Текст книги "Ночной скиталец"
Автор книги: Сьюзен Кэррол
сообщить о нарушении
Текущая страница: 23 (всего у книги 28 страниц)
Глава 20
Ланс, прижав брата к груди, отрешенно покачивался из стороны в сторону, не в силах совладать с тем ощущением боли и тоски, которое разрывало его сердце, когда он смотрел на неподвижное тело Вэла.
Горло сжалось от невыплаканных слез, свирепый крик протеста застрял где-то глубоко внутри. Печальные слова Розалин продолжали эхом отдавать в голове, когда он где-то тащил, где-то нес Вэла, стремясь добраться до старой башни замка: «Ланс, Ты ничего не можешь сделать для Вэла. Твой брат мертв».
Нет. Нет… нет!
Тяжело дыша, Ланс все же смог передвинуть Вэла так, чтобы толкнуть и открыть тяжелую дверь. С силой закрыв ее за собой, он внес брата в просторную комнату и с не присущей ему мягкостью уложил Вэла на дубовый банкетный стол.
Безмолвные каменные стены вокруг него, казалось, отражали отзвуки воспоминаний о давно минувших днях, да так ясно, что это вызывало боль. Голоса двух мальчишек, сражающихся друг с другом деревянными мечами, звучали где-то вдалеке и сопровождались безудержным смехом.
Ланс схватил руку брата. Те же самые пальцы, обладающие целительной силой, которые так часто тянулись к нему в утешительном прикосновении, но которые он так часто отвергал. Сейчас прекрасная рука была неподвижной и холодной. Ланс моргнул, стараясь удержать рвущиеся наружу слезы.
– Черт возьми, сэр Галахад, вы не можете так поступить. Вы ведь не нашли Святой Грааль, – горло Ланса сжалось. – Черт подери, Вэл! Ты же еще не встретил свою избранную невесту. Что ты хочешь? Блуждать в одиночестве целую вечность?
У Ланса перехватило дыхание, и он почувствовал, что вот-вот потеряет самообладание. Он отстранился от брата, стараясь взять себя в руки и сделать то, что должен был и зачем пришел сюда. Последняя надежда доведенного до отчаяния человека.
Ланс шагнул к портрету на стене. Все предки расплывчатым пятном предстали перед его глазами. Он отыскал ту картину, которая всегда возвышалась над остальными, – портрет человека, с которого началось все безумие Сент-Леджеров.
– Просперо, – хриплым голосом позвал Ланс.
Эти таинственные раскосые глаза, казалось, уставились на него из глубины портрета. Краски все еще оставались яркими, даже несмотря на то, что сама картина однажды была почти уничтожена в страшной схватке между отцом Ланса и колдуном.
Согласно семейным легендам, портрет чудесным образом был восстановлен тем, кто всегда обладал гораздо большей силой, чем простой смертный.
– Просперо? – снова позвал Ланс. Его взгляд скользнул вокруг, вдоль возвышающихся стен. Коварный колдун приходил и уходил, когда сам того желал, не отвечая на чьи-либо призывы.
– Просперо! – бесконечное отчаяние звучало в голосе Ланса. – Ответь мне! Черт тебя подери! Ты нужен мне!
Холод пронесся по залу, но Ланс почти не заметил этого. Он уже чувствовал в своей душе адский мороз. Просперо возник из глубин собственного портрета, но не в присущем ему великолепии. Даже его переливающаяся ярко-красная туника потеряла свой блеск. А может, на это повлияло то, что дымка мрака, казалось, внезапно окутала весь Замок Леджер.
– Что тебе, мальчик? – спросил Просперо. Его сердитый взгляд пронзал Ланса.
Тот тяжело вздохнул, будучи неуверенным в том, кого благодарить за появление Просперо: Бога или дьявола. Но, в этот момент, ему было все равно.
– Ты должен помочь мне! – неуверенно начал Ланс. – Мой брат. Он…он…
– Я знаю.
Даже маска привычного высокомерия Просперо не смогла скрыть глубокой печали, коснувшейся его лица.
– Тогда ты знаешь, что нужно сделать.
