Текст книги "Ночной скиталец"
Автор книги: Сьюзен Кэррол
сообщить о нарушении
Текущая страница: 20 (всего у книги 28 страниц)
«Черт бы побрал эту проклятую ногу», – ругался про себя Вэл пока скакал по направлению к скалам. Его ненавистное колено выбрало неудачный момент, чтобы заболеть с новой силой. Даже поступь такого благородного животного, как эта старая чалая кобыла, заставляла старую рану болеть, да так, что Вэл вынужден был стиснуть зубы. Но он не мог позволить нескольким вспышкам пульсирующей боли в колене удержать его от назначенной встречи – не в деревне, как он с прискорбием вынужден был солгать Розалин, а в намного более удаленном месте имения Замка Леджер.
Сжав зубы, Вэл подгонял свою лошадь, поднимаясь вверх по заросшему вереском склону, который венчал огромный гранитный камень. Похожий на потерявшийся кусок Стоунхенджа, этот монумент стоял здесь веками, как безмолвное свидетельство существования давно исчезнувшего народа: друидов или, возможно, какой-то еще более древней и таинственной культуры.
В центре огромного камня было достаточно большое отверстие, чтобы сквозь него мог пробраться человек. Мальчишками они с Лансом часто слышали разговоры о том, что посещение этого камня может чудесным образом исцелить ото всех болезней, но обращали на это мало внимания. Они были слишком заняты, носясь по холмам, играя в рыцарей и драконов, и рассматривали камень лишь как крепость какого-то злого колдуна, которую нужно было атаковать и захватить. Возможно потому, что в те дни они с Лансом были полны сил и наивности, как все дети, и не нуждались в каком-то лекарстве для изувеченных коленей или попранных грез.
Но эти мысли лишь наполнили Вэла горько-сладким сожалением о том беспечном времени, когда они с братом были лучшими друзьями, времени, которое ушло и никогда не вернется вновь. Отбросив все болезненные воспоминания, он пустил лошадь галопом к вершине холма.
Остановившись, Вэл посмотрел на гигантский камень и на человека, который пришел к нему на встречу. Крепкий крестьянский конь Джема Спаркинса был привязан к ближайшему дереву, а молодой парень топтался в тени камня.
То, что Джем работал конюхом на постоялом дворе «Огонь дракона», заставило Вэла прибегнуть к его помощи. Молодой Спаркинс мог следить за тем, куда и когда ходил Рейф в течение последних недель, и Джема очень забавляла его роль шпиона за «этим злобным дьяволом Мортмейном».
Но радость парня по поводу рискованного предприятия, казалось, пошла на убыль. Он следил за приближением Вэла больше с напряжением, чем с возбуждением. Вэл даже не попытался спешиться. Поскольку его нога была в таком плохом состоянии, не было никакой гарантии, что он сможет снова взобраться в седло. Вместо этого он удерживал кобылу на месте.
Глядя на Джема, Сент-Леджер резко, взволнованно бросил:
– Итак?
Джем переступил с ноги на ногу и вздохнул:
– Сегодня ночью… я слышал, что капитан Мортмейн сказал мистеру Брэггсу, что намеревается уйти сегодня ночью.
Плечи Джема опустились, но Вэл едва заметил это. Он был полон яростного ликования. Он ожидал этот момент последние несколько бесконечных недель. Хотя Рейф являлся таможенным офицером, в обязанности которого входило охранять побережье от контрабандистов, он все время находился поблизости от своей комнаты, не давая Вэлу удобного случая обыскать ее. Но теперь, наконец-то…
Вэл взволнованно нагнулся вперед.
– Ты уверен, что тебе будет не трудно достать мне запасной ключ?
– Нет, я знаю, где старый Брэггс хранит их, но… – Джем снова тяжело вздохнул.
– Но что, мальчик? – спросил Вэл с толикой нетерпения.
Джем нервно сорвал несколько высоких ростков вереска, растущего около камня, прежде чем выпалить:
– Я хотел бы, чтобы вы все заново обдумали, сэр. Одно дело, просто следить за этим Мортмейном, но взаправду пытаться пробраться в его комнату…Это страсть как опасно, мистер Вэл.
