Текст книги "Цвет"

Автор книги: Сергей Васильев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 35 страниц)

Сергей Васильев ЦВЕТ

ЧАСТЬ 1. Зеленый

1. Тсаворит

Странно. Я всё же вернулся на Тсаворит. В то место, где родился.

Глеб Сергеевич подозвал, осмотрел меня с головы до ног, особо пристально глянул на разбитые кроссовки и, словно о чем-то сожалея, сказал:

– Сбегай домой. Жду завтра утром, – и отвернулся, не желая продолжать разговор.

Ему даже «спасибо» в ответ не скажешь: раскричится, развозмущается, что, дескать, его от работы отрываю, срываю производственный процесс, графики, сроки поставки и так далее, и так далее…

Не любит одолжения делать. Хотя, я его и не просил. Так, упомянул пару раз, что вот в том лесочке грибы собирал, а этой дорогой в школу бегал.

До сих пор не пойму – почему родители меня в традиционную школу отправили. Большинство учится виртуально, целыми днями просиживая за вирт-экранами. И экзамены так же сдает – по сети. Живых людей совсем не видят. Может, оно и правильно – пойдут на работу, а там, кроме обслуживающих роботов, никого и нет. К одиночеству надо заранее привыкать.

Учителем у нас был Виктор Степаныч – руководитель биологической миссии. Он это учительствование в качестве общественной нагрузки взял. Можно было выбирать, чем в свободное время заниматься: расчисткой территории, уборкой мусора, строительством жилых домиков. А он с нами возился. Наверно, ему это нравилось – попробуй, справься с оравой шебутных школьников, которых ненормальные родители в живую школу отправили, – если нет желания этим заниматься.

Хотя «орава» – это я немного преувеличил. Нас всего шестеро было в классе… Да что вспоминать! Мало ли с чем в жизни сталкивался. Интернат, подготовительное отделение, потом университет удаленного доступа – это чтобы подрабатывать можно было, опять же виртуально. Закончил и уж год как работаю, занимаюсь монтажом реперных станций.

Люди до сих пор продолжают пользоваться старинными способами перемещения в пространстве. Я имею в виду – по реперным точкам. Медленно: сначала нужно взлететь с планеты тем или иным способом и достичь точки. Перейти по сети в ту, которая наиболее близка к месту назначения. Возможно, по дороге сделать пересадку. Выйти, сориентироваться, опуститься на поверхность, пройти многочисленные терминалы… Морока. Единственное преимущество – остаешься в своем теле. Хотя на некоторых планетах это, скорее, существенный недостаток.

Только туристы в такие места не летают. Разве что экстремалы. А обычным подавай планеты земного типа с комфортными условиями существования: Брисс, Эльвиру, Гессонит, Фэйхо, Сибу, Зельде. Правда, две последние – планеты-заповедники, но и туда ушлые отдыхающие умудряются попадать. На Криогене слишком холодно для человека, на Иолите – жарко, а Петерсит – правительственная планета со всеми вытекающими запретами на свободное посещение.

Теперь и Тсаворит хотят включить в кольцо большого туризма. Для этого мы и ставим на поверхности реперный маяк. Полезное занятие для экономики развивающегося мира. Отвратное для меня.

Двор, как двор. Таких тысячи – и все одинаковые, потому что создавались по типовому проекту. Индивидуальное проектирование на колонизируемых планетах – непозволительная роскошь. Жители окрестных домов потом сами в свободное время что-нибудь изменят.

Я родился уже здесь, и для меня двор был чем-то привычным, стабильным, раз и навсегда созданным специально для меня. В первую очередь мне хотелось посмотреть на него. Здесь свернем, по привычной петляющей между стволов тропинке срежем путь, перейдем дорогу, вот уже виден мой дом, обогнем его и…

Да, это мой двор. Навигатор не ошибается. Но я-то его помнил совсем другим! Ладно, он стал меньше – это я вырос. Но тут было другое. Он просматривался насквозь!

Не знаю, почему все так стремятся вернуться туда, где провели детство. Восторгаются, умиляются, от радости слезы льют, стоит ступить на родную планету, а чем паче попасть в родной город, на родную улицу.

