Текст книги "Чернокнижник и феи (СИ)"

Автор книги: Татьяна Лаас

сообщить о нарушении

Текущая страница: 42 (всего у книги 54 страниц)

Глава 59 Как жить?

За окнами шумел несносный, распутный, как говорили, на самом деле открытый и умевший веселиться Арис. Рауль мрачно ужинал в номере в одиночестве. Можно было спуститься в ресторан, послушать музыку, услышать человеческие голоса, может, даже перекинуться короткими, необязательными разговорами – он давно не общался с кем-то, кто не был его семьей или нужными для разработки лечения фей людьми. Но в голове свербела только одна мысль: как там Зола? Он обещал никогда не бросать её, он обещал всегда быть рядом с ней, какие бы испытания судьба им не приготовила, и вот… Все же сдался, бросил её в больнице, в одиночестве, напуганную и раздавленную. Да, она убивала, да, её руки по локоть в крови, но и его не меньше – это он не уследил за ней, это он не остановил её. Это он сделал из своей любимой, лелеемой Золы неуравновешенного убийцу.

Рауль бросил вилку на стол – он не мог есть, кусок застревал в горле только от мысли, как там Зола, чем её кормят и сняли ли с неё смирительную рубашку, тепло ли ей и удобна ли кровать… И вообще бывают ли удобными кровати в больницах. В психушках, где все решают за тебя. Он откинулся на спинку стула и закрыл глаза. Послушный Мбени тут же ловко, абсолютно бесшумно убрал посуду со стола, принес чашку крепкого черного кофе и хьюмидор. Зашуршала газета.

– Аиби Рауль, вечерние новости. – Мбени еле слышно сказал и тут же отошел к стене – слугу не должно быть видно и слышно.

Рауль открыл глаза и устало встал – с момента госпитализации Золы, он так и не смог сомкнуть глаз: лежал в постели и смотрел в потолок, как, может, лежала и смотрела в потолок его фея. Ей отныне только это и осталось…

– Я спать… Утром договорись о паромобиле – поедем в больницу, после на вокзал.

– Аи Зола поедет с нами? Или…

Рауль сухо ответил:

– Или. – он знал, что её нельзя выпускать из отделения, что она останется там навсегда, только… Только… Только… Только как же с этим жить!!! Как есть, как спать, как улыбаться и дышать, когда она там в одиночестве лежит и смотрит в потолок. Навсегда. Как с этим жить?

Он сжал зубы, как что они заскрипели. Его взгляд случайно упал на тщательно проглаженную, еще пахнущую типографской краской газету, где с первой же страницы с укором смотрела на него Зола. Рауль даже глаза от удивления протер, полагая, что это выверты уставшего, отупленного бессонницей мозга. Но нет. Зола по-прежнему смотрела на его с рисунка полицейского художника.

Он снова закрыл глаза. Её ищут. И рано или поздно найдут. И заберут из больницы в тюрьму. В тюремный медицинский блок, с блохами, чесоткой, вшами, с отвратительной едой и грубыми санитарами. Его маленькую девочку-фею, которую он обещал защищать. А потом всплывут старые дела…

– Мбени…

– Да, аиби?

– Планы изменились. Телефонируй в госпиталь – попроси профессора Манчини задержаться и подготовить неру Золу к выписке – мы забираем её. Затем телефонируй местному управляющему «Торговым домом Аранда» – пусть подберет и подготовит для поездки паромобиль. Нужно топливо, которого бы хватило до Олфинбурга, и еда. – Он вспомнил, что Зола всегда мерзла, и тут же добавил: – И теплый плед… Потом собери вещи и рассчитайся за номер – мы выезжаем сразу же, как заберем неру Золу. Выполняй… Я сейчас поймаю наемный экипаж и поеду в больницу. Ты приедешь туда же и заберешь нас, Мбени.

– Да, аиби, – Мбени, чтобы показать, что все понял, склонился крайне низко, так что и лица не разобрать, и что он думает о плане тоже не понятно, но слуги никогда до этого не предавали Рауля – Джеральд за этим следил строго.

***

В больнице было все так же – тихо, спокойно, пахло карболкой и цветами.

