Текст книги "Ворон и роза"

Автор книги: Сьюзен Виггз

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 24 страниц)

ГЛАВА 19

Рюкзак Дэниела валялся распотрошенный у ног Лорелеи. В изголовье отца Джулиана горели две тонкие свечи. Бледная, все еще не находя в себе сил поверить в очевидное, девушка держала в дрожащих руках лежавшие в рюкзаке вещи Дэниела.

– О Боже, помоги мне, – прошептала она. – Скажи мне, что это ошибка.

С сожалением глядя на Лорелею, отец Эмиль проговорил:

– Хотел бы я, чтобы это было так. Но ты держишь в собственных руках доказательства предательства своего мужа, – он покачал головой. – Я с самого начала не доверял этому человеку. Но ты очень любила его, поэтому я не стал вмешиваться.

Девушка взглянула на два почти пустых пузырька.

– Мышьяк и каломель, – проговорила она. – Но как это все несерьезно. Таким количеством можно убить разве только кота.

Отец Эмиль осторожно забрал пузырьки и спрятал их в складках своей рясы.

– Но его намерения совершенно ясны. Я лучше избавлюсь от этого яда, – он потянулся за своей шляпой.

– Мы должны кому-нибудь сообщить об этом, – уныло сказала Лорелея. – Может быть, месье Фуше?

– В этом нет необходимости, – возразил отец Эмиль. – Настоятель уже наказан. А нам нельзя ждать, пока Северина привлекут к ответственности. Но он не уйдет от возмездия за свои преступления, точно так же, как отец Джулиан.

Лорелея взяла письмо, которое они обнаружили вшитым в подкладку рюкзака. Ее взгляд блуждал по наспех написанному Жозефиной Бонапарт тексту. Это был приказ, в котором Дэниелу предписывалось найти и устранить некую Лорелею де Клерк. За это ему полагалось щедрое вознаграждение на сумму двести тысяч франков, которые ему выплатят после ее смерти.

Лорелея ощутила мучительную боль в груди. Все было ради денег. Каждое нежное слово, каждое прикосновение, каждый поцелуй – все это было обманом.

Она сквозь слезы посмотрела на отца Эмиля:

– Я думала, что мадам Бонапарт мне друг. Но она послала Дэниела, чтобы убить меня.

– У них обоих нет ни души, ни сердца. Если б я не был служителем бога, я бы вызвал этого негодяя на дуэль.

– Но мне все еще не дает покоя один вопрос. У Дэниела было предостаточно возможностей осуществить свой план. Почему он этого не сделал?

– Без сомнения, он решил, что выиграет гораздо больше, женившись на тебе. Интересно, что он задумал?

Лорелее было известно, что Дэниел знал о сокровищах, которые хранились в приюте.

– Теперь это не имеет значения, – ответила она, утирая слёзы. Она не будет плакать из-за него.

Отец Эмиль посмотрел на тело отца Джулиана:

– А этот лицемер знал о плане Дэниела. Он прятал рюкзак.

– Он, должно быть, нашел его в день обвала. Я помню, что видела на снегу свежие следы раскопок, но и представить себе не могла…

Лорелея замолчала и зябко поежилась. Отец Эмиль обнял ее за плечи. Она вдохнула исходящий от него запах воска и церковного ладана, хорошо знакомый ей с детства.

– В Париже ты не в безопасности, – сказал он. – Северин или какой-нибудь другой убийца, может быть, уже направляется сюда, пока мы тут с тобой разговариваем. Ты должна уходить немедленно. Прямо сейчас.

– А отец Ансельм?

– Он тоже знал обо всем, но и пальцем не пошевелил, чтобы защитить тебя. Кроме того, он слишком стар и немощен, чтобы поспевать за нами.

Боль в ее сердце усилилась. Человек, который был ее учителем, наставником, отцом, предал ее своим молчанием. Кому она теперь может верить?

– Я должна собрать вещи и забрать Барри.

– Лорелея, у нас нет времени. Если мадам Бонапарт желает видеть тебя мертвой, ты не должна терять ни минуты и поскорее покинуть этот город.

– Но куда же я пойду? У меня нет денег, нет…

Вдруг она вспомнила последние слова отца Джулиана: «Драгоценные камни… принадлежали Марии-Антуанетте».

– Я должна вернуться в приют Святого Бернара, – быстро приняла решение Лорелея. – Я должна там кое-что… – Она прикусила язык.

