Текст книги "Ворон и роза"

Автор книги: Сьюзен Виггз

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 24 страниц)

– Я думаю, что заживет полностью. Не волнуйтесь.

После осмотра девушка вновь тщательно забинтовала и загипсовала его руку.

– Вы не должны шевелить рукой, пока гипс полностью не застынет.

Дэниел кивнул, а потом сидел, стиснув зубы, когда она меняла повязку на его голове.

– Примерно через неделю я сниму швы, – пообещала девушка.

Наконец она села и поставила ноги на выдвинутый из-под кровати ящик.

– Я ходила к месту обвала.

Дэниел поборол желание сесть.

– Вы что-нибудь нашли? – напряженно спросил он.

– Только ваш второй сапог, – девушка достала его из своего рюкзака и поставила у печки сушиться.

Напряжение потихоньку отпустило Дэниела.

– И еще кое-что, – добавила она.

На его лбу выступил пот, впитываясь в толстый слой бинтов на голове.

– Ну?

– Мне не стоило упоминать об этом. Я могу ошибаться. Вчера я думала только о том, как помочь вам, и не обращала внимания на происходящее вокруг меня.

Черт возьми, да она издевается над ним, испытывает его терпение.

– Продолжайте, Лорелея, – подбодрил он ее.

– Я видела отпечатки следов и место, где кто-то недавно разгребал снег, – она задумалась. – Не могу сказать, кто это был и нашел ли он там что-нибудь, но я поспрашиваю.

– Поспрашивайте, – сказал он.

Сердце бешено билось. Ей богу, ему нужно закончить дело и поскорее убираться из этого места.

– Конечно, я это сделаю.

Теперь, закончив осмотр, девушка казалась очень смущенной и рассеянной. Дэниел использовал это, чтобы лучше рассмотреть, попытаться изучить и понять ее. Лорелея все больше и больше удивляла его. Ни один человек, который провел ночь в кресле, не выглядел бы так свежо. День, проведенный на улице, тоже пошел ей на пользу. Румяные щеки, блестящие кудрявые волосы, обрамляющие ее прелестное лицо, задорный блеск глаз – Дэниелу трудно было оторвать от нее взгляд.

Он пытался выбросить из головы все мысли о сострадании и помиловании. Каким бы ненавистным ни было его задание, Дэниел не имел выбора и права, отказаться от выполнения намеченного. В подземелье, парижской тюрьмы томился Жан Мьюрон – человек, от которого зависела безопасность Швейцарии. В великолепии Тюильрийского дворца затаилась женщина, которая знала, что значил для Дэниела Жан, и которая могла, погубить этого человека всего лишь одним словом. Если Дэниелу не удастся осуществить свой план, он поплатится за это собственной жизнью и жизнью человека, с которым связано будущее Швейцарии, на которого простой народ возлагает надежду на избавление от господства Бонапарта в их стране.

Одна жизнь за спасение всей нации. Жизнь, которую будут оплакивать только священники и свора собак.

Из-за потери рюкзака Дэниелу придется изменить свои планы. Он собирался воспользоваться мышьяком, а потом каломелем [4]4
  Каломелъ – хлористая ртуть.


[Закрыть]. Но смертоносный яд был утерян. Дэниел молился, чтобы человек, нашедший мешок, не распознал вещества и не обнаружил спрятанные документы, разоблачающие его смертоносную миссию.

Ко лбу Дэниела прикоснулась прохладная рука. От неожиданности он слегка вздрогнул.

– Не пугайтесь, – улыбаясь, проговорила Лорелея. – Вы вспотели.

Дэниел поднял глаза на ее прелестное лицо.

– Я хотела проверить у вас температуру, – объяснила она. – Вы что-то сильно покраснели.

Дэниел лежал, чувствуя мягкое прикосновение ее ласковых рук к своему лбу, прислушиваясь к ее добрым словам и размышляя о том, как бы она себя повела, если бы узнала, что он пришел в приют с целью убить ее.

– Температуры нет, – заверила девушка, убирая руку. – Это хорошо, потому что температура означала бы наличие внутреннего воспаления.

Действительно же внутри Дэниела Северина что-то воспалилось, и это продолжалось уже несколько лет. Но, к счастью, он от этого еще не умер.

Девушка опустила взгляд на ящик, на котором стояли ее ноги. Ее темные глаза стали печальными.

