Текст книги "Ворон и роза"
Автор книги: Сьюзен Виггз
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 24 страниц)
Но заставил себя по очереди приподнимать парусину, покрывавшую тела погибших. «Бог мой», – пробормотал он, глядя в лицо одного мужчины. В нем было столько жизни. Создавалось впечатление, что он только что уснул.
Лицо третьего трупа Дэниел узнал сразу. Анри Жуно. Человек, который когда-то был сверкающим украшением Директории [11]11
Директория – высший орган исполнительной власти во Франции согласно Конституции 1795 года.
[Закрыть], неподвижно лежал здесь. Дьявол забрал его душу, потому что при жизни, как и Дэниел, он принадлежал тайному, темному миру.
Дрожа всем телом, Дэниел вышел из морга. Жуно приходил в приют с той же целью, что и Дэниел. Теперь он мертв.
На следующий вечер посыльный Эверард поглощал свой поздний ужин, сидя у камина в здании для собраний. Большинство каноников и послушников тоже находились здесь, с нетерпением ожидая новостей из-за гор.
Положив больную ногу на табуретку, Дэниел сидел рядом с Лорелеей.
– Как хорошо снова видеть тебя за рукоделием, – заметил отец Гастон. – Что ты вышиваешь, Лорелея?
– Стихарь для отца Джулиана, – ответила девушка, не поднимая головы.
Она избегала смотреть в глаза Дэниелу и сосредоточилась на своем вышивании. Судя по ее необычной молчаливости, Дэниел предполагал, что ей было неловко за вчерашний день. Он обнаружил, что тоже думает об их поцелуе. Гораздо больше, чем мог себе позволить думать о таких вещах. Но воспоминания о вчерашнем маленьком, но очень приятном путешествии не покидали Дэниела. И их не могла затмить и изгнать даже жуткая картина, увиденная им в приютском морге.
Ему хотелось вырвать рукоделие из ее рук и убедить не думать о нем. Он не стоил этого. Лорелея должна сохранить свой мечтательный взгляд и дивную улыбку для другого мужчины. Он не умел вести себя с такой девушкой, как Лорелея. В его жизни не было для нее места, как не было места певчей птичке в жизни Ворона.
Интересно, понимает ли она, какую забавную картину представляет, сидя в одежде горцев, подложив под себя одну ногу и высунув язык, сосредоточившись над своими стежками? Дэниел вспомнил ее влажные, шелковистые губы под своими губами, и его охватило желание.
Пытаясь отвлечься, он сосредоточил все свое внимание на госте, который за обе щеки уплетал жареный картофель и соленую говядину, приготовленные Маурико.
Эверард был одет в традиционный швейцарский костюм, изрядно поношенный. На коленях его брюк стояли кожаные заплатки, на отворотах рукавов с буфами едва виднелись вышитые пятиконечные звезды. Когда-то крепкие сапоги были истоптаны в дальних походах за Альпы. У него была могучая фигура горного жителя, а пиво он пил словно воду.
– Давайте я расскажу вам об этом Буонапарте, – сказал Эверард, вытирая рукавом рот. – Его полководцы в Лозанне говорят, что он скоро выдворит австрийские войска из Италии [12]12
В мае 1800 года Наполеон во главе армии двинулся через Альпы в Италию и разгромил австрийские войска в сражении при Маренго.
[Закрыть].
– Как он это собирается сделать? – спросил Сильвейн. Послушник положил свои жилистые руки на колени и подался вперед. Эверард поворошил дрова в камине, достал оттуда горящую головешку и слегка притушил ее.
– Бонапарт собирается атаковать тремя армиями. Вот здесь – австрийцы. Рейнская армия будет прикрывать с фланга. Вот это – итальянская армия Массены, – Эверард увлеченно рассказывал, отмечая расположение армий Наполеона дымящейся головней на грубых каминных плитах.
– Австрийцы превосходят по численности и вынуждают их двигаться по направлению к крепости в Генуе, – добавил отец Джулиан.
Дэниел с удивлением подумал, откуда у настоятеля такая обширная информация. Он вдруг вспомнил о двух таинственных фигурах, которые встречались под окнами лазарета.
– Это ненадолго, – заметил Эверард. – Рейнская армия отправится на юг – прямо через перевал Большой Сен-Бернар – и подойдет к австрийским ослам, – Эверард щелкнул пальцами. – Неожиданное нападение, вот так.
