Текст книги "Аттестат зрелости 2 (СИ)"

Автор книги: Сергей Рюмин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 22 страниц)

Потом, после женщин, я парился в компании банника да домового. Селифан баню не любил, а лесник сегодня не показывался. Впрочем, спину мне веником нахлестал Федул, а Авдей Евсеевич притащил откуда-то кувшин ледяного квасу с пахучими травами.

– Красота! – заключили они оба. Я ушел ужинать, а они остались допариваться.

На следующий день сразу после завтрака я занялся «своим сельским хозяйством» – «подкормил» силой и конструктами свои дубки, выбрал место для посадки липы и акации. Потом подпитал магией саженцы у Селифана. Оборотень чем-то был занят, я не стал его беспокоить.

Затем пошел «на зады» огорода, где меня ждал с едва скрываемым нетерпением Еремееич.

– Пошли!

Я снова слил немного «живой» силы в дуб-великан, а потом, подумав, добавил конструкт регенерации. Удивительно, но дерево словно откликнулось на мои действия: зашумело кроной, осторожно мазнуло мою макушку ветвями. Еремеич озадаченно почесал затылок:

– Признал он тебя что ли?

– Оживает! – пояснил я. – Через неделю приеду, повторим. А пока, Силантий Еремеевич, приготовь мне десять небольших саженцев дуба в горшках. Буду делать тебе заповедную рощу.

Я решил не усердствовать особо, выращивая саженцы из желудей, а обработать магией уже готовые саженцы.

– Еще мне нужен будет один небольшой, сантиметров тридцать-пятьдесят в высоту, саженец сосны, – попросил я. – Попробуем, как ты говорил, черный бор возродить…

– Черный бор – первейшее место в лесу! – обрадованно заявил Еремеич. – Любимое место для всякой живности.

– А для меня саженец липы и с десяток ростков обычной акации, – продолжил я. – Возле дома высажу.

– Будут тебе дубы, сосна, акация и липа! – обрадованно подтвердил лесовик.

Дома maman перебирала на кухне монеты: серебро к серебру, золотые к золотым. Она разложила на кухонный стол большой кусок толстого целлофана, оторванного от рулона, что я приготовил для парника. Вывалила на стол мешочки и по очереди потрошила их. Вид у неё был весьма скучающий и печальный.

Кучка серебряных монет ожидаемо была раза в два побольше, чем кучка из золотых. Попались и с десяток медных монет: крупных, тяжелых пятикопеечных. Наверное, случайно затесались.

Maman вздохнула, взглянула на меня:

– Ну, и что мы будем с этим делать?

– Серебро пригодится, – ответил я, подразумевая, что из монет можно сделать амулеты. – Золото обещал Василий Макарович пристроить. Видно будет, мэм.

– Ты ж не думаешь, что всё это мы здесь оставим? – maman ткнула рукой в груду монет.

– Именно так и сделаем, – ответил я. – Не тащить же это всё с собой.

– А здесь нас не ограбят?

– Кто, ма? – засмеялся я. – Наоборот, за домом присмотр есть и догляд. Здесь такие сторожа!

– Ох, Антошка, – maman вздохнула. – Сколько сюрпризов сразу за три дня! И чем это всё кончится?

– Всё нормально, ма, – успокоил я её. – С собой ничего из этого брать не будем.

Я указал на монеты.

– Приедем на 9-е мая, разберемся.

Maman повозилась в саду еще с пару часов, посадив что-то там вроде патиссонов и тыквы.

– Как хорошо, что нам сад вскопали, – заметила она. – А то бы я умерла бы здесь.

Как только она отвернулась, я поспешно запустил в неё еще импульс «живой» силы.

Ближе к вечеру, около четырех часов мы стали собираться домой. Я подогрел для maman «титан» – водонагреватель для душа в бане на дровах. Пока она мылась упаковал немногочисленные сумки: грязную одежду да недоеденные продукты.

Перед отъездом заглянул Селифан, вручив maman бараний бок:

– Пожарите или харчо сварите!

Maman смутилась, попыталась расплатиться, но оборотень решительно пресек все её попытки:

– У нас с Антоном свои расчёты!

Цветана тоже зашла попрощаться, протянула свой гостинец – очередной мешочек с травами. Maman сразу засмущалась, а ведьма тихо (но я услышал!) попросила привезти в следующий раз шоколадных конфет и протянула maman рублёвую купюру.

