Текст книги "Нечестивый союз"

Автор книги: Сюзанна Грегори

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 27 страниц)

– Что это? – спросил Майкл, у которого коричневое пятно на камне не вызвало особого интереса.

– Похоже, кровь, – ответил Бартоломью.

Опустившись на корточки, он принялся внимательно осматривать траву. Кое-где виднелись зловещие бурые пятна. Выпрямившись, Бартоломью многозначительно поглядел на Майкла.

– Что ж, по крайней мере, теперь нам есть о чем сообщить канцлеру, – произнес тучный монах.

IV

Сведения, добытые Бартоломью и Майклом, отнюдь не произвели на канцлера впечатления. Он с большой неохотой согласился выполнить их просьбу и дать своим клеркам поручение отыскать сбежавшего церковного служку. Рассказ Бартоломью о вчерашнем столкновении с обитателями грязного переулка канцлер выслушал с явным неудовольствием. Что же касается скрытой в кустах тропинки, соединяющей бедную улицу с церковным двором, то канцлер отверг саму возможность ее существования.

– Кто, по-вашему, протоптал эту тропу? – процедил он. – Сброд, который ютится в нищенских кварталах, не имеет привычки ходить в церковь.

Бартоломью хотел возразить, что тропа, вероятно, ведет через церковный двор к реке, однако счел за благо не усугублять недовольство.

– Гилберт испытал отравленное лезвие замка на крысе, – сообщил де Ветерсет. – Она сдохла через несколько мгновений. По моему распоряжению он ездил в доминиканский монастырь. Должен вам сообщить, что предположения ваши оказались справедливыми и наш покойник не принадлежал к братии этого монастыря. Приор лично прибыл сюда, дабы взглянуть на тело, и заявил, что никогда не видел этого человека.

Бартоломью отметил про себя, что канцлеру удалось узнать больше, нежели им с Майклом, и ощутил легкий укол вины. Ему оставалось лишь уповать на внезапное прозрение, благодаря которому разрозненные концы свяжутся воедино и он сможет вернуться к своей обычной деятельности.

– Каковы ваши дальнейшие намерения? – проронил де Ветерсет, взяв в руки исписанный лист пергамента и пробегая глазами по строчкам.

Бартоломью поднялся, чтобы идти. Канцлера явно не интересовало, как они поведут дознание, – его занимали лишь результаты. Майкл тем не менее не двинулся с места.

– Я хотел бы прочесть летопись, над которой работал покойный Николас, – заявил он.

Просьба эта моментально заставила канцлера насторожиться.

– Это еще зачем? – подозрительно осведомился он.

– Насколько я помню, в тот день, когда мы обнаружили в сундуке тело мертвого монаха, участь этой рукописи заботила вас куда больше, нежели участь всех прочих документов. Вполне резонно предположить, что неудачливого взломщика тоже прежде всего интересовала летопись Николаса. Возможно, он хотел ее похитить, возможно, только прочесть. Так или иначе, лишь ознакомившись с ней, я смогу понять, по какой причине эта рукопись подвигла неизвестного монаха на столь опасное предприятие, – пояснил Майкл, важно скрестив на груди пухлые руки.

– Что ж, будь по-вашему, – после недолгого колебания кивнул головой де Ветерсет. – До вечерней мессы рукопись будет в вашем распоряжении. Потом я намереваюсь отбыть по делам в Барнуэлльский монастырь и перед отъездом в обязательном порядке должен буду запереть рукопись в сундук.

Майкл склонил голову в знак благодарности, и канцлер провел их в небольшую комнату в церковной башне. Прежде чем отпереть сундук, он натянул на руки толстые кожаные перчатки, хотя все три замка, как отметил про себя Бартоломью, были новенькими и блестящими. Канцлер явно не относился к числу тех, кто склонен подвергать себя риску.

Когда де Ветерсет кончил возню с замками и выпрямился, Бартоломью увидал, что лицо его покрывают бисеринки пота.

– Пропитать ядом можно не только замки, – пробормотал он. – Кто знает, на какие мерзкие измышления способны преступники. Может, они спрыснут ядом циновки на полу и обрекут на смерть всякого, кто по ним ступает? А может, пропитают мышьяком документы?