Профессор Манчини уже замолк – битых полчаса он уговаривал Рауля передумать, ведь последняя версия лекарства чудно… Да-да-да, поверьте, чудно!... действовала, возвращая пациенткам способность трезво мыслить. Золе бы еще чуть-чуть подлечиться, луну или хотя бы две-три седьмицы, для закрепления эффекта… Она сегодня была чудесно послушна, просто поверьте!... Ей нужно еще чуть-чуть полечиться. Только Рауль знал – у Золы нет этих трех седьмиц, её найдут раньше. Да и он сам сойдет с ума от трехседьмичной бессонницы.

– Я забираю её, профессор. Все. Решено. Готовьте её к выписке.

– Зря, очень зря… – сказал мужчина, поправляя белоснежный, накрахмаленный так, что хрустел, медицинский халат. – Что ж… Пойдемте, посмотрим, как там наша фея.

Её привели в кабинет для свиданий – он своим комфортом и даже роскошью дико контрастировал с самой Золой. Красный бархат обивки кресел и грубая ткань смирительной рубашки. Позолота на лепнине и бледные, обкусанные губы Золы. Роскошный ковер на полу и её босые, синюшные от холода ноги в простых, разношенных больничных тапках. Ломящиеся от фруктов и конфет этажерки на столе и исхудалое лицо его маленькой феи.

– Зола… – еле выдохнул Рауль, не в силах сказать что-то еще.

Она упала перед ним на колени, снова и снова повторяя:

– Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, не оставляй меня тут…

Как никогда она походила на сумасшедшую.

– Прошу, пожалуйста!

Обычно она обещала быть хорошей, она обещала, что больше так не будет, а сейчас просто шептала бледными, обкусанными губами:

– Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста…

Он забрал её, хоть профессор Манчини напоследок, выдавая выписные документы, недовольно сказал:

– Она манипулирует вами – точно так же, как полгода назад. Такие люди, как она, изобретательны и беспринципны. Она снова и снова так будет повторять. Её надо лечить. Нельзя идти у нёё на поводу.

Но он пошел. Он должен защитить свою фею, даже от самой себя.

Уже в паромобиле она все равно шептала, прильнув к нему, как раньше:

– Я буду послушной. Я буду хорошей. Я буду слушаться. Я не буду мешать тебе. Я не буду громить твою лабораторию или разливать зелья. Я не буду ходить к твоим пациенткам и предупреждать об опасности. Я буду сидеть дома. Я буду хорошей. Только никогда больше не бросай меня. Не бросай, прошу…

– Не брошу, – смог выдавить из себя Рауль. Он знал, что все, что она говорила – ложь. Она знала, что все, что говорил он – ложь. Они лгали друг другу и знали, что слышат ложь в ответ.

Она не могла верить ему после всего того, что он сделал с женщинами-эфирницами и с ней.

Он не мог ей верить, потому что знал – она больна, она в том состоянии, когда не может трезво оценивать себя и свои поступки. Но в одном он не лгал ей – он сделает все, чтобы ей было хорошо в её последние дни, сколько бы ей не отмерили духи рода.

***

Фейн выполз из узкого лаза и долго лежал навзничь на холодной земле просто любуясь небом. Небо. Оно было. И этого было более чем достаточно. Земная твердь над головой последние дни его добила. Он ловил капли редкого дождя и просто приходил в себя – снова выжил, снова пронесло, хоть смерть прошла рядом, совсем рядом, как тогда в Ренале, когда он ловил душителей-тхагов, впервые столкнувшись с местным культом богини-убийцы. Именно он рассказал королю о душителях с алыми шарфами. Знал бы – промолчал бы, и тогда это бы не вышло боком олфинбургским лерам. Кто бы мог подумать… Хотя именно это заставило его задуматься, что лежит в основе появившегося в Олфинбурге Душителя. Именно это спасло ему жизнь.

