Текст книги "Ворон и роза"

Автор книги: Сьюзен Виггз

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 24 страниц)

ГЛАВА 16

Тяжесть навалилась на грудь Дэниела. Резко пробудившись, он согнул руку, чтобы защититься. До его ушей донесся тихий смех, и ощущение тревоги исчезло. Он расслабил руки, чтобы обнять свою жену.

– Сумасшедшая, – пробормотал он, находясь все еще во власти сна. – Ты разве не знаешь, что опасно нападать на спящего мужчину?

– Я не могла устоять, – Лорелея коснулась губами его покрытого щетиной подбородка. – Ты такой красивый, когда спишь.

Он чувствовал прикосновение нежной кожи ее щеки к своему лицу, с наслаждением вдыхал свежий аромат июньского утра, исходивший от нее, и ощущал приятную тяжесть ее маленького тела на своей груди. Ему не терпелось заняться с этой женщиной неторопливой, сводящей с ума, сладостной любовью, лежать часами в постели рядом с ней. Потом его взгляд упал на гобеленовые занавески вокруг кровати, и Дэниел выкинул из головы свое желание.

Бесполезно было прикидываться, что они обычные муж и жена, вместе начинающие обычный день. Он был убийцей, она – внебрачной принцессой, и оба они находились под ненавистным взором Жозефины Бонапарт.

– Ты вся мокрая, – сказал он, прищурившись от яркого утреннего света. – Что ты делала?

Лорелея уперлась локтями в подушку с обеих сторон от его головы. Ее улыбка была как крохотное чудо, одна из тех ее маленьких особенностей, которую он надолго сохранит в своем сердце после того, как он расправится с преследующими их неприятностями и они пойдут каждый своим путем.

– Я ходила прогуляться по саду с Барри. Его охватила тревога.

– Я же говорил тебе, чтобы никуда одна не выходила.

– Одна? – из гостиной донеслось чавканье Барри, который поглощал свой завтрак. – Со мной был пес весом сто пятьдесят фунтов.

– Следующий раз, когда захочешь прогуляться, разбуди меня.

– Но ты так сладко спал. Куда ты ходил вчера вечером, Дэниел?

– У меня были кое-какие дела.

– Это касалось Жана Мьюрона, да? – спросила Лорелея.

Дэниел не хотел говорить с ней о Мьюроне. Чем меньше она знала, тем было лучше. Кроме того, на первое время с нее достаточно будет обычных женских хлопот для ее таинственного перевоплощения из девочки с отдаленного высокогорного приюта в светскую даму.

Ее каштановые локоны и ресницы были влажными от тумана. Губы Лорелеи чуть приоткрыты и привлекательны, как только что распустившийся розовый бутон. Дэниел отвел взгляд в сторону, пытаясь думать о делах. Он должен проследить, – чтобы Сильвейн и Грета были подготовлены к любым неожиданностям и могли защитить Лорелею. Он же должен осуществить план освобождения Мьюрона, он должен…

Лорелея шумно поцеловала его, ее губы были свежи и холодны. Сразу все его мысли куда-то испарились. Дэниел слизал влагу с губ Лорелеи, а его руки уже скользнули под рубашку и ласкали нежное теплое тело.

С губ Лорелеи сорвался тихий стон, она доверчиво прильнула к его груди так тесно, что Дэниел мог слышать частые удары ее сердца. Чувство огромной радости затопило его. Он ожидал, что она изменится в их браке, когда пройдет новизна и она станет более опытной, менее непосредственной. Но Лорелея все еще не утратила ощущения чуда.

– Ты ведешь себя так, – прошептал он, – как будто первый раз занимаешься со мной любовью.

Она вздрогнула, и ее дрожь отдалась в его теле теплой волной.

– А я-то надеялась, – прошептала она прямо в его губы, – что у меня уже получается лучше.

Как у нее может получаться лучше то, что она уже и так делает как волшебница, которая с упоением творит свои чудеса? Тихо рассмеявшись, Дэниел принялся расстегивать ее жилет.

– Мне нужно тебе кое-что рассказать, – сказала Лорелея, садясь на мужа верхом.

– И что это? – спросил он, слушая вполуха.

