Текст книги "Полночный путь"

Автор книги: Сергей Лексутов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 30 страниц)

Серик насторожился, вспомнив опасения Шарапа, спросил осторожно:

– А германец – витязь, что ли? Или, как они сами себя называют – не рыцарь, часом?

– Да нет, купцом назвался… Купцы германские и раньше мечи покупали, но только попроще, рядовые. А этот я ковал ведь на заказ, булатный, особой закалки.

Серик проговорил раздумчиво, наблюдая за сестрами, которые так и эдак примеривали на себя шелка:

– Что-то не то делается… Печенеги в полях половецких шастают, здесь с германцами братаются. Половцы мириться плавают, принцесс своих возят. У пристани ихняя ладья стоит…

– Да-авно стоит… Здоровенная… – вздохнул брат. – Раньше они на таких не плавали. На ней-то и приплыл князь Рюрик со своей дружиной. Где его нелегкая носила? И, главное, половцы не пикнув, позволили ему на ладью сесть, как на свою собственную, люди сказывают, даже платы не востребовали.

Серик выговорил медленно:

– Послушай, Батута, а подготовь-ка ты надежную захоронку на огороде. Чтоб в случае чего, не метаться – снести туда, что поценнее…

Брат рассмеялся:

– Эка, удумал… Сколько годов об Киев всякого рода враги зубы ломали…

Серик так и не привык называть брата его новым христианским именем, а тот и не замечал этого. Серик нагнулся, подобрал выпавший из тюка с шелками увесистый сверток, подкинул на ладони, проговорил:

– Оно, конечно… По отдельности мы и половцев бивали, и печенегов. Но слыхал я еще зимой на базаре, будто в печенежские земли германские рыцари пришли, крестоносцами прозываются. Поселились там, как у себя дома, на Царьград поплевывают, с печенегами братаются. Вот с такой силой – нам нипочем не справиться…

Сестры, устав примерять на себя шелка, угомонились. Серик развернул тяжелый сверток и принялся одаривать всех троих; кого – серьгами золотыми, кого – монистами серебряными. А младшей отсыпал целую горсть жемчуга. Восторг вспыхнул с новой силой. Батута сказал раздраженно:

– Уймитесь вы, сороки! Брат татьбой сокровища добывает – а вы радуетесь!

Старшая, Купава, возразила резонно:

– Татьба – это когда своих, русичей грабишь. А половцев – вовсе и не татьба…

– Все одно татьба! – угрюмо отмахнулся Батута. Повернувшись к маячившему в дверях Огарку, приказал: – Иди, затапливай баню, Огарок. Какая уж теперь работа?

Брат ушел в горницу, а Серик, не обращая внимания на сестер, которые пытались выспрашивать у него подробности набега, распаковал тюк с кольчугой, задумчиво осмотрел ее. Добротное изделие брата пока не приняло на себя ни единого удара, но поржавело изрядно. Перекинув кольчугу через плечо, прихватив меч, Серик вышел во двор, огляделся. Хорошо, все же, возвращаться в родной дом! Просторная баня топилась по белому, чего себе могли позволить только богатые купцы, да такие мастера, как Батута. Огарок таскал из колодца воду двумя огромными деревянными ведрами. Второй подмастерье уже увел коня в конюшню, расседлал, задал корму и теперь бесцельно болтался посреди двора, явно не желая помогать Огарку. Серик проворчал:

– Вот Прибыток, так Прибыток… Вечно отлынивает от работы… – подойдя к Прибытку, бросил ему на плечо кольчугу, сунул в руки меч, сказал повелительно: – Обиходь, как следует!

Брат не протестовал, когда Серик нагружал работой его подмастерьев. Прибыток безропотно поплелся в кузницу. Серик топтался посреди двора, когда в ворота раздался решительный стук, будто хозяин домой вернулся. Не спеша, подойдя к калитке, Серик отодвинул засов, распахнул добротную, окованную полосами железа, дубовую калитку. За ней обнаружился высокий человек, с обветренным, загорелым до черноты лицом, с мечом на диковинной перевязи. Широко ухмыляясь, он сказал:

– Чего не спрашиваешь, кто пожаловал? Нынче киевляне пуганые…

– И кто ж их испугал? Не ты ли, часом? – неприязненно проворчал Серик.