А мне больно. Будто украли у меня что-то невидимое, но существенное. Без которого прожить, в общем, можно, но не хочется. Всё меняется: и люди, и город, и дома, и даже буйная зелень Тсаворита, которую никогда не могли усмирить и загнать в те места, где она угодна людям. Теперь это получилось.

Какую цену заплатили люди, чтобы лишиться привычного окружения? И главное – зачем?

Как можно почти полностью вырубить кусты, которые за ночь вырастают до полуметра? Раньше, чтобы сдержать их, роботам-ландшафтникам приходилось каждое утро срезать новые зеленые побеги. А те упрямо уворачивались, прятались, чтоб потом исподтишка хлестнуть по лакированному корпусу, оставляя на нем едкие хризолитовые потеки. Роботы возвращались словно с полей сражения – в камуфляже и с вмятинами на корпусах.

Людей кусты боялись: пугливо сворачивали побеги или прятали их за толстые стебли. Зато изумрудные белки, осуждающе цокая друг на друга, хватали предложенные орехи, забирались повыше и кидались скорлупками.

Ни кустов, ни белок. Остались высоченные прямые стволы демантоидовых лип, непонятно как выросших за то время, что меня здесь не было. Тропинки, когда-то пробитые нами прямо по траве, были выпрямлены, расширены и засыпаны песком. Невысокие оградки, через которые мы перелезали, чтобы попасть на тропу, убрали. Ни укромных уголков, ни схронов. Стерильность. Издевательство над природой.

Пока я привыкал к неправильности, что стояла перед глазами, и тупо рассматривал ее, в ближнем доме хлопнула дверь, и кто-то вышел. Хотя, почему – кто-то? На пороге стоял никто иной, как Пашка. Он еще не видел меня: держа в руке пульт и управляя подъемником, медленно вывозил из гаража какой-то агрегат под чехлом.

Со спины Паша выглядел вполне прилично: загорелая шея, спортивный, подтянутый. Надо полагать, успешный в жизни. Интересно, помнит ли старых друзей?

Я подобрал с земли камешек и легонько кинул так, чтобы попасть рядом с Пашкиной ногой. Он вздрогнул, медленно отодвинул ногу и как-то даже присел. Испугался, что ли?

– Пашка! Привет! – крикнул я и поднял руку, будто кругом стояла толпа, и он меня может не заметить.

– О! Илюха! Ты как здесь?! – откликнулся Павел, поворачиваясь. Нисколько не удивленный, словно мы с ним вчера расстались.

– Да вот, реперный маяк ставим. А у вас как?

Пашка неопределенно дернул головой:

– Да всё по-прежнему. Жизнь на месте не стоит. Ты сам рассказывай. Мне на работу бежать, а тут одно дело доделать надо.

Он повернулся к полностью выползшему из гаража агрегату, стащил чехол, аккуратно свернул его и задал подъемнику курс на помойку. Упер руки в бока и удовлетворенно покивал, как человек, хорошо выполнивший давно откладываемую работу. Всё бы ничего, но выкинуть он собирался легковой скутер-внеатмосферник в довольно приличном состоянии.

Я дернул его за рукав, и Пашка повернулся, автоматически остановив подъемник.

– Ты чего это? – с нажимом спросил я.

– Мусор выбрасываю.

– Какой же это мусор? – удивился я. – Это же машина.

– Для тебя машина, а для меня – мусор, – Пашка даже рукой махнул с досады. – Отец с этим хламом до самого конца возился. Телепортатор в гараже изобретал! Физик-любитель, понимаешь! Я его, можно сказать, совсем не видел. И всё из-за этой рухляди.

Паша пнул скутер, отчего тот помигал габаритами и опять затих.

– Он же в рабочем состоянии.

– Не скажи. На нем только наземный движок стоит, а пространственный отец снял. Да даже если обратно поставить, всё равно давление не держит, чтоб за атмосферу выходить, я проверил. Корпус – решето. К тому же, отец там такого намудрил… Чтобы нормально ездить, нужно всю начинку выковыривать и новую ставить. Оно мне надо?