Дрожащей от усталости рукой он стащил маску с лица, и просто вдыхал чистый, влажный горный воздух. Свобода. Наконец-то свобода. Не от семьи, не от долга, не от обязанностей, но от короля точно. И катакомб. Надо собраться с силами. Надо встать и стащить с себя маскирующий костюм. Надо двигаться дальше – добраться до железнодорожной станции, забиться куда-нибудь в грузовой вагон, пережить Серую долину и двигаться, двигаться, двигаться! От него зависит слишком многое. Он рукой, уже привычно за эти дни, похлопал по нагрудному карману, проверяя, что бумаги еще там – последние дни это стало навязчивым кошмаром, что он потерял бумаги, добытые таким трудом и такими потерями для себя и своей репутации. Хотя он мертв, ему теперь плевать на репутацию – заработает новую, подальше от зоркого ока короля. У него было главное – чертежи прибора. Остальное ерунда – если смогут собрать прибор, значит, смогут разработать и защиту. И тогда еще посмотрим, кто кого еще победит.

Он с трудом сел и принялся стаскивать с себя ненавистный костюм. Устал от него за последние дни. Перед глазами маячил пролом, точнее то, что от него осталось: гранитная твердь там, где раньше были дома. Страховая компания уже, наверное, локти кусает, что пошла у него на поводу – кто в здравом уме страхует земли от обвала? Страхуют дома, только он еще не выжил из ума, понимая, что страховать дома, официально предназначенные на снос, никто не будет. И он сорвал куш! Хоть в чем-то разбуженная Шекли корысть пригодилась.

Фейн испепелил костюм, размял затекшие из-за долгой неподвижности руки и ноги – нужно быть совсем идиотом, чтобы не подстраховаться, когда тебя, как быка, ведут на убой: он же понимал, какую смерть ему готовит Шекли. Забавно, в начале он делал главную ставку на Гилла – вот кому было выгодно обелиться теперь королем, соглашаясь на все. В их паноптикуме сумасшедших только Гилл выглядел нормально, насколько это можно. Надо же, как ни ломал его Шекли, Гилл остался почти самим собой, быстрее всех приходя в себя. Хотя его удивил и Блек – даже через эмпатическое отупение умудрился подстраховать Ривза. Только почему он о себе не позаботился? Ведь знал все свои грешки… Можно было цистерну успокоительного с собой захватить. Или все же не осознает свои слабые стороны? Он не знает, что опасен?

Фейн обернулся на укутанный темнотой город – возвращаться и вправлять Блеку мозги не ко времени. Может, Гилл возьмет на себя эту обязанность? На него смерть Ривза подействовала отрезвляюще. Проклятье, Блеку придется самому со всем разбираться – ему сейчас не до того.

Он отдавал себе отчет – ему очень крупно повезло. В отличие от Ривза или Блека, Гилла и многих других, погибших в Олфинбурге во время отладки прибора, он сам выбрал свой порок. За него не выбирали – он выбрал сам. Слушок в одном месте, случайный крупный проигрыш в другом, спешно проданная фабрика по бросовой цене – Фейны могли себе это позволить, и вот, слухи о банкротстве поползи сами. Да, ему будет стыдно, когда придется вспоминать, чем он занимался в Аквилите… Да, ему будет стыдно, что он шантажировал и выдавливал деньги… В качестве извинения перед нерой Викторией он найдет ту тварь, которая заставила её выйти из вагона в Серой долине. Он найдет ту тварь, которая заткнула рты дорожным полицейским. Да, так себе искупление, но что поделать? Он хотя бы никого не калечил и не убивал, как другие. Он старательно отгонял прочь ненужный сейчас вопрос: как жить? Как жить после такого… Он потом найдет гипнотизера или модного нынче психиатра какого-нибудь и… ему поправят мозги, хотя он и так понимал – другого выбора у него и его семьи не было. Как только Ривз пришел к его отцу с вопросами о возможности создания прибора, воздействующего на чувства, выбора у их семьи не было.

Он снова похлопал себя по нагрудному карману – бумаги были там. Пусть новая фобия, пусть новая зависимость, но эту он хотя бы заработал сам. Это хороший страх, потому что этот страх – его, а не навязанный каким-то Шекли и его прибором.

Надо двигаться. Надо идти через усталость и презрение к самому себе. Он потом подумает о своем поведении. Сейчас перед ним другая задача. Он в последний раз обернулся на Аквилиту. В свете полной Луны сияла петля широкой и вольной Ривеноук. Верния была ближе. Там больше ученых, но он совсем не Мюрай. Он выбирает мир, но мир на условиях своей страны, а не как Мюрай.

