Текст книги "Ворон и роза"

Автор книги: Сьюзен Виггз

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 24 страниц)

Но тут Лорелея вспомнила о мужественном, необычном лице Вильгельма. Она знала, что он не похож на других. Возможно, Сильвейн тоже заметил.

Он догнал девушку и пошел рядом, замедлив свой широкий шаг, чтобы идти с ней в ногу. От него исходил терпкий, сладковатый запах воска и ладана.

– Отцу Эмилю опять потребовались твои услуги? – проговорила Лорелея.

– Да, – кивнул Сильвейн.

– Что же на этот раз? Почистить подсвечники? Постирать сукно с алтаря?

В обязанности священника входило содержание приюта в полном порядке. И Сильвейн под руководством отца Эмиля постоянно что-то чистил и переставлял.

– Ты стараешься увести меня от темы нашего разговора, – сказал Сильвейн.

– Ты прав, – согласилась она.

– Лорелея, я хочу, чтобы ты меня выслушала. Ты не первая девушка, обманутая добротой незнакомца. Вспомни того игрока, который приезжал сюда…

– Ради Бога! Вильгельм же не в состоянии передвигаться, он беспомощен, – воскликнула Лорелея. Она мысленно представила себе Вильгельма: его непокорное выражение лица, его глаза. Девушка постоянно ощущала силу, исходящую от него. Этого человека не сломили испытания и беды, выпавшие на его долю. – Он потерял память. Ты представляешь, Сильвейн, как это должно быть страшно.

– Отец Джулиан знает об этих долгих визитах?

– Нет, – она дотронулась до его руки и почувствовала, как напряглись его мышцы. – Прошу тебя, Сильвейн, не говори ему. Ну, пожалуйста.

– Почему? – осторожно спросил Сильвейн. Он остановился, посмотрел на ее руку и убрал ее со своей. – Что ты скрываешь, Лорелея?

– Ничего. Почему ты меня об этом спрашиваешь, Сильвейн?

– Потому что меня это беспокоит. Потому что не хочу, чтобы тебе причинили боль.

– Твои подозрения обижают меня.

– О, Лорелея! – он погладил ее по холодной щеке. – Я тебя ни в чем не подозреваю. Но есть что-то такое… – Он задумался, подбирая слова. – Ты сама этого даже не замечаешь, но у тебя такое выражение лица, когда ты на него смотришь, думаешь о нем, что даже пугает меня.

– Не будь глупцом, – произнесла она более резко, чем хотела. – Случай с Вильгельмом очень важен для моей работы. Отец Джулиан не понял бы меня так же, как не понимаешь и ты.

– Я понимаю гораздо больше, чем ты думаешь, Лорелея.

Сильвейн опустил руки и пошел прочь от нее.

Горы поглощали последние остатки дневного света, но Лорелея медленно шла к часовне, не замечая ничего вокруг. Никогда прежде Сильвейн так резко не разговаривал с ней. Он был ее другом с тех пор, как пришел в приют три года назад. Он был постоянным участником ее игр и забав, всегда брал ее на рыбалку на озеро. Девушка с теплотой вспоминала годы, проведенные рядом с Сильвейном.

Прошлым летом их отношения стали постепенно меняться. Равнодушный к учению, Сильвейн был вынужден посвятить некоторое время учебе. Их ребячество ушло в прошлое. Сильвейн взрослел, все больше приобщаясь к жизни каноников приюта Святого Бернара. Лорелея тоже погрузилась в свою работу. Они стали слишком взрослыми для детских игр.

Ночной кошмар будто выкачал весь воздух из легких Дэниела. Неизвестная сила превратила его в глухого и слепого, не давала дышать. Сердце билось в бешеном темпе. «Проснись, черт возьми!» – приказал он себе. Дэниел попытался открыть глаза. Кто-то прижимал подушку к его лицу. Его пытались убить! От осознания этого Дэниела пронзил ужас. Он инстинктивно попытался вытянуть руки и ноги, но шины мешали ему.

Нападающий еще сильнее надавил на подушку. Дэниела охватила паника, В отчаянии он искал способ освободиться, но невыносимая боль в голове путала все мысли. Здоровой рукой попытался отмахнуться от нападавшего. Грубая домотканая материя, чья-то сильная напряженная рука. Дэниел поднял здоровую ногу и наудачу махнул ею, но попал в пустоту.

