Текст книги "Ночной скиталец"
Автор книги: Сьюзен Кэррол
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 28 страниц)
Розалин чувствовала искренность его слов, которая отражалась в каждой линии его страдающего благородного лица.
– Ваша свадьба с Лансом, – продолжал настаивать сэр Ланселот, – не уменьшит то, что мы чувствуем друг к другу. Это станет подобием куртуазной любви, которую воспевали трубадуры.
– К-куртуазной любви? – повторила Розалин.
– Да, это было очень популярно в мое время, хотя я никогда до конца не понимал почему. Леди должным образом и с уважением выходила замуж за лорда, дарила ему наследников, заботилась о его замке и всех практических делах, тогда как ее сердце было отдано какому-нибудь рыцарю, который совершал мужественные подвиги в ее честь, получая в награду лишь ее улыбку.
Розалин мечтательно кивнула.
– Любовь, которой навсегда было предназначено оставаться чистой и непорочной, невкушенной. Но этого было бы более, чем достаточно.
– Было бы? – сэр Ланселот бросил на нее странный загадочный взгляд.
– О да, существует ли иная высшая форма любви?
– Возможно, нет, – Ланселот печально улыбнулся. – Тогда я поклянусь никогда не покидать вас. А в ответ вы пообещаете сделать то, о чем я прошу.
Розалин мгновение боролась со своими сомнениями, но не могла отказать мольбе в выразительных глазах Ланселота, с болью осознавая, что она может мало что еще сделать для ее любимого усталого духа, осужденного вечно скитаться по земле. Только одно – то, что должно принести его благородному сердцу хоть немного покоя. Возможно, это единственный способ, который позволит им остаться вместе.
– Х-хорошо, – тихим голосом произнесла Розалин. – Я выйду за Ланса Сент-Леджера.
Глава 13
Свет мерцал там, где его не должно было быть, в башне, высоко над древней темницей замка – самой старой и самой таинственной частью Замка Леджер. В комнате, где великий чародей – лорд Просперо – когда-то проводил свои дни, добывая запретные знания, придумывая свои нечестивые заклинания.
Но сегодня эту комнату посетил другой беспокойный дух. Ланс Сент-Леджер прошел сквозь толстые каменные стены в поисках того места, где он бросил мешающее ему тело несколькими часами ранее.
Фонарь, который он оставил гореть, отбрасывал слабый свет в попытке удержать остатки ночи, освещая комнату в башне со всеми ее средневековыми атрибутами. Сама спальня, казалось, застыла во времени: маленький стол из темного дерева, тяжелые, обмотанные веревками сундуки, шкаф со странными пергаментами и книгами, собранными в дальних уголках планеты, загадочные пузырьки и сосуды алхимиков – все это, казалось, ждало возвращения господина и хозяина, по слухам давным-давно погибшего в огне.
Тело Ланса лежало на кровати, чьи массивные столбы были покрыты замысловатыми символами, напоминающими письмена древних кельтов. Вздрогнув, Сент-Леджер заколебался только на секунду, прежде чем решиться вновь пережить боль от соединения. Дух вернулся в плоть. В этот раз он отсутствовал недолго, так что удар не был таким уж сильным. Дрожь, жадный глоток воздуха и его глаза широко раскрылись, пока он выходил из вызванного им самим транса.
Его грудь медленно вздымалась и опадала. Долгое время Ланс лежал неподвижно, просто глядя вверх на огненного дракона Сент-Леджеров, нарисованного на деревянном потолке [23]23
Кровати в древности устраивали под кровлей, крышей. На четырёх столбах, которые назывались сохи, устанавливали кровлю. В сохи вставляли два бруса. На брусьях устанавливали мостовые доски. Брусья и мостовые доски составляли раму, которая называлась постельником. Станок скреплялся железными связями. В сохах устанавливали большие доски – застенки, то есть спинки кровати в голове и ногах. На вершинах сох устанавливали четыре бруска с маковками; на этих брусках устраивалось небо, или подволока (потолок). Небо делали из камки. С вершин брусьев спускались завесы; также из камки с бахромой. В ногах и головах кровати занавески назывались застенки.
Кровати украшали резьбой, ткани неба и застенок расшивались, украшались кистями, кружевом. К кровати подставляли подставки, колодки, ступеньки, которые назывались постельными колодками, или приступными колодками.
История кровати.
Вначале кроватью человеку служила земля, а спальней, в лучшем случае, пещера, которая одновременно была и гостиной и кухней. Потом, когда человек стал использовать подручные средства в хозяйстве, появились мебельные формы, которые служили для разных видов деятельности и отдыха. В быту древнего человека существовали такие формы мебели, как, например, кровать-скамья.
Простая непростая кровать.
В Древнем Египте уже были такие мебельные формы для сна и отдыха, как складная кровать, переносная кровать с ножками в виде звериных лап и ручками. Кровать из гробницы Тутанхамона (родившегося около 1340 года) имеет прямоугольную деревянную раму, покрытую золотым листом, и сетку из витых веревок. Ножки кровати Тутанхамона оформлены как лапы животного.
Родина кровати с балдахином.