Тонкая темная бровь Просперо вопросительно выгнулась.
– Ты должен использовать свою силу, чтобы помочь ему, – продолжал Ланс. Его голос огрубел от нетерпения и отчаяния. – Верни Вэла назад!
Просперо посмотрел на него настолько печальным взглядом, что Ланс невольно съежился.
– Я боюсь, ты переоцениваешь мои силы, мальчик, – с редкой мягкостью сказал колдун.
– И это говоришь ты? – закричал Ланс. – Могущественный волшебник, который постоянно хвастается своими способностями?! Так вот, тебе представилась возможность доказать это. Ты же сам восстановил свой портрет. А сейчас я прошу тебя вернуть моего брата.
– Человек сильно отличается от куска холста и деревянной рамы.
– Тогда, черт возьми, призови более сильную магию.
– Я не Господь, мальчик, хотя было время, когда я был достаточно высокомерен, чтобы так думать. Но даже я не могу открыть замки небесных врат.
– Значит, ты отказываешься?
– Воскресить твоего брата из мертвых? Может, я не ясно выразился. Не то, чтобы я не хотел помочь тебе. Я просто не могу.
– Тогда какая польза от тебя и твоих хваленых способностей? – захлебнулся гневом Ланс. – Что хорошего ты когда-либо делал для своей семьи?
– Ничего, – склонив голову, тихо ответил Просперо. – Совсем ничего.
Ланс посмотрел на него в упор. Его сердце горело от злости, обладающей разрушительной силой, поскольку была вызвана горем. Он двинулся к Просперо, сжав кулаки и желая ударить по лицу проклятого колдуна. Желая причинить кому-то боль, не важно кому. Но больше всего, самому себе.
– Тогда почему бы тебе не убраться отсюда к дьяволу, – заорал он. – И не трудись возвращаться.
Но Просперо уже подчинился, исчезая в стене. Печальная мудрость его таинственно темных глаз продолжала преследовать Ланса, когда колдун постепенно скрывался из виду.
Внезапно обрушилась оглушающая тишина – страшнее любой другой, которой Ланс когда-либо был свидетелем. Будоражащий жар гнева ушел, как последнее мерцание умирающего огня, не оставляя ничего, кроме холодного сердца, пепла отчаяния и гнетущей безысходности, которую он вынужден был принять.
На самом деле, ничего больше нельзя сделать. Вэла больше нет.
Ланс никогда за всю свою жизнь не чувствовал себя так одиноко.
Розалин стояла у входа в башню. Дракон, нарисованный над порогом, продолжал охранять дверь, за которой исчез Ланс, казалось, целую вечность назад.
Она сама еще не оправилась от шока, вызванного смертью Вэла, но у нее не было сил даже на слезы: все ее горе – чувство потери столь любимого деверя [27]27
Деверь – брат мужа.
[Закрыть]– поглотила тревога за Ланса.
Рыча на каждого и требуя оставить его одного, Ланс взял своего брата на руки и понес в старую башню. Закрывшись там с его телом, он никому не позволял войти. Розалин боялась, что из-за горя Ланс лишится способности здраво мыслить.
Ее страх разделяли и остальные домочадцы. Никто точно не знал, что делать. И все ждали ее указаний: от Уилла Спаркинса до самой молодой посудомойки.
Розалин сама хотела попросить о помощи, попытаться объяснить им, что она не привыкла к такого рода ситуациям. Она сталкивалась со смертью и раньше, но в более мягкой форме. Не было ничего пугающего и яростного. Когда она потеряла своих родителей, а затем мужа, ее приютили, утешили и позволили спокойно скорбеть, ничего не делая. Никто не ожидал, что юная леди будет сильной.
Но сейчас они все, по-видимому, рассчитывали на нее. Уилл Спаркинс даже попросил ее: «Пожалуйста, моя госпожа. Вы должны пойти за мастером Лансом и помочь ему. Вы единственная, кто сможет сделать это».
Сердце Розалин дрогнуло, она знала, что это неправда.