– А хоть бы и я…

Серику этот хвастун не нравился все больше и больше, а потому он проворчал, явно провоцируя на ссору:

– Мне таких двоих на одну шуйцу мало будет…

Воин не обиделся, ухмыльнулся еще шире, проговорил весело:

– И кто ж ты такой лихой? Неужто сам мастер? Мне говорили, что он лучший кузнец в городе, но чтобы такой молодой…

– Кузнец мой брат… – хмуро бросил Серик, намереваясь захлопнуть калитку.

Но гость подставил ногу, и проговорил поспешно:

– Да погоди ты! Я пришел меч заказать…

– Ну, дак и заказывай. Чего хвастаешься да пугаешь?

С крыльца степенно спускался Батута, спросил:

– Чего там, Серик?

– Да вот, какой-то шибко страшный вояка пришел меч заказать. Если он со своей старой железякой весь Киев запугал, то, что начнется, когда у него твоей работы меч будет?

Батута протянул:

– А-а… Рюриков дружинник… Чего это вы, и ваш князь, ведете себя так, будто он уже великий князь киевский? Самое большее, на что он может рассчитывать, это на какой-нибудь мелкий удел…

– Ну, мы это еще поглядим… – пробормотал себе под нос воин. Но тут же спохватился: – Эт, что же, если я Рюриков дружинник, то и меч себе не могу у тебя заказать?

– Ну почему ж?.. Можешь… Не меч ведь рубит, а человек. Разницы никакой: и плохим, и хорошим мечом можно одинаково черных дел натворить… Только, я дорого беру…

– Если есть за что, можно и дорого дать… А поглядеть можно на твою работу?

– А чего ж нельзя? Можно… – повернувшись к Серику, он спросил: – Где твой меч?

– Прибыток в кузне обихаживает…

Брат осуждающе покачал головой, пробормотал:

– Свой меч самому следует обихаживать. Иначе он слушаться не будет. Это ж, как верный пес – кто его кормит, того он и слушается…

Они втроем прошли к кузне, Батута крикнул в дверь:

– Прибыток, тащи меч Серика! – он не любил посторонних пускать в кузницу.

Из низкого и широкого проема выскочил Прибыток с обнаженным мечом в руке. Он уже заполировал грубую походную заточку, и теперь меч тускло отсвечивал дымчатым узором.

Пришелец потрясенно выдохнул:

– Була-ат?!

– А ты думал… – Батута презрительно кивнул на его меч, проговорил: – Эт тебе не печенежская железка. Они только и умеют – тысячами на все стороны света мечи продавать, а вот сделать хороший меч, мало кто может. Я у них только железо покупаю, и то, когда германское долго не везут. Ну, хватит у тебя серебра на такой меч?

Воин гордо выпрямился:

– Мы до Асторокани злато и серебро на телегах везли…

– И откуда ж вы их везли? – осторожно спросил Серик.

– А вот это – не твоего ума дело! – спохватился воин.

Видно было, что он нечаянно выболтал какую-то страшную тайну. Засуетившись, он торопливо отвязал от пояса кошель, протянул Батуте:

– Держи, задаток… За работу – такой же кошель. Годится?

Батута распустил завязки, вытащил большую монету, оглядел, протянул Серику:

– Гляди, какая денежка… – и, обернувшись к воину, удивленно спросил: – Эт что же, вы с Рюриком на сарацин ходили? Монетка – сарацинская…

Воин пробормотал, смутившись:

– А мне без разницы, какими монетками князь жалованье платит. Лишь бы платил исправно… – и, повернувшись, торопливо зашагал к воротам.

Возвращая монету брату, Серик протянул:

– Не чисто дело… Это, выходит, князь Рюрик с германцами на сарацин ходил?

– Ладно, утро вечера мудренее… – задумчиво пробормотал Батута. – Пошли, попаримся, пока матушка стол накрывает…

Парились долго, старательно нахлестывая друг друга вениками, обливались ледяной колодезной водой, по долгу отдыхали, и снова парились, пока не остыла каменка. Батута подкинул березовых дров в каменку, усмехнулся, сказал:

– Сейчас девки прибегут… Раньше не любили париться, а теперь случая не упускают… – расслабленно усевшись на лавку, медленно промокая грузное тело холщовым полотенцем, проговорил: – Экий ты жилистый, Серик… В отца… И такой же непутевый. Окреститься бы тебе?..

