя и неожиданно для самой себя выгнулась, принимая его встречным движением.

Эркин тихо охнул, прижимаясь к ней.

– Так?

– Ага. Не уходи.

– Сейчас вернусь.

– Ой!

– Тебе больно? – сразу встревожился он.

– Не уходи, – Женя обхватила его за плечи, за шею, попыталась напрячь внутренние мышцы.

– Я здесь, Женя, я с тобой, – его шёпот обжигал ей кожу. – Ага! Ох, Женя… Женя… Женя…

Он звал её, чувствуя приближение туманящей голову волны, чёрно-красного водоворота. И слышал её голос, звавший его.

– Эркин… я здесь, Эркин…

– Я здесь, – откликнулся он, плотнее охватывая её и замирая.

Вздыбившаяся волна нависала над ним. Он знал, что они в комнате, на кровати, что на столе горит лампа, он всё видел и понимал, но чувствовал волну. Она здесь, малейшее движение – и она рухнет на него, закрутит в бешеном водовороте, не оставляя ничего, только тепло Жениного тела и её запах…

Эркин крепче упёрся локтями в постель, осторожно поёрзал, укладываясь так, чтобы полностью закрыть Женю, чтобы потом, когда волна уйдёт, Женя была под ним, как под одеялом. Руки Жени мягко гладили его плечи и спину, её глаза влажно блестели, но губы улыбались. Он пошевелил бёдрами, ворочаясь в ней, готовясь к последним ударам, и волна сразу придвинулась, изгибаясь и приготовившись к прыжку.

– Женя… готова?

Она, улыбаясь, кивнула.

– Я иду.

– Встречаю, – выдохнула она.

Так резко и сильно он ещё не бил Женю, и с той же силой рухнула на него горячая волна, он успел поймать тихий, шёпотом, вскрик Жени и повторить удар…

Он лежал на Жене, всё ещё соединённый с ней, и медленно переводил дыхание. Волна не ушла, она осталась и покачивала его, мягко и ласково. Эркин осторожно шевельнулся, нашёл губами губы Жени, её щёки, влажные и чуть солоноватые, глаза… Она вздохнула, словно просыпаясь, и подняла веки, увидела его лицо и улыбнулась.

– Эркин… хорошо, да? Тебе хорошо?

Он медленно, будто только учился говорить, ответил:

– Да, очень. Ты… ты не устала?

– Не знаю, – Женя медленно подняла руки, погладила его плечи, голову. – Полежим так, хорошо?

– Тебе… нравится? Ну, когда я… в тебе?

– Мне всё нравится, – тихо засмеялась Женя.

И он, отзываясь на этот смех, покачался на ней. Чуть-чуть. Чтобы она почувствовала его.

– Тебе не тяжело?

– Нет, мне хорошо. А тебе?

– Очень. Мне никогда так хорошо не было.

Улыбка Жени стала лукавой.

– Ты так всегда говоришь, каждый раз.

– Это же правда, – он улыбнулся. – Я же индеец, индейцы не умеют врать.

– Совсем-совсем?

– Совсем-совсем, – кивнул он и серьёзно: – Я говорю правду, Женя. Мне каждый раз хорошо, – и помолчав, будто проверял, убеждённо закончил: – Как никогда.

Женя уложила его голову себе на грудь. Он потёрся об неё щекой и всё-таки медленно приподнялся.

– Я… посмотрю на тебя. Можно?

– Можно, конечно, – удивилась его просьбе Женя. – Тебе всё можно.

Эркин медленно плавно выпрямлялся, не разрывая замок, а мягко очень плавно отделяясь от Жени, и встал над ней на коленях так, что Женя осталась лежать на спине между его ногами. Его взгляд мягко гладя двигался по ней, как до этого его руки, и на себе он ощущал такой же гладящий взгляд.

– Какой ты красивый, Эркин.

– Опередила, – улыбнулся он. – Только ты лучше. Правда.

– Сейчас скажешь, что лучше всех, – смеялась Женя.

– И скажу. Это тоже правда, Женя. Ты лучше всех.

Женя медленно закинула руки за голову и потянулась.

– Как хорошо, Эркин.

– Лучше не бывает, – кивнул он. – Я уложу тебя, хорошо?

– Как это?

– Ну, ты поспишь. Тебе надо отдохнуть.

– А тебе?