Удивительное дело, что Аквилита все еще стояла. Все прогнозы генералитета гласили, что именно тут будет решающее сражение. И где оно? Почему Аквилита еще стоит? Хотя пусть стоит и дальше, пусть неведомые боги хранят её от боевых действий. Фейн не знал, что дирижабли были в пути уже вторые сутки, передвигаясь под маскировкой.

***

Проводив Эвана в дорогу, Вик заставила себя хотя бы чуть-чуть не думать о службе – дома была Полин, которой она обещала семью и любовь, и о которой она непростительно забыла. Они прогулялись с Полин в саду, в темноте полюбовавшись беснующимся океаном, потом они играли в доме, потом Вик читала ей книжку, помогала принять ванну, играя в уточек, а потом Полин, как обычный ребенок, счастливо заснула в кровати. Простые, безыскусные домашние заботы и развлечения. Быть может, это и есть главное предназначение Вик? Дом, дети, игры и прогулки. Придерживайся она этого, то Эвана не ждала бы участь Душителя. Хотя Элайзу такое поведение не защитило. И вот как понять, как найти в этом мире свое место? Место, которое принесет тебе и окружающим счастье. Может, важнее создавать тепло, отдавать любовь, которую ей щедро дарил Эван эти оставшиеся им дни? Забыть о службе и подарить Эвану дом, о котором мечтал бы каждый лер. Вик встала с кровати Полин и вышла в коридор. И как жить? Как дальше жить… Две седьмицы. Она вытерпит их ради Эвана дома? Или к бешенным белочкам такую жизнь?! Если не она, то кто остановит Душителя и Гордона? Или, как говорил Дрейк, это и есть гордыня?

Она медленно шла по коридору. Домашние туфли утопали в ворсе ковра, скрадывая все звуки. Как прожить эти две седьмицы? Даря Эвану праздник или полностью погрузившись в расследование в надежде остановить Душителя? А если не получится? Будет ли она всю жизнь потом сожалеть, что в жажде закончить расследование забыла об Эване, не посвятила себя ему и его жизни? Две седьмицы. Две седьмицы до новолуния. Левую ладонь жгло напоминанием, что она точно выживет, а вот её Душитель нет.

В холле первого этажа гулко и неожиданно раздался дверной звонок. Все, кто был дорог Вик, знали телефонный номер. Неужели что-то случилось с Эваном?! Она стремглав рванула на первый этаж, заставляя себя не думать о плохом.

Это был Одли. Это всего лишь приехал Одли, привезший с собой Брока и уставшего, замотанного Николаса – тот вообще впервые за этот год вернулся из госпиталя ночевать домой.

Брок и Ник послушно разошлись по своим комнатам, потому что Одли выглядел крайне выразительно: его распирала какая-то новость, которую он не смог доверить даже Броку – вот же неожиданность! Вик знала, что у Брока почти нет секретов от Одли, а вот у Одли такой секрет нашелся…

Усталый и встревоженный мужчина заговорил только в кабинете Эвана – из-за отъезда Гордона введенные утром правила Вик отменила.

– Вик… – Одли отказался садиться, продолжая мяться и теряться даже в кабинете.

– Да? – Вик заставила и себя стоять, хоть и устала за этот длинный день. Горящая на столе масляная лампа скупо освещала кабинет, убаюкивая и уговаривая расслабиться.

Одли все же решился:

– Помнишь, ты просила следить за офицерами из Тальмы?

– Да, конечно. – она удивилась, что это всплыло именно сейчас, когда эпопея с офицерами и возмездием за Брока уже закончилась.

– Я… Я договаривался с одной телефонной нериссой в гостинице… До этого ничего интересного, чтобы заслуживало твоего внимания не было, а вот тут…

– Что не так?

Одли дернул ворот мундира и признался:

– Я себя предателем Брока чувствую, если честно. Но не показать не могу.

– Давай уже… – она без просьбы Одли достала из кошелька золотой и подала ему: – передай, пожалуйста, нериссе в качестве благодарности.

– Кх… Вики…

– Купи конфет или лент, или какую-нибудь красивую мелочь… Не мне тебя учить, Вин.