Серик пожал плечами, проговорил лениво:

– Да к чему мне креститься? Ну, купцам – понятно… Князьям и боярам – тоже можно. А я воин, и бог мой – Перун.

Надев рубахи до колен, не утруждая себя надеванием штанов, сунули ноги в лапти и побрели к терему. Навстречу уже бежали девчонки, размахивая полотенцами.

Чинно сидели за столом. Даже девчонки притихли. Батута, как старший, сидел во главе, по правую его руку мать, Серик по левую, потом девчонки, подмастерья сидели у дальнего конца. Прислуживала стряпуха – дородная тетка, дальняя материна родня, овдовевшая еще в молодости. Серик не помнил, когда она появилась в их доме, ему казалось – она была всегда.

Батута взял небольшой кувшинчик, ухмыльнулся, проговорил:

– Хоть и татьба, но все ж таки боевое крещение… Выпьем-ка мы, братец, за твое благополучное возвращение фряжского вина…

Серик воскликнул:

– Ты что же, по богатству с боярами сравнялся?!

– Ну, с боярами не с боярами, но те мечи, что за зиму наковал, все распродал за весну. И все лето, что ни день, заказчики шли. Раньше кольчуги только на заказ плели, а теперь Огарок с Прибытком целыми днями их плетут, и ни одна не залежалась.

Он разлил вино в три кружки, девчонки разом вскричали:

– А нам?!

– Цыц, сороки! – строго цыкнул Батута. – Малы еще. Вот замуж вас отдам, тогда и будете заморские вина пить…

Взяв кружку, мать проговорила:

– Жаль, дед не дожил… Как бояре – заморские вина пьем… – осторожно понюхав содержимое кружки, робко сказала: – Ты бы, Серик, поосторожнее там, в полях половецких… Ты уж большой, вправе сам решать, как и чем, пропитание зарабатывать… Только ведь, татьбой много не заработаешь…

Серик засмеялся:

– А Шарап со Звягой зарабатывают!

– Да они смолоду непутевые. Они ж в молодости княжьими дружинниками были, а потом прискучило им в подневольных ходить… – она отпила несколько глотков из кружки, проговорила задумчиво: – Да-а… сладка заморская жизнь…

Сидели долго, за окнами уже стемнело. Девчонки расспрашивали; что видел диковинного Серик в половецком поле. Купава все выспрашивала, как одеваются простые половчанки; так ли богато, что и принцессы? Коих они видели за последние три года аж трех. Серику пришлось признаться, что простых половчанок он не видел ни одной.

Серику мать постелила на его обычном месте, на широкой лавке. И хоть усталость томила тело, ему не спалось. И он быстро понял, от чего. Он просто отвык спать в помещении. Прихватив подушку и две шубы, Серик вышел во двор, прошел в дальний угол, густо заросший травой, расстелил одну шубу, второй укрылся, и только тогда погрузился в глубокий сон.

Проснулся он, будто от толчка в бок; за воротами слышался топот, и тяжелое, запаленное дыхание, а потом послышался азартный вопль:

– Во-он он! – и тут же с двух сторон топот не менее чем четырех человек.

Преследуемый тяжело дышал за тыном, в двух шагах от Серика, видимо прижавшись спиной к тыну.

Серик пробормотал:

– Не гоже эдак, четверым на одного… Рюриковы дружинники, што ли, шалят?…

Сунув ноги в сапоги, кошкой вскарабкался на тын, и тут же послышался скрежет мечей. Хоть и безлунной была ночь, но звезды сияли ярко, и Серик увидел, как ловко отбил незнакомец первый натиск. Помня, что тати больше всего боятся свидетелей, Серик гаркнул:

– А вот сейчас подмастерьев кликну, и в мечи вас всех!

Один из нападавших поднял голову и проговорил насмешливо:

– А что это за петух на тыне закукарекал раньше свету? За такие дела, обычное дело, голову секут и в суп отправляют… Скройся! А то и тебе достанется… – и он принялся подбираться к обложенному, как волк в овчарне, человеку.