Он улыбнулся её вопросу.

– От радости не устаёшь.

– Ой, как это тебя хорошо получилось?! – Женя порывисто поднялась к нему. – Значит, тебе это в радость и ты не устаёшь, а мне, значит, отдыхать надо, мне, получается, это не в радость, да? Вот я тебя за это сейчас!

Она обхватила его за шею и резко дёрнула на себя. Эркин поддался рывку и позволил повалить себя на постель. Задыхаясь от смеха, она шутливо тузила его, так что он попросил:

– Женя, не щекочи, я ж в голос заржу, Алису разбудим.

– Придушу провокатора, – грозным шёпотом сказала Женя, усаживаясь на него.

Эркин согнул ноги в коленях, чтобы Женя могла опираться спиной. Теперь она сидела у него на животе и даже ноги ему на грудь поставила.

– Тебе удобно? – заботливо спросил Эркин и, дождавшись ответного кивка, продолжил: – Ты меня пока душить будешь, я вздремну малость, – закрыл глаза и даже всхрапнул.

Женя рассмеялась и попыталась встать, но он сразу открыл глаза.

– Нет, Женя, ты сиди.

– Тебе же тяжело, – возмутилась она.

– От тебя? Никогда.

Но она всё-таки слезла с него и встала.

– Лампа догорает уже.

– Понял, – Эркин потянулся, проехавшись спиной и ягодицами по мягкому ворсу ковра. – Ох, хорошо как. Всё, встаю.

Он сбросил себя с кровати, нашёл шлёпанцы, подобрал штаны и рубашку. Женя уже надела халатик и унесла на кухню чашки, и там теперь еле слышно звякала посуда и плескалась вода. Эркин, прижимая к груди одежду, прошёл к себе в кладовку, вытащил и развернул свою постель, сложил штаны и рубашку и вышел на кухню.

– Я возьму тёплой воды? Оботрусь.

– Конечно, бери, – Женя расставляла вымытую посуду на новенькой проволочной сушке.

– А… а ты?

– Я уже, – засмеялась Женя. – Пока ты штаны свои искал.

– И я уже, – Эркин расправил на верёвке влажное полотенце. – Завтра я поправлю.

– Что?

– Сушку. Там гвозди слабые, я смотрел.

– Ага, – Женя вдруг зевнула. – Спокойной ночи, Эркин.

– Спокойной ночи, – откликнулся он уже из-за двери кладовки.

Женя оглядела кухню, проверила, насколько плотно закрыта дверца плиты, послушала сонную тишину в кладовке и пошла в комнату. Уходя, Эркин привернул фитиль, и теперь комната тонула в полумраке. Женя быстро разобрала постель, погасила лампу и легла. Каково ему там, на полу? Интересно, ну, когда-нибудь их оставят в покое? Чтоб не бояться, чтоб не прятаться от всех, чтоб Эркин мог до утра спокойно спать на кровати. Ведь если подумать, то у них только одна нормальная ночь и была. Когда он с заработков приехал. Правда, если честно, они и не спали в ту ночь. Но всё равно, он до утра оставался с ней, а сейчас… что же делать, так уж получилось, что иначе нельзя. Что же делать?

* * *

Золотарёв любил водить машину и при малейшей возможности садился за руль. Шофёр нужен… когда он нужен. И разговор за рулём вести удобнее. Всегда можно отвлечься на дорогу и тем выгадать время для обдумывания ответа. Хотя на этот раз собеседник нелёгкий – на лету всё схватывает, с очень хорошей реакцией.

– Мы союзники, Игорь Александрович.

– С разными методами, не так ли?

– И это. Но сейчас и методы наши совпадают.

Ироническое хмыканье, быстрый взгляд. Ладно, пойдём так:

– Игорь Александрович, почему вы не вернулись к научной работе?

– Видите ли, Николай Алексеевич, во-первых, делать историю – занятие не менее интересное, чем её изучать. Во-вторых, мне попросту не к чему возвращаться. Все мои довоенные материалы и наработки погибли. В-третьих, я не могу оставить моих товарищей. Они помогали мне, мой долг… фронтовое братство, если хотите, – Бурлаков говорит спокойно, академически рассуждающим тоном. – И наконец, в-четвёртых, у меня, простите, чисто шкурный интерес. Я ищу свою семью.