Подушка все плотнее прижималась к его лицу. Легкие разрывались от боли. С отвратительным звуком лопнули швы на голове. Внезапно им овладело какое-то соблазнительное, успокаивающее чувство. Вялость становилась опасным врагом, таким же, как неизвестный, который хотел лишить его возможности дышать.

Но внутри Дэниела жило темное, решительное существо. Ворон взлетел на крыльях гнева. В него словно вдохнули силы. Животная ярость, которая была сильнее страха, укрепила его желание выжить. Здоровой ногой Дэниел уперся в живот нападающего. Израсходовав последнее дыхание на звериное рычание, он с силой распрямил ногу.

Тяжесть спала с его лица и груди. Он услышал ворчание, глухой удар и звук шагов по каменному полу. Дэниел отбросил подушку и сел. Слепо пошарил, пытаясь нащупать свой охотничий нож, но вспомнил, что оружие у него забрали. С разламывающейся от боли головой он пытался всмотреться в темноту. Слишком поздно. Дверь в темный коридор была открыта. В воздухе смешались пряный аромат ладана и запах крови Дэниела.

Вдохнув в легкие как можно больше воздуха, он уставился на дверь и смотрел до тех пор, пока не исчезло головокружение. Он разорвал простыню и прижал к ране на голове.

Нападение подтвердило его худшие опасения. Кто-то в приюте знал его, знал и то, зачем он сюда пришел. Один из этих святых людей не боялся совершить смертный грех. У незаконнорожденной принцессы есть защитник.

Обвинения Сильвейна предыдущим вечером заставили Лорелею осторожно пробираться к палате, где спал Вильгельм. Она могла сказать наверняка, что его окружает какая-то тайна, но не испытывала перед ним страха. Только заботу и нежность.

В темном коридоре Лорелея ускорила шаг. Ей не терпелось проведать своего пациента до утренней молитвы и завтрака. Дверь в палату была приоткрыта. Лорелея услышала глухой удар и стон. Чуть не задохнувшись от страха, она бросилась в комнату.

– Вильгельм!

Послышалась ругань. Она подбежала и обнаружила его лежащим на полу.

– Вильгельм! – ее руки потянулись к повязке на его голове. Марля была вся пропитана запекшейся кровью. – Вы упали?

Он бросил на нее сердитый взгляд. Испытывая отвращение к себе за свою беспомощность, попросил:

– Помогите мне подняться.

– Сейчас я помогу вам лечь в постель.

– Я не собираюсь снова ложиться в постель. Она в ужасе закусила губу. На нем были те же брюки и рубашка, что и в тот день, когда они привезли его в приют. Пальто было наброшено на плечи. Бинты с ноги валялись на полу.

– Вы одеты, – обвиняющим тоном произнесла она.

– Вы очень наблюдательны, профессор де Клерк.

Девушка пропустила мимо ушей грубость.

– Вы должны вернуться в кровать. Вам необходима хорошая доза опия.

– Нет. Достаточно уже опия.

– Но вы еще не совсем здоровы, чтобы вставать.

– Это вы так считаете, – он еще сильнее нахмурился. – Вы поможете мне или будете стоять рядом и смотреть, как я ползаю?

Лорелея бросила взгляд на злое, покрасневшее от напряжения лицо:

– Что вас так разозлило?

– Быть прикованным к постели очень действует человеку на нервы, – резко ответил Дэниел и уцепился за спинку кровати.

– Подождите, – тихо сказала Лорелея и подошла ближе. – Я помогу вам, но вы должны позволить мне обработать рану.

Он поднял глаза к небу:

– Делайте что хотите.

Через несколько минут девушка сняла порванные нитки на шве и наложила повязку.

– Вот так, – сказала она, поправляя марлю. – Я закончила. Обнимите меня за шею, вам так легче будет подняться.

Тяжело вздохнув, он сделал, как она сказала.

– Готовы? – Спросила Лорелея.

Он кивнул. Ухватившись рукой за край кровати, она встала. Вес его тела тянул ее вниз, но девушка упрямо старалась удержать равновесие, помогая Вильгельму уверенно стать на ноги; Она с удивлением посмотрела на него:

– Бог мой, какой вы высокий.

– А вы очень маленькая.