Майкл, уже подошедший к сундуку, дабы извлечь книгу, занимавшую его воображение, опасливо отдернул руку. Канцлер криво усмехнулся и протянул ему перчатки.

– Я вернусь незадолго до начала вечерней мессы, – сообщил он. – После моего ухода непременно заприте дверь на засов. Никто, кроме вас, не должен входить в эту комнату. Если кто-нибудь постучит в дверь, скажите ему, чтоб убирался прочь.

Когда дверь за канцлером закрылась, Бартоломью задвинул тяжелый засов и прошелся по комнате взад-вперед. Майкл вытащил из сундука увесистую кипу страниц и положил ее на стол. К счастью, листы пергамента оказались толстыми, так что монах мог переворачивать их, не снимая перчаток.

– Слушай, а ты не мог бы попросить у епископа запасной комплект ключей? – неожиданно сказал Бартоломью.

– Конечно, я могу обратиться к нему с подобной просьбой. Но зачем тебе ключи? – с недоумением глядя на товарища, спросил Майкл.

– Нам следует проверить, подходят ли они к старым замкам. Если нам не удастся отпереть ключами епископа отравленный замок, значит, кто-то подменил не только замок, но и ключ в связке де Ветерсета. Канцлер утверждает, что никогда не расстается с ключами. Следовательно, подмена – дело рук Бакли, единственного человека, которому он их доверял. Открывая замки, Бакли мог незаметно заменить один ключ на другой. Если же ключи епископа подойдут к отравленному замку, мы можем сделать два предположения. Согласно одному из них, неизвестный злоумышленник пропитал ядом лезвие замка накануне гибели монаха. Согласно второму, отравленное лезвие находилось в замке с того момента, как его навесили на сундук, но по счастливой случайности до сих пор никому не причиняло вреда.

Майкл понимающе кивнул головой.

– Ключи, что сейчас у епископа, совершенно ему не нужны, – произнес он. – Они ведь не подходят к новым замкам. Я не вижу причин, по каким он мог бы воспротивиться моей просьбе.

Бартоломью подошел к окну и окинул взглядом Хай-стрит. Видневшийся вдали силуэт Майкл-хауза напомнил ему о занятиях со студентами – он вынужден ими пренебрегать. Отойдя от окна, Бартоломью приблизился к стенному шкафу, открыл дверцы и скользнул глазами по полкам. Майкл озадаченно наблюдал за его действиями. Затем Бартоломью нагнулся и осмотрел циновку, на которой стоял на коленях, открывая замок, погибший монах. Однако ему не удалось обнаружить ничего, достойного внимания.

– Меня ждут студенты, – заявил он. – Некоторые из них уже провалили испытательный диспут, и если они останутся без наставника, вторая попытка окажется столь же неудачной. К тому же мне надо навестить ребенка мистрис Бочер. Бедное дитя страдает от желудочных колик.

– Слушай, если ты будешь постоянно меня отвлекать, я никак не успею изучить такую здоровенную книгу, – раздраженно откликнулся Майкл. – Сделай милость, отправляйся к своим студентам. А перед вечерней мессой возвращайся сюда.

Бартоломью вовсе не хотелось оставлять Майкла одного в комнате, где нашел смерть неизвестный монах; но без толку терять день ему хотелось еще меньше. Поэтому он не преминул воспользоваться предложением Майкла. Выйдя из комнаты, он убедился, что друг его задвинул засов, и побежал вниз по лестнице. На последней ступеньке он замер, пораженный внезапной мыслью, резко повернулся и двинулся наверх.

Миновав комнату, где находился сундук с документами, доктор продолжил подъем. Чем выше он взбирался, тем грязнее становилась лестница. Ее покрывали перья и засохший помет, и Бартоломью догадался, что верхними пролетами пользуются чрезвычайно редко. В ноздри ему ударил тяжелый запах тления от трупов птиц, залетевших в башню и не сумевших выбраться.