Что из шоколадных конфет можно купить на рубль? 150 грамм «каракумов»? Естественно, maman рубль не взяла, сказала, что привезет, а потом рассчитаемся.

Я уже завел машину, чуть-чуть погрел двигатель и собрался было ехать, как maman с виноватым видом спросила:

– Антош, а можно к деду с бабкой заехать? Тебе ж рукой подать!

– Поехали! – согласился я. – А я к Василию Макаровичу загляну!

К леснику я хотел заехать из-за саженцев. Надо было подпитать дубки магией.

По «короткой дороженьке» доехали до Бахмачеевки. На этот раз maman только вздохнула, глядя по сторонам.

– Про это тоже, мэм, не стоит говорить, – заметил я.

– Да поняла я, поняла, – немного сердито ответила она. – И так вон бабка Нюша на тебя смотрит как кулак на чекиста.

Поэтому я её высадил у ворот дома. Сам заходить не стал, только предупредил:

– Через полчаса приеду.

И поехал дальше, наблюдая краем глаза, как мне вслед смотрит сосед Леха Длинный.

А вот лесника дома не оказалось. Саженцы мы посадили внутри периметра. Оставалось только вздохнуть, развести руками и убраться вон. Если б не шишок. Ворота сами собой открылись. Из-за створки показалась голова неведомого зверька.

– Заходи! Заходи быстрей! – он приглашающе помахал мне мохнатой лапкой. – Хозяина нет.

– Я… – хотел было сказать я, но шишок меня перебил:

– Знаю, знаю. Вон они. Сам тогда иди, а то люди смотрят!

И поспешно закрыл ворота. Действительно с соседнего участка в нашу сторону вытаращилась соседка. Я ей кивнул, мол, здрасьте. Она, чуть замешкавшись, кивнула мне в ответ и поспешно отвернулась.

– А где хозяин-то? – спросил я у шишка, который встал у меня за спиной, пока я колдовал над первым дубом.

– Уехал с утра пораньше в Черное урочище, – почему-то недовольно ответил шишок. – Вроде как незаконная порубка там. Там лес хороший, кто-то сруб решил срубить.

– А ты на хозяйстве остался? – спросил я, не глядя на него, направляясь ко второму дубку.

– Мне в лес нельзя, – буркнул шишок. – Я с Еремеичем в ссоре.

– А что так?

Шишок промолчал. Я завершил колдовать здесь.

– Пошли на огород!

– Нет, – шишок отрицательно замахал руками. – Соседка там. Иди один. Я тебя здесь подожду. Не могу я глаза отводить, если рядом кто-то есть.

Пришлось мне на огороде копаться одному. Шишок оказался прав. Только я начал ковырять один саженец, как к забору подошла соседка.

– А что это ты тут без хозяина возишься? – поинтересовалась она из-за забора со своей стороны, прилипнув глазом к щели между досками.

– Подкормку делаю, – отмахнулся я. – Макарыч приедет, спроси у него!

Соседка начала что-то бурчать в ответ, я отвернулся, не реагируя на её эскапады. Она что-то крикнула, вроде как обидное, но увидев, что я не реагирую на неё, ушла.

Я распрощался с шишком, пожал ему мохнатую лапку, чем привел его в смущение, завел машину и поехал за матерью.

Она уже ждала возле забора. Рядом стоял дед Паша. Я вышел, поздоровался. Дед Паша обнял меня, на секунду прижался бородой к моей щеке.

– Экзамены сдаешь? – поинтересовался он. – Как вообще сам-то?

– Экзамены с первого июня, пока готовлюсь. Нормально всё.

Он кивнул, толкнул меня в плечо. Мне показалось, что в окне дома шевельнулась занавеска. Бабка Нюша смотрела с кухни за нами. Дед поймал мой взгляд, усмехнулся:

– Перемелется, мука будет!

Глава 41

Глава 41

Опять покушение

После выходных время понеслось вскачь. Каждый урок в школе превратился в конспектирование ответов к билетам к экзаменам. Все остальные уроки, типа, физкультуры, трудов, НВП, астрономии и всяких там биологий-географий прекратились сами собой.

За неделю Лавруха провела с нами целых три классных часа, на которых подробно расписала, что нас ждёт в ближайшее время: от последнего звонка и формы одежды на нём (не дай бог, кто-то придет в джинсах!) до получения аттестата о среднем образовании (если кто-то не завалит экзамен, разумеется) и школьной характеристики для постпуления в вуз, техникум или ПТУ.