«Никому не говори…». Отец Джулиан взял с нее клятву хранить все в тайне. Она должна была исполнить обещание, данное умирающему человеку, даже если он и предал ее.

– Я отведу тебя домой – с готовностью согласился отец Эмиль, не обратив внимания на ее легкую заминку, и избавляя тем самым Лорелею от необходимости исправлять допущенную оплошность. – Я буду охранять тебя, – он повернулся, чтобы еще раз взглянуть на застывшее тело отца Джулиана. – Отец Ансельм позаботится о похоронах.

Отец Джулиан всегда хотел, чтобы его похоронили на его любимом горном перевале. Но сокровища короля Людовика любил еще больше. И теперь он будет погребен на монастырском кладбище в Париже. С разрывающимся от боли сердцем Лорелея простилась с покойным, перекрестилась и пошла за отцом Эмилем прочь из монастыря.

– Она ушла? – Дэниел смотрел сквозь решетку своей камеры на скрытую под плащом с капюшоном фигуру. – Она ушла с доктором Ларри?

Жозефина Бонапарт насмешливо смотрела на него из-под ниспадавшего до самых глаз капюшона. Она пришла сюда тайком и принесла с собой свернутую книгу памфлетов с пожелтевшими от времени страницами.

– О нет, мой дорогой месье Северин.

У Дэниела тоскливо заныло сердце. В стене напротив его камеры горел факел. В затхлом помещении стоял запах плесени и горящей смолы, резкий и неприятный. За наружной дверью мелькнула тень. Дэниелу показалось, что там кто-то скрывается. Ждет Жозефину? Подслушивает?

– Твою жену не могут найти, – торжествуя произнесла Жозефина. – Никто не видел ее в течение последних двух дней.

Дэниел бросился на решетку, поранив руки:

– Ей-богу, сука, если с ее головы упал, хоть один волос…

– Ты хочешь обвинить меня, Дэниел, во всех смертных грехах, – на ее губах заиграла загадочная улыбка. – Мне кажется, что она покинула Париж, чтобы сбежать от тебя, – она усмехнулась. – Лучше бы ты выполнил мой заказ и убил ее. Именно для этого я тебя и нанимала.

Дэниел зло выругался и отвернулся, ударив ногой по куче старых памфлетов. Он делил камеру с архивом забытых диатриб [25]25
  Диатриба – гневная обличительная речь, содержащая иногда нападки личного характера.


[Закрыть]Революции и множеством грызунов.

Его измученный ум вернулся к событиям последних двух дней: ссора с Лорелеей, бешеная страсть, разбитые надежды; боль утраты, отразившаяся в ее глазах, когда она обвиняла его в измене и предательстве; решение Лоре леи навсегда покинуть его. Он не должен был оставлять ее той ночью. Он должен был вымолить у нее прощение, но у него не нашлось для этого времени и возможности. Пока он лазил по канализационной трубе, спасая своего брата, Лорелея сбежала.

Как бы между прочим, Жозефина добавила: – Один из каноников приюта Святого Бернара тоже исчез.

Дэниел сжал пальцами прутья решетки. Металл в его руках был холодным, как вкравшиеся в сердце подозрения.

– Кто именно? – спросил он.

– О, подожди. Нужно решить один вопрос.

– Кто именно, черт побери?

– Всему свое время, – растягивая слова, проговорила она. – Сначала нам нужно решить между нами одно дело.

– О золоте, – пробормотал он.

– Ты должен пообещать мне, что дело о бернском золоте никогда не выплывет наружу.

– Обещаю, – не раздумывая ответил Дэниел. Все золото в мире не стоило жизни Лорелеи. – Вытащи меня отсюда, и твоя тайна навсегда останется тайной.

– Как все просто у тебя получается. А можно еще проще. Твоя смерть положит конец моим страхам.

Тень за дверью зашевелилась. Дэниел старался не смотреть в ту сторону. Он, пылая от ярости, выдохнул прямо в ненавистное лицо стоявшей перед ним женщины:

– Но это не так просто сделать, а, Жозефина? Я нужен Фуше живым, – потому что я единственный знаю, что произошло с Мьюроном.

– Ты поплатился свободой, спасая своего брата. Интересно, сделает ли он то же самое ради тебя?

– Не рассчитывай на это.

Жозефина засмеялась.