Но тот и страха не выказывал, и пощады просить не собирался. А может, и знал наверняка, что ее не будет. Бежать за мечом, времени не было, да и разозлили Серика не на шутку наглые слова Рюрикова дружинника. А то, что это они, видно было и при свете звезд; диковинные перевязи мечей, заморские одежки…

Незнакомец проговорил медленно:

– И правда, парень, скройся… А то ведь и тебя зарежут эти ироды…

Серик машинально отметил, что мужик крещеный, и потому, видать, не простой. И не просто так к нему привязались Рюриковы дружинники. Больше думать было некогда, и он соскочил вниз, прямо на одного из дружинников, на лету въехав ему каблуком в ухо. Дружинник даже меча вскинуть не успел. Рукопашному бою без оружия, Серика учил еще отец, так что, мечи ему были не особенно страшны. Дружинник еще заваливался, ошеломленный и оглушенный, а Серик уже развернулся к другому. Тот без колебаний вскинул меч, намереваясь секущим ударом развалить Серика от плеча до пояса. Но Серик и не думал уворачиваться; он встретил ударом сапога руку с мечом. Подбитая под кисть, рука сама выпустила меч. Подхватив оружие, Серик встал спиной к тыну, рядом с незнакомцем. Теперь они были вдвоем, против двоих. Один обезоружен, другой еще в себя не пришел после крепкого удара по уху. Серик проговорил насмешливо:

– А вы, братцы, совсем обнаглели; этакое бесчинство в ряду кузнецов учинять. Щас народ на шум выскочит – всех вас в капусту покрошит. А князь за вас и виру не получит, потому как мы в своем праве.

Вояки переглянулись, один проговорил нерешительно:

– И правда, покрошат ведь…

– Тю! Пацана испугался… Пока народ выскочит, мы далеко будем… А князь строго спросит, почему гуся этого упустили? Какие вести он из дальней страны принес своему хозяину?

Они разом кинулись в атаку. Серик не стал отбивать косой удар; ловко нырнув под него, нанес секущий удар в живот, но меч не вошел в живую плоть, а лишь мягко хлестнул и чуть слышно скрежетнул. Ба-а… так вот почему они показались такими толстыми – кольчуги поддеты под их заморские одежонки! Но без подкольчужных рубах, кольчуга от ушибов и переломов не спасает. Дружинник отступил, и, опершись на меч, попытался вздохнуть. Видно было, что он вот-вот потеряет сознание, и его легко было добить ударом по голове, но Серику претило убивать своего. Незнакомец так же легко отбил атаку второго, проговорил одобрительно:

– А ты ловок, пацан… Для кузнеца неплохо мечом владеешь.

Тут заскрипела калитка, и из нее с мечом в руке появился Батута, из-за спины выскочили оба подмастерья, тоже с мечами. С противоположной стороны улицы уже несся бронник Шолоня, размахивая огромным шестопером, а за ним поспешали оба его подмастерья, тоже вооруженные увесистыми железяками; один топором, другой чеканом.

Шолоня орал:

– Батута! Держи их! Они первыми мечи обнажили! Щас мы их тут и покрошим!

Кузнечий ряд быстро просыпался; за тынами бесновались псы, громогласно перекликались голоса. Кто-то орал:

– На Батуту напали! В топоры, браты!

Ночные тати разом сорвались с места и помчались вниз по улице. Серик рванул следом. Позади топотало множество ног. Оглянувшись, он увидел человек десять молодых парней, подмастерьев, вооруженных кто чем, с азартом гончей своры поспешавших за ним. Сапоги без подмоток хлябали на ногах, и Серик никак не мог сократить расстояние, отделявшее его от татей. А те еще наддали, увидя, какая толпа за ними гонится. Вскоре нырнули в переулок, и когда Серик выскочил в другую улицу, там уже не маячило ни единой тени. Парни еще некоторое время пометались окрест, но Серик плюнул, сказал:

– Ушли, гады! Быва-алые…

У двора Батуты пожилые стояли и степенно о чем-то толковали. Подойдя, Серик услышал, что они пытают незнакомца; почему, да от чего на него напали Рюриковы дружинники. Незнакомец отнекивался, да плечами пожимал.

Батута проговорил медленно:

– Неспроста все это… Ночью… При мече и в кольчуге… Темные дела готовит, князь Рюрик, а? Ты бы сказал, к чему нам готовиться?

Незнакомец молчал, опустив голову, наконец, выговорил:

– А готовьтесь к самому худшему… – повернувшись к Серику, спросил: – Звать-то тебя как, парень? – Серик назвался, незнакомец продолжал: – Кузнечным делом промышляешь, али как?