Наконец он добрался до колокольни. Вокруг безмолвных колоколов с воркованием прохаживались голуби. Повсюду валялись обрывки веревок и канатов. Винтовая лестница, по которой Бартоломью поднялся сюда, кончилась. Однако у стены стояла деревянная приставная лестница, и по ней можно было добраться до двери-люка в потолке. Бартоломью недоверчиво ощупал лестницу, отнюдь не производившую впечатления надежной и устойчивой.

Впрочем, в действительности она оказалась довольно крепкой, и, хотя перекладины отчаянно скрипели под ногами доктора, он благополучно добрался до двери. Отодвинув задвижку, он осторожно вылез на крышу. Целая стая голубей, испуганных появлением человека, взметнулась в воздух. Солнечные лучи ударили в глаза Бартоломью, их свет казался особенно ослепительным после полумрака, царившего в башне. Врач выпрямился и огляделся по сторонам.

Вид, открывшийся его глазам, был столь прекрасен, что от восторга у Мэттью перехватило дыхание. День выдался ясный. Даже туман, обычно стоявший над болотами, в этот час развеялся; Бартоломью в какой-то миг показалось, что он различает вдали очертания башен Илийского собора. Многочисленные ручейки, пересекающие плоскую болотистую равнину, казались с высоты лабиринтом сверкающих серебряных нитей, каждая из которых тянулась к морю. Прислонившись к одной из угловых башен, Бартоломью скользнул взглядом вдоль блестящей ленты реки, и, к немалому собственному удивлению, разглядел баржу, стоявшую у дальнего причала. Стэнмору следовало бы поставить одного из своих людей здесь, на крыше, решил Бартоломью: тот смог бы заранее оповещать хозяина о приближении торговых судов.

Затем врач перевел взгляд на городские дома и улицы, которые с высоты выглядели куда привлекательнее, чем вблизи. Даже рыночные прилавки отсюда казались чистыми и нарядными. Бартоломью попытался отыскать переулок, где недавно ему пришлось пережить столь опасное приключение. Позабыв об осторожности, он подался вперед и даже сощурил глаза, чтобы лучше видеть. Отыскав взглядом ряды жалких хижин, он посмотрел в сторону церкви и убедился, что заросли кустарника, раскинувшиеся между церковным двором и кварталом трущоб, в одном месте чуть расступаются. Вне всякого сомнения, потайная тропа существовала не только в его воображении. Расчет Бартоломью, который надеялся увидеть ее сверху, оправдался.

Он высмотрел в церковном дворе два крупных надгробия и дерево поблизости от тропы, мысленно прикинул расстояния и повороты. Теперь он без труда отыщет пресловутую тропу, решил Бартоломью, и довольная улыбка тронула его губы. Тот, кто пытался замаскировать тайный путь, даром потратил силы.

Еще несколько минут доктор провел на крыше, наслаждаясь тишиной, покоем и безмятежностью, а затем направился к лестнице. Запереть дверь-люк оказалось нелегко: пришлось, опираясь ногами о шаткую перекладину, обеими руками сдвигать тяжелые деревянные створки. Как раз в этот момент колокола начали звонить, оповещая о погребении монаха. Бартоломью не раз слыхал, что люди, которые слишком долго оставались на звоннице во время колокольного перезвона, сходили с ума или лишались слуха.

Вот еще одно доказательство того, что люди имеют обыкновение пугать себя нелепыми выдумками, говорил себе доктор, спускаясь по приставной лестнице. Спору нет, колокольный звон был громким, но не настолько, чтобы у Бартоломью появились опасения за свой слух или тем более рассудок. Спрыгнув на пол, он зажал уши руками и несколько мгновений наблюдал, как раскачиваются тяжелые колокола. Внезапно нечто, ранее скрытое за одним из них, а ныне, когда колокол пришел в движение, открывшееся взору, заставило доктора вздрогнуть и опустить руки. Он сделал шаг вперед, но потом замер на месте. Слуху Бартоломью пока ничто не угрожало, но удар тяжеленного колокола, вне всяких сомнений, не пошел бы ему на пользу.

