Текст книги "Мордант превыше всего!"

Автор книги: Стивен Ридер Дональдсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 97 страниц)

Чуть дрожа, Териза повернулась к окну и прижалась к холодному стеклу, чтобы охладить горящий лоб. Не говорить с ним? Не рассказать ему всей правды? Но как она может сделать это, даже ради спасения его жизни?

– Простите, – произнес Джерадин, видя ее реакцию. – Я не хотел… Это для меня действительно очень больная тема, как вы, наверное, заметили. Однако у меня есть предчувствие…

Она ждала, но он не продолжал. Наконец она спросила:

– Так что же на этот раз?

С глубокой, хотя и неосознанной убежденностью он ответил:

– У меня есть предчувствие, что король знает, что делает.

– О, Джерадин! – Териза не могла сдержаться; она снова повернулась к нему, явно выказывая свое раздражение. – Вы действительно считаете, что начинать войну с Алендом – это мудро? Вы думаете, это поможет справиться с проблемами Морданта?

– Нет, – ответил он мрачно. – Я ведь говорил вам, что мои предчувствия меня всегда подводят. Но я просто не могу их игнорировать. – И после некоторого колебания добавил: – Я не рассказывал вам, как увидел его впервые?

Думая, что примерно представляет, что услышит, Териза кивнула:

– Не хотите ли присесть?

– Нет, спасибо. – Взгляд Джерадина становился отстраненным, все более сосредоточенным на той истории, которую он собирался рассказать. – Я слишком долго просидел над весами. Спина у меня до сих пор ноет. – Он начал медленно расхаживать перед ней взад и вперед.

– В то время мне было не больше одиннадцати или двенадцати лет, и я еще ни разу не покидал родного дома. Нет, конечно же, не было ни одного места в пределах нескольких миль от Домне, где я не проезжал бы верхом, не работал или не проходил вместе с братьями, выполняя поручения, или, – он улыбнулся, – пытаясь исправить то, что натворил. И что бы там ни говорили, Домне – самая красивая из провинций, в особенности весной, когда зацветают яблони, кизил и шиповник, и холмы, насколько хватает глаз, покрыты цветочным ковром. Я любил бродить по ним, играть в тихих местечках вроде Сжатого Кулака, лазить по горам.

Казалось, Джерадину доставляло удовольствие вспоминать это.

– Но центром моей вселенной был Хауселдон. Мой отец, Домне, – человек, который любит свой дом больше всего на свете. Общество своей семьи он предпочитает всему остальному, хотя люди считают его самым близким другом короля. Каждый год или два ему приходилось отправляться куда-нибудь по поручению короля Джойса, иногда за пределы Морданта, и при этом он всегда брал с собой по меньшей мере двух из моих братьев. Именно благодаря одной из таких поездок Артагель открыл в себе талант к фехтованию, чего никогда не произошло бы, оставайся он дома. Но я тогда был слишком юн, чтобы ездить с ним. И я был любимчиком матери. Когда она умерла, Тольден – это мой старший брат – и его жена присматривали за мной, словно считали, что я никогда не стану взрослым.

По некоторым причинам, объяснить которые довольно трудно, я не пошел в отца. Тольден же стал почти его копией – и когда он станет Домне, даже любимые кусты отца в нашем саду не ощутят, наверное, никакой разницы. Также как Миник и Вестер – он в нашей семье самый красивый. А единственная причина, по которой я не вношу в этот же перечень Стида в том, что он бегает за каждой юбкой в Домне, а не занимается стрижкой овец. Я не говорил вам, что наша семья занимается разведением овец? Впрочем, мы, конечно же, занимаемся всеми фермерскими делами, как и любая другая провинция, но шерсть и пряжа – это то, чем мы славимся. – В голосе его слышалась непритворная гордость. – Как только мои братья обнаружили, насколько я неуклюж, – продолжал он, – они перестали подпускать меня и близко к кошарам. Однако как-то летом мне пришлось пасти овец так долго, что в радиусе пяти миль я знал каждую овцу по имени.