– Что в этом ящике? – спросил Дэниел.

– Труд всей моей жизни, – она подняла его. – Пожалуй, я лучше пойду.

Дэниелу вдруг захотелось, чтобы девушка осталась.

– Подождите. Вы не можете раздразнить меня вот таким заявлением, а потом просто встать и уйти. Останьтесь. Э… – замялся он, – может, что-нибудь из сказанного вами вернет мне память.

Лорелея снова села. На подносе лежало усохшее яблоко прошлогоднего урожая. Она взяла его, надкусила и со вздохом произнесла:

– Это длинная история.

– Я никуда не спешу.

Девушка отложила яблоко и минуту сидела, напряженно о чем-то размышляя, а затем открыла ящик и достала оттуда стопку бумаги. Все листы были исписаны карандашом аккуратным почерком. На дне ящика Дэниел успел заметить всевозможные безделушки: стеклянный кукольный глаз, женский гребешок, потрепанную книгу и брошюру.

– Большинство моих заметок обо всех заболеваниях, которые мне приходилось лечить. От родов до фурункулов.

– Роды? – изумился Дэниел.

– Только два раза. Путешествующие леди. Боже, какое это волнующее ощущение, Вильгельм, держать в руках только что родившегося младенца, видеть, как он вступает в жизнь, слышать, как плачет от радости его мать.

– Мою историю вы тоже запишете? – скрывая тревогу, спросил Дэниел.

– Конечно. У меня это первый случай амнезии. «Проклятие, – подумал Дэниел. – Придется уничтожить эти страницы, чтобы никто не узнал о моем пребывании в приюте Святого Бернара».

– Но вот здесь, – Лорелея хлопнула по бумагам на коленях, – кое-что другое. Это касается вспышки тифа.

Девушка разительно изменилась, рассказывая Дэниелу о содержании своих записей и идеях. Ее милое лицо озарилось внутренним светом, глаза сверкали, и она уже больше не выглядела такой простушкой. У нее была удивительная манера говорить. Увлекаясь, она жестикулировала, ее голос звучал хрипловато от возбуждения.

Дэниел знал, что за болезнь тиф. Он видел, как тиф косил целые армии, знал сильных мужчин, сраженных лихорадкой.

Но Лорелея проникла в суть проблемы, чего Дэниел даже представить себе не мог. Она поняла, от чего зависит выздоровление. Она верила, что может использовать свои знания, чтобы защитить людей от этой болезни.

Дэниел был в недоумении. Людовик XVI был совершенно равнодушен к страданиям своего народа. Его же дочь посвятила свою жизнь исцелению страждущих.

Девушка разложила свои записи на коленях.

– Что вы обо всем этом думаете? – спросила она Дэниела.

– Да я в этом ничего не смыслю.

– Как знать.

– Я знаю. Что говорит отец Ансельм о ваших идеях?

Лицо Лорелеи сразу помрачнело, и Дэниел пожалел о заданном вопросе.

– Он говорит, что я напрасно теряю время. Отец Ансельм верит только практической медицине, когда пациент выздоравливает, а не теоретическим выкладкам.

– Тогда я считаю его глупцом.

Девушка нахмурилась:

– Он очень умный человек. В свое время отец Ансельм был очень квалифицированным врачом. Он просто не согласен с моими рассуждениями и выводами, которые я сделала, наблюдая за течением болезни.

– Что вы собираетесь делать со своими записями?

– Хранить их. Дополнять. Когда-нибудь… – она вдруг замолчала, закусила губу и убрала свои записи в ящик.

– Когда-нибудь… что? – подсказал Дэниел, мрачно подумав, что дни ее сочтены.

Лорелея пожала плечами:

– Всего лишь одна из моих фантазий.

Дэниел вспомнил, что тоже когда-то мечтал. Его мечтам не суждено было сбыться. Они потонули в кровавом потоке несколько лет назад и были разбиты вдребезги эгоистичной женщиной. Лорелея не доживет до того момента, чтобы увидеть, как ее разбитые мечты будут валяться в пыли у ее ног.

– Мне бы хотелось показать свои записи о тифе другим врачам.

– Тогда сделайте это, – настойчиво сказал Дэниел. – Пошлите их в Академию в Берн или… – вдруг ему в голову пришла неожиданная мысль, – барону Неккеру в Коппе.