– Вы говорили, они погибли.

– Да. У меня нет доказательств, что они спаслись. Но нет и доказательств гибели. Работа в имперских архивах может их дать.

– Вы ищете доказательства гибели или спасения?

– Николай Алексеевич, только очень плохой учёный начинает работу, зная, что получит в конце. Известный заранее, желаемый вывод… это догма. А я учёный, – и мгновенная озорная усмешка. – Не очень плохой. Вот и пятый аргумент. Я занят научной, по сути, работой. Так что сама постановка вопроса некорректна. Я всё-таки вернулся.

Золотарёв улыбнулся. Надо же, хорошо как перевёл. Что ж, пусть залезет поглубже. И себе найдёт, и с нами поделится, и… нет, об этом парне говорить ещё рано, пусть профессор увязнет, и тогда… вот тогда и пойдёт настоящая игра с Бредли и Трейси. Они, говорят, игроки сильные, ну так и профессор Бурлаков тоже… далеко не из последних. Недаром его наш генерал ценит и чуть ли не со школы дружит.

– Игорь Александрович, а дома не попробовали? Может, кто из соседей что знает?

– Разумеется, я побывал в Грязине, но… – голос Бурлакова по-прежнему спокоен, – там давно живут другие люди. Сменились все соседи. Никто ничего не знает. Это же был район «оздоровления».

Золотарёв кивнул. Оздоровление, sanitation. Служба Безопасности Империи радикально решала проблему сопротивления в бывшем Пограничье, арестовывая всех жителей, всех поголовно, и заселяя опустевшие дома привезёнными издалека собственными гражданами, лояльными и в силу происхождения, и в силу благодарности за полученное в дар от Империи имущество. А вывезенные… часть уже нашлась трупами на Горелом поле и во рвах, часть в трудовых лагерях при военных заводах… И что теперь со всей этой массой делать? Но об этом пусть головы в другом отделе болят.

– Вы надеетесь найти следы в архивах?

– И на это тоже.

– А ещё на что?

И в ответ с прежней чуть отстраняющей улыбкой:

– Моя главная надежда, Николай Алексеевич, на чудо.

Золотарёв кивнул. Да, больше Бурлакову, если честно, надеяться не на что.

Бурлаков, сохраняя прежнюю улыбку, смотрел перед собой на несущуюся под колёса серую в тёмных пятнах свежего асфальта дорогу…

…– Кажется, успели, – Антон сидит, небрежно откинувшись на спинку, с безмятежной улыбкой отдыхающего гуляки. – Всё спокойно.

– Спасибо.

– Не за что. Твоих мы прикроем, – и уже тише добавляет: – Как сможем.

Он кивает.

– Не надо утешений. Я не первый, – и с невольным вздохом: – и не последний.

– Ничего, – Антон улыбается как можно веселее. – Будет и у нас праздник.

– Будет, – он старается улыбаться как Антон.

– Вот мы победим, представляешь, соберёмся, сядем все вместе… – Антон громко причмокивает.

Он смеётся, кивая. Извечная мечта: пир после победы. Интересно, сколько нас уцелеет? Вряд ли понадобится очень большой стол…

… – Простите, я кажется задремал.

– На здоровье, Игорь Александрович, можете дремать дальше.

– Благодарю…

…Антона убили через полгода. Заметив хвост, повёл за собой, затащил в какой-то тупик и затеял перестрелку. С Антоном оборвалась последняя ниточка, связывавшая с домом. Антон бывал у него дома, знал их всех. И Римму, и детей. Играл с Аней в шахматы, возился с Серёжей и Милочкой. И вот всё, оборвано. Он знал, что так будет, что этим кончится, и всё же…

…Не открывая глаз, Бурлаков сел поудобнее. Машина идёт ровно, без рывков и толчков. Всё позади, всё кончилось благополучно. Для выживших. Он всё понимает, но он поехал туда, в Грязино, бывшее Грязино…