– А характеристики разные бывают, – усмехнулась она. – Можно и такую написать, что в тюрьму не возьмут!

В пятницу, накануне Дня Победы нас обязали явиться при параде и потащили в клуб. Для ветеранов давали праздничный концерт, а нам за кулисами вручили букетики гвоздик и праздничные наборы в виде книжек про войну для поздравления и вручения ветеранам после концерта.

Кроме того, для ветеранов в фойе накрыли столы с закуской. В сторонке две тётки сторожили ящик водки.

Среди приглашенных ветеранов я не увидел ни одного знакомого лица. Не было даже деда Пахома, чему я очень удивился. Ведь он, как никак, Герой Советского Союза. Оказалось, что на концерт пригласили только ветеранов, работающих на химзаводе, а не жителей поселка Химик.

Под шумок я ухитрился утащить девять красных гвоздичек и пару книг. На мишкин молчаливый вопрос, пояснил:

– Дед Пахом, сосед мой бывший, Герой Советского Союза, моряк-подводник. Схожу, поздравлю.

Мишка открыл рот:

– Да ну на? Правда, Герой Советского Союза? Не врёшь?

Я развел руками, мол, герои среди нас, но мы про них даже не знаем…

– Погодь! Я с тобой!

Он вернулся через пару минут, пряча за пазухой бутылку «Столичной».

– Давай в «Красный» забежим, – предложил он. – Конфет прикупим хотя бы.

С нами увязался Андрюха и, как ни странно, Ленка-Жазиль.

– Как же неудобно-то, – заметила она. – Ветеранов с завода собрали, а про поселковых напрочь забыли!

– Как всегда, Лен, – пожал плечами я. На выходе из клуба мы столкнулись с Ниной Терентьевной.

– Вы куда? – грозно поинтересовалась она. – Банкет не закончился. Вдруг кого провожать придется?

– Нин Терентевна! – вдруг вылезла Ленка. – А вы знаете. Что у нас в Химике самый настоящий Герой Советского Союза живёт?

Лавруха замерла. Вообще-то она достаточно щепетильно относилась к ветеранам. Немудрено: у неё отец воевал и где-то сгинул под Ржевом. Сама она встретила войну в детском возрасте, в своё время даже на заводе болванки для снарядов точила зимой 1941–1942 года, подставив под ноги ящик.

– Кто? – спросила она.

– Дед Пахом, сосед мой бывший, – ответил я. – Капитан первого ранга, командир подводной лодки, Герой Советского Союза.

– И вы сейчас идёте его поздравлять? – уточнила она.

– Ну, его ведь на концерт не пригласили, – скривился я.

– Не юродствуй, Ковалёв, – бросила Лавруха. – Здесь собрали ветеранов предприятия, наших шефов. Подожди!

Она зашла в клуб.

– Будем ждать? – Андрюха посмотрел на меня, на Мишку. Перевёл взгляд на Ленку.

– Я домой пойду! – он махнул рукой. – Пока, до понедельника.

Как только он ушел, пришла Лавруха, которая принесла красивый подарочный бумажный пакет на веревочках, протянула Ленке, наверное, самой ответственной из нас:

– Держите! Вручите от имени школы. И бутылку водки туда не забудьте положить!

Она пригрозила мне с Мишкой, дескать, знаю вас, алкашей малолетних. Мишка подумал обидеться на это или нет? Видимо, решил, что не стоит.

Дед Пахом оказался дома. Тети Клавы не было. Мы вручили ему гвоздики, пакет. Он растерялся, почесал затылок, поблагодарил нас.

– Спасибо, ребятушки! Первый раз за пятнадцать лет меня так…

В его глазах блеснули слезинки. Он отвернулся, смахнул их рукавом, высморкался. Снова повернулся к нам лицом, улыбнулся, посмотрел в сторону кухни и предложил, щелкнув по горлу:

– Может, по чуть-чуть? Символически? За Победу?

Может, мы с Мишкой и согласились бы. Но тут влезла Ленка. Она ухватила меня за рукав:

– Нет, мы спешим, дядя Пахом…

Действительно, дед Пахом на деда уже совсем не походил. Даже седина в волосах пропала, как, впрочем, и лысина. Голову деда украшала пышная густая черная шевелюра кучерявистых волос.