– Али как! – раздраженно сказал Батута. – Брат это мой непутевый…

Серик сказал:

– Один человек обозвал меня вольным мечом нынче… Пожалуй, самое подходящее название…

– Ну, если в открытую об этом говоришь, значит, в поле половецком промышляешь… Слыхал я в Ольвии, будто кто-то под самым городом обоз ограбил нынче летом… Ладно, расходитесь, мужики. За спасение спасибо. А скажите-ка мне, где нынче купец Реут проживает?

Батута почесал в затылке, протянул раздумчиво:

– Ре-еут… Сурожанин, што ли?

– Он самый…

– Слыхал я, он новые хоромы отстроил, в том же купецком ряду, только с другого конца…

Незнакомец пошагал прочь, а Батута проговорил сожалеючи:

– Жалко, этих татей не покрошили. Хороший случай подворачивался…

Кузнецы потянулись по своим дворам, досыпать, тоже сожалеючи качая головами. Видно, давно у всех руки чешутся на Рюриковых дружинников.

Глава 2

Серик проснулся, когда заскрипели двери кузницы. Их растворяли зевающие во весь рот подмастерья. Батута стоял рядом и добродушно их подбадривал. На траве лежала холодная роса, но под шубой было тепло и уютно; вылезать из этого уюта, страсть как не хотелось. Однако Серик выполз из-под шубы, размахивая руками, чтобы разогнать застоявшуюся кровь, подошел к Батуте, спросил:

– А куда твой молотобоец делся, Ярец? Вчера его не видел, и сегодня чего-то нет?

– Отпросился жениться… Завтра явится с молодой женой. Во-он там, на огороде, избенку им поставим. Пусть живут…

Подмастерья принялись раздувать горн, а Серик, скинул рубаху, надел кожаный фартук, такой же, как у брата. Батута тем временем перебирал заготовки. Долго приглядывался, постукивая друг об дружку, даже языком попробовал, наконец, выбрал два бруска. Серик проворчал:

– Тому прохвосту – и хороший меч…

– Он хорошо платит, а мне марку держать надобно… – пробурчал Батута, осторожно шевеля кочергой угли. – Глядишь, и до князя дойдет, что мои мечи и кольчуги не хуже, чем у Фиряка… – он, наконец, сунул бруски в горн.

Серик взялся за кожаную петлю, толсто обмотанную холстиной, и принялся качать мехи. Огонь быстро разгорался, выскочили синие языки, черные бруски наливались краской, становясь, будто прозрачными. Огарок с Прибытком уже стучали у своего горна крошечными молотками, будто горох сыпали.

Серик покосился на них, сказал:

– Шолоня своих подмастерьев к плетенью кольчуг лет в тридцать подпустил…

Батута проворчал:

– Мне самому еще тридцати нет…

– Чего ж ты хоть этой осенью не женился? – спросил Серик, насмешливо глядя на брата.

– А ты не знаешь? – едко переспросил тот. – Мать невесту никак не найдет…

– Сам бы нашел. Ты ж старший теперь в роду…

– Пока мать жива – она и старшая… – Батута вздохнул: – Кажись готово…

Он выхватил из горна оба бруска, положил на наковальню один на другой, – Серик уже стоял с пудовым молотом наготове, – кивнул:

– Давай, аккуратненько…

Серик пробил в полсилы по всей длине, чтобы бруски слиплись, Батута кивнул:

– Вали с маху!

Серик пробил с маху. Тем временем полоса потемнела.

– Хорош, пока… – пробормотал Батута, и сунул полосу в горн.

Серик принялся качать мехи. Батута сказал:

– Ярец в два раза больше тебя, а после первой проковки уже задыхается… – выхватив полосу, он легко сложил ее пополам, кивнул:

– Вали с маху!

Серик хмыкнул, сказал:

– А ну-ка… – и, взяв молот одной рукой, принялся лупить так, что искры летели в фартук.

Нагревая заготовку, Батута спросил насмешливо:

– Серик, и где у тебя сила прячется? Ни костей, ни тела…

– В жилах сила прячется, в жилах… – ухмыльнулся Серик.

Они успели несколько раз проковать полосу; Батута два раза завивал ее винтом, и она уже начала принимать облик меча, когда появилась младшая сестра, Иголка, и позвала завтракать. Сняв фартук, Серик пошел к колодцу, позвав Огарка. Достав бадью воды, кивнул ему:

– Давай… – и нагнулся.