…Застывший в опасливом ожидании город. Провинция Империи, очищенная от расово неустойчивого русского населения. Он узнавал дома, но не город. Городу сменили имя. Теперь Петерсхилл. В честь генерала Петерса, командовавшего войсками захвата. Не улицы, а стриты и авеню. Но главное – сменили людей. Из Алабамы, Луизианы, Дакоты, даже Аризоны – со всей империи их переселили сюда, в дома, ещё помнящие прежних владельцев. Была Россия, Пограничье, Русская территория, а теперь… а теперь они замерли в страхе перед возвращением выживших… Нет, эту проблему надо решить и будем решать. Но сейчас он шёл домой. И безумная не надежда даже, а… а вера в чудо, что Римма и дети дома. Он даже не думал, что столько лет прошло, что дети выросли… А чуда не было. Были чужие люди, жалкий лепет этих людей, что дом был пустой, что всё-всё в доме они купили, на свои деньги, у них даже чеки сохранились, что они не при чём, ничего не знают, дом был совсем пустой, и соседние дома тоже пустые, а они не при чём, а если у мистера претензии, то это всё Империя, Служба Безопасности, а они приехали в пустой дом… У мужчины, седого, грузного, дрожали руки, женщина жалко шмыгала носом, за ними толпились их дети… Он повернулся и ушёл. Не стал с ними говорить. Не смог. Обошёл соседние дома. Никого. Из старых, кто мог что-то знать, никого, никто не вернулся. Ни один…

… – По вашим данным, Николай Алексеевич, из угнанных многие возвращаются?

Золотарёв вздрогнул.

– Я был уверен, что вы спите. Нет, к сожалению, информации пока нет. С угнанными вообще непонятно, куда они делись. Если честно, рассчитываем на вас. Архивы целы, но разобраться в них… Понимаете?

– Догадываюсь, – кивнул Бурлаков. – Попробуем разобраться.

– Простите, что задеваю больное, но… у вас была большая семья?

– Жена, дети, брат жены, племянники, кузены и кузины, другие родственники… Фактически я знаю обо всех, кроме жены и детей. Остальные погибли. Кто на фронте, кто в Сопротивлении. А из дальних… пока я этим не занимался, слишком давно оборвались связи. А ваша семья, Николай Алексеевич?

– Мне повезло. До моих Империя не дотянулась. А так… как у всех. Кто на фронте, кто в тылу. Кому как повезло.

– Да, кому как повезло. Вы правы, Николай Алексеевич.

Золотарёв в зеркальце посмотрел на Бурлакова и вернулся к собственным мыслям. Как однако держится прекрасно. Конечно, об Империи он осведомлён очень широко, десять лет на нелегальном положении – это серьёзно. В его ненависти к Империи, Службе Безопасности, Службе Охраны можно не сомневаться. И в архивах он разберётся вполне… профессионально. Ниточек там торчит… уйма. Не может там не быть компромата на Бредли и Трейси. Где-то эта парочка должна была засветиться. Киллер и шулер, даже не главари, нет, у них в уголовной, как она здесь называется, да, Система, особое положение, уже ясно. Сами по себе, не входят ни в одну группировку и работают только на себя. И уже давно. У Ротбуса был компромат на Трейси и очень серьёзный, раз тот так испугался и поехал за деньгами. А на Бредли? Петерсен клянётся, что был. Что Ротбус не рискнул бы угрожать, не имея на руках козырей. Игроки все, все сравнения карточные. Ну что ж, в этой колоде Бредли и Трейси – тузы. Без джокера их не возьмёшь. Счета в банке… У обоих не подкопаться. Капало потихоньку маленькими порциями. До трёх тысяч декларация об источниках не требуется. Потому и счетов столько. И все оформлены одинаково. Владелец и имеющий право распоряжения. Только имена меняются. Тогда Трейси взял два своих. Сто семьдесят три тысячи. Счетов Бредли не трогал. Хотя там больше. А в сумме четыреста двадцать тысяч с небольшим. Но затребовали шестьсот восемьдесят. И Петерсен, да и остальные показывают одно. Ротбус никогда не требовал больше, чем у человека было. И даже обязательно оставлял какую-то мелочь. Как там… Да, вот: если у человека есть один доллар, больше девяноста восьми центов Ротбус не потребует, но и меньше, чем на девяносто семь не согласится. Значит, у Бредли и Трейси было в общем не меньше семисот тысяч. Хотя… хотя не было, есть. И значит, двести восемьдесят мы не нашли. Оформлено ещё на кого-то? Анонимный счёт на предъявителя? Абонирован сейф? Или просто лежат где-то в тайнике? Но и в сейфе, и в тайнике лежат доллары, имперские зелёные бумажки, обесценившиеся ещё к лету, и два таких волка позволят таким деньгам стать бумажками? Да никогда! Как-то же они их обменяли. И вот здесь без профессора, вернее, его «орлов» – они же «банковские крысы» – не справиться. Значит, надо сориентировать профессора. Теперь… Раз Ротбус требовал деньги обоих, значит, компромат на Бредли у него был. Так что? Трейси решил откупить себя, бросив дружка? Вполне логично, а значит, возможно. Как же не вовремя заткнули пасть Ротбусу. Рискуем не управиться к Рождеству. А это новые жертвы. День Империи – будь она и так далее – обошёлся без большой крови, из наших вообще никто не пострадал, но страсти всё равно накалились. Ещё раз бросим армию между белыми и цветными, и маховик может раскрутиться опять. Нет, к середине декабря надо успеть. И взять на упреждение. Не будут уцелевших охранюг столько времени кормить и укрывать за так. Задаром здесь вообще никто ничего не делает, жлобы поголовно, независимо от цвета. Правда, это даёт возможность отследить по денежным ручейкам, так сказать пройтись от истоков к устьям и обратно. Но… дадим им вылезти на Рождество, крови будет слишком много. Надо успеть раньше. И в то же время не спугнуть.