– Когда-то это была машина… – я провел ладонью по прохладному крылу. Чисто: пылеотталкивающее покрытие еще не потеряло своих свойств.

– Хочешь – бери! – Пашка радостно хлопнул меня по плечу. – Заказ на утилизацию я отменю… Ладно, побежал. Вечером встретимся. Держи пульт, – и подмигнул.

Паша забежал в гараж и через несколько секунд вылетел оттуда на современном внеатмосфернике. Покачал стреловидным корпусом, прощаясь, и взмыл в небо. Только я его и видел.

Никого. Лишь подъемник рядом со мной недовольно урчал двигателем.

Я забрался в скутер и опустил дверь, отгораживаясь от естественных звуков и запахов начинающегося солнечно-зеленого дня.

Интересно, что же Пашкин отец сделал с машиной? Я пощелкал тумблерами на рабочей панели, включая внешние динамики, климат-контроль и дисплей управления. Прокрутил память назад. Высветились координаты конечной точки, введенные последними. Мне эти цифры ничего не сказали. Пришлось лезть за карманным информаторием и делать запрос, чтоб перевел эти цифры в удобочитаемый вид. Пятьдесят четыре миллиона километров над плоскостью эклиптики нашего светила. Три световые минуты. Но никаких объектов там нет – ни станций, ни естественных спутников. Испытание? Скорей всего. Пашка что-то там про телепортацию говорил.

Да не бывает ее. Кто бы ни открыл – мгновенно бы по Галактике разнеслось. Наверняка, испытание неудачным было. Жаль, конечно. Зато можно попробовать безбоязненно что-нибудь понажимать – скутер же теперь мой, что хочу, то и делаю.

Ткнув наудачу в сенсоры, я выбрал режим ввода кистевым манипулятором и углубился в изучение системы управления скутером. Это просто, хоть и занудно: жми на каждую иконку и читай что написано. Лишь бы случайно не катапультироваться. Скажем, что может случиться, если нажать на «Ориентацию в пространстве»? Страшного – ничего.

Высветилась условная карта Галактики с призывно-вопрошающей надписью: «Задать координаты?». Я милостиво согласился, что вызвало новый водопад вопросов и предложений от последовательно навязчивой программы.

Задавать координаты можно было множеством способов: относительно центра Галактики, относительно произвольно взятой точки – список звезд прилагался, относительно исходного положения. Надо было указать свое местонахождение в выбранной системе координат и пункт назначение в ней же. Я читал все эти указания и тихо зверел: более неудобного интерфейса мне видеть не приходилось. Чувствовалось, что работал дилетант, не знакомый со способами ориентирования в космосе, – так извратить простейшую задачу не каждому по силам.

Однако излишняя дотошность позволяла надеяться, что удобный вариант всё же найдется. Ага. Вот и он: «Ввод на заданном расстоянии от отмеченного узла в выбранном направлении». Я отметил скутер как начало координат, узнал в информатории направление и расстояние до Земли – оказалось шестнадцать световых лет – и ввел эти данные на дисплее управления машины.

Э-э-эх! Сейчас прокатимся!

Я хихикнул, потешаясь над собой и своими поступками. Прям, как маленький. Будто мне снова девять лет и я Великий Капитан Вселенной. Сейчас нажму на «Запуск» и игра закончится. Ну…

Не было полета. Ни малейшего перемещения. Да я не особо и верил, что полечу. Но ожидание чуда пропало. Правильно Пашка собирался скутер выкидывать. Пра… Я посмотрел сквозь лобовое стекло и сглотнул.

Что за метаморфозы? Кто-то прочитал мои мысли и решил зло подшутить? Это точное воссоздание места, каким оно было шестнадцать лет назад, или наведенная галлюцинация? Проверить – пара пустяков: выйти наружу и пощупать все эти внезапно возникшие кусты, скамейки, заборчики…

Я понажимал кнопки открывания, подергал ручки – безрезультатно. И, наконец, взглянул на дисплей, благожелательно выдавший информацию: «Пункт назначение достигнут», и, чуть ниже: «Временная блокировки дверей».