Лорелея оторвалась от своего рукоделия:
– У вас все так просто получается.
– Да, – вступил в разговор отец Эмиль. – Переводить армию и артиллерию через Альпы – очень рискованное дело.
– Если бы монархия была прочной, – проворчал отец Гастон, – такой бы проблемы не существовало.
– Монархия, ба, – сказал отец Эмиль. – Это заслуга людей.
«Этот человек, по-видимому, не понимает замыслов Бонапарта», – подумал Дэниел. Эверард сделал глоток пива:
– Бонапарт когда-нибудь терпел поражения?
– Он потерпел поражение, не получив сына от своей жены, – бросил Сильвейн, подталкивая Тимона локтем в бок.
– Думай, что говоришь, парень, – повысил голос отец Джулиан.
Из псарни донесся лай собак.
– Бог никогда не стоит на стороне диктатора [13]13
Диктаторскую власть Наполеон прикрывал республиканской вывеской. Уже его первая итальянская кампания сопровождалась ограблением страны, но ее прогрессивное содержание (поднять против могущества Австрии антифеодальные силы) обеспечило Франции поддержку итальянского населения.
[Закрыть], – сказал отец Гастон.
– Бонапарт не диктатор, – коротко заметил отец Эмиль. – Он…
Дверь распахнулась. Вошли драгун и солдат со знаками курьеров.
Испытывая сильное желание сбежать или спрятаться, Дэниел ухватился за сидение стула.
Зеленая шинель драгуна была покрыта грязью. Отец Джулиан приветствовал их:
– Добро пожаловать в приют Святого Бернара.
Взгляд драгуна скользнул по сидящим в комнате священникам. Он слегка подтолкнул своего напарника. Карабины и сабли звякнули, когда они неуклюже поклонились.
– Нам нужна постель на ночь, – сказал драгун. – И укрытие для наших лошадей.
Сильвейн и Тимон поспешили на улицу.
Драгун покачнулся и схватился за спинку стула. Из его рукава сочилась кровь. Лорелея быстро встала. Ее рукоделие упало на пол, когда она бросилась к солдатам.
– Вы ранены! Идите к огню, а я принесу бинты из лазарета.
– Откуда вы? – спросил отец Джулиан.
– Итальянская армия.
Курьер взял предложенную ему чашку чаю. Вернулась Лорелея и занялась рукой его компаньона. Она плохо справлялась с вышиванием, но с живой плотью работала искусно.
– Что произошло? – спросил отец Эмиль.
– Пятнадцатого апреля, – сказал драгун, – австрийцы разбили нас надвое. – Он поморщился, когда Лорелея начала обрабатывать рану на руке. – Мы приняли на себя основной удар. Массена повел своих солдат в Геную. Остальные переправлялись на другую сторону реки Вар.
Курьер шумно прихлебывал свой чай, но было видно, что ему хотелось чего-нибудь покрепче.
– Нам двоим, удалось прорваться сквозь колонну австрийских уланов и скрыться в горах.
– Ранение саблей? – спросила она у драгуна.
Он угрюмо кивнул.
– Мы должны отвезти новости генералу Ланессу в Лицен, – сказал курьер. Сейчас Массене требуется армия резерва, иначе его войска умрут от голода в Генуе.
Дэниел понял, что время истекло. Война и опасность разоблачения надвигались на него со всех сторон. Он должен увезти отсюда Лорелею.
Первым делом, нужно положить конец игре в кошки-мышки. Вильгельм Телль уйдет назад в легенду, где и должен находиться.
Настало время взлететь Ворону.
ГЛАВА 6
Месса тянулась так же медленно, как и весеннее таяние снега в горах. Лорелея нервничала. Она перевела взгляд с резной деревянной кафедры на изображение Святого Бернара из цветного стекла за алтарем.
Ей хотелось уйти отсюда и найти Вильгельма. Трактат был закончен. Они отошлют его сегодня в Коппе с Эверардом. Девушка судорожно сжала руки. Она презирала ложь, даже если та была во спасение. Но соблазн достичь своей цели пересилил. Вильгельм сказал, что ее научные поиски не причинят никому вреда. Все человечество только выиграет, если ее теория поможет победить смертельную болезнь. А что касается их поцелуя, то Лорелея сказала себе, что этот момент принадлежит скрывающейся в ней таинственной женщине и нет надобности делиться им со священниками, которым этого не понять.