Золотарёв бросил машину в резкий поворот.

– Сбрасываем хвост, Николай Алексеевич? – спросил, не открывая глаз, Бурлаков.

Золотарёв рассмеялся.

– Я думал, вы спите, Игорь Александрович.

– Ну, ваш поворот разбудил бы любого, а, в общем, вы правы. Я спал.

Бурлаков открыл глаза и достал сигареты.

– Николай Алексеевич?

– Не откажусь, – кивнул Золотарёв, беря сигарету. И решил рискнуть: – У меня к вам, Игорь Александрович, большая просьба.

– Слушаю вас.

– Когда будете работать с архивами… меня очень, – он выделил это слово, – очень интересуют два человека. Джонатан Бредли и Фредерик Трейси. Если что-нибудь попадётся, ну, даже просто упоминание, в любом контексте, я прошу это для меня собрать.

– Джонатан Бредли и Фредерик Трейси, – повторил, запоминая, Бурлаков. – Хорошо, я буду это иметь в виду. Вопрос о причине вашего интереса, я полагаю, неуместен.

– Вы совершенно правы. Но я обещаю. Как только появится возможность, я всё объясню.

– Буду ждать, – улыбнулся Бурлаков. – Кстати… Бредли… Бредли… Знакомая фамилия. Кажется, была такая семья, из так называемой «старой золотой сотни», но она давно, ещё до войны исчезла. Думаете, отпрыск?

– Думаю, это неважно. Я тоже сразу подумал и проверил. Лет сорок, как эта семья сошла со сцены. Империей ворочали совсем другие семьи. Так что, скорее всего, однофамилец, – Золотарёв усмехнулся. – Если это только его настоящая фамилия.

– Возможен и такой вариант, – кивнул Бурлаков. – Я знавал двух Шекспиров, лорда Эссекса, трёх Нельсонов, адмирала, капитана и матроса, ещё… Кстати, лорд Эссекс был отличным механиком, самоучка, малограмотен и невероятно талантлив.

– Погиб?

– Да. Подорвал себя вместе с типографией. Так что это довольно распространённая практика. Берётся фамилия, носителя которой заведомо нет. И в то же время невыдуманная.

– Да, – согласился Золотарёв. – Вряд ли это его настоящая фамилия. Но поищите. Вдруг всплывёт подлинный Джонатан Бредли.

– Хорошо, – кивнул Бурлаков.

Джонатан сидел за своим столом, обложившись бухгалтерскими книгами, и щёлкал на счётах с таким ожесточением, что Фредди молча прошёл к бару, налил себе и по-прежнему молча сел к камину, спиной к Джонатану. Пошевелил поленья, положил ноги на решётку, сделал глоток и откинулся на спинку кресла. Хорошо! За его спиной щёлкали костяшки и изредка шёпотом чертыхался Джонатан. Потрескивание огня в камине, гудение ветра в каминной трубе… С камином им пришлось повозиться. В этом домике – они так и не поняли, для чего он предназначался – стояла плита, большая, но не законченная, и они переделали её в камин, взяв облицовку из гостиной Большого Дома, потому что камин в кабинете был слишком основательно разрушен. Похоже, там искали тайник. Камин вышел большой и нарядный, слишком большой и слишком нарядный для этой комнаты, жрал массу дров, но зато быстро нагревал и долго держал тепло. Тогда же они перетащили сюда эти кресла, как требовавшие самого минимального ремонта, установили решётку, развели огонь и сели у камина. Весна была сырая, одежда не просыхала, тогда Джонни и сказал, что у такого камина из горл апить неудобно, не сочетается.