Огарок вылил на него целую бадью ледяной воды, а Серик лишь блаженно фыркал. Остальные только помыли руки и умылись. После завтрака вернулись в кузницу, и Серик с Батутой еще несколько раз проковывали полосу, после чего загладили ее гладилкой, и безобразная полоса приняла форму лезвия меча.

– Ну, на сегодня ты мне не нужен, – проговорил Батута, осторожно укладывая лезвие в длинное глиняное ложе, заполненное толчеными копытами, смешанными с германской солью, порошком, похожем на соль, только ярко оранжевого цвета. – Мехи Огарок с Прибытком покачают, ради отдыха…

Снимая фартук, Серик спросил:

– В чем закаливать будешь?

– А в репейном масле…

– Зимой на базаре, один витязь рассказывал, будто бы путешествовал он по Германии и Франкии, так там для богатых рыцарей кузнецы закаливают мечи в телах пленных врагов…

– Басурманы они, и есть басурманы… – вздохнул Батута. – Это ж надо, до такого додуматься… В репейном масле закалка не хуже получается, а даже лучше… – уложив ложе в горн и обсыпав его углями, Батута подозвал Прибытко, приказал качать мехи, а сам поманил Серика в дальний угол кузни, где из толстых плах были устроены полки. Серик, уже собравшийся было уходить, подошел. Батута разворачивал холстину с какого-то крестообразного предмета. И вот, наконец, появилось оно…

Батута проговорил:

– Ромеи эту штуку называют – цагра, германцы – арбалет, а по-нашему просто – самострел.

Серик проговорил нерешительно:

– Видел я подобную штуковину… Только сделана была не в пример грубее… Да и у Шарапа со Звягой такие есть; ихние пацаны упражняются из них стрелять…

– Ну, ты пока не суди… Это ж – первый. Тут главное – чтобы лук был гибкий. Булат лучше всего подходит. А уж булат ковать я умею. Остальное – дело не хитрое.

– Бабское оружие… – презрительно бросил Серик.

– Не скажи… – протянул Батута. – Ты вот из лука рыцаря с коня ссадишь?

– Ну, хватил! Он же в броне с ног до головы…

– А из этого – запросто! Да и в пехотном бою он хорош. Стой между пешцами, и сади себе. А пешцы уж тебя, как родного, и щитами укроют, и от чужого копья оборонят.

Серик потрогал пальцем несуразно толстую тетиву из бычьих жил, сказал:

– Тетива толстовата…

– Ничего не толстовата… И такую придется после десятков двух выстрелов менять. Вот волочилку для проволоки потоньше сделаю, или германскую куплю, то тетиву проволочную совью. То-то будет добротно!

Батута, пыхтя, накрутил ворот, пластинчатый лук изогнулся, щелкнула заноза. Взяв толстую, железную стрелу, из кучки на полке, Батута вложил ее в желобок, прицелился в противоположную стену. Кузня, будто вся вздрогнула от удара. В противоположной стене стрела не торчала – там зияла щель, в которой блестел погожий день.

– Надо же, в паз угодила… – пробормотал Батута. – Дай Бог, ни в кого не попал…

Он вышел из кузни, прошел к тыну. В бревне торчала глубоко вонзившаяся стрела. Серик подошел следом, потрогал стрелу – она сидела крепко. Тогда он принялся качать ее из стороны в сторону, и только после долгого раскачивания ему удалось выдернуть стрелу.

– Да-а… – протянул Серик. – И правда, прошибет рыцаря вместе со щитом…

Батута протянул ему самострел:

– Владей! Хоть и тать, а все ж таки брат…

На следующий день была суббота, а потому с утра собрались на базар. Серик надел алую шелковую рубаху, сафьяновые сапоги, расшитые канителью золотыми узорами, узкие половецкие штаны из аксамита, подпоясался золотым рыцарским поясом. Наблюдавший за ним с насмешливой улыбкой Батута, сказал:

– Меч прихвати…

– Зачем?! – изумился Серик.

– Ты так разоделся, что Рюриковы дружинники наверняка привяжутся…

Пожав плечами, Серик прицепил к поясу меч, а сзади за пояс заткнул длинный и узкий половецкий кинжал.