Оценивая все это сейчас, могу сказать, что любовь ко мне моего отца должна быть просто невероятной. Он до сих пор не может расстаться даже с клочком шерсти, не пустив его в дело. Глаза у него горят, когда он видит молодняк или новое стадо. И он радуется обществу своих сыновей так, словно это лучшие люди в мире. Он смог разглядеть даже во мне нечто хорошее – представляете? Когда я теперь приезжаю домой, первые пять дней я провожу, очарованный своей удачей, и удивляюсь, почему я вообще уехал оттуда.

Затем он пожал плечами и улыбнулся:

– А следующие пять дней я провожу, пытаясь придумать, как сказать Домне, что мне скоро снова уезжать. Может быть, потому, что я никогда не был с ним ни в одном из путешествий и каждый раз ждал, когда он и братья вернутся и весь следующий сезон будут рассказывать истории об удивительных вещах и событиях, свидетелями и участниками которых они были. Я потому и люблю Найла. Если не считать меня, он – младший. Он тоже частенько оставался дома. Когда Артагель вернулся, набравшись опыта в армии Морданта, мы с Найлом обращались с ним как с особой королевской крови. Мы хотели, чтобы он рассказал нам абсолютновсе.

Или, может быть, потому, что король Джойс отослал королеву Мадин и дочерей, и те гостили у нас больше года, когда мне было пять или шесть лет. Как мне кажется, это случилось тогда, когда алендский монарх и верховный король Фесттен впали в отчаяние, пытаясь сохранить своих воплотителей, и король Джойс боялся, что они попытаются остановить его, напав на его семью. Во всяком случае, мы с леди Элегой были одного возраста и большую часть времени играли вместе. Даже тогда, – нежность Джерадина по отношению к ней была очевидной, – она была истинно королевской дочерью, и я иногда не знал, как мне с нею держаться. Я любил ее рассказы о войнах и власти, несмотря на то, что, судя по ее словам, она спасала королевство гораздо чаще, чем могла это делать пятилетняя девочка. Именно Элега пробудила в том юнце, каким я был тогда, желание исследовать весь мир, как я исследовал Домне.

А может быть, потому, что самое невероятное из всего, что я знал о своем отце, было то, что он дружил с королем.

Но какова бы ни была причина, я, сколько себя помню, никогда не мог смириться с мыслью стать фермером или пастухом.

Он внезапно замолчал и посмотрел на Теризу.

– Простите. Я не собирался всего этого говорить. Я просто хотел, чтобы вы поняли, каким мальчишкой я был, когда впервые встретился с королем.

– Не нужно извиняться, – ответила она мягко. Ее радовало все, что уводило его от расспросов. И ей было интересно слушать о его семье. Его откровенность производила на нее такое же впечатление новизны, как Мордант и воплотимое, и рассказ его звучал очаровывающе, был странным и удивительным, как волшебная сказка. – Если бы вы сами об этом не сказали, я бы и не заметила, что вы отклонились в сторону.

Джерадин шутливо поклонился:

– Вы очень великодушны, миледи. – И продолжил рассказ: – Как я говорил, это было примерно тринадцать лет назад. Мордант находился тогда в относительном мире, потому что Знаток Хэвелок был еще не готов победить Архивоплотителя Вагеля и его клику, и король Джойс объезжал королевство, готовясь к тому, что его войны скоро наконец закончатся. После Термигана он посетил Домне.

В тот день, когда он приехал, я пропалывал кукурузу на одном из полей в окрестностях Хауселдона. Точнее, я успел только дойти до этого поля – оно располагалось довольно далеко, но на холме, и дорогу от него было хорошо видно. Я был настолько возбужден, что совсем не смотрел себе под ноги. И в тот момент, когда король со свитой проезжали по дороге мимо меня, – Джерадин хмыкнул, – я рухнул в яму с силосом прямо посреди поля.

Но меня это не смутило. Я бросил мотыгу и побежал к дому.