Кровать ассирийцев и вавилонян напоминала ложе египтян, и была подобна современной софе с подушками-валиками на которые можно было облокачиваться. Этот очень простой предмет мебели, однако украшали подушками, бахромой, кистями. Ассирийцы накрывали кровати покрывалами, дорогими тканями, стремясь произвести впечатление, что это роскошная кровать. Пророк Амос уверял, что у вавилонян и ассирийцев были даже кушетки из слоновой кости. Такое неслыханное богатство и в древнем мире, конечно, было редким и долгое время непревзойденным. Немногим известно, что кровать с балдахином является ассиро-вавилонским наследием. Известный из Библии вавилонский полководец Олоферн, убитый Юдифью, спал в кровати с колоннами и балдахином. Текстиль широко использовался для отделки мебели, начиная с москитных сеток, закрывавших кровать, до пышных обивочных материалов.
Приблизительно в IV веке до н. э. язык художественных форм подвергся глубоким изменениям. Греческие элементы смешались с индийскими формообразующими элементами, в результате чего возник своеобразный новый мир форм. В этот период претерпели изменения и формы мебели. Широко распространена низкая примитивная кровать-каркас на четырех ножках с пропущенными через них опорами. Плоскость для лежания была плетеной. Такие кровати изготавливали из дорогого материала и пышно украшали.
Китайская кровать.
Интересную форму в доме китайцев имела парадная кровать. В жилищах была и более упрощенная мебель для сидения, а также специально для курильщиков опиума простые ложа наподобие кровати, на две персоны, не отличавшиеся удобством.
Японская кровать.
Японцы спали не на кровати, а на циновке с красивым узором, на которую клали тонкий, набитый хлопком матрац. Вместо подушки, как и древние египтяне, они использовали деревянную подставку для головы, с крутящимся цилиндром, часто сплетенным из тростника. Около кровати стоял бумажный фонарь с реечным каркасом.
Когда греки еще только спали на кровати.
Когда у греков появился обычай есть лежа; для этих целей они применяли клине (греч. "kline" англичане взяли в основу своего слова "recline", которое описывает кровати и кушетки, на которых устраивались для трапез). Во времена Гомера еще ели за столом, а кровать использовали только для сна. В большинстве случаев кровать была изготовлена из дерева, на высоких опорах и перед ней ставили скамеечку. Позднее она приобрела подголовник и подушки. Ножки такой кровати совсем не были изящными. Прямые, схожие с колоннами или выточенные, они часто украшались волютами.
В спальне римлян.
Традиционная римская кровать (lectus cubicularis, lectus genialis), обычно деревянная, богато драпировалась и имела мягкую обивку. Четыре выточенные ножки несли четырехугольную деревянную раму с низким косым или изогнутым изголовьем. Профилированные поперечины, интарсия и бронзовые украшения на раме придавали этой мебели очень эффектный вид. На базе этой мебельной формы возникли носилки, которыми пользовались знатные римляне для передвижения по городу.
Византийская кровать.
По сравнению с греко-римским мебельным искусством в византийской мебели ощущается значительное упрощение форм. На миниатюрах, изображающих императоров и царей, мы видим примитивно оформленную мебель для сидения, кровати, сундуки и столы. Характерны выточенные опоры и спинки, колоннады. Для украшения использовалась цветная роспись и позолота. Распространены табуреты, складные стулья и сундуки, крышка которых использовалась для сидения; на кровати обычно спала лишь хозяйка дома, мужчины спали в стенных нишах.
Средневековая кровать.
В средневековье кровати приобретают большее значение. Их формы, созданные на основе византийских образцов, претерпели дальнейшие изменения: характерная конструкция – рама на точеных ножках, окруженная низкой решеткой. Позднее, начиная с XII века, под влиянием восточной шатровой конструкции, стали применять кровати с балдахином, которые укрепляли сознание безопасности. Драпировка крепилась к потолочной балке или на специальный каркас.
Кровать в готическом стиле, если она не была встроена в стену, имела полубалдахин, полный балдахин или большой, подобный шкафу деревянный каркас, а в южных странах Европы – дощатую конструкцию с архитектурным членением, резьбой и цветной отделкой. Встраивание кроватей в стену и пологи служили для защиты от холода в плохо обогреваемых помещениях.
Кровать эпохи ренессанса.
О форме итальянской ренессансной кровати мы можем в какой-то мере судить по изображениям на картинах и гравюрах. Кровати были высокими, с приступкой и балдахином или задергивающимися занавесками, с высоко приподнятым изголовьем.
Важное место в жилом интерьере французского ренессанса отводится кровати ("lit de parade"); она решается как архитектурное сооружение, оформляется колоннами, балдахином, головным щитом красивой резной работы. Уже в этот период в кругах аристократии был распространен обычай принимать гостей, лежа в кровати. Отсюда и требование к кровати быть парадной, представительной.
Парадная кровать барокко.
В эпоху барокко наиболее богато убранным предметом обстановки является кровать. В соответствии с придворным этикетом спальня играла роль приемной: гостей принимали или лежа в кровати, или во время сложной процедуры одевания. Кровать постепенно приобретает форму некоего шатра, сооруженного из пышных шелковых или дамастовых занавесей и драпировок, почти полностью скрывающих деревянные элементы.
