Текст книги "Аналогичный мир - 2 (СИ)"
Автор книги: Татьяна Зубачева
сообщить о нарушении
Текущая страница: 29 (всего у книги 93 страниц)
– Джинни, это всё не так просто.
– Конечно, мама. Я понимаю. Но нам надо уехать. Здесь я больше жить не могу.
Норма кивнула.
– Хорошо, Джинни. А сейчас… сейчас ложись, ты простудишься.
– Хорошо, – Джинни встала и подошла к кровати.
В комнате было уже темно, и Норма не увидела, а услышала, как Джинни легла и закуталась.
– Ложись и ты, мама. Завтра с утра начнём действовать. Спокойной ночи, мама. Я люблю тебя.
– И я, – Норма встала, – и я люблю тебя. Спокойной ночи, Джинни.
Норма поцеловала её в щёку, как в детстве, и вышла, плотно прикрыв за собой дверь. Да, уже поздно. Лучше и ей лечь спать. Дождь всё не прекращается. Под дождь хорошо спится. Пусть Джинни спит.
Она прошла в свою спальню и села на кровать, по-прежнему не зажигая света. Ей он не нужен. Здесь ничего не изменилось. Уезжая на фронт, Майкл видел эту спальню именно такой. И она осталась такой. Только фотография Майкла на тумбочке у изголовья теперь в чёрной рамке. И это всё придётся бросить. Этот дом. Его купил Майкл. Для них двоих. Для их детей. Как они обставляли этот дом. Майкл смеялся: «Вьём гнездо», – и становился серьёзным: «Город глухой, не город, а городишко, бомбить его не будут». Майкл не ошибся. Джексонвилль не бомбили. Ни разу. Всё бросить… Майкл воевал с русскими, они убили его, и туда, к ним? Но… но если Джинни это нужно, то… то какие могут быть разговоры? И Джинни права: не ждать же, пока Джек и Хью вернутся. Да, завтра она начнёт хлопотать.
* * *
Госпиталь засыпал. Страшный поток израненных, избитых, обожжённых людей схлынул. И Ларри решил рискнуть выйти пройтись перед сном. Он уже знал, что поворота не случилось, не допустили. Так что всё в порядке. Он переобулся и, натягивая на ходу поверх пижамы куртку, пошёл к выходу. Из пятого бокса его окликнули.
– Постой, ты… гулять?
Ларри остановился и вежливо ответил:
– Да, сэр.
– Может… – юноша замялся. – Тебе она не нужна сейчас?
Ларри посмотрел на торчащую из кармана газету. Давным-давно, вчерашним утром, когда ещё ничего не было, он собирался отдать её Майклу.
– Сэр, это не моя газета, я должен её вернуть. Но… но у меня в палате есть книга. Если вы хотите, сэр…
Юноша покачал головой.
– Нет. А ты… Где ты берёшь книги?
– Здесь есть библиотека, сэр, – улыбнулся Ларри.
– Но… но она же для русских.
– Там есть книги на английском, сэр.
Юноша кивнул. Он стоял в дверях своей палаты, как в раме, упираясь ладонями в косяки.
– Ты… ты завтра покажешь мне, где она.
Интонация была неопределённой: не вопрос, не просьба и никак не приказ.
– Да, сэр. Сочту за честь, сэр, – вежливо склонил голову Ларри.
Юноша вдруг улыбнулся.
– А поворота не получилось, – сказал он совсем тихо.
– Не сочтите за дерзость, сэр, – ответил улыбкой Ларри, – но я смею думать, что уже и не получится.
– А когда русские уйдут?
Ларри задумчиво пожал плечами.
– Не знаю, сэр. Я не знаю, когда это будет.
– Да, ты, – и с еле заметным усилием, – прав. Но ведь навсегда они не останутся. Ты ведь… разговариваешь с этим… седым. Он командовал, когда всё началось.
– Его зовут Майкл, сэр, – кивнул Ларри.
