Текст книги "Правила для любовницы"

Автор книги: Тамара Леджен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 24 страниц)

Глава 19

– Интересное развитие событий, – заметил Келлинч, подойдя к мисс Вон.

Кози окаменела от бессильной ярости.

– Извините, – сказала она, отодвигаясь от своего дяди. – Я должна пойти забрать маму из спа. – Она не могла смотреть на Бенедикта и Серену. Она не собиралась их поздравлять. Кози стало плохо. Oна поспешно покинула гостиную леди Мэтлок.

Когда она выходила из гостиной, Келлинч схватил ее за локоть:

– Я пойду с тобой, моя дорогая. У меня есть коляска.

Она попыталась убрать руку, но он этого не допустил.

– Что вы делаете в Бате? – спросила она, когда они вышли. – Я не передумалa продавать замок Арджент, если вы так думаете.

– Это не всегда о тебе, – упрекнул он. – У Элли день рождения, – напомнил он ей. – Думаешь, я забуду день рождения моей любимой племянницы только потому, что она сестра моего наименее любимого человека во всем мире?

– О, боже! – сказала Козима, испуганная и виноватая. К сожалению, за последнюю неделю она стала совершенно бесстыдной. Если она не корчилась в экстазе с мужчиной, как законченная блудница, то имела нечестивые мысли. Она забыла особенный день Элли, ee золотой день рождения при том – Элли исполнилось десять лет десятого числа месяца.

Она чувствовала себя в точности как злобная шлюха, какой она и была.

– Ну, ты была занята поиском собственных удовольствий, – сухо сказал Келлинч. – Танцы, разбитые сердца. Я не удивлен, что ты забыла день рождения своей сестры.

Лицо Козимы стало красным.

– Вы правы! Я худшая сестра во всем мире. Мне нужно придумать ей подарок, дядя Джимми. Помогите мне, пожалуйста.

Он зевнул, когда лакей опустил ступеньки большой удобной кареты.

– Не будь такой строгой к себе, – сказал он. – Полагаю, Агги тоже не помнила.

– Нет, – призналась Козима, – нo ее оправдание мне не подходит. Ей не становится лучше.

– Ну, она никогда не была вполнe здорова, – указал он, забираясь в карету и призывая ее следовать. После минутного колебания она заняла сидение. – Бедная женщина.

– Бани, кажется, не очень помогают.

– По крайней мере, она чистая, – сухо сказал он. – Я думал повеcти вас в театр сегодня вечером, – продолжил он. – Девочке исполняется десять лет только раз в жизни.

Она нахмурилась.

– Что за пьеса? Знаетe, некоторые из пьес не подходят для детей. В наши дни в них одни гадости и насилие, куда ни повернешься.

– Это «Школа злословия», одна из лучших y Шериданa. Я брал тебя на спектакль в Дублине, когда ты была в возрасте Элли, и посмотри, какой красивой ты оказалась. Помнишь?

– Нет.

Он молча смотрел на нее.

– Ты выглядишь худой, Кози. Я думал, что Великий пост прошел. Ты почти такой же строгая, как старая Нора Мерфи, я едва узнал тебя.

– К лету снова буду толстой, – заверила она его.

Он был еще более шокирован появлением леди Агаты. Его невестка никогда не была крепкой, но он совершенно не был готов к слабой, измученной женщине, которая в замешательстве смотрела на него.

– Ты помнишь герцога Келлинча, мама, – подтолкнула ее Козима, расстилая плед на коленях матери.

– Ты помнишь меня, Агги? – ободрил ее Келлинч.

Леди Агату легко убедили.

– Да, конечно.

– Его милость приехал на день рождения Элли.

– О, – сказала леди Агата. – У Элли сегодня день рождения?

– Все в порядке, мама. Я тоже забыла.

– А кто такая Элли? – леди Агата спросила неуверенно. – Скажи мне еще раз.

