Текст книги "Крымская война"

Автор книги: Сергей Семанов

Соавторы: Сергей Сергеев-Ценский
сообщить о нарушении

Текущая страница: 41 (всего у книги 49 страниц)

Ещё одним деятельным помощником Горчакова стал родовитый российский дворянин Егор Петрович Ковалевский. Крупный знаток истории славянства, он ещё двадцатишестилетним начал свою деятельность в Черногории (по образованию, кстати, горный инженер – редкая специальность в тогдашнем дипломатическом корпусе!). В ту пору эта крошечная горная страна, населённая воинственным и свободолюбивым народом, была средоточием мировых политических интриг на Балканах. Судьба Ковалевского заслуживала бы отдельного сюжета, ибо там содержался истинный приключенческий роман, включая перестрелки в лесистых ущельях. Скажем лишь, что молодой горняк сделался дипломатом не по назначению, а исключительно в силу собственных талантов: ему удалось решить на Балканах многие важные дела в пользу России.

В 1849-м (ему было уже тридцать семь) – крутая перемена судьбы: миссия в Пекин, столицу полностью замкнутого тогда Китая. И опять немыслимые приключения в азиатских бескрайних пустынях, в ещё более опасных лабиринтах императорского пекинского двора, и опять полный успех – подписание в 851-м известного в истории Кульджинского договора, в существенной степени определившего, и в положительном смысле, русско-китайские отношения у границ Средней Азии. Ковалевский, знаток острейшей тогда Балканской политики и одновременно – Дальнего Востока, был в том же 856-м назначен директором Азиатского департамента МИД, в ту пору это было огромное «хозяйство», обнимавшее просторы от Адриатики до Японского моря.

Мы остановились только на трёх деятелях, выдвинутых Горчаковым на смену замшелым николаевским бюрократам, но из этого краткого рассказа видно, сколь деятельных и самостоятельных людей подбирал новый министр себе в сотрудники.

Стратегическую линию внешней политики России Горчаков твёрдо определил с первых своих шагов, и теперь видно, что выбор пути оказался верен. Внутреннее положение страны было крайне тяжёлым, требовались крупные перемены и преобразования, решительная ломка многих окаменелых устоев, обычаев и привычек. Ясно, что такие перемены, даже проводимые сильной властью и с необходимой в таких случаях осторожностью, порождают в различных слоях общества недовольство и даже волнения: на всех не угодишь, жизнь соткана из противоречий. Нужно отменить крепостное право, этот позор России, укрепить расшатанную денежную систему, перейти к европейским способам хозяйствования в промышленности, пересоздать вооружённые силы на современной технической основе, а как залог – порвать паутину бюрократов-крепостников, которая цепко оплела русский народ, не давая развернуться его творческим силам и талантам.

Исходя из этого, дипломатия должна обеспечить России мир и покой на внешних рубежах. Казалось бы, достаточно прекратить нелепые военно-политические авантюры, и покой странообеспечен. Нет, всё обстояло совсем не так просто, и Горчаков это хорошо понимал. Середина прошлого века – классический период колониализма, когда слабых или ослабевших безжалостно порабощали, для захватчика это почиталось тогда подвигом, а не позором. Судьба великих стран и великих народов Индии и Китая, нагло и беззастенчиво ограбленных западными дельцами, были у всех на виду. Значит, Россия должна быть не только миролюбивой, но и сильной. Как сохраниться в качестве великой державы при таком расстройстве внутри страны? Сохраниться не для захватов, а для необходимой обороны? Не только осмотрительной внешней политикой, но и постоянной готовностью к отпору. А раз собственные силы недостаточны, надо находить союзников, ибо все они были растеряны при Нессельроде.

Английская плутократия сразу же показала, что России нужно быть настороже и не обольщаться достигнутым прекращением войны. Едва вступил в силу Парижский трактат, как Британия снова стала угрожать нам с юга. Слабого добей...