В английском барокко (стиль королевы Анны) кровати получают шатровое решение; пышно оформленные дорогими тканями – бархатом, шелком, штофом, они подлежат рассмотрению скорее в плане искусства обивки и драпировки, но не мебели.
Кровать Регентства.
В период Регентства, период между "королевскими стилями" барокко и рококо, кровать по-прежнему остается важным предметом обстановки, однако теперь кровать становится полубалдхинной.
Кровать классицизма.
В период английского классицизма (мебель круга Хэплуайта) кровати по-прежнему с балдахином. Мебель круга Шератона – кровать, убранная драпировками, снабженная легкими, шатрообразной формы балдахинами.
Кровати австро-венгерского классицизма (т. н. стиля цопф, или Иосифа II) исполнялись без балдахинов, с пуританской простотой форм и резного декора, как и остальные предметы мебели.
Кровать эпохи Директории.
В эпоху стиля Директории кровать, освобожденная от массы скрывавших ее драпировок и занавесок, решается в различных вариантах; один из них – кровать с одинаковыми по высоте и оформлению головным и ножным щитами, установленная вдоль стены.
Кровать ампира.
Кровати ампира, с балдахинами или без них, часто устанавливаются на цоколи; они решаются то в форме римского саркофага, то в форме ладьи.
Кровать Бидермейер.
Кровати эпохи Бидермейер исполняются с простыми, гладкими поверхностями, с одинаковыми по высоте головным и ножным щитами. Еще недавно столь распространенные балдахины теперь совершенно выходят из употребления.
[Закрыть]кровати над его головой, все еще не чувствуя себя уютно в собственной коже.
Но он полагал, что и змеи чувствуют себя также. Вот почему они всегда сбрасывают кожу. Если бы он мог также легко очиститься от вины, порожденной его ночной выходкой. Он выполнил то, что должен был сделать, убедил Розалин выйти за него. Но это была ложная победа.
Застонав, Ланс сел. Тяжелая кольчуга давила на него так, как будто он был связан и закован в кандалы. Но он полагал, что ему стоит привыкать к ощущению ноющих мускулов и боли в спине. Он обрек себя на эти цепи обмана на множество последующих ночей.
И заслужил это, после того, что сделал со своей бедной Владычицей Озера: наговорил ей еще больше лжи, продолжил сбивать ее с толку, безжалостно вторгся в ее слишком доверчивое сердце.
И как сильно она верила и любила этого нелепого призрака, которого он создал. Даже Ланс не осознавал насколько до сегодняшней ночи, когда она сделала этот удивительный жест: ее тонкие белые руки упали по бокам, открывая и ее красоту, и ее уязвимость. Шрам, который так расстраивал Розалин, кремовая нежность ее плеч, маленькие совершенные округлости груди. Все это было застенчиво обнажено для ее героя.
А ведь он не являлся благородным рыцарем, опустившимся на колени у ее ног, как она думала. Он был всего лишь лжецом, даже скорее пресыщенным распутником, который в свое время оценил и попробовал слишком много женщин.
Тогда почему Розалин могла так тронуть его? Она взволновала его чистотой желания, которое, казалось, струилось из ее души к Лансу. К сожалению, сейчас, когда он воссоединился со своим телом, воспоминание о ее нагой красоте пробуждало не только его душу. Глубокое и мощное желание струилось по его венам, заставляя чресла болеть, вызывая испарину на лбу.
Ланс неуклюже спустил ноги с кровати и сделал несколько вдохов, борясь с ошеломляющим ощущением. Он хотел женщину. Боже, как он хотел ее! Его желание выходило за пределы понимания, за пределы любого чувства пристойности. И самое ужасное было то, что он не знал, как мог получить Розалин даже после свадьбы.
Ведь Розалин выйдет замуж не за Ланселота дю Лака, наполнившего ее голову всеми этими чертовски глупыми высказываниями о куртуазной любви, чистом и непорочном поклонении на расстоянии.
Встав на негнущиеся ноги, Ланс заметил свое отражение в полированной металлической поверхности щита, висящего на грубой каменной стене.
«Нет, не мое отражение», – горько подумал Ланс. Не его, а ненавистного соперника, благородного возлюбленного Розалин. Сэр Ланселот, со струящимися темными волосами и напряженным взглядом, отражался неясной фигурой в кольчуге.
– Ты вероломный ублюдок. Предполагалось, что ты изящно удалишься из жизни леди сегодня ночью. Предполагалось, что ты будешь свататься за меня, не за себя! – пробормотал Ланс и грубо передразнил себя: – О, миледи, если бы мои жизнь и сердце чудесным образом могли быть возвращены ко мне, они бы всецело принадлежали вам. Какого дьявола ты делал, изливая на нее эту чушь?
– Нет, мальчик, – раздался удивленный голос из тени позади Ланса. – Более правильный вопрос: с каким дьяволом ты говоришь?
Ланс повернулся кругом, его сердце беспокойно забилось. Знакомая призрачная фигура неспешно появилась из открытой арки башенной комнаты, винтовая лестница позади него завивалась в темноту. Но лорд Просперо излучал собственное неземное сияние, его плащ был накинут на одно плечо, алая туника почти переливалась, пока он разглядывал Ланса своими экзотическими раскосыми глазами.