Вокруг Хауселдона есть загородка, не позволяющая животным разбредаться, и, к несчастью, яма с кормом для свиней находилась как раз между мной и ближайшим проходом. Однако один из моих братьев положил через яму бревно, дабы не обходить ее всякий раз, и, чтобы сократить путь, я побежал по нему.

Вы, наверное, уже можете себе представить, что же произошло. – Он скривился в насмешливом отвращении. – Но это меня не остановило. Я просто должен был увидеть короля Джойса, и как можно быстрее. Это было самым важным в моей жизни. Поэтому мне удалось добежать до дома как раз тогда, когда король и его люди – королева Мадин с Элегой, Торрент и Мисте, Знаток Хэвелок в своей развевающейся мантии, Смотритель Леббик со множеством гвардейцев, два или три советника короля и несколько слуг – вот видите, я все прекрасно помню – начали слезать с лошадей. – Он хмыкнул. – В волосах у меня застряли вишневые косточки, апельсиновые корки висели на одежде, дынная кожура прилипла к ногам, и весь я с ног до головы был в грязи.

Большая часть присутствующих рассмеялась – за исключением Элеги, которая казалась разгневанной, – но не мой отец и не король. Домне сказал: «Мой владыка король, это мой младший сын, Джерадин» – так, словно он никогда не любил меня так сильно, как в тот самый момент. Затем король кивком подозвал меня к себе. Не обращая внимания на то, что я был весь в грязи, он положил мне руки на плечи и крепко сжал их: «Ты мне нравишься, мой мальчик, – сказал он. – Приезжай в Орисон через несколько лет». Что-то вроде этого. «У вас в семье уже есть воин, которым можно гордиться, – Артагель, и воин он отменный. А ты будешь воплотителем».

Джерадин снова остановился и посмотрел Теризе в лицо:

– Он сделал меня самым счастливым человеком на свете. И я этого никогда не забуду. Я не так предан ему, как должен бы, – ведь он запретил мне разговаривать с вами, помните? – но он мой король, и я буду стараться служить ему до тех пор, пока это будет в моих силах. – Затем он стеснительно улыбнулся. – Во всяком случае, это лучшее объяснение, какое я могу вам дать. Однако, если вы зададите мне еще хотя бы пару вопросов, я заговорю вас до смерти и тем самым не дам возможности рассказать, что же произошло с вами вчера.

Теризу охватил ужас. Не в силах встретиться с ним взглядом, она сказала:

– Мне понравился рассказ о вашей семье. Вы слышали, что Саддит упоминала о прогулке? Она собиралась показать мне Орисон. Я хотела бы познакомиться с тем, что меня окружает, поближе. – И, к собственному изумлению, добавила: – Эта комната начинает действовать на меня угнетающе.

Забыв о своей стеснительности, Джерадин мгновенно стал собранным и задумчивым:

– Я с удовольствием буду сопровождать вас. После вчерашнего я, без сомнения, могу себе позволить устроить день отдыха. Но заседание Гильдии – вещь слишком важная, чтобы беседовать о ней на публике. С моей удачливостью кто-нибудь нас обязательно подслушает. Почему бы вам не рассказать мне, что случилось после того, как я ушел? А затем мы пойдем.

Если он втайне хотел знать, чем же она занималась с Мастером Эремисом, то хорошо скрывал свои чувства. Однако Теризе нужно было каким-то образом отвлечь его, и ей не пришло в голову ничего лучше, чем сказать:

– А вы уверены, что хотите услышать именно об этом, а не о том, что было у Мастера Эремиса? Вы ведь довольно настойчиво пытались прервать наши занятия.

Она попыталась, чтобы слова ее звучали поддразнивающе, – и это ей не удалось. Они прозвучали так, будто их произнесла ее мать, пытаясь шутливостью прикрыть желание причинить боль.

Джерадин поспешно нахмурился, чтобы не вздрогнуть, его лицо помрачнело.

– Я был неправ, миледи? – спросил он растерянно. – Неужели Мастер Эремис желал вам добра?