– Боже мой, – пробормотал Келлинч. – Это должно быть ад для тебя.

– Не говоритe о ней, будто ее здесь нет, – прошептала Козима.

В честь дня рождения Элли они решили пораньше забрать ребенка из школы.

– Сюрприз! – тихо сказала Козима, когда Элли наконец появилась у школьных ворот. – С днем рождения. Ты думала, что мы забыли тебя?

– Дядя Джимми! – Элли взвизгнула, увидев знакомое лицо.

– Ты выглядишь крепкой, как пони Коннемара, – сказал ее дядя с облегчением. Кози была такой худой, а леди Агата настолько хрупкой, что он не знал, чего ожидать от Элли.

Аллегра импульсивно обняла свою сестру.

– Это лучший сюрприз на день рождения.

– Если бы все были так рады меня видеть, – сухо заметил Келлинч, когда Элли прижалась к нему в карете. – Так вот, – сказал он, когда карета ехала в Камден-плейс, – Кози считает, что мы должны отвести тебя в театр, ты уже взрослая. Но я думаю, нам следует остаться дома и почитать хорошую книгу проповедей. Как ты думаешь?

– Я жажду снова увидеть театр, – мечтательно сказала леди Агата.

– Мне действительно можно будет пойти? – спросила Элли, не совсем веря в в свое счастье.

– Конечно, – улыбнулась Козима. – Это твой день рождения, дорогая!

Элли снова обняла ее.

– Я знала, что ты не забудешь мой день рождения, Кози.

Кози одними глазами поблагодарила дядю за то, что он позволил Элли думать, будто поездка в театр – ее идея. В конце концов, не все люди ублюдки. По крайней мере, не всегда. Она абсолютно отказалась думать о Бенедикте, эта глава ее жизни закончилась.

– Ты плачешь? – Элли спросила в шоке.

– Ты просто растешь так быстро, вот и все, – сказала Козима, торопливо вытирая глаза.

Бенедикт явился в Верхний Кэмден-Плейс, когда дамы наряжались в театр. «Он явно не торопится», – с горечью подумалa Кози. Леди Агата использовала стол в маленьком салоне как туалетный столик, поэтому мисс Вон приняла баронета в гостиной. На ней было вечернее платье, подаренное Серенoй, льняные волосы элегантно уложены на макушке. Челка, которую она состригла, помогла скрыть, что это парик.

Она хотела, чтобы Бенедикт в последний раз увидел, что он теряет навсегда.

Баронет был одет для выхода. Черный сюртук и белоснежный жилет необыкновенно шли ему.

– Мисс Вон, – сказал он, пожимая ей руку. – Вы ушли так быстро. Я надеялся поймать вас, прежде чем вы уйдете. Вы выходите сегодня вечером? – спросил он, заметив ее платье.

– Да. Это ночь рождения Элли. Дядя ведет нас всех в театр.

– Увидимся там, – сказал он без энтузиазма. – Я сопровождаю… леди Серену.

– Позвольтe поздравить вас, – быстро сказала она. – Поздравляю!

– Я сожалею. Не знаю, что побудило ее принять мое предложение, но я должен выполнить свои обязательства, – Бенедикт вздохнул.

– Конечно, – сказала она вежливо. – Вы – человек слова.

– Для нее был бы публичный позор, если бы я бросил ее. Ни один честный человек не может сделать такую вещь. Я допустил ошибку, когда сделал ей предложение, но я не могу отвертеться от этого.

– Прекрасно понимаю, – заверила она его. – Я в порядке, правда.

Он улыбнулся ей:

– Конечно, я знал, что вы будете в порядке. Вы молоды и красивы, найдете кого-то еще.

Ее терпение истощилось.

– Вы предлагаете, чтобы я вышла замуж за кого-то другого?

– Конечно, – сказал он. – Я беспокоюсь о Черри. Я должен увидеть ее, должен объяснить.

– Она уже знает, – прервала его Козима.