Бартоломью вышел из звонницы, закрыл за собой дверь и, усевшись на ступеньке винтовой лестницы, принялся выжидать, когда кончится перезвон. Но вот последний удар смолк, и из церкви донеслись звуки заупокойной службы. Доктор встал и вновь направился в звонницу. В башне было четыре колокола разной величины. За самым большим из них оказалось спрятано мертвое тело. Сейчас, когда колокол оставался недвижим, Бартоломью мог разглядеть лишь бледную раздувшуюся руку – она высунулась из-за деревянной станины колокола.

Каждый из колоколов поддерживался деревянным станом на расстоянии от пола примерно в три фута. Для того чтобы извлечь тело из-за перекладины, Бартоломью понадобилось встать на четвереньки. Не обращая внимания на запах разложения, ударивший в ноздри, он подлез под станину. Мешок с телом был почти скрыт между стеной и перекладиной, и если бы не рука трупа, доктор никогда бы не обнаружил эту страшную находку.

Бесспорно, неизвестный убийца выбрал надежный тайник для своей жертвы. Труп можно было разглядеть лишь тогда, когда колокола начинали свой оглушительный гул, а в это время люди старались держаться подальше от звонницы. Таким образом, жуткий мешок мог пролежать здесь месяцы, а то и годы. Одежда Бартоломью, вынужденного проползти несколько футов на четвереньках, покрылась пылью, что доказывало: убирают в звоннице не слишком часто. Глубоко вздохнув, доктор сквозь мешковину ощупал мертвое тело; судя по всему, покойник располагался там вверх ногами.

Бартоломью попытался вытащить мешок из-за колокольного стана, однако это оказалось не так просто. Напрягая все силы, доктор тянул мешок на себя, но тот не двигался с места. Припав к полу, Бартоломью пытался рассмотреть, не зацепился ли он за что-нибудь, и в это самое мгновение до слуха врача донеслось мерное позвякивание. Он не сразу понял, откуда исходит звук, а потом поднял голову и увидал – огромный колокол вновь начал тихонько покачиваться. В спешке Бартоломью совсем забыл о том, что погребальная месса сопровождается колокольным звоном, и ему оставалось лишь проклинать собственную неосмотрительность. Сейчас колокол будет бить по три раза во имя Отца, и Сына, и Святого Духа. Звонарь внизу натягивал веревку, колокол раскачивался все сильнее и сильнее, чтобы через несколько мгновений начать свою песнь.

Бартоломью, ни жив ни мертв, припал к деревянной станине. Колокол пролетел мимо, едва не задев его. Бартоломью понимал, что в следующий раз ему не избежать сокрушительного удара. Едва колокол начал приближаться, доктор рухнул на пол, ибо иного выхода у него было. Мэттью растянулся на грязных половицах, покрытых птичьими перьями и пометом. Тяжелый язык колокола пронесся над самой его головой. Прежде чем раздался первый удар, Бартоломью расслышал, что брат Майкл, находившийся в одном лестничном пролете от него, приглушенно вскрикнул.

Отплевываясь от перьев, залепивших рот, Бартоломью поспешно зажал уши руками. Колокол ударил во второй раз, потом в третий. После недолгой передышки последовало еще три удара, затем еще три, и воцарилась тишина. Бартоломью не стал ждать, пока колокол остановится, и на четвереньках выбрался из звонницы. Сбежав вниз по лестнице, он принялся колотить в двери комнаты, где над университетской летописью корпел Майкл.

– Уходите отсюда! – раздался грозный голос Майкла, неукоснительно выполнявшего распоряжение канцлера.

– Майкл, это я! Открой скорее!

Прислушиваясь к тяжелым шагам монаха, идущего к двери, доктор едва не подпрыгивал от нетерпения. Наконец дверь распахнулась, и Бартоломью ворвался в комнату, на ходу стряхивая с себя перья и птичий помет. Майкл глядел на него, открыв рот от изумления.

– Где ты был? – наконец спросил он. – Опять ходил в тот разбойничий переулок и получил хорошую трепку?

– В звоннице спрятан труп, – выдохнул Бартоломью. – Я пытался его вытащить, но одному мне не справиться.

– Несколько минут назад я слышал жуткий грохот. Что ты вытворял в звоннице? – начал Майкл, но осекся, когда до него дошел смысл слов Бартоломью.

