Текст книги "Крымская война"

Автор книги: Сергей Семанов

Соавторы: Сергей Сергеев-Ценский
сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 49 страниц)

Крымская война

Крымская война – мировая война!

Уроки на послезавтра

КРЫМСКАЯ ВОЙНА

Император Николай Первый, подавив при вступлении на престол мятеж масонов-помещиков, именуемых в нашей отечественной традиции декабристами, начал своё царствование успешными и решительными мерами, обещавшими много. Зрелый Пушкин редко ошибался в своих оценках. Вспомним: «Его я просто полюбил, он бодро, честно правит нами; Россию вдруг он оживил войной, надеждами, трудами». Так полагал Пушкин в 1827 году.

Оглядываясь назад, с этой оценкой нельзя не согласиться. Отброшены были от южных российских рубежей хищные турецкие и персидские феодалы. Намечались в императорском кабинете весьма широкие преобразования, привлечены к подготовке их М. Сперанский и граф П. Киселёв – видные государственные деятели, поддерживал начинания молодого императора и Пушкин. Намечались даже изменения в святая святых крепостнического строя – освобождение крестьян.

Но... затем в России начался «застой». Обращаясь к опыту истории, люди ищут в ней ответа на завтра. Мы тоже попробуем искать ответы для решения насущных вопросов, но то будет уже на «послезавтра», ибо нынешние правители России «завтра» ничего уже сделать не смогут. Не сумеют или не захотят.

Николаевский «застой» был того же политического толка, как и памятный нам всем брежневский. Внешне в стране и вокруг её пределов, да и вообще в мире, всё вроде бы казалось относительно спокойным. Зачем же чего-то там серьёзное предпринимать, ломать тем более – всегда ведь найдутся недовольные, зачем же без нужды создавать общественное напряжение?

Впрочем, о николаевском «застое» не раз писали (причём порой сильно преувеличивая его, вспомним хотя бы писания известного маркиза де Кюстина, этого оракула наших либералов). Но есть и другая сторона николаевского времени, о чём мало знают и почти не поминают. Речь идёт о внешнеполитическом курсе тогдашней России, где императорским кабинетом по сути руководили Нессельроде – Бенкендорф – Канкрин – Дубельт и прочие «исконно русские» приближённые близорукого, к сожалению, Николая.

Основным вектором внешней политики его долгого царствования стал, если можно так выразиться, «дворянский интернационализм». Основы его были заложены во время Венского конгресса 1815 года, когда европейские монархи, в том числе и недавние эмигранты, делили мир, не спросясь народов. «Дворянский интернационализм» был нечто вроде «пролетарского интернационализма» от Ленина до Брежнева включительно: национальные интересы страны в обоих случаях приносились в жертву неким умозрительным доктринам.

В первом случае – «легитимизму», то есть всевластию «законных» монархов, какими бы свирепыми не были бы их правления. Ну, о втором, когда во имя «мирового коммунизма» труд и кровь нашего народа растрачивались на Кубе и в Анголе, во Вьетнаме и Афганистане, эти времена памятны и понятны всем.

Однако обратимся ко временам, непосредственно предшествовавшим Крымской войне. Революция 1848 года потрясла почти всю континентальную Европу, но особенно неверную соседку России Австрию. Империи Габсбургов грозил распад на немецкое, венгерское и славянские государства (что, кстати, и случилось через семь десятков лет). Ясно, что для национальных интересов государства Российского распад сильной и враждебной империи на ряд слабых государств был бы выгоден.

Однако Николай I и его окружение поступили как раз противоположным образом: российские войска были введены в отделившуюся Венгрию. Восстание было подавлено, от шашки русского казака погиб в одном из последних боев поэт Петефи – кумир венгерской молодёжи. Отношения между Россией и Венгрией были отравлены надолго. Вот что означала догма «легитимизма» на практике.