Оправившись от шока, Ланс почувствовал, как его сердце ушло в пятки от страха. Достаточно плохо, если тебя поймают, когда ты как лунатик слоняешься в кольчуге и общаешься с собственным отражением. Но если это сделает насмешливый дьявол Просперо…
Ланс замысловато выругался.
– Ты! Я надеялся, что больше не увижу тебя.
– Правда? – Просперо кротко улыбнулся, как будто надежды Ланса не представляли для него никакого интереса. – Тогда тебе не следовало шуметь здесь, играя в рыцарей и драконов в моей башне. Разве ты уже не слишком взрослый для таких игр?
Ланс вспыхнул.
– Я только немного отдохнул на твоей постели. Я не думал, что ты все еще пользуешься ей.
– Логично, – Просперо оставил свою небрежную позу, отойдя от арки. – Однако моя личная библиотека – другое дело.
Он с осуждением ткнул пальцем в направлении шкафа:
– Некоторые мои книги и документы пропали.
– Разве? Возможно, мой брат позаимствовал их. Я говорил тебе, что он пытается исследовать твою историю.
– Этот мальчик должен научиться думать о своих собственных делах. Ты немедленно велишь ему положить книги обратно, – скомандовал Просперо.
– Вели ему сам, – резко ответил Ланс. – Почему бы тебе не убраться отсюда и не начать хоть немного преследовать Вэла? Я сделал то, что ты хотел. Я вернул твой проклятый меч обратно.
– Я видел его, – рот Просперо сжался от недовольства. – Из кристалла пропал кусок.
– И что? Меч в безопасности. Разве этого недостаточно?
– Ты Сент-Леджер, мальчик, и ты, кажется, все еще не понял могущества, которое заключено в кристалле, даже в мельчайшем кусочке. Если этот осколок попадет в неправильные руки…
– Этот пропавший кусок весьма вероятно находится на дне озера Мэйден, – перебил его Ланс. – И если ты хоть на секунду предположил, что я собираюсь вновь зайти в эту дьявольски холодную, грязную воду, ты можешь отправиться в Бедлам. Ты сумасшедший, и это также верно как то, что ты мертвый. Если кусок кристалла так важен для тебя, используй свои чары, чтобы достать его, а меня оставь в покое!
Брови Просперо изогнулись с надменным удивлением.
– Ей-богу, ты сегодня в скверном настроении. Без сомнения, из-за кольчуги. Я никогда не находил прелести в том, чтобы заковывать себя.
– Может быть, ты бы обнаружил эту прелесть, если бы кто-нибудь попытался разрубить тебя мечом надвое.
– Умный и образованный мужчина всегда может найти более удобные способы избежать такой неприятной смерти.
– Да, например, быть сожженным заживо.
Просперо нахмурился, но Ланс твердо смотрел на него. В его сегодняшнем настроении он не обратил бы внимания на гнев Просперо, даже если бы чародей превратил его в горстку пепла. Насмешки призрака злили Ланса. Он попытался избавиться от своего нелепого одеяния, бросив кольчугу на каменный пол.
С приглушенным проклятьем Просперо раздраженно двинул рукой, и кольчуга взлетела в воздух. Колдун щелчком пальцев распахнул один из сундуков, аккуратно заставил доспехи опуститься внутрь и захлопнул крышку.
Одетый только в грубую шерстяную тунику, Ланс повернулся, чтобы посмотреть на Просперо, готовый скрестить с ним мечи. Но в глазах предка появилось задумчивое выражение, сменившее прежний раздраженный взгляд.
– В чем дело, мальчик? – тихо спросил он.
Неожиданная мягкость этого вопроса захватила Ланса врасплох.
– Ни в чем, – пробормотал он, подойдя к маленькому деревянному столу и нервно схватив перо, которое было брошено здесь. Щелкнув пальцами, чародей заставил стило вылететь из пальцев Ланса.
– Это кажется тем видом «ни в чем», которое доводит мужчин до безумия, – Просперо изучал Ланса прищуренными глазами. – И если я не ошибаюсь, ты выказываешь безошибочный признак того, что кровь Сент-Леджеров взыграла, закипев с неотвратимой потребностью заклеймить твою единственную истинную супругу.
– Не будь смешным, – фыркнул Ланс, потирая шею. Черт, его кожа была слишком горячей, почти лихорадочно горячей.
– Я не понимаю, почему ты мучаешь себя, мальчик, – продолжил Просперо, хотя Ланс молчал. – Я знаю, твоя леди уже здесь, надежно спрятана в твоей постели и ждет.
– Но не меня, – выпалил Ланс. – Она…
Он остановился, но чувствовал странную потребность продолжить, притягиваемый гипнотическими глазами Просперо: эта мудрость веков, которая, казалось, глубоко отпечаталась на его бородатом лице, этот намек на сострадание, которое было почти отцовским.
Все это вызвало мысли об отце Ланса, таком далеком и недостижимом. «Но разве Анатоль Сет-Леджер когда-нибудь был другим», – подумал Ланс. Странный комок образовался в его горле.
Даже если бы его отец был дома, Ланс не представлял, что мог бы обратиться к нему за помощью и советом. Как мог Ланс прийти к ужасному лорду Замка Леджер и рассказать, что он снова доказал, насколько плох старший сын и наследник Анатоля? Описание того, что он сделал, могло только разочаровать и огорчить отца, которым Ланс так отчаянно восхищался.