– Чей труп? – пробормотал он.

– Понятия не имею, – пожал плечами Бартоломью. – Я видел только руку. Скорее всего, она принадлежит мужчине средних лет.

Дрожащими пальцами он провел по волосам и уставился на перья и паутину, прилипшие к влажной ладони.

– Знаешь, Майкл, у меня есть скверное предчувствие, – произнес он, не сводя обеспокоенных глаз с товарища. – Похоже, нам удалось найти пропавшего вице-канцлера.

Дабы не нарушать приличий, друзья выждали, пока тело покойного монаха опустят в могилу на церковном кладбище. Лишь после этого они отправились к канцлеру и сообщили о страшной находке. Известие это заставило щеки де Ветерсета покрыться мертвенной бледностью.

– Еще один покойник? – прошептал он, вперив в Майкла полный ужаса взгляд. – Вам известно, чей это труп?

– Пока нет, – ответил Бартоломью. – Нам необходима помощь, чтобы извлечь тело из-за колокольного стана.

Де Ветерсет утомленно смежил веки и пробормотал что-то нечленораздельное. Когда он вновь открыл глаза, взгляд его был решительным. Позвав Гилберта, он рассказал ему о случившемся.

– Зачем вас понесло на колокольню, доктор? – первым делом осведомился Гилберт.

Клерк метнул на канцлера многозначительный взгляд, показывающий, что поведение Майкла и Бартоломью представляется ему весьма подозрительным.

– Мэтт поднялся туда проверить, не спрятал ли монах в звоннице инструменты, при помощи которых взломал замок, – быстро нашелся Майкл.

– Мне следовало сделать это самому, – вздохнул Гилберт. – Впрочем, я никогда не стал бы лезть в звонницу во время колокольного перезвона, а значит, вряд ли сумел бы что-нибудь обнаружить.

– Прежде всего нам необходимо узнать, чей труп спрятан в мешке, – заявил канцлер. – Гилберт, будьте любезны, последите за тем, чтобы нам никто не помешал. Я пойду позову отца Катберта. Доктор и вы, брат Майкл, прошу, подождите меня в башне.

Поднявшись в звонницу вместе с Майклом, Бартоломью разрезал мешок и обвязал ноги мертвеца веревкой. Вместе взявшись за свободный конец веревки, они попробовали вытащить тело, но безуспешно. Тут в звонницу явился де Ветерсет, облаченный в старую мантию; за ним робко следовали Гилберт и отец Катберт. Бартоломью предложил им взяться за веревку, хотя и сомневался в том, что от дородного канцлера, жирного священника и тщедушного клерка будет много пользы.

В то время как Бартоломью, лежа на полу, изо всех сил толкал мешок, остальные тянули тело за ноги. Труп упорно не желал двигаться, и де Ветерсет уже намекал, что доктору придется пустить в ход нож и извлечь содержимое мешка по частям. Но неожиданно им удалось немного сдвинуть окоченевшего покойника.

– Попробуем еще раз, – скомандовал де Ветерсет. – Налегай!

Тело продвинулось еще немного. Бартоломью присоединился к Гилберту и взялся за ноги мертвеца. Через несколько мгновений колокольный стан громко затрещал, и тело, вздымая клубы пыли, вытащили из укрытия. Бартоломью и Майкл подхватили его и опустили на пол у двери. Де Ветерсет, багровый от напряжения, опустился рядом на колени и вскрыл мешок карманным ножом. Запах разложения, ударивший в ноздри, заставил канцлера податься назад. Из мешка выглянуло жуткое, раздувшееся лицо.

– С нами милость Господня, – пробормотал канцлер, не сводя глаз со страшной находки. – Кто это? Похоже, не человек, а демон!

– Просто он несколько дней провисел вниз головой, – невозмутимо пояснил Бартоломью, – поэтому все жидкости тела устремились вниз и заставили его лицо раздуться.

– Твое предположение оказалось неверным, Мэтт, – заметил Майкл, зажимая нос рукавом сутаны. – Это не мастер Бакли.

Отец Катберт, бледный как смерть, осторожно откашлялся.

– Это Мэриус Фруассар, – произнес он.