– Да. Но это моя единственная надежда найти какие-то доказательства против этого мерзкого ублюдка. Как только мы удостоверимся, что Мортмейн ушел, я буду в безопасности.
– Да, но мистер Брэггс все же будет поблизости, разве не так? И позвольте мне сказать, сэр, я еще сильнее не доверяю ему, чем Мортмейну. Этот старый Брэггс и сам очень подозрительный тип. «Огонь дракона» теперь не такое приличное место, каким был при мистере Гановере.
Джем сжал свои большие, нескладные руки.
– Я пытаюсь сказать, сэр, что, может быть, нам бы кто-нибудь помог при обыске? Если мы скажем мистеру Лансу, что мы…
– Нет, – резко ответил Вэл.
– Или даже вашему кузену Калебу, – продолжил Джем, с отчаянной мольбой поднимая глаза на Вэла. – Пожалуйста, сэр, я все еще чувствую вину за то, что случилось той ночью с леди Розалин, когда я оставил ее одну в лесу. И вы сказали, что это капитан Мортмейн напал на ее светлость. Что, если он вернется раньше и поймает вас в своей комнате?
– Тогда я должен буду справиться с ним, – сказал Вэл. – Или ты думаешь, что я, так же как хрупкая молодая женщина, не в состоянии защитить себя?
– О, мм… ах, нет сэр, – промямлил Джем. Но было очевидно, что парень именно так и считал.
«И почему Джем должен был думать по-другому?» – удивился Вэл, мрачно сжав губы. В конце концов, он был лишь Вэлом Сент-Леджером, хромым ученым, которому суждено стать доктором, целителем, к тому же давшим обет безбрачия. И никогда не был солдатом, героем, любовником. Лишь Святым Валентином, а не отважным и удалым сэром Ланселотом.
Горечь поднялась в Вэле, смешиваясь с чувством разочарования, жгучей зависти к собственному брату. Он крепче сжал поводья, чтобы усмирить эмоции, которые терзали его… эмоции, которые трудно было ожидать от человека, названного в честь святого.
Спрятав эти тревожные чувства обратно в дальний угол сердца, где им и было место, Вэл сосредоточил внимание на лице юноши. Бедный малый выглядел таким несчастным, что Вэл вновь призвал себе на помощь все свое терпение и мягкость.
– Ты прав, мальчик. То, что я собираюсь сделать, опасно. Мортмейны уже не раз угрожали моей семье. Не важно, что Ланс говорит о том случае на озере, когда он был мальчиком, но я уверен, что Рейф в ответе за то, что мой брат чуть не утонул. А теперь он пытался украсть меч Сент-Леджеров, стрелял в невесту моего брата. Я думаю, что новое нападение Рейфа – лишь вопрос времени. Волчья натура не изменится просто потому, что ты попытаешься быть с ним дружелюбным, и мне нужно найти способ доказать это моему брату прежде, чем будет слишком поздно.
«Даже если Ланс возненавидит меня за это», – жестко подумал Вэл.
– Но если у тебя есть какие-то другие соображения, и ты больше не желаешь помогать мне, я прекрасно пойму, – продолжил он.
– Нет, сэр! – энергично сказал Джем. – Я достану для вас этот ключ. Только если… если вы будете очень осторожны. Ведь будете мистер Вэл?
– Да, мальчик, обещаю.
Джем все еще не выглядел успокоенным, но выпрямил плечи и попытался улыбнуться.
– Полагаю, это будет просто приключение, правда? Как те, что случались, когда я был маленьким, и вы иногда позволяли играть мне с вами и мистером Лансом. Я был вашим оруженосцем, а вы были этим рыцарем со смешным именем.
– Святой и идеальный сэр Галахад, – тихо произнес Вэл, – Но никто никогда не спрашивал, им ли я хотел быть.
Вэл заметил, что его слова лишь смутили парня. Сент-Леджер быстро договорился о времени их следующей встречи и потом, развернув лошадь, уехал, внезапно почувствовав сильную усталость.
Вся эта слежка, ожидание, бесконечные подозрения могли утомить любого человека. «Но пришло время прояснить ситуацию, связанную с Рейфом Мортмейном тем или иным способом», – мрачно подумал Вэл.
