Текст книги "Ночной скиталец"
Автор книги: Сьюзен Кэррол
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 28 страниц)
Ланселот усмехнулся, издав глубокий и теплый звук, столь же чарующий, как и его улыбка. Он нуждался в смехе. Розалин была уверена в этом. Девушка была рада, что развеселила его, но беспокоилась, что у него могло создаться неверное впечатление.
– Не то чтобы я не любила помогать бедным, – поспешила добавить она. – Просто я предпочитаю делать что-то более полезное, чем травить людей моим желе. Я не хочу, чтобы вы подумали, будто я бесчувственная или жестокосердная.
– Как я мог так подумать, миледи. – Ланселот продолжал улыбаться, но его глаза нежно остановились на ней. – Я очень хорошо знаю, что вы никогда не смогли бы быть никакой другой, кроме как доброй.
Розалин залилась румянцем, чувствуя нелепое удовольствие от комплимента.
– Вы только что познакомились со мной, – запротестовала она, – и у вас еще не было возможности узнать, добрая ли я.
– Не было? – повторил он мягко.
– Это прекрасно, – прошептала Розалин, хотя не была уверена, имела ли она в виду стихи или богатый тембр его голоса. Он прошел сквозь нее теплый, как ласка, оставив ее странно бездыханной.
– Это Шекспир, не правда ли? Я узнала, – Розалин замолчала, смущение нахлынуло на нее. – Но Шекспир родился намного позже того времени, когда вы жили, как вы могли узнать его произведения?
Казалось, этот вопрос на мгновение расстроил Ланселота. Потом он сказал:
– О, я… я побывал во множестве мест с тех пор, как умер. Я так сильно скучал по трубадурам Камелота, что часто парил около театра «Глобус», впитывая поэзию барда, которого вы зовете Шекспиром.
– Следовательно, вы не всегда, – Розалин заколебалась, боясь оскорбить его своими словами, – вы не всегда жили в Корнуолле?
– Ах, нет, миледи. Боюсь, я всегда был самым беспокойным духом. Я просто потерянная душа, обреченная бродить по земле вечно.
Его слова встревожили Розалин; в ее воображении возникли картины того, как он скитался на протяжении веков, печальный, усталый, не в силах обрести покой.
– Обреченная? – спросила девушка. – Но почему?
– Во искупление моих грехов, я полагаю.
– Вы были самым храбрым из рыцарей Артура. Не могу поверить, будто вы сделали что-то, что заслуживало бы такого ужасного наказания, как это. Какой грех вы совершили?
– Слишком много грехов. Худший из них – то, что я полюбил не ту женщину.
– О…
Он, должно быть, говорил о Гвиневере и своей фатальной страсти к прекрасной жене короля Артура. Это была самая романтичная и трагическая легенда, которую Розалин когда-либо слышала. Она обдумывала эту историю много раз, задаваясь вопросом, каково это: быть охваченной такими сильными эмоциями.
Конечно, Розалин любила своего мужа, любила Артура с тех пор, как себя помнила. Но это не было то же самое, что потерять голову от любви с первого взгляда.
– Познать такую страсть, – размышляла девушка вслух, – такую всепоглощающую и сильную, что она горит вечно. Как может быть такая любовь неправильной?
– Очень просто, – сказал Ланселот горько. – Когда такая страсть приобретается ценой чей-то чести, предательством другого мужчины, соблазнением его жены.
– Но вы были влюблены. Несомненно, это достаточный повод…
– Я был прелюбодеем! Вот она ужасная правда.
Резкость его голоса заставила Розалин отшатнуться. Ланселот добавил более спокойно:
– У мужчины всегда есть выбор, миледи. И когда он делает неправильный выбор, он должен страдать от последствий. К сожалению, невинные страдают вместе с ним. И это настоящий грех, за который он осужден навечно.
Слова рыцаря привели Розалин в легкое замешательство. Единственное, что она увидела ясно, это силу боли, скрытой в его глазах. О каких бы грехах он ни говорил, ни один небесный суд не мог осудить его более жестоко, чем сэр Ланселот осуждал себя сам.