– В общем… – Одли достал из внутреннего кармана мундира помятый лист бумаги. – Читай сама. Это часть записи разговора Грега. Час назад состоялся.

Она взяла распечатку, подошла к столу и принялась читать.

«– …не бойся, тебе недолго осталось это терпеть. Бомбисты Аквилиты…

– Если хоть одна фиксограмма просочится в прессу, я тебя лично прикажу взорвать!

– Еще раз, отец, я…

– Или ты сам решишь этот вопрос, ты сам знаешь как, или его решу я, и тогда тебе не поздоровится. Лучше ты сам выберешь свою смерть, или это сделаю я. Ты – ничто. Будущее Тальмы – все. И ты ему сейчас, позорище, мешаешь!»

Она нахмурилась:

– Это…

– Лер Грегори Блек-старший, глава Нижней палаты парламента.

– Мне же не показалось, что…

– …Вики, никому не показалось – кажется, Блеку конец. Не взорвут наши – папаша прикончит.

– Какие чудесные родственные отношения. Значит, нельзя допустить появления фиксограмм…

– Еще бы знать – куда и кому они уплыли, Вики. Пока все глухо. А Блек – проклятый лер и офицер. Эти идиоты стреляются и по меньшим поводам. Я от Брока чего-то подобного ждал, но, кажется, Грег будет раньше.

Глава 60 Все зло от газет

На рабочей седьмице так трудно вставать на службу. И все утренние предупреждения: шуршание щетки в топке, стук выкладываемых дров, шорох зажигаемой спички, случайное звяканье ведра – идут мимо сознания, не будя и не мешая спать. Даже грохочущий механит-будильник лишь заставляет поглубже забиться под подушку и спать: хоть на миг подольше задержаться в теплой кровати. Сложно открывать глаза, еще тяжелее выкапывать себя из-под теплых одеял, идти куда-то в темноту и холод… Утро в будни – зло. Зато в единственный свой выходной Вик проснулась, почти как положено: в шесть утра – и уже не смогла сомкнуть глаз.

В камине весело плясал огонь, прогревая спальню. Вик представила, как холодно в остальной части дома, и поежилась. Пришлось себя буквально заставлять вставать – умываться, причесываться и, не дожидаясь помощи Анны, заменявшей ей по утрам горничную, одеваться – впрочем, Вик предпочла накинуть теплый халат поверх свежей сорочки и в таком виде пошла вниз. Её грело обещание Эвана телефонировать, как только доберется до Олфинбурга. Вик понимала, что это обещание из тех, которые не совсем выполнимы: вряд ли Эван, действительно, телефонирует в пять-шесть утра – побоится её разбудить, но… Эван никогда не нарушал данного слова, есть надежда, что он телефонирует, просто чуть позже, в более подобающее, с его точки зрения, время.

Джейн, девочка-поломойка, столкнулась с Вик в коридоре – она несла ведро угля для камина в спальне Николаса. Видимо, вчера её не предупредили, и она не успела протопить его комнату. Вик поджала губы – она знала по себе, как тяжело ведро с углем. Надо будет решать вопрос модернизации дома, переводя его на паровое отопление, а пока попросить Джона помогать девочке – за отдельную плату, конечно. Это не входит в его обязанности – носить тяжести. Сделав неловкий книксен, Джейн прошмыгнула в спальню Николаса, тихо затворяя за собой дверь.

В холле камин был уже растоплен. Пламя плясало в топке, робко освещая погруженное в полумрак помещение. Из-за танца огня казалось, что тени в холле ожили – они двигались, шуршали, переговаривались друг с другом. Они что-то ждали. Печать на ладони ответила теплом, пугая Вик. Предложенная Брендоном защита неведомым лоа пугала не меньше участи стать жертвой Душителя. Тени словно почуяли страх Вик – стали плотнее и с тихим шорохом, ознобом отдавшимся в спине, помчались к ней по лестнице на миг застив глаза. Вик еле успела вцепиться пальцами в перила, чувствуя, как мир становится нереальным и зыбким. Казалось, что даже ступени стали растворяться под её ногами, как топкое болото засасывая её ноги вместе с туфлями. Запахло серой, и ладонь нагрелась сильнее. Заодно проснулся Брок, тут же согревая Вик своим теплом и чутко прислушиваясь к тому, что вырвало его из сна.