Сегодня ночью.
Глава 17
Прилив схлынул, беспокойное море отступило от скалистого берега, оставив за собой, подобно растеряхе-путешественнику, россыпь осколков перламутровых раковин, морских водорослей и древесных щепок.
Розалин осторожно пробиралась через обломки. Сняв ботинки и чулки, она погружала босые ноги в морскую пену. Ледяная вода приятно контрастировала с жаром солнца, опаляющим девушку.
Она дрожала от собственной смелости, понимая, что никогда прежде не одевалась таким скандальным образом: юбка подвернута выше лодыжек, волосы рассыпались по плечам, как у дикой цыганки. Таково было одно из преимуществ общения с мужчиной, который сам являлся повесой. Ничто не могло шокировать или вывести из равновесия Ланса. Когда Розалин находилась рядом с ним, ей не приходилось взвешивать свои слова или продумывать поступки, что давало ей свободу, которую вряд ли испытали другие уважаемые женщины.
Она бросила взгляд туда, где в нескольких шагах от нее ходил по берегу Ланс, лениво бросая камушки в море, окрашенное солнцем и гладкое как стекло. Розалин не могла справиться с восхищением при виде игры мускулов под натянувшейся на плечах мужа льняной рубашкой – ненамеренная демонстрация силы, которую Ланс даже не осознавал.
Они провели вместе приятный день, исследуя залив у подножья скалы, на которой располагался Замок Леджер. Еще одна милая прогулка, подобная тем, что они совершали прежде. Или должна была быть таковой.
Но те слова, что сказал Вэл утром, продолжали крутиться в голове Розалин, такие же безжалостные, как отливы и приливы. «Вы должны видеть, как сильно он любит вас… Когда Ланс заботится о ком-то, он не делает это наполовину».
Ланс любит ее? Это невозможно. Он был невероятно добр к ней и внимателен, часто флиртовал в своей озорной манере. Но любить ее?
Розалин никогда не смогла бы поверить в это. Потому что если она когда-нибудь поверит, это изменит все. Одно дело, ускользать каждую ночь в призрачные объятия благородного любовника, когда брак существует лишь для удобства, когда муж циничен и равнодушен.
Но если Ланс когда-нибудь действительно полюбит ее, он, как сказал Вэл, «…полностью отдаст свое сердце с безоговорочным доверием… из-за этого моего брата очень легко обмануть».
Притворившись, что рукой заслоняет глаза от солнца, Розалин пыталась тайком изучить лицо мужа, ища хоть какой-нибудь признак того, что слова Вэла были правдой. Она уже не единожды за день поступала подобным образом, но в этот раз Ланс поймал ее.
– Розалин! В чем дело? – смеясь, пожаловался он и смущенно провел рукой по подбородку. – Ты так на меня смотришь, что я начинаю подумывать, нет ли крабов, выползающих у меня из ушей, или это всего лишь немного пены для бритья, которую я не смыл.
– О, н-нет. Ничего подобного, – заверила его Розалин, быстро улыбнувшись и отведя взгляд. – Я не смотрела. Просто замечталась.
– Грезишь о пещере Мерлина? – Ланс преодолел расстояние между ними и убрал пряди волос, которые соленый бриз упорно бросал ей на глаза. – Прости, что я не смог найти ее для тебя.
Розалин легко пожала плечами. Они исследовали подножье скалы ради хоть какого-нибудь намека на легендарную пещеру, куда, предположительно, был заключен колдун Мерлин злой Морганой ле Фей. Но, на самом деле, Розалин не ожидала, что они что-нибудь найдут. Ей было достаточно готовности Ланса помочь в поисках того, во что, как она знала, он не верил.
Поступал ли он так лишь для того, чтобы потакать ее капризам, как часто делал с маленькой Кейт? Или его побуждало какое-то более глубокое чувство? Розалин едва отваживалась смотреть мужу в глаза, страшась ответа.
– Я почти рада, что мы не нашли пещеру, – сказала она. – Возможно, некоторые вещи должны оставаться спрятанными.