– Да. Вот спроси у него, сколько они будут ещё здесь.
– Хорошо, сэр. Я спрошу его об этом, сэр.
Ларри ещё раз поклонился и ушёл.
Сидней Кроуфорд проводил его тоскливым взглядом и вернулся в свою палату, лёг на кровать. Как там мама? Будем надеяться, её не тронули. Конечно, дороги сейчас перекрыты, ей не проехать. Хорошо, если она дома, а если выехала и застряла в дороге? И ничего не сделать, ничем и никак не помочь. Чувствуя, как подкатывают слёзы, досадливо мотнул головой. Ещё чего?! Хватит того, что вчера разревелся, да так, что чёрный пришёл. Зря мама его боится, он тихий. И вежливый… Как его зовут? А, вспомнил, слышал, как его называют цветные, что здесь работают. Ларри, да, правильно. Нет, неплохой он, и понимает всё, и не нагличает.
Ларри вышел из корпуса и прислушался. Тихо. Да, пока разговаривал с этим белым, совсем стемнело.
– Далеко собрался, Ларри? – окликнул его, подходя, Арчи. – Привет.
– Привет, – улыбнулся Ларри. – Ну, как там?
– Сказали, можем идти спать, – Арчи зевнул, пришлёпнув себе рот ладонью. – Так ты куда?
– Так, пройтись. Два дня не гулял.
– Ладно, давай, проводи меня.
– Отчего же и нет.
Они не спеша пошли к жилому корпусу.
– Кого привезли, белых?
– Всех хватает. Понимаешь, вчера, ну, когда началось, к нам со всего города и всех подряд тащили, да ещё прятаться прибегали тоже, разноцветные. А теперь из других городов везут, но только тяжёлых, ну, кого сильно поранило или побило.
– Я понял. А что, и белым досталось?
– Нну! – Арчи с удовольствием засмеялся. – Мы тоже… отмахивались. Да и до старых добрались, ну, кого в заваруху упустили, старые счёты не ржавеют. Есть и такие, кто просто… под руку подвернулся, а есть кого прицельно отметелили. И тоже со всех сторон и всех цветов. Друг дружку беляки тоже покрошили. И у наших всякое было.
– Тяжело пришлось? – сочувственно спросил Ларри.
Арчи повёл плечами.
– Врачи говорят, в войну хуже было. Ну, вот такая же гонка, но неделю, а то и больше, да ещё бомбят и стреляют вокруг.
Ларри поёжился.
– А сейчас как? В городе.
– Говорят, тихо.
Они уже подходили к корпусу. На крыльце стояло несколько парней, лениво покуривавших одну на всех сигарету. Ларри поздоровался, обменялся парой каких-то незначащих замечаний и ушёл. Чего им мешать? У них свои дела и проблемы, а у него свои.
Значит, обошлось. Может, до имений и не докатилось, и Марк уцелел. Как малыш тогда цеплялся за его куртку, плакал, Мамми силой отрывала. Как он там? Все с родителями, а он один. Мамми обещала присмотреть, но у неё своих двое. Нет, она и раньше никого куском не обделяла, но всё же… своему из своей миски и добавишь. А Марк один.
Ларри вздохнул. Тут ничего не поделаешь. Но осталась всего неделя. Он быстро прикинул в уме числа. Да, его должны выписать седьмого числа. А сегодня… кажется, первое, но день закончен и его можно уже не считать, так что осталось… всего пять дней. Столько он выдержит. Жаль не успел до Хэллоуина купить те две книги. Смотрел, смотрел на витрину, да так и не решился. Книжный магазин на Мейн-стрит, негру могли и не продать. И дорогие к тому же. Считал, считал… а потом махнул рукой и купил себе ещё две рубашки, Марку азбуку и три книжки. Две – картинки почти без слов, а одну – сказки. И на те книги теперь бы точно не хватило. Так что пошёл тратить остаток, не глядя. Нет, главное – инструменты – он купил. А без тех книг он проживёт. Он многое помнит. Справится. И теперь в город совсем не выйдешь. Денег осталось немного. Думал, там конфет Марку и остальной мелюзге, ещё кое-чего по мелочи… Ну, без всего этого тоже можно обойтись. Главное – вернуться в имение.