Бартоломью и Майкл, впервые услышавшие такое имя, с недоумением воззрились на священника.

– Примерно неделю назад Фруассар попросил в церкви убежища, – сообщил отец Катберт. – Видите ли, этот малый убил свою жену. Вы знаете, что, согласно закону, преступник, укрывшийся в храме, в течение сорока дней находится в полной неприкосновенности. На ночь клерки заперли его, а люди шерифа стояли в карауле у дверей. Однако утром выяснилось, что он бесследно исчез.

– Так это убийца городских потаскух, так долго ускользавший от шерифа! – воскликнул Майкл. – Теперь кто-то разделался с ним самим!

– Хотелось бы знать, кто и с какой целью, – процедил де Ветерсет, бросая на тело опасливый взгляд. – И зачем понадобилось прятать труп в колокольне?

– Тот, кто спрятал здесь тело, имел все основания рассчитывать, что его очень долго не обнаружат, – заметил Бартоломью. Он протянул руку и показал всем остальным то, что только что нашел. – Вот почему нам так трудно было извлечь труп: его приколотили к раме гвоздями.

Де Ветерсет, зажимая рот ладонью, поспешно двинулся к дверям. Гилберт последовал за своим патроном, предоставив Бартоломью и Майклу оставаться возле трупа. Отец Катберт нерешительно озирался по сторонам, явно не зная, как ему поступить. Когда Бартоломью начал вспарывать мешок ножом, отец Катберт испуганно отвернулся, судорожно переводя дыхание. Бартоломью счел за благо отослать священника прочь и попросил того сходить вместе с Майклом к канцлеру и осведомиться, какие действия тот намерен предпринять. Оставшись в одиночестве, доктор продолжил свою работу. Судя по всему, человек расстался с жизнью несколько дней назад, то есть именно тогда, когда, согласно рассказу отца Катберта, исчез Мэриус Фруассар. А это означало, что Мэриус Фруассар никак не мог убить Исобель и Фрэнсис.

Одежда Фруассара была старой и поношенной, однако все вещи были аккуратно залатаны. Волосы и борода убитого спутались и свалялись; однако в этом не было ничего удивительного – он пролежал в мешке около недели. Закинув голову покойника, Бартоломью тщательно осмотрел его шею. Под бородой виднелась тонкая красная борозда, покрытая коркой запекшейся крови. Осторожно повернув труп, доктор увидал на задней части шеи темные пятна. Итак, Мэриус Фруассар был задушен гароттой. Бартоломью ощупал череп под волосами, но не обнаружил следов удара. Судя по состоянию слизистых оболочек рта и зрачков, яда тоже не было. Осмотрев все тело, Бартоломью не обнаружил более никаких повреждений, за исключением отметин от гвоздей на плечах и бедрах.

И все-таки кому и зачем понадобилось разделаться с женоубийцей, размышлял Бартоломью, разглядывая следы гвоздей. Судя по тому, что из ран не выступило ни капли крови, Фруассар был уже мертв, когда неизвестный преступник решил приколотить его к колокольному стану. Бартоломью прошелся по звоннице, останавливаясь то тут, то там и разглядывая большой колокол из разных углов. Он еще раз убедился в том, что, когда колокол недвижим, заметить тело невозможно. Даже если бы звонарь явился сюда почистить молчавшие колокола, он, скорее всего, не раскрыл бы страшный тайник. Да, но запах, отвратительный запах разложения? Бартоломью окинул взглядом трупы птиц, которых здесь было множество. Всякий поднявшийся сюда решил бы, что источником запаха являются злополучные пернатые. Именно так подумал он сам, Бартоломью.

Но теперь, когда доктор вскрыл мешок, запах был слишком силен даже для его привычных ноздрей. Бартоломью торопливо спустился в комнату, где стоял сундук с документами, подошел к открытому окну и несколько раз глубоко вдохнул. Воздух не показался свежим, и Бартоломью невольно поморщился. Многочисленные сточные канавы, пересекавшие Кембридж во всех направлениях, как обычно, испускали зловонные миазмы. Закатное солнце заливало небо багряными отблесками, и даже отсюда, из башни, Бартоломью разглядел тучу мошкары, вьющуюся над рекой.