Каноники принялись читать монотонными голосами молитву. Отец Эмиль, ризничий, поднял дароносицу. Солнечные лучи, пробивающиеся сквозь высокие окна, играли на гранях драгоценных камней большого сосуда.
Служба закончилась пением. Лорелея встала и направилась к выходу из часовни.
Освещенный разноцветными бликами льющегося из окна света, Вильгельм стоял у нефа. Лорелею охватило желание. С каждым днем ее пробуждающаяся страсть к незнакомцу становилась все сильнее. Только от одного его вида ее тело бросало в чувственную дрожь.
Девушка уже направилась было к нему, чтобы поздороваться, но что-то в выражении его лица остановило ее. Хотя мужчина еще и опирался на свою трость, но уже держался достаточно бодро. Даже при мягком освещении его лицо было суровым и недоступным. В его глазах Лорелея увидела непобедимую боль.
– Друзья мои, – произнес он спокойным голосом, который сразу же привлек к себе внимание всех присутствующих, – ваша забота и терпение исцелили меня. Ко мне вернулась память.
Услышав такую новость, Лорелея бросилась к нему:
– Ты вспомнил! О, Вильгельм…
– Нет. Не Вильгельм, – он окинул ясным, холодным, как зимнее небо, взглядом каноников и послушников, которые собрались вокруг, чтобы послушать. – Дэниел. Меня зовут Дэниел Северин.
«Нет, – подумала Лорелея, почему-то вдруг разволновавшись. – Ты – Вильгельм. Мой Вильгельм».
– Дэниел Северин, – прошептал один из присутствующих.
Лорелея внимательно пригляделась к стоявшему перед ней мужчине. Его прежний образ разрушился, а потом сложился в совершенно новый:
– Наконец-то тайное стало явным, – резко прозвучал голос отца Джулиана. – Сознаюсь, что нас выбивало из колеи то, что в приюте живет человек, потерявший память. Пойдемте завтракать, и там вы нам все расскажете.
Лорелея прикоснулась к здоровой руке Дэниела. Мышцы под ее пальцами напряглись.
– Мы не должны давить на него, отец Джулиан.
– Я себя хорошо чувствую, – быстро произнес Дэниел, не отрывая глаз от настоятеля.
Большая возбужденная толпа направилась в трапезную. Утреннее солнце заливало своим светом долину, играя золотистыми бликами на гладкой поверхности озера. Чистый, прозрачный, как горный хрусталь, воздух вливался в грудь Лорелеи.
Дэниел Северин шел ровно, но она знала, что его колено еще болело.
– Что случилось? – спросила она. – Неужели солдаты, которые Прибыли сюда прошлой ночью, узнали тебя? Неужели к тебе сразу вернулась память?
– Не все так драматично, Лорелея. Просто я проснулся сегодня утром со знанием – кто я такой.
– Не похоже, чтобы тебя это обрадовало. Его губы изогнулись в ироничную улыбку.
– Может быть, я пришел в себя благодаря твоим рассказам об изгнанных благородных героях и захватывающих приключениях. Я был немного разочарован, обнаружив, что я всего лишь обыкновенный человек.
«Как гладко и легко он говорит о себе, – подумала девушка. – Словно это удивительное выздоровление для него мало что значит».
– Действительно, – сказал отец Джулиан, который шел по другую сторону от Дэниела. – Но, тем не менее, мы с нетерпением ждем вашего рассказа о том, что вас привело сюда, – его серые глаза холодно сверкнули. – Человек не отважится отправиться в марте через перевал Большой Сен-Бернар без особых на то причин.
За завтраком, поедая сосиски с твердым сыром, Дэниел поведал свою историю. Он не понимал, почему так нервничает, – ложь была его второй натурой уже многие годы.
– Я путешествовал в Берн, – начал он.
– У вас там были дела? – спросил настоятель.
– Да. От имени и в интересах Жана Мьюрона. Он замолчал, положил руки на стол и окинул взглядом своих слушателей. Каждый из них прореагировал на хорошо известное имя. Знакомая зависть вновь завладела сердцем Дэниела. В глубине его души скрывался другой человек, его второе «я», который стремился вселить в швейцарцев хоть каплю того восхищения, какое они испытывали к Мьюрону.
– Вы тоже патриот? – спросил отец Дроз.
Над этим вопросом Дэниел все время размышлял, но так и не смог на него ответить. Вместо ответа он заявил:
– Мьюрон заключен в парижскую тюрьму. За столом послышались возмущенные голоса. – Боже милостивый, – воскликнула Лорелея. – За что?