Георгий Чичерин: «Английские суда, уже выведенные из Чёрного моря, вступили в него обратно, что было нарушением существующих договоров. В этом выражалась та безрассудная политика, какую Пальмерстон вёл в те годы во всех частях света... Перед кн. Горчаковым встал вопрос: как поступить? Примириться с грубым фактом незаконного вступления англичан в Чёрном море? Это означало: опозориться. Сопротивляться силой? Это принесло бы: Наполеон III примкнёт к своей союзнице по Крымской войне. А для серьёзных военных действий Россия не имела сил. Требовалось избежать двойной опасности: и того, чтобы храбриться бесцельно, и того, чтобы уронить своё достоинство. Мнение кн. Горчакова заключалось в следующем: воспользоваться действиями Англии, чтобы притянуть Францию к России...

От России требовали немедленных уступок. Кн. Горчаков, наоборот, потребовал решения дела всеми участниками Парижского договора на новой конференции в Париже, то есть европейского судилища. Англия, Австрия и Турция были бы против России; Франция, Пруссия и Россия составили бы другую сторону...»

Да, покой, столь необходимый России для внутренних преобразований, никто не хотел предоставить, его предстояло завоевать и отстоять. В этих условиях Горчаков счёл необходимым обнародовать перед всем миром новые основы российской внешней политики. Пусть все видят, что Россия управляется совсем не теми людьми и главенствуют в ней не те силы, что и прежде.

Так появился документ, который стал одной из примечательных вех в истории мировой дипломатии. 21 августа 1856 года Горчаков направил всем посольствам и миссиям России за границей циркуляр, которому суждено было сделаться предметом мировой гласности. Прежде всего провозглашался недвусмысленный отказ от наследства Священного союза: «Связь единения с теми, кто в продолжение многих лет поддерживал вместе снами начала, обеспечивавшие в Европе мир более четверти века, ныне не существует в прежней своей силе... Обстоятельства вернули нам полную свободу действий». Далее в циркуляре подчёркивалось, что политика России будет «национальна», то есть русское правительство впредь не намерено жертвовать собственными интересами во имя каких-либо устарелых принципов и обязательств.

Но мы находим, что эта неподобающая позиция для державы, которой Проведение отвело в Европе место, занимаемое Россией».

Далее говорилось нечто очень важное, причём столь тонкими намёками, слогом истинно классической дипломатии, что цитату следует продолжить: «Что же касается молчания, то мы могли бы напомнить, что когда-то против нас была организована искусственная шумиха, потому что мы поднимали свой голос каждый раз, когда мы считали необходимым встать на защиту справедливости. Эта деятельность, проникнутая заботой о ряде правительств и из которой сама Россия не извлекала никакой выгоды, использовалась, чтобы нас обвинить в стремлении к какому-то всеобщему господству...»

Да, яснее не скажешь в дипломатическом документе. Была, была «искусственная шумиха» против России, но ведь и «забота о ряде правительств», предпринимаемая николаевским двором, нелепая и бессмысленная, тоже была, а уж то, что стране она не принесла «никакой выгоды», – это сказано даже очень мягко. Владел, владел слогом выпускник Лицея князь Горчаков!

Нота закачивалась полными достоинства словами: «Мы могли бы наше молчание объяснить впечатлением, оставшимся от воспоминания об этом».

В ноте Горчакова прямо и недвусмысленно объявлялось, что на ближайшее время Россия намерена воздерживаться от активного участия в международных делах. Главная задача, которая стоит сейчас перед русским правительством, – это «развитие внутренних сил страны». Но Россия не собирается навсегда изолировать себя от остального мира. И Горчаков даёт чёткий и выразительный лозунг нового внешнеполитического курса: «La Russie bounde, dit-on. La Russie ne bonde pas. La Russie se recueille» («Говорят, что Россия сердится. Нет, Россия не сердится. Россия сосредоточивается»).

Последние слова – «Россия сосредоточивается» – надолго стали крылатой фразой газет всего мира и сделались символом внешней политики Александра II.

В России выступление Горчакова встретило широкий и сочувственный отклик. Едва ли не все слои общества с восторгом приветствовали поворот к политике национальных интересов от абстрактного космополитического легитимизма, что принёс стране столько вреда. Правильно было понято и то, что внешняя политика нового министра станет служить прежде всего делу насущных преобразований родины. Все понимали также, что появился ещё один бюрократический акт, а – помимо всего прочего – отношение к общественности с открытым обоснованием своей политики. Это было ново, это внушало доверие к личности Горчакова в эпоху начавшегося возрождения страны.