Надо же так попасть! В сердцах ударив по дисплею, я включил наземные двигатели. Ну, хоть что-то работает! Съезжу-ка в мастерскую – там дверь вскроют, меня извлекут, может, и возьмут недорого. Помнится, она совсем недалеко была – рядом со школой.

Ручное управление ничем не отличалось от стандартного. Я легко поднял скутер над пыльной дорогой и неспешно поехал в мастерскую. Торопиться не имело смысла: развив над прихотливо извивающейся грунтовой дорогой большую скорость, на одном из поворотов вполне можно было влететь в дерево.

Через десять минут я добрался до мастерской. Ну, разумеется, именно сегодня у них оказался выходной. Возвращаться на монтажную площадку не хотелось: я использовал не больше двух часов из отпущенных мне суток. К тому же, Глеб Сергеевич просто обидится, увидев меня раньше назначенного срока.

Что ж, прокатимся по знакомым местам. Вот школа. Совсем не изменилась. И уроки всё там же идут. Прямо, как у нас – в нашем же классе – и преподают, наверняка, то же самое. Интересно проверить – действительно ли?

Звук свободно слышался внутри скутера. Я поднял машину к раскрытому окну второго этажа и изумленно воззрился на нечто невообразимое с моей точки зрения. Нет, со стороны всё было нормально: учитель вел урок перед шестью учениками. Молодой Виктор Степанович. А перед ним сидели двенадцатилетние оболтусы: Пашка, Лю Вэй, Герман, Лёха, Цинтия и я.

Можно было и не прислушиваться: происшедшее в этот день разом всплыло в голове. Я наблюдал действо со стороны и одновременно по новой проживал его.

Не получилось забыть…

– …Собственно, тсаворит – разновидность граната гроссуляра цвета травы, лесной зелени. По химическому составу – силикат алюминия и кальция. Как вы можете догадаться, как раз преобладание зеленого на нашей планете дало ей такое имя. Отвлечемся от темы. Капитан, давший планетам подобные названия, заслуживает самого пристального внимания. В нашем архиве отсутствуют данные о нем. Одно можно сказать – он был не только знатоком минералогии и драгоценных камней, но и поэтом в душе. Данные им имена удивительно точно соответствуют планетам. Иолит, с великолепными закатами, когда лучи белого солнца преломляются в сине-зеленой полупрозрачной растительности, – удивительная копия интенсивно-голубого кристалла. Петерсит, с громадными пляжами тигровой окраски, – напоминает «тигровый глаз» с шелковистой переливчатостью из волокон крокидолита в оправе из голубого золота океана. Гессонит, чья почва в пору весеннего листопада, покрывается сплошным ковром медово-желтого и оранжевого цветов, не отличить от разновидности граната. Кальцит, планета живых кристаллов и разноцветных туманов – от молочно-белого через желтый и синий до почти черного, – отражает всё многообразие этого минерала…

Учитель перевел дух и Пашка тут же встрял:

– Виктор Степаныч! Вы там везде были, да?

Виктор Степанович устало посмотрел и ответил:

– Нет, Павел. Конечно, нет.

Я пнул Пашку под столом: дескать, не лезь – забыл, что на станции было? Пашка, не будь дурак, ткнул мне в бок твердым кулаком – он каждый день лупит по мешку с песком, насмотрелся видюков. Больно. Я дернулся и зашипел.

Виктор Степаныч сразу на меня взгляд перевел. И выжидательно так спросил:

– Илья, ты что-то хочешь сказать?

Сказать-то мне хотелось. Но вот что? Точнее – как? Цепляясь за ножки стула, словно за соломинку, я поднялся и брякнул:

– Я обязательно стану минералологом и этим, любителем драгоценных камней, вот!

Все как грохнут. Ослы. Мне-то самому понятно, что сказать хотел, а им только дай повод поржать. Мало ли, оговорился человек – всяко бывает. Один только ВикСтеп разобрался:

– Что ж, Илья, хороший выбор. Надеюсь, что осознанный. Тебе же это интересно?