– Его обвиняют в краже сокровищ из Берна – золота, которое Бонапарт перевозил в Париж, чтобы финансировать свой поход.
– Значит, – проворчал отец Клайвз, – Бонапарт тратит швейцарское золото на свои победы?
– А что он потом будет делать? – нахмурившись, спросил отец Ансельм. – Навязывать свою политику независимым округам Швейцарии?
– О Боже, нет, – пылко воскликнула Лорелея. – Ни один истинный швейцарец не станет терпеть иностранных законов и приказов.
Дэниел увидел, как вспыхнули от возмущения щеки девушки. Лицо было напряжено. Если бы ее отец обладал хоть десятой долей ее воли, то он бы одержал победу над парижской толпой.
В трапезной поднялся шум. Говорили все сразу.
– …Мьюрон – человек чести…
– …Он просто вернул то, что по праву принадлежит Швейцарии…
– …Он патриот, а не вор… Дэниел поднял руку:
– Его обвиняют и в воровстве, и в измене. Но все дело заключается в том, что он невиновен.
Отец Клайвз наклонился через стол и пожал руку Дэниела.
– Вы пришли, чтобы снять с него обвинения?
– Если смогу, – сказал Дэниел, чувствуя себя неловко от крепкого рукопожатия.
Эта идея пришла ему в голову только прошлой ночью. Он почти не надеялся на успех, потому что доказательства против Мьюрона были очень веские. «Черт бы тебя побрал, Жан», – в сотый раз подумал Дэниел.
– Мы сделаем все, что в наших силах, чтобы помочь, – клятвенно заверил отец Дроз.
– Благодарю вас, – сказал Дэниел.
– А теперь, – все еще скептическим тоном произнес отец Джулиан, – продолжите свой рассказ, месье. Нам бы, хотелось узнать о человеке, который рискует своей жизнью ради Мьюрона…
– Я родился в Лозанне и вскоре осиротел.
– О Дэниел, – сказала Лорелея, испытывая сочувствие. Непонятно по каким причинам, но ей казалось, что у него должна быть большая, шумная семья, в которой все горячо любили друг друга. – Что стало с твоими родителями?
– Моя мать была цыганкой, воровкой лошадей, и, хочу сказать, не очень удачливой. К тому времени как мне исполнилось три года, ее поймали и повесили.
Не веря своим глазам, девушка смотрела, как он спокойно прихлебывал свой кофе. Дэниел говорил об этом без всякого сожаления.
Он почувствовал на себе взгляд ее широко открытых карих глаз, но даже не повернулся в ее сторону, обратив все свое внимание на сидящих за столом мужчин. Опытный наемник, он осмотрел настороженным, цепким взглядом свою аудиторию, пытаясь уловить быстрый вздох, нервное подергивание глаз, судорожно сжатые от напряжения руки, чтобы обнаружить человека, стремящегося уничтожить его. Но он ничего не заметил.
Сильвейн отбросил со лба волосы и почти незаметно кивнул другому послушнику, словно говоря: «А я подозревал, что он из плохой семьи».
– А твой отец? – спросила Лорелея.
– Я ничего о нем не знаю, – произнес Дэниел. На самом деле он знал. Беда в том, что и Жозефина Бонапарт тоже знала. – Я вырос в приюте Санкт-Галлен. Мои воспитатели дали мне только образование, и больше ничего.
– Ты сирота, как и я, – прошептала Лорелея. – О, Виль… Дэниел.
Он натянуто рассмеялся:
– Не трать на меня свою жалость, Лорелея. Я был невыносим и заслуживал порку.
– Ни один ребенок не должен страдать, – страстно настаивала Лорелея. – Это несправедливо. Меня окружали люди, которые любили меня, но суровые учителя издевались над невинным мальчиком.
Он потерял свою невинность в таком юном возрасте, что теперь даже не помнил, была ли она когда-нибудь у него, но Дэниел оставил замечание без комментариев.
– У вас есть какие-нибудь родственники? – спросил отец Джулиан. – Братья или сестры?
– Нет, – ответил Дэниел. – У меня никого нет. – И это была почти правда. – Когда мне исполнилось пятнадцать лет, – продолжал он, – меня направили к ремесленнику – мастеру по изготовлению луков и стрел.
