Текст книги "Охотник за бабочками 2"

Автор книги: Сергей Костин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 21 страниц)

– А-ах! – это куколка в себя приходит. А пока окончательно не пришла, я ее выбитые зубы спрячу. Потом покажу, вместе посмеемся.

Ляпушка открыла глаза, вздохнула глубоко-глубоко и чуть шамкая поинтересовалась, я ли это и почему еще живой.

– Победили мы, поэтому и живой, – ласково ответил я, поглаживая ее руку. Куколка на нежности не отвечала и только морщилась.

– Со мной все в порядке?

– Оба крыла в смятку, – сообщил я радостно, готовясь принять полагающуюся мне порцию благодарности. Даже губы насухо вытер и слюну проглотил.

– Идиот, – неожиданно сообщила мне куколка, морщась и постанывая. Про шамканье, которое ей так шло, я уже говорил.

– Почему это? – я немного обиделся. Не ожидал, что меня вот так обломают.

– Да не ты, – успокоила Ляпушка, – Вот этот, – она показала на распростертое тело КБ Железного, – Говорил, что ты чмо натуральное и выше своей задницы не прыгнешь. А еще он говорил, что ты урод радикальный. И еще, что ты тупая свинья. И еще, что…

– А хорошего, значит, ничего не сказал, – прервал я Ляпушку, – Про сердце мое смелое. Про душу преданную. Про то, что крестиком могу вышивать?

– Про крестики ничего, – наморщила лобик Ляпушка, – А, вспомнила! Убеждал он меня, что ты импотент. Что это такое, я не знаю, но КБ говорил убедительно.

– Так я могу опровергнуть данные лживые сплетни, – я завалил Ляпушку и вытянул губы трубочкой. Не тут то было.

Куколка шлепнула меня по губам и сообщила:

– Нет. Никакого секса. Только после свадьбы и рождения ребеночка.

Обдумывая слова Ляпушки, я плелся вслед за Кузьмичем, который летел рядом с бывшей куколкой, обсуждая мелочи предстоящей свадьбы. А также процент первого помощника от ожидаемой прибыли от наследства.

Странно как-то все получилось. Я больше года по свету мотаюсь, эту, простите, дуру выручаю. Рядом со смертью шагаю, сказки ей рассказываю, чтоб слишком не приставала. И что получается? Никакой благодарности. Никаких нежных слов. Даже спасибо не сказала. На фиг такое надо.

От лифтовой шахты до Корабля мы шли по раскатанной красной дорожке под фанфары местного самодеятельного духового коллектива. Преимущественно из бывшего танкового батальона.

Я плелся последним, принимая на грудь остатки поздравительных букетов из сушеных веточек можжевельника. Обычай здесь такой. По дороге развязался на ботинке шнурок. И я, то и дело уворачиваясь от букетов, вдруг подумал, что именно этот пустяковый факт развязанного шнурка останется в памяти местного населения. Ни наши подвиги, ни пролитая кровь и громкие победы. А именно болтающийся во все стороны шнурок. История любит вспоминать мелочи.

И стало мне неожиданно легко и весело. Черт с ней с Ляпушкой. Пусть она подавится состоянием паПА. И с Кузьмичем черт. Никуда он от меня не денется. Важно другое. Я открыл для себя удивительную правду. И заключается она в двух словах. Жизнь продолжается.

На планете мы гостили еще трое суток. Устраивали быт местного населения. Распускали в места постоянного картирования ополченцев. Возвращали из болот партизан, которые вдруг проявили удивительную активность и стали по ночам подкидывать бомбы под Вселенский, думая, что это вражеский объект.

Втайне от первого помощника, и особенно от Ляпушки, я подписал секретное соглашение с местными органами самоуправления, согласно которому вся добыча с местных рудников продавалась исключительно мне. Про друзей я, конечно, тоже не забыл. Прикупил по случаю Кузьмичу местный сухарный завод, а на Ляпушку записал всю прибыль от использования в сельском хозяйстве стратегического бомбардировщика, который окончательно переоборудовали под почтовый кукурузник. Хуану со всем его семейством выкупил на корню только зарождающееся на планете меховое производство.

Только Вселенский остался как бы без подарка. Но я подумал дня два и решил, что лучшим для Корабля подарком станет индивидуальная стоянка, оборудованная по последнему слову науки и техники. С посадочной площадкой украшенной золотыми звездами.