Итог был закономерен. К концу царствования Николая I Россия оказалась в полном дипломатическом одиночестве, весь мир стал ей враждебен, союзников она растеряла. Влияние России на соседнюю Оттоманскую империю, где проживало множество православных, ещё столь сильное недавно, было вытеснено Англией и Францией. Однако правительство Николая I не понимало этого. (Возможно, кое-кто и не хотел понимать: Нессельроде и Канкрин были выкрестами, Бенкендорф и Дубельт – масонами).

Николай I потребовал исключительного права России на покровительство православным подданным турецкого султана (славянам, грекам, армянам и другим). В Константинополе это требование безусловно отвергли – англо-французский флот с десантом на борту уже приближался к черноморским проливам. Так началась война, которая в русской традиции именуется Крымской. Это весьма неточно: боевые действия велись на многих российских границах, даже за Северным полярным кругом.

По сути это была мировая война. Но если в официально именуемых Первой и Второй враждебные стороны делились на два лагеря, причём силы сторон были как-то уравновешены, то здесь почти весь мир объединился против одной России.

Как же начались столь важные в историческом смысле события?

Характерно, и это надо подчеркнуть, что войну начало не руководство России. Турецкий султан, чувствуя за собой твёрдую поддержку великих стран Запада, объявил войну России 16 октября 1853 года. Турки надеялись на свои немалые силы, но... Уже 18/30 ноября русская эскадра под командованием адмирала Павла Нахимова полностью уничтожил турецкий флот в их же гавани Синопе. Примерно тогда же русские войска вошли в нынешнюю Румынию. Стало ясно, что судьба турецкого султана предрешена.

В феврале 1854 года Великобритания и Франция вступили в войну на стороне Турции. Тогда же Австрия, лишь недавно спасённая Николаем 1 от распада, недвусмысленно выступила против России. Российский император, человек прямодушный, но столь же и прямолинейный, был потрясён двоедушием молодого австрийского императора Франца Иосифа. На донесениях русских дипломатов из Вены он поначалу накладывал растерянные резолюции: «??? Не верю!» А потом прямо-таки разражался явно недипломатическими выражениями по поводу австрийских деятелей: «Каналья! Мерзавец! Негодяй!»

Однако в Вене резолюций Российского императора не читали, но потребовали вывода русских войск из Румынии. Увы, после стольких побед на Балканах, России пришлось на этот раз подчиниться судьбе, причём без единого выстрела с обеих сторон...

Что ж, с точки зрения объективной, задачи великих мировых держав к весне 1854 года вроде бы были решены. «Русский медведь» опять заполз в свою снежную берлогу, он не станет более вылезать за её пределы, как бы обширна она ни была. Однако в Лондоне и Париже поступили совершенно наоборот – было принято совместное решение о высадке крупных войсковых сил в Крыму. Зачем? С какой стратегической целью вторгаться в глухую окраину России?

...Двадцать с лишним лет спустя виднейший деятель английскою парламента времён Крымской войны назвал её «глупой и безнравственною». Верно, она не принесла Великобритании ничего, кроме огромных людских и материальных потерь. Однако вину за всё это Г. Синклер возложил, по обычаям традиционной английской политики, на своего тогдашнего союзника. Он писал с запоздалым сожалением: «Мы были тогда привязаны к колеснице Наполеона III, тирана Франции».

Да, задним умом все крепки... Но в том самом 1854 году «император французов» был для правительства Великобритании самым желанным союзником. Да, так было, Англия ещё с 17-го столетия была врагом России, но никогда не могла напасть на неё в одиночку. И вот момент вроде бы настал: превосходная французская пехота в союзе с превосходящим весь мир английским флотом приблизились, наконец, к границам коренной России. Союзники были тут весьма согласны по центральным задачам. Авторитетнейшая в ту пору французская газета «Конститюсьонель» в те поры писала с присущей тогда журналистам непринуждённой откровенностью:

«Россия в течение немногих недель потеряет плоды денежных затрат, гигантских трудов, огромных жертв не одного поколения. Крепости, что она возводила дорогой ценой на берегах Балтики и Чёрного моря, не жалея ни терпения, ни времени, ни денег, будут сравнены с землёй, взорваны и уничтожены огнём объединённых эскадр Франции и Англии».