За этими мыслями он незаметно дошёл до своего корпуса. Поздно всё-таки, пора ложиться спать. Да, а Майкла же он так и не встретил. Занести газету этому… как его медсестра тогда назвала? Да, Кроуфорд. Ну, будет идти мимо и заглянет. Если тот ещё не спит, предложит.
В пятом боксе горел свет. Ларри осторожно постучал и приоткрыл дверь. Кроуфорд, сидя на кровати, пил молоко с пирожным.
– Приятного аппетита, сэр. Извините за беспокойство, сэр, но вы хотели почитать газету.
– Спасибо, – Сидней торопливо прожевал кусок пирожного и улыбнулся. – Положи на тумбочку.
Ларри прошёл в палату и положил газету на тумбочку.
– Приятного вам отдыха, сэр.
Сидней кивнул и повторил:
– Спасибо, – и добавил: – что запомнил.
Ларри пожал плечами.
– Спокойной ночи, сэр.
И уже был у двери, когда Сидней окликнул его.
– Подожди.
– Да, сэр, – обернулся Ларри.
Сидней встал и подошёл к нему.
– Я… я хотел попросить тебя.
– Пожалуйста, сэр.
– Я… плакал тогда, – Сидней судорожно вздохнул. – Как девчонка. И вообще… ты не рассказывай об этом.
– Хорошо, сэр, – кивнул Ларри.
– Я просто… – Сидней оборвал фразу, пытливо глядя в лицо Ларри. – Ты ведь всё понимаешь. Мужчине стыдно плакать, я знаю…
– Нет, – перебил его Ларри. – Нет, сэр. В этом нет стыда.
Сидней по-прежнему смотрел на него, и Ларри продолжал:
– Я видел, как плачут. Мужчины. Это не стыдно, сэр. Значит, ещё не всё кончено, ещё… не так плохо. Когда не можешь плакать… – и уже Ларри оборвал себя.
Сидней кивнул.
– Я понял. Спасибо, тебе. Тебя ведь зовут… Ларри, а полностью как?
– Лоуренс Левине, сэр.
– А я Сидней Кроуфорд, Сид.
– Очень приятно, сэр, – улыбнулся Ларри.
– Та-ак, – в палату вошла толстенькая медсестра. По-английски она говорила быстро и правильно, с забавным акцентом. – Левине, тебе особое приглашение нужно, чтоб посуду освободил?
– Это я его задержал, – сразу сказал Сидней.
Медсестра смерила его насмешливым взглядом.
– Задержал он, скажите, какой ещё один генерал нашёлся. Давай, Левине, отбой уже.
– Да, мэм, – Ларри ссутулился, безуспешно пытаясь скрыть свой рост. – Слушаюсь, мэм.
– То-то, – победно улыбнулась медсестра, снизу вверх глядя на Ларри.
Ларри вежливым полупоклоном попрощался с Кроуфордом и ушёл в свою палату. Быстро снял и повесил куртку, не садясь, стоя выпил молоко и засунул за щеку маленькое миндальное пирожное.
– Ну, вот и хорошо, – медсестра вслед за ним вошла в палату, взяла стакан и блюдце. – Ложись спать. Спокойной ночи.
– Спокойной ночи, мэм.
Она ушла, и Ларри уже спокойно стал раздеваться. День окончен. Сколько ему ещё осталось? Пять? Да, всего пять дней.