После того, что произошло между ними сегодня утром, она сомневалась, что теперь сможет хоть как-то повлиять на Ланса. Но когда она перевела взгляд от Уилла к остальным домочадцам – эти печальные испуганные глаза, с надеждой умоляющие ее – то поняла, что у нее не было выбора. Она должна была попытаться.
Слабо кивнув, Розалин направилась к старой башне, но потеряла все мужество, когда столкнулась лицом к лицу с внушительных размеров дверью, закрытой настолько прочно, что она не могла войти.
И почему Ланс именно сейчас так поступил с ней? А она-то думала, что хорошо знает его. Но на оплакивание раненых чувств или уязвленного самолюбия по поводу маскарада, устроенного мужем, не было времени, заклинала себя Розалин. Ведь все это казалось ничтожным в сравнении со случившейся великой трагедией.
Но она до сих пор не могла избавиться от ощущения, что человек, который обманул ее, был совершенно ей не знаком. Она совсем не знала Ланса. Что же тогда она может сказать ему, чтобы облегчить боль тяжелой утраты?
Розалин продолжала вспоминать, каким видела Ланса в последний раз. Обезумевший, убитый горем, доведенный до отчаяния. В таком состоянии человек способен причинить вред самому себе. Собравшись с силами, она взялась за ключ, который ей передал Спаркинс.
Ее пальцы сильно дрожали, и она с большим трудом вставила тяжелый железный ключ в замочную скважину. Но это оказалось ненужным. Ручка повернулась, и дверь, тихо скрипнув, с легкостью открылась.
– Л-Ланс? – позвала Розалин дрожащим голосом. Сделав робкий шаг вперед, она надеялась увидеть мужа, ожидающего ее прихода. Или обрушивающего на нее все свое горе и ярость за то, что вторглась туда, куда не имела права.
Но, переступив порог, она удивилась и немного испугалась, поскольку за дверью никого не было. Как будто невидимая рука впустила ее.
Сквозь нее пробежал холодок, и Розалин почудилось, что она услышала низкий голос, шепчущий ей на ухо: «Помоги ему».
Или это было побуждение ее собственного сердца, которое бешено забилось в груди. Она оглядела огромную комнату в поисках Ланса.
Розалин почти вздохнула с облегчением, когда увидела мужа, молча сидящего на одном из стульев, согнувшись, спиной к ней, как будто охранял тело брата. Вэл был бережно уложен на столе перед ним.
Но когда она отважилась подойти ближе, то была потрясена, обнаружив, что Ланс плачет. Его мучительные рыдания были тихими и сотрясали все тело.
До этого Розалин никогда не видела, чтобы мужчина плакал, даже ее собственный сентиментальный отец. Увидев, что Ланс поддался столь не свойственной ему слабости, она ощутила пустоту. Ее сердце сильно сжалось от страха и неуверенности.
Розалин поднесла руку ко рту, в горле застрял комок. Казалось, вряд ли она имеет право наблюдать за этим. Безусловно, Ланс не захочет, чтобы она видела его в таком состоянии, и Розалин не имела ни малейшего понятия, как облегчить его страдания.
Девушка замерла, собираясь тихо уйти, но внезапно Ланс поднял голову, его сильное красивое лицо было залито слезами. Нащупав руку брата, он прерывисто прошептал:
– Боже, Вэл! Пожалуйста… Забери мою боль.
Эти обрывистые слова глубоко тронули душу Розалин, и она пристально смотрела на Ланса, как будто впервые увидела его. Не легендарного героя. Не израненного солдата. Даже не негодяя, который сначала очаровал, а затем обманул ее.
А простого человека, который отчаянно нуждался в ее любви. Больше, чем кто-либо когда-то нуждался в ней. С мужеством и спокойствием, которые она и не подозревала за собой, Розалин подошла прямо к мужу и положила руку ему на плечо:
– Ланс? – Ощутив прикосновение, он резко обернулся, глядя на жену тусклыми, покрасневшими глазами. – Отдай ее мне, – пробормотала она.
– Что? – слишком потрясенный своим горем, чтобы понять, он попытался отмахнуться от нее.