– К ремесленнику? – переспросил отец Джулиан. – Невероятно, учитывая ваше образование.
– Меня готовили к семинарии, – сказал Дэниел. – Но вся беда заключалась в том, что у меня не было к этому призвания, и мои учителя, в конце концов, потеряли всякую надежду. На нового же наставника моя образованность не производила особого впечатления, но он научил меня делать луки и стрелы и пользоваться ими.
– Вы меткий стрелок? – поинтересовался Сильвейн. Как любой истинный швейцарец, парень тоже обучался этому благородному занятию – стрельбе из лука.
– Я не ставил перед собой такой цели, – Дэниел улыбнулся. – Но кое-что умею.
– Вы тоже хотели заниматься изготовлением луков и стрел?
– Нет. Мой учитель был мастером своего дела, но меня оно интересовало постольку поскольку.
Лорелея вздрогнула, У нее было предчувствие, что Дэниел скрывает худшую часть своей жизни.
Она представила его молодым, еще несформировавшимся юношей. Боже, сколько же он выстрадал?
Неужели эти воспоминания до сих пор не дают ему покоя?
– Я ушел добровольно. По правде сказать, сбежал, – уточнил он. – Солгал о своем возрасте и вступил в швейцарскую охрану короля Франции Людовика XVI. Я дослужился до капитана.
– Вы были в Тюильри в 1792 году? – спросил отец Гастон.
– Да, – ответил Дэниел. Память захлестнули нежеланные воспоминания, скользкие от крови и отвратительно пахнущие смертью. – Я был там.
События прошлых лет легли тяжелым грузом на его плечи, от пережитого ужаса и вины за загубленные напрасно жизни ему вдруг стало трудно говорить.
В трапезной повисла тишина. Несколько человек, в том числе и Лорелея, перекрестились.
– Я помню тот день, когда мы узнали об этом, – сказала девушка. – Мне было тогда двенадцать лет, и новости из-за гор меня почти не интересовали, – она отодвинула в сторону тарелку – еда стала безвкусной. – Но я помню, как Эверард привез пакет, а отец Джулиан собрал нас всех в часовне, чтобы сообщить новости, – она вздрогнула, вспоминая резкий голос настоятеля и закипающую в ней беспомощную ярость. – Мы бодрствовали несколько дней. Все эти швейцарцы, убитые…
– Около восьмисот швейцарцев, – сказал Дэниел, – погибло в старинном дворце от рук толпы, собравшейся по звону набата. Ей-богу, в моих ушах до сих пор звучат колокола.
– Но вам удалось спастись, – заметил Сильвейн скептическим тоном и с едва заметной враждебностью. – Как это произошло?
– Я не дезертировал, – сверля глазами Сильвейна, начал Дэниел.
Он прикоснулся к шраму, ведущему к белой пряди волос. В голове, подобно вспышкам молнии, пронеслись воспоминания: оскорбленные шевалье, которые поклялись защищать корону своими саблями; нерешительный король и его обезумевшая жена, которая металась по дворцу, пытаясь спрятать драгоценности и детей; швейцарская охрана, которую заставили стоять без дела, как стену, в ожидании приказов, которые поступили слишком поздно. И под конец дьявольские крики толпы: «Да здравствует нация! Долой швейцарцев!»
Ледяным голосом Дэниел с уверенностью заявил:
– Верьте мне, друзья мои, я бы лучше умер.
– Дэниел, – произнесла Лорелея, – ты не должен так говорить.
– Тише. Не мешай ему, – оборвал ее отец Эмиль. – То был важный для Республики день.
– Вы там были? – резко спросил Дэниел. Полные, гладкие губы отца Эмиля растянулись в улыбке.
– Да. Я не мог смириться с бойней, которую устроили швейцарскому народу.
В глазах отца Эмиля вспыхнула злость. Дэниел видел это уже сотни раз. Он никак не мог отогнать от себя ужас своих воспоминаний. Через ворота Тюильри посыпался на королевский двор град копий и заостренных пик. У него от крика болело горло, когда он приказывал своим людям занять боевые позиции.
– Как случилось, что погибло так много людей? – спросил отец Ансельм. Его лицо, обрамленное седыми волосами, было бледным.
Дэниел пытался справиться со своим волнением, иначе ему не удастся осуществить свой план.
– Мы заняли позицию у подножия центральной лестницы. Сначала наши военные мундиры испугали толпу, – у него болела голова, и он потер переносицу. – На нас были надеты красные ливреи, отделанные золотой тесьмой, Наши мушкеты и мечи вызвали внезапный страх.