Рассел рывком сел на койке, напряжённо вглядываясь в… да нет, какая уж тут темнота. На ночь свет уменьшили, но достаточно светло, чтобы, открыв глаза, сразу вспомнить, где ты и почему именно тут. Он часто вот так внезапно просыпался и сидел в темноте, а потом обычно шёл к окну и курил, долго курил, пока не начинали слипаться глаза. И вот опять… но он не в своей квартире, и не в комнате у миссис Ренн, он в тюрьме. Ни окна, ни сигарет. Он медленно, разделяя слова, выругался вполголоса и снова лёг. Теперь лежать и думать. И вспоминать. Больше он ничего не может сделать. Когда это у него началось? Не помнит. Кажется, всегда было. Или после смерти матери. Да, тогда…
… Он вернулся из школы, и дом встретил его тишиной. Он сразу прошёл в свою комнату. Отец не любит, когда он без дела шляется по дому. Портфель на место, школьный костюм в шкаф, душ, джинсы, майка, домашние сандалии, и вот теперь можно на кухню. Даже если мамы нет, то он сам возьмёт себе поесть. Такое уже бывало. Но в кухне было чисто и пусто. Он открыл холодильник, духовку… ничего. Мама что, не готовила сегодня?
– Придётся потерпеть.
Он обернулся. В дверях кухни стояла немолодая опрятно одетая женщина.
– Ты Рассел?
Он выжидательно кивнул.
– Я Руби Синклер. Меня вызвал мистер Шерман, твой отец. Я буду теперь приходить к вам готовить и убирать.
Отец нанял прислугу? Зачем?! Правда, мама давно заговаривала об этом, но отец всегда был против. «Чужие глаза в доме излишни и опасны», – обычная фраза, которой отец отказывал маме в этой просьбе. И вот… Руби Синклер. На «белую рвань» она не похожа, но кто же ещё пойдёт по найму в служанки? Кто она отцу, что тот попросил её о такой услуге?
– Отец… договорился с вами, миссис Синклер?
Она быстро и как-то смущённо отвела глаза.
– Да.
Он кивнул. Значит, наняли. Значит, она просто Руби, без миссис.
– Я буду у себя в комнате. Вы позовёте меня?
– Конечно-конечно, – закивала она, снимая шляпку и пальто.
Он ушёл к себе. Где же мама? Ещё утром и разговора о прислуге не было. Они позавтракали, и за завтраком ничего особого сказано не было. Так, обычное…
– Кофе остыл.
– Я сейчас подогрею.
– Нет, меня устраивает.
– Ещё тостов?
– Благодарю, достаточно.
– У тебя всё в порядке?
– Да, папа.
Нет, всё-таки было. Он уже поблагодарил и встал из-за стола, когда мама сказала:
– Мне надо поговорить с тобой, Годдард.
И ответ отца.
– Разумеется, дорогая. У меня есть ещё двадцать минут. Тебе хватит?
– Мы столько говорили об этом, что хватит. Ты не опоздаешь, Рассел?
– Счастливо, сынок, – равнодушно улыбнулся отец.
Он попрощался и ушёл. И дальше всё было как обычно. Но если мама поехала за покупками, то почему её до сих пор нет? К его приходу из школы она всегда возвращалась. А сегодня он даже задержался дольше обычного. Что же случилось?
…Рассел сидел на койке, охватив колени руками. Да, потом он не узнал, нет, догадался о случившемся. А тогда вечером пришёл отец, и он сразу побежал в к нему. В его кабинет…
…– Папа!
– Я слушаю.
Отец, стоя у своего стола, перебирал бумаги.
– Где мама?
– Мамы больше нет.
Отец сказал это так спокойно, так буднично, что он не заплакал, не закричал, а спросил:
– Она умерла?
Отец оторвался от бумаг и посмотрел на него. Кивнул своим мыслям.
– Да. Фактически так.
Он растерянно топтался под жёстким взглядом отца.
– Привыкай жить один, Рассел. Рассчитывать только на себя, – отец вернулся к бумагам. – Я нанял Руби Синклер. Она будет приходить готовить и убирать. Будь с ней вежлив. Это её работа.
– Да, папа. А… а где мама сейчас?