– Боль, – мягко, но настойчиво продолжала Розалин, протягивая к нему руки, – отдай ее мне.
Он долгое время в оцепенении смотрел на нее, а затем с неистовым криком сжал ее в объятиях, уткнувшись лицом в складки юбки.
Полуденные тени тянулись через всю комнату башни. Неестественная тишина нависла над Замком Леджер. Это мрачное спокойствие могло означать только присутствие смерти.
Розалин села на край задрапированной парчой кровати колдуна, наблюдая за мужчиной, которого держала в своих объятиях последний час, успокаивая, утешая и лаская. Разделяя его горе и проливая горячие слезы. Никогда еще она не чувствовала себя так близко к Лансу.
Но сейчас…
Ужасное молчание окутало ее мужа: оно было таким же пугающим, как ярость его горя. Он позволил слугам унести Вэла прочь, так чтобы его могли подготовить к похоронам. Более того, Ланс сам должен был подготовиться.
Розалин с тревогой следила за его движениями, когда он снял свои башмаки и вытащил из-под кровати тяжелые сапоги для верховой езды. Небритый, взлохмаченный, он откинул назад свои спутанные темные волосы, а затем сунул ногу в изношенную потертую кожу.
Розалин стремглав бросилась к нему, сидящему на краю кровати. Их разделяло меньше дюйма [28]28
Дюйм – единица длины, применяемая в ряде стран. Он равен 2,54 см.
[Закрыть]. Тогда почему у нее появилось паническое ощущение, что он каким-то образом вот-вот ускользнет от нее?
– О чем ты думаешь? – спросила она.
Ланс оглянулся на нее и попытался нежно улыбнуться, хотя было совершенно ясно, что это стоило ему больших усилий.
– О Вэле. – Ланс впервые решился произнести имя брата при ней. Конечно, это был добрый знак. Если бы только голос Ланса не звучал так мрачно. – Я думал о том, что Вэл мог опасаться только одного: не найти свою избранную невесту и закончить жизнь, блуждая в вечности нелюбимым и одиноким. Но именно это с ним и случилось.
– Нет, – Розалин протянула руку и нежно сжала его пальцы. – Не важно, куда он ушел. У него всегда будет наша любовь.
– Твоя привязанность была великой радостью для него, дорогая. Однако моя никогда не приносила брату ничего хорошего.
Ланс наклонился, всовывая другую ногу в сапог.
Сердце Розалин упало. Это было именно то, чего она так боялась: что рано или поздно Ланс обрушит на себя потоки обвинений за то, что случилось с Вэлом.
– Ланс, – пробормотала она, – ты не должен винить себя.
– За то, что искалечил его, а затем стал причиной его смерти?
Она только хотела утешить любимого, но эти неожиданные слова привели ее в недоумение:
– Ис-искалечил его?
– Да, – губы Ланса горько скривились. – Еще один потрясающий факт обо мне, которым я пренебрег и не рассказал тебе, дорогая моя. Я один несу ответственность за хромоту Вэла.
– Но это, безусловно, был какой-то несчастный случай.
– Если только можно назвать несчастным случаем то, что он оказался на поле боя, чтобы спасти мою жизнь!
– Вэл последовал за тобой в битву? – в недоумении спросила Розалин. – Я не знала, что он тоже был солдатом.
– Он им не был. Вэл только последовал за мной, потому что… потому что… – Ланс резко поднялся с кровати, устало проведя рукой по осунувшемуся лицу. – У Вэла есть… – Ланс болезненно вздрогнул, когда поправил себя, – я имею в виду, была необычная способность чувствовать, что я попал в беду, независимо от того, где находился. Как будто между нами существовала какая-то странная связь, возможно, потому что мы были близнецами или Сент-Леджерами. Он говорил, что пронзительно холоднее ощущение возникает прямо здесь. – Ланс положил руку на область сердца. – До прошлой ночи я никогда не чувствовал ничего подобного. Возможно, потому что Святой Валентин прежде никогда не попадал в неприятности.