Она не могла ответить на это; ей было слишком стыдно за свое поведение. Мягко, словно извиняясь, она сказала:

– Вы знаете, что он для меня сделал? Он доказал, что я не существую. Или не существовала, пока вы не нашли меня в зеркале. Вы каким-то образом создали меня.

Внезапно пригодник разгневался. Его глаза запылали:

– Он убедил вас в этом? Вас? Это, должно быть, потребовало всей его логики. И что же он сказал? Какие аргументы он приводил на сей раз?

Удивленная и слегка напуганная реакцией Джерадина, она ответила:

– Язык. Зеркала ведь не воплощают звук. – Сконфуженная, она повторила то, что сказал ей Мастер Эремис.

В ответ Джерадин всплеснул руками. Остановившись у окна, он посмотрел наружу, на зимний пейзаж.

– Сукин сын, – прохрипел он. – Ну почему он занимается такими делами? – Затем пригодник резко повернулся к Теризе. – Все это чушь собачья, и это ему хорошо известно. Это интересный факт, но он ничего не доказывает.

Она безмолвно смотрела на него.

– Есть по меньшей мере одно альтернативное объяснение этому. Воплощение изменяет сами объекты. Это – часть таинства. Язык – это еще не все. Когда я сунул голову в зеркало – в то, где был виден Воин, – у меня не было никаких проблем с воздухом, которым я дышал. Но почти наверняка в том мире, куда я попал, воздух должен быть совсем другим, не как здесь. Почему зеркало создает чуждые пейзажи, чуждых людей, чуждые законы природы, чуждые существа – и не создает чуждого воздуха? Это все не имеет смысла. Я, должно быть, изменился при воплощении так, чтобы иметь возможность дышать нормально. И если бы те люди не были столь решительно настроены убить меня, мы с ними могли бы побеседовать.

Однако этим я точно так же не могу ничего доказать. Но доказательство

– не главное. Главное то, что ответ, который дал вам Мастер Эремис, не обязательно правилен. Возможны и другие объяснения.

А значит, он вовсе не относится к вам хорошо, раз позволяет себе подобное. – Его тон был непререкаемым, словно сжатый кулак. И он, казалось, не сознавал, что Териза все больше впадает в панику.

Ее прошлое было реально? Она не могла просто повернуться к Джерадину спиной и игнорировать его слова, словно это была сыгранная роль, и она была вправе выбрать себе другую. Ибо если он прав, тогда она не принадлежит этому месту – и в таком случае все, что она делает, имеет большое значение. Ее ошибки могут вызвать серьезные осложнения; риск, на который она пошла ради принца Крагена перед королем Джойсом, может привести к ужасным последствиям.

Джерадин едва слышно сказал:

– Видно, у него есть причина желать, чтобы вы поверили, будто я создал вас. Он чего-то от вас хочет. – Затем он скривился. – Конечно, он хочет переспать с вами – но я имел в виду не это. Если бы все было так просто, он не старался бы принизить вас.

Миледи, так что же произошло на заседании Гильдии после моего ухода? Какое решение они приняли?

Териза почти не слышала его, но через мгновение его слова вдруг прозвучали в ее сознании резко и громко, и она уловила, что он сказал. Ее лицо побледнело.

– Решение? – выдохнула она, стараясь не впасть в панику. Даже это – ее решение оберегать его на самом деле может быть неправильным. Может быть, ей не следовало верить Мастеру Квилону. Или же, возможно, Джерадину следовало умереть – быть может, он представлял для Морданта некую опасность, чего Териза сама понять никак не могла, потому что была здесь посторонней. Она знала недостаточно; верный ответ был ей недоступен. Чувство слабости охватило ее, тьма закружилась в уголках глаз. Колени ее начали подгибаться.

Как-то незаметно для нее Джерадин преодолел расстояние, разделявшее их. Он схватил Териза, сжал ее кисти в своих руках.

– Териза! – прошипел он страстно. – Что они решили?