Дел предстояло множество, в том числе порой самого, так сказать, технического свойства. Новые политические задачи требовали и новых приёмов дипломатической деятельности. Став министром иностранных дел, Горчаков принялся за перестройку громоздкого и негибкого дипломатического аппарата, сложившегося в николаевское время. Прежде всего он позаботился об улучшении специальной подготовки сотрудников. С 1859 года для всех лиц, желавших поступить на службу в Министерство иностранных дел, были введены строгие вступительные экзамены. При Нессельроде на русской дипломатической службе находилось много иностранцев: немцев, итальянцев, французов; некоторые из них имели весьма сомнительную репутацию. При Горчакове на службу в Министерство иностранных дел принимались преимущественно русские. Разумеется, сословная замкнутость дипломатической службы по-прежнему сохранялась, но в ту пору это было свойственно всему миру.

В отличие от нессельродовских бюрократов, презиравших русский народ, Горчаков всегда считался с общественным мнением. Он также стремился на него воздействовать. Многие важные статьи в русской печати появились из недр возглавляемого им министерства, а для заграничного читателя предназначалась газета «Nord», выходившая на французском во многих странах Европы.

Той же задачи служили и многие ноты Горчакова, как правило, пронизанные острой публицистичностью. Дипломатические документы, вышедшие из-под его пера, отнюдь не носят печати канцелярского делопроизводства. Напротив, они явно обращены к общественному мнению. Обладая несомненным литературным талантом, русский министр иностранных дел умел так составить свои ноты, что они доходили до всей читающей публики в России. Это в большой степени способствовало популярности политики Горчакова и его собственной популярности. От русских дипломатических представителей проявления большего воздействия на политические круги стран, в которых они представляли Россию.

Преобразования эти шли последовательно, без спешки. В 1868 году вступила в действие разработанная Горчаковым новая структура Министерства иностранных дел: количество подразделений и канцелярий было сокращено, одновременно увеличены права руководителей отделов. Горчаков говорил, что большие права и большая ответственность, несомненно, эффективнее, чем «прежняя система многократной проверки младших чиновников старшим». Следует отметить, что структура министерства, установленная при Горчакове, с очень небольшими изменениями просуществовала вплоть до начала XX столетия.

Просвещённый патриот родины, Горчаков придавал большое значение национально-историческим традициям, он понимал силу их воздействия. В «Дипломатическом ежегоднике» постоянно публиковались исторические обзоры и справки; например, дан был обстоятельный очерк о всех руководителях внешнеполитического ведомства России, начиная с создания посольского приказа в середине XVI века. Горчаков считал себя приёмником и продолжателем традиций русской дипломатии, идеалом политического деятеля почитал Петра Великого, чей портрет находился в министерском кабинете.

Забытая история есть беспамятство, вот почему Горчаков много занимался упорядочением министерского архива. При нём началось составление описей и изучение документов МИД, что имело огромное значение как дипломатической практики, так и для исторической науки. Вслед за тем были предприняты публикации важнейших дипломатических материалов, причём некоторые из них не устарели по сей день.

Итак, основополагающие принципы русской внешней политики были продуманы, чётко составлены и преданы гласности, в МИД приходили новые люди, само дипломатическое ведомство начало коренным образом совершенствоваться. При этом практические решения нельзя было откладывать ни на один день: международное положение России оставалось по– прежнему опасным.

Георгий Чичерин: «Кн. Горчаков избрал в 1856 году французский союз, как единственно возможный. Гр. Нессельроде в своей записке, данной при оставлении должности, советовал осторожно пользоваться услугами Франции, но хранить дружбу только с Пруссией, Австрией и по возможности с Англией. Кн.