Например, какие-то нежные чувства, которые мог скрывать этот законченный распутник за шаловливой улыбкой. Розалин внезапно повернулась, собираясь направиться обратно на пляж, где бросила ботинки и чулки. Наступив на осколок ракушки, она чуть вздрогнула, и Ланс подхватил ее на руки, бережно прижав к груди.
Это был шутливый жест. Ланс громко стонал, жаловался на ее вес, при каждом шаге грозясь уронить ее. Розалин рассмеялась против воли, обвила руками его шею и крепко прижалась к нему.
Но в их игре имелось подводное течение, о котором девушка была хорошо осведомлена. Ощущение ее мягкого тела, прижатого к его жесткой сильной груди, жара, пульсирующего между ними, который не имел ничего общего с палящими лучами солнца.
Ланс медленно поставил Розалин на ноги, так, что ее тело скользнул по всей длине его, как будто он не хотел отпускать ее. Девушка, почувствовав легкую дрожь, присела на большой камень, чтобы надеть ботинки и чулки. Ланс собрал подвязки, которые она потеряла, и покачал изящным розовым лоскутком ткани перед ее глазами.
– Нужна помощь? – озорно прошептал он.
– Нет, спасибо, сэр, – ответила Розалин с притворной суровостью. Ланс лишь флиртовал с ней, как он это делал всегда. В нем было слишком много от распутника, чтобы он мог справиться с искушением подразнить ее, но эти поддразнивания ничего не значили.
Розалин отряхивала песок с ног так тщательно, как только могла, зная, что Ланс отвернулся бы, если бы она настаивала. Вопрос был в том, почему она не попросила его сделать это, почему она сидела здесь, бесстыдно натягивая чулки, закрепляя подвязку дрожащими пальцами. Почти, как если бы она пыталась соблазнить мужчину.
Чтобы отвлечь и себя, и его, Розалин попыталась найти хоть какую-нибудь тему для разговора:
– Ты не рассказывал, как прошел этим утром твой завтрак с капитаном Мортмейном.
– Неплохо, – пробормотал Ланс, сосредоточенно наблюдая за тем, как второй чулок скользил по ее нагой икре. – Надеюсь, ты не сильно скучала по мне.
– О, нет, – беспечно ответила Розалин. – Вэл составил мне компанию. Мы приятно поговорили, хотя, боюсь, по какой-то причине твой брат не одобряет вашей дружбы с капитаном.
– Вэл слишком захвачен прошлым. Репутация Мортмейнов всегда была плохой из-за их преступлений, особенно тех, что касались Сент-Леджеров.
Розалин с силой натягивала свои прогулочные ботинки. Наблюдая за ее усилиями, Ланс наклонился, чтобы помочь ей, и продолжил:
– Все всегда были слишком готовы порицать Рейфа лишь из-за дурной славы его предков. То, что я дал шанс этому мужчине, – один из двух лучших поступков в моей жизни.
– А второй?
– Боже мой! Женитьба на тебе, конечно, – Ланс надавил на пятку ее ботинка так, чтобы он сел на ногу. Тепло в глазах мужа заставило сердце Розалин пропустить удар.
Она попыталась кокетничать, заставляя свой голос звучать беспечно.
– Вы очень галантны, сэр.
– Ты не всегда так думала, – со смешком напомнил ей Ланс. Он положил ее ногу себе на колено, чтобы зашнуровать ботинок.
– Возможно, я просто не достаточно хорошо знала тебя, – сказала Розалин.
– О? Что же такое вы знаете обо мне сейчас, миледи, что смогло заставить вас поменять свое мнение?
– Ну, во-первых, то, как ты помогаешь всем тем женщинам, которые овдовели во время вой… – Розалин остановила себя, в ужасе от того, что выпалила, но было уже поздно.
Ланс посмотрел поверх ее ботинка, чуть нахмурив брови.
– Кто, черт возьми, сказал тебе об этом?
– О, Боже, – Розалин прижала ладони ко рту. – Я обещала ему, что ничего тебе не расскажу.
– Ему? Ну, конечно, – пробормотал он. – Святой Валентин. Кто же еще!
– Пожалуйста, не сердись на своего брата. Он не хотел, чтобы о том, что ты делаешь, стало известно кому-то еще, и тебе вряд ли стоит стыдиться такой щедрости.