Ноги не держали ее. Если бы он ее отпустил, она просто упала бы. Но через мгновение она вдруг обнаружила, что страстное желание знать на его лице понемногу возвращает ей силы. Он рисковал больше, чем когда-либо будет рисковать она. Мастер Квилон прав: Джерадин слишком прямодушен, чтобы остерегаться. Она не могла позволить, чтобы его убили; она не хотела дать его врагам повод убить его.

Но когда Териза выпрямила колени и ощутила собственный вес, она поняла, что путей к отступлению нет. Она не могла допустить, чтобы его убили. Но что же она могла сделать? Она никак не могла заставить себя солгать ему. Она понимала, что не сможет солгать человеку, который смотрит на нее вот так, как сейчас Джерадин. Даже если раньше она не существовала, с этого момента она стала реальной, потому что Джерадин так смотрел на нее: в ярости от ее поведения и в то же время отчаянно желая помочь ей.

Одну за другой она рывком высвободила руки и, продолжая испытывать слабость, сказала:

– Мне велели ничего вам не говорить. Мне сказали, что если вы узнаете, что решила Гильдия, то ваши враги убьют вас.

Внезапное и болезненное, словно от пощечины, изумление исказило его черты, и он отступил на шаг.

– Убьют?.. – Его взгляд забегал по сторонам, словно пытаясь найти объяснение. – Меня? Какие враги? Почему кто-то?.. – Вопросы вылетали из него отрывками, и он не мог притормозить их поток, чтобы выговаривать полностью. – А вы?.. Они поступили так с вами? Кто?..

Внезапно он видимым усилием воли взял себя в руки, подавил в себе смятение и сдавленным голосом пробормотал:

– Вы несчастная женщина. Вы знаете нечто, чего не знаю я, и хотите поделиться со мной, но боитесь, что это будет стоить мне жизни. А если я скажу, что у меня нет врагов, – я даже представить не могу, что у меня есть враги, – вы просто не будете знать, кому верить.

Она кивнула. Если он будет продолжать в том же духе, то вскоре она расплачется.

Но вдруг Джерадин сделал нечто, потрясшее ее до глубины души. Ничто в странной любви ее отца, слабоволии преподобного Тетчера или страстности Мастера Эремиса не подготовил ее к тому, что Джерадин успокоится, проглотит свое неудовольствие и одарит ее улыбкой.

– Знаете, Териза, прогулка кажется мне великолепной идеей. – Опасность он встретил с блеском в глазах. Она смутно осознала, что наконец-то он стал называть ее по имени. – Я с удовольствием покажу вам Орисон и его окрестности. Мне почти ничего не известно о тайных ходах, о которых здесь так много говорят, но думаю, что все остальное я изучил довольно неплохо.

Она была так рада и испытывала такое облегчение, что подошла к нему, не раздумывая положила ему руки на плечи и поцеловала в щеку.

И такое блаженство появилось у него на лице, что она не смогла сдержать смех.

Все еще смеясь, они покинули ее комнаты, и экскурсия началась.

Экскурсия эта продлилась гораздо дольше, чем Териза предполагала. Фактически, она растянулась на несколько дней. Джерадин был прекрасно знаком с хитросплетением коридоров, пронизывающих Орисон из конца в конец. Он ни разу за это время не попытался выяснить, что произошло на заседании Гильдии, или проникнуть в ее секреты; но зато рассказал историю о каждом из знамен в коридоре, ведущем в зал для аудиенций, – каждое из них было штандартом армии, побежденной в бою королем Джойсом. Большая часть высокородных особ, которых они с Теризой встречали по пути, либо не узнавали его, либо узнавали, но отгораживались вежливой улыбкой; однако любой стражник, служанка, судомойка, повар, уборщик, виночерпий, оружейник, подмастерье, каменщик, торговец от самых глубоких подземелий до самых верхних башенок замка, казалось, были его друзьями или знакомы или с ним лично или с его семьей, и связь Джерадина с этими людьми была такой же, как и знание об Орисоне; он был задорен как щенок, спотыкался о лестницы и собственные ноги, натыкался на стены, что-то постоянно терял – и приходил восторг, когда замечал что-то подобное за другими; среди судомоек, оружейников и уборщиков его признавали своим, несмотря на его неуклюжесть, воспринимая все его приключения с юмором, и многие из этих людей смотрели на него с восхищением, которое вполне можно было принять за уважение.