Джонатан закончил наконец подсчёты, убрал книги в сейф, поставил на место бар и насмешливо хмыкнул:

– Мне ты сделать не догадался.

– А кто тебя знает, когда ты закончишь, – ответил, не меняя позы, Фредди.

Джонатан налил себе и сел в соседнее кресло, как и Фредди положив ноги на решётку.

– Ну и как, Джонни?

– Не так страшно, как я ждал. Лето мы свалили.

– Убытки большие?

– Как сказать. Понимаешь, Фредди, бычки нас здорово выручили. Мы получили живые законные деньги и не очень много потеряли.

– Потеряли на кормах?

– Там потери окупились. Пастухи тоже. Если бы не те двое, что нам Бобби подсунул, потери были бы ещё меньше.

– Да, та пара нас здорово подвела. Чуть не подставили. Но чего и ждать от охранюг, – Фредди оглядел свой стакан. – Хорошо, быстро их скинули.

– Главные потери на перегоне, – Джонатан отхлебнул, погонял во рту, смакуя, и проглотил.

Фредди почувствовал себя задетым.

– Перегон прошёл как надо. До последнего дня кормились и набирали.

Джонатан кивнул.

– Благодаря тебе, Фредди. Ты не отлучался, так?

– Так. Если не считать Мышеловку.

– Правильно. Я и не считаю. Так вот, главной потерей был ты, Фредди. Я как подумаю, чего и сколько мы упустили, пока ты был на перегоне… лучше не думать.

Фредди задумчиво кивнул.

– Ну, если так, то конечно. И выводы, Джонни?

– Первое. С откормом на несколько лет завязываем. Пока не найдём человека, который возьмёт на себя и выпас, и перегон. Парни вкалывали как пр оклятые, но мы всё равно были завязаны на стаде. Вспомни. Больше, чем на неделю отлучаться нельзя.

– Идёт, – кивнул Фредди. – Но такого надёжного, настолько надёжного с ходу не наймёшь. Его надо растить.

– Я и сказал. На несколько лет. На сколько… там увидим.

– Хорошо. Что второе?

– Второе нам надо решить. На чём будем строить имение. Чтобы работало и без нас.

– И давало прибыль, – закончил за него Фредди.

Джонатан только вздохнул, расслабленно оседая в кресле.

– Фредди, прибыльных имений не бывает в принципе. Есть более или менее убыточные. Если я выйду на нулевой вариант, то стану гением.

– Нулевой вариант – это…

– Это вычитаем из дохода расходы и имеем ноль, а не минус. Настолько ты математику знаешь?

– Не зарывайся. Я закончил школу раньше тебя.

– Заметно, – кивнул Джонатан. – Кто раньше закончил, тот больше и забыл. А с этим… Я думал над этим и раньше. И управляющим крутился, чтобы понять. Сейчас посчитал и убедился. Имение убыточно… не то слово.

– Мы не тронули счета, – возразил Фредди. – Если не считать аукциона.

– Я и не считал. За счёт чего мы перекрутились с бычками, Фредди? Мы бессовестно обманули парней, раз.

– Стоп, Джонни. Они заработали как никто.

Джонатан кивнул.

– Остальных обманули ещё больше. Если посчитать объём работы… Парни работали без подмен, без выходных, без дополнительной оплаты ночной работы, на рабском пайке… Нам сказочно повезло, что парни не нажили цинги или ещё чего. И что ни одна комиссия до этого не докопалась, а парни не сообразили пожаловаться. На одних бы штрафах погорели бы.

– Паёк был хороший, Джонни. Вспомни Аризону.

– Помню. А ты помнишь, как мы пополняли паёк? И кусты обдирали не хуже пастухов.

– Помню, – кивнул Фредди. – Да, чёрт. Похоже, с этим ты прав.

– Мы не заплатили аренды за прогон стада, два.