Поттер при виде замершей на лестнице Вик тут же встал с кресла, где до этого устало сидел, и поклонился, разбивая тишину:

– Доброе утро, нера Виктория! – от его голоса тени подались прочь, как мыши разбегаясь по углам, где им самое место. Они затаились там, словно еще их время не пришло. Где-то вдалеке, на грани слышимости, раздался смешок. Вик понимала, что это все растревоженные нервы из-за вчерашнего, но ладонь ощутимо горела. Лоа бдил. Или готовился прорваться в их мир.

Вик еле заставила себя сказать в ответ:

– Доброе утро, Поттер. – она осторожно стала спускаться по ступенькам, которые, конечно же, были плотными и не собирались превращаться в зыбкое болото. Это все нервы. Это все лишь живое воображение и накопившаяся усталость за тяжелую седьмицу.

Дворецкий тут же спросил:

– Вам что-то нужно? Джон не услышал ваш звонок?

– Нет-нет, Джон тут ни при чем – я хотела дождаться, когда Эван телефонирует. – Вик все же спустилась в холл, хоть ноги и откровенно подрагивали. Тени смирно сидели по углам холла, не пытаясь казаться живыми.

– Он уже, нера. В 5:06. Сообщил, что они благополучно добрались в Олфинбург, он нашел Янга и неру Элайзу Ренар – с ней все хорошо. Как только придет время для посещения психической лечебницы, он тут же навестит нера Чарльза Ренара.

Вик грустно улыбнулась:

– А почему меня не позвали к телефону?

Поттер чуть развел руки в стороны:

– Нер Эван настоятельно просил вас не тревожить и дать вам выспаться. Он сказал, что еще раз телефонирует в начале седьмого утра, когда вы уже проснетесь. Что-то еще?

Вик посмотрела на напольные часы, стоявшие в холле. Время только-только подбиралось к половине седьмого. Возвращаться в кровать было соблазнительно, но так она могла пропустить звонок Эвана.

– Завтрак… – начала было она, и Поттер подхватил её неуверенный вопрос:

– Уже готовится. Утренний выпуск газеты «Седьмица Аквилиты» уже доставлен. Подать вам в спальню или…

– В кабинет.

Поттер склонил голову:

– Хорошо, нера Виктория, я прикажу Джону сейчас же растопить камин в кабинете.

Она не хотела причинять лишние хлопоты, потому что должна была встретить это утро выходного дня в кровати в спальне и не мешать прислуге убираться и выполнять свои обязанности на час позднее, чем в обычный день.

– Не надо. Я подожду завтрак и газету тут, тут уже тепло, и телефон тут… Я подожду, когда Эван телефонирует, в холле. Не стоит беспокойства, Поттер.

Дворецкий привык к её странным выходкам, так что все воспринял спокойно – уже же был завтрак в холле, почему бы не состояться второму такому завтраку?

Вик села в глубокое, уютное кресло, смотревшее в плотно заклеенные сейчас окна и фрамуги двери. Вспомнилось, как совсем недавно приходил Марк и пытавшийся шокировать её Гилл, и слезы вновь навернулись на глаза. Хлынуть им она не позволила. Подняла глаза вверх, пытаясь успокоиться. Думала ли она тогда, в то беспокойное утро Кануна, что все так закончится? Кайла убьют, а Марк… Он почти мертв в стазисе. Могла ли она что-то изменить, почти в штыки тогда приняв мужчин, нуждавшихся в помощи? Хотя они себя таковыми не считали. Память Марка тут же напомнила чужими голосами – Гилл хотел её помощи, он считал, что она сможет во всем разобраться и добраться до Душителя. Вик старательно промаргивалась, чтобы окончательно не расплакаться, иначе тени снова покажутся живыми.

Небеса, она такая плакса. Что она вообще может… Только постараться добраться до Чернокнижника, до Аранды, и только-то.