– Её больше нет, Рассел. Ты невнимателен. Это плохо. А сейчас иди к себе. Мне надо работать.
Он попятился к двери.
– В девять будет кофе в гостиной, – догнал его голос отца.
– Как обычно? – вырвалось у него.
– Да, – ответил отец…
…Рассел устало лёг, повернулся набок, натягивая на плечи колючее одеяло. Они продолжали жить как обычно. Отец так устроил, что в их жизни ничего не изменилось. Но он стал просыпаться по ночам и лежать без сна. Однажды он, вот так проснувшись, встал и как был, босиком, в пижаме, пошёл в мамину спальню, сел на её кровать. Сколько он так просидел, не помнит, но пришёл отец, в халате, взял его за плечо и отвёл в его комнату, дал выпить стакан какой-то горькой, одновременно и отталкивающей, и притягательной воды. Он лёг и сразу уснул. Он так и не спросил у отца, было это снотворным, транквилизатором или наркотиком. Наверное, всё-таки наркотик. Он долго помнил этот странный вкус и своё желание ощутить его ещё раз. За завтраком отец ему сказал:
– Никогда не давай эмоциям власть над собой. Это опасно.
И всё. Но он понял.
Рассел усмехнулся. Да, так оно и началось. Он ждал, что настанет час, когда отец расскажет ему, что на самом деле произошло с матерью. Не дождался. И не узнает. Теперь уже никогда. Если и были какие-то записи, то всё погибло в огне. СБ самоликвидировалась, ликвидируя всё и всех как-либо к чему-либо причастных. Нет, не стоит об этом. Заболит голова, и начнут путаться мысли, а прошлого всё равно не вернёшь. Прошлого нет, будущее неизвестно, а настоящее… в настоящем тюремная камера. Он сыграл, сделал свой ход. Удачный, неудачный, но свой.
Рассел улыбнулся, вспомнив озадаченное лицо русского офицера, когда он подошёл и, достав из кармана пистолет, бросил его к ногам русского со словами:
– Арестуйте меня.
Конечно, просьба необычная. Но её выполнили. Надо отдать им должное: обращались весьма корректно. Ни наручников, ни выламывания рук. И даже сюда его привезли в отдельной машине, а не со всеми. И обыск… вполне терпимо. Право, когда он приезжал к отцу в Центр, его обыскивали не столько тщательнее, сколько грубее. Потом зарегистрировали, отобрали всё, что не положено арестанту, и отправили в камеру. Похоже, он русским не слишком интересен. Но это уже неважно.
К вечеру допросы закончились. После обмена впечатлениями пришли к общему выводу, что всех спрашивали об одном и том же.
– Особо не нажимали, – Ночной Ездок сидел на кровати Джонатана. – Что скажешь, то и идёт на бумагу..
– Особо на это не рассчитывай, – улыбнулся Джонатан. – Проверять будут.
Фредди молча кивнул.
– Да что они проверят за сутки? – хмыкнул Ночной Ездок.
– Поверил Адвокату, что дольше трёх суток не задержат? – удивился Джонатан.
– Адвокатам верить… накладно, – очень серьёзно сказал Фредди, и они, все трое, негромко рассмеялись.
В камере стоял ровный несмолкающий гул. Все обсуждали сегодняшние допросы. О чём спрашивали, что отвечал, и как это могут повернуть, кого, где и с чем взяли.
Когда Ночной Ездок отошёл, Фредди, по-прежнему глядя в потолок, тихо, так что слышал его только Джонатан, сказал:
– Самое поганое, что не прижимают.
– Думаешь…
– Да. Не допрос, а фуфло. Они ждут.
– Чего?
– Кого. Того, кто прижмёт. А это так… – Фредди замысловато выругался.
Джонатан кивнул. Да, два пистолета, два кольта, три автомата, цинк с патронами… и ответ: «Ехали к друзьям», – не вызывает никакой реакции. Даже вопроса о фамилиях друзей. И адресах. Если этот вопрос зададут завтра? Отвечать?