Горчаков считал такую систему совершенно невозможною. Австрия, сошедшая с прежнего пути, сознававшая значение совершившегося разрыва с Россиею, руководимая прежним противникам России гр. Буолем, причиняла на Востоке всевозможные усилия в самом враждебном России направлении... Дружба с Англией оказалась невозможной уже до Крымской войны; тем более в 1856 году, когда Англия, руководимая Пальмерстоном, неудовлетворённая исходом войны, всегда давала чувствовать своё преобладание повсюду на всех морях,... нельзя было думать о союзе с нею... Соглашение с Наполеоном III было единственным исходом, и оно сразу возвращало России значительное влияние».

Вскоре после вступления на пост министра иностранных дел Горчаков сказал одному из своих близких сотрудников, что «ищет человека, который помог бы ему уничтожить параграфы Парижского тракта, касающиеся черноморского флота и границы Бессарабии; что он его ищет и найдёт». Добиться отмены статей трактата Россия могла только при поддержке сильных союзников. События Крымской войны показали, что их нельзя найти в немецких государствах, на которые ориентировалась дипломатия Нессельроде. Среди русского либерально-дворянского общества получила широкое распространение идея союза с Францией. Выразителем этих настроений стал Горчаков, который был убеждённым сторонником русско-французского сближения. Он называл союз России и Франции «естественным», что было весьма дальновидно.

При этом Горчаков исходил из реальных оснований. Франция стремилась к территориальным захватам в Европе, причём ближайшим объектом должны были стать итальянские владения Австрии. Воинственные намерения французского кабинета вызвали враждебное отношение Англии. Раскол среди недавних противников России, наметившийся уже во время Парижского конгресса, стал очевидностью. В этих условиях Франция была заинтересована в русской поддержке. Горчаков рассчитывал использовать эту заинтересованность с целью добиться отмены нейтрализации Чёрного моря – этого недавнего позора России.

Политика есть политика, поэтому обмен любезностями между недавними противниками начался сразу же после войны. Послом в Париже был назначен, как говорилось, один из видных

государственных деятелей России граф Киселёв. Наполеон III назначил французским представителем в Петербург своего любимца графа Морни. В русской столице Морни приняли с подчёркнутым вниманием. Вскоре взаимный зондаж о сближении Франции и России был продолжен на самом высоком уровне.

13 сентября 1857 года в Штутгарте состоялось свидание Александра II и Горчакова с Наполеоном III и его министром иностранных дел графом Валевским. Переговоры велись в общей форме, но когда Наполеон намекнул на возможность франко-австрийской войны и спросил, какова будет здесь точка зрения России, царь ответил, что он «не повторит ошибки 1849 года», то есть не окажет никакой помощи Австрии. Взамен французский император обещал Александру II поддержку в «восточном вопросе». Горчаков и Валевский вслед затем договорились, что посланникам обоих государств в Турции будет дано указание действовать совместно. Для нас это был уже кое-какой успех!

Правда, уже в этих переговорах наметились опасные разногласия между договаривающимися сторонами. Подготовленный Горчаковым проект русско-французского союза не был подписан императорами. Наполеон III затронул польский вопрос, прозрачно намекнув, что французское правительство поддерживает идею независимости Польши. Это вызвало сильное раздражение царя. «Со мной осмелились заговорить о Польше», – сказал он своим приближённым. Оба главы государства не были всё же крупными политическими деятелями... Но об этом позже.

Тем Не менее из наметившегося сближения с Францией русской дипломатии вскоре же удалось извлечь непосредственную выгоду. Летом 1858 года в Париже была созвана международная конференция для определения государственного устройства Дунайских княжеств. Россия стояла за их объединение. В Петербурге рассчитывали получить в новом государстве опору для упрочения своего влияния на Балканах. Благодаря поддержке Франции русскому представителю на конференции Киселёву удалось преодолеть сопротивление Англии и Австрии и добиться признания «Соединённых княжеств Молдавии и Валахии» в качестве отдельной державы.

Тут необходимы пояснения: вскоре после Парижской конференции произошло фактическое слияние обоих княжеств в одно государство – Румынию. Турция, поддержанная Австрией и Англией, начала готовиться к наступлению против молодого государства. Чтобы предупредить интервенцию, Горчаков заявил о намерении правительства России выступить в защиту Румынии. Он писал Киселёву в начале 1859 года, что никакая интервенция в Румынию недопустима. В Вене и Константинополе вынуждены были отступить. В 1858—1859 годах французская дипломатия оказала также содействие выступлению России в защиту Черногории и Сербии от посягательств Турции и Австрии. Это очень повысило традиционный авторитет России среди западных славян и в православной Греции.