– Интересно… – во рту вдруг пересохло и стало жарковато – климат-контроль, что ли, сломался?

Пашка хихикнул и что-то быстро накарябал на бумажке. И когда я сел, подпихнул ее ко мне поближе. «Красна-девица,» – прочитал я. Ну, Пашка! Получит после уроков. Нашел, над чем смеяться. Любой бы засмущался, если заветную мечту при всех рассказать. А камни я всё равно буду изучать. Буду.

Еще я хочу слетать на другие планеты. Ну, этого-то все хотят. Но у меня – настоящее. А не так – развлечься в каникулы. Вот только какую планету посетить первой? Где достать денег на билет? Или устроиться на корабль стюардом? Коком? Свободным матросом? Возьмут ли – ведь двенадцать всего? Или прибавить себе годика два?..

Так не думают двенадцатилетние мальчики, всю жизнь проведшие под опекой родителей. Отец и мать – защита от тягот мира. Они всё сделают, что ни попросишь. Помогут, когда станет трудно или не захочется чем-нибудь заниматься. Обеспечат необходимым. Позволят излишнюю роскошь. Всё – для единственного дитяти! Нет забот в этом возрасте. Сделал уроки и гуляй. Свобода!

Всё перемешалось у меня в голове. Я – двенадцатилетний, сидящий сейчас на уроке. Я – теперешний, монтажник реперных маяков. Мои мысли и воспоминания о том, каким я был тогда.

Наверняка, стороннему наблюдателю человек, сидящий в скутере и что-то высматривающий в окне школы, показался бы если и не подозрительным, то уж странным – точно. Но никто не окликал меня, не звал служителя порядка. Никому не было до меня дела? Или улицы поселка внезапно опустели?

Заломило в висках от невозможности охватить всё сразу и сосредоточиться.

Надо дистанцироваться от себя-маленького. Понять, что действительно думал тогда, а что пришло позже, но перемешалось, наслоившись на ранние воспоминания.

Нет, я тогда не хотел в космос. Это появилось чуть позже. И связано с одним нехорошим событием в моей жизни. В тот же день, когда вернулся из школы. А ведь я еще погулял. Поговорил с Пашкой. Сбегал с Лю Вэем на карьер, склоны которого быстро зарастали ползучками, а хризопразовые ласточки носились над водой и ныряли в тесные норки.

Я рванул скутер к земле и понесся к своему дому. Успеть бы. Увидеть родителей. И понять – что произошло.

Во дворе стоял сверкающий на солнце космический корабль. Никакой маскировки. Значит, похитители – не профессионалы. Тем трудней найти их. Помнится, они даже не выдвинули ни одного требования. Или мои родители были нужны им в качестве рабочей силы? Источника знаний? Носителей информации?

Охрана около шлюза отсутствовала. Значит, все в доме. Отключили сигнализацию, электричество и навесили экран белого шума. Их не меньше пяти – четверо против отца, один – против матери. И еще руководитель – шестеро.

В этот момент открылась входная дверь, и из дома вышли отец и мать, разрушая мои домыслы. Никто их не сопровождал. Никто не вышел встретить из корабля. Они не были связаны, закованы в наручники, снабжены «воротником смерти». Достаточно спокойно шли к кораблю, переговариваясь. Да, чувствовалась нервозность в их словах и интонациях, но не более того.

Я повернул скутер и неспешно поехал в их сторону.

– …Да, успели. А в следующий раз как? На биостанции тоже люди сидят. Техника тут не поможет. Сегодня – реальный шанс. А Илья… Он всё поймет. К тому же это ненадолго – через две недели вернемся.

– Не ври! Не ври! – мать остановилась.

Они стояли и молча смотрели друг на друга. А я смотрел на них обоих. Что-то между ними происходило – понятное им, но не мне.

– Лида… – сказал отец примирительно.

– Я всё сделала, как ты хотел. Что еще?!

– Ничего. Это правильно, пойми.

– Не желаю понимать! Ты даже не разрешил написать правду в письме! Что Илюша подумает?