– Сейчас они идут как потерпевшие, – тихо сказал Фредди.
– Значит, называем?
– Какие варианты?
– Чёрт! – Джонатан сел, похлопал себя по карманам. – Загнусь без курева.
Ему ответили дружным тоскливым вздохом.
– От того, что ты прыгаешь, курево не появится, – спокойно сказал Фредди. – Не трепыхайся.
Джонатан сердито дёрнул плечом, но лёг. Хуже нет неизвестности.
– На оправку, – сказали в дверное окошко.
Фредди легко встал и пошёл к двери, уже у самого выхода его догнал Джонатан.
Хэмфри Говард замедлил шаг и нерешительно остановился у отцовского кабинета.
– Заходи, – донеслось из-за двери.
Он послушно вошёл. Обычная картина. Камин и у камина в кресле отец. Рядом маленький столик с бутылкой коньяка и рюмкой. Но… рюмка одна?! И кресло одно. Это что?
– Ты правильно понял, – усмехнулся старик.
– Ты хочешь, чтобы я ушёл? Но, отец…
– Я не хочу, чтобы тебя арестовали в моём доме.
Хэмфри растерянно топтался рядом со столиком, не в силах отвести взгляд от бутылки.
– Стой спокойно, – отец говорил равнодушно, но Хэмфри застыл почти в строевой стойке. – Что ещё?
– Приехали Маргарет и Мирабелла.
– Ну?
– Отец, Изабелла… её убили. И её мужа тоже.
– Всё?
– И… и малыша Спенсера. Девочки спаслись чудом.
– Догадываюсь, каким, – хмыкнул старик. – Они могут остаться.
– Я понимаю, – уныло сказал Хэмфри. – Отец…
– Что ещё?
– Я… я не думал, что так получится.
– Это ты объяснишь русским на допросе.
– Ты так уверен, что меня… арестуют?
Старик, продолжая смотреть в огонь, усмехнулся.
– У тебя не хватит мужества застрелиться, а русские не настолько глупы, чтобы шлёпнуть тебя на месте.
– Отец… я был осторожен.
– Кто знает о тебе? Молчи. Вот они и продадут тебя. Тобой откупятся от русских.
– Отец, ну, почему? Почем так получилось? С чего русские вообще полезли, мы же их не тронули.
Старик нахмурился.
– У тебя будет время это обдумать. Иди.
– Куда?
– Куда хочешь. Это твои проблемы.
Хэмфри, понурившись, побрёл к двери, взялся за ручку.
– Отец, ты… – и с внезапно вспыхнувшей злобой: – Ты не боишься, что я скажу русским всё. Всё!
И дёрнулся от взгляда отца, как от удара.
– Тебе это выгодно?
И Хэмфри сник, замотал головой. И острый холодный взгляд погас, спрятался под старчески складчатыми веками.
Хэмфри, пятясь, вышел и, захлопнув за собой дверь, вытер рукавом обильно выступивший на лбу пот. К чёрту, вряд ли русские страшнее.
– Дядя…
Он вздрогнул и обернулся. Мирабелла.
– Чего тебе? Иди спать.
– Как там… дедушка? Вы сказали ему о маме, да?
– Иди спать, – раздражённо бросил Хэмфри. – Завтра он сам всё тебе скажет.
Она попятилась, испуганно глядя на него. Из широко открытых глаз по бледным щекам текли слёзы. Чёрт, прислуги совсем не осталось, а тут ещё эта… бродит, на нервы действует.
– Где Маргарет?
– Она… в ванной, – всхлипнула Мирабелла.
– Вот и иди к ней.
И когда она убежала, со злорадством подумал, что их-то выгнать старику неудобно, внучки всё-таки. Припадочная и придурочная. Попортят они…
– Ты ещё здесь?
В дверях кабинета стоял старик Говард.