– Но я никогда не смогла бы…

– Никогда – слишком большой срок для такой молодой девушки, – Дэниел покачал головой и продолжил: – Отошлите их. Сделайте хорошую копию с ваших записей и отошлите.

Лорелея рассмеялась:

– Такую работу выполнить очень непросто. Моя латынь ужасна.

– А я отлично знаю латынь, – заявил Дэниел. Боже, зачем он предлагает ей свою помощь?

Потому что это существенно облегчит исполнение его задания? Потому что, работая бок о бок с Лорелеей, он лучше узнает ее. Он изучит ее привычки, узнает ее уязвимые места.

– Правда, Вильгельм?

– Felix qui ptiut rerum cgnscere causas.

Лорелея на мгновение задумалась и перевела:

– Счастлив тот, кто сумеет постичь суть происходящего.

– Откуда вы знаете латынь?

Дэниел ожидал такой ловушки и был готов ответить.

– Понятия не имею. Но, кажется, контузия не повлияла на эти знания, и, вероятно, это единственное, что я помню.

Языки легко давались Дэниелу. Чтобы понравиться строгим наставникам в приюте для сирот в Санкт-Галлене, где он вырос, Дэниел старался преуспеть в обучении.

– Превосходно! – воскликнула девушка. Подавшись вперед, она положила свои маленькие руки на его. Руки целителя ласкают руки убийцы… Дэниел внутренне содрогнулся. Ему придется привыкнуть к ее близости, к ее приводящим в замешательство прикосновениям.

– Вы на самом деле хотите помочь мне? На это потребуется очень много времени.

Дэниел откинулся на подушку и осторожно высвободил свою руку.

– Дайте подумать. Завтра я планировал сосчитать перекладины на потолке. Послезавтра я хотел посмотреть на звезды. Но, возможно, я смогу пригодиться вам.

– О, Вильгельм!

Ее радость была искренней, ее звонкий смех совсем не похож на смех всех тех женщин, которых Дэниел знал до встречи с Лорелеей. Дэниел улыбнулся.

Девушка посмотрела на него и тотчас же стала серьезной.

– Что случилось, Лорелея?

– У вас замечательная улыбка.

Дэниел в замешательстве посмотрел на девушку.

– Мы приступим сейчас или подождем до завтра? – спросил он быстро, чтобы скрыть свое смущение.

– Очень мило с вашей стороны, но у нас ничего не получится. Почему профессор медицины должен читать работу женщины с таким ограниченным опытом работы?

– Потому что вы сохраните в тайне свое имя. Используйте только его начальные буквы. Составьте рекомендации от… дайте подумать, Фредонского лицея.

Она покачала головой, усмехнувшись:

– Я не могу поступить бесчестно. Кроме того, отец Джулиан никогда не позволит мне отослать эти бумаги. Он считает меня слишком подверженной соблазнам.

– Неужели? Да вы невинны как младенец! Отец Джулиан! Он, что, покровительствует вам?

– О да. Он всегда покровительствовал мне.

– Всегда?

– Да. С самого моего рождения.

– Вы сирота? – спросил Дэниел. Он затаил дыхание и ждал ее ответа. Сейчас от Лорелеи он узнает еще одну версию о ее рождении.

– Найденыш. Оставленная путешественницей, которая исчезла в темноте, – сказала девушка. Порывшись в карманах, она извлекла оттуда маленький кожаный мешочек: – Вот эти четки – все, что она оставила при мне, – нанизанные на нитку блестящие бусинки струились сквозь пальцы Лорелеи. – Она даже никак не назвала меня. Я представляю свою мать прекрасной леди, или, возможно, она была артисткой, или танцовщицей. О ней никто ничего не знает. Но у меня есть своя умная голова на плечах. Отец Джулиан всегда так говорит. Возможно, я унаследовала это от своего отца.

«Ничего подобного», – с отвращением подумал Дэниел.

– Отец Джулиан подавал прошение в епархию, чтобы мне позволили остаться в приюте, – продолжала Лорелея.

Настоятель, должно быть, знал, что она незаконнорожденная принцесса. Зачем иначе ему нужно было настаивать на том, чтобы растить и воспитывать девушку в чисто мужском обществе? Дэниелу хотелось спросить ее об отце, но он боялся вызвать ее подозрения.