– Ах, какой ты стал благородный. Но, тем не менее, ты потерял все из-за человека, который повернулся к тебе спиной, – она понизила голос до шепота. – У министра полиции есть эффективные методы добывать необходимую информацию.

– Он, возможно, и сможет пытками развязать мне язык, – согласился Дэниел. – Но я не скажу ему ничего, что смогло бы заинтересовать его, – ему так хотелось протянуть сквозь решетку руку и задушить ее. – Кто с моей женой?

– Возможно, сам дьявол, месье, – пальцы женщины поигрывали страницами книги, которую она держала в руках.

Дэниел подавил желание послать к черту свою гордость и ненависть к этой женщине и молить ее, чтобы она вызволила его из тюрьмы. Его любовь к Лорелее и страх потерять ее столкнулись с его преданностью к брату и швейцарцам. Но Дэниел не станет покупать свою свободу, капитулируя перед Жозефиной. Он бросил на нее торжествующий взгляд.

– Мьюрон на свободе. Настанет время, он заставит Бонапарта справедливо обращаться со Швейцарией.

– Ты думаешь, что кучка ничтожных швейцарских патриотов сможет остановить моего Бонапарта? – она захохотала. – Ты дурак. Твоего драгоценного братца поймают как простого вора. А у тебя не то положение, чтобы торговаться со мной, Дэниел.

– Напротив. Именно то, Жозефина. Уверен, что твоему мужу будет очень интересно узнать, что же на самом деле произошло с бернским золотом.

Она замерла.

– Ты дал слово… – потом женщина немного расслабилась и, засунув руку в складки плаща, извлекла оттуда очень знакомую шляпу. – Впрочем, – добавила она, – теперь мне уже не нужно твое слово, правда?

Дэниел смотрел на красную шляпу, которая принадлежала банкиру Бейенсу.

– Где ты ее взяла?

Дэниел почувствовал, как к горлу подступает тошнота. Он заставлял себя мыслить здраво, не впадать в панику.

– Бейенс был не единственный, кто может засвидетельствовать совершенную тобой кражу.

У нее перехватило дыхание.

– Ты лжешь.

– Возможно. А может быть, не лгу. Скажи, кто с моей женой, – он выждал несколько секунд. – Сильнее твоей страсти к деньгам только ужас, что Бонапарт разочаруется в тебе. А у меня есть информация, из-за которой он сможет очень сильно разочароваться.

– Будь ты проклят.

– Говори, Жозефина. А не то я заговорю.

– Она уехала из Парижа со священником по имени Эмиль, – быстро заговорила Жозефина.

Дэниел почувствовал облегчение, вспомнив как отец Эмиль сражался на мосту с убийцей. Ему очень хотелось надеяться, что каноник сможет уберечь Лорелею. Но Жозефина очень легко рассталась с очень важной для него информацией. Его мысли уже забегали вперед.

– А остальные: отец Ансельм и отец Джулиан?

– Отец Ансельм до сих пор находится в монастыре. А настоятель умер.

Дэниел с изумлением посмотрел на Жозефину:

– Отец Джулиан умер?

– Предположительно от заболевания желудка.

– Предположительно? Черт возьми, хватит говорить загадками.

– Доктор Ларри подозревает отравление. У Дэниела застыла кровь.

– Ты говоришь, что отца Джулиана отравили?

– Как видишь, дилетантам опасно играть в эти игры.

Мозг Дэниела уже лихорадочно работал. Дэниел отошел от решетки и принялся в волнении расхаживать по камере.

– Без тебя здесь не обошлось.

– На этот раз ты не угадал, Дэниел. Конечно же, она опять лгала. Он потер рукой свой небритый подбородок. Должно быть, отец Джулиан плел эту интригу с самого начала. Отец Гастон, возможно, был всего лишь лакеем. Но зачем настоятелю нужно было ждать двадцать один год, чтобы расправиться с Лорелеей и присвоить сокровища?

Потому что она не представляла опасности, пока всем не открылась ее личность. По-своему отец Джулиан любил ее. А как могло быть иначе?

Но, вероятно, Жадность взяла над настоятелем верх, и он решил действовать, чтобы оставить себе королевские сокровища.

«Тогда кто, – размышлял Дэниел, – отравил настоятеля?»

Тишину нарушил голос Жозефины.