Ну, это мнение Франции, причём Франции напыщенного авантюриста, племянника великого императора, но совершенно не способного к великим деяниям, – «Наполеон Малый», называл его Гюго. В общем-то так оно и было.

Ну, в Англии планы были куда решительнее. Тогдашний глава британского правительства лорд Пальмерстон составил даже основательный план перекройки карты Восточной Европы, а точнее говоря – России. О, план был весьма решителен! Финляндию и окрестные земли передать Швеции, создать Польское государство с присоединением к нему западных белорусских и украинских земель, а Крым и Грузию отдать мусульманской Турции. В России о тех планах знали. Вот почему появился в те поры стишок, очень популярный тогда в России:

«Вот в воинственном азарте воевода Пальмерстон Поражает Русь на карте указательным перстом».

Ну, примерно так оно было... Только вот в реальной действительности «поразить Русь», то есть убить её, не удалось.

20 сентября 1854 года в районе Евпатории англо-французы высадили 62 тысячи хорошо вооружённых солдат при 134 орудиях. В ту пору у русских в Крыму имелось лишь 33 тысячи, войск и 96 орудий. Добавим, что российское вооружение и снаряжение было во многих отношениях менее совершенно, чем у их европейских противников на суше и на море.

Командующим русских войск был князь Александр Меншиков, шестидесятисемилетний служака, во всех отношениях слабый и бесцветный. Кстати, никакого отношения к своему знаменитому однофамильцу времён Петра Великого он не имел – ни по крови, ни по отпущенным ему свыше талантам.

Вот в таких условиях началась «Севастопольская страда»...

Османская империя в ту пору, несмотря на признаки одряхления и скорого распада, была ещё очень обширна и сильна в военном отношении. Она включала не только собственно Турцию, но и многие земли арабов – современные Палестину, Ливан, Сирию, Ирак, а также южную часть Балкан – Македонию, Болгарию, часть Греции. Британская и французская империи были сильнейшими державами тогдашнего мира, владели богатейшими колониями во всех частях света. В январе 1855 года в войну против России вступило Сардинское королевство, включавшее почти всю северную Италию, наиболее экономически развитую часть страны. В Крым привезли 15 тысяч сардинских войск.

Война велась не только в Крыму и не только в Закавказье, что хорошо известно. Англо-французский флот блокировал Кронштадт, высаживал десанты в Финляндии. На Дальнем Востоке были атакованы Петропавловск-Камчатский и устье Амура. Даже со стороны Ледовитого океана совершались нападения тех флотов на Кольский залив (тогда ещё не существовало Мурманска), Соловецкий монастырь и Архангельск. Пользуясь полным господством на море (российский флот был в основном парусный и принуждён укрываться в гаванях), англо-французские корабли бомбардировали Одессу, побережье Крымского полуострова, высаживали десанты на Кавказе, вооружая горцев имама Шамиля в их войне против России. Таков был размах военных действий.

Но дело не только в этом. Шведские войска стояли в полной боевой готовности на берегу Ботнического залива, готовые в любой день вторгнуться в Финляндию. Пруссия, которую Россия недавно освободила от французской зависимости, сосредоточила свою армию на наших границах, имея целью Прибалтику и Польшу. Наконец, Австрия, ещё недавно спасённая недальновидным Николаем I от распада, держала под ружьём две войсковые группировки: одну в Галиции, а другую, что было для нас особенно опасно, в Трансильвании, в тылу русских войск, стоявших на Дунае. Чем не всемирное объединение против России?

А получилось так потому, что главные российские сухопутные силы располагались именно у западных границ, а не в Крыму и Закавказье, где велись основные боевые действия с превосходящим противником, поэтому резервов у русского командования почти не имелось. Казалось, что в подобных крайне неблагоприятных условиях Россия должна бы быть полностью разгромлена.