Она высвободилась из жилета и подняла полы рубашки, снимая ее через голову. Ее руки запутались в длинных рукавах, и голос Лорелеи звучал приглушенно. Дэниел лежал, прикованный к кровати видом ее упругой груди, похожей на два золотистых персика в лучах раннего солнца.

– …здесь, – закончила она, сняв с себя, наконец, рубашку.

Его руки скользили по ее телу.

– Что?

– Я говорю, что отец Джулиан, отец Ансельм и отец Эмиль здесь.

Дэниел подскочил на кровати, сбросив ее с себя на смятое одеяло. Его желание сгорело в жарком пламени надвигающейся опасности.

– Где? – спросил он. – Здесь? В Париже?

– Да. В монастыре Фенлант. Значит ли это, что ты не собираешься заняться со мной любовью?

Он взял ее лицо обеими руками и крепко поцеловал.

– Позже, моя дорогая.

– Напомни мне, чтобы я держала рот на замке до тех пор, пока не закончим заниматься любовью, – сказала она.

Дэниел начал натягивать на себя одежду.

– Ты их видела? Разговаривала с ними?

– Да, – она вновь надела свою рубашку. Ее кудрявая макушка появилась в прорези горловины. – Утром Барри привел меня прямо к ним. Кажется, Бонапарт был так им благодарен за помощь, что пообещал приюту щедрый подарок. Отец Джулиан и другие приехали лично принять награду.

– Понятно, – пробормотал Дэниел. – Ты спросила их?

Она кивнула. В ее глазах появилась боль.

– Это был отец Гастон. Отец Джулиан сказал, что он исчез в тот день, когда мы ушли. Я даже и подумать не могла, что отец Гастон способен причинить кому-то зло.

Мысли Дэниела лихорадочно работали. Отец Гастон мертв. Но не было ли у него сообщников среди каноников?

Лорелея закусила губу.

– Отец Дроз вместе с собаками нашел тело, но они не смогли достать его из каньона. Они уверены, что его смерть произошла в результате несчастного случая, Дэниел, – она посмотрела на него с мукой. – Я ничего не стала им рассказывать.

Дэниел горько усмехнулся. Он научил ее лгать.

– Ты рассказала им о нас?

– Конечно.

Он пожалел, что не видел их лица в этот момент.

– И как они прореагировали?

– Отец Ансельм разрыдался. Отец Джулиан наверняка отругал бы меня, если бы мы были одни. Но теперь я – замужняя женщина. Он не может распоряжаться моей жизнью.

– Они остановились в монастыре?

– Да. Они сказали, что мадам Бонапарт очень на этом настаивала.

«Бьюсь об заклад, что так оно и было», – подумал Дэниел. Теперь он был уверен, что вчера она солгала ему, будто не имеет никакого отношения к каноникам.

В комнату прибежал Барри и лизнул руку Дэниела, приветствуя. Рассеянно погладив пса, он проговорил:

– Лорелея, в Тюильри есть кое-кто еще из приюта Святого Бернара.

Она рассмеялась:

– Кто? Барри?

– Сильвейн.

Ее лицо побледнело и напряглось, а руки вцепились в дорогую ткань покрывала.

– Зачем он здесь?

– Он будет твоим лакеем.

– Это не ответ.

– Я велел ему ехать в Париж. Помогать Мьюрону, а теперь присматривать за тобой. Этот город – очень опасное для тебя место.

– Дэниел, – она подтянула колени к груди. – Я не перенесу встречи с ним. Почему ты не посоветовался со мной, прежде чем нанять его?

– Потому что я твой муж, – он заставил себя сказать ей суровую правду. – Отец Джулиан не может управлять твоей жизнью, а я могу.

Она упрямо подняла подбородок:

– Он убил Красавицу.

– Это был несчастный случай, – сказал Дэниел.

– Сильвейн – меткий стрелок. У него не бывает несчастных случаев, даже несмотря на его признание отцу Джулиану.

– Черт возьми, Лорелея, он же всего лишь юнец. Неужели ты не можешь простить его? Ради всего святого, он же любит тебя!

Она моргнула, ее глаза расширились от удивления.

– Как легко ты говоришь о любви Сильвейна. Но странно, что ты сам никогда не говорил, что любишь меня.

Он не мог. В его глазах промелькнула боль, когда он понял, какие у него ограниченные возможности. У него не было права на эту любовь.