Спустя три дня всеобщего празднования и веселья мы улетели. Провожать нас явилось все здравомыслящее население планеты, включая несознательных партизан, которые по случаю торжеств вышли из подполья.

Мы взлетали на «бис» пять раз, проделали в атмосфере планеты несколько фигур высшего пилотажа, на прощанье высыпали из бомболюков заранее надутые шарики в количестве двух тысяч пятисот и одного белого голубя, который, как бы, символизировал несокрушимую дружбу. Голубя поймал Кузьмич, когда тот нагло клевал предназначенные первому помощнику сухари.

Выйдя на околопланетную орбиту, Вселенский взял курс на Землю, включил маршевые силовые установки и на супер какой-то световой полетел прямиком к дому.

Сразу же после взлета Ляпушка уединилась в самовольно занятом отсеке для отдыха. Я попробовал пару раз туда зайти, но куколка категорически в приеме отказала, мотивируя это тем, что очень устала и ей требуется длительный отдых для восстановления сил и жизненной энергии.

И вообще, как-то все вдруг стало не так.

Кузьмич целыми днями и ночами просиживал за высчитыванием процентов от своей доли. Он намеревался выпросить у паПА кусочек Лунной поверхности и построить сухарно-упаковочный комбинат. Чтобы сухарями своими заполонить всю землю и далее всю галактику. С его рвением к работе у него может все получиться.

Хуан практически не вылезал из коробки, ожидая, пока на нем не отрастут новая шерсть. Я ему посоветовал почаще принимать ванну из крапивы, но Хуан меня неожиданно послал, заявив, что у него совершенно иная структура, чем у нас, у людей.

От Корабля тоже было мало толку. Любой разговор он сводил к одному. Сколько звезд ему выделят, и куда он их всех малевать станет.

А я? Я тосковал. Кончились наши приключения, кончились героические походы и перелеты. Что впереди? Ничего хорошего. Серая жизнь в серых городах, с серым небом. Вселенский на вечную стоянку, пока сам не поймет что к чему и не сбежит в поисках лучшей для себя доли. Хуан непременно попросится к Бабаяге. Шерсть отращивать. Там и сгинет навсегда.

Кузьмич займется финансами. И толку от него, как от хорошего друга больше не будет.

Ляпушка? Не знаю. В последнее время идея свадьбы меня совершенно не прельщала. Странная у нас любовь какая-то. Не взаимная. Хотя, кто говорил о взаимной любви? Так, проблески.

Вот с такими горькими мыслями и событиями мы приземлились на домашней посадочной полосе. Корабль спустил парадный трап, пробурчал, что ему было приятно с нами летать и замолк. Все попытки поговорить с ним заканчивались пустым миганием лампочек и слабыми разрядами тока.

Я собрал нехитрые пожитки и, никого не дожидаясь, вышел на взлетное поле.

– Добрый день, молодой хозяин, – Бемби висел рядом, приветливо гудя внутренним трансформатором, – Сообщить о вашем прибытии?

– Сообщи, – безразлично сказал я, – Братья мои здесь? А паПА где? Передай, что я попозже с ними встречусь.

Не обернувшись на тяжелый, прощальный вздох Вселенского Очень Линейного, я зашагал через поляну к дому. Потому, что не мог. Я чувствовал себя предателем.

Не заглядывая в оранжереи, не слушая доклады дворецких о состоянии коллекции, я прошмыгнул в кабинет, где и заперся. Не только от всего света, но, прежде всего, от самого себя.

В почте было несколько сообщений. Одно из них от Министра Культуры, который сообщал, что объединенное правительство оценив мои заслуги перед человечеством готово предоставить мне статус полноценного гражданина. С одной оговоркой. Замена не менее восьмидесяти частей тела урода на искусственные и испытательный годовой срок.

Я тут же ответил Министру, что премного благодарен за честь, но единственное, на что могу согласиться, так это на замену одного единственного зуба. А на статус мне наплевать, потому, что я и в своей шкуре чувствую себя достаточно хорошо.

Может это поспешный шаг с моей стороны, но я, прежде всего, являлся личностью, и не хотел походить на остальных количеством искусственных вставок, влияющих на долголетие. Проживу столько, сколько проживу, и эти будет моя жизнь.

Также в почте имелось несколько заманчивых предложений от заказчиков, с просьбой отловить на просторах Великой Галактики редкие экземпляры бабочек.