– Вижу, что подбросила тебе пищу для размышления. Вот тебе еще, – она просунула книгу памфлетов сквозь прутья решетки. – Думаю, что это сможет развеять твою скуку. А возможно, заставит тебя подумать дважды, прежде чем нарушать наш договор.

Женщина повернулась, собираясь уходить.

– Подожди!

Она оглянулась. Ее лицо было в тени, но Дэниел чувствовал, что она коварно улыбается.

– Ты должна вытащить меня отсюда, – заявил Дэниел.

– У меня больше нет перед тобой обязательств, Дэниел. Я дала тебе то, о чем ты просил – информацию о твоей жене.

Дэниела душил гнев. Жозефина была мастером по части мести. Оставить его в неведении о судьбе Лорелеи было наказанием гораздо худшим, чем смерть. Но он знал своего противника. Он тоже мог наносить удары.

– Ты выглядишь жалкой, – тихо сказал он. – Мне тебя очень жаль.

– Я не нуждаюсь в твоей жалости, – огрызнулась она.

– Жалкой, – проговорил он. – И испуганной.

– Я ничего не боюсь! – женщина повысила голос. Капюшон упал, и свет факела осветил ее лицо. – Ничего.

– О нет, боишься. Ты полна страхом женщины, которая теряет молодость и мужа, когда-то обожавшего и боготворившего ее.

Жозефина громко вскрикнула и отшатнулась, словно он ударил ее.

– Как ты смеешь со мной так разговаривать?

– Я отчаявшийся человек, Жозефина. А такому человеку позволено все. Послушай, без краски на лице ты выглядишь на свои годы. Еще несколько лет, и никакая косметика уже не поможет.

В хищной улыбке изогнулись полные губы, но в ее глазах Дэниел увидел слезы и понял, что его колкость угодила прямо в цель.

– Тебе уже никто не поможет, – заявила она. – Я ухожу.

Охранник быстро подошел к двери. Свет факела осветил его лицо. Дэниел узнал его. Исамбар. Человек, жизнь которого он пощадил. Возможно, это было игрой света, но Дэниелу показалось, что Исамбар бросил на него короткий проницательный взгляд. Дверь захлопнулась.

Дэниел подошел к низкой койке и сел. В воздухе висел тяжелый запах прелой соломы и покрывшихся плесенью книг.

Он опустил голову на руки, зарывшись пальцами в волосы.

– О, Лорелея, – отрывисто прошептал он, – любовь моя. Куда ты ушла?

С чувством невосполнимой потери он понял, что убегая из Парижа, Лорелея убегала от него.

«Я не смогу вылечить тебя, если не буду знать где у тебя болит», – вспомнил Дэниел ее слова.

«Я хотел сказать тебе, Лорелея, но у меня на это не было права. Только не после того, что я тебе сделал».

Стремясь отвлечься от своих мучительных мыслей, Дэниел взял в руки книгу, оставленную Жозефиной. На нескольких первых страницах помещались революционные баллады. Он покачал головой. Что станет с идеалами Революции при Бонапарте? Он был неотразим на поле боя. Он стал любимцем Парижа. Никто не посмеет сказать ему и слова поперек.

Кроме Мьюрона. По крайней мере, у Швейцарии есть шанс отстоять свою независимость.

Дэниел встал и начал расхаживать по камере. Неизвестность угнетала его. У него было такое ощущение, что он безуспешно старается решить задачу, никак не может найти нужный ответ. Отец Джулиан пытался убить Лорелею. Кто-то убил отца Джулиана. Все равно что-то не сходится.

Дэниел полистал книгу. Зачем ее оставила Жозефина?

«Возможно, это заставит тебя подумать дважды, прежде чем нарушить наш договор». Сука. Вероятно, она с ним еще не покончила.

Его внимание привлекли политические карикатуры. Дэниел рассматривал вырезанное санкюлотами дерево свободы на груди Людовика XVI. «Слава Богу, – подумал он, – Лорелея никогда не увидит той ненависти, которую всем внушал ее отец».

Дэниел перевел взгляд на следующую карикатуру. На заднем плане была изображена ревущая толпа с перекошенными ненавистью лицами. Мрачный якобинец огромным скальпелем перерезал вены на руке роялиста, приговаривая: «Очистим вены Франции от голубой крови». Женщина, символизирующая Родину-мать, кормила своей пышной грудью младенцев.