В начале декабря 1858 года в Петербург прибыл с совершенно секретной миссией личный представитель французского императора Ле Нури для заключения франко-русского союза. Переговоры с ним вёл Горчаков. Позже министр иностранных дел представил Александру II доклад, в котором дал тонкий анализ подлинных целей французской политики. Наполеон предлагал России выступить против Австрии, обещая взамен Галицию и неопределённую гарантию содействовать отмене Парижского трактата.

Предложение казалось заманчивым, но война потребовала бы от России большого напряжения сил. Горчаков решительно заключил: «Что нам предлагали взамен таких жертв? Галицию, но ценою войны с неизвестным исходом; что касается тягостных для нас условий трактата 1856 года, нам обещали при заключении мира эвентуальную поддержку, обусловленную обстоятельствами, не поддающимися никакому разумному учёту. Совершенно ясно, что такое предложение было для нас неприемлемо. Однако, – продолжал он, – предлагаемый нам союз... оказаться рифом, о который разбилось бы наше согласие с Францией. Отказаться от него значило бы снова толкнуть императора Наполеона в объятия Англии».

В Париже прекрасно понимали, как важна для России отмена «нейтрализации» Чёрного моря, беззастенчиво подталкивали её к войне с соседней Австрией. Цель была очевидной, но и хлопать дверью русская дипломатия в ту пору не могла, приходилось терпеть, выжидать. Линия Горчакова была непобедима: всеми силами он старался избежать вовлечения России в войну ради французских интересов. 3 марта 1859 года в Париже был подписан секретный франко-русский договор. Россия обещала занять «благожелательный к Франции нейтралитет» в случае её войны с Австрией. Взамен Наполеон III в очень туманных выражениях намекал на возможность пересмотра трактата 1856 года. Обязательства Франции не содержали ничего серьёзного.

Переговоры о русско-французском союзе показали, что Наполеон III не склонен пойти навстречу России в самых важных для неё вопросах. Горчаков писал об этом Киселёву в следующих деликатных выражениях: «...Неожиданности в действиях императора Наполеона и резкие перемены не позволяют полагаться с уверенностью на равномерный ход его политики». Министр по-прежнему оставался сторонником сближения с Францией, но после 1859 года русско-французские отношения заметно охладились, – не по нашей вине.

Итак, первая попытка добиться дипломатическим путём отмены Парижского трактата не удалась...

Летом 1859 года вспыхнула франко-австрийская война. Армия «лоскутной монархии» после нескольких битв потерпела полное поражение. Австрийцы были изгнаны из Италии. Франция присоединила к себе Савойю и Ниццу. Поражение Австрии ускорило процесс объединения Италии: в 1860 году революционные отряды Гарибальди прогнали неаполитанского короля, ставленника австрийцев.

Разумеется, монархист и умеренный либерал Горчаков опасался, что пример гарибальдийцев может оказать революционизирующее влияние на Польшу, где уже начиналось брожение. Однако всякое выступление в то время против Италии должно было привести к усилению Австрии. Горчаков был решительным противником этого. Его точка зрения взяла верх, хотя при петербургском дворе имелась сильная проавстрийская партия.

Итог был таков: в октябре I860 года по просьбе австрийского правительства в Варшаве состоялось свидание Александра II, Франца-Иосифа и принца-регента прусского. Деятельное участие в переговорах принимал Горчаков. Австрийскому императору дали понять, что Россия не поддержит его агрессии на Апеннинском полуострове. Австрии пришлось примириться с потерей своих позиций в Италии. Так принципиальная линия Горчакова принесла первый успех: у давнего и коварного противника России – Австрийской империи появился политический противовес на юго-западе: независимая Италия.

Медленно, но верно дело двигалось: Австрия временно была выведена из русофобской игры поражением в войне и появлением Италии, Франция хоть не увидела пока в России самой природой данного союзника, но от прямых и открытых действий против неё пока воздерживалась. Однако в это самое время опять обострились русско-английские отношения.