Но Просперо… Если даже половина слухов правда, значит, он точно такой же как Ланс: дикий и безрассудный, лжец и негодяй. Кто лучше поймет подлеца, чем подобный ему?
Ланс уныло опустился на один из сундуков. Положив подбородок на руки, он рассказал Просперо все ужасные детали того, как обманул Розалин Карлион.
– И теперь она пообещала выйти за меня, – уныло произнес Ланс. – Но она не хочет меня. Она хочет его.
Он ожидал, что Просперо рассмеется над этой нелепой ситуацией: мужчина, соперничающий сам с собой. Если бы это случилось с кем-то другим, Ланс боялся, что и сам мог бы захохотать.
Хотя в глазах чародея появились подозрительные искорки, Просперо достаточно торжественно ответил:
– Что ж, мальчик, кажется, у твоей проблемы есть очень простое решение.
Ланс поднял руку в усталом протесте.
– Не советуй мне рассказать ей правду.
– Почему нет?
– Потому что она обожает сэра Ланселота. Если бы ты видел, как сияют его глаза при его появлении. Она начинает светиться. Если я разубежу ее в существовании сэра Ланселота, я больше никогда не увижу ее такой, а мне это слишком сильно нравится.
В этом было трудно признаться. Нравится? Черт! Он становился зависимым от улыбки Розалин, нуждался в ней, желал ее также сильно, как желал попробовать вкус ее сладких губ.
– Ах, значит, ты полностью влюбился в молодую леди, – задумчиво произнес Просперо, поглаживая кончик своей блестящей бородки.
– Нет, это не так. Я просто… – Ланс начал инстинктивно возражать, но тут же запнулся, вдруг не в состоянии продолжать отрицать. Даже для самого себя.
Тысяча образов Розалин пронеслась в его голове. Ее наивный интерес ко всему, что имело отношение к легенде, ее пылкое мужество, когда она боролась, чтобы спасти меч, ее отважный оптимизм, с которым она противостояла самым унылым сторонам своей жизни.
Его Владычица Озера с упрямым подбородком, вздернутым носиком и мягкими голубыми глазами. Босоногая чародейка, всегда одетая в простую белую ночную рубашку и мягкую дымку грез.
«Миледи… Я буду любить вас вечно».
Голос, отозвавшийся в его голове, принадлежал Ланселоту дю Лаку. Но слова… Эти слова, удивленно осознал Ланс, пришли прямо из сердца Ланса Сент-Леджера.
– Черт! – ошеломленно выдохнул Ланс. – Я люблю ее. Так сильно. Я готов умереть за нее.
Просперо улыбнулся.
– Тогда я советую тебе, мальчик, сказать это ей. Не мне. И… ммм… в этот раз без кольчуги.
Ланс приподнялся, задумавшись над этими словами, его сердце забилось в надежде, но он тут же вернулся к действительности и немедленно опустился обратно.
– Я не могу, – простонал он.
– Почему, черт возьми, нет? – спросил Просперо с толикой нетерпения.
– Потому что моя любовь к ней ничего не изменит, – грустно ответил Ланс. – Я дал ей легендарного рыцаря, совершенного героя. Если я заберу сэра Ланселота, что я могу предложить ей взамен? Только очень несовершенного мужчину?
– Ты был бы удивлен, узнав, сколько мужских пороков может стерпеть женщина, пока она чувствует, что любима и желанна.
Ланс только покачал головой в упрямом неверии, а Просперо издал звук очень похожий на раздраженный вздох.
– Ах, эти смертные. Я никогда не пойму, почему вы превращаете что-то такое простое как любовь в такое запутанное дело.
– Если ты думаешь, что все так просто, значит, ты никогда не любил.
– Весьма вероятно – нет, – любезно согласился Просперо. – Я выбрал мою жену по намного более земным соображениям: из честолюбия и жадности.
Несмотря на бушующие в нем эмоции Ланс посмотрел на Просперо с благоговейным удивлением.
– Ты был женат? И без помощи Искателя Невест?
– Их не было в мое время. Если ты помнишь, я был первым лордом Сент-Леджером. Я должен был полагаться на свой собственный ум, – губы великого колдуна изогнулись в редком выражении самоуничижения. – Умный мальчик, каким я и являлся, я выбрал честную девушку с простым лицом и очень большим состоянием.
– Но в семейных документах нет записей о ней. Она не похоронена в склепе Сент-Леджеров под церковью.
– Все потому, что моей Агнес хватило ума снова выйти замуж после моей смерти. За простого достойного мужчину, который был слишком чувствительным, чтобы изучать запретные вещи, который дал бедной женщине больше покоя, чем она знала, когда была моей женой.
Задумчивое выражение проскользнуло по обычно надменным чертам Просперо, его взгляд, казалось, был направлен внутрь, перебирая какие-то воспоминания, которые, очевидно, были отягощены сожалением.
Это тяжелое молчание длилось так долго, что Ланс почувствовал нежелание беспокоить колдуна, но любопытство победило.