– Ты принимаешь Сильвейна как своего лакея. И покончим с этим.

– Но это не значит, что я прощу его.

Дэниел уныло посмотрел на Лорелею и наклонился, чтобы надеть сапоги. Было время, когда ее душа была светлой и свободной, когда она прощала с такой же легкостью, как и улыбалась. В его руках она научилась не доверять, огорчаться и ненавидеть. Если она не могла простить Сильвейна, что она будет думать о Дэниеле, когда откроется вся ложь и он предстанет перед ней таким, каков он есть на самом деле?

– Я еще нанял горничную, – сказал он. – Швейцарская девушка по имени Грета де Вир. Думаю, что она тебе понравится.

– Надеюсь, она знает свое дело? – холодно спросила Лорелея. – Потому что я в этом ничего не смыслю.

Раздался стук в дверь. Дэниел открыл ее и впустил горничную, которая внесла поднос с шоколадом и булочками.

Лорелея с жадностью набросилась на завтрак. Дэниел наблюдал, вспоминая, как первый раз завтракал с ней. В тот день, четыре месяца назад, ему и в голову не могло прийти, что она, рассыпающая крошки на измятой кровати, будет нестерпимо желанна ему. Дэниел улыбнулся над иронией судьбы.

Но когда Лорелея наполнила изящную, китайского фарфора, чашку дымящимся шоколадом, его улыбка исчезла. Где-то в глубине сознания слабо зашевелилась тревога. Она поднесла чашку к губам.

– Не пей это! – он бросился к ней.

Лорелея посмотрела на него, наморщив лоб:

– Нужно добавить сахар!

Он выхватил из ее рук чашку и вылил содержимое в горшок с папоротником.

– Дэниел! В чем дело?

– Они вернулись, – сказал он. – Каноники снова здесь.

– О, Дэниел. Все закончилось. Это был отец Гастон. Не можешь же ты думать…

– Я должен, черт побери.

Трое каноников в черных рясах сидели за длинным столом в комнате для собраний в монастыре. С осуждением глядя на Дэниела, уверенные в своей правоте, они были похожи на судей инквизиции. Стоя перед столом, Дэниел говорил себе, что у него нет причин оправдываться.

– Ты забрал дитя из ее дома, от людей, которые ее любили, – голос отца Джулиана дрожал от ярости.

– Она – взрослая женщина и пошла со мной по своей воле.

– Она так и говорила, – сказал отец Эмиль. – Не сомневаюсь, что ты заманил ее обещаниями, которые не собирался исполнять.

– Выйти за меня замуж, – сказал Дэниел настоятелю, – было для нее гораздо предпочтительней ваших планов на ее счет.

– Каких планов? – спросил отец Ансельм, оборачиваясь к отцу Джулиану.

Отец Эмиль нахмурился:

– Вы никогда не обсуждали…

– Я – настоятель, – обрезал отец Джулиан, – мои планы относительно Лорелеи не нуждались в обсуждении. – С видимым усилием сохраняя спокойствие, он продолжил: – Я собирался отослать ее в монастырь. Она могла жить и работать там, в полной безопасности. Она знала, что у меня есть возможность позаботиться о ней.

Отец Ансельм снял свои очки:

– Она знала? Значит, ты рассказал ей о…

– Теперь это не имеет значения, – раздраженно сказал отец Джулиан.

– Действительно, – заметил Дэниел.

Он внимательно рассматривал каноников. Отец Ансельм с осуждением смотрел на настоятеля, а отец Эмиль в это время с живым интересом изучал обоих.

– Лорелея выбрала меня, а не монашескую жизнь.

– Один из наших братьев умер, пытаясь спасти ее от тебя, – сказал отец Ансельм. Он сжал свои старческие руки. Его кожа казалась восковой при бледном свете, льющемся из маленького окна.

Дэниел положил руки на стол и наклонился вперед, его взгляд переходил с одного сердитого лица на другое.

– Один из ваших братьев мертв, – медленно проговорил он, – потому что я убил его.

Лицо отца Эмиля вспыхнуло, в то время как отец Джулиан побелел. Губы отца Ансельма задвигались в беззвучной молитве. Было ли их удивление скорбь искренними? Или они сами направили отца Гастона по следу беглецов? Дэниел не мог найти ответа.