Наконец, изрядно устав – и стараясь не показывать этого, – Териза спросила его, как долго он может уклоняться от выполнения своих обязанностей.

– Если меня не смогут отловить, – ответил он, улыбнувшись и пожав плечами, – то не смогут и сказать, чем же мне следует заниматься. И не смогут наказать меня. – Он закрыл эту тему, открыв перед Теризой дверь одной из огромных кухонь, где готовилась еда для жителей Орисона, – или, возможно (позже она не могла припомнить всех подробностей), это была одна из просторных, заставленных тяжелыми столами, трапезных, где питались люди, работавшие в замке, – или, может быть, одна из огромных комнат, служивших кладовыми, где люди попадались столь же часто, как в жилых частях замка, и было на удивление чисто, потому что того требовал – и частенько проверял – Смотритель Леббик, пекшийся о том, чтобы в Орисоне никогда не вспыхивали никакие эпидемии.

Всю дорогу Джерадин безостановочно что-то рассказывал ей. Наконец он и сам проявил любопытство, спросив Теризу, почему она почти не задает вопросов.

– Думаю, я уже достаточно ясно дал понять, – прокомментировал он, – что не собираюсь слушаться того, что мне приказано относительно вас. – Он постарался, чтобы это прозвучало небрежно. – И расскажу вам все, что вы хотите знать.

Это его предложение опечалило Теризу. Она не хотела признаваться Джерадину, что Мастер Квилон уже сделал это. Но поскольку ей следовало все же что-то сказать – и потому, что напоминание о Мастере Квилоне заставило ее вспомнить Знатока Хэвелока, который, в свою очередь, напомнил ей об Архивоплотителе Вагеле и его клике, – она попросила:

– Расскажите мне о Бретере верховного короля.

Эта просьба была настолько странной, что Джерадин остановился и посмотрел на нее.

– О Гарте? А где вы слышали о нем?

Териза вздрогнула и заставила себя собраться. В попытке свести свою ложь к минимуму она с волнением в голосе сказала:

– Один из Мастеров упомянул как-то о нем. При этом они говорили о Вагеле и Кадуоле.

Одно бесконечно трудное для Теризы мгновение пригодник смотрел на нее. Затем, к ее облегчению, пожал плечами и пошел дальше, видимо, принимая ее объяснение.

– Кадуол – странная страна. – Его ответ, как обычно, был всеобъемлющ.

– Имея флот, он больше контактирует с остальным миром, чем Аленд, – а мы и вовсе отрезаны от всего этого. Торговля приносит кадуольцам такое богатство, какое у нас вряд ли когда-нибудь будет. Но богатство само по себе не приносит добра, оно лишь позволяет купить еду, удовольствия и власть. Ну, еду-то они получают от нас за вполне скромную цену… во всяком случае, так было, пока они не начали скапливать войска у границ Пердона. Теперь они добывают ее в основном разбоем. Власть же не приносит им особой радости, особенно с тех пор, как король Джойс основал Мордант и Гильдию. И потому Кадуол покупает как можно больше удовольствий.

С другой стороны, страна эта очень скудна. Большая часть ее территории – это пустоши и пустыни, а в тех областях, где есть вода, ветры дуют так, что сдирают кожу с костей. Такие условия приучают всякого, кто там выживает, к праву силы и жестокости.

Весьма странно, как Кадуол сочетает наслаждение и жестокость. – Джерадин на мгновение задумался, прежде чем пояснил: – Бретер верховного короля – это традиционный личный воин Фесттена, тот, кто его защищает и убивает от его имени. Он, предположительно, лучший фехтовальщик в стране – самый сильный и самый жестокий, продукт жестоких обстоятельств и тренировок. Фактически, кадуольцы утверждают, что людей, которые не преуспели в пригодниках Бретера верховного короля, столько, что Кармаг построен на их костях. Однако награда, которую получает величайший воин во всей стране, – это не богатство, не власть и даже не свобода. Награда эта

– наслаждение. Наслаждение возможностью погибнуть, исполняя свои обязанности, – погибнуть на службе у верховного короля.