Я подумал немного, и отложил эти сообщения в раздел «Подумать и решить». Может и соглашусь, если настроение изменится.

Бабяга прислала открыточку с поздравлениями. Мол, того и того желаю в счастливой личной жизни.

Знала бы она, что нет никакой личной жизни. Все только и думают о брюликах. Даже Ляпушка.

Закончив с почтой я свалился на кровать и мгновенно заснул. Несколько недель отдыха на командирском кресле вряд ли кому-нибудь придутся по душе.

Разбудил меня робкий стук в двери и жужжание контролера, сообщающего, что ко мне пожаловали посетители.

Взглянув на часы, я поскреб подбородок, соображая, кому это не спиться в такое хреновое утро. Первая мысль была, конечно, о куколке. Одумалась и явилась, чтобы отблагодарить по полной программе. Но эту мысль я откинул сразу. Дождешься!

И я был прав. На пороге стоял паПА.

– Мы тебя ждали, – сообщил он с порога, – Ты не пришел. Могу я зайти.

Я посторонился, пропуская паПА внутрь.

– Разбудил?

– Ничего. Я уже… – я зевнул, так что скулы затрещали.

– Я хочу поговорить о предстоящей свадьбе, – паПА сел на край кровати, вертя головой. Словно ни разу не был у меня на этаже, – Ляпушка сказала, что вы договорились, что свадьба пройдет в тесном кругу.

Я пожал плечами. Если Ляпушка сказала в тесном, почему бы и нет. Да и кто решиться явиться на свадьбу урода?

– Что она еще сказала?

– То, что ты, сын, совершил настоящий подвиг, спасая ее. И она намерена любить тебя до гробовой доски.

Тогда гробовая доска рядом. Изведет, чтобы получить и мою долю наследства.

ПаПА я об этом, конечно, не сказал. Зачем беспокоить старика?

– Когда свадьба? – я буду удивлен, если куколка не сообщила и о точной дате.

– Именно по этому поводу я и явился, – паПА деликатно кашлянул, – Свадьба, как бы уже… Того… Началась. А тебя нет.

Это была плохая новость. Есть ли другая?

– А какая хорошая новость?

ПаПА развел руками.

– Гости ждут. Требуют твоей выдачи. Прилетели какие-то странные существа, говорят, что многим тебе обязаны. Все комнаты для гостей заняли. Так ты как… Спустишься, или без тебя продолжать?

– Без меня, наверно, не стоит. Значит, уже. Мда. Быстро же она. Пум, пум, пум. Ладно, паПА, ты иди, а я сейчас.

ПаПА двинулся к выходу, на пороге остановился, оглянулся, посмотрев на меня так, словно раненую бабочку увидел, и вышел.

Как только дверь герметически захлопнулась, я выпустил из себя воздух и заорал:

– Ду-ура! Какая свадьба в такое хреновое утро? Мозгов, что ли нет? Не могла до обеда отложить? Дворецкие, где вас черти носят? Где мои парадные джинсы? Кроссовки почистили? Да черт с ней, со щетиной. Сойдет и так. А это куда? В петлицу засунуть? Где на футболке парадной петлицу видели. Бросьте… В зубах понесу. Эй ты, пучеглазый, брызни пару раз одеколончиком. Вот… Вот… И здесь немного. Вот так.

Я бросил взгляд в зеркало. На меня смотрел вполне симпатичный мужчинка с огромным букетом роз в зубах. Поправив слишком прилизанную прическу я рванул к месту проведения свадьбы. Но на миг задержался, обратившись к взмасленным от спешки Бемби.

– Кровать застелить. Носки убрать подальше. Шампанское и букет сами сообразите куда поставить. И все такое прочее. Ничего не могу гарантировать, но может быть…. Может быть.

На прощание шмыгнув носом, я ломанулся к месту проведения торжеств.

Первыми, еще в коридоре, меня перехватили зайцы, в пиджаках и панамах. Сунули в руки большого плюшевого медведя, с туго затянутым на шее красным бантом, и пожаловались, что их не пускают в зал торжеств. Они, конечно, могли бы применить силу, но считают себя слишком цивилизованными, чтобы использовать оружие.

Я сказал, что нет никаких проблем, уволил до следующих выходных пару охранников, и зайцы, дружной, гомонящей толпой, повалили занимать свободные места.