Чинно шли по улице; впереди Серик с Батутой, плечом к плечу, следом – величественно плыла дородная мать, а уж за ней, как цыплята, стайкой сестры, разодетые в яркие шелка. Серик сразу обратил внимание, что большинство горожан оставили своих дочерей дома. Надо же, осенний торг – и девок дома забыть!

Встречные уважительно раскланивались с Батутой, кивали и Серику. Проезжий боярин остановился, сказал:

– Здравствуй, Батута!

Не снимая шапки, Батута медленно произнес:

– И ты здравствуй… Как мой меч? Еще не опробовал?

– Опро-обовал… Добрый меч. По приказу князя в печенежскую землю ходил под личиной германского рыцаря…

Серик не удержался, нетерпеливо спросил:

– Ну, и што там?

Боярин медленно оглядел его с ног до головы, спросил небрежно:

– А это еще что за пацаненок?

– Брат это мой… – обронил Батута.

– А не рано ли твоему братцу такими игрушками баловаться? – с едкой иронией в голосе вопросил боярин.

Серик обозлился, медленно выговорил:

– То-то тебя князь послал в печенежские земли; с такой рожей и пузом, ну, вылитый германец! – боярин изумленно приподнял брови, а Серик продолжал: – Хочешь по-настоящему братов меч испробовать? Давай, слезай с коня!..

Боярин добродушно покачал головой:

– Ну и брат у тебя! Он что, и правда, такой лихой?

– А ты испытай… – с подначкой проговорил Батута. Но тут же посерьезнел, и спросил: – Ну, и что там, в печенежских землях?

– А тревожно как-то… Германцев полно. Ходят толпами в белых плащах с красными крестами. Не к добру все это… Слышь, Батута, а ты отдашь за моего сына свою младшую?

Вперед выступила мать и строго выговорила:

– Ты, боярин, шути, да не заговаривайся! Знаем мы, каково простой девушке в боярской семье…

Боярин смутился, сказал потупившись:

– Да не шучу я… Разве может быть урон боярской чести, породниться с таким мастером? – тронув коня, он поехал своей дорогой.

Глядя ему вслед, Батута проговорил:

– И верно, тревожно что-то… Князь соглядатаев посылает в земли печенежские… Прав ты, Серик; большой войной пахнет. Раньше набеги случались, как гром с ясного неба, но и отбивали их с легкостью. А сейчас угроза копится, будто гроза среди тихого дня…

Они еще и до ворот не дошли, когда услышали шум торжища. Пройдя ворота, остановились, оглядывая море разливанное многолюдства; стояли ряды телег, с задранными в небо оглоблями, у берега, тесно, борт к борту, стояли челны и ладьи.

Оглядывая из-под ладони торжище, Батута пробормотал:

– Чего-то не видать ладьи дружка моего германского, Иодля… Доброе железо привозит всегда…

Сзади послышался радостный вопль:

– Братцы! Гляньте-ка, какие крали!..

Серик резко развернулся, из ворот вывалило пятеро Рюриковых дружинников, и теперь они нахально пялились на сестер. А те испуганно жались к матери.

Батута медленно выговорил:

– Шли бы вы по добру…

– А то, что будет?! – угрожающе выставил вперед щербатую, бритую морду кособокий верзила, в красной франкской рубахе.

– А то бок подправлю, враз прямым станешь… – спокойно выговорил Батута.

Вокруг уже собирался народ. Двое, видать заядлые драчуны, вытаскивали из-за поясов рукавицы, деловито натягивали на руки. Двое парней у ближайшего воза аккуратно выворачивали оглобли. А Рюриковы дружинники, будто и не понимали, что их сейчас бить начнут, и бить будут долго и основательно. Один из них сунулся к Серику, требовательно протянул руку:

– Отдай меч! Ни к чему он смерду…

Серик сговорчиво проговорил:

– Да на, возьми… – и, выдернув меч из ножен, так засветил им плашмя дружиннику по лбу, что звон разнесся на все торжище.

Батута уже умело правил бока кособокому; саданув два раза кулачищами по бокам, со всего плеча засадил в ухо, и этот разлегся, уютно примостив голову на кучку лошадиных яблок. Троих других молотили заядлые драчуны, сладострастно хекая, и азартно вскрикивая, обрабатывали кулаками так, что бедолаги не могли даже мечей вытащить. Вокруг крутились два парня с оглоблями, все примериваясь огреть оглоблей, но момента не подворачивалось. Вокруг стояли зеваки, и подбадривали криками драчунов. Серик пожал плечами и сунул меч в ножны. Побоище быстро завершилось; трое дружинников улеглись рядом с товарищами, парни разочарованно потащили оглобли хозяину воза, который, впрочем, стоял тут же, среди зевак.