Мишка направился домой, а мы с Ленкой на автобус.

– Что завтра будешь делать? – спросила Ленка. Нам повезло сесть рядом друг с другом.

– На дачу поеду, – ответил я. – Дела садово-огородные, понимаешь ли… Кусты всякие, бурьяны…

– С невестой поедешь? – попыталась съехидничать Ленка.

– Не, Ленусь, – я отрицательно мотнул головой. – Невесты – народ такой. Ленивый. На огороде копать грядки не заставишь, а уж жуков колорадских собирать…

– Какие сейчас жуки? – возмутилась моими тирадами Ленка. – Я с тобой серьезно говорю!

– Пока майские, – ответил я. – Учебно-тренировочные. Колорадские позже будут.

Ленка замолчала. Я приобнял её. Она тут же прижалась ко мне.

– С мамой поеду, – проговорил я вполголоса. – С мамочкой. Вдвоем.

С моей стороны это был конспиративно-тактический ход. Я обнимал Ленку, а сам искоса наблюдал за группой «товарищей» в количестве пяти человек моего возраста типично шпанистого вида: зауженные в бедрах, расклешенные внизу брюки, кепочки «под блатного». Один был в морской темно-синей тельняшке и пиджаке, другой в футболке и спортивке… Всё бы ничего, мало ли шпаны тусуется в поселке. В любом случае меня знали и драться бы не полезли. Но это были не местные, не знакомые мне ребята, хотя и моего возраста. Я их раньше не видел. А с другой стороны, они шли за нами от самого клуба, потом до остановки, а потом вместе с нами влезли в «пятёрку». Только, если мы с Ленкой сели впереди салона, ближе к водителю, то эти встали на «кругу» автобуса-«гармошки». Причем, трое вызывающе залезли и уселись на поручни. Замечания им никто из пассажиров не сделал, побоялись. Эта пятерка все время, пока мы ехали, косилась на нас.

Я уже решил, что выйду вслед за Ленкой, если они выйдут на тоже «Космонавтов», где всё время выходила она.

Нет, Ленка чмокнула меня в щеку, вышла на своей остановке, а эти поехали дальше, со мной. Один из них, мелкий, спрыгнул с поручней, подошел ко мне и сел рядом, развязно закинув ногу на ногу.

– Ты с какого района? – презрительно скривив губы, поинтересовался он.

– Тебе какая разница, шпиндель? – осклабился я. Такого ответа он явно не ожидал и ошеломленно молчал, не зная, что сказать в ответ.

– Тебя кто послал? – продолжал допрос я. – У тебя плотник есть знакомый?

– Зачем? – вопрос вверг его еще в большее недоумение.

– Гроб тебе получше сделать! – я ухватил его за ворот, притянул его к себе поближе и зашептал прямо в ухо. – Я тебя сейчас прямо тут убивать буду. Мееедленно…

Он вырвался. Впрочем, я его почти не держал. Вскочил на ноги, выкрикнул:

– Мы знаем, где ты живешь!

И устремился к своим. Такого отпора с моей стороны его подельники явно не ожидали. Они сгрудились, стали обсуждать, периодически тыкая в меня пальцем. Но благо салон автобуса всё-таки был с пассажирами, поэтому дальше приставать ко мне или выяснять со мной отношения они не рискнули.

– Мальчик, может, милицию вызвать? – предложила мне крупная тетка лет сорока.

– Да, к водителю подойти надо, – подхватила какая-то бабка. – Пусть по рации милицию вызовут! А ты езжай до конечной! Там пост есть.

– Спасибо, – поблагодарил я и сочинил на ходу. – Ребята шутят, у них скоро спектакль в молодежном театре, они на репетицию едут.

– Вот артисты-то! – тут же выдала бабка. – А с виду шпана шпаной!

– У них роли такие!

Следующая остановка была моя. Я устремился к двери, знаком показав им, что мол, выхожу, пошли вместе, дескать!

Всё-таки их, действительно, интересовала моя скромная персона. Мы отошли от остановки подальше. Я сознательно выбрал место, где ходит поменьше народу. Они шли, как привязанные, за мной. За ними шел еще кто-то, более взрослый, чем я и они. Но он держался подальше и старался не попадаться мне на глаза. Я не успел его, как следует, рассмотреть. Я резко развернулся и пошел им навстречу. Они замерли.