– Здесь также нечем и гордиться, – Ланс закончил зашнуровывать ее ботинок и крепко завязал. – Я просто выплачивал то, что задолжал мужчинам, которые погибли, сражаясь под моим командованием, мужчинам более благородным, чем я. Я – не герой, Розалин. Я говорил тебе уже прежде.
Говорил, много раз. Почему же ей было так трудно согласиться с этим? Из-за его исключительного физического сходства с сэром Ланселотом? Или чего-то печального, что она мельком увидела на лице Ланса – измученный взгляд мужчины, пытающегося найти какую-то потерянную часть себя самого, какой-то давно исчезнувший идеал?
Ланс замолчал, сосредоточенно помогая ей со вторым ботинком. Он терпеть не мог говорить о своей службе в армии, и Розалин всегда избегала этой темы. Но в кои веки она, казалось, не могла так поступить.
Пока он пытался распутать узел на шнурках ее ботинка, она стремительно наклонилась вперед.
– Ланс, как ты на самом деле получил все те медали? И не пытайся отмахнуться от меня, рассказывая какую-то безнравственную чепуху, как ты обычно делаешь, говоря мне, что был награжден за то, что укладывал в постели офицерских жен, потому что я не поверю тебе.
Ланс криво усмехнулся.
– Нет, за то, что уложил в постель жену полковника, и это едва не убило меня.
Это была одна из шуток Ланса. Должна была быть. Его губы изогнулись, но глаза не улыбались.
– Ты соблазнил жену своего командира? – спросила Розалин, не в состоянии скрыть свое изумление.
– Да. Это не очень красивая история, любимая, – пальцы Ланса застыли на шнуровке. – Но, возможно, ты имеешь право узнать. Это определенно положит конец всем иллюзиям, которые у тебя есть относительно моей великой военной карьеры.
Розалин попыталась сказать ему, что у нее нет права заставлять его ворошить прошлое. Но промолчала, потому что ей было необходимо понять, что же превратило молодого солдата-идеалиста с портрета в мужчину, который стоял на коленях перед ней, так упрямо пытаясь оставаться заключенным в свою циничную броню, который не верил ни во что, а особенно в себя.
Ланс закончил шнуровать ее ботинок и помог ей подняться. Они медленно двинулись обратно к скалистому пляжу, бок о бок, в тени возвышающихся скал.
– Ты уже видела мой портрет в старой зале, болезненно верное отражение высокомерного молодого осла, каким я был, – нерешительно начал он.
Розалин скорее видела невинность, почти разбивающий сердце пыл, темные глаза, затуманенные мечтами, но не пыталась опровергнуть слова Ланса. Она просто кивнула.
– В тот день, когда я покинул Замок Леджер, я вырвался в мир, наделенный еще меньшим здравым смыслом, чем Дон Кихот. Я полагаю, что провел слишком много времени с Вэлом, играя в сэра Ланселота. Моя голова была набита всеми этими нелепыми мыслями о том, что я буду совершать героические поступки и покрою себя славой. К сожалению, полк, в который меня зачислили, на лето расположился в Брайтоне. Якобы для подготовки, но больше для парадов, смотров и другой прочей показухи, которая оставляла бездельничающим молодым людям слишком много времени для того, чтобы попадать в неприятности. Мне такая возможность представилась на военном балу. Там я впервые увидел ее, – Ланс становился, чтобы перевести дыхание. – Адель Монтерой, жену моего командира. Она была одной из тех женщин, которые могут ослепить любого мужчину одним своим появлением в комнате. Остроумная, красивая, очаровательная.
Розалин почувствовала странное горячее покалывание в сердце, чувство такое необычное для себя, что с трудом поняла, что это такое. Ревность. Но к женщине, которую она даже не встречала? Какая чепуха. Она пыталась подавить тревожащее чувство, сосредоточившись на том, что говорит Ланс.
– Больше половины полка было влюблено в Адель. Не существовало особой причины, по которой она была должна хотя бы обратить внимание на такого зеленого лейтенанта, как я.
«О нет, не совсем так», – сухо подумала Розалин, украдкой взглянув на скульптурный профиль мужа.