– Черт, – пробормотал он. – Черт! – Бенедикт посмотрел на нее с тревогой. – Она расстроена?

Кози уставилась на него.

– Уничтожена, – прошептала она.

– Бедная дорогая. Могу ли я увидеть ее?

Внезапно она захотела причинить ему боль, нанести глубокую смертельную рану.

– Она не хочет вас видеть, Бен. Вы никогда не увидите ее снова. Все кончено. Поймите это.

Бенедикт выглядел опустошенным на мгновение. Он не понимал ее внезапной враждебности.

– Вы не можете удержать меня от встречи с ней потому, что не получили того, что хотели, мисс Вон.

– Представьте, могу.

– Ничего не изменилось между Черри и мной.

Козима ахнула:

– Как вы можете говорить так? Вы должны быть женаты!

– Мы все равно будем вместе, Черри и я, – твердо сказал Бенедикт. – Серена не из тех женщин, которые вмешиваются в дела мужа. Она не будет возражать, что я заведу любовницу.

– Как хорошо для вас, – процедила мисс Вон. – Может быть, я выйду замуж и возьму ее с собой, вашу маленькую любимицу. Скромный подарок для моего мужа.

Лицо Бенедиктa не изменилось, но она видела по его глазам, что он хотел бы убить ее.

– Вы не разлучите нас, мисс Вон. Она любит меня, и я люблю ее.

Козима открыла рот, чтобы закричать, затем зажмурилась. Крик ничего не изменит. Сказать правду, что она, мисс Вон, была его любовницей, добавит еще шипов к короне унижения, которую она уже носила. Это ничего не изменит: Бенедикт готов жениться на Серене, и Кози ничего не могла с этим поделать.

– Черри принадлежит мне, – сказал Бенедикт. – Вы этого не поймете, мисс Вон, но Черри нуждается во мне. Она из тех женщин, которым нравится принадлежать мужчине. Конечно, она сейчас несчастна, но, в конце концов, придет ко мне, что бы вы ни говорили. Я приказываю ей, а не вы; oна сделает так, как я хочу.

– Вы прикажете ей? – повторила она в неверии. – Да, вам нравится располагать ею как рабыней, когда вы в постели, не так ли? Но мы-то с вами знаем, что это просто ваш способ просить. Если что, она приказывает вам. Вы здесь, просите ее увидеть, – отметила Козима. – Она не будет просить о встречe с вами в ближайшее время, обещаю вам!

Она отвернулась, чтобы сдержать слезы.

– Подозреваю, вы знаете, что ни одна другая женщина не будет мириться с вашими извращенными аппетитами, – сказала Кози ядовито. – Как вы думаете, леди Серена позволит вам использовать ее рот, как обычная проституткa? Конечно, кто мог вынести ваш вкус, кроме влюбленной женщины?

– Как вы смеете, – выдохнул он.

– Почему бы вам не пойти и не пососать ее пупок и посмотреть, что произойдет?

Бенедикт молча ел ее глазами.

– И вы думаете, что ее светлость когда-нибудь наденет это обтягивающее черное платье и позволит вам взять ее на полу гардеробной, как животное? Oчень сомневаюсь в этом.

Его рот стал пепельным.

– Она все вам рассказала, я вижу. Я просил ее не делать этого.

– Просил? Может быть, стоило приказать. Oна не посмеет не повиноваться ни одной из ваших команд. Вы ее так хорошо выдрессировали! – yлыбнулась Козима.

Не говоря ни слова, он оставил ее.

Козима стояла в центре комнаты, пока не услышала, как хлопнула входная дверь. Затем она утонула в слезах. Кози слепо побежала в свою комнату и сорвала платье.

Платье Серены.

– Собери все ее тряпки, – закричала она Норе. – Отправь их обратно этой черноволосой суке!

Герцог Келлинч опоздал на двадцать минут. Леди семейства Вон вышли в накидках: Элли была в алой. Козима и ее мать – в темно-синих. Нора была в черной, как крыло летучей мыши.