Союзники уже делили шкуру неубитого русского медведя: предполагалось отнять у побеждённой стороны Крым и Кавказ, потеснить нас на всех западных границах. Ну, и о распаде Российского государства мечтали, а это вековечная страсть всех антирусских сил. Посмотрим же, что произошло в действительности.

Атакуя превосходящими силами Севастополь, неприятель занял его дымящиеся развалины только после годовой осады, понеся при этом огромные потери. В Закавказье турецкая армия была наголову разбита слабейшими русскими войсками и отступила вглубь своей коренной территории, были захвачены нами опорные крепости турок Баязет и Карс. Все десанты англо-французского флота на Балтийском и Чёрном морях, на Ледовитом океане бесславно провалились. Огромны были людские потери: одна лишь эпидемия холеры на Балканах выкосила 10 тысяч французских солдат.

Много боевых кораблей союзников подорвались на русских минах (то было новшество в морской войне!), их флоты отступили. Наконец, финансы даже таких богатых стран, как Великобритания и Франция, истощились, а Османская империя вообще оказалась накануне банкротства. Противоречия между британским и французским империализмом всё более обострялись в ходе затяжной – вопреки планам – и кровопролитной войны.

Итак, Россия в общем и целом устояла под ударами объединённой Европы (Азия, Африка и даже Америка в ту пору никакой роли в мировой политике не играли). Почему же до сих пор в наших учебниках продолжают твердить о «разгроме царской России» в Крымской войне? Известно: в ходе войны Энгельс, в ту пору глава крупной капиталистической фирмы в Манчестере, подрабатывал в английских и американских газетах, сочиняя статьи о ходе военных действий (не покидая, разумеется, мирного Манчестера). Эти статьи глубоко необъективны и проникнуты враждебностью к России, что отличало Энгельса всю жизнь. Ленин, который любил Россию не более, чем его учитель, повторил позже все основные его положения по данному вопросу. Так это и доползло до нас всех сквозь разнообразные «перестройки».

В феврале 1855-го Николай I внезапно скончался, а к концу года боевые действия практически прекратились. Война зашла в тупик. Императором Всероссийским стал Александр II, которому не миновало ещё тридцати семи лет. Молодой государь был полон сил и уверенности, он хотел решительных перемен в «застое» своего отца и окружил себя поначалу способными и умелыми помощниками. Слово принадлежало теперь дипломатам.

18 (30) марта 1856 года в Париже прозвучал 101 залп артиллерийского салюта. В тот день был подписан мирный договор России с Францией, Австрией, Великобританией, Пруссией, Сардинией и Турцией. В истории он получил название Парижского. Во французской столице были устроены пышные торжества, пресса Наполеона III шумела о «реванше» за 1812 год, но... радоваться было им особенно нечему. Россию в Париже представлял граф Алексей Фёдорович Орлов, потомок тех самых екатерининских Орловых, блестящий дипломат и опытный военачальник. В этой дипломатической игре у него было очень мало козырей, но использовал он их великолепно.

Накопились и нарастали противоречия между Англией и Францией, Пруссией и Австрией, англо-французских колонизаторов – с Турцией, Сардинии – с Австрией. Всё это умело использовала русская дипломатия. Но главное – антироссийская коалиция не в состоянии была продолжить свою агрессию, слишком велики предстояли потери и затраты.

В итоге Россия вышла из войны с минимальными для себя потерями. В обмен на турецкую крепость Карс союзники оставили героический Севастополь, за взятие которого пролили столько крови своих солдат и офицеров. Россия уступила Турции символический клочок земли в устье Дуная, но особо оговаривалось, что плавание по этой крупнейшей реке Европы будет свободным для всех. Самым тяжёлым пунктом договора стало запрещение России иметь военный флот на Чёрном море. Наши южные рубежи надолго остались беззащитными.

Вот и всё. Какой же опыт можно извлечь из той несчастной, войны России со всем миром? Что нам нужно осознать в сегодняшних нелёгких делах?