– Как вы себя чувствуете?

– Хорошо. Просто превосходно.

Лорелея откинула голову назад и изучающе посмотрела в его посеревшее лицо. По глазам она поняла, что у Вильгельма кружится голова.

– Лгун, – констатировала она. – Ложитесь обратно в постель.

Мужчина бросил на нее негодующий взгляд. Сердце Лорелеи сжалось от безысходности. Этот человек, который был чужим даже самому себе, никак не хотел замечать ее, несмотря на все ее старания. Он не мог быть таким, каким бы она хотела его видеть – добрым, нежным, уступчивым, полным юмора.

– Прошу вас.

– Нет. Я собираюсь отправиться на завтрак в трапезную.

– Вы просто невыносимы, – девушка тяжело вздохнула.

– Невыносимо лежать в постели.

– Вам нужен костыль?

– А у вас он есть?

Девушка подошла к настенному шкафу и достала оттуда крепкую прогулочную трость. Несколько лет назад отец Ансельм вырезал ее из ясеня, покрыл лаком и украсил набалдашником. Она отдала трость Вильгельму.

– Она слишком коротка для вас.

– Сойдет, – кратко сказал он. – Пошли.

– Старайтесь как можно меньше опираться на больное колено. Обопритесь на меня, – Лорелея обвила его рукой. – Вы такой худой, даже ребра выступают.

– У меня хорошие ребра.

– Знаю. Я могу чувствовать каждое из них.

Они не спеша вышли на улицу. День был морозным. Небо окрашено лучами восходящего солнца. В тишине раздался звон церковного колокола. Вильгельм закрыл глаза и сделал глубокий вдох. Выражение его лица удивило Лорелею. Освещенное золотистыми лучами утреннего солнца, лицо мужчины смягчилось и приняло выражение величественного восторга. Казалось, он каждой клеточкой своего тела впитывает прозрачный воздух.

Боже, как он красив, даже небритый и с повязкой на голове.

Мужчина открыл глаза и перехватил ее пристальный взгляд. Его лицо превратилось в суровую маску безразличия.

– Прекрасный день, – заметил он.

– Я не собиралась разглядывать вас, – проговорила Лорелея. – Но я никогда не видела вас при солнечном свете.

Вильгельм отвел от нее взгляд и вонзил трость в снег.

– Мы опоздаем на завтрак, – пробормотал он.

Лорелея поняла, что у него есть уязвимое место. Вильгельму не нравилось, когда его разглядывают. Она показала на дорогу через двор.

– Сильвейн посыпал снег песком, чтобы не было слишком скользко. Вы уверены, что сможете дойти?

– Я сделаю это.

Они шли гораздо дольше, чем она обычно ходила, и наконец вошли в главное здание приюта.

– Здесь много ступенек, – предупредила Лорелея, когда они, пошатываясь, направились к трапезной.

– Я взойду по ним только из-за запаха, – заявил Дэниел.

Девушка вдохнула аромат сдобных булочек.

– Мастерство Маурико компенсирует ваши неудобства, – она уже хотела спросить его о колене, но, предвидя ответ, промолчала. Несмотря на все возражения и протесты, Лорелея подозревала, что его ногу терзает ужасная боль.

Они взобрались по узким ступенькам, и открыла дверь в трапезную. Их встретил шум голосов и звяканье посуды. В комнате с высоким потолком главное место занимал длинный стол. В дальнем конце комнаты на каменной стене был высечен щит, изображающий Святого Августина с пылающим сердцем.

При неожиданном появлении Лорелеи и Вильгельма все притихли. Пятнадцать голов повернулись в их сторону. Лорелея первой пришла в себя после неловкой тишины.

– Вильгельм решил присоединиться к нам, – произнесла она. – Вопреки моим распоряжениям, должна сказать.

Дэниел дрожал от слабости, когда Лорелея и послушник помогли ему сесть на скамью. Девушка села рядом. В его голове толчками пульсировала кровь, а колено горело от боли. В сотый раз он отругал себя за то, что чуть не поставил свою подпись под бумагами Лорелеи. Но ночное нападение придало ему, решимости. Он не успокоится, пока не узнает, кто хотел его убить.