– Отец…
Старик подошёл к нему вплотную.
– Дурак. Если тебя возьмут здесь, как я буду тебя спасать?
И даже обнял. Хэмфри растроганно хлюпнул носом.
– Я пойду, отец. У-удачи.
Старик Говард кивнул, отстраняясь от сына. Хэмфри ещё раз всхлипнул, вытер рукавом лицо и ушёл.
Говард вернулся в свой кабинет и опять сел в кресло. Да, Хэмфри придётся спасать. Слизняк, пьяница, дурак… последний Говард. Да, будь под рукой Чак или Гэб, эта проблема решилась бы элементарно. Но нечего думать о неосуществимом. Подумаем о насущном.
Итак, полный провал. Следовало ожидать, раз руководство взял на себя Хэмфри. Каждый этап, каждая деталь отработана неплохо, но в целом… как звали того генерала, что выигрывал битвы, проигрывая войну? Неважно. Но получилось именно так. Но и Джонатан, земля ему пухом, не умел видеть всю цепочку до конца. И Изабелла не заглядывала дальше… собственных удовольствий. Джонатан, правда, хоть толково исполнял порученное. Но стоило отпустить, разрешить самостоятельность и такого наворотил… Ведь до сих пор так с банками и не удалось разобраться. А к декабрю истекает срок внесудебных исков по выморочному и бесхозному. «Надо дождаться ухода русских». Идиоты. Как раз! И остаться ни с чем?! Зимой русские хапнули все пустые имения и потом распродавали их на аукционах. Ловкие ребята, надо признать. А вот с первого декабря все бесхозные только через судебное доказательство родственного права. А там только с последней чистки на вилле должно лежать…
Старик резко залпом выпил полную рюмку и с наслаждением выругался. Имения, золото, камни… – это всё, в конечном счёте, пустяки, а главное… до главного сейчас не добраться. Тайна вкладов, видите ли, и обоснованность запросов.
Но опять же, будем думать о насущном. Закончим с потерями. Изабеллу убили. Что ж, самое удивительное, что этого не случилось ещё зимой, в заваруху. Её предупреждали, что времена изменились, надо быть осторожнее. Она не захотела послушаться. Её проблема. Зять… мужчина, который на самом деле следует решениям жены, иной участи и не заслуживает. От обоих убытков больше, чем выгоды. Удачно, что проблема решилась без затрат. Мальчишка… жаль, конечно, но ещё неизвестно, что бы из него выросло. И потом он Кренстон, а не Говард. Как и девчонки. Правда, в старшей чувствуется хватка, но ей не хватает школы. А младшая… ну, в ней вообще нет ничего от Говардов. Слезливая дурочка. Но одинокий разорённый – Говард насмешливо хмыкнул: кое-что осталось – старик с осиротевшими несовершеннолетними внучками на руках – это даже не плохо. Русские сентиментальны, и на этом можно строить игру. Теперь… теперь надо узнать, что же произошло в Колумбии. Получается, что там сорвалось, не начавшись. Что-то не то, не похоже на остальные. А колумбийские знают многое. Даже слишком. Сами по себе они болтать не станут. Белая Смерть – не та организация, в принадлежности к которой признаются. И раньше, и, тем более, сейчас. Но если кто-то из них попал к русским и развязал язык… документов, правда, нет и быть не может, устные договорённости в дело не подошьёшь, иносказания и намёки… каждый понимает в меру своей испорченности. Неприятно, но не смертельно. Обыск… ну, самое опасное укрыто в Клубе, а до него ни одна сволочь не доберётся и не додумается. Старый Охотничий Клуб пережил и президентов, и императоров, переживёт и русских комендантов. А в доме… ну, для домашнего обыска нужно всё-таки хоть какое-то, но обоснование. Если Хэмфри не напьётся, а будем надеяться, в русской тюрьме у него это и не получится, и не протреплется спьяну, то шансы есть. И не настолько плохие, как могли бы быть. Но надо выждать. Даже переждать.