Но взгляд Дэниела снова и снова возвращался к якобинцу, к его горящим фанатичным огнем глазам. Что-то было в этой фигуре до боли знакомое.

– О… Бог мой, – прошептал он и скомкал страницу. Леденящий ужас сковал его сердце. Теперь он знал, кто убийца.

– Отец Эмиль! – Лорелея откинулась на спинку сидения почтовой кареты и толкнула своего спутника. – Отец Эмиль, посмотрите!

Каноник оторвался от своей книги и встревожено взглянул на Лорелею. Его рука потянулась к складкам рясы.

– Я не хотела испугать вас, – сказала девушка. Он отдернул руку и разгладил рясу.

– Все в порядке. Я просто задумался.

– Вы находитесь в таком задумчивом состоянии с тех пор, как мы уехали из Парижа, отец.

– Мне нужно было подготовиться, прочитать молитвы. Мои братья из приюта будут потрясены, когда узнают всю правду о бывшем настоятеле. Что ты хотела, Лорелея?

Она отбросила в сторону кожаный занавес кареты.

– Наконец-то я вижу горы, отец Эмиль. Посмотрите!

Далеко впереди серебристые облака окружали вершины Французских Альп. Склоны были покрыты темной зеленью позднего лета. Кое-где искрились голубые водопады.

Лорелея почувствовала свободу и радость возвращения в родной дом. Но эту радость омрачала боль утраты. Смогут ли Альпы во всем их величии снова стать ее домом, когда ее сердце и душа остались в Париже рядом с мужчиной, который ее предал?

Вздрогнув, она опустила занавес и достала свои четки. Глаза застилали слезы, но, они не приносили желанного облегчения и не смыли горечь потери с ее души. По иронии судьбы именно Дэниел научил ее смело смотреть в лицо несчастьям. После смерти Мишеля Тоусента он убедил ее, что никакие слезы не смогут вернуть утраченное.

Да, Дэниел на многое раскрыл ей глаза, заставил убедиться в том, что люди лгут, причиняют друг другу боль, а за деньги готовы на самое гнусное преступление. В Париже Лорелея узнала правду о себе. Увидела другую жизнь со всеми ее радостями, горестями, интригами и предательством, так отличавшуюся от мирной жизни приюта, от того безмятежного счастья, которое девушка познала высоко в горах.

Память о Дэниеле Лорелея старалась запрятать на самое дно своей души, но отлично понимала, что этот человек еще долго будет ее тайной болью. Она должна научиться жить без него. Со временем боль потери ослабнет.

Но все равно любовь к Дэниелу жила в ее сердце. Лорелея ни на мгновение не пожалела о том, что узнала Дэниела. Какими бы гнусными ни были его намерения, он распахнул перед ней дверь в неведомый ранее мир нежности, любви, страсти.

«Будь ты проклят, – подумала она. – Я и сейчас люблю тебя».

Она любила его, потому что Дэниел помог ей поверить в себя, помог найти ту жизнь, к которой она так стремилась. Она любила его, потому что темными ночами, страстно сжимая Лорелею в своих объятиях, он нашептывал ей на ухо нежные слова.

Лорелея с трудом отогнала свои мучительные воспоминания.

– Надеюсь, с Барри все в порядке. Жаль, что мы не взяли его с собой.

– В приюте тебя ждет целая свора собак. Бонапарту понравился Барри. Он будет хорошо с ним обращаться.

Она с удивлением взглянула на отца Эмиля:

– Откуда вы знаете, что Бонапарту понравился Барри?

– Даже до людей в рясах доползают парижские сплетни, – он выглянул в окно, чтобы определить, где они проезжают. – До Женевы два дня пути. До Бург-Сен-Пьерра еще два дня, – светлые глаза отца Эмиля остановились на лице девушки. – А после мы пойдем вдвоем. Вдвоем.

ГЛАВА 20

После визита Жозефины, днем в Шантэрэне появился Бонапарт. В окружении своей охраны он направился в архивную тюрьму.

«Может быть, это сам Господь Бог?» – подумал Дэниел, всматриваясь в темный вестибюль. Охрана остановилась снаружи, а Бонапарт пошел вперед. Как всегда одетый в безукоризненный костюм с орденской лентой, пересекающей грудь, и сияющие ботфорты, первый консул излучал силу и власть.