Как бы то ни было, власть и богатство в Кадуоле – и контроль над наслаждениями – всегда относились к сибаритской части их культуры. Верховный король Фесттен не может похвастаться в ближайших десяти коленах предком, который когда-нибудь жил в палатке в пустыне или стоял под ветром, катящим камни, или измерял свою жизнь длиной клинка. И то, как он управляет Кадуолом, напоминает мне скорее магистра Гильдии. – Джерадин улыбнулся Теризе. – Насколько я могу судить, управлять Мордантом он хочет только для того, чтобы сберечь деньги на покупке еды и потратить их больше на наслаждения.

Увлеченный своим рассказом, Джерадин, казалось, позабыл о том странном факте, что Териза не задает никаких вопросов. Облегченно вздохнув, она подумала, что и Гильдия, и король имеют, пожалуй, серьезные основания стараться сохранять свои знания в тайне. К примеру, если бы по какой-то дикой фантазии она была бы в сговоре с Гартом, эта экскурсия была бы для нее бесценной.

На второй день Джерадин показал ей огромный резервуар, где дождевая вода, стаявший снег и воды небольшого ручья, питавшего Орисон, собирались вместе и сохранялись для нужд замка. Это тоже было сведениями, которыми мог бы воспользоваться враг.

Эта мысль вызвала в ней восторг от того, что пригодник делает для нее. Она знала, что совершенно безвредна, – но он не мог питать по отношению к ней такую же уверенность. Его доверие было весьма рискованным.

Ей стало казаться, что хранить от него тайны – не слишком правильный путь отблагодарить его. Она не хотела причинять ему страдания.

На следующий день, к ее удивлению, Джерадин не появился, чтобы продолжить экскурсию. Вместо этого он послал ей весточку, где говорилось, что Мастер Квилон снова засадил его за работу. И, что еще сильнее удивило Теризу, она снова улеглась в постель и проспала большую часть дня.

Однако снился ей Мастер Эремис, а затем она не могла заснуть всю ночь. С наступлением же утра Териза обнаружила, что ждет, когда появится Джерадин. Если он не придет, она может попытаться найти ответы на свои вопросы у того человека, который так страстно целовал ее.

Где же он? Почему он забыл о ней? Неужели он больше не хочет ее? Неужели она настолько непривлекательна, что он потерял к ней всякий интерес?

К счастью, вскоре после завтрака в ее дверь постучал Джерадин.

Он принес с собой для нее толстый овчинный полушубок и ботинки, подобные тем, которые носил сам.

– Сегодня, – сказал он нравоучительно, улыбка светилась в уголках его глаз, – зубцы башен.

Она надела полушубок поверх серого платья, и Джерадин со слегка насмешливой галантностью вывел ее из комнаты.

Судя по тому, что она могла видеть из окон, у Орисона не было внешнего оборонительного периметра; тот же самый камень служил как для комнат и коридоров внутри, так и для их защиты – снаружи. Но стена, увидела Териза, когда Джерадин вывел ее наверх, оказалась невероятно толстой; ее внешний край был утыкан поверху зубцами, достаточно широкими, чтобы хранить за ними боеприпасы, достаточно высокими, чтобы лучникам удобно было стрелять, оставаясь при этом хорошо защищенными от вражеских контратак, и достаточно крепкими, чтобы выдерживать натиск катапульт и штурмовых таранов; причем там же, на стене, размещались склады, караулки и проходы. Воспоминание о фрагменте предсказания, который показывал Орисон с проломленной в стене дымящейся дырой, с картиной смерти повсюду, повергло Теризу в недоумение. Насколько же мощной должна быть сила, способная причинять подобные разрушения?

Со стен Джерадин повел ее наверх, на вершину башни, той самой, где находились ее комнаты.