– Ну, – сказал я. – Сами расскажете, кто вас послал, или мне вас сначала надо помучить?

Конструкт паралича и они дружно повалились, как кегли. Я наклонился к ближнему:

– Кто вас послал? Говори или останешься на всю жизнь инвалидом!

– Я не знаю, – чуть не плача, ответил он.

– А кто знает?

– Сэм знает! Он договаривался.

– Кто из вас Сэм? – на пацана даже конструкта подчинения или правды накладывать не надо было.

– В тельняшке…

Я подошел к парню в тельняшке и пиджаке, присел рядом с ним:

– Ну? Кто вас послал?

– Да пошёл ты!

– Ты хочешь остаться инвалидом, Сэм? – удивился я. – Будешь в коляске кататься… Тебе понравится. А вот они сейчас уйдут.

Я выпустил в остальных пацанов конструкты отмены и рявкнул:

– Кыш отсюда!

И вдогонку кинул им заклятья поноса. Исключительно в оздоровительных целях – кишечник прочистить, пищеварительный тракт, так сказать.

Сэм посмотрел им вслед и с тоской буркнул:

– Если скажу, отпустишь?

– Без проблем, – я развел руками и добавил, подпустив в голос грозного хрипа. – Между нами крови нет. Пока.

Сэма моя фраза проняла. Он побледнел. Лоб мгновенно покрылся испариной. Он тихо прошептал:

– Толик Собачкин по кличке Барбос. Громила. Он под Гришей Фартовым ходит.

И тут же в ужасе заорал, пытаясь подняться и отползти:

– Вот он! Он идёт сюда!

Я вскочил, развернулся. К нам быстро приближался здоровяк в куртке от спортивного костюма и джинсах. В руке он крутил нож-выкидуху.

– Уходи! – скомандовал я Сэму, кидая в него конструкт отмены, и вставая в самбистскую стойку.

– Бросишь нож сам, – сообщил я. – Я тебе не воткну его в задницу.

Барбос осклабился:

– Борзеешь, пацан!

Обманчиво лениво вкруговую махнул правой рукой, в которой держал нож. Я её перехватил. Но в это время он нанес мне прямой удар левой в печень.

Он не знал про «каменную кожу». Это, во-первых. А, во-вторых, я успел прокачать «живую» силу в руки, в результате чего он просто отлетел метра на два, даже не успев нанести мне этот самый удар левой в печень.

Нож он не выпустил. Я подошел к нему, встал ногой ему на кисть правой, крутанул. Барбос взревел от боли и злости, выпустил нож и попытался вскочить. Я тут же ударил его кулаком в солнечное сплетение, подпитав удар силой. Его скрючило. Я подобрал нож, покрутил его, и воткнул ему в ягодицу. Неглубоко, конечно, но чтоб было обидно. Он взвыл. Я ударил его по щеке – чтоб было еще обиднее.

– Сука! – он опять попытался меня ударить. На этот раз по «колхозному», размашисто, боковым справа, затем так же, но слева. От первого удара я легко уклонился, присев. Легко поймал его левую руку, завернул за спину, потянул вверх. Он опять взвыл, вставая на цыпочки. Я вытянул у него из ягодицы нож, бросил на траву (надо будет потом забрать с собой, на нем же его кровь!).

– Ну, и зачем? – поинтересовался я.

– Отпусти, гад! – потребовал Барбос.

– Зачем ты натравил на меня этих пацанчиков? – я опять потянул его заломленную руку вверх, вынуждая его топтаться на цыпочках. – Руку тебе сломать что ли?

– Хватит, парень! – окрикнул меня непонятный мужик, стоявший чуть в стороне. Он всю эту нашу схватку стоял, спокойно наблюдал и курил. Я поначалу его посчитал за товарища Барбоса и на всякий случай краем глаза посматривал за ним.

– Отпусти его!

Мужик подошел к нам, вытащил из-за пояса наручники.

– Машина уже едет.

– Нифига себе, – пожал я плечами.

Мужик легко перехватил руку Барбоса, подбил его под колени так, что он упал, завернул обе руки за спину, надел наручники.

– А ты иди домой, – посоветовал он мне.

– А где машина? – спросил я. – Эта что ли?

– Где?

Мужик на минуту отвернулся, я успел подобрать нож, сунув его в широкий рукав пиджака.