– Гастон украл мушкет у армии запаса, – сказал Дэниел. – Он стрелял в нас, и я убил его из лука, – по его лицу промелькнула тень, когда он вспомнил, как одетая в рясу фигура полетела в пропасть, как раненая птица.

Отец Эмиль прищурил глаза:

– Как мы узнаем, что ты говоришь правду? Отец Гастон не был убийцей.

Дэниела вдруг осенило.

– Настоятель знает.

Глаза отца Джулиана вспыхнули от гнева.

– Ради бога!…

– Отец Гастон убил Жуно, разве не так? – спросил Дэниел.

– Что за дьявол этот Жуно? – спросил отец Ансельм.

– Убийца, – заявил настоятель, его осуждающий взгляд остановился на Дэниеле. – Он убил бы Лорелею, так же как…

– Теперь Лорелея – моя жена, – его подозрения подтверждались. Дэниел отступил назад и положил руки на пояс. – Она под моей защитой. Держитесь подальше от…

В маленькой комнате для собраний каноников прогремел выстрел. Стрелял отец Джулиан, спрятав оружие под складками рясы. Отец Эмиль засунул руку за пазуху. Дэниел выскочил из комнаты и побежал в сторону Школы верховой езды. Ночные кошмары обрушились на него дьявольским огнем. Все начиналось снова: залпы артиллерии, крики бунтовщиков…

– Да здравствует Бонапарт!

Дэниел резко остановился. Вокруг сада Тюильри толпились люди, размахивая шляпами и платками, но только они не бесчинствовали, а приветствовали победителя. С моста Инвалидов раздались залпы канонады. Дворцовый управляющий схватил Дэниела за плечи и шумно расцеловал, в обе щеки.

– Вы слышали, гражданин? Бонапарт победил австрийцев. Они подписали мирный договор в Маренго!

В тот вечер Дэниел долго смотрелся в зеркало которое висело в его комнате над камином. Он повязал галстук, затем выдернул нитку из рукава своего табачного цвета сюртука. Поежившись под плотной новой материей, он размышлял о новостях из Италии. Бонапарт победил, и, чтобы отпраздновать эту новость, Жозефина организовала концерт на террасе Тюильри.

За его спиной хлопнула входная дверь. В огромном зеркале Дэниел увидел Сильвейна, одетого в новую ливрею.

– Ты сказал обо мне Лорелее? – спросил юноша, его лицо было напряженным и обеспокоенным.

– Да. Я не ожидал, что она устроит тебе такой теплый прием.

Сильвейн повесил голову:

– Я даже не знаю, что ей сказать.

– Тебе следует беспокоиться не из-за того, что сказать Лорелее, – отвернувшись от зеркала, Дэниел объяснил: – Бонапарт решил сделать приюту щедрый подарок. Отец Джулиан, отец Эмиль и отец Ансельм прибыли сюда, чтобы лично принять пожертвование.

Сильвейн вскинул голову:

– Они здесь?

– Они поблизости, в монастыре.

– Дэниел? – голос Сильвейна дрогнул.

– Да?

– Я боюсь. Боюсь за всех нас. Все эти люди, этот полный интриг двор – все они стягиваются вокруг нас петлей.

Дэниел отвел взгляд от светлых, чистых глаз Сильвейна.

– Ты был бы дураком, если бы не боялся, – пробормотал он. Он посмотрел через полуоткрытую дверь. Из комнаты Лорелеи доносились обрывки женских разговоров. Горничная готовила ее к вечеру.

– Просто держи глаза и уши открытыми, – сказал Дэниел. – И оружие под рукой.

Сильвейн вышел, чтобы занять свой пост на лестничной площадке у их комнат. Дэниел бросил взгляд на часы. Без пяти минут девять.

Он задумался, рассеянно уставившись на широкие пряжки на своих туфлях. Мысли Дэниела унеслись к своему первому празднеству в честь освобождения узников из Карма. Жозефина все еще называла себя виконтессой Богарне. Дэниел все еще верил в честь и достоинство. Тогда он был молод.

Молод и глуп, и безнадежно, без памяти влюблен. Она была в расцвете своей ослепительной красоты; сеть ее лжи была такой легкой и тонкой, как шелковая паутина, затягивающая его в ловушку.