– Прошу прощения, милорд. Но не думаете ли вы, что возможно из-за этого вас сожгли на столбе? – спросил Ланс. – Из-за проклятия Сент-Леджеров, женящихся на неправильных женщинах.
– Нет, мальчик. Я сумел сам проклясть себя без помощи легенд.
Просперо расправил плечи, стряхнув свои горестные мысли.
– Но хватит о древней истории. Мы обсуждали твое будущее. Если ты не можешь разоблачить свой маскарад во имя любви, тогда сделай это по более практическим соображениям. Твоя жизнь. Эти ночные скитания опасны для тебя. Намного больше, чем ты можешь вообразить.
– О, да, я понимаю, – Ланс встал на ноги, пренебрежительно пожав плечами. – Мой отец часто предупреждал меня: «Тот, кто обладает великой силой, должен использовать ее мудро», – Ланс передразнил строгий голос Анатоля Сент-Леджера. – Если я когда-нибудь отделюсь от своего тела слишком надолго и не вернусь в него прежде, чем солнце полностью встанет, тогда, весьма вероятно, я умру.
– Умрешь? Ты будешь желать умереть, мальчик!
Неожиданная свирепость в голосе Просперо испугала Ланса. Он посмотрел на предка с удивлением, когда Просперо мрачно продолжил:
– Жизнь, на которую ты будешь осужден, намного хуже твоих самых худших предположений. Пойманный навечно где-то между небесами и адом, смотрящий как все, что ты знал, увядает и исчезает с безжалостным ходом времени. А ты продолжаешь безжалостно существовать, не в состоянии прожить остаток своей жизни, не в состоянии умереть. Бесконечность, состоящая из ничего. Только скитания.
На мгновение Ланс почувствовал сильное волнение от слов Просперо. Затем он выдавил неловкий смешок, уверенный, что лукавый колдун просто пытается испугать его, чтобы он прекратил свой маскарад, изображая Ланселота дю Лака.
– Как ты можешь знать, что случится со мной? – насмешливо спросил он. – Нет записей ни об одном Сент-Леджере, имевшем силу, хотя бы отдаленно напоминающую мою. Откуда ты знаешь, что мне будет суждена такая ужасная…
Ланс замер, ответ ясно вырисовался для него в глубинах безнадежного взгляда Просперо, взгляда уже проклятого мужчины.
– Боже мой! – прошептал Ланс. – Это ты. Ты когда-то был таким же ночным скитальцем как я.
Просперо ничего не сказал, плотнее укутываясь в плащ, как будто пытаясь вновь скрыться за аурой таинственности, которая покрывала его жизнь.
– Просто помни, что я сказал тебе, мальчик.
И прежде чем Ланс успел моргнуть, колдун исчез. Ледяной холод прошел сквозь него, когда он вспомнил, как раз или два был близок к тому, о чем говорил Просперо.
Пойманный навечно между небесами и адом…
Ланс содрогнулся. Ужасающая перспектива, и все же даже опасность такой ужасной судьбы бледнела перед другим открытием, которое он сделал ночью. Теперь, когда он наконец осознал природу своих чувств к Розалин, ничто иное, казалось, не имело значения.
Сила его любви к ней наполнила его страхом и таким удивлением, которое он не испытывал с тех пор как был мечтательным юнцом. Если единственным способом, которым Ланс мог сохранить место в сердце Розалин, был призрачный герой, ночной скиталец, значит, так тому и быть. Его леди стоила любого риска.
Взяв фонарь, Ланс осторожно подошел к винтовой каменной лестнице, поворачиваясь спиной к башенной комнате.
А также и к предостережениям Просперо.
Глава 14
Теплый летний дождь барабанил по узорчатым окнам церкви Святого Готиана. Туманное серое небо не могло прогнать сумрак из тихой внутренней части церкви, и даже улыбающиеся херувимы, вырезанные на купели для крещения, выглядели немного подавленными.
Деревенская церковь была маленькой. В неф помещалось не более сотни душ, но этим утром церковные скамьи, на которых сидело лишь несколько слуг, родственников и друзей Сент-Леджеров, собравшихся на свадьбу Ланса Сент-Леджера и леди Розалин Карлион, казались зловеще пустыми.
Аккуратно причесанный, с накрахмаленным и замысловато завязанным галстуком, в лучшем голубом сюртуке, Ланс стоял с дрожащей невестой перед алтарем, пока преподобный Джозайя Грамбл произносил слова венчания звучным голосом, известным за то, что вогнал в сон не одного прихожанина. Хотя это и было не совсем обычно, Ланс крепко обнимал свою невесту за талию.
Чтобы поддержать бедного ребенка, который все еще восстанавливается от очень тяжелого ранения, так думали присутствующие. И только Ланс знал, какой страх руководил его действиями, опасение, что если он выпустит ее из рук, Розалин может передумать и убежать.
С тех пор как Розалин тихонько спустилась в кухню и едва слышным голосом сообщила Лансу, что принимает его брачное предложение, ему не понадобилось много времени, чтобы притащить ее к алтарю.
Ланс поднял на ноги викария и добыл специальное разрешение, не дожидаясь, пока портниха дошьет новые платья Розалин. Поэтому ее свадебный наряд состоял из предметов одежды, которые он стащил из гардеробов сестер: украшенное узором в виде веточек муслиновое платье Леони, бледно-желтый капор Фиби, изящную кружевную шаль Мэрайи.