– Устинову привет! – бросил я напоследок. Мужик скривился, как будто сожрал лимон. А мне сразу стало хорошо и весело.

Глава 42

Глава 42.

Старый скит

В деревню мы рванули аж в семь утра. В половину седьмого я побежал за машиной в гараж, через полчаса подъехал к дому. Из вещей у нас были только сумка с продуктами да два ящика пива «Жигулевское», которые я приготовил в качестве подарков.

Один ящик Селифану. Уж очень он уважал данный продукт, другой – баннику (Селифан подсказал). Для домового я купил в комиссионном магазине швейцарский перочинный нож с восемью предметами, как было написано в переводе. Нож обошелся мне в целых 40 рублей.

Maman закупила два килограмма разных шоколадных конфет для Цветаны.

В общем, подарками мы обеспечили всех.

До своего поместья добрались за два часа. Дорога была вообще пустой. Праздник у людей, День Победы. Впрочем, парад на Красной площади мы посмотреть успевали.

Сначала я подкатил к дому, высадил maman, выгрузил вещи. Потом подхватил ящик пива и направился к Селифану, благо было всего-то улицу перейти.

Калитка была открыта. Я подцепил её ногой, открыл, придержал плечом и протиснулся во двор.

– Здорово, сосед! – во весь голос крикнул я. Селифан выскочил на крыльцо в одних солдатских шароварах-галифе, босиком с голым торсом. Кажется, он был напуган.

– Антон!

Он подбежал ко мне. Я протянул ему ящик с пивом – 20 бутылок «Жигулевского».

– Держи!

– Спасибо! – он принял ящик и поставил его на землю. – Антон! Макарыч пропал!

– Как пропал? – переспросил я.

– Неделю назад он уехал в Черное урочище, – начал оборотень.

– Помню, я к нему перед отъездом в воскресенье заезжал, – перебил я. – Шишок мне сказал, что там лес рубит кто-то.

– Вот он и не вернулся! – продолжил оборотень. – Я к нему в среду зашел, а его так и нет. Шишок вялый, больной, лежит, не шевелится. А это значит, что хозяин его загибается! Я в леспромхоз ездил, сообщил, что лесник в Черное урочище поехал и пропал. А мне директор ответил, что там порубок не было. Мы с ним вместе поехали туда. Там нет никого. И следов никаких.

Он украдкой осмотрелся по сторонам и вполголоса добавил:

– Там совсем следов нет. Я бы учуял!

– И что делать? – растерялся я. – В милицию звонил?

Селифан скорчил рожу, что я понял про свою ошибку. Он снова огляделся по сторонам и шепнул:

– Поговори с Еремеичем. Только он может помочь. Если уговоришь его.

– А почему он может отказаться? – удивился я. – Идём!

– Не, – запротестовал Селифан. – Мне в лес днём нельзя. Меня леший утащит! Оборотней в лесу не любят. Ночью можно. А днём нет, никак.

– Со мной нормально! – заявил я.

– Еремеич Василь Макарыча недолюбливает. Считает, что он слишком уж расхозяйничался. Иногда даже кружил его специально.

– А как же ты в Черное урочище-то поехал тогда? – удивился я.

– Так я ж не один поехал, – хмыкнул Селифан. – Там и директор леспромхоза, и участковый. Даже егерь с нами был. А лешие толпу не любят.

– Ладно, – решил я. – Один схожу.

Я забрал из дома буханку свежего черного хлеба, купленного специально для Силантия Еремеевича, сунул в карман горсть леденцов, повесил на пояс нож. Я теперь без него ходил разве что только в школу.

– Ма, я на пару часов отойду! – крикнул я, прикрывая за собой дверь. Maman переодевалась для садово-огородных работ.

Еремеич ждал меня на том же поваленном дереве. Я поздоровался, по инерции поклонился ему, протянул буханку:

– Прими, лесной хозяин, от души!

Силантий Еремеевич вскочил, схватил у меня хлеб, отломил от него кусок, сунул в рот, медленно прожевал, проглотил и замер с закрытыми глазами:

– Вкуснотища! Здравствуй, Антон!

Он поклонился мне.

– Знаешь, последнее время никто меня угощением не балует. Никто, кроме тебя!

Я развел руками:

– Для тебя, Силантий Еремеевич, ничего не жалко. Держи!

Я вытащил из кармана горсть конфет, протянул лесовику. Тот обрадованно забрал их все, спрятал то ли в карман, то ли за пазуху, одну развернул и сунул в рот.