Рыцарь затих, погрузившись в свои мрачные мысли. Казалось, он забыл, что девушка находилась здесь. Розалин стояла в стороне, не зная, что сказать, чтобы утешить его, остро ощущая свое невежество. Грех, страсть, муки сожаления. Она имела не больше представления о таких вещах, как если бы была монахиней.
Наконец Ланселот сказал мрачно:
– И как будто я не совершил достаточно глупостей в течение жизни, сейчас я должен был потерять адский меч.
Розалин старалась не быть ненавязчивой, но навострила уши при последнем замечании.
– Меч? – повторила она в изумлении. – Значит, вы и правда ищете его? Вы не шутили по этому поводу?
– Нет, хотя Бог знает, как я хотел бы.
Был только один мифический меч, о котором Розалин слышала рассказы.
– Вы, разумеется, не имеете в виду Экскалибур? – девушка произнесла название с трепетом.
– Что? О… да. Экскалибур, – растерянно ответил Ланселот.
– Но я думала, что, когда король Артур умер, меч был возвращен в воды озера.
– Я бы хотел, чтобы это было так. Возможно, если бы клинок был опущен обратно на дно, я бы наконец узнал, что такое покой. Но я не получу желанного успокоения, пока не найду этот проклятый меч.
Розалин прижала ладони ко лбу, чувствуя, что все это начинает становиться слишком, даже для нее.
– Я ничего не понимаю, – проговорила она. – Что вы делаете с Экскалибуром?
– Я обязан быть хранителем меча, до того… до того дня, когда мой господин вернется. Но я позволил напасть на себя какому-то негодяю. Теперь меч попал в руки Бог знает какого преступника, и я должен вернуть его обратно.
С этой стороной легенды Розалин никогда не сталкивалась. Но прежде чем она смогла задать следующий вопрос, внимание сэра Ланселота резко переключилось на что-то другое.
Он смотрел в направлении окна, выражение ужаса исказило его черты.
– Проклятье! – воскликнул рыцарь.
– Что такое? – встревожилась Розалин, поглядев в том же направлении. Но она не заметила ничего, кроме того, что небо начало светлеть с первыми лучами рассвета.
Ланселот повернулся к ней, извиняясь за сквернословие в ее присутствии.
– Я должен покинуть вас, благородная госпожа.
– О нет, – запротестовала девушка. – Мне нужно еще так много спросить у вас. Вы должны уйти так скоро?
– Боюсь, что да. Солнце почти взошло, для меня может быть опасно перемещаться в дневном свете. Даже смертельно.
Смертельно? Розалин моргнула с удивлением. Как это могло быть смертельно? Мужчина уже был мертв.
Но мысли об этом исчезли, когда Ланселот переместился к окну, готовясь уйти.
– Я благодарю вас за вашу доброту. Я бы осмелился выразить свое почтение должным образом, миледи, но, – он грустно улыбнулся, – все, что я могу сделать, – это предложить вам попрощаться.
Розалин с волнением бросилась вперед.
– О, пожалуйста. Подождите! Вы должны хотя бы сказать мне. Я когда-нибудь…
Но он уже начал исчезать, растворяясь в окне, его глаза мерцали сожалением.
– …увижу вас снова? – закончила Розалин тихим голосом. Она подошла к окну и выглянула, чтобы бросить последний взгляд на рыцаря. Сердце забилось быстрее, когда она заметила движение, тень, пролетающую через жемчужно-серое небо. Но это оказалась просто стая чаек, повернувших к морю.
Сэр Ланселот исчез.
Розалин, вероятно, никогда не увидит его снова. Эта мысль отозвалась странной болью в сердце. Но солнце поднималось над горизонтом, рассеивая ночь и ее тайны, заставляя Розалин сомневаться в собственных чувствах.
Возможно, она просто гуляла во сне. Или ее слишком живое воображение в который раз обрело над ней власть.