Не очень элегантное одеяние Ланс выбрал для своей невесты, но он должен был признать, что простота наряда подходила стройной фигуре Розалин и ее миловидному лицу. Девушка превратилась из печальной молодой вдовы… в печальную молодую невесту.
Сжимая веточку дикого вереска своей затянутой в перчатку рукой, она казалась бледной и испуганной. А на лице Розалин было выражение, которое Ланс начинал называть ее дневным обликом. Она так отличалась от энергичной, улыбающейся женщины, которая встречала сэра Ланселота ночью, что Ланс чувствовал тревожащие уколы совести. Еще было время остановить все это, остановить свадьбу и сказать правду.
Он не знал, какая жестокая судьба предназначила Розалин стать его избранной невестой. Он должен освободить ее, отдать ей половину своего состояния и просто позволить уйти.
Но когда эта мысль посетила его, пальцы Ланса сильнее сжали талию девушки. В первый раз за всю церемонию Розалин подняла глаза от каменного пола и посмотрела на него. Один взгляд на ее невинное лицо, и благие намерения Ланса превратились в пыль. Все, что он искал всю свою беспокойную жизнь, сияло в этих небесно-голубых глазах. Потерянная честь, потерянные надежды, потерянные мечты.
Когда подошло время клятв, Ланс произнес их дрожащим и прерывающимся от эмоций голосом. Последнее благословение, и преподобный Грамбл захлопнул молитвенник с самодовольной улыбкой.
Все закончилось. К лучшему или к худшему. Ланс и Розалин теперь стали мужем и женой. Она дрожала, но стояла неподвижно, пока Ланс склонялся, чтобы запечатлеть целомудренный поцелуй на ее мягких губах.
Он намеревался просто уважительно коснуться ее, но губы Розалин прижались к его с неожиданным теплом и сладостью, что удивило Сент-Леджера, заставляя его сердце забиться с неразумной надеждой.
Но когда Ланс отстранился, ее глаза были закрыты. Он увидел мечтательное выражение на лице жены и понял, что она делает. Представляет, что он сэр Ланселот дю Лак.
«А почему бы и нет?» – горько подумал Ланс. Его вероломный соперник сам посоветовал ей так поступать, когда навещал Розалин прошлой ночью.
Ее веки, дрогнув, поднялись, и когда взгляд девушки снова сосредоточился на Лансе, стало болезненно очевидно, что все ее приятные фантазии улетучились. Прежде чем Ланс смог сжать руку Розалин и попытаться предложить ей слова утешения, их обоих остановила Эффи Фитцледжер, вскочившая со скамьи.
– О, Боже мой! – ворковала Эффи, все еще вытирая влажные глаза кружевным платочком. Она всхлипывала в течение всей церемонии, хотя, как подозревал Ланс, не из сентиментальных побуждений, а больше из-за досады от того, что и эта свадьба не была ее.
Она сначала сжала Ланса, потом Розалин в мокром объятии, поздравляя их задыхающимся голосом. Несмотря на все нежелание Эффи выступать в роли Искателя Невест, она очень гордилась парами, которые создавала, как до этого делал ее дедушка. Более тихие поздравления Вэла затерялись в шумном потоке слов Эффи.
– Я верю, вы оба будете очень счастливы, – сказал он, пожимая руку Ланса.
– Спасибо тебе, Вэл. Теперь, когда я надежно окольцован, возможно, ты перестанешь так сильно беспокоиться обо мне.
– Я едва ли осмелюсь сделать это еще раз, – ответил Вэл, отнимая руку так же быстро, как протянул ее. Его легкий тон был таким же вымученным, как и улыбка Ланса.
Напряжение сохранялось между ними с того вечера, когда они поспорили из-за Рейфа Мортмейна. Слишком много было сказано в тот день, а еще больше осталось недосказанным. Ланс был слишком упрямым, чтобы извиняться, и в кои-то веки, удивительно, но его брат тоже не делал этого.
Лансу так хотелось почувствовать знакомое тепло брата и его поддержку, особенно в такой день. Он думал, что Вэл попытается сгладить их ссору, как тот делал всегда.
– Вэл, я… – неловко начал Ланс, но тут же был заглушен громоподобным смехом Джозайи Грамбла.
Эффи возмутительным образом кокетничала с дородным викарием. Розалин, стоявшая между ними, выглядела молчаливой тенью.
– Ах, мисс Эффи, и когда же будет следующая свадьба Сент-Леджеров? – поддразнивал Грамбл. – Надеюсь, в следующий раз я буду оповещен заранее, милая леди.
– Не беспокойтесь, сэр. Я все еще истощена после моих недавних усилий в поиске невест. Вы знаете, как нежен мой организм, – Эффи захихикала и замахала веером перед своим лицом. – Слава небесам, теперь меня не скоро призовут, чтобы создать еще одну пару.
Вэл вздрогнул, и Ланс заметил это.
– Ты кое о чем забыла, – язвительно напомнил он Эффи. – Как насчет моего брата?
– Ах, в самом деле, бедный Валентин, – ответила та, легкомысленно пожав плечами. – Я не вижу здесь большой срочности. На самом деле, возможно, не существует невесты, предназначенной для него.