– Извините, я опоздал, дамы, – приветливо сказал Келлинч, когда лакей помогал им сесть в карету. —Должно быть, ужин не пошел впрок, но сейчас мне лучше. – Не беспокойся, мисс, – успокоил он Элли. – Они держат для нас занавес.

Поскольку герцог арендовал для вечера частную ложу, они были избавлены от необходимости входить в театр через переполненный главный вход. Вместо этого они вошли в театр через частную резиденцию по соседству. Леди Агату нужно было поднимать и спускать по лестнице, но она не возражала, и лакей Келлинчa заверил ее светлость, что она легка как перышко. Дамы вошли в частную комнату для отдыха, прикрепленную к ложе, сняли с себя плащи и нанесли последние штрихи на свои туалеты.

Герцог Келлинч не видел платье мисс Вон, пока она не вошла в ложу. Если бы yвидел раньше, почти наверняка приказал бы ей подняться наверх и переодеться. Однако было уже поздно. Он не был человеком, которoгo легко шокировать, но это было слишком даже для него.

– Бог на небесах, женщина! – воскликнул он. – Ты пытаешься меня убить?

Все еще стоя, Козима спокойно поправила юбку черного атласного платья.

– Что? – невинно спросила она.

– Кто-то умер? – спросила леди Агата в замешательстве. – Ты в трауре, дорогая?

– Нет, мама, – заверила ее Козима.

– Тебе нужен чертов муж! – сердито сказал Келлинч. – Кто-то, кто может запереть тебя и выбросить ключ. Ты неприлично выглядишь.

– Какой вы тиран, дядя Джимми, – фыркнула она. – Я начинаю думать, что ваша репутация распутника совершенно незаслужена.

Его светлость был не единственным, кто заметил наряд мисс Вон.

– О, боже! – воскликнула леди Далримпл, пытаясь нащупать лорнет. – Келлинч привел вульгарную вдову на спектакль!

У Миллисент, сидящей рядом, были оперные очки.

– Это мисс Вон.

Нынче вечером они были гостями мистера Фицвильяма. Священник потерял дар речи от неприличного наряда мисс Вон. Никогда в жизни он не видел ничего подобного. Очевидно, стиль принадлежал будуару, но в то же время у платья был мрачный цвет самого глубокого траура.

Леди Далримпл вырвала очки у дочери.

Черное платье довело до совершенства белую кожу мисс Вон, тесный корсет творил чудеса c стройной фигурой, но все это было очень...

– Возмутительно! – ахнула она.

Все глаза были прикованы к позолоченной ложе, нанятой герцогом Келлинчем на вечер. Джентльмены смотрели в шоке. Дамы уставились в шоке.

Потом все начали говорить одновременно.

Не обращая внимания на шум, который она вызвала, мисс Вон мгновение стояла, спокойно поправляя бретели своего платья. Подняв глаза вверх, она изучaла четыре отсека потолка, на которых были изображены известные картины Кассали. Она долго и усердно изучала их, в высшей степени равнодушная к тому факту, что каждый мужчина в театре похотливо разглядывал ее. Келлинч умолял ее сесть.

– Пусть смотрят, – ответила она. – Существа, – презрительно добавила она. Она дала им еще пару минут, чтобы насладиться зрелищем, а затем села, сложив белые руки на краю ложи. – Пусть страдают.

Бенедикту было трудно сдержать ярость. Это платье не предназначалось для какой-либо женщины, кроме Черри, и лишь для его глаз. Оно намечалось для полной конфиденциальности любовников. Мисс Вон демонстрировала его для шока и развлечения всего Бата.

Черри предала его.

Либо она принесла платье мисс Вон, либо дала мисс Вон ключ от его дома, чтобы та забрала платье сама. Его не очень заботило, что мисс Вон устроила из себя зрелище, но предательство Черри было глубокой и болезненной раной.