Первое – отрицательного свойства: подмена национальных интересов страны умозрительными доктринами крайне вредна и опасна. Не станем касаться отдалённых времён от Ленина до Хрущева, всё это уже безвозвратное прошлое. Но вот за печальное наследие Брежнева – Горбачева нам всем по сию пору приходится расплачиваться. Не построив толком «развитого социализма» у себя дома, наши правители стали насаждать этот самый «развитой» другим странам и народам. Разумеется, за счёт народа Союза, точнее – его трудящихся.

Все помнят и знают, сколько миллиардов тогдашних полновесных рублей загнали наши правители в разные уголки земли на построение там «социализма», которого и у себя-то не смогли толком построить! Средства эти ушли в трубу: нас унизительно выставили из Египта и Сомали, пришлось самим уходить из Кубы, Вьетнама и Афганистана – да всего и не перечтёшь. Вывезли миллионную армию из стран Восточной Европы и даже от обнаглевших прибалтийских нацистов, оставили там громадное имущество, а с нас ещё теперь и «долги» требуют! Даже вспоминать о том противно.

Сделан ли урок на завтра? Нет. Интересы России, а также русского (и славянского вообще) народа преданы в Прибалтике, Закавказье, Средней Азии и Казахстане, в Крыму и даже в «наших», так сказать, Туве и Чечне. Кремль предал и своих естественных и верных союзников в Югославии и Афганистане, отдав эти страны на разорение и хаос. Почему же? Опять-таки ради доктрины «построения капитализма», но не путём хотя бы естественного развития многоукладной экономики, опираясь на сугубо российский опыт, а из школярского обезьянничания перед буржуазным Западом. Как век тому назад перед западным марксизмом.

Вторая часть опыта, и сугубо положительного, у нас тоже имеется. После неудачной Крымской войны правительство России начало проводить осторожные, но последовательные преобразования. Александр II окружил себя опытными и патриотичными людьми, их имена с благодарностью поминаются в отечественной истории – П. Валуев, А. Головин, А. Горчаков, Д. Милютин. (Какие благозвучные имена, и как несопоставимы тут бурбулисы, Гайдары, лифшицы, Шахраи...)

Преобразования те велись продуманно и осмотрительно, вот почему тогда, полтора века назад, российские граждане не испытали ничего даже отдалённо похожее на «шоковую терапию»...

И ещё. Внешняя политика реформирующейся России изменилась коренным образом по сравнению с николаевской. Во главе МИД стал князь Александр Горчаков, патриотического плана политик и образованный дипломат, однокашник Пушкина по первому выпуску Лицея. По вступлению на высокий пост, он объявил всему миру в августе 1856 года, что отныне Россия в отношениях со всеми государствами станет проводить политику, исходя исключительно из собственных интересов. Все антинародные авантюры «дворянского интернационализма» отныне прекращались. Такая политика оказалась весьма успешной, но эта тема особая.

Россия после Крымской войны оказалась в состоянии полной международной изоляции. Правительство Александра Второго сделало отсюда соответствующие выводы, и они оказались правильными.

СССР после авантюры в Афганистане тоже оказался наедине против целого мира. К сожалению, правительства Горбачева, а потом Ельцина правильных выводов не сделали, не смогли или не захотели, и не поставили во главу угла национальные интересы родины.

Знаменитый русский историк В. Ключевский любил и умел выражаться метко. Как-то он сказал: «Жизнь учит лишь тех, кто её изучает». Для всех, кто в сегодняшней России занимается политикой, следовало бы ввести обязательный экзамен на предмет изучения и, понимания уроков Крымской войны.

Сергеев-Ценский и его эпопея «Севастопольская страда»

Сергей Николаевич Сергеев родился в селе Преображенское на Тамбовщине 18 сентября 1875 года. Отец его, происходивший из семьи служилых дворян, был тогда учителем, а в молодости, что непременно следует сразу же отметить, – боевым участником Севастопольской обороны, имел награды. Сергей Сергеев десять лет прослужил сельским учителем, затем в 1904—1905 годах – на военной службе (но в тыловых частях).