Звук шагов, донесшийся с лестницы, заставил его обернуться. В комнату вошли белый как полотно де Ветерсет и Майкл, непривычно подавленный и мрачный. На несколько мгновений де Ветерсет замер, прислушиваясь к тому, что происходит внизу, затем закрыл дверь и задвинул засов.

– Я приказал Гилберту и отцу Катберту никого к нам не допускать, – сказал он. – Доктор, что вы можете сообщить об обстоятельствах смерти этого человека?

– Он был задушен при помощи гаротты. Если бы рука его не вывалилась из мешка, скорее всего, труп пролежал бы за колокольным станом долгое время. По крайней мере до той поры, пока в звоннице не решили бы произвести уборку.

– Отцу Катберту нелегко найти звонарей, а уж охотников убирать звонницу и чистить колокола и днем с огнем не сыскать, – поджав губы, процедил де Ветерсет. – Судя по всему, убийца был об этом прекрасно осведомлен и счел звонницу надежным укрытием.

Бартоломью подошел к окну и задумчиво потер подбородок.

– Не лишено вероятности, что смерть Фруассара связана со смертью монаха, взломавшего сундук, – предположил он.

– Да, подобный вывод нам подсказывает логика, – поддержал его Майкл. – Весьма сомнительно, чтобы два убийства, произошедшие в одном месте за столь короткий промежуток времени, не имели друг к другу отношения.

– Но Фруассар был убит в ту ночь, когда он попросил убежища в церкви, – напомнил Бартоломью. – Если мне не изменяет память, то было во вторник. Согласно заверениям клерков, монах, перед тем как взломать университетский сундук, три дня подряд приходил в церковь и молился там. Позавчера его нашли мертвым. Значит, он прибыл в город не ранее пятницы. К тому времени Фруассар уже три дня был мертв.

Бартоломью взял со стола гусиное перо и принялся рассеянно вертеть его в руках.

– Итак, нам следует предположить, что монах и Фруассар никогда не встречались, – завершил он свою речь.

Майкл тяжело опустился на скамью и вытянул ноги.

– Но почему ты уверен, что монах появился здесь только в пятницу? – возразил он. – Он мог прибыть в город гораздо раньше, но вел себя так осмотрительно, что никто его не заметил. Возможно, он даже изменил обличье. Сначала он убил Фруассара, надежно спрятал тело, а потом принялся за сундук с документами.

На несколько мгновений Бартоломью погрузился в раздумья, а потом отрицательно покачал головой.

– Подобное предположение кажется мне совершенно невероятным. Как только бродячий монах появился в церкви, клерки сразу его заметили. Почему же ты думаешь, что за несколько дней до этого ему, пусть даже в другом обличье, удалось бы ускользнуть от их внимания? Но еще более важным мне представляется другое несоответствие. Если бы монах убил Фруассара, вряд ли после этого он решился бы явиться в церковь для исполнения нового преступного замысла. Да и на теле я не обнаружил никаких следов недавнего изменения внешности.

– Ты говоришь, он не решился бы вновь прийти в церковь, – подал голос Майкл. – Но чего ему было опасаться? Он надежно спрятал труп, и совершенное преступление оставалось тайной.

Бартоломью задумался, а после обратился к канцлеру:

– Мастер де Ветерсет, вы недавно упомянули, что отцу Катберту трудно найти звонарей. Тот, кто убил Фруассара и приколотил труп к колокольному стану, вне всякого сомнения, прекрасно об этом знал. Мог ли бродячий монах, недавно прибывший в Кембридж, выяснить, что в церкви Святой Марии некому убирать в звоннице и чистить колокола?

Де Ветерсет пожал плечами.

– Откуда мне знать, – заявил он, не скрывая раздражения. – Одно могу сказать: мы не добьемся толку, пока вы оба не придете к согласию. Брат Майкл утверждает, что две смерти в башне непременно связаны между собой и иной вывод противоречит требованиям логики. Вы же, доктор Бартоломью, отвергаете возможность подобной связи.