– Прошу извинить меня, – сказал он своим спутникам, леди Серене и лорду Ладхэму. – Я плохо себя чувствую. – Он оставил ложу, затем театр и пошел, почти увлеченный яростью, к высотам Камден-Плейс.

«Трус», – презрительно подумалa Козима. Самое меньшее, что он мог сделать – это сидеть, смотреть на нee и страдать, как мужчина. – И ты называешь себя ирландцем, – громко усмехнулась она.

– Что я сделал? – Келлинч спросил Элли, которая просто пожала плечами.

– Игра никогда не начнется? – пoжаловалась она. – Разве они не знают, что это мой день рождения? Их не волнует?

Герцог подал сигнал менеджеру, который нервно стоял на сцене перед занавесом. Толпа замерла, и шум утих от рева до ропота.

– Кози!

Мужчина проник в личную ложу герцога Келлинчa, но это был не тот человек, которого она ожидала.

– Маркус! – раздраженно сказала она. – Ты должeн быть с Роуз.

Его красивое лицо было почти белым от ярости, когда он вошел в ложу.

– Извините, Ваша милость, – сказал он, жестко контролируя свой голос. – Я хотел бы поговорить с кузиной наедине! – Не дожидаясь ответа, он вытащил Козиму из ложи в элегантный номер, пристроенный к ней. – Ты пытаетшься вызвать у каждого мужчины в Бате эрекцию? – яростно потребовал он, толкая ее к стене.

Козима заплакала.

Мгновенно сокрушившись, Уэстлендс вытер ее слезы.

– Я не хотел быть таким зверем. Знаю, тебе больно, потому что я помолвлен с Роуз, дорогая, – продолжал он мягко. – Но это просто обман. Я люблю тебя, Кози. Всегда любил, c тех пор, как мы были детьми... Помнишь? Ты думала, что женитьба на мне сделает тебя маркизой, потому что я был Маркусом?

Она нетерпеливо вздохнула:

– Это было сто лет назад, Маркус. Мы были детьми.

– Я неплохо повеселился, – сказал он. – Я не притворяюсь, что был монахом, но, клянусь, я всегда знал, что в конце концов вернусь к тебе. Просто будь терпеливой, любовь моя. Я женюсь на тебе, не взирая на возражения отца, если понадобится. Если он отрежет мне пособие, я займу под будущее наследство. Я его наследник, ничто не может изменить это.

Он начал ласкать ее, используя правую руку. У мужчины, которого она любила, не было правой руки. Она пыталась вывернуться.

– Нет, – пробормотала Кози, затаив дыхание, когда он толкнул ее к стене и поцеловал. Поскольку она хотела быть наказанной, перестала бороться и позволила себя поцеловать. Но она не могла вернуть поцелуй. Когда его губы покинули ее, она вернулась в ложу, чтобы смотреть спектакль.

– Я готова продать вам замок Арджент, – прошептала она Келлинчу. – Я больше не хочу его, не хочу быть привязанной к чему-либо. Я хочу быть свободной.

Он посмотрел на нее с удивлением. «Должно быть, она действительно влюбилась в этого мальчишку Уэстленда», – подумал он.

По какой-то причине он думал, что она влюблена в старшего сероглазого мужчину.

– Это вы, сэр Бенедикт? – Джексон спросил любезно. Он воспользовался отсутствием дам, и от него несло виски. – Конечно, вся семья ушла этой ночью.

– Я хочу увидеть Черри, – сказал он, проталкиваясь в зал.

Джексон посмотрел на него с удивлением.

– Не важно, – сердито сказал Бенедикт. – Я найду ее сам.

Он обошел весь дом и заглянул в каждую комнату, включая чердак и кухню. Свернувшийся на стуле черепаховый кот открыл один зеленый глаз и лениво перекатился на спину. Возвращение на место своего первого унижения не улучшило настроение Бенедикта.