– Испуганные люди часто бывают очень опасными, – заметил отец Джулиан.
Дэниел хмуро посмотрел в сторону настоятеля.
– Некоторые патриоты обещали помиловать нас, клялись, что пощадят нас, если мы сложим оружие.
– Никто бы не осудил вас за это, – сказал отец Дроз.
– Мы отказались, – просто ответил Дэниел, пресекая дальнейшие споры.
«Мы – швейцарцы, – закричал он толпе. – Швейцарцы сложат свое оружие только вместе со своими жизнями». Тогда Дэниел был молод, глуп и мог жертвовать жизнью ради чести.
Так они и сделали. По телу Дэниела пробежала дрожь. В швейцарцев полетели крюки, вырывая их сердца под крики обезумевшей, жаждущей крови толпы. Марсельцы и батальон кордельеров [14]14
Кордельеры – члены Клуба Кордельеров, наиболее демократичного клуба революции. Сыграли большую роль в событиях 10 августа 1792 года (Народное восстание. Захват Тюильрийского дворца. Свержение монархии).
[Закрыть]требуют, чтобы им открыли ворота замка. Ворота открываются. Вдруг справа и слева поднимается быстрый огонь. Дэниел предпринял вылазку и потребовал пушки. Два орудия заряженные картечью, укрытые от взоров, делают залп. По народу одновременно стреляют и со стороны двора, и со стороны сада, и со стороны города. Вся площадь замка затянута густым облаком дыма: Ворота были отбиты. Преследуемая пулями из швейцарских мушкетов, толпа хлынула на безопасные улицы.
Дэниел поднес к губам кружку с кофе. Боже! Как долго он смаковал сладость победы? Наверное, всего лишь несколько мгновений. Он не мог вспомнить. Последовавшие за этим ужасные события стерли всякое представление о времени.
Первое замешательство быстро прошло. Жители предместий, вооруженные пиками, двигаются, не обращая внимания на ружейный и артиллерийский огонь. Королевскую армию оттесняют в замок. Швейцарцы упорно отстаивают центральную лестницу, но наступление ведется так упорно, что попытки остановить его становятся бессмысленными. Восставшие входят во дворец.
– Нам не удалось повернуть назад бунтовщиков, – сказал Дэниел. – Из дворца, территория которого кишела восставшими, мы направились к Школе верховой езды.
– У швейцарцев все было под контролем. Что же, черт возьми, тогда произошло? – спросил Сильвейн. Забыв о завтраке, он ерзал на краю скамьи.
Дэниел посмотрел на Лорелею. На его губах появилась ужасная улыбка.
– Король Людовик XVI прислал нам приказ, который привел нас к гибели.
«Твой отец, принцесса», – подумал Дэниел, вспоминая, как был тогда зол.
– Это ложь, – заявил отец Гастон. Его лицо пылало. – Король не хотел губить своих отважных людей.
– Тогда он должен был нам позволить выполнить свой долг. Но вместо этого он приказал сложить оружие и отойти к казармам.
Дэниела всего передернуло, когда он вспомнил их позорное бегство через дворцовые сады. В слепой ярости в них палили из ружей гвардейцы национальной армии.
Швейцарцы, которым благополучно удалось добраться до казарм, встретили там пронзительно кричащую толпу. Не удовлетворившись простым убийством, бунтовщики выбрасывали кричащих от ужаса людей из высоких окон, разрубали тела, сдирали с них одежду. Конная жандармерия перешла на сторону народа и подожгла казармы швейцарцев.
Лорелея прикоснулась к его рукаву. Очнувшись от кошмара, Дэниел отдернул руку.
– Прошу тебя, ты не должен расстраивать себя воспоминаниями, – сказала девушка. – Это не…
– Дай ему продолжить, – прервал ее отец Джулиан.
– Меньше двух сотен из нас добрались до казарм. Некоторые сбежали через двор дома Марзан и улицу де ле Шель.
– И вы были среди них? – спросил отец Эмиль.
– Нет. На кухнях шло сражение, – и опять Дэниел услышал хриплые крики поваров и судомоек, моливших о пощаде. – Я пошел узнать, чем могу помочь. – Он посмотрел на дырку от сучка на столе. – Я не смог… Есть у вас вино? – быстро спросил Дэниел. От волнения у него начали дрожать руки.