– Вот и конец, – закончила Лорелея свой рассказ.

Дэниел полностью поверил ей. Она действительно не знала; кем были ее родители.

– Вашему рассказу или научному труду? – уточнил Дэниел.

– И тому и другому.

– Не рассказывайте настоятелю о своем трактате, – посоветовал он.

По выражению ее лица Дэниел понял, что о таком решении своей проблемы она даже не думала. Боже, какой же она была наивной. Обман был так же чужд ей, как хорошие манеры при дворе Жозефины.

– Но как я смогу проделать все это за его спиной? Он все узнает на исповеди.

– Вы считаете, что такой маленькой хитростью вы обречете себя на вечные муки в аду? Пусть это будет ложью во благо человечества, – успокоил ой девушку.

«Убийство во благо всей Швейцарии», – невесело подумал он. Дэниелу очень хотелось верить в это.

– Ваша работа очень ценна, чтобы скрывать ее, – продолжил он.

Легкая как птичка, Лорелея присела на краешек кровати и чмокнула его в губы.

– О, Вильгельм, я так вам благодарна.

Его черные мысли улетучились, словно облака при сильном ветре. Дэниел обнаружил, что ему приятен неповторимый весенний аромат ее дыхания, трепет едва прикоснувшихся к его губам нежных девичьих губ. В ее поцелуе не было ничего сексуального. Это была благодарность и признательность за мудрый совет и помощь. Непроизвольный жест обрадованного ребенка, само существование которого угрожало двум независимым нациям и который спас ему жизнь.

Утомленный происходившей в нем борьбой, Дэниел откинулся на подушку. Он, молча и смущенно смотрел на девушку. Локон каштановых волос обвился вокруг маленького уха, длинные ресницы отбрасывали тень на розовые от радостного волнения щеки.

Взгляд Дэниела привлекла бритва, лежавшая на столике у кровати. Он медленно потянулся к ней и сжал в дрожавшей руке. Одним быстрым движением он выполнит свою задачу.

Дэниел поднял бритву. Он представил ярко-красный порез на ее белом горле. Хватит ли ему сил, чтобы тайно вытащить тело на улицу и сбросить его в озеро? Мужчина повернул руку, чтобы острый край был обращен к ней.

Лорелея перевела на него взгляд и улыбнулась. Ее улыбка была такой нежной и загадочной, что он задохнулся от неожиданности. Она посмотрела на бритву, которую Дэниел судорожно сжимал в руке.

– Сейчас, – она провела пальцами по его щеке, – мне кажется, достаточно бриться один раз в день, Вильгельм, – сказала она. – Подождите до завтра.

Дэниел лежал, пытаясь привести в порядок свои мысли, и неожиданно понял, что не сможет убить ее. Не потому, что она многообещающий врач, и даже не потому, что она спасла ему жизнь. Он не станет убивать ее, потому что Лорелея де Клерк самым непостижимым образом пробудила в глубине его огрубевшей души искорку порядочности. И эта искра с каждым новым часом, проведенным рядом с этой необыкновенной девушкой, разгоралась все ярче.

Но теперь у него возникла новая проблема. Если он не совершит это убийство, как было приказано, тогда Жан Мьюрон – упрямый швейцарский патриот, заключенный в парижскую тюрьму, – умрет. И кто-то другой, еще менее порядочный, чем Дэниел Северин, придет за Лорелеей.

ГЛАВА 4

– Лорелея, ты можешь довести человека до убийства! – кричал повар, размахивая перед ее носом большим ножом для резки мяса. – Прости меня, Маурико. Я пыталась очистить ее, но… – девушка виновато рассматривала его лучшую ступку, ставшую теперь темно-коричневой от сока грецких орехов. У очага пес жадными глазами смотрел на пару цыплят, нанизанных на вертел. Маурико оторвал у одной птицы ногу и отдал лакомый кусочек собаке.

– Я-то думал, что ты уже переросла такие шалости. Что ты делала в моей ступке?

– Чернила? – черные усы Маурико задергались от удивления. – Бог мой, в комнате для переписки рукописей полно чернил.

– Уже нет. Начальник снабжений армии запаса прислал приказ, по которому мы должны предоставить ему пятьдесят бутылок.