Воздух казался колючим, как битое стекло, и ее нос и уши почти моментально замерзли. Ветер на этой высоте был более пронзительным. Тяжелые облака, низко нависавшие все предыдущие дни, несколько поднялись, но улучшение видимости было только на руку морозу. Слежавшийся снег за зубцами и в углах парапета выглядел старым и грязным, смерзшимся, не тронутым редкими лучами солнца. Дыхание порождало густой пар; Териза спрятала руки в рукава полушубка и дрожала. Но ей не хотелось убеждать Джерадина прекратить осмотр. Ведь отсюда открывался самый лучший обзор окрестностей Орисона.

Положение солнца позволило ей установить, что вытянутая часть прямоугольника замка проходит с северо-запада на юго-восток. Они с Джерадином находились на восточной башне. Пятна грязи, проглядывающие из-под снега, обозначали дорогу, выходящую из ворот в северо-восточной стене и приблизительно в полете стрелы от замка разветвляющуюся. Один рукав заворачивал к югу, к реке Бродвайн и провинции Тор (как объяснил Джерадин несколько дней назад), а второй шел параллельно Бродвайн на северо-восток, в провинцию Пердон, и в той стороне было еще одно ответвление – на северо-запад, к провинции Армигит. Река, как уверял Джерадин, в другие времена года видна издалека, но зимой из-за льда и снега сливалась с холмами. Тем не менее, это было то самое место, которое Териза видела в плоском зеркале, та самая река, что брала начало в узком ущелье, которое Джерадин называл «Сжатый Кулак». Она проходила через всю Домне, отделяла Тор от Термигана и Армигита, отделяла часть Демесне от Пердона и наконец разделяла Пердон на Северные и Южные области, прежде чем слиться с Вертигоном уже на границе Морданта.

Как странно, подумала Териза, трясясь от холода, насколько же спокойнее этот пейзаж выглядит отсюда, чем в том зеркале, которое позволило ей, Джерадину и Мастеру Эремису стать свидетелями нападения на Пердона. Под простором открытого неба было почти невозможно поверить в чудовищных монстров и насильственную смерть. Или, может быть, подобные вещи существовали лишь в зеркалах?

Она не слишком прислушивалась к тому, что рассказывал Джерадин; ей требовалась карта, чтобы все представить. Териза продолжала просто обозревать окрестности Орисона. Замок доминировал над окрестными покрытыми снегом холмами, но холмы, находящиеся в отдалении, были выше, круче и интереснее. Заросли деревьев шли вдоль дорог, после того, как те разветвлялись, а холмы вокруг Орисона были совершенно голыми, словно их специально очистили. Джерадин подтвердил это: Смотрителю Леббику требовалось открытое пространство для обучения своих людей, и, к тому же, правители Орисона не хотели оставлять места для сосредоточения приближающегося врага. На некотором расстоянии от замка все же виднелись деревья, толстые, черные и загадочные, словно деревья в ее сне. И дороги, казалось, уводили куда-то, где происходили чудеса.

Ей хотелось сказать: «Отвези меня в Домне. Отвези меня в Термиган, Армигит и Файль. Увези меня отсюда». Но погода была слишком холодной, снег слишком глубоким, и она не была ни принцем Крагеном, ни одним из его людей; она не могла путешествовать в таких условиях. Когда Териза увидела группу всадников, приближающихся к Орисону с юга, то почему-то вспомнила, что ни разу еще не садилась на лошадь.

Часто моргая под ветром, пытаясь сфокусировать зрение, Джерадин уставился на всадников. Через какое-то время он тихо выдохнул:

– Песок и красители! Это похоже на Тора. Сам Тор! С тех пор, как я прибыл сюда, он ни разу не бывал в Орисоне.

Для Теризы он добавил:

– Говорят, он слишком растолстел, чтобы куда-то ездить. А мне еще казалось, что он слишком стар. Он по меньшей мере на десять лет старше короля Джойса. – Затем Джерадин задумчиво пробормотал: – Если это он, то что же он делает здесь? В такое время года?