Полная фантазий жизнь, которую Розалин вела, будучи ребенком, всегда беспокоила ее родителей, даже папу. Для него изучение легенд об Артуре было интеллектуальным упражнением. Но для Розалин…
Сегодняшняя ночь была не первой, когда она развлекалась, представляя сэра Ланселота. Розалин часто ставила свои миниатюрные чашки и блюдца в саду, сервируя чай для Ланселота, сэра Бедивера, сэра Гавейна – ее фаворитов среди рыцарей круглого стола, – разделяя с ними угощение по вторникам. В среду она призывала фей. А пятницы всегда были оставлены для маленькой семьи гномов, которая жила под изгородью.
Розалин с сожалением улыбнулась воспоминаниям. Возможно, она слишком много времени потратила впустую в королевстве своих грез. Но что еще было делать маленькой девочке? У нее не было товарищей для игр. Розалин часто погружалась в воображаемый мир, чтобы отвлечься от глубокого одиночества.
Получилось ли так и сегодня ночью, чувствовала ли она себя такой безнадежно одинокой, что в который раз воскресила Сэра Ланселота, чтобы тот составил ей компанию? Но он сильно отличался от рыцаря из ее детства – человека неопределенной фигуры, высокого и благородного, больше похожего на очаровательного старшего брата.
Существо, которое Розалин недавно представляла себе, вряд ли могло вызвать сестринские чувства в женском сердце. Только не эти красивые черты, широкие плечи и мускулистые руки. Щедрый рот, чувственный и нежный. Изменчивые темные глаза, сейчас искрящиеся смехом, а в следующую секунду мягкие от сожаления. Голос глубокого тембра, который и дразнит, и ласкает.
Мог ли плод ее воображения быть таким прекрасным? Розалин задумалась. И, кроме того… Дженни тоже видела его.
Дженни!
– О Боже! – прошептала Розалин, когда воспоминание пронзило ее. Горничная оставалась одна все это время, ожидая ее. Если Розалин не хотела долго и нудно объясняться, ей следовало поскорее выбраться из подвального помещения.
Повернувшись, Розалин бросилась прочь от окна и ударилась голым пальцем ноги обо что-то твердое. Девушка задохнулась от боли и заковыляла, прыгая на одной ноге, пока не нашла кресло, на которое смогла упасть.
Подняв ногу, Розалин изучила пульсирующую конечность, осторожно пошевелив большим пальцем. Он не казался сломанным, но она могла поспорить, что завтра палец будет черно-синим. Девушка бросила укоризненный взгляд на предмет, о который споткнулась. Это оказалась половица, держащаяся так плохо, что сдвинулась с места. Розалин следует обсудить с мистером Брэггсом печальное состояние этой комнаты. Но тогда это повлечет за собой неуклюжие объяснения по поводу того, что она здесь делала.
Когда девушка опустилась на колени, чтобы вернуть половицу на место, блеск чего-то под ней привлек ее взгляд. Розалин наклонилась ближе, обнаружив, что половица смещалась очень легко, открывая пространство под полом.
Укромное место для…
Дыхание застряло у Розалин в горле. Она качнулась назад на пятки, изумленно глядя на предмет, который нашла.
Меч непревзойденной красоты, с рукояткой из причудливо обработанного золота, которую венчал ослепительный кристалл. Долгое время девушка стояла на коленях, не решаясь прикоснуться к оружию.
Дрожащими пальцами Розалин потянулась к рукоятке и вытащила меч из тайного убежища. Задача оказалась не из легких, потому что клинок был тяжелым. Внушительная длина из стали, выкованная из легенд и снов давным-давно и очень далеко отсюда.
Розалин подняла оружие к свету. Блеск кристалла, что искрился радужными дождем по темным деревянным стенам, почти ослепил девушку. Ее сердце грохотало, исполненное страха и триумфа.
Сейчас Розалин была уверена, что не вообразила ни одного мгновения из этой чудесной ночи, ни одной драгоценной секунды, которую она провела в компании сэра Ланселота дю Лака. Все это было потрясающей реальностью. Она видела его, и она была полностью уверена, что увидит снова, потому что нашла это. Она нашла то, что искал он.
Экскалибур.
Глава 2
Ланс в беде.