Боже, что же она задумала против Лорелеи? Дверь в комнату жены была приоткрыта. По полу были разбросаны коробки и свертки. В углу стоял манекен, окутанный прекрасной газовой материей.

У окна стояла молодая женщина и смотрела на манящие огни Парижа. В мерцающем свете единственной горящей свечи была отчетливо видна молочная белизна стройной шеи и зачесанные вверх волосы, короной обрамляющие гордо поднятую голову. На ее лицо стоило посмотреть при игре теней и, света: знакомые черты стали загадочными и таинственными.

«Бог мой, – подумал Дэниел, учащенно задышав. – Бог мой, она прекрасна!»

Лорелея обернулась, ее юбки заколыхались.

– Привет, Дэниел.

Если бы не ее красивый низкий голос, он готов был поклясться, что перед ним незнакомка. С трепетом ее руки разгладили шуршащую ткань платья. Слегка присобранная под грудью длинная юбка спадала мягкими складками к ее обутым в изящные туфельки ногам. Прозрачная переливающаяся материя создавала эффект неуловимой легкости и очарования.

– Я больше не сержусь за сегодняшнее утро, – сказала Лорелея.

– Слава Богу, – ответил он, испытывая смущение.

– Я выгляжу прилично? – спросила она.

– Прилично? – он облизал пересохшие губы. – Ей-богу…

Где-то под ее жемчужной кожей, прекрасными каштановыми локонами, модным платьем скрывалась девчонка-сорванец, которая четыре месяца назад вытащила его из-под обвала. Но теперь Дэниел не видел и следа прежней Лорелеи. Он видел перед собой создание, от которого исходило волшебное сияние, которое было прекраснее, чем Лорелея из легенды, сокрушающая красота которой соблазняла мужчин до смерти.

– Дэниел? – она вопросительно посмотрела на него.

– Да, – ответил он. – Ты выглядишь вполне прилично.

Он подал ей руку и повел на террасу.

Тишину благоуханной ночи разорвало шипение падающей с неба ракеты. На поверхности прудов в саду отражались извилистые дорожки розовых вспышек, вызывающих восторженный гул огромной толпы, собравшейся внизу террасы.

Жозефина Бонапарт нехотя откусила кусочек пирожного с кремом, а потом бросила остатки сладости Фортюне. Пять лет назад она бы съела все пирожное и еще парочку подобных, но теперь ей приходилось быть осторожной. Хотя она никому не признавалась, но у нее уже не было прежней фигуры юной девушки, и ей приходилось сдерживать свое пристрастие к обильной пище и сладостям.

Она бросила взгляд на уставленный яствами стол, у которого стоял Ипполит Шарль с группой мужчин. Она всегда была снисходительна к желаниям и амбициям других.

Глядя на своего любовника, который был великолепен в двубортном сюртуке и бриджах, украшенных на коленях изящными бубенчиками, она не почувствовала горячего желания. Ее любовная связь с Шарлем была гораздо сложнее, чем просто животная страсть. Он давал ей ощущение власти, чувство собственности. У него хорошо получалось делать деньги, что было гораздо важнее, чем быть просто хорошим в постели. Вместе они сколотили маленькое состояние на армейских контрактах и большое на махинациях с бернским золотом. В самом факте, что ее любовник извлек пользу из военных успехов ее мужа, существовала восхитительная ирония. Но ее все еще одолевали тревоги. Дэниел знал о швейцарском золоте. Ипполит клялся, что он перевез золото в Женеву тайно, не оставляя за собой никаких следов, но она дрожала при мысли, что ее муж может все обнаружить.

Бонапарт. Она не знала, когда точно он выскользнул из-под ее контроля. В первые дни их брака он был таким радостным, как изголодавшийся по ласке пес, который ползал у ее ног и предлагал свое сердце в ее полное владение. В любви он был такой же жадный и ненасытный, как зеленый юнец. Находясь в походе, он посылал ей пылкие письма, дышащие приводящей в замешательство страстью. Но теперь, четыре года спустя, их отношения изменились. Бонапарт больше не ослеплен ее красотою, он уже не испытывает неуверенности в себе. Он возмужал, встал на ноги и почувствовал в себе силы вести за собой мой народ. Ее корсиканский деревенский парень вырос в мужчину и оставил ее далеко позади. Тогда она не любила его, но сейчас – да. Безумно.