Кто-то передал кружку монастырского вина. Он быстро опустошил ее, желая, чтобы пьянящая жидкость изгнала всех демонов из его головы.
– Я пытался… – Дэниел вытер рукавом губы, протянул кружку и попросил налить еще вина. – Любой глупец сбежал бы, чтобы спасти свою жизнь, но я…
– Что сделал ты, Дэниел? – мягко спросила Лорелея.
В его ушах зазвучал яростный свист. Как искорки от костра, замелькали перед его взором рубиновые сережки. Твердые маленькие красные капли сверкали в ушах монстра. С пиратской ухмылкой на лице Кретьен Руби удерживал свои позиции рядом с жаровней, из которой торчала обуглившаяся рука.
– Меня одолевало идиотское желание отомстить за товарищей. Я бросился громить бунтовщиков, – произнес Дэниел. – всех, кроме одного. У Руби был меч, который он вырвал у шевалье, и он знал, как с ним обращаться. Борьба была короткой и жестокой.
Дэниел вспомнил, как запах его собственного пота смешивался с запахом крови и горящей плоти. Им постепенно овладевало изнеможение, пока он отражал удары. Потом – крик и лезвие меча, рассекающее его голову.
– Я был ранен и принят за убитого, – продолжил Дэниел. – К тому времени, когда обнаружили, что я жив, королевскую семью уже загнали в здание Национального собрания. Толпа удовлетворила свою жажду крови. Члены коммуны заключили меня в Карм.
– Карм, – повторил отец Гастон, прихлебывая вино.
– Что это за место? – спросил Сильвейн.
– Прежде там был дом кармелитов, но позже это место стало могилой благороднейших мужчин и женщин Франции, – сказал отец Гастон. – Я был там однажды после сентябрьской бойни [15]15
2-6 сентября 1792 года – массовый террор против аристократии («сентябрьские события») в Париже и провинциях.
[Закрыть]. Там темно и сыро. Мокрые стены были липкими от благородной крови. Я до сих пор чувствую этот запах. Я ходил туда молиться вместе с мадам Эгийон, – в глазах отца Гастона заблестели слезы. – Крысы и тараканы облепили мою рясу, и я не смог молиться гаком отвратительном месте.
– О, отец, – прошептала Лорелея.
Он отмахнулся от ее сочувствия и посмотрел на Дэниела:
– Как вам удалось бежать?
Дэниел не позволил себе расслабиться и из последних сил пытался контролировать свои чувства. Отец Гастон знал правду о Лорелее. Скорее всего, он был роялистом. Если он каким-либо образом догадался о миссии Дэниела, то мог быть тем человеком, который пытался его уничтожить. Но стал бы каноник убивать ради того, чтобы защитить незаконнорожденную принцессу, которая была пятном на репутации королевского дома Франции?
– Меня должны были казнить быстро, – сказал Дэниел. – Но так уж случилось, что я пробыл там два года. А потом, в один прекрасный день, меня освободили.
Как просто это все прозвучало. Лорелея сжала руки.
– Слава Богу! С тебя сняли все обвинения, потому что ты был невиновен.
– Невиновен? – Дэниел произнес это слово, как ругательство. – Нет, Лорелея. У меня просто появился влиятельный друг.
– И кто же это был?
– Тоже заключенный. Женщина. Ее звали Мари Жозеф Роз, виконтесса де Богарне, – Дэниел с трудом произнес ненавистное имя.
– Я никогда о такой не слышал, – заметил Сильвейн.
Дэниел внимательно посмотрел на своих слушателей. Он увидел всего лишь искреннее любопытство на их лицах.
– Она уже больше себя так не называет. Вся Европа знает ее как Жозефину Бонапарт – жену первого консула Франции.
– Невероятно, – изумленно воскликнул отец Эмиль.
– Она и вправду такая красивая, как говорят? – спросил один из послушников.
Дэниел уже однажды совершил подобную ошибку, решив, что она красива как богиня. Слишком поздно он понял, какая она змея, существо без крупицы совести.
– Она креолка, – сказал он. – Родилась на Мартинике. И нет, она не красива, – Дэниел сжал руки. Только Лорелея, которая сидела рядом, заметила, как побелели его стиснутые пальцы. – Она умна и чертовски обаятельна. И она очень искусно пользуется своим влиянием на людей, своим обаянием, как другие женщины пользуются духами. Это была иллюзия красоты. Эта женщина создала вокруг себя ауру, которая действовала на мужчин словно наркотик.