Осознание этого пронзило Вэла Сент-Леджера как артиллерийский огонь, заставив его проснуться. Мужчина резко сел в постели, с колотящимся сердцем, пойманный где-то в затуманенном мире между бодрствованием и сном. Дрожащими пальцами он откинул с глаз темные вьющиеся волосы. Глаза Вэла окружали мелкие морщины, которые ясно говорили о том, что за свои двадцать семь лет он выстрадал более чем достаточно.
Оглянувшись вокруг, Вэл попытался понять, что происходит. Одетый в бриджи и рубашку, он лежал, раскинувшись на покрывале, тело его было покрыто потом от страха. Затуманенный взгляд молодого мужчины упал на груду бумаг и книг, скинутых с кровати на ковер рядом с ночным столиком, где остатки догоревшей свечи в серебряном канделябре превратились в застывший кусок воска.
Он снова это сделал, понял Вэл. Погруженный в свои занятия, бодрствовал до тех пор, пока не заснул, только чтобы проснуться от… ночного кошмара? Нет, от тревожного чувства, что Ланс в беде.
Нелепая мысль, ибо у него не было причины полагать, будто Ланс не отсыпается, забравшись в постель, после излишеств, которыми он себя порадовал на ярмарке в канун Иванова дня. По правде говоря, Вэл должен был пойти с братом, но его не привлекала компания, которую Ланс выбирал в эти дни.
Вэл знал, что Ланс, вероятно, снова пьянствовал с Рейфом Мортмейном. Одной этой мысли было достаточно, чтобы заставить Вэла чувствовать беспокойство. Так или иначе, он боялся, что Ланс не вернулся в целости и сохранности в свою постель. Это было всего лишь чувство, но он был слишком Сент-Леджером, чтобы проигнорировать его. Интуиция по отношению к брату-близнецу никогда не подводила его ранее.
Спуская ноги с кровати, Вэл вздрогнул от вспышки боли под правым коленом. Он нащупал трость и сделал несколько нетвердых шагов, пытаясь разработать застывшие суставы, прежде чем, хромая, вышел из комнаты.
В неподвижности серого утра коридор казался серым и туманным. Никто из домочадцев еще не проснулся и даже не шевелился. Вэл не слышал ничего, кроме мягкого постукивания трости и собственного неровного дыхания, пока шел к спальне старшего брата.
Старшего только в том смысле, что он и Ланс были отделены друг от друга несколькими мгновениями. Ланс родился за секунду до того, как пробило полночь, тогда как Вэл засиделся, не беспокоясь о появлении на свет до следующего утра.
Ланс всегда изводил его по этому поводу, смеясь, что Вэл был так занят фантазиями в утробе матери, что не смог родиться вовремя.
Но это осталось позади, в тех днях, когда между ним и братом было много шуток, размышлял Вэл грустно. До того, как беспокойные порывы Ланса увели его слишком далеко от замка Леджер, до ранения, которое оставило Вэла хромым на одну ногу. Сейчас его трость, бледность и худоба, казалось, отбрасывали огромную тень на их отношения.
Тяжело опершись на трость с рукояткой из слоновой кости, Вэл постучал в дверь Ланса. Не услышав ни звука, он постучал снова, на этот раз громче.
– Ланс? – позвал он, молясь получить в ответ проклятье.
«Убирайся к дьяволу и дай мне поспать», – прорычал бы Ланс.
Но он не услышал ничего. Только тишину, которая обострила чувства Вэла, усилив его уверенность в том, что что-то не так.
Он потянулся к дверной ручке, зная, что Ланс не поприветствует ни его вопросы, ни его вторжение. Эта мысль причинила боль более сильную, чем пульсирующее колено, но не отпугнула его.
Рывком распахнув дверь, Вэл скользнул внутрь. Казалось, утро еще не добралось до комнаты Ланса. Тяжелые малиново-золотые портьеры закрывали большую часть света. Приноровившись к полутьме, Вэл огляделся в поисках какого-нибудь знака, который указал бы ему на то, что его брат был здесь прошлой ночью. В поисках чего-нибудь, что убедило бы его в этом.
Но все свидетельства, в которых он нуждался, лежали на кровати с пологом и выглядели совсем не обнадеживающе. Дыхание застряло у Вэла в горле, когда он двинулся вперед, чтобы рассмотреть фигуру, вытянувшуюся на матрасе.