Вежливый и неизменно обходительный Шарль Морис Талейран-Перигор склонился перед Жозефиной в низком поклоне.

– Мадам, – сказал он. – Великая победа. Замечательная.

– Да, да, месье Талейран, – она одарила министра иностранных дел снисходительной улыбкой и протянула ему руку. – Работа Бонапарта закончилась. Ваша же только начинается.

Тонкие брови Талейрана взметнулись вверх, и вспыхнувшая злость исказила его улыбку.

– Хочу вас заверить, мадам, я проведу переговоры так, что у всей Европы закружатся головы.

– Не сомневаюсь, что так и будет, месье. Мужчина склонился над ее рукой, и она ощутила на своем запястье его теплое дыхание. По правде сказать, она немного побаивалась Талейрана. «Шелковые чулки, наполненные грязью», – так наедине с ней называл его Бонапарт. Талейран не только пережил все существующие за последние десять лет режимы, но еще и поднимался на вершину каждого.

– Наступило время чествовать военный гений вашего мужа, – ровным голосом проговорил он и жестом указал на взволнованную толпу: некоторые танцевали на ярко освещенной террасе, другие поднимали тосты за Бонапарта.

– Мусор – большинство из них, – проворчал знакомый голос. К ним присоединился Жозеф Фуше, министр полиции. – Возможно, составляющие заговоры даже сейчас, когда мы с вами разговариваем.

У Талейрана затрепетали ноздри.

– Добрый вечер, гражданин Фуше.

Фуше неуклюже поклонился, его плохо скроенный сюртук собирался на поясе складками. Жозефина задумалась над контрастом между холеным, умным Талейраном и грубым, жестоким Фуше. Они ненавидели друг друга, но тем не менее, оба служили ее мужу.

Талейран отошел, чтобы присоединиться к мадам Гранд, прекрасной повелительнице его сердца.

Фуше подергал рукой свои короткие усы и подошел ближе к Жозефине.

– Наш план разрушен, – пробормотал он, дыша на нее чесноком. – Северин перехитрил вас, мадам.

– Разве я могла это предвидеть? – прошипела она, обмахиваясь веером. – Даже в своих самых безумных фантазиях я и предположить не могла, что он женится на ней.

– Он всем нам оказал большую услугу, превратив принцессу в никого. Нам можно из-за нее больше не волноваться.

– Ты – глупец, – сказала Жозефина. – Северина могут убить. И тогда она снова станет лакомым кусочком. А что с этим церковником? – спросила она, одаривая фальшивой улыбкой своего деверя Люсьена Бонапарта, который махал ей с помоста в нескольких шагах в стороне. – Тот факт, что она замужем, для него не имеет никакого значения.

– Его необходимо остановить от дальнейших действий, – сказал Фуше.

– Поступайте как считаете нужным, – проговорила она. – А теперь, что там с Мьюроном?

– О нем я тоже позабочусь, – произнес Фуше. Жозефина с трудом проглотила комок в горле:

– Ему нельзя причинять вред, пока я не позволю. Если с ним что-нибудь случится, Северин начнет проверять свои подозрения о бернском золоте.

– Предоставьте их обоих мне. У вас есть другие заботы, мадам, – он обернулся, изучая разгулявшуюся толпу и сверкающие над головой фейерверки. – Ваш муж вознесся до высоты, каких не удалось достичь еще ни одному монарху.

– И я должна из-за этого беспокоиться?

– Конечно, должны. Это делает его уязвимым для убийц.

– Но это ваша проблема, сударь.

– Но и ваша тоже. Если мы его потеряем, эта нация увязнет в гражданской войне. Народ требует стабильности, а мы не можем ее предоставить, пока у Бонапарта не появится наследник, – Фуше отошел, его острый нос вынюхивал заговорщиков.

Жозефина вцепилась в фужер трясущимися от гнева руками. Она ругала свое пустое чрево, ругала свое не принесшее плодов паломничество, где она глотала отвратительную вонючую воду и покрывала целебными грязями тело, и все ради того, чтобы заставить работать свое чрево. Последний приказ Бонапарта был для нее равносилен пощечине. Представить только, распорядился, чтобы она проконсультировалась у этой маленькой швейцарский овечки о своих личных интимных проблемах.