– Так будет лучше. Перестань. Мы же всё обговорили. И потом есть силы, которые выше нас.

– Не знаю! Я ничего не знаю! – мать была на грани истерики.

Отец неловко обнял ее одной рукой, так и не опустив на землю объемистую сумку, с которой вышел из дому. Мать вдруг прижалась к нему изо всех сил, словно боясь отпустить, и глухо, с надрывом, зарыдала.

Они понимали больше, чем хотели сказать. Но я не понимал. Что заставляет их поступать так? Чего они боятся? Вернее, боялись…

Мать затихла. Отец взял ее под руку и мягко, но настойчиво повлек к малогабаритному межпланетнику. Залитый дезактиватором выжженный круг, которой я обнаружу, когда приду домой, оставил именно он.

Закрылся шлюз, пошел обратный отсчет, а я всё никак не мог осознать, что родители навсегда ушли из моей жизни. Даже прощания не было. Ни тогда, когда я, радостно ворвавшись домой, нашел лишь бумажку, исписанную торопливым почерком матери. Ни теперь, когда только и смог, что проводить межпланетник тоскливым взглядом.

Это больше, чем ложь. Это – реальность.

Хотел я такую правду? Нет. Мир вокруг меня стал жестче. В нем не осталось места для наивного почитания, светлого образа и веры в идеал.

Не часто рушится стержень, на котором держится наша жизнь.

Я убедился, что никакого похищения не было. Никто родителей, вроде, не принуждал. Они сами собрались, оставили мне трагическую записку, погрузились в космошлюп и отбыли в неизвестном направлении.

Сами.

Зачем?

Сколько вопросов в один день. Сколько ответов на незаданные вопросы…

Стало трудно дышать. Я слепо потыкал в сенсоры. Почти сразу обнаружил панель «возврат в исходную точку» и нажал на нее.

Какое-то время у меня не было сил не только двигаться, но и просто посмотреть вокруг.

Скутер по-прежнему стоял в нашем отвратительно облысевшем дворе, словно пораженном смертельной болезнью. Правда, не около Пашкиного дома, а напротив – у бывшего моего, не знаю уж кто там сейчас живет. На развивающихся мирах не принято разбрасываться пустыми строениями, а я не смог там жить один, после исчезновения родителей. Никто из местного совета попечителей не возражал, когда я перебрался в интернат к клонам.

Не хотелось вспоминать. Слишком болезненно.

Успеем еще с прошлым разобраться – никуда оно не денется. А вот настоящее – это серьезнее.

Для начала – что же произошло со мной? Я совершенно реально побывал в своем прошлом. Наблюдал события, о которых помнил, о которых предполагал и о которых не хотел бы знать. Подумаем сначала над этим…

Я даже не попытался куда-нибудь отъехать или даже просто вылезти из скутера. Разобраться казалось важнее мнимых удобств. Не смотрел и наружу – на то, что происходило во дворе. Ни к чему отвлекаться.

С феноменом я разобрался быстро. Ничего сложного. Если подумать, то телепортация – это мгновенное перемещение объекта из одной точки пространства в другую. Так вот. Если я собираюсь оказаться в месте, отстоящем от моего на расстоянии, скажем, десяти световых лет, то сначала я попадаю на десять лет назад в прошлое из такого расчета, чтобы, двигаясь со скоростью света, достичь намеченной точки в тот же момент времени, когда нажал кнопку отправления. Жаль, что материальный предмет не может достичь такой скорости. Но был ли я материален? Ответа нет.

И не будет.

Я еле успел выскочить.

Уборщик сжал стальную лапу, сминая скутер, приподнял его и бросил в мусоровоз.

Ну, Пашка! Не отменил заказ, зараза! Угробить такую машину! Идиот! Сколько можно было бы узнать. Так просто.

И уже ничего не изменить. Ничего.

Я судорожно дышал, часто-часто моргал и сжимал кулаки в бессильной ярости.

Нет машины, и только ветер разносит выпавшие из скутера бумажные листы, покрытые какими-то записями…