У самых дверей поджидал меня штабс-капитан Орлов. Он с ходу обнял меня и сказал, что по его собственному мнению я полный идиот, что женюсь. Потом он подмигнул, указал на выход и прошептал:

– Свобода, сударь, ждет вас радостно у входа. Там уже господин Кулибин готов передать вам наш отреставрированный корабль. А мы, так и быть, займем ваши апартаменты. Поручик, кстати, уже изъявил желание жениться вместо вас.

Я сердечно поблагодарил враз опечалившегося штабс-капитана, заявив, что сия ноша моя и я никому ее не отдам. И вообще, некогда мне тут лясы точить. Меня невеста ждет.

Штабс-капитан сказал:

– Как угодно,с. Тогда оторвемся на всю катушку.

Я ворвался, словно ветер, в зал торжеств и остолбенел.

Кроме вышеназванных зайцев за длинными столами расселись: женский батальон в полном составе с планеты-родины куколки. Во главе отряда сидел поручик и чему-то громко смеялся. Женский батальон, напротив, был красный. Не по идее, а по цвету лиц.

Далее по ряду восседала медуза с девятью головами. Знамя она до сих пор из крепкой руки не выпустила. Перед ней стояло девять столовых приборов и она одинаково ловко управлялась оставшейся свободной рукой, чтобы их всех напоить, накормить, да еще вовремя салфеточкой промокнуть.

Рядом с медузой, обнявшись, расположились Жар Бабочка со своим птенцом Жар Бабеночком. Причем я так и не понял, кто из них кто? Оба здоровые, оба из котлов чугунных жрут и оба на меня влюблено поглядывают, клювами помахивают.

Кто еще… Министра вижу, со всем семейством. Под глазами синяки, на руках браслеты. Доездился за картошкой. Зато вся спина в орденах.

Братья мои уже нашкалились. Довольны, что не они женятся.

Человек сорок фуфаечников, в парадных фуфайках. Лошадку чемпионку с собой прихватили. Ржет радостно и хвостом трехцветным вино сухое занюхивает.

Старик в обнимку с аквариумом, в котором плавает маленькая золотая рыбка, по виду напоминающую водолаза в скафандре. С ним рядом торчат ноги чьи-то в валенках. Кто именно не знаю, но могу догадываться. Дедушка из чума, скорее всего. Ружьишко-то его.

От якудзян большая делегация. Пьют мало, только глазами узкими по сторонам рыскают. Наверно секреты здешние вынюхивают.

В полном составе Оркестр Армии и Флота. Трубы и барабаны спрятали, колбасу домашнюю докторскую лопают.

Хуан в новой шерстке, со всем своим семейством.

Папаша куколкин. Всю деревню с собой притащил, не считая партизан, которые все больше на яйца в майонезе налегают.

ПаПА в косоворотке руководит заносом в зал жареного слона с ежиками.

Кузьмич в смокинге. Водку мимо бокала льет, да на свою хомо-бабочку пялится.

И Ляпушка…

Я ее как увидел, про всех остальных забыл. Мгновенно и навсегда.

Сидела она вся такая прекрасная. Голова в кудрях, крылья в вуали, плечи сверкают, глаза опущены. Грудь вверх, вниз. Вверх, вниз. И красива, аж под лопатками зачесалось.

Как дошел до своего места, да Кузьмича сгонял, не помню. Словно во сне все происходило. Сесть не успел. Господин Кулибин, в одну харю хлеставший коньяк, гаркнул:

– За Рассею!

Его подхватили все остальные, но с другим, более подходящим тостом:

– Горько!

Большой оркестр Армии и Флота соскочил с мест, вытащил из-под столов инструменты и на скорую руку исполнили мелодию «Полынь горькая, полынь несладкая…».

– Горько, – сказал паПА и смахнул с глаз слезу.

Тут у меня спазм прошел. Туман рассеялся, мозги на место заскочили.

Я встал, повернулся к Ляпушке.

– Поцелуемся, что ль? – спросил я, шмыгнув носом.

Ляпушка медленно поднялась, посмотрела на меня глазами, любовью полными, и сказала:

– Только без засосов. И еще, ты не удивляйся, мне какой-то козел два зуба выбил. Не обращай внимания.

И мы поцеловались.

И жили мы долго и счастливо, и помирать в один день не собирались.

Со слов Константина Сергеева, профессионального охотника за бабочками, записано, проверено и подправлено.

Земля. Российская область. Полярный мегаполис.

****1 год от Рождества Записал С. Костин

117