Темные волосы Ланса разметались по подушке, руки были скрещены на груди, а сам он был одет в подобие черной туники и кольчуги. Но не странное облачение брата заставило сердце Вэла замереть, а то, как лежал Ланс, такой чертовски бледный. Без движения, без дыхания, как будто каменная фигура, вырезанная на могиле средневекового рыцаря. Как будто он был мертв.
Вэл не в первый раз видел своего брата в подобном состоянии транса, но это никогда не вызывало в нем тревоги.
Вэл основательно изучал семью Сент-Леджеров, сверхъестественные способности которой проявлялись из поколения в поколение. Странная династия из прорицателей, гадалок, людей, читающих мысли, и даже необыкновенно талантливых целителей, одним из которых был Вэл.
Но Вэл никогда не встречал упоминания о силе, которая бы внушала ему больший трепет и ужас, чем сила Ланса. Его способность отделять тело от души, посылать дух парить в ночи, пока тело, кости и сухожилия оставались забытыми на земле.
Ночные скитания – так Ланс всегда называл это. Опасные – таково было определение Вэла. Потому что никто не знал, как долго Ланс может безопасно сохранять такое разделение или что случится, если Ланс когда-нибудь будет застигнут дневным светом с душой вне тела.
Надеясь, что утро еще не так близко, как он полагал, Вэл заковылял к окну. Отдернув шторы, он увидел солнце, поднимающееся над горизонтом, первые лучи света, пронизывающие сад внизу.
Его сердце заболело от ужаса. Вэл, хромая, вернулся к брату. Нагнувшись, он взял руку Ланса.
Боже правый! Пальцы уже были негнущиеся и холодные. Холоднее, чем должны быть у живого человека. Он не мог понять, как долго Ланс отсутствовал в этот раз. Вэл боялся, что слишком долго, судя по температуре его кожи.
– Черт возьми, Ланс, даже ты не можешь быть таким безрассудным. Возвращайся обратно. Сейчас же! – бормотал Вэл, растирая руку брата, пытаясь влить немного собственного жара в его ледяные пальцы.
Мужчина в отчаянии огляделся, соображая, что еще можно сделать. Может, больше простыней. Если он укутает Ланса достаточным количеством, может быть, это поможет удержать тепло, оставшееся в теле брата, до тех пор, пока он не вернется.
А если он не вернется…
Вэл отказывался даже думать о такой возможности. Подойдя к гардеробу, он начал осматривать его в поисках тяжелой одежды или чего-нибудь еще. Занятый своей задачей, он не заметил шевеления штор, как будто сдвинутых легким бризом или призрачным созданием, которое мерцало в комнате.
В течение одного короткого мгновения Ланс Сент-Леджер парил над кроватью, испытывая суеверные чувства при взгляде на свое собственное тело. Он колебался, подбадривая себя. Воссоединение никогда не было приятным, и у него было сильное предчувствие, что этот раз будет еще хуже, чем обычно.
Он был прав.
Как только Ланс бросился вниз, он почувствовал, как будто ударился о глыбу льда – свое тело, жесткое и неприветливое. Он напрягался изо всех сил, пока лед не раскололся, погружая его в холодную реку тьмы.
Ланс оставался милосердно онемевшим в течение нескольких секунд, пока не стал чувствовать свои ноги и руки, смыкающиеся вокруг него как кандалы, прочно удерживающие его беспокойный дух. Это чувство распространялось по ногам, через бедра, вдоль рук, сквозь плечи. Каждая конечность сковывала его все сильнее, пока мужчина не почувствовал себя погребенным.
Здесь не было воздуха. Он не мог дышать. Паника охватила Ланса, и он скорчился, борясь с удушающими границами собственного тела. Его сердце, которое едва билось, вдруг бешено застучало. Все его тело конвульсивно дернулось, когда легкие наполнились воздухом.
Ланс обмяк на матрасе, делая благодарные вздохи. Медленно его сердце перешло в обычный ритм, возвращая тепло холодным костям.