– У вас неважный вид, – сказал он, засовывая свою треуголку под руку и рассматривая взъерошенные волосы Дэниела и его измятую одежду. – Ворона посадили в клетку, как певчую птичку.

Дэниел не ответил на насмешки, потому что надежда уже начинала высвечиваться сквозь мрак молчания.

– Сэр, моя жена…

– Да, поговорим о женах, – голос Бонапарта зазвучал гневно. – Моя жена приходила сюда к вам.

«Значит, он знал, – подумал Дэниел. – Исамбар! Вот кто мог сказать! А может, это акт милосердия?»

– Да, – ответил Дэниел. Но у него не было времени на разговоры о Жозефине. – Лорелея в опасности. Я должен пойти к ней.

– Какое несчастье. Вы не должны были нарушать закон.

Дэниел внимательно изучал неумолимое лицо первого консула. Настало время выдать Жозефину.

– Мьюрон никогда не брал и су из швейцарских сокровищ. Генерал, я могу сказать вам, где это золото.

– Дело о бернском золоте закрыто, – медленно и безразлично произнес Бонапарт, всем своим видом давая понять, что не желает дальше обсуждать эту тему.

В одно мгновение Дэниел понял, что первый консул знал правду. И это – будь проклята черная душа Жозефины – ничего не меняет.

– Понятно, – проговорил Дэниел. – Но дело о моей жене не закрыто, сэр.

– Она оставила Париж, что было для нее самым лучшим, – он покачал головой. – Жаль, она могла быть очень полезна в госпиталях Республики. В любом случае, заверяю вас, она в безопасности.

– Нет, – Дэниел полез в свой испачканный сюртук, достал оттуда карикатуру и разгладил ее на колене. – Вот это дала мне, – он задумался, тщательно подбирая слова, – одна личность, на действия которой, кажется, не распространяются никакие законы. Она – неприкосновенна.

– Что это? – Бонапарт принялся изучать картинку. – Что это за дьявол?

– Он называет себя отцом Эмилем, каноником приюта Святого Бернара. Но совершенно ясно, что он – якобинец.

– Радикал, – сплюнул Бонапарт.

Дэниел заметил, что в голосе первого консула появилась нервозность.

– В руках этого радикала моя жена, сэр.

– Почему вы его раньше не заподозрили?

– Он хорошо скрывал свою личину. А я, как слепой дурак, поверил ему после одного случая.

Бонапарт приподнял бровь:

– Продолжайте.

– Бандит пытался зарезать Лорелею, а отец Эмиль сразился с ним, – Дэниел затряс головой от отвращения к самому себе. – Теперь я понимаю, что этот нож предназначался отцу Эмилю. Он защищал себя.

– Без сомнения, это проделки Фуше. Если Эмиль испытывал симпатию к якобинцам, Фуше должен был об этом знать. Но что ему нужно от Лорелеи? Она же безобидна. Замужем за простым человеком, да еще таким глупым.

– Он опасен, – Дэниел заставлял себя говорить спокойно, хотя его нервы были напряжены до предела. – Время не охладило его ненависти к аристократии. Я много раз слышал, как он высказывал свои мысли. Не надо недооценивать его, генерал. Вы стали важной персоной, не имеющей себе равных. Вы не можете позволить радикалам, таким, как отец Эмиль, свободно разгуливать, даже в Швейцарии.

У Бонапарта задергалась щека. Он рассеянно потер ее.

– Фуше хорошо делает свое дело. Ни один заговорщик не убежит от него.

– Фуше – это всего лишь один человек. Ваших же врагов очень много.

Бонапарт невесело усмехнулся:

– Значит, вы хотите, чтобы я поверил, будто в этом деле мы компаньоны?

– Это Цезарь сказал: «Враг моего врага – мне друг»?

Бонапарт покачал головой:

– Мне жаль вас, Дэниел. Если он собирался убить Лорелею, то для этого у него уже была сотня возможностей.

Дэниел начинал паниковать. Но вдруг его осенила одна мысль. Он вспомнил привередливость отца Эмиля, его привычку все чистить и переставлять, как будто он что-то искал.

– Сначала Эмиль отвезет ее назад в приют, я в этом уверен.

– Почему?

Дэниел глубоко вздохнул. Время, когда нужно было хранить тайны, прошло.

– Отец Джулиан, настоятель приюта Святого Бернара, хранил наследство, которое оставил Лорелее ее отец.