Храп, сонное бормотание, вздохи, поскрипывание коек под ворочающимися телами… Тюрьму от казармы ночью не отличишь. Мартин повернулся набок и натянул на голову одеяло. Свет на ночь уменьшили, но не выключили. Устал ведь, а не заснуть. И не свет мешает, а… нет, не стоит. Надо думать о будущем. Расстрелять их всех не расстреляют, конечно, но за трупы придётся отвечать. «Принимая во внимание» и прочая дребедень со всякими обстоятельствами… Жаль, совсем русских законов не знает, ну, будем ориентироваться на десять лет. Говорят, русские не держат в тюрьме, а отправляют на тяжёлые работы. Шахты, лесоповал… Хреново, конечно. Но логично. Зачем тратить деньги на содержание заключённого, когда он может их отрабатывать. А учитывая его прошлое… военный, боевой офицер, война только кончилась, всё ещё горячо, то к общей десятке ему вполне могут приплюсовать. Ладно. Ждать его уже некому, можно и не спешить. Мартин вздохнул и откинул одеяло с лица: душно под ним. И услышал. Еле различимые за общим ночным шумом всхлипывания. Осторожно приподнялся на локте. Эркин?
– Эй, – тихо позвал он. – Эркин, – и, протянув через проход руку, тронул за плечо.
Эркин дёрнулся, как от удара, отбросив руку Мартина, и сел на койке.
– Что?! – и уже тихо: – Кричал я, да?
Мартин не ждал такого, но понял.
– Нет, ты тихо… – он запнулся.
– Плакал, – закончил за него Эркин, вытирая ладонью лицо, и лёг, повернулся лицом к Мартину. – О своих подумал, и вот…
– Бывает, – кивнул Мартин. – Дочку с кем оставил?
– Девчонки эти, Даша и Маша, они нам хлеб приносили, ну, вот они взяли.
– Странные имена.
– Они русские, угнанные. Уехать хотели.
– Вот оно что! – Мартин даже присвистнул тихонько. – То-то они так с часовым сумели. Ловкие девчонки. Тогда не пропадёт она с ними.
На нижней койке громко всхрапнул Грошик, и Мартин замолчал. Эркин протянул руку, тронул его за плечо.
– Спасибо, – не услышал, а ощутил Мартин.
Эркин плотнее завернулся в одеяло. Снимать рубашку и джинсы он не рискнул, только молнию расстегнул, чтоб не давило, и рубашку, чтоб не вырвать пуговицы. Вот ведь… во сне Женю живую видел. И Андрея. А они мертвы. Как же так получилось? Как он допустил? Сам, своими руками Андрея на смерть отправил. Не будь с ним Алисы, Андрей бы запросто отбился. А что тогда с Алисой? Нет, он дурак, сволочь. Самому надо было идти. И Женю не пускать на работу. И тогда… что тогда? И накрыли бы их всех вместе. Андрей бы спасся. Нет, Андрей пошёл бы с ним. И тогда уж точно всех сразу… Самому себе не ври, ни хрена бы вдвоём не отбились. Все бы сразу, не сразу, но в один Овраг бы легли. А так Алиса жива. Даша и Маша её не бросят, не такие они. Потом, может… может, и удастся… если не расстреляют, если выживу на работах, если действительно после работ отпустят… Отработочных вот тоже должны были отпускать, а сколько жил, не слышал даже, чтоб дали отработать срок и отпустили. Нет, или продадут, или на Пустырь отправят или сразу в Овраг свалят. Хотя, может, у русских и по-другому…
Он вздохнул, вытягиваясь на койке. Теперь уж что, всё теперь. Что сделано, то сделано. Но Андрея он им не простит. И Женю. Теперь ему одно надо. Выжить. Чтоб Алиса совсем одна не осталась. Даша и Маша хорошие девчонки, но им свою жизнь делать надо. У Алисы больше никого нет. Только он. И у него… она одна.