– Я лишь сказал, что связь эта пока не представляется мне очевидной, – с улыбкой возразил Бартоломью. – Это вовсе не означает, что я отвергаю ее возможность. Пока что мы располагаем столь незначительным количеством фактов, что делать выводы явно преждевременно.

Де Ветерсет уселся на скамью рядом с Майклом и устало опустил голову на ладони.

– Будьте любезны, доктор, перечислите факты, которыми, по вашему мнению, мы располагаем, – вкрадчиво попросил он.

– Итак, нам доподлинно известно, что в прошлый вторник некий Мэриус Фруассар убил свою жену и бросился в церковь, умоляя об убежище. В ночь со вторника на среду он оставался в запертой церкви, однако утром его там не обнаружили. Скорее всего, именно той ночью он был убит неизвестным злоумышленником, который спрятал труп своей жертвы в звоннице. Три дня спустя, в пятницу, в церкви появляется бродячий монах. Ни от кого не скрываясь и не таясь, он проводит в церкви несколько дней, делая вид, что предается молитве. В действительности же он использует это время, дабы ознакомиться с обиходом и здешними порядками. Разумно предположить, что ранее он в этой церкви не бывал и, следовательно, никак не может оказаться убийцей Фруассара.

– Ваше умозаключение кажется мне вполне логичным, – одобрительно кивнул де Ветерсет. – Прошу вас, продолжайте.

Но Бартоломью сделал знак Майклу, приглашая его поделиться своими соображениями.

– Мы не знаем, какие цели привели сюда неизвестного монаха, – начал тот. – Но не подлежит сомнению, что он был весьма осторожен и предусмотрителен. Три дня он провел, приглядываясь и прикидывая, как лучше проникнуть в башню. Очевидно также, что он обладал изрядными навыками по части взлома замков. Вечером в воскресенье он притаился где-то в укромном уголке, дождался, пока служка запрет церковную дверь, и поднялся в башню. Взломав замки на сундуке, он принялся осматривать его содержимое. Яд оказал свое действие не сразу, иначе монах не смог бы открыть третий замок и поднять крышку. Мы можем лишь догадываться, что произошло дальше. Возможно, монаха пронзила судорога, вызванная ядом, и он упал в сундук, задев при этом крышку, которая захлопнулась сама собой. Возможно, в сундук его, живого или мертвого, засунул кто-то другой.

– И не исключено, что именно этот другой убил Фруассара, – добавил Бартоломью. – Трудно представить, что умирающий монах сам упал в сундук да еще и ухитрился опустить крышку. Скорее, кто-то ему в этом помог.

Немного помолчав, Бартоломью продолжил свои размышления:

– Тем же самым вечером, когда монах готовился проникнуть в башню, Эдвард Бакли пожаловался на боля в желудке, вызванные чрезмерной порцией копченого угря, и спозаранку отправился в свою комнату. Однако, оказавшись там, он не лег в постель, а, напротив, всю ночь трудился в поте лица, спуская свою мебель через окно в сад и погружая ее на повозку. Не исключено, что здесь не обошлось без помощников. Во время возни с мебелью Бакли или кто-то другой был ранен, возможно смертельно. Об этом свидетельствуют следы крови, которые мы обнаружили на траве под окном.

– Мы позабыли о летописи, над которой трудился Николас, – напомнил Майкл, указывая на листы пергамента, разложенные на столе. – Николас умер месяц назад, и смерть его не возбуждала ни малейших подозрений. До сих пор, пока в сундуке не обнаружили мертвого монаха, уткнувшегося в рукопись лицом.

– Итак, пока что мы располагаем лишь огромным количеством вопросов, требующих ответа, – не без иронии в голосе подвел итог де Ветерсет. – Кто этот мертвый монах? Зачем ему понадобилось взламывать сундук с университетским архивом? Кто навесил на сундук отравленный замок? Намеревался ли отравитель убить монаха или преследовал иную цель? Кто и зачем убил Фруассара? Существует ли связь между этими двумя убийствами? Не была ли насильственной внезапная смерть Николаса? Куда исчез вице-канцлер Бакли? Не является ли смерть Николаса, Фруассара и неизвестного монаха делом его рук?