– Ох! Снова Бонапарте! – произнося имя на итальянский манер, Маурико поднял глаза и раскрытые ладони к небу. – В следующий раз он вытащит картошку из моей кастрюли. Я считал, что армия должна везти свои собственные припасы и снаряжение.

– К несчастью, у них оказался маленький запас чернил, – сказала Лорелея. Сгорая от нетерпения поскорее убраться отсюда, она чмокнула его в щеку. – Ты прощаешь меня, ведь правда, Маурико?

– Это была моя лучшая ступка, девочка.

– Я скажу Бонапарту, что он должен тебе новую ступку.

– Он плюнет тебе в лицо.

По улыбке Маурико девушка поняла, что прощена.

Лорелея бесшумно вошла в лазарет, чтобы не потревожить Вильгельма, если он задремал. Из-за окна доносился стук падающих капель. Таяли сосульки. Вильгельм очень тихо лежал на кровати, его глаза были закрыты, здоровую руку он подложил под голову. Полуденное солнце освещало его. Он умылся и побрился. Девушка заметила таз с водой и влажное полотенце на табуретке у кровати. Он лежал без рубашки. Лорелея с трудом отвела взгляд от его смуглой груди, покрытой темными завитками, и от плоского, мускулистого живота. Из-под повязки на голове выбивались длинные черные волосы.

Девушку охватило странное чувство. Еще неделю назад она смотрела на него, как на полуживого, пострадавшего в результате несчастного случая человека. Но сейчас, когда он начал поправляться, ее безразличие к нему как к мужчине улетучилось. «Слишком красив, чтобы доверять ему», – сказал отец Гастон. Он ошибался.

Лицо незнакомца было не просто красиво, оно было наделено редкой мужской красотой, сочетающей самоуверенность и абсолютное благородство. – Даже от одного взгляда на него ее наполняло тепло, которое считается грехом – грехом, в каком не хотелось признаваться в своей еженедельной исповеди.

– Вы спите? – прошептала Лорелея. Вильгельм открыл глаза. По его лицу медленно расплылась улыбка, и девушка почувствовала, как на ее шее часто запульсировала жилка.

– Я всего лишь отдыхаю, – ответил он.

На мгновение Лорелее захотелось, чтобы он посмотрел на нее как на женщину, а не как на неуклюжую девчонку, которая общается только с монахами.

Лорелея улыбнулась и отогнала от себя непрошеные мысли. Сколько же в ее голове всякой чепухи. Возможно, из его памяти стерлись все воспоминания о женщинах. Стояла удивительная весенняя погода. Видимо поэтому ее одолевали дурацкие мысли и желания.

– Как вы себя сегодня чувствуете? – спросила Лорелея, проворно взяв свою слуховую трубку. От ее пациента пахло душистым мылом отца Гастона.

– Отлично. Лучше, чем когда-либо, – ухмыльнулся он. После недельного пребывания в приюте Вильгельм уже ознакомился с его распорядком и привык к процедуре ежедневного осмотра. Он терпеливо сидел, пока она прослушивала его сердце и легкие и делала краткие записи на листе бумаги.

Закончив осмотр, Лорелея сняла с табуретки таз с водой и села.

– Вильгельм, вы должны быть со мной откровенны, – серьезно произнесла она.

Странная тень промелькнула в его глазах.

– Что вы имеете в виду? – прошептал он пересохшими вмиг губами.

– Я не думаю, что вы хорошо себя чувствуете, и готова поспорить на свою зеленую ленту, что раньше вы чувствовали себя гораздо лучше. Я не могу лечить вас надлежащим образом, если не буду знать, что у вас болит.

Его лицо расслабилось.

– Не беспокойтесь обо мне. Я ем больше, чем собаки отца Дроза, и сплю как младенец, – он улыбнулся. – Если что-нибудь заболит, я сразу же вам скажу.

– Обещаете?

– Слово чести.

Он приподнялся, опираясь на здоровый локоть, и обвел глазами комнату. Его взгляд на мгновение задержался на высоких окнах. Вильгельм мог видеть берег озера и отрезок дороги. Вдалеке Сильвейн вместе с другим послушником тянули сани, нагруженные дровами.

– Каждый занят подготовкой к прибытию армии, – объяснила Лорелея, перехватив его взгляд. – Отец Джулиан говорит, что нужно запастись дровами впрок. Скоро мы начнем готовить на плитах на улице.