– Но Адель одарила меня одной из своих улыбок, и я просто потерял голову.
– И она тоже влюбилась в тебя?
– Я так думал. И это мое единственное оправдание за недозволенную связь с замужней женщиной. Я пытался удовольствоваться поклонением ей на расстоянии, но моя кровь была слишком горяча для этого, а Адель оказалась… очень чувственной. Я убедил себя, что смог найти свою истинную любовь без помощи Искателя Невест. Из-за какой-то трагической ошибки судьбы Адель уже была замужем, но я не сомневался, что с этим все уладится, как только я объясню ситуацию ее мужу.
– Ты сказал полковнику? – в ужасе вскрикнула Розалин.
– Да, мне это казалось единственным верным способом. Я промаршировал прямиком в жилище Монтероя и умолял его простить меня за то, что люблю его жену. Я был полностью готов предложить ему сатисфакцию на дуэльном поле, если бы он потребовал ее, – Ланс скривился. – Я действительно был глупым молодым ослом, не так ли?
Розалин отрицательно покачала головой, вместо этого представляя мальчика, которым был Ланс: таким неистово гордым, таким серьезным, бросившимся в палатку полковника, переступившим через себя, чтобы поступить по чести.
– Что случилось? – почти с ужасом спросила она, испугавшись за него.
– О, Монтерой просто рассмеялся мне в лицо и прорычал, чтобы я убирался. Я был не первым молодым глупцом, которого его жена завлекла в свою постель. Но другие хотя бы оказались достаточно умны, чтобы быть более осмотрительными. Как и следовало ожидать, я возражал против тех нелестных слов, которые он употреблял, говоря о моем ангеле. Вероятно, я бы избил Монтероя, если бы его адъютант не удержал меня. Я мог бы пойти под трибунал и быть расстрелянным за то, что ударил старшего по званию офицера. Вместо этого я просидел в колодках, пока не остудил свою горячую голову.
Ланс говорил достаточно беззаботно, как будто воспоминания мало значили для него и были лишь источником удивления собственной глупости. Но по тому, как он вздрогнул, стало очевидно, что память о его юношеском унижении все еще причиняла ему боль.
– Как только меня освободили, я отправился прямиком к Адель, – продолжил он. – Я боялся, что полковник мог направить свой гнев на нее. Но то, что я обнаружил, едва ли походило на девицу в беде, нуждающуюся в моей защите. Она была больше похожа на огнедышащего дракона. В полнейшей ярости она требовала, чтобы я сказал ей, что я пытался сделать? Уничтожить ее? Понимал ли я, в какую игру мы играем? Игру, – повторил Ланс с безрадостной усмешкой. – Конечно, я не понимал, но я достаточно быстро поумнел, когда она заменила меня в своей постели капитаном кавалерии, большим чванливым идиотом, но имеющим достаточно мозгов, чтобы держать рот на замке в кровати и вне ее. И не преследовать Адель чепухой о вечной любви и о том, чтобы сбежать вместе. Я был достаточно вспыльчив, чтобы вызвать капитана на дуэль из-за нее, но он внезапно перестал что-либо значить для меня. Внезапно стало казаться, что ничего больше не имеет значения.
Циничный огонек, который Розалин всегда ненавидела, вспыхнул в глазах Ланса. Но теперь, когда она поняла его причину, Розалин мягко накрыла руками ладонь мужа.
– Ты, наверно, был совершенно убит горем.
– О, осмелюсь сказать, да. Потому что обесчестил себя из-за женщины, подобной ей. Такого вряд ли можно было ожидать от сына Анатоля Сент-Леджера. Это больше всего мучило меня: мысль о том, как разочарован должен быть мой отец, – Ланс прервался, пытаясь пожать плечами. – Ну, некоторые имеют склонность принимать все слишком серьезно в восемнадцать лет. Я был достаточно несчастен, чтобы пустить себе пулю в лоб. Но в этом не было необходимости, потому что нашлось множество других желающих, готовых сделать это за меня. Наш полк наконец-то отправили в Испанию, и я понял, что у меня появился могущественный враг.
– Наполеон?