С конца пятидесятых годов Россия начала продвижение в глубь Средней Азии. Конечно, основным тут являлись потребности быстро растущей русской буржуазии в источниках сырья и сбыта. С другой стороны, это продвижение никак не походило на классические колониальные захваты, связанные с порабощением или даже истреблением целых народов: в средневековых ханствах, существовавших грабежом чужих и «своих», прекращался разбой, уничтожалось рабство, открывались пути к прогрессивному развитию с помощью трудящегося русского народа и передовой культуры России.

Но было тут ещё одно важное обстоятельство – военно-политическое. Английская плутократия усилила своё колониальное наступление в глубь Центральной Азии. На очереди были Афганистан и Средняя Азия. Народом этих стран грозила громадная опасность – британские хозяева не знают милости к покорённым. Объективно Россия помогла этим народам сохранить свою национальную самобытность и возможность для культурного развития. Горчаков понимал большое значение среднеазиатской политики для России. Помимо чисто экономических наших выгод утверждение на Аму-Дарье позволило бы оказывать стратегическое давление на английские владения в Индии. Непосредственным исполнителем политики министра стал талантливый Ковалевский.

В конце 1857 года Александр II утвердил предложение Горчакова направить посольство в Среднюю Азию. Главным аргументом министра иностранных дел было сообщение об английских агентах, которые стремятся «разрушить наши торговые сношения как с Хивой, так и с Бухарой». По предложению Горчакова во главе посольства стал молодой дипломат Н.П. Игнатьев, ставший позже крупным государственным деятелем: как всегда, министр подбирал себе сильных исполнителей.

В ближайшем будущем эта политика принесла свои плоды. После нескольких лет всесторонней подготовки началось военное наступление в Средней Азии. Ему предшествовала дипломатическая увертюра. 21 ноября 1864 года Горчаков направил всем представительствам России за границей пространный циркуляр о политике России в Средней Азии. Там говорилось о необходимости обеспечить «безопасность границ» России, защитить торговлю от «грабительства», освобождении пленных различных стран от рабства. Уже в 1865 году русскими войсками был взят Ташкент, а через три года правители Коканда и Бухары признали вассальную зависимость от России.

Великобритания отвечала на это русское продвижение сильными антирусскими выпадами, причём давление это шло со всех сторон. Силы были в ту пору неравными, однако в начале 60-х русская дипломатия нашла и использовала против нараставшего английского давления сильный противовес – события в Северной Америке.

В Соединённых Штатах Америки шла гражданская война между Севером и Югом. У сельского Юга было мало шансов на победу, но южные штаты, образовавшие Конфедерацию, рассчитывали на помощь со стороны Англии и Франции. И действительно, английская буржуазия поддерживала рабовладельцев, так как их победа над промышленным Севером устранила бы опасного для Англии конкурента на мировых рынках. Французский император Наполеон III, стремившийся к колониальным захватам на Американском континенте, также признал Юг воюющей стороной и намерен был оказывать ему поддержку. В этой обстановке отношение России к происходящим событиям приобрело немалую значимость: несмотря на недавнее поражение, наш флот оставался всё же главным в Европе (после английского и французского).

Традиции русско-американских отношений были весьма благоприятны – никаких осложнений в прошлом. Напротив, в период Крымской войны правительство США благожелательно относилось к России. В то время как Англия стремилась к расчленению США, чтобы усилить своё влияние на мировой арене, Россия была заинтересована в сохранении США для международного равновесия, и русская дипломатия настойчиво выступала за сохранение независимости и единства Соединённых Штатов. Англия была общим противником для обеих стран.

В России с большим вниманием следили за развивающимися в Америке событиями и, несмотря на дальность расстояния, довольно хорошо разбирались в них. Уже в самом начале войны, в апреле 1861 года, поверенный в делах США в Петербурге

Д. Эпплтон посетил Горчакова, стремясь заручиться его поддержкой. Русский министр держался осторожно, ибо опасался поспешными шагами втянуть Россию в большой международный конфликт, но в общем высказался явно благожелательно для северян. Он заявил, что русское правительство «не забывает о дружеских отношениях, так долго существовавших между нашими странами».