Проклятье! Проход оказался узким, но он вернулся. Теперь он в безопасности в собственной коже. Пусть Ланс и не мог назвать это однозначным благом, когда начал осознавать ощущения, от которых сбежал, избавившись от своего ограниченного человеческого тела несколько часов назад. Кислый запах пота. Воспаленные мускулы, протестующие против веса отвратительных доспехов. Тупая головная боль от удара, который он получил на пляже. Ланс старался лежать тихо, не желая двигаться, даже думать.
Невозможно, потому что он не мог не обдумывать ночь, которая только что закончилась. Странную даже по меркам Сент-Леджеров. Он был атакован и ограблен неподалеку от своей собственной деревни, бродил повсюду в поисках преступника, чтобы вернуть обратно этот злосчастный меч. И в довершение всего его ошибочно приняли за призрак Сэра Ланселота дю Лака.
Единственное воспоминание, на котором было приятно остановиться, – встреча с леди Розалин. Между тем Ланс спрашивал себя, кто был более испуган их столкновением. Он полагал, что он. Она появилась, выскользнув из круга света, пройдя прямо через него с чувством наивности и изумления, подобных которым он не испытывал давным-давно. И Ланс ощутил это. Он, который никогда не чувствовал какого-либо физического контакта в состоянии скитальца.
Трудно винить Ланса за мысль, которая первой пришла ему в голову: он споткнулся о собственный дух. Что за женщина бродила по незнакомой гостинице во мраке ночи в поисках приведений? Удивительно храбрая или окончательно сошедшая с ума?
Ланс решил, что Розалин Карлион была и той и другой. Наткнувшись на него, она не убежала с криком, как это сделал бы любой другой человек. Нет, она задержалась до рассвета и увлекла его очень серьезной беседой.
Просто сумасшедшая. Но если леди и была таковой, то что случилось с ним? Ланс остался рядом с ней с опасностью для жизни, напрочь забыв о времени. О том, что должен был провести эти последние драгоценные мгновения темноты, разыскивая меч.
Как будто эта женщина околдовала его, смягчила жесткие грани его души. Ланс чувствовал себя необычно мягким рядом с ней, движимый намеком грусти в ее улыбке, положением слишком молодой вдовы. Всего лишь худенькая девочка в белой льняной ночной сорочке и с босыми ногами. Казалось, она так нуждалась в защитнике. А Ланс наслаждался игрой в ее героя, возможно, слишком сильно. Все началось с простой уловки, способа избежать неловких объяснений о том, кем и чем он был. Но потом это перестало быть шуткой.
Ланс вздрогнул от воспоминания о чепухе, которую наговорил Розалин. О том, что он обречен скитаться по земле во искупление своих грехов. Про ужасную ошибку, которую он совершил, полюбив чужую жену и погубив свою честь.
Чепуха, которая была волнующе близка к правде. Пока, наконец, он не перестал понимать, о ком говорит: Ланселоте дю Лаке или Лансе Сент-Леджере. Он сказал слишком много, обратившись к воспоминаниям, которые намерен был похоронить. Сейчас, благополучно вернувшись в постель, мужчина не имел понятия, какой дьявол в него вселился.
Вероятно, было вдвойне опасно пускаться в ночные скитания, после того как он получил такой удар по голове. Все, что он хотел делать с его ноющими мускулами и пульсирующим черепом, – это лежать и тихо умирать.
Но в этой привилегии ему было отказано. Ланс понял, что не один в комнате. Рядом с кроватью скрипнула половица.
Кто-то… кто-то укутывал его, накрывая тяжелой одеждой до самого подбородка. Заставив себя приоткрыть глаза, Ланс взглянул сквозь густые ресницы на человека, который над ним склонился.
Он сосредоточил взгляд на лице не идентичном, но очень похожем на его собственное. Тот же ястребиный нос, только прямее, те же глубокие карие глаза, только мягче, та же квадратная челюсть, за исключением маленькой ямочки на подбородке. Более худая, более измученная версия его самого. Вэл.
Ланс думал, что невозможно почувствовать себя несчастнее, чем он чувствовал себя сейчас. Он ошибался. С присутствием брата угасала любая надежда сохранить в тайне его последнюю безрассудную выходку.