– Нет, полковник Монтерой. На самом деле, его не волновало то, что я спал с его женой, но тот факт, что я чуть не стал причиной скандала, очевидно, был непростителен. Полковник удостоверился, чтобы каждый раз меня бросали в самую гущу битвы, надеясь, что я буду убит.
– О, Ланс! – Розалин задрожала, ее пальцы конвульсивно сжались на его ладони.
Он похлопал ее по руке.
– Со мной ничего не случилось, любимая. Я был даже рад угодить ему, совершенно безрассуден, не заботился о том, выживу или умру. Но, казалось, моя жизнь была заколдована. В моем окружении всегда находились бедные парни, обязанные следовать за мной, которые получали пули вместо меня. Всегда кто-то другой платит за мои грехи. Даже мой собственный… – Ланс остановился с горькой улыбкой. – В любом случае, теперь ты должна понимать, что с моей стороны не было большой добродетелью помогать женам, которые овдовели из-за меня. Это самое малое, что я могу для них сделать.
За исключением того, что Ланс в любом случае чувствовал бы себя обязанным тем женщинам. Неважно, каким бесчувственным он притворялся, не в его характере было видеть кого-то в беде и просто пройти мимо. Розалин с удивлением поняла, что она узнала мужа намного лучше, чем он знал себя.
Ее сердце болело, когда она думала о молодом солдате, которым он когда-то был. В его глазах сияли мечты о любви и славе, но вместо этого он встретился с разочарованием и предательством. Теперь она понимала, почему Анатоль Сент-Леджер так боялся за своего сына. Что он сказал Лансу? «Меня беспокоит не то, что ты найдешь, мальчик. А то, что потеряешь». Розалин вспомнила, как спросила Ланса: «Значит, ты что-то потерял?»
И его унылый ответ: «Все».
Все, что он имел: невинность, веру и мечты, все понятия о самоуважении и чести. Она не переставала спрашивать себя, не было ли это похоже на то, что случилось с ее сэром Ланслотом, когда он впервые приехал в Камелот, молодой рыцарь, жаждущий прославиться на службе у знаменитого короля, но вместо этого потерявший сердце.
Может быть, само имя было проклято, и все мужчины, носившие его, обрекались на роман с замужней женщиной, который приносил им только бесчестье и боль? Она видела те же эмоции, кипящие в глазах Ланса, которые часто мучили ее благородного рыцаря. Вина, ненависть к самому себе, сожаление.
Розалин никогда не могла утешить сэра Ланселота хотя бы прикосновением руки. Но Ланс… Ее сердце болело за него, она не смогла удержаться от того, чтобы пылко не обнять его за шею.
Ее импульсивный поступок, очевидно, удивил его, но Ланс немедленно ответил, сомкнув руки на ее талии.
– С чего бы это? – посмеиваясь, спросил он, пока не увидел мельком ее лицо. Розалин усиленно моргала, но не смогла сдержать обжигающие слезы.
– Розалин, – прошептал он, поймав одну сверкающую каплю подушечкой большого пальца, прежде чем та успела соскользнуть с ресниц. – Боже правый, женщина, я не собирался расстраивать тебя этой нелепой историей. Я думал, ты скорее будешь презирать меня, чем плакать.
Розалин энергично затрясла головой:
– Ели бы я собиралась кого-то презирать, то лишь эту злую женщину, Адель. Как она могла…
Но Ланс заставил ее замолчать, легко прижав кончик пальца к ее губам.
– Адель была много какой: пустой, безрассудной, эгоистичной, но едва ли злой. Я не был ее жертвой, моя милая. Я сам сделал выбор. А когда мужчина предпочитает страсть чести, он заслуживает того, чтобы платить за это сполна.
Точно также сказал сэр Ланселот. Но Розалин нашла это менее тревожащим, чем то, что Ланс искал оправдания Адель Монтерой. Возможно ли, что он хоть немного все еще любит ее? Эта мысль оказалась очень болезненной, чего Розалин совсем не ожидала.
– Эта Адель была очень красивой? – тоскливо спросила девушка.
– Разве я могу вспомнить, когда ты в моих объятиях?