Мимолетная улыбка коснулась губ Ланса, как если бы воспоминания о брате пронеслись в его голове, но мягкое выражение лица сменилось гримасой боли, когда он продолжил:
– В отличие от Вэла, я просто не обратил внимание на свое предчувствие, повернулся на другую сторону и заснул. Но сэр Галахад всегда спешил мне на помощь.
– Он следовал за тобой до самой Испании? – в страхе спросила Розалин.
– Да, но это и не удивительно. Потому что в то время моим командиром был полковник Монтерой. Он хотел моей смерти, а я делал все возможное, чтобы угодить ему. Но после одной особенно опрометчивой атаки на французов меня, наконец, удалось подстрелить. Пуля раздробила колено. Им, вероятно, пришлось бы ампутировать ногу, чтобы спасти меня. Не то, чтобы я позволил им это, – добавил Ланс, – потому что все, чего я хотел, так это просто умереть. И думал, что наконец-то мое желание исполнится. Но еще до того, как рассеялся дым пушек, он был там, рядом со мной. Появившись чудесным образом из ниоткуда, как какой-то ангел-хранитель. И коснулся моей руки.
Ланс посмотрел на свои сильные, покрытые мозолями, руки, слегка потирая подушечкой большого пальца костяшки, как будто все еще чувствовал прикосновение брата.
– Ты знаешь, какой целительный дар был у Вэла, – продолжил он. – Ты испытала его на себе.
– Да. О, да, – пробормотала Розалин. Она дотронулась рукой до своего плеча, зная, что никогда не забудет ощущение страшной боли, покидающее ее и сменяющееся золотистым теплом, проникающим в нее через нежные пальцы Вэла.
– Но в моем случае проявление необыкновенного дара Вэла было иным, – продолжал Ланс. – Каким-то образом он стал сильнее и мощнее, чем раньше. Он взял мою руку, и я мог чувствовать свою боль, переходящую в него. Слишком много боли – больше, чем он мог вынести. Я пытался заставить его отпустить меня, но, черт бы меня побрал, я был слишком слаб. Независимо от того, умолял я его или проклинал, он не отпускал меня. Вэл продолжал держать, но потом что-то пошло не так. – Ланс замолчал, его горло сжалось. – И когда все закончилось, не осталось и следа от раны: ни крови, ни шрама. На мне, но Вэл… Ты видела, что это сделало с ним, – хриплым голосом закончил Ланс.
Розалин слишком отчетливо могла видеть, чего стоило ее мужу это чудесное и страшное исцеление. Ланс заявил, что у него не осталось даже шрама от этого происшествия. Но лишь потому, что его раны до сих пор не зажили. Они все еще были открытыми и кровоточили. Она поняла это, увидев мрачное выражение его глаз: чувство вины и отвращения к себе отражалось на лице Ланса.
Он сжал руку в кулак с такой силой, что костяшки пальцев побелели, и Розалин засомневалась, осознавал ли он то, что делал.
Она поспешила к нему, накрыв его руку своей и разминая пальцы, пока они не ослабили жесткую хватку.
– Ланс, – сказала она, – что бы Вэл не сделал для тебя, он сделал это с любовью. Он бы не хотел, чтобы ты мучался от этого.
– Я знаю, – грустно ответил Ланс. – Все, что он когда-либо хотел от меня, – это чтобы я простил себя.
– Так сделай это, – попросила Розалин, проведя пальцами по его щеке.
Он взял ее руку и быстро поцеловал ладонь.
– Я не могу, – Ланс резко отвернулся от жены, и она услышала, как он чуть слышным голосом пробормотал: – Сейчас я могу сделать для своего брата только одно.
Розалин почувствовала, как кровь заледенела в венах, потому что она слишком хорошо знала, что он имел в виду.
– Ты идешь за Рэйфом Мортмейном?
Ланс не ответил, но в этом не было необходимости. Ответ был в каждой жесткой линии его сурового лица, когда он подошел к вешалке, на которую повесил плащ для верховой езды, и снял его.
Розалин пыталась унять растущее чувство тревоги.