Начал, как и большинство литераторов, со стихов, затем стал публиковать рассказы, преимущественно на социальные темы, с острым сочувствием к угнетённым и бедным. Тогда-то он и взял себе псевдоним – Сергеев-Ценский, поступив как истый патриот родной губернии. Помните, у Лермонтова в «Тамбовской казначейше»:

 
И вот однажды утром рано,
В час лучший девственного сна,
Когда сквозь пелену тумана
Едва проглядывает Цна...
Уланы справа по шести вступили в город.
 

Цна – это река, на которой стоит Тамбов.

Сергеев-Ценский был плодовитым и достаточно удачливым писателем и до революции, и после неё, но истинную свою тему, а также свою широкую читательскую популярность и признание критики он получил в конце тридцатых годов. То было переломное время в истории Советской России, о чём необходимо кратко сказать.

В двадцатые и первую половину тридцатых годов в СССР проводился ожесточённый антирусский нигилизм. В старой России, по руководящим указаниям Троцкого, Бухарина и их явных и скрытых сторонников было плохо всё, абсолютно всё – от православной веры до личных качеств крестьян и солдат. Со второй половины тридцатых Сталин круто и широко развернул идеологические свои службы в обратном направлении. Он понимал: у западных и восточных границ страны назревают военные грозы неслыханной силы. Нельзя готовить народ к обороне, презирая прошлое родины.

Вот тогда-то лучшие писатели страны обратились к историческим сюжетам на темы русской истории, но прежде всего – истории ратной. То же происходило в кино, театре, песенном творчестве и всех прочих сферах искусства.

Вот тут-то и смог воплотить рассказы своего отца Николая Сергеева советский писатель Сергей Сергеев-Ценский. Быстро, работая с подлинным вдохновением, он создал свою знаменитую эпопею «Севастопольская страда», опубликовав её в 1937—1939 годах. Ясно, какие то были годы и как тогда патриотическая книга немолодого уже писателя была воспринята народом.

Не только семейная традиция сыграла тут свою роль. Сергеев-Ценский был гуманитарно глубоко образованным человеком, давно и внимательно изучавшим военную историю России. Но самое главное, пожалуй, в ином: с началом первой мировой писатель, как истинный патриот, вспомнил своё военное образование и пошёл на фронт. Но не в тыловую службу, не военным корреспондентом, как многие его коллеги, включая известнейшего Алексея Толстого, нет, он стал фронтовым офицером. Тем самым окопным офицером, про кого на всех войнах говаривали с мрачноватым армейским юморком: дальше фронта не пошлют, меньше взвода не дадут...

Давно известно, что писатель, не побывавший сам под огнём – не важно, где и когда, – не сможет стать подлинным писателем батальным. К примеру, Лев Толстой не смог бы создать «Войну и мир», не побывай он под пулями и ядрами на Кавказе или в том же Севастополе.

«Севастопольская страда» переиздавалась не раз, всячески превозносилась критикой, но самое главное – она получила Сталинскую премию в первый год её присуждения – весной 1941-го, Сергееву-Ценскому вручали её вместе с Шолоховым, Алексеем Толстым, Улановой, Шостаковичем и другими великими деятелями культуры той поры. Не станем преувеличивать – Сергеев-Ценский по дарованию скромнее некоторых иных в том списке, но... книга та его сыграла свою истинно историческую роль.

Ныне эпопея подзабыта – несправедливо, как и многое иное из той поры. Самое время напомнить о ней читателю, пусть убедится сам, насколько точны и достоверны описания, как легко и свободно льётся авторская речь, как выразительны персонажи. Текст воспроизводится по последнему изданию: Симферополь «Таврия», 1971. Эпопея даётся в сокращении, здесь воспроизводится лишь основной сюжет – батальный.

Сергей Семанов