– Ланс! – возразила Розалин в ответ на его поддразнивание. Она не хотела, чтобы он флиртовал с ней в такой момент. Но, когда она подняла на него глаза, ее дыхание остановилось.
Он не флиртовал. Никогда она не видела этого мужчину таким сосредоточенным и серьезным.
– Адель была привлекательной, соблазнительной, но это была просто красота. Ее лицо не принадлежало к тем лицам, которые мужчина обречен помнить вечно, даже в своих снах, – Ланс скользнул пальцами по изгибу ее щеки. – Лицам подобным твоему.
– С курносым носом и веснушками? – спросила Розалин с кривой улыбкой.
– Особенно с веснушками, – Ланс коснулся легким поцелуем ее переносицы. – И волосами цвета золота, – он поцеловал ее макушку. – И эти глаза, – прошептал он, касаясь губами ее век, – эти невероятно голубые глаза всегда заставляют мужчину совершать невозможные поступки, чтобы стать намного большим, чем он может быть. Ты уже заставила меня забыть так много прошлой боли. И убедила меня вместо этого вспомнить другие вещи.
– Например? – робко спросила Розалин.
Ланс смотрел вдаль, казалось, охватывая взглядом грубую красоту земли вокруг них: бескрайнее море, небо, скалистый берег, замок на самой вершине возвышающейся над ними скалы.
– Я начал вспоминать, как сильно любил это место, – сказал он. – И теперь я, кажется, не могу вспомнить, почему когда-то так страстно желал уехать. Когда ты здесь.
– Но я не была хорошей женой для тебя, – запинаясь произнесла Розалин. Совесть колола ее воспоминаниями тех свиданий в лунном свете. – Я даже не… не приходила в твою постель, – она жарко покраснела.
Ланс обхватил ее лицо ладонями.
– Это не имеет значения. О, я хочу тебя, Розалин. Не ошибайся насчет этого. Очень сильно, но лишь когда ты будешь готова. Я мог бы ждать тебя вечно, леди, если бы это было нужно.
Он посмотрел на нее таким теплым, ласкающим и таким знакомым взглядом. Она часто видела точно такое же выражение на лице сэра Ланселота. Всякий раз, когда он говорил, что любит ее.
Дрожа, Розалин отстранилась от Ланса, больше не в состоянии отрицать правду. Вэл был прав. Ланс любил ее. Она уставилась на его ботинки, не в состоянии поднять глаза, не зная, что сказать, ошеломленная не столько объяснением Ланса, сколько волной эмоций, поднявшейся в ее сердце.
Осознанием того, что где-то, когда-то в течение последних головокружительных недель она также влюбилась в Ланса.
Стрелки часов неумолимо приближались к полуночи, но Розалин все еще была в своей ночной рубашке. Платье и шаль, которые она выбрала для встречи с сэром Ланселотом, лежали на кровати.
Ветерок, залетавший в спальню через открытое окно, свежел, и Розалин закрыла створки, удивляясь, как все ее золотые летние дни могли превратиться в такую одинокую темную ночь, когда она должна принять мучительно решение. Склонившись к оконной раме, Розалин посмотрела на небо столь безжалостное и хмурое, что даже луна не отваживалась показаться. В воздухе ощущалось напряжение, как будто собирался шторм. Или это лишь смятение в ее сердце?
Как получилось, что она запуталась в такой ситуации? Многие женщины позавидовали бы ей: двое отважных, красивых мужчин влюбились в нее. Когда-то она сама посчитала бы это романтичным.
На самом деле, здесь не было никакой романтики. Это было ужасно, потому что кто-то в конечном счете оказался бы несчастным. Она не принадлежала к тем женщинам, которые могут отвечать на любовь двух разных мужчин.
Розалин всегда любила своего отважного сэра Ланселота, сначала как легенду, потом как печального, благородного призрака, который появился в ее жизни. Но в какой-то момент этого бурного лета она влюбилась также и в его потомка.
Не в Ланса Сент-Леджера – безнравственного негодяя, который, без сомнения, очаровал слишком много женщин. Но в мужчину, который когда-то был пылким молодым солдатом с портрета, который тратил время на игры с мечами с одинокими маленькими девочками, который спасал бедных вдов и делал вид, что это для него ничего не значит.