Во главе стола сидел отец Джулиан. Несмотря на возраст, это был красивый мужчина с тонким, благородным лицом, острым, прямым носом, твердыми губами, сложенными в суровую линию. Его глаза напоминали серый камень, омытый ледяным горным потоком. При дыхании ноздри его тонкого носа трепетали:

– Добро пожаловать к нашему столу, – пригласил настоятель.

– Благодарю, – произнес Дэниел.

– Приятно видеть, что вы выздоравливаете. Вы покинете нас раньше, чем мы предполагали, – продолжил беседу отец Джулиан. Но в его вежливом голосе слышались беспокойство и нетерпение.

«Настоятель хочет, чтобы я уехал. Может, попыткой задушить меня просто хотели запугать, чтобы ускорить мой отъезд? Не он ли повинен в этом?»

Отец Джулиан встал и начал читать молитву. Строгий голос настоятеля торжественно звучал под сводами трапезной. Дэниел заметил, что отец Джулиан даже не открыл лежащую перед ним книгу на странице, заложенной лентой. Он знал текст наизусть. Его невозмутимый взгляд скользил по комнате.

Дэниел прислушался к словам молитвы. «…Хлеб лжи сладок для человека, но потом его рот наполнится гравием. Добыча сокровищ путем лживого языка – это пустая трата времени, навлекающая смерть…» Острые, язвительные слова настоятеля, как стрелы, ранили сердце Дэниела. Внутри у него все кипело. Он был разгневан и… растерян. Что это? Ворон корчится? Боже праведный! Неужели совесть побеждает его продажную душу? Нет. Он не может этого допустить.

Молитва закончилась. Дэниел осторожно огляделся вокруг. Заметил ли кто его замешательство? Нет, все были заняты трапезой.

Каноники, послушники и медбратья приюта Святого Бернара были простыми людьми, здоровыми, как швейцарские крестьяне. Все они были молоды и с прекрасным аппетитом. Груда булочек и сосисок уменьшалась так же быстро, как опустошались большие кружки молодого пива и чашки с кофе. Они поглощали пищу, вытирали рукавами рты, между делом обсуждая новое потомство, которое ожидали от Красавицы. Разглядывая лица сидящих за столом людей, Дэниел не мог найти в себе и оттенка злобы на них. Но внешность бывает обманчива. Он уже получил подобный урок много лет назад.

Дэниел прихлебывал крепкий, с ореховым привкусом кофе Маурико. Его желудок сжимали спазмы, но он пытался проглотить хоть кусочек сосиски и булочки.

В данный момент Дэниел боялся не за свою жизнь. Если кто-то желал его убить, то легко мог сделать это в темноте. Он опасался одного – того, что обман обнаружен. Каждую минуту Дэниел ожидал, что кто-нибудь вскочит из-за стола, укажет на него пальцем и объявит обманщиком. «А что потом? – думал он. – Все отрицать и обманывать дальше?»

Взгляд Дэниела остановился на Сильвейне. Высокий и мускулистый, с копной светлых волос на голове, со слегка проступающими усами, Сильвейн представлял из себя типичного жителя Альп. Его загрубевшие руки больше годились для того чтобы пахать землю, чём держать молитвенник.

Сильвейн был в Ивердоне в то лето, когда умерла аббатиса. Это очень важно. Существовала вероятность того, что он знал тайну, которую сообщила старая женщина, лежа на смертном одре. Дэниел давно заметил привязанность Сильвейна к Лорeлее. Значит, юношу можно считать возможным убийцей. Подняв вверх глаза, Сильвейн встретился взглядом с Дэниелом. На мгновение лицо послушника вспыхнуло, потом он отвел взгляд в сторону. «Он слишком молод, – сказал себе Дэниел. – Что он может обо мне знать?»

У отца Ансельма были белоснежные волосы и лицо, изрезанное морщинами от непогоды и старости. Его глубоко посаженные глаза изучали Дэниела с профессиональным интересом. Глаза доктора. У отца Ансельма костлявые руки с распухшими суставами. Дэниел засомневался, хватит ли у каноника сил прижать подушку к его лицу?

Но у всех других эти силы были. Суровая жизнь в приюте требовала от молодых здоровья и выносливости. И среди присутствующих не было другого пожилого человека, кроме отца Ансельма.

– Еще сливок? – спросил монах, который сидел за столом напротив Дэниела.

Дэниел взял кувшин.

– Благодарю, отец Эмиль.