К Батуте подошел Шолоня, сказал:

– Нельзя дальше терпеть этакие бесчинства!

Батута пожал плечами:

– А мы-то, чего? У нас князь есть…

– А чего, князь? Ударим в колокол, кликнем вече, и своей волей выгоним Рюрика из города!

Из-за спин толпы послышалось:

– Эгей! Чего собрались? Бесчестье князю замышляете?

Шолоня развернулся, проговорил степенно:

– Да нет, это не мы бесчестье князю замышляем, а Рюриковы дружинники…

Раздвинув толпу, в круг входили трое княжьих дружинников. Один из них испуганно спросил:

– Уж не убили вы их?

– Да нет, отдыхают… – проговорил Шолоня.

– А жаль… – обронил воин в полголоса. После чего повысил голос, проговорил: – Ну, коли смертоубийства не произошло, расходитесь…

Рядом степенные мужики, покачивая головами, переговаривались:

– Это ж надо, совсем распоясались… К Батуте привязались… Нет, правильно Шолоня говорит – вече скликать надобно…

– Ну, с Сериком не пошуткуешь… Видал он как? Сразу меч из ножен… Слыхал, он с этими забубенными головушками, Шарапом и Звягой, в поле половецкое за добычей лазил?

Серик отметил про себя: – "Надо же, и двух дней не прошло, а уж весь Киев знает, что он в поле половецком был…"

Шолоня пошагал по своим делам, Батута двинулся дальше, Серик потянулся за ним. Мать ласково произнесла:

– Ох, и крут же ты, Серик. Ну, прямо вылитый отец. Тот так же был скор на руку…

Они шли меж рядов, не спеша, поглядывая по сторонам, то и дело прицениваясь к товарам, но Батута ничего не покупал, нарочито не замечая жалобных взглядов сестер. Наконец вышли на берег, где стояли ладьи германских купцов. Сразу распознав достойного клиента, сбежались от всех ладей приказчики, наперебой расхваливая свой товар.

Батута выхватил из толпы самого шустрого, спросил:

– А где нынче стоит Иодль?

– Йодль? Яа! Яа! Кранк, болеть Йодль. Брудер гефарен… Брат приехаль…

– Ну, проводи…

– Яа, яа… Ихь проводить…

Пройдя в самый конец ладейного ряда, шустрый приказчик ткнул пальцем в крайнюю ладью. Видать, пользуясь тем, что прибыл новичок, брата Иодля оттеснили на самый край торжища. Через борт перевесился огромный, белобрысый парень, проговорил, радостно блестя крупными зубами:

– О-о! Как я рад! Брат говориль, Батута лучший клиент…

– Ты не обзывайся… – добродушно проговорил Батута. – Показывай товар…

– Проходи, проходи на корабль! – радостно воскликнул германец.

Батута взошел по заскрипевшим сходням, Серик легко взбежал следом. Батута, задержавшись на верхотуре, оглядел связки полос, груды криц, проговорил задумчиво:

– Экое богатство… А? Богат Иодль?

Немец закивал головой:

– О! О! Богат, богат… Зер богат!

Батута долго, придирчиво разглядывал полосы, крицы, то и дело скоблил железки припасенным камешком. Наконец выпрямился, проговорил:

– Доброе железо. Иодль плохого не возит…

Купец засуетился:

– Как всегда – одну телегу?

– Да нет, – Батута помедлил, – на сей раз две возьму…

– О-о! Никак Батута разбогател?

– Не без этого… – Батута отцепил от пояса кошель, отсчитал монеты, протянул купцу.

Тот спрятал руки за спину, смущенно пробормотал:

– Нынче вдвое…

– Эт, почему же?! – изумленно вскричал Батута.

– Указ самого Папы…

– Да побойся Бога!

Купец поежился, пугливо оглянулся, пробормотал:

– Бог высоко, а его наместник, Папа, близко… Один из моих приказчиков – явно соглядатай… Я ж понимаю, что половину железа обратно придется везти… Но хочется голову на плечах подольше носить… Обратный путь идет через земли Ордена…