Ланс окаменел даже не столько от этих слов Эффи, сколько от реакции Вэла, который просто опустил голову. Неужели Святой Валентин был таким покорным, что не мог высказать несогласие, даже когда речь шла о его собственном счастье? Даже Розалин начала протестовать. Бросив полный сочувствия взгляд на Вэла, она взмолилась:
– О, мисс Фитцледжер, конечно, вы, должно быть, ошибаетесь.
– Боюсь, нет. Знаете ли, так случается. Не каждому Сент-Леджеру суждено жениться. Валентин, вероятно, предназначен для других, более благородных деяний, для карьеры врача, у которого нет времени на жену, – перья на шляпке Эффи затрепетали, когда она кивнула и улыбнулась Вэлу. – Осмелюсь сказать, что ты станешь таким же веселым старым холостяком, как кузен Мариус.
Мариус? Несчастный Сент-Леджер, чья избранная невеста умерла на его руках? Ланс чуть не задохнулся от негодования. Он начал раздраженно упрекать Эффи, но та, обладающая вниманием, порхающим как бабочка, уже перескочила на другую тему – новая одежда Розалин.
– Нет, милочка, – говорила она, похлопывая Розалин по руке. – Миссис Белл может быть и умело обращается с иголкой, но у нее совершенно нет вкуса. Прежде, чем вы позволите ей шить для вас, лучше посоветуйтесь со мной.
Ланс разозлился, но понял, что не время и не место пытаться образумить Эффи. Повернувшись к Вэлу, он приглушенным голосом убеждал брата:
– Не обращай на нее внимания. Ты же знаешь, какова Эффи. Я поговорю с ней позднее.
– В этом нет нужды, брат.
– Нужно лишь убедить ее взяться за свои обязанности Искателя Невест. Уверен, если я пообещаю купить какую-нибудь дорогую безделушку для нее, она…
– Оставь это, – перебил его Вэл с резкостью, которая удивила Ланса. – Весьма вероятно, что Эффи права в отношении меня.
– Права? – воскликнул Ланс. – Причина того, что я сам стою здесь, перед алтарем, в том, что я пошел посоветоваться с Искателем Невест в твоих интересах. Что случилось с теми бессонными ночами, на которые ты так жаловался, с постоянными страданиями Сент-Леджера, который знает, что пришло время выбрать пару?
– Кажется, все это исчезло.
Исчезло? Открыв рот, Ланс уставился на брата. Его последние ночи были чистым адом. Он метался и ворочался, горел и испытывал боль от желания заняться любовью с Розалин. Он находил покой только в своем, подобном трансу, состоянии, когда выдавал себя за сэра Ланселота.
А потребность Вэла в невесте просто исчезла? Ланс хотел бы знать, каким дьявольским способом тот справился с этим. Но прежде чем он смог задать вопрос брату, Вэл отошел от него.
Временное затишье в бесконечном щебетании Эффи предоставило Вэлу удобный случай осторожно пробраться к Розалин, чтобы поздравить ее и запечатлеть братский поцелуй на щеке новобрачной.
Ланс продолжал озабоченно разглядывать брата, отмечая в том слабые перемены, которые настораживали его. Та же мягкая улыбка, те же спокойные манеры, но Вэл, казалось, более тяжело опирался на свою трость, а его плечи уныло опустились.
Как будто он отказался от чего-то большего, чем поиск невесты. Отказался от всех надежд на восстановление взаимопонимания между ним и Лансом. Прежде страдая от чувства своей вины, Ланс, полный горечи, часто говорил себе, что подобная отчужденность Вэла стала бы именно тем, чего он хотел. Сейчас же, когда, казалось, цель достигнута, Ланс должен был бороться с паническим чувством, что его бросили на произвол судьбы.
Возможно, Ланс нашел невесту, но в последнюю неделю он испытывал чувство пустоты, как будто потерял и брата, и друга. Сент-Леджер пригласил Рейфа на церемонию, на самом деле не рассчитывая, что тот придет, но какая-то часть Ланса надеялась на это.
Отбросив эти грустные мысли, Ланс выдавил улыбку, приветствуя оставшихся гостей – слуг, которые работали в Замке Леджер много лет и знали Ланса еще мальчишкой. Его преданный главный конюх Уолтерс, старый дворецкий Уилл Спракинс, который часто катал Ланса на своих худых плечах, несмотря на то, что одна нога Уила была деревянной из-за ужасного несчастья, случившегося с ним в юности. Пухлая жена Уилла, Нэнси, замыкала шествие, улыбаясь и пылко благословляя своего молодого мастера, которого она, казалось, все еще считала маленьким проказником, воровавшим бисквиты с ее противней.
Пока Ланс принимал их горячие поздравления, его взгляд устремился к безмолвной фигуре в задней части церкви, которую он не заметил прежде. Высокий мужчина сидел в затененной нише на самой последней скамье.
Настроение Ланса поднялось. Распрощавшись с поздравляющими так быстро, как только смог, он направился в боковой предел храма. Его сапоги гулко стучали по старым камням, покрытым именами, памятникам другим, давно умершим и похороненным под церковным полом, Сент-Леджерам.