Наливая сливки, он украдкой рассматривал священника. Перед ним сидел человек, который заботился обо всех церемониальных предметах, включая ладан. Отец Эмиль был худым и жилистым, ему еще не было и сорока лет. У него были пухлые, чувственные губы. Ел святой отец медленно, смакуя каждый кусочек, что противоречило требуемому отказу каноника от мирских благ.

– Как вам нравится наш мирный образ жизни? – спросил отец Эмиль.

– Здесь все так добры ко мне, – ответил Дэниел. Он ожидал ироничного взгляда, но священник только улыбнулся.

Сидящий рядом отец Гастон энергично закивал головой. Он обладал ангельской внешностью и мускулистым телом.

– Это наша миссия, – объяснил он. – Мы помогаем всем попавшим в беду путешественникам, как это делал в девятом веке наш основатель. В то время на перевале Большой Сен-Бернар промышляли контрабандисты и воры, и его миссия заключалась в том, чтобы обезопасить маршрут путешественников.

Дэниел притворился, что его интересует легенда, но сам внимательно наблюдал за отцом Гастоном. Перед ним сидел человек, который слышал предсмертную исповедь аббатисы, раскрывшую тайну Лорелеи.

– Римляне возвели на перевале статую Юпитера, – продолжал отец Гастон. – Святой Бернар разрушил ее и построил приют. Его девиз был: «Вы, которые благополучно поднялись на Альпы под моим руководством, следуйте за мной в Небесный Дом».

– У вас действительно высокое призвание, – заключил Дэниел, но никто не прореагировал на его иронию.

– Странная вещь – этот ваш недуг, – заметил отец Эмиль. – Как ты его называешь, Лорелея?

– Амнезия. Потеря памяти. Считаю, что это вызвано ранением головы.

– Необычайно, – изумился отец Эмиль. Дэниел наблюдал, за его длинными, изящными пальцами. Отец Эмиль ухаживал за отцом Гастоном, когда тот болел тифом. В бреду тот мог выдать тайну.

– Только представьте себе – полная потеря памяти, – отец Гастон прищелкнул языком.

– Это может быть и очень удобно, – заметил отец Дроз. – Подумайте только, вам совсем нечего сказать на исповеди, месье.

Взгляд Дэниела метнулся в сторону хозяина псарни, который добродушно посмеивался своей шутке. Дэниел переводил взгляд от одного лица к другому. Он искал ответ на мучивший его вопрос. И не находил. С удивлением обнаружил, что к нему хорошо относятся и искренне сочувствуют его горю. Дэниел выдавил из себя усмешку.

– Боюсь, что будет довольно скучная беседа, святой отец. Но не все стерлось из памяти, – он повернулся к отцу Эмилю и отцу Гастону: – Я, например, понимаю, что вы оба говорите как парижане.

– Вы были в Париже, – захлопав в ладоши, воскликнула Лорелея. – Я же говорила, что он не простой путешественник.

Отец Гастон снисходительно улыбнулся девушке. В его отношении к ней чувствовалась отеческая доброта и забота.

– Следи за своими манерами, Лорелея, а не то разольешь пиво, – побранил он ее.

Казалось, что он один заботился о манерах Лорелеи. Может быть, из-за того, что отец Гастон знал, кто она такая.

– Мы можем заключить пари, – сказал отец Клайвз.

– Шесть признаков говорят о том, что он охотник, – крикнул отец Дроз с другого конца стола. Как истинный швейцарец, он застучал своей большой кружкой по простому сосновому столу, требуя, чтобы ему передали кувшин с пивом.

– Ставлю на путешественника, – подал голос отец Ансельм.

– Наверняка у этого человека есть дети, – добавил отец Клайвз. – Каким же другим способом мужчина в таком молодом возрасте мог заработать прядь седых волос, если только не беспокойством о малышах.

Все за столом засмеялись. Дэниел посмотрел на настоятеля. Отец Джулиан терпеливо ждал, пока утихнет смех. Он поднял вверх руку.

– Не будет никаких пари, – заявил настоятель. – Это противоречит нашему обету. – Каноники и послушники заворчали. Отец Джулиан строго посмотрел на присутствующих: – Кроме того, вдруг он из епархии? Нас могут осудить или оштрафовать, – продолжил он вкрадчивым голосом.