Джон принес поднос с газетой и масляной лампой. Он поставил её на низкий столик и ловко расправил газету:

– Завтрак будет скоро подан, нера Виктория. – Джон выпрямился и вернулся на половину слуг, наверное, чуть-чуть отдохнуть, пока готовится еда. Впрочем, он тут же вернулся, Вик даже пробежаться глазами по хвалебной статье, посвященной действиям военных инженеров под руководством майора Верра, спасшего Аквилиту от обрушения, не успела. Джон деликатно укрыл её ноги пледом и все так же молча удалился.

Вик прочитала статью о провале и вздохнула – про действия Эвана и полицейских не было ни слова. Словно не они первыми пришли на помощь. Словно не Эван чуть не растерял все свои навыки мага, спасая людей. Впрочем, пусть это будет на совести газетчиков. Она посмотрела на автора статьи – Гаррисон. Что ж, она запомнит это имя, просто на будущее, чтобы знать, от кого можно ожидать удара.

У Аквилиты было одно неоспоримое преимущество перед Олфинбургом. Газетчики Аквилиты оказались дивно тактичными и всю эту сложную седьмицу не мешались под ногами полиции, требуя подробностей. Вик перелистнула страницу и наткнулась на новую статью, занявшую весь разворот.

«Чернокнижник снял богатую жатву с Аквилиты!»

«Новый комиссар полиции показал свою полную непригодность – количество жертв чернокнижника перевалило за три десятка и останавливаться не собирается. Только за вчерашний день было обнаружено три трупа, предположительно убитых чернокнижником!»

Глаза Вик выхватывали фразы о двадцати семи жертвах, обнаруженных на Оленьем острове, о нере Моро и убитых в университете, о костяных фигурках и рунах. Слив данных репортеру, некоему Дживсу, был ужасающ. Это был крах, это…

Вик потерла висок – они провалили дело, Аранда, прочитав новости, уже ни за что не вернется в Аквилиту. Это… Непозволительная некомпетентность, причем от людей, которым Брок всецело доверял. Бешенные белочки… И как теперь и, главное, где искать Аранду?!

Тихо звякнула посуда – Джон подошел абсолютно неслышно и принялся накрывать завтрак.

Вик отбросила на стол газету – что делать дальше, она пока не представляла. Она посмотрела на Джона, поставившего перед Вик бульотку с чаем:

– Брок встал?

– Он только что звонил в людскую. Я сейчас поднимусь к нему и принесу завтрак.

Вик кивнула и распорядилась:

– Отнесите ему газету… Он должен знать.

– Да, нера Виктория, – Джон взял газету и удалился в людскую с пустым подносом.

Она яростно потерла висок – это просто феерический провал…

Холл гулко огласил звук дверного звонка. Поттер удивленно обернулся на Вик, и она разрешающе кивнула ему – наверняка, это Одли, шокированный статьей, или Грег, хотя последний маловероятен. Он сейчас или ждет взрывающийся паромобиль, или смотрит на пистолет… Леррр… Зла не хватало на этих леров, носящихся со своей честью. Один четко требует от сына самоубийства, а второй… Вот чует сердце, пойдет у отца на поводу.

В приветливо распахнутой двери мелькнула белая шевелюра, такая же кипенная сутана, и сердце Вик пустилось вскачь – Марк одолел смерть, Марк нашел в себе силы прийти в себя! А потом глухой обидой на судьбу пришло осознание – как в прошлый раз она перепутала Марка с Дрейком, так и в этот раз она ошиблась: пришел Дрейк в сопровождении угрюмого Брендона. Вик с трудом погасила тревогу, что белоголовый инквизитор, так похожий на змею своими алыми глазами все же сдался и умер…

Дрейк, широко шагая через холл, так что полы сутаны развевались в стороны, подошел к Вик и улыбнулся знакомой, сейчас чуть усталой улыбкой, освещавшей его лицо как яркая электрическая лампочка:

– Доброе утро, Вики… Смотрю, ты удачно перелиняла – новая прическа тебе очень идет, любопытная белочка.

Брендон явно с трудом сдерживал удивление – у него лицо даже чуть перекосило от попытки сдержать неподобающую колдуну улыбку.

– Доброе утро, Дрейк, Брендон…

Инквизитор обернулся на стоявшего чуть сзади его плеча колдуна:

– А вы не солгали.