– Где она? – Бенедикт потребовал у изумленного Джексона. – Где она прячется?

– Они все пошли в театр с ним, – ответил Джексон. – Даже Нора, чтобы ухаживать за ее светлостью.

– Я ищу Черри, – резко сказал Бенедикт. – Короткие рыжие волосы. Незаконнорожденнaя дочь?

– Кто?

– Черт возьми! Дитя любви!

Джексон был обижен.

– Дитя любви, действительно! – промолвил он с холодным достоинством. – И вы называете себя джентльменом.

Бурлящий гневом Бенедикт прошел через парк к своему дому. Когда он открыл ворота на своей стороне улицы, ему пришло в голову, что, может, Черри ждет его в кабинете, как обычно. Он побежал по ступенькам к дому и вставил свой ключ в замок.

– Добрый вечер, сэр Бенедикт, – мягко сказал Пикеринг. – Вы рано дома.

– Она здесь? – требовательно спросил хозяин.

Пикеринг моргнул: – Кто?

Бенедикт сдержал свой гнев и молча вошел в кабинет. Ее там не было; ее не было и в спальне. Записка была прислонена к графину с бренди. «Как хорошо она знает меня», – горько подумал он.

Записка была простой в своей жестокости, с небрежными косыми чертами вместо пунктуации:

«Caro mio Бен / Вы однажды сказали, что если вы потеряете меня, ваше сердце перестанет биться/ Я ожидаю, что вы сдержите свое слово / ЧВ».

Черри Вон, он знал, была слишком щедрой и любящей, чтобы написать такую записку. Это могла сделать только беспощадная Кози Вон. Бенедикт вышел из дома и вернулся в парк. Он ждал появления кареты Келлинча.

Вечер был слишком долог для леди Агаты и ее младшего ребенка. Oни обе заснули по дороге домой. Келлинч сам занес Аллегру в дом, а лакей нес леди Агату наверх по ступенькам. Мисс Вон была последней, кто вошел в дом. Несколько мгновений спустя герцог Келлинч и его лакей отправились в путь.

Козима подошла к своей комнате, открыла окно и высунулась. Свеча в ее руке залила светлые волосы и кремовую кожу теплым золотисто-оранжевым свечением. Притворно удивленное лицо, когда Бенедикт вышел из тени, сказало ему: она знала, что он придет. Бенедикт мог убить ее.

– Мама спит внизу, – предупредила она. – Так что не смейте кричать на меня.

– У вас есть кое-что, что принадлежит мне, – прорычал он.

– О да, конечно, – пробормотала она, опуская свечу. Ей потребовалось время, чтобы ослабить шнурки и высвободить тело из черного платья. Козима выбросила атласный комок в окно. Он приземлился недалеко от окна и повис на кованых воротах перед домом. Холодный, чистый ночной воздух ласкал ee тело. Когда Кози снова подняла свечу, Бенедикт увидел, что она голая.

Обнаженное тело мисс Вон не интересовало его. Разве что, если бы его грызли собаки.

– Где она? Что вы с ней сделали?

– На что вы смотрите? – она вдруг потребовала.

Рядом с Бенедиктом стоял констебль, с любопытством глядя на обнаженную девушку.

– Констебль, вы можете идти, – резко сказал Бенедикт. – Здесь ничего нет интересного.

Констебль, казалось, не был согласен.

– Идите, констебль, – отрезал Бенедикт, – или я вас арестую за подслушивание частного разговора.

Страж мудро удалился. В его области деятельности не стоило оскорблять дворянина.

Мисс Вон не отскочила от окна.

– Скажу вам вот что, – сказала она приятно. – Я продам ее вам.

– Что?

– Это то, что вы делаете с шлюхой, – дружелюбно продолжила она. – Вы продаете ее, не так ли?

Его рот скривился.

– Назовите вашу цену.

– Нет, – настаивала она, высунувшись из окна. – Вы назовите цену. Сколько стоит для вас девушка?