Подавив стон, Ланс плотно закрыл глаза. Движения, даже такого незначительного, как это, было достаточно, чтобы привлечь внимание брата. Вэл наклонился ближе, прошептав:
– Ланс? Ты здесь? Ланс? Ответь мне!
Ланс широко открыл глаза, вздрогнув от резкого дневного света.
– Да, я здесь, – зарычал он. – Нет никакой необходимости кричать.
Бледные черты Вэла разгладились от облегчения:
– Слава Богу. Ты вернулся. Ты в порядке.
«Это спорный вопрос», – подумал Ланс сурово. Он хотел спросить, что Вэл делает в его комнате в такой час, но ответ ясно читался по измятой одежде Вэла, изможденному выражению его лица.
Его брат явно просидел с ним полночи, неся бессонную вахту около Ланса, пока тот скитался. Как, черт возьми, Вэл вообще узнал о том, что он ушел?
Другой глупый вопрос.
Ланс испустил раздраженный вздох. Разумеется, Вэл знал, когда у него были неприятности. Он всегда знал.
Дрожа от облегчения, Вэл откинул непослушной рукой копну черных вьющихся волос.
– Я думал, на этот раз ты и правда сделал это. Превратился в призрака. В течение одного ужасного мгновения я действительно боялся, что ты…ты …
– Умер? – подсказал Ланс, когда брат не смог заставить себя произнести это слово. Он с усилием оперся на локоть, сбросив меховую шинель, которой Вэл укутал его.
– Итак, что ты собирался делать с этим? Обрядить меня для похорон? Я бы предпочел мой черный костюм для верховой езды. Он бы лучше смотрелся с доспехами, тебе так не кажется?
– Не шути, Ланс. Здесь нет ничего смешного.
– Неужели похоже, что я смеюсь? – Ланс занял сидячее положение и спустил ноги с кровати, корчась от новой боли, что пронзила его позвоночник. Боже! Он чувствовал себя так, будто спал на кровати из гвоздей.
Прижав руку к пояснице, мужчина проворчал:
– Напомни мне в следующий раз, чтобы я погружался в транс, не надевая кольчугу.
– Зачем ты вообще это сделал?
– Надел кольчугу? Если бы ты удостоил своим вниманием ярмарку, ты бы знал, что там был игра в рыцарский турнир.
– Брось это, Ланс! – тень упрека промелькнула в глазах Вэла. – Ты знаешь, что я имею в виду. Зачем ты скитался? Ты даже не побеспокоился вернуться до рассвета.
Брат проковылял к окну и раздвинул шторы. Ланс выругался, вскинув руку, чтобы прикрыть глаза от вспышки света, немного взволнованный тем, как высоко уже было солнце.
– Проклятье! – пробормотал он. – Я в самом деле слишком много времени провел за беседой с моей Владычицей Озера.
– Ч – что?
– Владычица Озера, – повторил Ланс, улыбаясь, несмотря на боль. Воспоминания о Розалин кружились в его голове. – Удивительнейшая колдунья с волосами, сотканными из лунного света, и глазами цвета неба. Она наложила на меня заклятие, – голос мужчины смягчился. Должно быть, выражение его лица изменилось, так как Вэл уставился на него как на сумасшедшего.
Брат с волнением заковылял к нему:
– Ланс, может быть, тебе лучше снова лечь. Ты кажешься немного не в себе.
– Я в порядке, – отмахнулся Ланс, потирая бровь. – Просто небольшое головокружение от того, что слишком быстро сел.
Когда Вэл продолжил топтаться около него с выражением глубокой заботы, Ланс попытался описать Розалин в более разумных выражениях, возможно, и для себя тоже.
– Там была симпатичная молодая вдова, остановившаяся в «Огне дракона». Когда я скитался, мы некоторым образом… столкнулись друг с другом.
– Посторонний застиг тебя во время ночных скитаний?
– Да, но все в порядке. Она подумала, что я призрак сэра Ланселота дю Лака.
– Почему она так подумала?
– Скорее всего, потому, что я сказал ей это.
Лицо Вэла приобрело еще более осуждающее выражение. Мысль о лжи любому человеку была неприемлема для брата Ланса.