– Вы обнаружили, кто обследовал снежный завал?

– Нет. Я спросила каждого, даже Эверарда. Я напрасно встревожила вас. Вероятно, в этом месте пытались найти ваших возможных попутчиков и следы были оставлены в то время, когда вас вытащили из-под снега. Я просто не заметила этого сразу, потому что была озабочена вашим спасением.

Он медленно, задумчиво кивнул, а потом произнес:

– Я хочу кое-что вам показать. Помогите мне сесть.

Лорелея обхватила его руками за плечи. Когда она приподнимала его, то старалась не обращать внимания на свои ощущения от прикосновения к теплому, чистому телу мужчины. Но девушке это плохо удавалось. Лорелее нравилась игра мускулов под ее руками, шелковистость и упругость его кожи. Человеческое тело было таким чудом. А тело Вильгельма…

– Вы хотите надеть рубашку? – спросила она.

– Нет.

Смущенная своим жгучим интересом к его обнаженному телу, девушка энергично тряхнула головой и поправила подушку за его спиной.

– Вот так. Удобно?

– Очень.

Она наклонилась, чтобы подоткнуть одеяло вокруг его ног.

– Откуда у вас эта лента для волос? – спросил Вильгельм.

Лорелея прикоснулась к изумрудного цвета шелковой ленте, плотно повязанной вокруг ее головы.

– Эверард, наш посыльный… Отец Джулиан поручил ему поспрашивать о вас. Возможно, у вас есть родственники, которые обеспокоены вашим исчезновением, – сказала она. Вильгельм побледнел. Девушка поняла это по-своему. – Вам плохо? Может быть, лучше прилечь?

– Со мной все в порядке, – безразличным тоном произнес он.

– Вам нравится моя лента? – спросила Лорелея, но тут же пожалела о своих словах. Слишком уж она заискивает перед ним, как собака, которая клянчит объедки со стола.

– Она… идет вам.

Девушка почувствовала, как неведомая ранее жаркая волна заливает ее щеки и уши. Чтобы скрыть смущение, она порылась в карманах своего жилета и вынула маленькую бутылочку, сделанную из цельного куска полированного рога.

– Вот чернила, которые вы просили. Я сама их приготовила. Вы так быстро израсходовали первую бутылочку.

– Я много, писал.

Со столика он взял полированную дощечку, которую Лорелея принесла ранее. Перевернув, он показал стопку аккуратно исписанных листов.

– Ваш научный труд, доктор де Клерк.

Уверенная в том, что Вильгельм ее дразнит, Лорелея взяла верхнюю страницу.

ТРАКТАТ

Научный труд о тифе

Inventum nvum

Л. де Клерк, М.Д.Ф.Р.С. и К°

– Я не совсем уверен в том, что означают эти буквы, – сказал он, – но я видел их после имени Дженера в его книге об оспе.

– О, Вильгельм, – восхищенно воскликнула Лорелея. Вот они, ее записи, преображенные превосходной ученой латынью. Теперь ее идеи были изложены в четком, кратком трактате. Если все остальные страницы были такими же совершенными, как и первая, то у нее есть превосходное творение. Она пробежала довольным взглядом всю рукопись. В конце последней страницы Вильгельм написал свое имя в манере секретаря: В.Телль. Ее внимание привлекла чернильная клякса над именем. Под кляксой виднелись оттиски нацарапанных на бумаге букв. Нахмурившись, она поднесла лист к свету.

– Что это? Вы что-то написали? Д.Се…

– Ошибка, – сказал он, выхватывая у нее страницу. – Я перепишу этот лист. – Он отложил его в сторону, продолжив: – Работа еще не закончена. У меня возникло несколько вопросов. – Он жестом подозвал ее к себе, и Лорелея заглянула через его плечо. – Здесь, на третьей странице, вы утверждаете, что тиф впервые вспыхнул в Ивердоне… Я не совсем понимаю, каким образом эпидемия достигла приюта.

– Все объясняется на следующей странице. Вот, смотрите, – сказала она. Не задумываясь, девушка уселась рядом с ним, прислонившись спиной к его подушке… – Вот здесь… – она нахмурилась. – Как это странно!

– Что?

– Одна из страниц моей рукописи отсутствует. Она перелистала свои записи, потом опустилась на колени и поискала утерянный лист в ящике, где хранилась рукопись, заглянула под кровать.