Бонапарт заинтересованно взглянул на Дэниела: – Людовик оставил сокровища? Дэниел кивнул.

– Откуда вам известно?

– Я обнаружил упоминание об этом в бумагах отца Джулиана. Уверен, что отец Эмиль пойдет на любой обман, чтобы только ближе подобраться к сокровищам.

– Ах, жадность! А теперь я хочу кое-что выяснить. Где находятся эти сокровища?

Дэниел заскрежетал зубами.

– Не знаю. Где-нибудь в приюте, – он бросил взгляд на карикатуру и в душе у него все сжалось. Его Лорелея была слишком хрупкой, чтобы сразиться с таким вероломным человеком, как отец Эмиль.

– Послушайте, как только сокровища будут найдены – они ваши. Вы можете забрать их и все, чем я владею, только позвольте мне пойти к ней.

– Слишком уж быстро вы распорядились состоянием своей жены, сударь.

– Как ее муж я имею на это право. Все, что мне нужно – это Лорелея, генерал. Живая и невредимая.

– Мне не нужны деньги Людовика, – сказал Бонапарт. – У моих ног вся Европа. Кроме того, вы являетесь узником Республики. У вас нет никаких прав.

– Таким же узником был у карфагенян Регул, – ответил ему Дэниел, мысль уже начинала формироваться у него в голове.

Глаза Бонапарта заискрились.

– Точно, был. Вы изучаете классику, а? Дэниел провел рукой по волосам:

– Я сыграю роль Регула, и очень охотно.

– Он заключил очень дорогую сделку.

– Именно это я и собираюсь сделать, сэр, – он проглотил ком, который стоял в пересохшем горле.

– Любовь, – пробормотал Бонапарт, скривив рот в иронической усмешке. – Какими глупцами мы становимся из-за нее.

Дэниел посмотрел на него и нахмурился.

– Мы говорим не о любви, а о человеческой порядочности. Лорелея – единственная в своем роде. У нее золотое сердце и дар целителя. Как вы можете сидеть, сложа руки и позволить такому преступнику, как отец Эмиль, лишить мир истинного сокровища?

– Это любовь, чистая и искренняя. Это же так ясно, – сказал Бонапарт. – Вы беседуете со мной о классике, заключаете отчаянную сделку. Посмотрите на меня, ради Бога, и признайтесь, что любите девушку.

Дэниел посмотрел на бесстрастное лицо первого консула:

– Я обманывал ее. У меня нет прав…

– К черту ваши права. Вы любите внебрачную принцессу. Она любит вас, – Бонапарт закрыл глаза и потер переносицу. Вдруг он показался старше своих тридцати лет. Мудрее. – Считайте себя счастливчиком, потому что у вас есть ее преданность и любовь. Восемь лет вы мучались от сознания вины после гибели ваших подчиненных в Тюильри. Это чувство надломило вас, мой друг, и будет мучить, пока вы сами не избавитесь от него.

Дэниел обхватил себя руками за плечи. Что еще известно Бонапарту? Что Дэниел был любовником Жозефины? Не потому ли он не захотел слышать правду об украденном золоте?

Бонапарт покачал головой.

– В этой жизни так мало счастья. У вас есть прекрасная женщина, которая любит вас, – голос его стал хриплым, а глаза смотрели куда-то вдаль. И Дэниел понял, что Бонапарт говорит о делах, близких его собственному сердцу. – Да, она любит вас, а вы любите ее. Как легко объединяются сердца. Знайте, что первый консул Республики завидует вам.

Дэниел от удивления замер. Этот солдат, этот завоеватель обладал романтичной натурой поэта.

Натурой, которая болезненно переживала предательство своей жены.

– Я очень люблю ее, – прошептал Дэниел, прижимаясь лбом к решетке и произнося слова, которые так хотела услышать Лорелея.

«Когда? – лихорадочно соображал он. – Когда я отдал ей свое сердце?». А только что он обещал отдать свою жизнь, чтобы спасти ее. И это, Ворон-то, бездушный наемник, вечный бродяга? Когда ее жизнь стала для него важнее собственной? И почему он больше не боится признать все это? Но признать ошибки никогда не поздно. «Лишь бы не было поздно их исправить», – невесело подумал Дэниел. Лорелея легко проложила себе дорогу в его сердце, зажгла пламя в холодном-пепле, вдохнула жизнь в мертвую душу.