В Вашингтоне известие об этом вызвало немедленный положительный отклик: вскоре в Петербург прибыл новый американский представитель, но уже в более высоком ранге (немаловажное обстоятельство в дипломатических играх!) – посланник К. Клей. Тогда Горчаков направил в Вашингтон ноту, где вновь выражалась надежда на сохранение единства Соединённых Штатов. Россия проявляет по отношению к ним, писал Горчаков, «в высшей степени дружеский интерес, ибо обе эти страны, расположенные по обеим сторонам света, по-видимому, призваны к естественной солидарности интересов и симпатий, неоднократно ими друг другу выраженных».

Вскоре сочувствие России к Штатам выразилось уже в практических результатах. Речь идёт о так называемом «деле Трента»: в ноябре 1861 года северяне задержали английское купеческое судно «Трент» и арестовали двух находившихся на борту корабля южан. Этот эпизод Англия и Франция хотели использовать как предлог для открытой интервенции. В Петербурге к намерениям такого рода отнеслись резко отрицательно. Благоприятное для северян отношение русской дипломатии оказало существенное влияние на то, что случай с «Трентом» не принял характер военного столкновения.

После благополучного разрешения этого дела Горчаков в январе 1862 года направил в Вашингтон ноту, написанную в очень дружественном тоне. Тем самым ещё раз было заявлено перед всем миром, что Россия выступает против раскола США. Позднее английский премьер-министр Пальмерстон объяснял в палате общин недостаточно активную поддержку Великобританией южан именно тем обстоятельством, что в этих условиях Соединённые Штаты могли «заключить военный союз с Россией». Это вынужденное признание красноречиво свидетельствует о важной роли, которую сыграла в тот период русская дипломатия.

Жестокая и кровопролитная война между Севером и Югом долгое время шла с переменным успехом. Неумелые действия северян привели к тому, что осенью 1862 года их военное положение ухудшилось. Наполеон III решил, что наступило благоприятное время начать интервенцию европейских государств в США. В одиночку Франция не могла этого осуществить. 31 октября в Лондон и Петербург были направлены ноты с предложением совместных военных действий такого рода.

Горчаков ответил быстро и решительно. 8 ноября он сообщил в Париж, что Россия поддерживает дружеские отношения с Соединёнными Штатами и отказывается от выступления вместе с Англией и Францией. Русское правительство, подчёркивал Горчаков, готово способствовать мирному разрешению конфликта в Америке на основе переговоров между Севером и Югом. Отказ России имел очень большое значение для последующих событий.

Георгий Чичерин: «Самая крупная услуга была оказана Россиею Соединённым Штатам в 1862 году. Во Франции и Англии всё сильнее проявлялось стремление к признанию законности Южного правительства... Наиболее стремился к этому Наполеон III... Французское правительство несколько раз намекало русскому на желательность вмешательства... После отказа России и английское правительство, вообще державшееся крайне осторожного образа действий, отвергло предложение Франции.

Таким образом, отказ России спас Соединённые Штаты от иностранного вмешательства, которое могло бы совершенно иначе определить результаты борьбы».

А вскоре русско-американское сближение достигло своего апогея. В июле 863-го российское правительство принимает исключительно смелое решение: направить одновременно две военные экспедиции – к атлантическому и тихоокеанскому побережью Соединённых Штатов. Тут ставились две цели: создать угрозу морским путям так называемых «потенциальных противников», но главное – укрепить русско-американские связи. Вместе с тем наличие русского военного флота у берегов Америки вызвало шумный дипломатический взрыв. Распространялись упорные слухи о тайном союзе между Россией и США. Это ещё более упрочило международное положение северян.

Первое время Горчаков довольно сдержанно относился к идее посылки русского флота к берегам Америки (предложение исходило здесь от морского министерства). Однако вскоре он изменил своё мнение. В сентябре Горчаков уже говорил «об удачности мысли и отличности исполнения отправки эскадр». Несомненно, что так оно и было. Америка торжественно встретила русских моряков. Их приветствовали салютами, в честь их устраивались пышные банкеты, произносились пылкие речи и т.п..