– Итак, ты использовал свою силу, чтобы ухаживать за этой женщиной? – спросил он с беспокойством.
– Какое деликатное определение, – усмехнулся Ланс. – Ты имеешь в виду, собирался ли я соблазнить ее?
Мужчина помолчал, думая о такой возможности. Определенно, понадобилось бы много времени, чтобы раскрыть глубину его влечения. И все-таки мысль о постельных играх с леди Розалин… она казалась почти оскорбительной.
– Нет, – признал Ланс наконец, – я не пытался заманить ее в постель с помощью каких-то уловок. Она леди другого типа. Она больше твоего сорта.
– Моего? – повторил Вэл.
– Да, прекрасная невинность, ради которой ты бросишься убивать драконов и вернешься, чтобы, преклонив колени, выразить даме сердца свое почтение.
Ланс позабавился, глядя, как легкий румянец начал окрашивать скулы его брата.
– И, конечно, она из тех леди, которые должны держаться подальше от такого лживого негодяя, как я, – закончил он.
– Что она и сделает. Сегодня прекрасная вдова, ничуть не пострадав от моей маленькой шутки, продолжит свое путешествие, и я больше никогда ее не увижу.
Эта мысль принесла ему неожиданную боль. Но Ланс быстро заглушил это чувство. Он тяжело поднялся на ноги и был рад, обнаружив, что может стоять прямо.
Проскользнув мимо Вэла, Ланс стал бороться с кольчугой. Это был трудный и болезненный процесс, но когда тяжелое одеяние оказалось сброшено на ковер, Ланс вздохнул с облегчением. Головная боль утихла до слабой пульсации, и он почувствовал, что к нему возвращается желание жить.
Если бы он только мог избавиться от Вэла.
Но его брат грозил прочно обосноваться в его спальне. Твердо стоя на месте и опираясь обеими руками на трость, Вэл изучал его с задумчивостью, которую Ланс находил чертовски неудобной.
– И это было единственной причиной твоих скитаний? – спросил он. – Подшутить над бедной доверчивой леди?
– Какая другая причина у меня могла быть? – ответил Ланс, но по серьезному выражению лица Вэла понял, что не смог его одурачить.
Вэл отлично знал, что что-то было не в порядке. Ланс всегда хорошо умел ввести в заблуждение, ускользнуть, наговорить кучу нелепостей, и все это с чарующей улыбкой. Но это никогда не срабатывало с Вэлом, и он удивился, зачем тот даже попытался.
Плохо, когда человек знает тебя буквально с пеленок, подумал Ланс, опускаясь на край кровати, чтобы стащить обувь.
Он управился с одним сапогом. Вэл просто стоял рядом, терпеливый, ждущий.
Ланс бросил сапог на ковер с покорным вздохом.
– Хорошо! Если тебе хочется знать, я скитался, потому что, казалось, это лучший способ найти кое-что, что я потерял.
– Что такое ты мог потерять, ради чего нужно было рисковать своей жизнью?
– Меч Сент-Леджеров.
У Вэла отвисла челюсть.
– Не… не меч Просперо? Тот, что с кристаллом на рукоятке?
– Тот самый.
Пока Вэл оседал на ближайший стул, который смог найти, Ланс продолжал излагать обстоятельства вечера, не щадя себя в во время рассказа. Не скрывая глупости, что заставила его использовать драгоценное оружие как деталь костюма и выставлять его напоказ на деревенской площади, как будто старинный меч был жестяной игрушкой. Не скрывая, что выпил слишком много эля в гостинице «Огонь дракона», бродил в одиночестве по темному пляжу и позволил атаковать себя и повергнуть практически без сопротивления.
Ланс рассказывал ровным равнодушным тоном, что отражало его многолетние попытки разрушить упорную веру брата в него. Сейчас это должно было наконец произойти. Не было никого более увлеченного легендами и историей семьи Сент-Леджеров, чем Вэл. Он придавал это мечу значение большее, чем Ланс мог представить.
И все-таки, закончив свой рассказ, Ланс не увидел и тени осуждения на лице Вэла.