– Интересно, где же он может быть?

Вильгельм внимательно посмотрел на растерянную девушку и наконец, осмелился высказать свое предположение:

– Вы не думаете, что кто-то заглядывал в ящик?

– Конечно, нет. Почему вы такой недоверчивый?

– В этом нет ничего удивительного. Каждый день меня навещают по несколько каноников, а от вашей дозы опия я крепко сплю.

Лорелея снова села.

– Странно. Мои записи ничего не значат для здешних людей.

– Вы говорили, что настоятель против этого.

– Он не из тех, кто действует тайно. Наверное, я сама засунула куда-нибудь эту страницу.

– Вы помните, что там было?

– О да. Вот, послушайте. Отец Гастон, Сильвейн, Тимон и еще трое послушников прошлой весной ездили в Ивердон покупать пряденую шерсть. Мериносы тех мест славятся качеством своей шерсти, а монахини прядут из нее отличную пряжу.

– Монахини? – переспросил Вильгельм.

Лорелея взглянула в его суровые, испытующие глаза.

– Это место что-то значит для вас? Вы что-нибудь вспомнили?

– Нет, – ответил Вильгельм и расслабленно откинулся на подушку. – Давайте продолжим.

– Они обнаружили аббатису при смерти. Отец Гастон слышал ее последнюю исповедь и совершил прощальный обряд, – рассказывала Лорелея. Она заметила, что Вильгельм так сильно стиснул бутылочку с чернилами, что побелели костяшки пальцев. – К тому времени, как они вернулись назад, отца Гастона уже начало лихорадить. Отец Джулиан не пустил меня к нему, – сказала она и сердито нахмурилась, вспоминая, какой скандал учинила настоятелю.

– Чтобы вы не заразились, – подсказал он.

– Да. Отец Ансельм и отец Эмиль ухаживали за больным, – она обхватила колени руками и уперлась в них подбородком. – Отец Гастон метался в бреду несколько дней. Из коридора я слышала, как он бредил.

– Бредил? Что он говорил?

– Я никак не могла связать его слова. Отец Эмиль должен знать. Все эти дни он сидел рядом с ним. В конечном итоге все шестеро мужчин заболели. Отец Гастон, Сильвейн и Тимон выздоровели. Но вот что любопытно больше всего, Вильгельм. На четырнадцатый день температура упала. Кажется, сам организм производит что-то такое, что убивает инфекцию. Схожесть с оспой слишком очевидна, чтобы на нее не обращать внимания.

– Значит, вы считаете, что можно разработать вакцину?

Девушка утвердительно кивнула.

– Но это должен сделать кто-то более опытный, чем я. Вот поэтому я и хочу написать обо всем этом, Вильгельм. Может, такую работу уже проделали до меня, но я хочу убедиться.

Он перевернул страницу.

– А трое остальных умерли?

– Да. Это были ужасные смерти, – сказала Лорелея. Голос ее дрожал.

– Вы написали об этом на пятой странице. И очень трогательно, Лорелея.

– Вы считаете лишним описывать мои личные чувства?

– Не знаю. Не помню, чтобы я когда-нибудь раньше читал медицинские трактаты.

– Может быть, нам это лучше выбросить? Не хочу казаться непрофессионалом.

– Вы не непрофессионал, Лорелея, – успокоил ее Вильгельм. Он взял чистый лист бумаги. – Теперь нужно восстановить утраченную страницу. Вы говорите, что в Ивердон ездил отец Гастон?

Девушка кивнула и медленно заговорила, давая возможность Вильгельму не торопясь записывать.

Склоненные головы, разбросанные по кровати страницы. Она говорила, а он записывал. Он уточнял, а она разъясняла. Лорелея и Вильгельм работали целый день, пока солнце не стало отбрасывать длинные тени на неровном полу. Они даже не услышали, когда колокол пробил шесть раз. Через несколько минут вошел отец Ансельм.

– Как чувствует себя наш пациент? – спросил старый каноник.

Лорелея схватила лист бумаги и заспешила к нему.

– Вот показания о его пульсе и мои наблюдения. Он идет на поправку.

Отец Ансельм нащупал свои очки, которые висели на цепочке вокруг его шеи, и нацепил их на нос. Но он едва взглянул на ее подробный доклад. Все его внимание было обращено на бумаги, которые лежали на коленях Вильгельма.