– Значит, вы были хорошо с ней знакомы? – спросил отец Джулиан.
Интересный вопрос. Дэниел пропустил его мимо ушей.
Лорелея почувствовала какой-то неясный испуг. Какой, должно быть, скучной он находит ее по сравнению с Жозефиной. Девушка живо представила их недавний поцелуй, и ей стало стыдно. Дэниел целовал ее, когда не помнил ничего о своем прошлом, не сравнивал ее ни с какой другой женщиной. А сейчас Дэниел Северин должен бы ужаснуться от того, что Вильгельм увлекся обыкновенной, неухоженной девчонкой с гор.
– Я всегда восхищался мадам Бонапарт, – заметил отец Гастон. – Она посвятила себя возвращению из ссылок благородных людей Франции, чтобы они могли занять принадлежащие им по праву места.
– Ты восхищаешься проституткой, – заявил отец Эмиль. Его грубые, резкие слова вызвали удивленные возгласы присутствующих. – Причина, по которой она решила заняться сливками общества Франции, всем ясна, даже дуракам. Она спала со многими из них.
– Это ложь! – закричал отец Гастон.
Лорелея посмотрела на отца Джулиана. Он недовольно поморщился, но промолчал.
– Это известно каждому человеку при дворе, – крикнул в ответ отец Эмиль. О ней говорили гораздо больше, чем о Марии-Антуанетте.
– Может быть, она и была неосторожной, – уступил отец Гастон. – Но она понимает, как важно восстановить на троне Франции католических королей.
– Их спасет только чудо, – фыркнул отец Эмиль, опорожняя кружку пива. – Голубую кровь выпустили из вен Франции несколько лет назад.
– Если кто и может вернуть все это, так только Бонапарт и его жена, – сказал отец Гастон. – И они это сделают.
Лорелея взглянула на Дэниела. Как зритель на состязаниях по стрельбе из лука, он переводил глаза с одного на другого. Его лицо стало белым, а по вискам струился пот.
– Тебе нехорошо? – прошептала она, прикоснувшись к его плечу. – Давай я отведу тебя в лазарет.
– Я пойду с вами, – сказал Сильвейн, поднимаясь из-за стола.
Дверь в трапезную распахнулась, и на пороге возникли три человека.
– Кто это? – требовательным тоном спросил Дэниел.
– Военные подрядчики, – прошептала Лорелея. – Они уже бывали здесь и ранее. У них всегда такие жадные глаза, и они считают себя хозяевами мира.
Отец Джулиан вышел из-за стола, чтобы поприветствовать прибывших. Они о чем-то тихо поговорили, после чего настоятель вернулся к столу.
– Эти господа привезли порох для армии резерва. Мне нужны крепкие мужчины, чтобы строить укрытия для его хранения.
Мужчины встали из-за стола и разошлись. Настоятель обратился к отцу Ансельму.
– Вы поможете Лорелее управиться с месье Северином?
Направляясь в лазарет вместе с отцом Ансельмом и Дэниелом, Лорелея без всякого интереса посмотрела на сани, уставленные бочками с порохом. Ей почему-то казалось, что война далеко, особенно сегодня. Даже рассказ Дэниела о его тревожном прошлом не заставил девушку позабыть о своих планах. Сегодня она обязательно отошлет свой трактат в Коппе.
Когда они проходили мимо псарни, Лорелея на минутку задержалась у ворот во двор, чтобы приласкать собак, которые так и крутились у ее ног.
– Отец Дроз, – крикнула она сквозь лай и жалобный вой собачьей своры. – Передайте Эверарду, что я должна с ним встретиться до его отъезда.
– Эверард уже уехал, – крикнул в ответ хозяин псарни. – На рассвете, вместе с солдатами. Теперь, наверное, вернется только через несколько недель.
– Уехал! – выдохнула Лорелея, прижима ладони к щекам. Из глаз брызнули горячие слезы. Ждать несколько недель…
Девушка бросила отчаянный взгляд на Дэниела, но тот был занят разговором с отцом Ансельмом и не увидел ее горя. Никем не замеченная, она задержалась у псарни, а потом бросилась к лугу, Лорелеей овладело глубокое чувство потери. Еще вчера Вильгельм был ее другом, Но Дэниел Северин был холодным недосягаемым незнакомцем.