– Мне-то какая от этого польза? – спросил Дэниел. – Я сижу в тюрьме, меня обвиняют в организации побега заключенного.

– Здесь вы ошибаетесь, мой друг. Не только в этом. В Шантэрэне был убит человек. Вы отвечаете и за это преступление.

Дэниел хотел уже возразить, но заставил себя отказаться от этой мысли. Чтобы спасти свою собственную жизнь, ему придется выдать Сильвейна. Но они с Сильвейном делали одно дело.

– Значит, вы хотите позволить якобинцу расправиться с невинной девушкой и прибрать к рукам сокровища Людовика? – спросил Дэниел.

– Вы слишком быстро забегаете вперед. Прежде чем я приму решение, нам нужно еще кое-что обсудить. Старый каноник, отец Ансельм, обвиняет вас в убийстве одного из его братьев.

– Я действовал в целях самозащиты, – заявил Дэниел. – Отец Гастон был роялистом. Он защищал Лорелею. Мне кажется, он мечтал выдать ее замуж за благородного человека, чтобы не разбавлять королевскую кровь Лорелеи кровью простолюдина. Бонапарт нахмурился:

– Глупая мечта.

– Конечно, но, должно быть, отец Гастон верил в нее. Он поплатился за это своей жизнью, – Дэниел вспомнил о священнике, который летел с обрыва с пронзенной стрелой грудью. – Ей-богу, в конце концов, мы преследовали одну и ту же цель – защитить ее жизнь, – прошептал он. – Почему мы не могли делать это вместе?

– Тайны, – пробормотал Бонапарт. – Они убивают, как яд.

Наступила тишина. Дэниел ждал.

Первый консул пристально взглянул на Дэниела.

– Регул, говорите? – наконец заметил он. – Я уже давно не вспоминал эту историю. Мне бы хотелось увидеть, есть ли у Ворона честь.

Два дня и двести миль остались за спиной Дэниела. У него болело все тело, когда он слез с седла и привязал своего стройного серого скакуна у ручья. Вечернее небо отражалось в темной глади воды. Все чувства притупились от усталости. Дэниел споткнулся на берегу, упал лицом в холодную воду и принялся жадно пить. Немного придя в себя, он поднялся на ноги и ослабил подпругу седла, давая отдых измученному дорогой животному. Жеребец пронес Дэниела через предместья и леса, луга и болота.

Время от времени они останавливались, чтобы позволить себе лишь час отдыха.

Но в этот вечер Дэниел почувствовал, что животное уже на пределе своих сил. Он набрал целую охапку сухих листьев и обтер упругую, взмыленную шкуру скакуна, мгновение, наслаждаясь запахом резкого пота. Из седельного вьюка достал мешок подслащенного овса и поставил его перед мордой коня.

– Отдохни, мой друг. Позже я напою тебя, – он бросил взгляд на быстро темнеющее небо. – Как жаль, что мы можем потратить на отдых только несколько часов, – Дэниел поднялся вверх по берегу и улегся на землю в тени ветвистой ольхи. Среди моря всевозможных трав покачивался голубой лен и маки. Листья ольхи трепетали у него перед глазами.

Несмотря на свою усталость, он размышлял о событиях последних двух суток. Это Исамбар отпер замок его камеры. Охранник шепотом сообщил Дэниелу, что Жозефина наконец побеждена.

– Ее сослали в Мальмезон – уединенное загородное поместье, – сказал Исамбар. – Я слышал, что тайник со швейцарским золотом был обнаружен и возвращен в Берн.

Дэниел знал, что однажды Бонапарт отзовет ее назад, в очередной раз, воспылав к ней странной, всепоглощающей страстью. Но эта кража вбила клин между ними. Жозефина совершит еще больше ошибок, амбиции Бонапарта возрастут.

Дэниел положил рядом с собой лук, стрелы и охотничий нож – все было выдано ему за воротами Парижа.

Сквозь листву проник свет первых звезд. Жеребец довольно заржал, и Дэниел услышал, как захрустело зерно на зубах животного.

Шумный Париж остался далеко позади. Здесь же стояла глубокая тишина, нарушаемая лишь трелями соловья и пением цикад. Дэниел вдыхал запах сырой земли, прислушивался к журчанию быстрой воды в ручье, любовался алмазным блеском далеких звезд на холодном чернильном небе.