– Пойдём кикимор смотреть? – предложил я.

– Вот фиг тебе, а не кикимору! – лесовик сердито насупился. – Мне только не хватало, чтобы ты еще и их изничтожил.

– Да ладно, ладно, – улыбнулся я. – Шучу я. Приготовил саженцы?

– А то!

Лесовик показал себе за спину. За поваленным деревом стояли в горшках десять саженцев дуба сантиметров 20–30 в высоту, три саженца сосны, тоже в горшках, десяток веток акаций, завернутых в рогожу.

– Это хорошо, – обрадовался я. – Сегодня и займусь. Как только Василия Макаровича домой верну, так и займусь!

Еремеич сразу посмурнел, нахмурился.

– Где лесник, Силантий Еремеевич? – спросил я. – Подскажи мне, будь другом!

Лесовик сложил руки на груди, сердито хмыкнул и сжал губы в ниточку.

– Еремеич! Пожалуйста! Очень тебя прошу!

– Вот скажи, Антон, зачем он тебе сдался? – выдал Силантий Еремеевич. – Вот какое тебе до него дело? Он колдун, живет колдовством, обманом.

– Ну, меня он ни разу не обманул, – заметил я. – И моих друзей тоже. И вообще, Силантий Еремеевич, он мне друг. Также как и ты. А друзей в беде бросать последнее дело!

Лесной хозяин скривился, вздохнул.

– Что там в Черном урочище случилось? – спросил я.

– Да не был он в урочище, – отмахнулся лесовик. – Не доехал он туда. По дороге перехватили.

– Инквизитор.

– Кто? – не понял я.

– Охотник за нечистью, – нетерпеливо пояснил Еремеич. – Остановили его машину по дороге на урочище, брызнули ему в лицо какую-то гадость, связали да увезли.

– Куда увезли? Он живой?

– Знамо дело куда! – лесовик махнул рукой. – В старый скит. Сжечь его хотят.

– Проводишь меня? – я мгновенно успокоился.

– Провожу, – Еремеич вздохнул. – По прямой дорожке это ж совсем рядом.

Он нехотя поднялся, не спеша пошел вглубь леса. Я направился за ним. Саженцы мы оставили там же. Здесь всё равно их никто не возьмет. А я вернусь, заберу.

– Почему вы друг с другом не ладите? – спросил я, наблюдая, как перед нами расходится лес, расстилается эта самая «короткая дороженька».

– Он лесник, колдун, а я лесной хозяин, – пояснил Еремеич. – Двух хозяев в одном лесу быть не до́лжно.

– Да какой же он хозяин? – удивился я. – Он смотритель, охранитель. А хозяин-то настоящий ты…

На мои слова Силантий Еремеевич только отмахнулся:

– Вот люди в лесу пакостят, костры жгут, мусорят, деревья рубят, зверюшек стреляют. Что с ними делать?

– Ну, наказывать как-то надо, – сказал я.

– По заветам я их могу извести, чтоб другим неповадно было, – хмыкнул лесной хозяин. – На корм медведям да волкам пустить! А лесник мне – и думать не моги! Они люди! Люди, люди… Хрен на блюде! А как тогда лес беречь?

– Да и силы у него хватает, – добавил Еремеич. – Лешего он, конечно, не сничтожит, как ты, а вот кикимору или трясинника запросто! Стой!

Он замер. Я тоже. Впереди среди деревьев показался просвет. Над кронами возвышалась серая деревянная коническая крыша какого-то строения с покосившимся деревянным крестом – простым, из двух перекладин. Подойдя поближе, я обнаружил такого же цвета старую бревенчатую стену чуть выше человеческого роста высотой. Не частокол, а из горизонтально уложенных брёвен.

– Старый скит, – тихо сообщил мне Еремеич. – Там раньше монахи жили. Потом разбойники. После них староверы поселились. Теперь вот пусто. Но мне всё равно дальше хода нет. Там земля вашего распятого бога.

– Там есть кто-нибудь сейчас? – поинтересовался я.

– Инквизитор там сейчас, – немного помолчав, сказал лесовик. – И служка его вроде здесь…

Я огляделся вокруг. Лесовик, словно угадав мои мысли, сообщил:

– Нет здесь никого. Внутри все.

– Ладно, – решил я. – Я пошёл. Подожди меня, хорошо.