Ярость застилала ее глаза красным туманом. Сегодня вечером она хотела сиять во всем великолепии. Собиралась восседать при дворе как королева. Вместо этого ее одолевало беспокойство. Как будто специально для того, чтобы усилить ее гнев, сомнения и тревоги, на террасу вышел Дэниел со своей молодой женой. На большом расстояний Жозефина не могла отчетливо рассмотреть черты внебрачной дочери Людовика XVI. Зрение Жозефины уже не было таким острым, как раньше, но никогда она не унизится до того, чтобы носить очки.

Пока супружеская пара медленно продвигалась к ней, чтобы засвидетельствовать свое почтение, она старалась не восхищаться легкостью и грацией, с которой двигался Дэниел Северин. Это был уже не тот человек, который когда-то всецело принадлежал ей. Вспоминая его искреннее предложение, которое он делал, стоя на коленях, она пожалела об утрате. Вспоминая залитые лунным светом волшебные ночи, какие они проводили, занимаясь любовью, женщина почувствовала теплую волну скрытого желания.

Она потеряла его преданность. Тогда, через Мьюрона, она нашла способ контролировать поступки и желания Дэниела. Теперь же он окончательно победил ее. Если судить по их разговору в ванной комнате, то Дэниел нашел в себе уверенность и новые силы противостоять ей.

Глупец. Она и сейчас обладала властью раздавить его как таракана.

– Добрый вечер, гражданка, – его низкий голос пролился на нее благоухающим бальзамом.

Она осторожно улыбнулась:

– Ах, а я и не заметила, как вы подошли.

Его холодный насмешливый взгляд сразу уличил ее во лжи.

– Разрешите вам представить свою жену, Лорелею.

Наконец-таки Жозефина направила все свое внимание на сопровождавшую его женщину. Ее охватил леденящий ужас. Ее руки конвульсивно вцепились в подлокотники кресла. Боже правый! Внебрачная принцесса была красавицей. Проклятая Клери даже не предупредила ее.

– Для меня большая честь познакомиться с вами, – проговорила Лорелея низким и приятным голосом.

– Я тоже рада нашему знакомству, – промурлыкала Жозефина. Она безуспешно искала хоть какие-нибудь изъяны в тонком, прелестном личике стоящей перед ней юной женщины, вспоминая тощую шею Людовика, его нелепый нос, слишком широкий рот. Все черты покойного короля присутствовали в лице его дочери, но были до изящества отшлифованы природой: тонкая, стройная, как у лебедя, шея; изящный, с небольшой горбинкой нос; хорошо очерченные, полные, чувственные губы. «У нее совершенно обыкновенное лицо», – уговаривала себя Жозефина. Но было в девушке что-то еще – неуловимая, светящаяся аура, которая привлекала взгляды. Ее окружала какая-то задумчивость, но в то же время ее глаза светились большим умом. Ее улыбка была такой же естественной и теплой, как солнечный луч. Жозефина ожидала увидеть перед собой грубую, выросшую в горах девушку. Но когда Лорелея присела в реверансе, казалось, что все ее движения согласованы со звучавшей в саду музыкой.

– Я рада познакомиться с женщиной, которой наконец, удалось посадить на насест Ворона, – заметила Жозефина. – Дэниел такой… требовательный мужчина. Я всегда удивлялась, какая же женщина сможет удовлетворить все его требования. У него их так много, – Жозефина отпила глоток шампанского и ожидала, что Лорелея смутится.

Вместо этого крошка усмехнулась и кивнула, ее блестящие локоны заколыхались. Жозефина отметила их естественный темно-каштановый цвет.

– И талантов тоже. Он замечательный мужчина, – низкий голос Лорелеи заставил Фуше податься вперед и прислушаться. – Как мудро с вашей стороны так хорошо понять его характер.

Дэниел ничего не сказал. Ему вообще ничего не нужно было говорить. Заглянув в его темно-синие глаза, Жозефина поняла, что в душе он заливается смехом.

Подошел официант и предложил отведать стоявшее на подносе в тонких фужерах шампанское и всевозможные сладости. Жозефина с тоской посмотрела на пирожное с кремом, но решилась только на еще один фужер шампанского.

Стройная, как молодое деревце, принцесса проглотила, не смущаясь, целых три пирожных. Ненависть Жозефины разбухала как свежий синяк.