На минуту в комнате повисла тишина. А потом раздался дружный смех.

– Наш настоятель, – заметил отец Клайвз, – думает обо всем.

Дэниел сидел, прислушиваясь к смеху за столом, и чувствовал узы товарищества, объединяющие это тесное общество. Простые, набожные люди. И Дэниел с удивлением понял, что завидует им. Их открытости, доброте, отзывчивости на чужую беду. Их способности изо дня в день выполнять опасную, тяжелую работу, не ропща на судьбу. Это их миссия, и этим словом все сказано.

Но один из них был убийцей.

ГЛАВА 5

Лорелея склонилась над исходившей паром лоханью. Вильгельм сидел перед ней на табурете, погрузив ногу в душистую воду из источника. Не поднимая головы, девушка массировала его колено. Ее щеки порозовели от пара, а на носу выступили мелкие капельки пота. Он напряжения и усталости у нее разболелась голова. «А не заразная ли болезнь – амнезия?» – подумала Лорелея, потому что ей была незнакома загадочная женщина, скрывающаяся внутри нее.

Отец Ансельм, который дремал в кресле в углу комнаты, время от времени похрапывал.

– Он всегда спит так шумно? – спросил Вильгельм.

Она опустила ногу мужчины еще глубже в воду.

– Отец Ансельм известен тем, что спит во время снежных обвалов, – проговорила Лорелея и с улыбкой взглянула в сторону старого каноника. – Скажите, если я сделаю вам больно.

Вильгельм посмотрел на нее через пелену пахнущего травами пара, поднимающегося из лохани.

– Мне не больно, Лорелея.

Обескураженная нежностью в его голосе, девушка уставилась на свою руку, на мгновение замершую на его обнаженной ноге. Лорелея удивленно взглянула на Вильгельма и продолжила втирать жидкую мазь в его коленную чашечку. Она хотела быстрее поставить Вильгельма на ноги и уже могла видеть результаты своей работы. Мужчина выздоравливал. Ее Лечение приобрело иной смысл. Все то, что она как врач считала частями клинического тела, внезапно превратилось в плоть и кровь мужчины, занимавшего теперь каждое мгновение ее жизни.

Лорелея уверяла себя, что он был странником, который пройдет через ее жизнь и никогда не вернется. Она хотела, чтобы он ушел, оставив ее сердце нетронутым.

– Опухоль почти прошла. На вас все быстро заживает.

– Как и в тот раз.

Она быстро подняла вверх голову и крупные локоны заплясали вокруг шеи. Девушка знала, что на мгновение выражение лица выдало все ее мысли.

– Вы вспомнили? – быстро спросила она.

– Нет. Вы говорили то же самое, когда снимали у меня швы с раны на голове.

Смутившись, она продолжила растирать его колено, скользя пальцами по гладкой коже. – Вы уверены, что не больно?

– Уверен.

– Уже прошло три недели. Я начинаю беспокоиться. В большинстве случаев, о которых я читала, у больных восстанавливается память в течение нескольких дней, – озабоченно проговорила Лорелея, покусывая губу. – Но был случай в Винисе, когда к человеку не вернулась память. Только представьте себе, начинать все с нуля, словно заново родился.

– А может быть, это не так уж и плохо?

Лорелея молча обдумывала его слова. В глубине глаз Вильгельма она увидела затаенную боль и пыталась разгадать ее причину.

– А что, если у вас осталась семья? У вас, возможно, есть жена и мать, которые оплакивают вас.

– Если бы у меня была любящая семья, неужели бы я не сказал им, куда отправляюсь. К этому времени они бы уже пришли искать меня.

Некоторое время Лорелея работала молча, о чем-то напряженно задумавшись. У нее было какое-то смутное предчувствие, что Вильгельм не хочет вспоминать, кто он такой. Но почему? Может быть, его прошлое было очень трагичным?

– Что вы подразумеваете под трагичным прошлым?

Девушка смущенно улыбнулась:

– Я не сознавала, что говорю вслух. Я подумала, что, может быть, вы избегаете своих воспоминаний.

Вильгельм с изумлением посмотрел на нее.

– Лорелея, какую, по-вашему, ужасную тайну я могу скрывать? – спросил он грубоватым от растерянности голосом.