– Несомненно, ты собираешься действовать по всем правилам: капитан Мортмейн должен быть арестован. Дуэль незаконна и…
– Дуэль? – резким голосом ответил Ланс. – Мой брат был калекой и вряд ли мог отличить один конец пистолета от другого. Я не знаю, какая борьба произошла между Рэйфом и Вэлом, но уж точно не дуэль. Это было хладнокровное убийство.
– В таком случае, капитан Мортмейн, очевидно, очень опасный человек. И ты должен собрать большой отряд мужчин.
– Нет! Это касается только меня и Мортмейна.
Ланс прошел мимо нее, и Розалин с широко раскрытыми газами наблюдала, как он направился к деревянному письменному столу. На нем лежал длинный кожаный чехол, который некоторое время назад Ланс приказал принести одному из слуг.
Он слегка приподнял его и открыл. Розалин отшатнулась, когда увидела, что лежало на шелковой подкладке: рапира [29]29
Рапира – это колющее оружие, состоит из стального эластичного клинка и эфеса (защитной чашеобразной гарды и рукоятки). Клинок прямоугольного переменного сечения, пропорционально уменьшающегося к вершине, на которой имеется наконечник диаметром 6 мм. Длина Р. не свыше 110 см (клинка не свыше 90 см), масса не свыше 500 г.
[Закрыть], более тонкая и изящная, чем меч Сент-Леджера, но столь же опасная.
– Она принадлежала моему брату, – сказал Ланс. – Мне кажется, довольно уместно использовать ее сейчас.
– Нет! – Розалин в отчаянии вцепилась в Ланса, когда он потянулся к рукоятке. – Ты с ума сошел? Разве не ты говорил мне, что капитан Мортмейн лучше владеет клинком, чем ты?
– Так было раньше, но на этот раз мне придется постараться, разве не так? – Ланс отстранил ее от себя, мягко, но решительно, и засунул рапиру обратно в чехол.
– Когда ты бросаешь вызов человеку, дорогая моя, выбор оружия остается за ним. Но Рэйф не настолько глуп, чтобы выбрать пистолеты.
– В таком случае, не стоит бросать ему вызов, – закричала Розалин. – Ты не вернешь Вэла, если пожертвуешь своей жизнью. Ланс, пожалуйста! Это добровольное сумасшедствие!
Его губы изогнулись в насмешливой улыбке:
– Да, но разве не так должен поступить герой? Отомстить за брата!
– Но не таким образом, – задыхалась от возмущения Розалин. Она с ужасом беспомощно смотрела, как Ланс закрепил смертельный клинок на поясе. Ее сердце глухо стучало. Она всячески старалась задержать мужа, пытаясь встать между ним и дверью.
– Я не отпущу тебя на верную гибель. Ты слышишь меня, Ланс Сент-Леджер? Слышишь?
Она ударила его кулаком в грудь, как будто таким образом могла достучаться до него. Но Ланс схватил ее за запястья, крепко прижимая к себе. Какое-то мгновение Розалин продолжала стойко сопротивляться, но затем обмякла в его объятиях и разразилась слезами.
Она так безудержно оплакивала Вэла, думала, что уже выплакала все глаза. Но в этот момент поняла, что у нее еще остались слезы на этого разочаровавшего ее упрямца, которому она однажды так безоглядно поверила.
Ланс Сент-Леджер обладал невероятным чувством чести. Он не мог жить, не отомстив.
Но вполне мог умереть.
Розалин прижалась к мужу, рыдая в плащ, пока Ланс шептал ей на ушко ласковые слова, которые ее мало успокаивали. Как мог человек говорить так мягко и, одновременно, так неумолимо?
– Ш-ш-ш, любимая, – прошептал он, прижимая ее к себе. – Все будет хорошо. Просто представь меня рыцарем, которого ты отправила на поиски приключений.
«Самые печальные поиски, на которые только может пуститься человек», – мрачно подумал Ланс. Убить друга.
Но он должен перестать думать о Рэйфе, как о дорогом ему человеке, также как обязан взять себя в руки и прекратить мучить свою леди. И то, и другое могло ослабить его решимость.
В последний раз поцеловав Розалин в губы, Ланс отстранил ее от себя. И ушел.