– Я очень надеюсь, что смогу помочь вам, – сказала Лорелея.

Напоминание о плане Бонапарта резануло Жозефину ножом.

– Посмотрим, – выдавила она из себя.

– Примите наши поздравления с великой победой, одержанной вашим мужем, – сказал Дэниел, очевидно, также радуясь смене темы разговора. Он бросил беглый взгляд на Ипполита Шарля. С вежливым поклоном взял Лорелею под руку и повел вниз по широкой лестнице, чтобы присоединиться к танцующим парам. Нижняя терраса пестрела легкими, развевающимися платьями и парадными военными мундирами.

– Красивая пара, правда?

Жозефина повернула голову:

– Клери! Почему ты не сказала мне?

Клери невинно улыбнулась:

– Не сказала о чем, дорогая?

– Черт тебя побери, ты говорила, что она обыкновенная девушка с ужасными манерами.

– Но это было до того, как Торнон приложила к ней свои руки… и свои платья.

– Торнон? – Жозефина повысила голос, но потом попыталась придать ему обычную мягкую креольскую шепелявость. – Но она – моя портниха.

– А до тебя – Марии-Антуанетты.

Жозефина проглотила ядовитое замечание.

– Черт возьми, Клери, ты заходишь слишком далеко.

– Чепуха. Глупо с твоей стороны чувствовать угрозу от простой швейцарки. Даже такой красивой, как эта.

Жозефина наблюдала, как Лорелея легко двигалась в танце, удерживаемая сильными руками Дэниела.

– Она умеет танцевать.

– Да, это был приятный сюрприз, – заметила Клери. – Она сказала, что ее научил один из каноников в приюте.

– Кто именно?

– Я не спрашивала. Может, это один из каноников, которые сейчас находятся здесь?

– Возможно.

Этот каноник был целой проблемой для Фуше. Неловкий церковник провалил все дело: теперь он стал опасен. Он пережил то время, когда им был полезен.

Она перевела свой холодный взгляд на молодую пару. Выражение лица Дэниела нанесло ей последний чувствительный удар. Даже пять лет назад, когда он был еще достаточно глуп, чтобы поверить в то, что она, виконтесса Богарне, выйдет за него замуж, он не смотрел на нее с такой нежностью, искренним восхищением и гордостью. Жозефина поняла, что это было не слепое увлечение влюбленного без памяти юнца, а глубокое чувстве зрелого мужчины, любовь, которая обещала длиться вечно.

Слабость, которую она сможет эксплуатировать.

– Они очень подходят друг другу, ты не находишь? – размышляла вслух Клери.

Жозефина промолчала. Ее мысли уже были далеко впереди. Она не могла устранить Лорелею, крошка жила под ее крышей, и Бонапарт прислал четкие инструкции – проследить за ее безопасностью и удобством. Но убийство было только одним из способов расправы с врагом. Жозефина знала другие способы уничтожить внебрачную принцессу.

Лорелея почувствовала перемену в Дэниеле, когда он привел ее в свою спальню этой ночью. Он был всегда нежен, когда занимался с ней любовью, всегда внимателен. И настоящий момент ничем не отличался. Но, тем не менее, когда его пальцы со знанием дела двигались по ряду перламутровых пуговиц на ее спине, она чувствовала, что его привычная осторожность смягчалась, а его глаза светились от радости и, хотелось ей надеяться, любви.

От этой мысли Лорелея почувствовала, как ее захватывает желание. Ей еще больше захотелось прикоснуться к нему, ласкать его, открыть секреты, которые он прятал в своей душе. Под платьем у нее была легкая туника, и больше ничего. Дэниел опустил шуршащее платье с ее плеч. Тонкая мерцающая материя соскользнула вниз по ее талии, бедрам и легла мягким облаком у ног. Затаив дыхание, Лорелея почувствовала, как он потянулся к черепаховым гребням, которыми были заколоты ее волосы, почувствовала, как ее локоны рассыпались, едва коснувшись плеч.

Лорелея увидела свое отражение в его глазах. От сознания того, что удовлетворяет его, у нее закружилась голова; ее руки слегка дрожали, когда она помогала Дэниелу освободиться от одежды. Как обычно, от вида его обнаженного тела в сладкой истоме зашлось сердце.