Чувствуя его смущение, девушка пожала плечами:

– Возможно, у вас все в порядке и вскоре вы оправитесь после травмы. А я зря беспокоюсь.

Ей так хотелось узнать, что тревожило этого человека, потому что она жаждала излечить его. Девушка работала над его коленом, подушечки ее пальцев, ловко и нежно скользили по распаренной коже.

Вильгельм откинул назад голову, устало закрыл глаза, гася в них искорки внутренней боли, и произнес:

– Ради Бога, не останавливайтесь. Мне так приятно.

Его слова разлились по телу девушки сладким нектаром. Она попыталась остановить этот поток беседой.

– Одни из моих ранних воспоминаний относятся к тому времени, когда я лечила растяжения у горцев. Именно тогда я поняла, что хочу стать целителем.

Он открыл глаза:

– Почему вы так сильно заботитесь о больных?

Лорелея разволновалась.

– Это моя обязанность – заботиться о больных и раненых, – заметила она. – Это обязанность всех врачей.

– Но большинство врачей лечат с определенной, корыстной целью. Не спрашивайте, откуда я это знаю, – быстро добавил Вильгельм. – Просто знаю, и все. Догадываюсь. – Он заерзал на стуле. – Вы – исключение, Лорелея.

Не нужно было ему ей это говорить. Его близость разбудила в девушке чувства, о которых она лучше бы и не знала. Лорелея прекратила массаж и положила руки на край лохани. С кончиков пальцев стекала вода. От паров мяты щипало в глазах.

Вильгельм был совершенно прав. Она не могла вести себя с ним как с чужим, не могла легкомысленно относиться к его раненому телу и лечить его кое-как, на скорую руку. Лорелея очень беспокоилась об этом потерянном человеке с белым пятном вместо памяти, заботилась о нем гораздо больше, чем входило в обязанности врача.

Она заставила себя выдержать его взгляд. Что видели эти глубокие, загадочные глаза, когда смотрели на нее? Скрывали ли они воспоминания о прекрасных женщинах, которые жили в его прошлом? Однажды он сравнит ее с томными красотками и найдет, что она тускнеет перед ними.

– Нет, – сказал Вильгельм.

На мгновение девушка ужаснулась, что опять заговорила вслух, но он снова повторил:

– Вы – исключение, Лорелея.

Его руки нежно обхватили ее лицо, большой палец медленно заскользил по гладкой коже. От этой неожиданной ласки у девушки вдруг отяжелели веки. Не смея поднять глаза, она наблюдала, как травинки опускаются на дно лохани.

– Вода становится холодной, – смущенно проговорила она.

– А, вы избегаете темы разговора. Вы вкладываете в свою работу всю душу, Лорелея, – он взял ее влажную руку. – Интересно, вы так заботливо ухаживаете за всеми своими пациентами?

– Нет, – отскочив в сторону, она схватила полотенце, которое положила согреваться на печь. – На сегодня процедура закончена. Можете вытащить ногу из лохани, – проговорила девушка и начала осторожно вытирать ее. – Вы – особый пациент.

Вильгельм посмотрел куда-то поверх ее головы.

– Из-за потери памяти?

«Потому что меня что-то влечет к тебе, – хотелось сказать ей. – Потому что у меня подпрыгивает сердце, когда я прикасаюсь к тебе». Но Лорелея промолчала. Ее признания еще больше смутят его.

– Лорелея, посмотрите на меня.

Она прекратила вытирать полотенцем его ногу и подняла взгляд. Вильгельм хмурился, его лицо было безжалостно красиво.

– Вы очень умны, Лорелея, – сказал он. – Но вы этим не пользуетесь.

– Почему вы так говорите?

– Потому что вы тратите не меня свои нежные чувства. Отец Джулиан не получил ответа на свой запрос в Бург-Сен-Пьерр. Никто не объявлял меня пропавшим. Вам говорит это о чем-нибудь?

– А о чем мне это должно говорить?

– Это говорит о том, что я одинокий человек и совсем неподходящая компания для такой впечатлительной молодой девушки. Бог мой, каноники поняли это с самого начала, – Вильгельм кивнул в сторону отца Ансельма. Старик спал, надвинув на глаза свою высокую шапку и вытянув ноги к печке. – Они не оставляют нас наедине, что, возможно, очень верное решение.

Девушка натянула ему на ногу чулок.