– А это что такое у вас?

Спокойный, как клерк в бухгалтерии, Вильгельм сложил листы в стопку и убрал их под свою дощечку.

– Мадемуазель де Клерк попросила меня помочь ей.

У Лорелеи все сжалось от его слов. Отец Ансельм возражал против ее научной работы. Но прежде, чем она смогла что-либо объяснить, Вильгельм продолжил:

– Дело в том, что я хорошо знаю латынь. Я даю ей уроки.

«Ложь так легко сорвалась с его губ», – в замешательстве подумала Лорелея. А так как она не возразила, то тоже приняла участие в этом обмане.

– Очень хорошо, – проговорил отец Ансельм. – В приюте у нее не было достаточных возможностей заняться языком как следует, – с сожалением сказал он, бросая взгляд на удобное кресло у железной печки.

– Присаживайтесь, – сказала Лорелея, направляя его в теплый, затемненный уголок палаты. – Вам необходимо отдохнуть.

– Я могу остаться только на несколько минут, – запротестовал он, но вскоре уже тихо похрапывал.

Следующим посетителем был отец Эмиль.

– Ах, вот он где, – отрывисто проговорил священник, направляясь к отцу Ансельму, чтобы разбудить его. – У нас встреча с настоятелем. А как у вас сегодня дела, – месье? – спросил он, поворачиваясь к Вильгельму.

– Благодарю вас, уже лучше, – ответил он.

– Мы все очень желаем вам выздоровления, чтобы вы могли вернуться к вашим делам, месье, чем бы вы там ни занимались.

Отец Эмиль не услышал облегченного вздоха Вильгельма.

– Пойдемте, дружище, – сказал он отцу Ансельму и помог старому человеку подняться.

После их ухода Лорелея произнесла:

– Кажется, вам теперь нужно немного обучить меня латыни.

– Придать лжи немного правды? Вы не любите лгать, да?

– Не люблю.

– А я, кажется, в этом преуспел.

– О да.

Они работали, пока собаки не подняли лай перед вечерней кормежкой.

С удивлением заметив, что время пронеслось так быстро, Лорелея посмотрела на Вильгельма:

– Вы, должно быть, устали. Благодарю вас за помощь, а сейчас я должна идти. Сегодня за ужином отец Гастон читает лекцию, я обещала присутствовать на ней. Вам придется побыть одному.

– У меня есть чем заняться, – сказал Вильгельм и указал на бумаги.

Она импульсивно взяла его за руку:

– Вильгельм, огромное вам спасибо.

Он ответил легким пожатием на ее жест. Рука мужчины была крепкая и большая. Он казался немного смущенным.

– Не стоит благодарить меня, Лорелея.

Подложив дров в печку, Лорелея вышла на улицу. Краем глаза она заметила какую-то тень, метнувшуюся за угол здания. По спине пробежали мурашки. Девушка попыталась отогнать от себя чувство страха. Еще ни разу за ее двадцать лет у Лорелеи не было причин остерегаться какой-либо опасности. Она подавила в себе страх и решила выяснить, кто бы это мог быть.

Тень зашевелилась и двинулась к ней. Она узнала знакомое лицо и улыбнулась:

– Привет, Сильвейн.

Он раздраженно отбросил прямые светлые волосы со лба:

– Ты провела с ним весь день.

– С Вильгельмом? Конечно. Кто-то же должен с ним быть. Его состояние беспокоит меня. И, кроме того, он помогает мне с латынью, – ответила Лорелея.

Ее охватило какое-то странное, вызывающее тошноту чувство, когда она повторила ложь Вильгельма. Девушка отвела взгляд от напряженного лица Сильвейна и продолжила свой путь к часовне. Снег захрустел под ногами.

Сильвейн схватил ее за руку и развернул лицом к себе.

– Лорелея, ты же ничего не знаешь об этом человеке.

– Я знаю, что он ранен и нуждается в моей заботе.

– А может быть, он преступник. Вор или убийца.

– Может быть, – она высвободила свою руку и быстро пошла по дорожке. – Но он не преступник. Он очень добр со мной. Почему ты так беспокоишься из-за прикованного к постели мужчины? Я часами просиживала с другими больными, и ты никогда не волновался обо мне.