– Простите, что разочаровал. – отозвался Брендон. – Нам, колдунам, положено лгать, но ситуация была несмешная – вы все же инквизитор…

Дрейк чуть наклонил голову вниз и тут же выпрямился:

– Простите, грех недоверия…

– Вряд ли есть такой грех – скорее доверие является грехом для инквизитора. – Брендон все же позволил себе снисходительно улыбнуться.

Вик не выдержала непонятной беседы:

– Во-первых, садитесь, неры. Во-вторых, я ничего не понимаю. В-третьих, рада вас обоих видеть.

Дрейк, привычно проверяя наличие леденцов в потайном кармане, сел в кресло. Брендона еле заставил последовать его примеру твердый взгляд Вик. Колдун забился в дальнее кресло, втягивая голову в высокий ворот пальто, обмякая и, кажется, засыпая. Во всяком случае, глаза у него были точно закрыты. У него видимо была бурная ночь, полная хлопот. Спал ли он? Впрочем, по виду Дрейка: по запавшим глазам, по залегшим под ними теням, по морщинам, которые не скрывал мягкий свет масляной лампы – тоже было заметно, что ночь у него была та еще.

Поттер сам спешно и в то же время величаво принес из людской новые чайные пары для гостей.

Вик, разливая чай из бульотки, спросила:

– Итак, неры… Что случилось?

Дрейк мягко сказал:

– Случилось легкое недопонимание…

Брендон даже глаза открывать не стал, рот тем более.

Дрейк продолжил все так же тихо – кажется, он старался не мешать Брендону спать:

– Мне вчера пришло много жалоб на черного колдуна, открыто расхаживающего по Аквилите. – Он взял чашку с чаем и принялся об неё греть свои пальцы: – Поскольку мои люди из-за угрозы нападения покинули город, мне пришлось самому всю ночь искать колдуна, так напугавшего горожан – Лига нер прислала целых две петиции, подписанные видными нерами города.

Губы Брендона чуть дрогнули в усмешке, но отвечать он не стал, лишь больше обмяк в кресле, почти исчезая с головой в своем пальто.

– В пять утра я нос к носу столкнулся с колдуном в госпитале в самом охраняемом месте – у палаты стазиса. Нер Кит утверждал, что он твой временный секретарь, но предъявить хоть какие-то документы отказывался. И вот…

Вик все поняла:

– …вы тут. Дрейк, Брендон не лгал. Он секретарь отца Маркуса и служитель храма.

– Инквизиции, попрошу, – глухо донеслось из сонного пальто.

– Инквизиции, – послушно поправилась Вик. – Заодно, пока отец Маркус не в состоянии выполнять свои обязанности, Брендон помогает мне и полиции. Я головой ручаюсь за него.

Дрейк посмотрел в сторону Кита и вновь повторился:

– Мои извинения, Кит. И раз все прояснилось, то, пожалуй, я пойду – мне нужно вернуться в госпиталь.

Вик чуть подалась к нему:

– Дрейк… Могу я задать вопрос?

– Да, конечно.

– Как сложились у тебя отношения с Абени Аранда? Ты можешь поговорить с ней и попросить её встретиться со мной, как с констеблем полиции? Это очень важно.

– Могу, конечно. Но не сегодня – она эти дни дневала и ночевала в госпитале, и я отослал её домой отдохнуть. Выходной же. Как только она вернется в госпиталь, я поговорю с ней.

Вик еле скрыла свое разочарование:

– Хорошо… Завтра, так завтра. И ты не сказал, как тебе Абени? Как ты её воспринимаешь? Какие чувства она чаще испытывает? Разочарование, страх, боль или что-то еще?

Дрейк нахмурился и поставил хрупкую чашку на стол:

– Прости? Чувства? Какие чувства?

Брендон приоткрыл один глаз. Руны на его лице засияли алым. Тени в холле на миг снова ожили, старательно прислушиваясь к происходящему.

Вик пыталась понять – что именно так смутило Дрейка?

– Из-за общего эфира… – растеряно сказала она.

Дрейк приподнял брови вверх:

– То есть… Ты предполагаешь, что я должен чувствовать боли от артрита адеры Манон и Вифании? Это…

Брендон пробурчал, выпрямляясь:

– Обряд между новобрачными, а не между учителем и ученицей. Кто-то крупно сел в лужу.