– Верно.

– И ты работал бесплатно, три. Вот и прибыль на бычках.

– Ты тоже, кстати…

– Кстати, Фредди, мы пока в общем плюсе именно потому, что никто не получает зарплату. А наш труд я вообще не считал. А когда вчерне прикинул все затраты… – Джонатан невесело усмехнулся, – чуть не взвыл.

– Вот почему ты злишься, – улыбнулся Фредди.

– Да, – кивнул Джонатан. – Нам здорово повезло, что сохранилась рабская кладовка и мы смогли выдать одежду. Кстати, парней мы и на этом надули. Им полагалась спецодежда. А я ничего, кроме шляп, им не дал. Так что…

– Так что, кончай скулить, лендлорд, – спокойно сказал Фредди. – Считать упущенную выгоду и несделанные расходы… Я думал, ты умнее, Джонни. Если расходов не было, чего ты их считаешь? Сейчас, на этот час, мы в плюсе?

– Да, – нехотя кивнул Джонатан.

– С игровыми и прочим?

– Нет, я считал только по книгам.

– Ну вот. Деньги законные, живые… Какого хрена тебе ещё нужно?

– Утешил, – усмехнулся Джонатан.

– Любишь ты, Джонни, – Фредди оглядел оставшуюся в стакане жидкость, – страхи нагонять. Выйдем когда в минус, тогда и будем думать. А пока…. Кстати, если все имения убыточные, чего они не разорялись?

– Разорялись потихоньку. Рабский труд давал прибыль, Фредди. Но иллюзорную.

– Мг. Счета только почему-то были реальные. И сейфы не пустовали, и тайники не для развлечения делались. Кстати, это имение тоже… иллюзорно прибыльным было?

– Нет. Здесь как раз была прибыль.

– Потому ты и выбрал его?

– Н-не совсем. Я рассчитывал, если честно, на то, что всего здесь не разграбят. На тайники. И сейфы.

– Играть надо наверняка, – улыбнулся Фредди. – Так за счёт чего здесь была прибыль?

Джонатан допил и встал.

– Тебе налить?

Фредди молча кивнул, протягивая ему свой стакан. Джонатан взял его, отошёл к бару, повозился там и вернулся. Фредди взял свой стакан, оглядел.

– Судя по крепости, отвечать ты не хочешь.

– Догадлив, – Джонатан принял прежнюю позу. – Это незачем, Фредди. Их прибыль в прошлом.

– Мг. А повторить их опыт?

– Это невозможно.

– Ты же говорил, что рабский труд невыгоден. Как же они получали прибыль?

– Не надо, Фредди. Неохота ворошить эту грязь.

Фредди иронически хмыкнул.

– Ты давно стал таким чистоплюем, Джонни? И потом… действительно интересно. На чём на этой земле можно получать прибыль?

– Они занимались… животноводством, – нехотя ответил Джонатан.

– Ну, и что в этом такого? – пожал плечами Фредди. – Пастбища приличные. И кого они разводили?

Джонатан мрачно глядел в огонь. Фредди нахмурился. Он уже начинал догадываться, но верить не хотелось. Наконец Джонатан ответил:

– Людей, Фредди. Они разводили людей, рабов. Это был частный питомник. Когда мы сюда ехали, я одного боялся. Что кто-то из местных остался, и нам придётся отвечать за тех. Но… обошлось. Разводить рабов – прибыльное дело, Фредди. Наши кладовки… это были случные камеры. Двадцать рабов производителей. Когда детям исполнялся год, их сдавали в государственный питомник. Там малышей доращивали до пяти лет и отправляли на торги. Они, прежние владельцы, покупали пятилеток, задёшево, подращивали, чему-то учили и перепродавали. Тоже прибыль. Расходы минимальны, а малышня работала. И ещё они… понимаешь, к ним привозили рабынь. Для случки. Это тоже выгодно. Держат до убедительных признаков беременности и возвращают владельцу. И половинная стоимость годовалого, и деньги за еду, и она ещё это время работает по хозяйству. Вот ещё прибыль. И ещё… они брали рабов на облом. Ну, непокорных, не очень покорных. И обламывали. Стоит это дорого. Затрат мало. Тоже выгодно. Это имение было очень прибыльным. И резервация рядом. Её тоже вовсю использовали. По-всякому.