– Конечно, подожду, усмехнулся Силантий Еремеевич. – Куда уж мне без тебя?

Я осторожно подошел к бревенчатой стене, тронул её рукой, попытался влезть наверх. Меня ждал сюрприз: стена оказалась не оградой, а стеной большого строения с плоской деревянной крышей, на которой местами уже проросла трава.

Я спрыгнул обратно. Направился вдоль строения в поисках входа. Узкая калитка обнаружилась сразу же, как только закончилась это строение. Дверь была сколочена из массивных плотно пригнанных друг к другу почерневших от времени досок. Ничего похожего снаружи на ручку я не обнаружил. Даже ухватиться не за что!

Дальше шла стена другого строения. Я так понял, что скит состоял из нескольких объектов (домов, сараев, может, даже гаражей), построенных вплотную друг к другу. А внешние стены этих самых строений играли роль защитной ограды. Хотя я бы на месте монахов, или кто тут строителем был, построил бы частокол – и проще, и надежнее. Крыши везде были плоские, так что защитники могли находиться на них, если возникала необходимость отпора внешнему противнику.

Только уж очень старым выглядел этот скит. Честное слово, у нас в городе бревенчатые дома, которым «в обед сто лет», времен так называемого «исторического материализма», выглядели намного лучше и свежее. Я постоял перед дверью, толкнул её от себя, попытался потянуть на себя, уцепившись ногтями в доски, – бесполезно. Она словно вросла в проём от времени.

Я направился дальше. Еще метров через пять закончился этот сруб, начался второй. Проём между ними оказался забит двумя почерневшими от времени толстыми вертикальными плашками.

Ворота обнаружились чуть дальше. Гигантские створки из почерневших трехсантиметровых в толщину досок два метра в высоту и по два метра в ширину каждая были настежь распахнуты уже давно, практически вросли в землю. Но не сгнили, оставались крепкими, твердыми.

– Лиственница что ли? – мелькнула мысль.

Я осторожно шагнул на пустой двор или скорее, судя по размерам, небольшую площадь. Хорошо жили отшельники когда-то! Поверхность двора была покрыта почерневшими от времени, но отнюдь не подгнившими деревянными плашками, как тротуарной плиткой. Площадь окружали дома, пугая пустыми глазницами проемов на месте окон и дверей.

Посередине площади возвышалась шестиугольная бревенчатая башня высотой в пару этажей с конической крышей из деревянных плашек и покосившимся крестом.

Окна, точнее, пустые проемы, в этой башне были на уровне второго этажа. Я, не торопясь, стараясь ступать максимально тихо, обошел башню вокруг. Обнаружил вход на противоположной от ворот стороне.

Вокруг стояла непривычная тишина. Периодически раздавался скрип раскачивающихся ставней окон или дверей. Первый раз, когда скрипнуло, я чуть не подскочил, развернулся, готовясь немедленно ударить параличом.

Напротив входа в башню находилась (опять же с дверями настежь) старая небольшая церквушка. Я заглянул внутрь. Увы, всё было ободрано, оборвано и растащено. Остались лишь одни голые бревенчатые стены. Только простой деревянный крест, прибитый над входом, да крест на покосившемся куполе свидетельствовали, что сюда когда-то ходили молиться.

Магическим зрением я не увидел ничего – абсолютно пустая серость без малейших признаков жизни.

Наступила очередь осмотра помещений. При этом не забыть, что где-то, по словам Еремеича, спрятались инквизитор и его служка. Кто такой служка, лесовик не сказал, поэтому я готов был увидеть и нечто вроде колдунского шишка до обычного человека, служащего церкви.

Я зашел в первый попавшийся дом. Дверь, как таковая, и окна отсутствовали. Пустое большое помещение с русской печью. Полы крепкие, не гнилые, поэтому я, не опасаясь провалиться, прошелся по периметру, высматривая возможный люк в подпол или в подвал. Не обнаружив ничего интересного, я вышел во двор и направился в соседний дом.

Этот дом был бы копией первого, если бы не кучи обломков, которые были когда-то мебелью, да две печи-голландки вместо одной русской. По всей видимости помещение предназначалось для жилья. Обломки мебели, похоже, когда-то были полатями или спальными полками. Отдельно стоял, прислоненный к стене стол. Почти целый, если не считать, что у него не было двух ножек, из-за которых его и припёрли к стене.