– Вы не хотите сегодня прогуляться?

– Хочу. Вы согласны со мной или нет?

– Нет, – просто ответила она. – Зная, что вы полезны для меня.

– Что, вы под этим подразумеваете?

– Во-первых, мой трактат. До вашего появления желание поделиться своими мыслями с другими докторами было всего лишь мечтой, которой не суждено сбыться.

– Со временем вы бы решились на этот шаг.

– Возможно, – нагнувшись, Лорелея отвернула штанину его брюк, застегнула манжету и протянула руку, чтобы помочь ему встать, но мужчина отказался от ее услуги. – Но, скорее всего, не решилась бы никогда, нет.

– Почему?

Девушка не могла смотреть ему в глаза.

– Вы будете смеяться, если я скажу.

Пальцем Вильгельм приподнял за подбородок ее лицо:

– А вы попробуйте.

Его темно-синие глаза смотрели с вызовом.

– Боюсь.

– Чего? – напряженно спросил он.

– Мира за пределами гор, – тихо прошептала Лорелея. В ней росло отвращение к себе самой. – Я еще никому в этом не признавалась.

– Но вы говорили, что хотели бы учиться в университете.

– Мечтать не вредно, зная, что мечта никогда не осуществится. Я живу здесь всю свою жизнь. За пределами приюта мир такой чужой, такой непонятный и пугающий, – робко улыбнувшись, она помогла ему надеть сапоги и толстый шерстяной жилет, затем аккуратно подвязала сломанную руку. – Но вы заставили меня действовать. Вы пробудили во мне мужество и надежду.

Они отправились к псарне, где их приветствовала дюжина псов. Моложавый, смуглый хозяин сидел на скамейке, установленной на усыпанном сеном полу. Он чувствовал себя в своей стихии рядом с мохнатыми подопечными. Возле отца Дроза сидел пес по кличке Иван, положив свои огромные лапы на колени каноника.

Отец Дроз поднял глаза и усмехнулся.

– Подрезаю ему когти, – сказал он. – У Стеллы начинается течка, и я хочу спарить их.

Вильгельм поперхнулся от неожиданности, удивленный откровенным заявлением отца Дроза. Он отвернулся и принялся изучать прикрепленную к стене карту. Лорелея заметила, что его уши стали пунцовыми от смущения.

– Вильгельм заявил, что он уже в силах отправиться на прогулку, – сказала она. – Можем мы взять с собой Барри и Красавицу?

Улыбка исчезла с лица отца Дроза. Он бросил настороженный взгляд на Вильгельма, а потом подозвал Лорелею ближе.

– Я думаю, тебе не стоит этого делать, дорогая, – тихо проговорил он. – Настоятель запретил нам оставлять тебя наедине с нашим загадочным гостем.

Девушка гневно поджала губы.

– Посмотри на него, святой отец. – Вильгельм шел вдоль загона, останавливаясь, чтобы погладить каждую собаку. – Он же безобиден. Кроме того, мы будем не одни.

– Да. Собаки, хорошие защитники.

– И они любят Вильгельма. Ты же всегда говорил, что собаки прекрасно разбираются в характере человека.

– Это правда, – отец Дроз погладил массивную голову Ивана. – С помощью этих существ я узнал о человечестве гораздо больше, чем из проповедей и книг.

– Мы не пойдем далеко. Вильгельму еще тяжело передвигаться.

Отец Дроз растерянно ухмыльнулся.

– Малышка, ты знала, что сможешь уговорить меня. Но если кто-нибудь спросит, – я сильно возражал.

– Ну конечно, – наклонившись, она чмокнула его в щеку и побежала выпускать собак.

Отец Дроз стоял на пороге и смотрел, как они уходят. Он поднял руку и быстро перекрестил их.

«Вы дали мне мужество и надежду».

Дэниел смотрел на ее крепкие ноги, когда девушка пробиралась впереди него через редкий лес из лиственниц и елок. Он называл себя глупцом за то, что помог Лорелее завершить ее кропотливый труд, над медицинским трактатом, тем самым пробудив в ней надежду на признание ее, работы и блестящее будущее, которое могло открыться перед ней. В его власти было лишить девушку не только всех надежд на интересную работу, которой она безгранично предана, но и лишить самой жизни. И все-таки Дэниел настойчиво добивался ее доверия. Почему?